Текст книги "Кофе-брейк с Его Величеством"

Но небесам не нужны рабы. Я о другом, о чуде веры, когда душа к чему-то стремится, о чем-то просит и приносит за это тайные обеты и свои маленькие жертвы. И когда она, душа, вдруг это получает, она понимает, что это ей дал Бог. Она хранит тайну и верность, потому что христианство – учение внутреннее по своей природе, а не внешнее.

Это знала и Елизавета Феодоровна, сестра последней русской императрицы Александры, сброшенная в шахту в Алапаевске. Она мечтала быть похороненной здесь, на Елеоне, и ее останки через Китай вывез адмирал Колчак. Она похоронена в церкви Марии Магдалины, покровительницы великой княгини Марии. Церковь, построенная царем Александром III в 1885 году, является шедевром русского зодчества.

И вспомнил я русские церкви в Финляндии, где службу правят неспешно, а дамы в пенсне прячут слезинки под вуалью. Будто время остановилось…

У всего хорошего всегда есть обратная сторона медали. Сидя под ливанским кедром, созерцая весь Иерусалим как на ладони с подворья церкви Марии Магдалины, я записал в своем дневнике:

«Эпоха может перетечь в новую незаметно, но человек, олицетворяющий старую эпоху, без боя позиции не сдаст никогда и будет продолжать навязывать всем преимущества своей эпохи, на самом деле он просто не способен принять, что его время проходит и создается новое, увы, вне него».

Верность традиции – иная форма существования индивидуума. Неспособность внутренней реорганизации сообразно требованиям нового дня конформистски подменяется якобы сознательным желанием блюсти традицию. Потому и появился философ-вольнодумец, шлифовальщик стекол из Амстердама XVII века Барух Спиноза, который разорвал отношения с еврейской общиной, а после опубликования «Теолого-политического трактата» создал о себе прочное мнение как об атеисте.

…В небольшом городке ортодоксов Цфате, уютно расположенном у подножия Голанских высот, городе синагог, художников и клейзмеров, я вспомнил, как в средние века, подобно мейстерзингерам, гонимым от христианской Церкви, клейзмерам тоже «досталось на орехи» от раввинов, которые в уличных представлениях скрипачей услышали «пропаганду христианства». Раввины издали указ, читая который не знаешь, плакать или смеяться, разрешающий менестрелям при сопровождении свадебных торжеств использовать только флейты и барабаны. Вот, оказывается, что послужило прообразом «Турецкого марша» Моцарта. Несмотря на все происки церковников, и менестрели, и клейзмеры сыграли решающую роль в искусстве – именно они создали светскую музыку вне обряда, вне института церкви.

Дорога в центр страны пролегает мимо библейской горы Табор (Фавор), круглой, как перевернутый котелок. Ее трудно охватить взглядом целиком из-за усиливающегося ветра хамсина, приносящего мельчайшие песчинки из пустыни Негев. Нельзя проехать мимо Нацерета – древнего Назарета, где архангел Гавриил возвестил Деве благую весть. Сейчас на этом месте, над единственном в старой части города источником в глубине пещеры стоит православный храм, построенный греками в 1781 году. Я попал туда во время службы, пообещав сторожу, что спрячу фотоаппараты, и у меня появилась возможность насладиться тихим монашеским распевом в темноте храма при зажженных свечах, в паузах богослужения только шум воды из источника напоминал о быстротечности времени…

Здесь же проживало Святое Семейство до начала земного служения Христа. Недалеко от Назарета находится поселок Кфар-Кана – маленькая арабская деревушка, где по преданию и произошло первое чудо на свадьбе в Кане Галилейской.

Галилейское море, или озеро Кинерет – важнейший стратегический резервуар пресной воды в стране. Показатели его уровня всегда публикуют рядом с прогнозом погоды. На его берегу, в уютной кафешке, вам приготовят здешнюю рыбу семейства карповых – мушт. Рыбу, как вам скажут, самого апостола Петра. А Мертвое море, оно уникально еще и тем, что находится ниже нулевой отметки мирового океана, по нему проходит сирийско-африканский разлом.

Израиль – гостеприимная страна. Удивительно красивая и камерная: в средневековые улочки Яффо буквально врываются небоскребы Тель-Авива, хайтеки Хайфы гармонично соседствуют с садами религии Бахаи невероятной красоты и размеров. И нет особых контрастов. Все вплетено в общую канву довольно дорогостоящей жизни. И даже неважно, что тебя не только в аэропорту, но и просто на железнодорожной или автобусной станции могут обыскать до последней флешки и расспросить о личных знакомствах твоей бабушки – все это компенсируется полнотой жизни, которую испытывают живущие здесь люди. Им стало привычным старинное высказывание ребе Нахмана о том, что «не надо стремиться, чтобы мир изменился так, как вы то видите, даже в духовном смысле этого слова». Они знают, что после Бар-мицвы уже в 13 лет у мальчиков и чуть раньше у девочек наступает совершеннолетие. До этого момента за твои поступки отвечали родители, теперь вся ответственность за выбор пути лежит на тебе самом. Они помнят, что «любой спуск – всего лишь отдых перед подъемом»…

…Я устанавливал штатив в центре ночного Тель-Авива на окраине бензоколонки, единственном месте, где было возможно припарковаться, чтобы во всей красе отснять самый высокий небоскреб города. Ко мне подошел дворник с метлой в руке и с гримасой человека, откусившего кусок лимона, сказал: «Что вы делаете?! Разве можно снимать архитектуру, когда небо „потухло“?! Да еще так близко в упор?! У вас же должна быть перспектива – вы знаете, как она будет искажена?! А баланс белого?! Вы компенсировали эту зеленоватую засветку от фонарей?! Приезжайте завтра пораньше – картинка будет совсем другой!»

Ночь в Африке

…Теплая январская ночь. Тонкая колыбелька месяца появляется то там, то тут и в итоге непривычно повисает лодочкой над головой. Сижу на террасе, вслушиваясь в гул проходящего неподалеку шоссе, и жду, когда запоет мулла. Жду, когда остановится мир. А где-то с другого края ему завторит другой, потом – третий. Их голоса вроде диссонируют друг с другом, но в этой нестройной песне постепенно начинаешь слышать слаженность и красоту замысловатого мотива… Как порой не хватает там, дома, в наших снегах, этой жалобной монотонной речитации, без тени напряжения, грустной и надмирной. И кажется, что вся пустыня до горизонта вслушивается в эти непонятные звуки…

Пустыня здесь особая. Все вокруг – и стройная башенка минарета, и прижимающиеся к земле глинобитные домики несут в себе этот красноватый оттенок ее песков, как бы из уважения стремясь ничем внешне не выделяться от прототипов-барханов…

Привстав причудливыми формами восточной архитектуры из своего прообраза, город подставил свое молодое и беззащитное лицо ветру пустыни, ее особому посланнику, несущему ее дух, меняющему ее форму. Нигде на земле нет такого ветра, как здесь. Он не резок, но тверд, не холоден, но бодрит. Он как будто разговаривает с тобой, не только вдыхая силу, но и нашептывая забытые тайны, из которых сплетена твоя душа…

…Вечером пошел дождь. Бедуин окинул меня испуганным и одновременно зловещим взглядом, сверкнув, подобно нильскому крокодилу, зелеными широко посаженными глазами на обожженном солнцем лице. Дождя тут не было четырнадцать лет…

Охранник святынь

…В мечеть меня не пустили. Сколько я ни пытался объяснить, что и мой Учитель – один из пророков Корана, на настоятеля это не подействовало. Да и по-арабски я не говорю. Зато неожиданным сюрпризом было встретить праздник Крещения под звон медных тарелочек в древней первохристианской церкви коптов, с простым малярством на стенах, отсутствием иконостаса и с древнеиудейской завесой посреди, за которой все что ни происходит, показывают сидящим раздельно мужчинам и женщинам на допотопных телевизорах, прикрепленных к стенам и потолку.

Атмосфера сельской богадельни. Наивная и простая вера, как и просил ее скромный Основатель, и это вызывает умиление. Как-то в Рождественскую ночь нас с другом помпезно принимали в Почаевской Лавре. Выделили прекрасные апартаменты с золочеными иконами на стенах.

Кругом благолепие. Ночью, чтобы выбраться поснимать обледенелые деревья на фоне заснеженных куполов, пришлось перелезть через забор и прошмыгнуть мимо казачьей варты, а бдящему монаху сказать, что забыли в машине Псалтирь. Глянул бы он, во всем правильный монах, на этот дивный полуподвальный храмик на севере Африки, уверен, презрительно отвернувшись, отметил бы, что все, что здесь происходит – недействительно. И он считал бы себя правым. С его колокольни весь мир лавроцентричен, его святыня поставлена пупом во вселенной, и от важности и сопричастности к этому центру, куда тысячами, часто инерционно, стекаются паломники, он восторгается собственной сопричастности великому.

И только попав сюда, на другой материк, понимаешь, что, оказывается, и в маленькой коптской церквушке, где за чадрой спрятаны лица, а глаза всегда сужены от непрекращающегося ветра, также происходят Таинства…

Сюда бежало Святое семейство от царя Ирода. Здесь сын плотника провел детство. Здесь жили первые монахи, такие как Антоний Великий. Сюда волну благовестия принес апостол Марк. Христианство охватило всю страну. Потом пришел ислам– он предложил народу отказаться от христианского вероисповедания в обмен на освобождение от налогов. И большинство променяло божественного Иисуса (копты, как и армяне, – монофизиты, не признают человеческую составляющую природы Христа, но только божественную) на, вполне реального, человеческого Иса…

…Вспоминаю услышанную в детстве известную сказку Сельмы Лагерлеф, когда маленький Иешуа лепил со сверстниками из глины птичек. Все так делали – игра есть игра.

Только Его птички оживали и улетали…

Два Китая

Трудно представить себе две системы в одной стране и в одно и то же время. В нашей стране и в прожитом нами отрезке истории недостроенный социализм плавно перетек в мародерство с элементами монархического шоу. Оба строя с оглядкой на двадцать прошедших лет независимости одного от другого – лишь повод пофилософствовать за чайком о царе-батюшке. А гордость за то, что пролитая кровь отцов-дедов не пропала даром, ни в жисть не позволит признать неправоту бывших целеустремлений. То ли мы сильно развиты, то ли идеологию слишком близко к сердцу принимаем, только маленькая красная книжечка со словами великого Председателя, которую каждый китаец носил у груди, дала плодов больше, чем полные собрания сочинений всех наших вождей вместе взятых. Удивительное дело: китайцу, внутренне организованному, тонкому, живущему в гармонии с окружающим миром, вдруг стали созвучны слова Мао: «Революция – это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво».

Дальше идут призывы к борьбе. Дальше – лилась кровь… Жаль, братья из южных провинций не смогли разделить с живущими на севере эту всеобщую радость построения коммунизма. Они тогда находились под страшным империалистическим гнетом Англии (Гонконг) и Португалии (Макао). Да и с Тайванем не все так однозначно – удерживать военное положение в течение 38 лет редко кто осилит. А пролив в 150 км, отделяющий остров от материка, позволил буржуазному правительству отмежеваться от коммунистических собратьев.

Великобритания захватила небольшой островной архипелаг вокруг островов Гонконг и Коулун в середине XIX века. Это был лакомый кусочек, который чужеземцам никто так просто не отдал бы. Потому в 1898 году пришлось подписать «договор аренды» с Поднебесной на 99 лет, который в 1997-м благополучно закончился. Город-государство Гонконг, состоящий из 262 островов, был торжественно передан в состав Китайской Народной Республики. Правда, мудрые китайцы не стали выбрасывать рояли из окон и «переплавлять колокола», как мы в далеком семнадцатом. Они придумали новую государственную программу: «одна страна – две системы».

Вечерний Гонконг

Если попробовать объяснить на пальцах, это равносильно тому, что нам, особенно с учетом нашего нынешнего экономического состояния, вдруг «подарили» бы… Нью-Йорк. К слову, Гонконг мало чем ему уступает. Кроме того, здесь зона сейсмической безопасности, потому город-красавец раскинулся на 1100 квадратных километрах, его жилые небоскребы достигают 73 этажа в высоту, а офисные – 118. Крупнейшие в Азии порт и аэропорт, из которого в любую из азиатских столиц, максимум, четыре часа лету, раскинулся на огромном намытом острове, и беспилотное метро соединяет между собой его просторные терминалы. Когда здесь появился первый автомобиль, он был, как и подобает в Британии, с правым рулем. Сейчас шоссе без светофоров пронизывают насквозь небоскребы делового и банковского центра Острова Благовоний (так переводится с китайского слово «Гонконг»), ныряют в тоннель под бухтой Виктории, оставляя над головой океанские лайнеры, убегают дальше, на завоеванный позже полуостров Девяти Драконов (Коулун).

Свою недавнюю колонию, «одолженную» у Китая на 99 лет, британская корона «вернула» только 15 лет назад. После этого коммунистическое правительство дало еще 50 лет автономии, конец которой местные жители ожидают с глубоким смятением. Безвизовая система, свободная экономическая зона, своя валюта и паспорта, университеты и экспоцентр мирового уровня – перечислять можно до бесконечности отличия Гонконга от материковой части страны. Даже мэр города – не просто не член партии, а еще и католик! Местные жители продолжают с большим трепетом относиться к королеве Великобритании, иногда еще можно получить сдачу монеткой выпуска середины восьмидесятых годов с изображением Елизаветы Второй…

Пока весь материковый Китай строил социализм, здесь строили небоскребы и давали людям «путевку в жизнь». Ничего, что только начальная и средняя школы здесь бесплатны, а год в университете обходится около 10 тысяч американских долларов. По количеству дипломов о высшем образовании на душу населения Гонконг обошел крупнейшие мировые столицы.

Лица свободные, раскрепощенные… Ни тени шовинизма: на огромных сити-лайтах в метро красуются молодые и немолодые пары, явно связанные внутренними узами, но разных рас. Побывать в Гонконге и не прокатиться в метро, равно как и на канатной дороге, значит не почувствовать ритма жизни этих дисциплинированных умных людей, не прочувствовать личную ответственность каждого из них за общее благо.

Отдельная история о том, как в метро попасть. Нажимаешь на огромной схеме кнопку с нужной тебе станцией – высвечивается требуемая к оплате сумма. Мы ехали в Лантау, сумма была 24,50 гонконгских доллара. Первую двадцатидолларовую бумажку автомат принял, вторую отказался – ищите, типа, мельче. Девушка за стойкой в кафешке напротив, смеялась, наблюдая за нашей борьбой с ветряными мельницами, а потом протянула нам мелкие купюры.

Иногда на улицах встречаются люди с марлевыми масками на лицах. Помните, у нас во время эпидемии гриппа несколько лет назад вообще был на них бум?! А помните главный лозунг, почему нас убеждали их носить? Правильно – чтобы не заразиться!

Так вот, в Гонконге их носят те, кто чувствует недомогание – чтобы не заразить других.

Первое, что замечаешь на улицах, это разноцветные такси. Не пестрые, а строго разграниченные по цветам: красные, зеленые и голубые. Красным можно ездить везде, в частности, в деловой центр и Коулун. У зеленых ограниченный маршрут, им можно ездить далеко не на все острова. А голубые вообще могут передвигаться только в пределах небольшого архипелага Лантау возле аэропорта. И никогда, ни за какие деньги таксист не повезет вас за пределы дозволенного маршрута. Среди таксистов много пожилых людей. Однажды мы что-то громко обсуждали, сравнивали, галдели, возвращаясь в красненькой машинке после вечерней прогулки по Долине Счастья (HappyValley) – что-то типа Улицы красных фонарей. Водитель беззвучно ухмылялся, но его узкие глаза еще больше сужались в хитрой улыбке. Мы переглянулись и сразу перешли на украинский – ведь старшее поколение Китая поголовно учило русский язык в школе. Сама Долина Счастья – чистенькая и однообразная, такая же, как сотни других, только вульгарные мулатки за руки тащат тебя в бары, и без того переполненные пьяными англичанами. Не изысканная и грубая публика вызывает только отвращение.

В аэропорту Стамбула я поймал себя на мысли, что мир измельчал. Люди тусклые, озабоченные, личностей мало. Рядом со мной на скамейке сидел чернокожий господин в очках с тонкой оправой и в шикарном костюме, на рукаве которого с наружной стороны так никто и не отпорол огромный лейбл производителя. Впрочем, он его явно выставлял напоказ, жуя двухдолларовый бублик с кунжутом.

Кругом портреты Стива Джобса. Одинокий, пустой, страшный и холодный мир, даже Стив на фоне своей индустрии смотрится как иллюзионист, который понял, как сделать, чтобы этот мир, в стремлении выглядеть на высоте, отдавал последние деньги за все новые и новые примочки к его iPod, iPad и iPhone – настоящим iКонам эпохи.

Он поставил этот мир на колени, как никакой другой император, когда его игрушки стали символом достатка, престижа и даже роскоши.

Не забуду один филармонический концерт в Москве в начале 2011-го: бабушка с внуком оба отделения не могли уняться, пересылая друг другу какие-то картинки на двух белоснежных айпадах… Концертный зал и музыка… – они были уже вне всего этого…

Кстати, о музыке. Включил я в номере отеля телевизор. Центральный телеканал: тройной состав большого симфонического оркестра, все музыканты которого – дети, играли даже на тяжелой меди. Прекрасная многокамерная съемка с тремя кранами – за операторским пультом мастеринг звукозаписи проводит явно опытный оператор с хорошим музыкальным вкусом. Я замер. Никогда я не слышал ни в Москве на концертах, ни в ином месте, ни в грамзаписи такого чудесного проникновенного исполнения… Чайковского.

Через две недели после возвращения в Украину я стоял у закрытой двери музея Петра Ильича в доме фон Мекк в Браилове, где он создавал свои известные произведения. Двадцать лет назад мы с супругой участвовали в церемонии открытия этого музея. Сегодня здесь – ПТУ, от музея осталось лишь несколько комнат.

Подумайте, если сегодня китайские дети играют русскую музыку лучше русских взрослых, что будет завтра?!

Очень интересная телевизионная реклама. О чем бы ни говорилось, финал одинаков: все сотрудники фирмы выстраиваются в шеренгу и во главе с руководителем с общим поклоном скандируют на своем рыкающем языке подобие двустишия. Занавес. А за то, что строитель высыпал в недозволенном месте мусор из грузовика, этот рекламный сюжет закончился для него тюрьмой.

…На Пике Виктории дуют сквозные ветры. Местные перекупщики продают сувениры, среди них чудесные «картины маслом». Причем стоимость их смехотворная (в Эрмитаже продавали крохотные фотокопии по цене здешнего полуметрового полотна).

– Это там, в остальном Китае, вам надо письменное разрешение с красной правительственной печатью на вывоз картины или каллиграфии, а здесь в Гонконге – свободная зона, – смеется продавец.

Отсюда, с высоты 554 метров открывается прекрасный вид на город, который Объединенное Королевство воздвигло на другом конце света.

На тот момент стоимость жилья составляла здесь около 8000 долларов США за квадратный метр, а в престижных районах – 20—30 тысяч. Средняя зарплата – около 1400 американских долларов плюс премии и 13-я зарплата.

Что их точно объединяет с остальным Китаем – так это запрет на рождение второго ребенка. Причем четкой цифры штрафа за ослушание нет, в каждой провинции чиновник сам определяет «величину подношения», и зависит она от многих факторов, в том числе, от достатка семьи. В Гонконге шепотом рассказывают историю, как одного влиятельного бизнесмена заставили уплатить штраф около 100 тысяч американских долларов – это немыслимая для Китая сумма в подобной ситуации.

Так и остается загадкой, как эта власть, допускающая разврат, пьянки и общую вседозволенность, сумела найти рычаги, чтобы в миллиардном народе все были так похожи друг на друга! Да еще и с примесью конфуцианского воспитания. Да так, что когда группа китайцев приезжает на отдых, на всех до единого одинаковые безобразные желтые ситцевые рубашки, разрисованные безвкусными пальмами, выложенными «в елочку»…

Однажды я увидел нечто удивительное. Вдоль вечернего океана с высоко поднятой головой и чуть вздернутым к верху носиком, запахнувшись в черное, как ночь, кимоно, расшитое золотыми птицами, из-под которого были видны только белоснежные руки и шея, гордо шла стройная высокая китаянка, очевидно из северных провинций. За руку она вела мужчину, старшего вдвое, маленького и с проседью. Мужчина еле стоял на ногах, но покорно ковылял за ней, во всю горланя какие-то дикие песни.

– Это – муж… – шепнул наш китайский гид и спокойно провожая их взглядом, добавил: – У нас принято, что красивые девушки выходят замуж по расчету за таких, кто им в отцы годится. Разве у русских не так?!

Я промолчал, но про себя добавил: а еще китайцы, как и русские, безбожно пьют…

Пару раз я наблюдал за влюбленными парочками вдоль набережной. Правда, трудно было понять по отрывистости и жесткости их языка, что они говорят: объясняются ли в любви или выясняют друг с другом отношения.

Прямо вдоль берега снуют на маленьких мопедах старушки-торговки жемчугом. Они постоянно жуют какую-то противную красную кору (с наркотическими свойствами), отчего создается ощущение, что они жевали бритву и порезались. Кстати, за 50 граммов настоящего наркотика в стране – смертный приговор. Были случаи, когда ни просьбы послов, ни даже президентов, не спасали своих граждан.

Жемчуг у них красивый, крупный, но, естественно, не настолько отшлифованный, как на заводе, где цена в 50—100 раз дороже. Цифры выводим ногами здесь же, на песке. Китайцы очень любят торговаться, вплоть до того, что ради красивой торговли могут уступить товар ниже себестоимости. Как-то на рынке одна торговка лакированными расписными дощечками (сувенир, типа наших матрешек) настолько воодушевилась, что, когда мы «сбили» цену с четырехсот юаней, которые она просила, до семидесяти, не хотела нас отпускать: обнимала, жала нам руки, хлопала по нашим ладоням и просила сфотографироваться на память.

Огромный необъятный трехэтажный торговый центр полностью рассчитан на туристов, в первую очередь, русских. На Хайнань из Красноярска семь часов лету. Технику продают честно: вот оригинальный айпад за 900 долларов, вот китайская (улыбаются) подделка за 100 долларов, а вот наш фирменный китайский планшет, для вас он – «ноу нейм», но у нас таким пользуется вся страна – качественный продукт внутреннего рынка за 300 долларов.

Так смело называть цены в долларах больше себе не позволяют нигде. В отеле я пытался поменять деньги на карманные расходы – мне отказали, потому что в Китае менять деньги, можно только имея временную прописку. Мы же по закону могли быть прописаны лишь через день.

Горничные чаевых не берут, ну разве что один-два юаня. Метнув быстрый взгляд по сторонам, быстро засовывают их в карман передника. Однажды мы дали горничной оставшиеся у нас пять гонконгских долларов. Она, озираясь, выбросила их в углу коридора. С обменом выручали вездесущие русскоговорящие китайские гиды. Хитрюги редкие! Называясь русскими именами, они объегоривали русского брата почем зря и среди бела дня. Наши, понимая все это, только потешались: какая им разница, как уплывут все равно запланированные на растрату деньги? Так однажды гиды привезли нас пообедать, наварив на этом 300 процентов! Но иногда они проявляли и благородство, однако уверен, за такое жульничество им наверняка грозила бы потеря лицензии…

Везли нас однажды с острова обезьян на каком-то страшном облезлом битком набитом бусике. На полном ходу у него разрывает колесо. Неопытный водитель вместо того, чтобы плавно сбавить скорость, дал резко по тормозам. Чудом на соседних трех полосах, поперек которых нас со страшным креном начало носить, никого не оказалось…

Потом еще не один вечер наше маленькое тайное общество пассажиров этого рейса собиралось, чтобы выпить из чудесных маленьких коньячных бутылочек с нарисованным морским коньком ароматную настойку местного разлива, молча, не чокаясь, только обмениваясь многозначительными взглядами. И каждый в этот момент дорисовывал в воображении, где бы мы все сейчас могли быть…

Гиды с извинениями подарили каждому пострадавшему прекрасный чайный набор с редкими сортами зеленого чая…

Накупив жареных каштанов, садишься в городской автобус. Билеты недорогие, система оплаты напоминает Москву восьмидесятых. Кондукторша, перевязанная роскошной бордовой вышитой и расписанной иероглифами хоругвью с правого плеча под левую рученьку, деньги в руки не берет, только пристально смотрит, сколько ты положил в прозрачный пластиковый опечатанный ящик. И на свое усмотрение дает сдачу. Может и не дать. Даже если автобус будет совершенно пустой, девушка эта так и не присядет.

С умилением смотришь, как к двум пожилым русским дамам с вопросом: «Девушки, можно между вами сесть?» – подсаживается третья. Публика изысканная – путевки в Китай недешевые.

Здесь, в Санье, печать социализма на всем, хотя вокруг и дорогие отели. Как правило, государственные. Нам пытались на пальцах объяснить устройство экономики Поднебесной. Выглядит это примерно так: пятьдесят один процент любого предприятия всегда принадлежит государству. Оно принимает решения единолично, но честно выплачивает остальным участникам их долю по рыночной цене. Если снесут дом – дадут квартиру.

Удивительно видеть детей в пионерских галстуках, возвращающихся со школы. Рядом с галстуком красуется бейджик со штрих-кодом. Может быть, это для того, чтобы детей не перепутали? Дети в обоих частях Китая красивые, со счастливыми лицами, только в Санье одеты скромнее. Разглядывая прохожих, видишь, что хлеб им дается нелегко, лица удрученные, тяжело прожитая жизнь, много скорби, похожи на наши…

Глупое заблуждение, что все китайцы на одно лицо. Да, веки приспущены и глаза раскосые, но само расположение и глаз и бровей всегда различно. Горные и южные народности меньше ростом и смуглее, северяне – белокожие, стройные и очень красивые.

Вдоль всего побережья проходят свадебные фотосессии. Кажется невероятным, что каждый день столько пар вступают в законный брак. Приглядевшись, видишь среди них и русских. На самом деле это отлаженный сервис, в нашем отеле даже на ломанном русском было о нем объявление. Сервис красивый. Приезжает бусик с большим выбором платьев и костюмов, визажистом и парикмахером, фотографом с ассистентом-осветителем, и за 300—350 долларов вам проведут чудесную свадебную фотосъемку на фоне океана с развевающейся фатой, которую поддерживает спрятанная сзади маленькая китаянка. Правда, на тех фотографиях, что были вывешены в качестве образцов, вместо океана было большое пересвеченное пятно, но ценна ведь сама память о событии… и невероятно длинная фата…

Медицина бесплатная, антибиотики стоят копейки. Правда в амбулатории палата всего одна, врач принимает на ходу, капельницы взрослым и детям ставят прямо в коридоре. На лицах персонала – будь то больничного или гостиничного – всюду читается идеология со странной примесью некоего оцепенения. Лица уборщиков, рикш, солдатиков-пограничников не настолько тяжелые с хищными крокодильими взглядами, как, например, в Египте, но больше напоминают лица белорусских пограничников. Впрочем, там они более затравленные, усталые и потухшие, а здесь идеологически светятся особым непроницаемым холодом.

Страна мирового контрафакта для своего внутреннего потребителя весьма точная в расчетах. Даже минеральная вода разливается в бутылочки, емкостью 490, 570, а однажды мне попала в руки 596 мл!

На сигналы светофора никто не обращает внимания – вот бы нашим гаишникам раздолье было! Наоборот, перейти улицу или проехать на «зеленый» практически невозможно. Наши решили поискать экстрима и заказали велорикшу из центра до отеля. Стоило, как такси, 40 юаней, но вот впечатлений было… Мало того, что он на огромных перекрестках и не думал тормозить – еще и сигналил, чтобы автобусы с грузовиками расступились перед моськой.

Вечером после традиционного литра виски открывалась душа, и мы собирались у рояля в холле и давали понять всему острову, что красивее и протяжнее украинской песни на свете нет ничего!

Жаль только, что администрация отеля была не настолько чуткой, и уже после третьей нашей песни каждый раз грозила вызвать полицию…