Текст книги "Боги войны"

26

Они шли сквозь лес, и сухие чешуйки деревьев, непохожих на земные, хрустели под ногами Корсона. Уриане-провожатые двигались бесшумно. Они были легкими – от крылатых предков им достались в наследство полые кости. Корсон мог бы задушить их голыми руками и услышать предсмертный хрип. Но оружие в когтях уриан было наведено на него, к тому же он еще нуждался в них – пока.

Ему вспомнилась первая ночь на этой планете... Тьма и шум леса, в который он вслушивается, пытаясь определить, где притаилась Бестия... Впрочем, теперь он имеет дело с новым чудовищем, гораздо худшим: человеком. С полковником Вераном.

Они оставили катер далеко от лагеря, надеясь, что их приближение останется незамеченным в суматохе, вызванной нападением или же, скорее, бегством его, Корсона, и Антонеллы... Корсон взглянул на часы. Сейчас они бегут через лагерь, сопровождаемые незнакомцем, которым был он сам, и уже приближаются к гиппронам. Вот молчаливый незнакомец с лицом тени седлает одного из гиппронов. Вот подсаживает в седло другого Корсона и Антонеллу. Через мгновение они, три человека и два гиппрона, исчезнут в небе и во времени.

Через мгновение.

Первая ночь на планете... И в этот раз, как тогда, он не осмелился зажечь фонарь. Но теперь на радужной оболочке его глаз были контактные линзы, позволяющие видеть в инфракрасном диапазоне. Планета казалась черной, такой же сумрачной, как и небо, только на ней не было звезд. Краснели стволы. Чешуйки на деревьях отсвечивали оранжевым. То тут, то там редкие камни отдавали тепло дня и лучились бледным сиянием. Маленькое светящееся пятнышко юркнуло в кусты: испуганный зверек...

Он почувствовал запах горелой травы и расплавленного песка. Лагерь был совсем рядом.

Это и называется историческим моментом? – подумалось Корсону. Как много зависит сейчас от него для этой планеты. Согласится ли Веран? А что, если люди полковника просто выстрелят, если его убьют? Соглашения не будет. Чудовища останутся бродить на свободе, как прежде. И Бестия, и чудовища-люди...

Начнется война. Или даже две. Между урианами и людьми. Между Урией и Галактическим Советом или Службой Безопасности – название несущественно – врагов уриане найдут. Что-то случится. Трещина пройдет через века и разорвет ткань времени. Он это знал. Иначе зачем ему быть здесь? Его послали заткнуть брешь, не сказав, ни как это сделать, ни зачем это нужно.

Исторический момент! Время и место, где пересеклись многочисленные ветви времени, где он встретил самого себя, хотя и не подозревал об этом, и где они едва не встретились снова. Исторический момент! Как будто кто-то о нем вспомнит... Как будто история состоит лишь из битв и союзов, из подписанных и нарушенных договоров. Нет, она нечто совсем иное. Здесь, в обманчивом покое леса, он понял: то, что заслуживает называться историей, противоположно войне. История – это тоже ткань. Война – разрыв в ней, а все бесчисленные войны – шипы и тернии, рвущие ткань истории, которая... – ему стало жутко, так он не боялся даже встречи с дозором Верана, – которая восстанавливается с чисто биологическим упорством. Он чувствовал себя наследником и соплеменником миллиардов и миллиардов людей, рождавшихся и умиравших в прошлом, своими телами и своими жизнями выткавших великую сеть истории. Он был в ответе за миллиарды миллиардов своих собратьев, которым еще предстояло родиться. Он постарается дать им шанс. И ответит тем, кто уже мертв.

Удар уриан даже не был бы большой войной. Но никогда еще никакая война не была более важной. Битва, в которой миллионы звездных кораблей истребляли друг друга, вроде той, что бушевала шесть тысяч лет назад, в каком-то смысле значила даже меньше, чем первая стычка двух питекантропов, вооруженных камнями...

Завеса деревьев поредела. Заметались огоньки. Тонкая пурпурная черта, бледная и смертоносная, рассекла ночь пунктирной линией, прерывавшейся стволами деревьев. Корсон дал знак, уриане застыли в молчании – Корсон слышал их легкие вздохи. Дальше он пойдет один – один, но с диском передатчика на шее, и сам будет разговаривать с Вераном, пока не заключит первое соглашение. Он не сомневался, что Нгал Р’Нда слушает его.

Огненный пунктир погас, но Корсон медлил, пока из лагеря его не окликнул спокойный голос:

– Корсон, я знаю, что это вы.

Голос Верана... Корсон двинулся к пятну прожектора, делая вид, что ему наплевать на оружие, нацеленное ему в спину, а теперь еще и в грудь.

– Значит, вернулись. И даже нашли время сменить мундир.

В голосе слышалась скорее ирония, нежели гнев. Веран умел владеть собой.

– А девчонка, конечно, в надежном месте?

– Я же здесь, – просто ответил Корсон.

– А где вы еще можете быть? Достаточно оказалось небольшой разведки в будущем. Я ведь знал в тот раз, где вас найти. Впрочем, вы сами показали мне это место. Полагаю, у вас были серьезные основания вызвать меня после бойни на Эргистаэле именно сюда. И, думаю, у вас есть, что мне сказать.

– Просто могу вам кое-что предложить.

– Подойдите ближе. Я не собираюсь держать защиту отключенной так долго.

Корсон сделал несколько шагов. Пурпурная линия засветилась позади него, и он почувствовал знакомую глухую вибрацию.

– Итак, что вы намерены предложить мне, капитан?

– Союз, – сказал Корсон, – и союзников, в которых вы дьявольски нуждаетесь.

Веран даже бровью не повел. Его серые глаза холодно блестели в жестком свете прожекторов. Он напоминал статую, которую только начали высекать из глыбы. Люди полковника были похожи на него. Двое держались позади Верана, неподвижные, массивные, их пальцы сжимали похожие на игрушечные излучатели с тонкими, заостренными стволами. Шестеро других растянулись полукругом, в центре которого оказался Корсон. Они стояли на безопасном расстоянии, слишком далеко, чтобы он мог достать кого-нибудь даже в самом отчаянном броске – у них всегда оставалось время и место для выстрела. Профессионалы. В какой-то мере это обнадеживало: такие не станут стрелять без приказа, разве что в случае настоящей опасности.

Только Веран был без оружия. Корсон не видел его рук, сомкнутых за спиной, но знал, что пальцы правой сжимают запястье левой – привычка всех полковников. В другой жизни, в другом времени Корсону часто приходилось иметь с ними дело.

С Вераном трудно будет договориться.

– Я мог бы вас убить, – сказал полковник, – и пока не делаю этого только потому, что вы отправили мне послание и избавили от больших неприятностей. Но я жду объяснений.

– Да, конечно.

– Это послание исходило от вас? Или от кого-то другого?

– От кого же еще? – спокойно поинтересовался Корсон.

Послание с его подписью? Он не помнил, чтобы отправлял его. Он ведь даже не знал Верана. А между тем в нем наверняка была назначена встреча на этой планете, в этом месте и в этот час. И совет Верану – как покинуть Эргистаэл, когда положение станет безнадежным. Это послание, которое ему только предстояло отправить! Оно могло быть частью плана, складывавшегося в его голове, и означало, что в будущем этот план станет более основательным. Он еще подумает над ним, когда будет знать и уметь больше, но сейчас мелькают лишь какие-то обрывки. А если что-нибудь не получится, если Веран не согласится на союз, сможет ли Корсон тогда отправить послание? Ведь оно существовало, без него Веран не прилетел бы на Урию, значит, он должен был его отправить. Но когда ему пришло в голову то, что должно прийти в голову? Сейчас или позже? Отправил бы он послание, не зная, что Веран его получит? Как трудно разрабатывать стратегию, даже тактику войны во времени! Нужен хоть какой-то опыт.

– Вы слишком долго размышляете. Не люблю этого, – сухо сказал Веран.

– Мне надо многое вам сказать. Только не здесь.

Веран кивнул своим солдатам.

– При нем никакого оружия, – ответил один, с серыми нашивками техника. – Только передатчик. Звуковой, без изображения.

– Хорошо, – усмехнулся Веран. – Пойдемте.

27

– ...У всякого человека есть цель, – говорил Веран, – даже если он ничего о ней не знает. Но я не пойму, чего хотите вы, Корсон. Одними, мной, например, движет честолюбие, другими страх или, в определенные эпохи, жажда денег. Они могут стрелять хорошо или плохо, но все их поступки – это стрелы, пущенные в одну цель. А куда летят ваши? Терпеть не могу договариваться с кем-то, пока не пойму его цель.

– Считайте, что мною движет честолюбие. И страх. С помощью уриан я получу власть. И еще я боюсь. Меня преследуют, ведь я военный преступник. Как и вы, Веран.

– Полковник Веран, – поправил тот.

– Как и вы, полковник! Я не имею ни малейшего желания возвращаться в Эргистаэл и жить нескончаемой идиотской войной. В этом есть смысл, не правда ли?

– Вы думаете, – медленно произнес Веран, с нажимом выговаривая каждое слово, – что воевать за Эргистаэл бессмысленно? Что там нечего завоевывать, в Эргистаэле?

– Мне так кажется.

– Вы слишком логичны. Когда противник хочет заставить вас поверить, что собирается предпринять какой-то маневр, он позаботится о правдоподобных причинах. Он укроется за ними, но сделает совсем другое. А вы останетесь в дураках.

– Хотите, чтобы я расплакался? Что я всего лишь несчастный, потерявшийся в пространстве и времени, похищенный в Эргистаэле каким-то работорговцем и перепроданный банде фанатиков?

– Послание, – напомнил Веран.

Корсон положил руки на стол и попытался расслабить мускулы.

– Вы говорили, – продолжал полковник, – что передали его через уриан. Сожалею, но я его потерял. Вы не могли бы мне его напомнить?

– Я назначал вам встречу здесь, полковник. И объяснял, как выбраться из Эргистаэла. Я...

– Точнее, Корсон! Слово в слово.

Корсон пристально глядел на свои руки. Ему показалось, что кровь отхлынула от пальцев и ногти сделались белыми как мел.

– Я забыл, полковник.

– Скажите лучше, что и не знали, Корсон, – процедил Веран. – Вы еще ничего мне не посылали. Если бы вы работали на кого-то, кто отправил письмо от вашего имени, вы помнили бы его наизусть. Это письмо принадлежит вашему будущему, а я совсем не уверен, что могу доверять вашему будущему.

– Допустим, вы правы, полковник. Но это значит, что в будущем я окажу вам большую услугу. Вы понимаете, что это значит?

Повисла тишина. Затем, глядя на Корсона, Веран произнес с ноткой раздражения:

– Я не могу вас убить. Во всяком случае, до того, как вы отправите послание. Но меня беспокоит другое. Я не убиваю ради удовольствия. Плохо то, что вас невозможно запугать. Вот это мне совсем не нравится. Я не люблю использовать людей, которых не понимаю и которые не боятся меня.

– Пат. – Корсон заставил себя улыбнуться.

– Пат?

– Слово из древней игры в шахматы, обозначающее ничью.

– Я не игрок, – сказал Веран. – Слишком люблю выигрывать.

– Это не азартная игра. Скорее что-то вроде упражнения в стратегии.

– Вроде Krieqspiel? И время как неизвестное?

– Нет, – сказал Корсон. – Без времени.

Веран коротко хохотнул.

– Слишком просто. Меня бы это не заинтересовало.

«Время, – думал Корсон. – Самый безупречный механизм. Меня защитит письмо, которое я когда-нибудь, вероятно, отправлю, хотя еще его не знаю, а час назад даже не подозревал о нем. Я иду по своим следам, сам о том не догадываясь, но спасет ли это от ловушек?»

– А что будет, если меня убьют и я не успею отправить письмо?

– Вас слишком беспокоит философия. Откуда мне знать? Возможно, послание отправит кто-то другой. Или это будет другое послание. Или я вообще ничего не получу, останусь в Эргистаэле и меня изрубят в куски. – Он широко улыбнулся, и Корсон вдруг увидел, что у него нет зубов, только заточенные полоски белого металла. – Может быть, там я уже пленник или даже хуже.

– В Эргистаэле умирают ненадолго.

– И это вы тоже знаете?

– Я же говорил, что был там.

– Худшее, – сказал Веран, – это не оказаться убитым. Худшее – это проиграть сражение.

– Но вы уже здесь.

– И хочу здесь остаться. Когда жонглируешь множеством вероятностей, главным становится настоящее. А его узнаёшь более или менее быстро. У меня появились совершенно новые возможности, и я хочу ими воспользоваться.

– Значит, вы все-таки не можете меня убить, – сказал Корсон.

– А жаль, – осклабился Веран. – Не ради убийства. Просто из принципа.

– Вы даже не можете задержать меня. Когда я захочу уйти, вам придется меня отпустить, чтобы я смог отправить письмо.

– Я составлю вам компанию, – заявил Веран, но Корсону показалось, что уверенность полковника слабеет.

– Тогда я ничего не смогу вам отправить.

– Я вас заставлю.

Корсону вдруг пришел в голову вопрос, после которого спор становился бессмысленным. Он нащупал слабое место в рассуждениях Верана.

– Почему бы вам не отправить послание самому?

Полковник покачал головой.

– Вы, кажется, вздумали шутить? Эргистаэл – на другом конце Вселенной. Я даже не знал бы, куда его адресовать. Без переданных вами координат я никогда не нашел бы эту планету. Даже за миллиард лет. К тому же теория неубывающей информации...

– Какая теория?

– Отправитель не может одновременно быть адресатом, – спокойно пояснил Веран. – Я не могу передать информацию самому себе. Это породило бы всплески времени, которые затихли бы, только устранив источник возмущения. Исчезло бы расстояние между точками отправки и получения – и исчезло бы все, что между этими точками находилось. Поэтому я и не показал вам письма. Никуда оно не делось, но я не хочу лишать вас шансов его отправить.

– Вселенная не терпит парадоксов, – изрек Корсон.

– Ну, это с человеческой точки зрения. Вселенная стерпит что угодно. Даже в математике можно выстроить систему из абсолютно противоположных, взаимоисключающих положений.

– Я думал, что математика – более связная наука, – тихо произнес Корсон. – С точки зрения логики, теория непрерывности...

– Вы меня удивляете, Корсон, но не тем, что знаете, а своим невежеством. Теория непрерывности отвергнута три тысячи лет назад по локальному времени. Кроме того, к вашему случаю она не имеет никакого отношения. Любая теория, основанная на бесконечном множестве аксиом, всегда содержит и собственное опровержение. Она уничтожает себя, исчезает, уходит в небытие. Но это не мешает ей существовать. На бумаге.

«...Вот поэтому, – подумал Корсон, – возвращаясь к своему прошлому, я иду по тропам времени на ощупь. Мой двойник из будущего не может подсказать мне, что я должен делать. Но во времени есть щели, и в них просачиваются крохи информации, можно сориентироваться и по ним. Должен существовать какой-то порог... Если возмущение времени будет ниже него, Вселенная не отреагирует на парадокс. Выбрать момент, вырвать у Верана ту бумажку – письмо... Это приблизит будущее».

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – сказал Веран, будто читая его мысли. – Я не слишком верю в теорию неубывающей информации, но проверять ее на себе не советую.

Однако, продолжал рассуждать Корсон, в далеком будущем боги не колеблясь играют вероятностями. Они подняли себе порог до уровня Вселенной, а в таком случае все барьеры рушатся. Вселенная раскрывается и освобождается, становится иной. Предопределенности больше нет. Человек перестает быть узником тоннеля между рождением и смертью...

– Спуститесь на землю, Корсон, – прервал его размышления Веран. – Как я понял, у этих птиц есть великолепное оружие, и они готовы предоставить его мне. К тому же вы сказали, что сам я никогда не найду дикого гиппрона, который, как вы считаете, бродит где-то на этой планете. Мне якобы не обойтись без помощи уриан, а они, в свою очередь, нуждаются в моем опыте солдата. Только я способен добиться для них победы и вдобавок поймать этого гиппрона до того, как он здесь расплодится и даст повод для вмешательства Службы Безопасности, что приведет к нейтрализации самих уриан. Возможно, вы и правы. Все так хорошо сходится, а?

Он выбросил руку вперед так быстро, что Корсон не успел ни перехватить ее, ни уклониться. Пальцы наемника сжали его шею. Но Веран не собирался его душить. Он оторвал диск передатчика и швырнул его в маленькую черную коробочку, которую до этого прикрывал рукой. Корсон схватил полковника за запястье, но Веран освободился точным резким движением.

– Теперь мы можем поговорить откровенно. Они нас больше не будут слышать.

– Их встревожит наше молчание, – выдавил Корсон растерянно, но одновременно чувствуя облегчение.

– Вы недооцениваете меня, мой друг, – холодно произнес Веран. – Они нас по-прежнему слушают. Мы беседуем о погоде, о боевой технике и о выгодах союза. Наши голоса, темп разговора, паузы – все, вплоть до нашего дыхания, проанализировано компьютером. Зачем, по-вашему, мы болтали так долго? Теперь моя маленькая машинка передает им наш разговор – немного скучноватый, зато вполне соответствующий их ожиданиям. Мне остается принять еще одну предосторожность. Я дам вам новую побрякушку.

Он даже не шевельнулся, но Корсон почувствовал, как сзади его обхватили сильные руки. Пальцы, которых он не видел, заставили задрать голову. Перережут горло, подумал Корсон. Но зачем им убивать меня сейчас, да еще таким кровавым и театральным способом? Или Веран просто маньяк и наслаждается видом крови?

Но как же послание, вспомнил Корсон, почувствовав холод металла на горле. Он ведь сказал, что не может меня убить...

Щелкнул маленький замок, и тиски, державшие его, разжались. Корсон поднес руки к горлу. Ошейник был довольно широким, но легким.

– Надеюсь, он вам не очень помешает, – сказал Веран. – Скоро привыкнете. Придется вам поносить его какое-то время. Может быть, даже всю жизнь. В него вмонтирована парочка забавных устройств. Если вы попытаетесь его снять, он взорвется. И поверьте мне, взрыв будет достаточно мощным, чтобы вместе с вами отправить в Эргистаэл всех, кто окажется рядом. А если вы попытаетесь использовать против меня или моих солдат любое оружие, от дубины до трансфиксера – это самая ужасная штука из всего, что я знаю, – ошейник впрыснет весьма эффектно действующий яд. И если вы отдадите кому-то другому приказ о применении против меня любого оружия – тоже. И даже если только задумаете напасть на меня. Преимущество этой игрушки в том, что вы сами приведете ее в действие, где бы вы ни были во времени или в пространстве. Она реагирует на сознательную агрессию против определенной личности. О, вы можете ненавидеть меня сколько душе угодно и убивать во сне по сто раз за ночь, если вам нравится. Это безопасно. И можете биться, как лев, но не против меня и моих людей. Быть может, единственное, что вы способны предпринять, – саботаж. Но это уж моя забота. Вот видите, Корсон, вы можете быть моим союзником или сохранять нейтралитет, но не сможете больше быть моим врагом. Если это унижает ваше достоинство, то да будет вам известно, что вся моя личная охрана носит такие же украшения.

Он с довольным видом взглянул на Корсона:

– Это и есть то, что вы сейчас назвали патом?

– Да, вроде того, – отозвался Корсон. – Но уриане не поймут...

– Поймут. Они уже получили подправленную версию нашего разговора. Этот их передатчик не такой уж безобидный. Приняв определенный импульс, он выделит достаточно энергии, чтобы оторвать вам голову. Но будь они похитрее, использовали бы что-нибудь вроде моего ошейника – что срабатывает само. Хотите выпить?

– С удовольствием, – кивнул Корсон.

Веран достал из ящика стола бутылку и два хрустальных стаканчика. Наполнил оба до половины, дружески ухмыльнулся Корсону и отпил глоток:

– Пью за то, чтобы вы не слишком меня ненавидели. Вы мне симпатичны и, кроме того, вы мне нужны. Но я не могу вам доверять. Все сходится уж очень хорошо, все так прекрасно сходится: вы здесь, были здесь и снова здесь будете. Не знаю, что вам нужно и что привлекает во всей этой игре. Но то, что вы мне предложили, Корсон, – это измена человечеству. Поступить на службу к этим одержимым птицам, которые только и жаждут уничтожить человечество, в обмен на безопасность и, возможно, неограниченную власть? Допустим, я способен на это. Но вы? Вы не похожи на предателя рода людского, Корсон. Или все-таки?..

– У меня нет выбора, – ответил Корсон.

– Для человека, действующего по принуждению, вы просто потрясающе изобретательны. Вам удалось убедить птиц заключить со мной союз, вы сами пришли на переговоры. Более того, вызвали меня сюда, чтобы эти переговоры состоялись. Пусть так. Предположим, вам удалось заманить меня в ловушку. Я погибаю, а вы остаетесь с птицами. Вы уже однажды предали человечество, выдав меня существам, которые, по вашему мнению, ничем не лучше меня, которые даже не люди. И прекрасно понимаете, что вам придется предавать и дальше. На вас не похоже. Птицы этого не знают, они вообще плохо знают людей, потому что принимают вас за животное, за свирепого зверя, который станет разорять их гнезда и которого они могут приручить или, скорее, укротить. Но я, Корсон, таких, как вы, солдат видал тысячи. Все они не способны предать ни свой род, ни свою страну, ни своих хозяев. И не из каких-то высоких побуждений, хотя они и желали бы в это верить, – просто так складываются обстоятельства. Остается другое предположение – вы пытаетесь спасти человеческий род. Вы считаете, что будет лучше, если Урия, а потом и вся эта часть Галактики покорится землянину, а не одному из этих пернатых фанатиков. И вот вы приводите меня сюда. Вы предлагаете мне союз с Урией. Вы догадываетесь, что он будет недолгим, что рано или поздно, когда соглашение будет выполнено, бывшие союзники не разойдутся мирно. И надеетесь, что тогда я уничтожу уриан. А там, может быть, собираетесь избавиться и от Верана? Вам даже нечего мне ответить. Но все-таки зачем вы просите у меня помощи против уриан, рискуя, что я вас выдам? Это опасный союз...

– Есть еще дикий гиппрон, – спокойно заметил Корсон.

– Совершенно верно. Он мне нужен, и я одним ходом избавлю Урию от двух опасностей. Разве не так, Корсон?

– Вы принимаете мои предложения?

Веран нехорошо улыбнулся:

– Не раньше, чем приму меры предосторожности.