Текст книги "Кредит на революцию. План Парвуса"

Гельфанд испытывал сильную ненависть к царскому режиму, и все его рассуждения о войне сводились к конечной цели – революции в России. Он не задумывался о том, что будет с Россией в случае победы Германии, его не беспокоило усиление полуабсолютистского немецкого государства, предполагаемое поражение французской и английской демократии выпало из его поля зрения. Позже во время войны он пойдет на уступки и компромиссы, но все они будут делаться в направлении немецкого шовинизма.

Сам Гельфанд не считал себя ни шовинистом, ни ренегатом, изменившим социалистическому движению. Он был готов на все ради окончательного свержения царизма и ратовал за победу Германии, так как это должно было привести сначала к революции в России, а затем и во всем мире. Естественно, он стал злейшим врагом всех немецких революционных движений.

Но Гельфанд занимался не только написанием статей для социалистических газет, у него были и другие дела в Турции.

В первую очередь следовало убедить турецкое правительство вступить в войну на стороне центральных держав, а для этого необходимо было провести мобилизацию экономических ресурсов. Немецкий посол в Константинополе Фрайхер фон Вангенхайм был того же мнения[157]157
  Телеграмма № 362 в министерство иностранных дел от 22 июля 1914 г.


[Закрыть].

И здесь не обошлось без Гельфанда. Он был в основном заинтересован в поставках зерна в турецкую столицу и в модернизации железных дорог. Ему удалось получить зерно из Анатолии[158]158
  Анатолия – в древности название Малой Азии; в Османской империи название провинции на западе Малой Азии с центром в Кютахье; с 1920-х гг. название азиатской части Турции. (Примеч. пер)


[Закрыть] и Болгарии. Кроме того, он импортировал оборудование и запасные части для мукомольной промышленности[159]159
  См: Парвус. Meine Entfernung aus der Schweiz («Высылка из Швейцарии») // Колокол. 1919. С. 1488.


[Закрыть].

Он внес существенный вклад в раннее вступление Турции в войну, оказав ей экономическую помощь. Полученная от коммерческих операций прибыль помогла ему расширить сферу деловых интересов. После Турции Гельфанд сосредоточил внимание на Болгарии, где провернул подобные же сделки.

Мобилизация турецкой армии стала первым шагом в подрывной деятельности Гельфанда, направленной на свержение царского самодержавия. Еще до вступления Турции в войну революционная организация под названием «Союз освобождения Украины» (Украинский союз), созданная украинцами (также известными как рутены, чьи западные поселения находились на территории империи Габсбургов) в Вене, выступила с обращением к турецкому народу. «Политическим постулатом Союза» являлась державная независимость Украины; реализацию своих национальных стремлений Союз связывал «с разгромом России на войне, развивая в этом направлении соответственную деятельность». Вскоре официальные круги в Вене и Берлине оказали финансовую помощь Союзу. Австрийское и германское правительства с одобрением относились к любым действиям, направленным на ослабление царской империи; они передали в распоряжение Союза значительные средства, а затем поместили его под начало министерства иностранных дел в Вене.

В конце сентября Союз предложил план открытого выступления против России. Предлагалось направить на Украину экспедиционные силы для подстрекательства к восстанию против царского режима, причем составить их планировалось из добровольцев – русин и кавказцев – и из русских пленных – уроженцев Кавказа и Украины. Лидеры Союза Мариан Меленевский (партийная кличка Басок) и доктор Лев Ганкевич поехали из Вены на Балканы, чтобы изучить положение в области, окружавшей район предполагавшегося наступления. Министерство иностранных дел уведомило главы австрийских дипломатических миссий в Константинополе и Софии о прибытии двух членов Союза и попросило оказать им содействие[160]160
  Министерство иностранных дел – Паллавичини, 29 сентября 1914 г.


[Закрыть].

Отношение Гельфанда к войне вызывало у членов Украинского союза особое внимание, поэтому, прежде чем обратиться к австрийскому послу Паллавичини, Меленевский разыскал в Константинополе Гельфанда.

Тот был готов оказать помощь украинским товарищам. В первую очередь он дал Меленевскому рекомендательное письмо к редакторам крупных константинопольских газет. Когда в конце октября в Константинополе Меленевский издал первую прокламацию, австрийский посол сразу сообщил в Вену об успехе его миссии[161]161
  Паллавичини – Берхтольду, 22 октября 1914 г.


[Закрыть].

В то же самое время армянские и грузинские социалисты тоже заявили о независимости своих государств и, конечно, получили поддержку Гельфанда. Его дом в Константинополе превратился в место встреч националистов и социалистов, вынашивавших заговор против царской империи.

В конце октября 1914 года Меленевский попросил у Гельфанда разрешить Украинскому союзу издать его статью «За демократию – против царизма». Гельфанд с удовольствием дал согласие. Воспользовавшись возможностью, в предисловии к статье, появившейся в Константинополе в декабре 1914 года, он сформулировал свое отношение к вопросу о национальных революциях. Он чувствовал революционную энергию в национализме и был готов использовать ее для свержения царского режима. События 1905 года показали, объяснял Гельфанд, что огромные запасы энергии, находящиеся в распоряжении самодержавия, заключены в административной централизации русской империи. Социалистическая оппозиция может достигнуть успеха только в том случае, если объединится с национальными меньшинствами. Централизованное, деспотичное государство необходимо заменить «свободным союзом всех национальностей огромной империи».

Без долгих разговоров Гельфанд объяснил Меленевскому, что, с его точки зрения, национальные лидеры совершенно напрасно проявляют активность в изгнании. Гельфанд утверждал, что имеет значение только работа, проводимая непосредственно в России, а все то, что делается за границей, не имеет ровным счетом никакого смысла. Меленевский целиком поддерживал его мнение. В свою очередь Гельфанд одобрил план Союза по отправке армии в Россию.

Меленевский представил Гельфанда доктору Циммеру, уполномоченному германского и австрийского посольств по делам антироссийских националистических движений, которые финансировались Германией и Австро-Венгрией. Циммер, как и Гельфанд, хорошо знал Балканы. Циммер был сыном немецкого промышленника из Мангейма, и в 1909 году купил ферму на Черном море. Он заинтересовался конфликтом, вытекающим из стремлений национальных меньшинств в России к самоопределению, и, когда в 1914 году он предложил свои услуги германскому посольству в Константинополе, они были с благодарностью приняты. Вот таким образом он и стал уполномоченным по делам антироссийских националистических движений.

Украинский союз извлек выгоду из сотрудничества Циммера и Гельфанда. 2 декабря Паллавичини опять сообщил в Вену об удивительном успехе миссии Меленевского. Полезные связи в социалистическом движении, подчеркнул Паллавичини, помогли Меленевскому войти в русские социал-демократические круги и получить поддержку политики, проводимой Украинским союзом. Двумя днями раньше Тарновский, австрийский министр в Софии, в весьма оптимистичном тоне сообщил о действиях доктора Ганкевича, местного представителя Союза. Доктор Ганкевич, установивший контакты с рядом политиков и журналистов, по словам Тарновского, тоже поддерживал «тайные отношения с разными социалистами»[162]162
  Паллавичини – министру иностранных дел, телеграмма № 898. Тарновский – консулу Урбану. Телеграмма № 1256, 30 ноября 1914 г.


[Закрыть].

Союзу удалось сформировать ядро экспедиционной армии. Группа украинцев и кавказцев прошла специальную подготовку для проведения диверсий в глубоком тылу. Но армия Циммера так и не покинула Константинополь; план, получивший одобрение, не был воплощен в жизнь. Теперь стали очевидны серьезные ошибки, допущенные на протяжении прошедших недель.

Прежде всего, пытаясь привлечь в армию как можно больше добровольцев, Союз фактически набрал людей, не способных вести подрывную деятельность в России. У них не было ни опыта, ни специальных знаний; их подход к решению сложнейшей задачи нельзя было назвать иначе как любительским. Но что хуже всего, эти люди не придавали значения такому понятию, как секретность. В начале ноября 1914 года, к удивлению правительств в Берлине и Вене, русская эмигрантская пресса поместила первые сообщения о действиях Украинского союза[163]163
  См.: Голос. 1914. 11 ноября. Мельгунов П.С. Золотой немецкий ключ. Париж, 1940. С. 18–20.


[Закрыть].

В этих статьях, появившихся в начале войны, сообщалось о первых подрывных действиях Гельфанда. Слухи вокруг имени Гельфанда впоследствии переплелись в столь сложную сеть, что не представляется никакой возможности ее распутать. Ему пришлось научиться бороться с этими слухами, и у нас будет возможность узнать, как ему удавалось это делать. Однако поначалу Гельфанд был убежден, что русские эмигранты в Швейцарии и Франции не слишком осведомлены о его деятельности, и категорически отрицал связи с Украинским союзом[164]164
  См.: Ein Verleumdungswerk («Одно клеветническое дело») // Колокол. 1915. С. 127.


[Закрыть].

Наконец, когда Энвер-паша, исходя из стратегических соображений, высказал возражение против отправки армии в Россию, дело застыло на мертвой точке. При поддержке генерала Лимана фон Сандерса[165]165
  Сандерс Лиманфон – немецкий генерал. Глава германской военной миссии в Турции в 1913–1918 гг. Военная миссия Лимана фон Сандерса способствовала установлению военно-политического контроля Германии над Турцией в годы Первой мировой войны. В феврале 1915 – январе 1916 г. командовал 5-й турецкой армией на Галлипольском полуострове, в 1917–1918 гг. – группой турецких войск в Палестине. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Энвер-паша смог отложить отправку экспедиционной армии до получения Турцией превосходства на Черном море. Это было в середине ноября, за несколько дней до вступления Турции в войну на стороне центральных держав[166]166
  Паллавичини – министру иностранных дел. Телеграмма № 837, 17 ноября 1914 г.


[Закрыть].

Несмотря на постигшую Союз неудачу, Гельфанд не пришел в уныние. В начале декабря 1914 года он был уверен, что знает надежный способ ниспровержения царского режима. Невозможно долго сопротивляться союзу центральных держав с русскими революционерами прусскому оружию с русским пролетариатом. Хотя мотивы у этих двух сторон, которые привели к объединению, различны, но цель одна – разгром и свержение царизма. Гельфанд считал, что этот союз принесет огромные преимущества и тем и другим. Его совершенно не беспокоила очевидная несовместимость немцев и русских революционеров и трудности, которые возникнут в отдаленном будущем.

В начале января 1915 года Гельфанд попросил Циммера организовать ему встречу с германским послом в Константинополе. 7 января Фрайхер фон Вангенхайм принял Гельфанда. Негоциант-социалист[167]167
  Негоциант – торговец, купец (фр.). (Примеч. пер.)


[Закрыть] заявил германскому послу: «Интересы германского правительства полностью совпадают с интересами русских революционеров. Российские демократы могут добиться своих целей только при условии полного разрушения самодержавия и разделения России на отдельные государства. С другой стороны, Германии не удастся добиться полного успеха, если в России не произойдет революция. Кроме того, даже в случае победы Германии Россия будет представлять для нее немалую опасность, если Российская империя не распадется на отдельные независимые государства».

Уже задействованы некоторые русские революционеры, но между фракциями нет единства. Чтобы превратиться в более дееспособную силу революции, русские социал-демократы должны объединиться, но на проведение объединительного съезда нужны значительные финансовые средства. Гельфанд надеялся, что имперское правительство в Берлине сделает больше, чем просто передаст деньги на революцию в России. Он уверен, заявил Гельфанд послу, что немецкая социал-демократия будет вознаграждена за «патриотическое отношение» немедленным улучшением положения с начальными школами и решением вопроса с продолжительностью рабочего дня.

На следующий день, 8 января, фон Вангенхайм направил в министерство иностранных дел Германии телеграмму с подробной информацией о беседе с Гельфандом, выразил свое благожелательное отношение к его идеям и передал его просьбу лично представить в министерство иностранных дел выработанный план выведения России из войны посредством революции. Посол подчеркнул, что Гельфанд уже оказывал «полезные услуги» в Константинополе, и добавил, что с начала войны этот «известный русский социалист и публицист» проявляет «пронемецкие» настроения. После встречи с послом у Гельфанда сложилось впечатление, что его ждет благожелательный прием на Вильгельмштрассе. Он уехал из Константинополя раньше, чем телеграмма дошла до министерства иностранных дел.

Гельфанд отправился из Константинополя в Берлин с заездом на Балканы и в Вену. 9 января он прибыл в Бухарест. Из местных социалистов Гельфанд был знаком с Маринеску и Доброджену; его старый друг Раковский вернулся в румынскую столицу, руководил местной партийной организацией и редактировал ежедневную газету.

Гельфанд понимал, что в Будапеште должен действовать тактично. За несколько недель до его приезда румынскую столицу посетил депутат рейхстага Сюдекум при поддержке министерства иностранных дел Германии и социал-демократической партии. Он предпринял попытку оказать влияние на местных социалистов с тем, чтобы склонить их на сторону Германии, но добился лишь подозрительного отношения со стороны румынских социалистов. Гельфанд опасался, что их позиция по вопросу о войне не совпадает с его позицией. Партийные лидеры хотели сохранить нейтралитет и удержать свою страну от вступления в войну.

Нейтралитет не обязательно подразумевал антигерманскую позицию. Гельфанд, зная мнение румынских социалистов, даже не пытался склонить их на сторону Германии. Он знал положение на Балканах и оказался более удачлив, чем Сюдекум. Он хотел получить заверения в «благосклонном» нейтралитете, и Маринеску был готов гарантировать это. Другое дело Раковский; с ним Гельфанд мог говорить откровенно, и не только о ситуации в Румынии.

Все указывает на то, что Раковский изъявил готовность принять финансовую помощь для румынской партии и согласился с планами Гельфанда в отношении России. Через три дня после прибытия Гельфанда в Бухарест здешний германский представитель фон Буше-Хадденхаузен (министерство иностранных дел Германии уведомило его о предстоящем визите Гельфанда в Бухарест) сообщил в Берлин, что может передать деньги румынским социалистам «незаметным образом», и просил одобрения на передачу (за антивоенную пропаганду) 100 тысяч лей.

Получив согласие из Берлина, Буше встретился с лидером социалистов. Однако в том же году на съезде партии Раковский заявил, что Гельфанд был единственным, кто пожертвовал 300 лей на социалистическую газету, сумму, которая позже была возвращена.

Во время съезда Раковский был основным оратором, выступавшим с призывом к массовой социалистической демонстрации за мир, и его, как пишет Буше, поддерживали «я и австро-венгерский министр».

После вступления Румынии в войну на стороне Антанты в 1916 году местная полиция арестовала Раковского за антивоенную пропаганду. В 1917 году, после быстрого поражения Румынии в войне, Раковский появился в Стокгольме и стал выпускать румынскую социалистическую газету. Он обратился к немецкому представителю в Швеции с просьбой разрешить проезд в Швецию через территорию Германии его жене. Фон Буше в это время работал в Берлине заместителем государственного секретаря министерства иностранных дел, и отнесся к просьбе Раковского положительно, отметив, что «в прошлом Раковский работал на нас в Румынии». Когда годы спустя во время сталинских чисток, после своей головокружительной советской карьеры, Раковский находился под судом по обвинению в участии в «право-троцкистском блоке», государственный прокурор Вышинский обвинял Раковского и в том, что он – германский агент. Наверняка у Раковского[168]168
  Раковский Христиан Георгиевич – политический деятель, дипломат. С 1889 г. в европейском социал-демократическом движении. В 1918 г. председатель временного революционного правительства Украины. В 1919–1923 гг. председатель Совета народных комиссаров Украинской ССР. С 1923 г. полпред в Великобритании, в 1925–1927 гг. во Франции. Член ЦК партии в 1919–1927 гг. Репрессирован; реабилитирован посмертно. (Примеч. пер.)


[Закрыть] во время процесса неоднократно мелькала мысль: откуда Вышинский об этом знает.

В январе 1915 года у Гельфанда были все причины оставаться довольным результатами своего молниеносного набега на Бухарест. Ему удалось за несколько часов сделать то, в чем видный немецкий социалист потерпел полное фиаско. Когда Буше обратился в Берлин за подтверждением принятого им решения о передаче румынским социалистам 100 тысяч лей, Гельфанд уже два дня как находился в болгарской столице.

Он приехал в Софию 10 января. Болгарские социалисты считали его приверженцем марксизма, основным критиком ревизионизма. В то время болгарская партия разделилась на две фракции: «тесных» и «широких» социалистов. Раскол был вызван отношением к мелкому крестьянству – почти так же, как это было у немцев в период дебатов по аграрному вопросу в девяностых годах XIX века. Благодаря занятой им в то время позиции Гельфанд пользовался особым уважением «тесной» фракции болгарской партии. Хотя отношение лидеров этой фракции Димитра Благоева и Георги Киркова к войне мало чем отличалось от позиции румынских товарищей, они считали, что обязаны позволить Гельфанду, старому «товарищу по оружию», изложить свои взгляды перед большой аудиторией.

Они пригласили Гельфанда в качестве одного из основных ораторов на митинг, который должен был состояться на следующий день. Для болгарских социалистов имя Гельфанда сохраняло свою притягательную силу. 11 января 1915 года около 4 тысяч человек собрались в зале самого большого городского театра; появление на сцене Гельфанда было встречено «бурными аплодисментами»[169]169
  Благоев А. Плеханов и Парвус // Избранное. Т. 2. София, 1951. С. 669–676.


[Закрыть].

Стоило Гельфанду заговорить, как в зале установилась тишина. Царизм угрожает европейской демократии, подчеркнул Гельфанд. Успехам социализма угрожает русская армия, и Германия несет основное бремя в борьбе против русского абсолютизма. Гельфанд призвал болгар вступить в войну на стороне Германии. Победа Германии, заявил он, необходима не только в интересах социализма, но и для национального развития балканских государств и независимости украинцев, поляков и жителей Кавказа.

Когда Гельфанд закончил выступление, в зале стояла мертвая тишина. Было ясно, что болгарские социалисты не собираются сдвигаться с занятой ими нейтральной позиции. Незадолго до этого митинга Плеханов, отец русского марксизма, от имени России пытался сделать то, что сейчас делал Гельфанд, выступая от имени Германии. Их обоих постигло разочарование. В партийном органе «Ново време»[170]170
  «Ново време» («Новое время») – болгарский ежемесячный общественно-политический журнал, теоретический орган ЦК БКП. Основан в 1897 г. Д. Благоевым. Выходил с некоторыми перерывами до 1923 г.; возобновлен с января 1947 г. Сыграл выдающуюся роль в пропаганде марксистской идеологии, в борьбе против оппортунизма, за создание революционной марксистской партии болгарского рабочего класса. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Благоев написал, что Гельфанд, как и Плеханов, патриот и шовинист.

Берлинское партийное руководство, которое так уверенно защищал Гельфанд, по словам Благоева, предало немецких рабочих 4 августа 1914 года. Истинные представители немецкого пролетариата, считал Благоев, экстремисты, сгруппировавшиеся вокруг Розы Люксембург, Либкнехта и Меринга, людей, открыто осудивших войну.

Благоева поддержали и прорусски настроенные болгарские патриоты. Они яростно критиковали политический курс Гельфанда, а затем перешли на его личность. Они заявили, что он является агентом германского империализма, предателем социализма, а далее откровенно поведали, что он из тех людей, которых можно купить, теневой бизнесмен, сделавший состояние на «темных» сделках, и в этом не последнюю роль сыграла помощь со стороны германского правительства.

Гельфанд считал, что кампания в прессе против него была инспирирована русской дипломатической миссией в Софии; так это было или нет, но о его визите в Софию много писали, а особого успеха Гельфанду он не принес. Консервативный дипломат старой школы фон Михахеллес считал, что Гельфанд не может выступать в качестве политического советника. В отличие от Буше, обладавшего широкими взглядами и склонного к политическим импровизациям, Михахеллес не имел времени на эксперименты. О поездке в Болгарию Гельфанд доложил Буше и в конце января вернулся в румынскую столицу.

В начале следующего месяца Гельфанд приехал в Вену. Его больше интересовало установление контактов с оставшимися в Вене русскими эмигрантами, чем с австрийскими социалистами. Большинство русских эмигрантов в начале войны были вынуждены уехать в Швейцарию. Гельфанду повезло: в числе еще остававшихся в Вене был Рязанов[171]171
  Рязанов Давид Борисович (псевдоним, настоящая фамилия Гольдендах) – деятель российского социал-демократического и коммунистического движений. Родился в Одессе в религиозной многодетной семье небогатого торговца. Рано порвал с еврейскими традициями. Впоследствии писал в анкете в графе «национальность»: «Еврей по происхождению и русский по национальности». С 1887 г. начал активно участвовать в революционном движении: сначала был народником, затем перешел к марксизму, организовал первый в Одессе марксистский кружок. Наряду с практической партийной работой еще до 1905 г. занялся углубленным изучением теории и истории марксизма. (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Рязанов пользовался доброй славой среди австрийских и немецких социалистов; он имел связи в университетских и официальных кругах Вены и чувствовал себя там как дома. Рязанов был старым товарищем Гельфанда; в далекие девяностые они учились в одной школе в Одессе. Когда Рязанов в начале XX века приехал в Германию, Гельфанд представил его немецким лидерам социал-демократов и принял меры, чтобы его статьи печатались в Neue Zeit Каутского. После раскола русской социал-демократической партии в 1903 году Рязанов и Гельфанд подвергли жесточайшей критике русскую партийную организацию. Главным недостатком, считали они, сравнивая движение в России с массовыми движениями Западной Европы, являлась оторванность партии от политических реалий России. Между Рязановым и Гельфандом существовало поразительное родство душ; в 1905 году Рязанов был ведущим членом группы парвусистов.

Их дружба базировалась на сходстве политических позиций и на некоторых свойствах характера, присущих обоим. Оба держались обособленно, были излишне самоуверенны, критически настроены к окружающим. И хотя Рязанов больше тяготел к науке (позже, с 1921 по февраль 1931 года, был директором Института К. Маркса и Ф. Энгельса при Социалистической академии ВЦИК – ЦИК СССР), друзей объединяло общее презрение к интеллектуальным посредственностям и убежденность в оригинальности собственных идей. Однако в отношении войны у них были разные мнения. Рязанов сочувствовал интернационалистам – противникам участия социалистов в войне, во главе с Троцким и Мартовым, и кругу их друзей, связанных с газетой «Наше слово» в Париже. Но это не помешало Рязанову пригласить друга Гельфанда в свой дом в Вене. Гельфанд гостил у Рязанова спустя несколько месяцев после того, как здесь же останавливался Ленин, когда австрийские власти позволили лидеру большевиков после краткосрочного заключения продолжить поездку в Швейцарию.

Гельфанд в полной мере воспользовался пребыванием у Рязанова. Ему была необходима полная информация о русских социал-демократах, живших в Вене, об их настроениях, политических установках, кто с кем враждует и кого связывают тесные отношения. Хозяин дома имел все возможности, чтобы обеспечить его нужной информацией. У Рязанова имелись все легальные и нелегальные публикации; он поддерживал связь с русскими партийными лидерами, знал, чем они заняты и о чем думают. Подобная информация была не менее важна для Гельфанда, чем общение с русскими социалистами, которое Рязанов мог легко организовать.

Через Рязанова Гельфанд открыл секретный канал, который вел в сложную сеть русских социалистических групп. Рязанов был не тем человеком, который из-за собственных амбиций побоялся бы пойти на компромисс ради тактической выгоды. Не надо было обладать особой искушенностью в политике, чтобы понимать, что русские социалисты, особенно те, кто выступал против войны, составляли небольшую, изолированную группу. Они нуждались в союзниках, которые могли бы предложить конкретную помощь. Рязанов имел все причины считать, что Гельфанд станет именно таким союзником. Усилия его были вознаграждены. Среди немногих сохранившихся после Гельфанда документов имеется платежное поручение банка, датированное 1915 годом, на выдачу Рязанову 5 тысяч марок.

Кроме того, Рязанов представил Гельфанда Абрамовичу[172]172
  Абрамович (Рейн) Рафаил Абрамович – с юношеских лет член Бунда, один из его лидеров. В дальнейшем – активный участник общероссийского социал-демократического движения. В 1910 г. бежал из ссылки за границу. В мае 1917 г. вернулся вместе с Мартовым в Петроград. Идеологически был близок к Мартову. Член ВЦИКа и бюро ВЦИКа первого созыва. Активный участник движения уполномоченных от фабрик и заводов Петрограда в 1918 г. В 1920 г. эмигрировал. Был членом заграничной делегации РСДРП, игравшей роль ЦК меньшевиков, находившихся в эмиграции. Вместе с Мартовым в 1921 г. основал печатный орган меньшевиков-эмигрантов, журнал «Социалистический вестник», и в течение всех лет существования этого журнала, до 1962 г., был членом его редакции. (Примеч. пер.)


[Закрыть], члену меньшевистского ЦК и одному из лидеров Бунда. Гельфанд также имел беседу с главным редактором итальянской газеты «Аванти» Джачинто Серрати[173]173
  Серрати Джачинто Менотти – один из руководителей Итальянской социалистической партии (в 1910-х гг.), один из лидеров максималистов. С 1914 по 1922 г., после исключения Муссолини из социалистической партии, занимал место редактора главного печатного органа партии «Аванти». Участник II конгресса Коминтерна. На съезде Итальянской социалистической партии в Ливорно в 1921 г. был исключен из Коминтерна. С середины 1922 г. вместе с Маффи, Бомбаччи и другими организовал так называемую группу «Третье-интернационалистов», в качестве делегата которой присутствовал на IV конгрессе Коминтерна. После возвращения в Италию, обвиненный в государственной измене, Серрати был арестован по распоряжению Муссолини. В августе – сентябре 1924 г. серратианцы вошли в Итальянскую компартию. (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Серрати заверил Гельфанда, что Италия сохранит нейтралитет. Гельфанд сообщил мнение итальянского журналиста германскому послу в Вене.

Теперь Гельфанд был готов ехать в Берлин. Ему многое удалось, и он собрал обширную информацию по пути из Константинополя. Это не было возвращением блудного сына. Примерно пять лет назад Гельфанд останавливался в Вене по пути на Ближний Восток. Тогда он был нищим журналистом, жившим впроголодь, которым двигала страсть к приключениям и необходимость на время «уйти в бега». Теперь, когда у него были деньги, много денег, и тесные связи с власть имущими, он мог уверенно предстать перед товарищами. Он считал, что они смогут воспользоваться его возможностями, и понимал, как может использовать их.

Его материальное положение, как и политическая позиция, полностью изменилось. Он стал одним из тех социалистов, кто одобрял войну, правда, руководствовался Гельфанд отнюдь не патриотизмом. В Константинополе и Софии он впервые ощутил власть денег. Теперь этот радикальный социалист и революционер вел активную пропаганду в пользу Германии. Смена образа была не слишком большой ценой и не означала исключения из рядов социалистов. Он имел встречи с немецкими дипломатами, с людьми, которые сыграют важную роль в его жизни. Некоторые из них доверяли ему, но не полностью, и он не доверял им. Он выделялся своей эксцентричностью в привычном для них мире, и людям требовалось время, чтобы примириться с его существованием, не говоря уже о его политических планах. Он, конечно, не был до конца откровенен, он вообще редко с кем говорил начистоту. Занимая незаметное место на политической сцене, он привык оказывать влияние, не будучи одним из ведущих актеров, и сохранял анонимность, когда считал это нужным. Это положение позволяло Гельфанду наблюдать за миром невозмутимо и даже, вероятно, с презрением.