Текст книги "Кофе-брейк с Его Величеством"

Между Гете и Гоголем

Как я ни силился из окна своего дома на Невском проспекте разглядеть внизу, среди листвы, скромный памятник великому немецкому поэту – так и не смог. Заметил я его случайно, прогуливаясь перед костелом св. Петра, чтобы рассмотреть, как выглядит снизу величественный ангел с крестом – тот самый ангел, с которым я каждое утро по-братски здоровался из окна на шестом этаже.

Краткая ночь около пяти утра отступила. Прямо под бюстом Гете, на скамейке, мирно потягивали водку два колоритных петербуржца. Один из них протянул мне руку и о чем-то заговорил. Видя, что я поглощен неожиданным обнаружением великого поэта в таком укромном месте, он, ударив себя в грудь, выдал грустную тираду на чистейшем английском языке с мольбой о помощи. Причем для особой вежливости был использован глагол «couldn’t» вместо стандартного «can’t».

С противоположной стороны моего дома, прямо у парадного подъезда, слегка отвернувшись в сторону и представ в полупрофиль зрителям, стоял памятник другому великому литератору – Николаю Васильевичу Гоголю.

О том, к чьей национальной литературе его нужно отнести, выскажусь одним своим наблюдением. В 2005 году заглянул я в Киеве в книжный магазин. В разделе «украинская литература» на полке стояла книга, на обложке которой было написано: «Микола Гоголь. Вечори на хуторiбiля Диканьки. Переклад з російської».

Многих еще можно вспоминать, например, Тараса Шевченко. Если бы не академик Брюллов и художник Венецианов – столпы Петербургской академии художеств, как знать, поступился ли бы помещик Энгельгардт и дал бы своему крепостному вольную.

Фонтаны Петродворца

…Лодка едва вписывается в поворот с Крюкова канала на Мойку у Никольского собора – лодочник и не думает сбавить ход – и проходит в тридцати сантиметрах от стены. Я едва успеваю пригнуться: из-за высокой воды мост проходит прямо над головой. А над рубкой приклеено скромное объявление: «В Петербурге более 500 мостов, а голова у вас одна. Берегите ее!»

– Очередь в Эрмитаж часа на три с половиной, – прищурившись и окинув толпу наметанным взглядом, прикинул милиционер, отвечая на мой вопрос.

Ну что же, придется воспользоваться корочкой – времени катастрофически не хватает. Через десять минут я растворился в Рембрандте, Ван Дейке, Ренуаре…

Между «Данаей» и «Возвращением блудного сына» надо пройти несколько залов, в которых самая главная картина – «Снятие с Креста», невероятная по внутреннему напряжению и фотографической точности. Герои картины освещены только лишь одним слабым источником, в руке одного из них, находящегося в глубине изображения, факел, который и освещает все изнутри.

Мастерство Рембрандта еще выше. В «Портрете художника Деккера» глаза находятся в глубокой тени – это новое слово в создании психологического портрета. Портрета, повторюсь, созданного с фотографической точностью.

«Живопись – это сделанная рукой цветная фотография всех возможных, сверхизысканных, необычных, сверхэстетических образцов конкретной иррациональности» (Сальвадор Дали).

Что можно положить на другую чашу весов мировой культуры?! Разве что некоторые картины Казимира Малевича. Я видел, как преклонного возраста дама, проходя по залам Русского музея, случайно подняла голову, и взгляд ее остановился на картине «Черный квадрат». С возгласом: «Боже, как это все вульгарно!» – она поспешила удалиться. А я про себя отметил, что теперь уже не важно, что он хотел этим сказать – скоро будет сто лет, как о нем говорят. Что это? Смекалка или гений супрематизма?

«Начинающего художника понимают лишь несколько человек. Знаменитого – еще меньше» (Пабло Пикассо).

 
Город Пушкина, город Петра…
От тебя без ума заграница.
Ты открыт всем на свете ветрам,
Стрелкой гордо подставил им грудь
 

А. Розенбаум

Повернув за стрелкой Васильевского острова, теплоход уходит в открытую Балтику. Мимо проносятся «Метеоры» в Петергоф, они подлетят прямо к главной аллее Петродворца. Когда-то, до постройки фонтана «Самсон», корабли могли подплывать даже к парадному подъезду, а Петр I стоял на балконе второго этажа Большого дворца и любовался прорубленным им окном в Европу. Город гордится своим царем-плотником. И то ли здесь, то ли в Меншиковском дворце – самом старом в городе – к его парадному подъезду также когда-то подплывали лодки, и впервые было произнесено ставшее устойчивым выражение «с корабля на бал».

В связи с этим выражением вспомнил о встрече с Эммануилом Виторганом перед самой поездкой. Человек-эпоха, несмотря на свои 72, «держал» зал крепко и непринужденно. После встречи – сразу на поезд. Супруга Ирина сидела рядом с нами в первом ряду. Каждую его фразу на сцене она вполголоса проговаривала вместе с ним. Не часто встретишь такое живое участие – она буквально «проживала» вместе с мужем его пребывание на сцене. Иногда он открыто обращался к ней за советом. Встреча прошла на ура. В самый разгар заключительных аплодисментов к Ирине подошла маленькая еврейская бабушка и вручила пакет: «Вы не успеете поесть, а тут все горячее и все разложено по коробочкам, это вам в дорогу».

…По дороге к Большому дворцу Петергофа неожиданно уловил легкое колокольное звучание. Колокольчики играли «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. Оказалось – трио вибрафонистов на нехарактерных по фактуре инструментах играли сложнейшие классические произведения, наделяя ударные инструменты звучанием певучей кантилены. Я купил у них диск, и музыканты нехотя, отмахиваясь и говоря, что «все равно это никому не надо», после долгих уговоров оставили мне свои автографы на обложке.

«Аве Мария» Шуберта, Баха-Гуно, Каччини и Альбинони, Ария ре-мажор Баха и многое другое. Невероятно, что все это исполнено на ударных инструментах, ощущение такое, будто звучат, колеблясь, сами облака от хрустальных вибраций металлических трубок.

Набережные переполнены. Ночью у Невы невозможно подойти с камерой к парапету, чтоб поснимать поднимающиеся мосты. Сотни маленьких лодочек с туристами пытаются юркнуть впереди сухогрузов, чтобы, замерев на спокойной воде, дать возможность своим пассажирам насладиться зрелищем. Байкеры, рокеры – на Стрелке. Чуть поодаль, у Адмиралтейства – факиры развлекают молодежь огненным шоу. У входа в Русский музей пожилые люди под зонтиками, слегка повторяя движением головы свингованные ритмы, внимают роялю и саксофону на импровизированной сцене.

В этом городе каждому есть место. Самый большой северный город мира с населением пять миллионов человек одинаково радушен всем: от древних египетских сфинксов у входа в Академию художеств до героев нашего времени. И даже знаменитая коллекция Кунсткамеры, купленная Петром у голландского анатома Рюйша, состоящая из препарированных и заспиртованных младенцев-уродцев, не воспринимается, как вызов небу, но как живое свидетельство безграничности жизни и ответственности, которую каждый из нас несет самостоятельно.

О караванах и звездах, больших и маленьких

Кто такие караванеры? Это особый народец, легкий на подъем, почти кочевники. Подобно улиткам, они тащат за собой прицепы-вагоны. В которых царит тепло семейного очага. Более продвинутые ездят на кемперах. Это цельные дома-машины с кроватями, плитами, холодильниками и всем-всем прочим. В Украине периодически устраиваются слеты таких непосед. И тогда ты вживую знакомишься с теми, кого еще вчера на форумах знал только по никам в компьютере: Деффик – это Женя, Хоббит – это Олежка…

Один из самых незабываемых таких слетов прошел в Киеве. О нем есть что рассказать.

Многие путешественники с теплотой вспоминают, как попадая на средневековые узкие улочки, они с удовольствием бродят по ним, открывая для себя причудливые закоулки и тупики.

По такой же улочке из караванов я возвращался все три вечера нашего слета домой к себе на окраину кемпинга. Улочка была весьма извилистая, а над каждой входной дверью горел фонарик. Кое-где из полуприкрытых термоштор пробивался мягкий свет, выплескивая наружу домашний уют и спокойствие. Бывало, вдруг из-за какого-то каравана выскочат дети – и тут же умчатся в ночь, играя в свои детские игры. Мой домик с центральной площади не был виден. Зато за ним простирался чудесный сад, и парадные окна моего каравана выходили именно на него. Идти приходилось аккуратно – хоть и не льет на голову дерьмо, как в средние века, когда через отверстия в стене испражнения шлепались в сточную канаву тротуара. Но все-таки подкатные (на колесиках) баки для сточной воды стоят не у каждого домика, а значит, ненароком можно вступить и в мыльную лужу.

Поеживаясь от промозглой осенней погоды, я поднялся к себе по ступенькам и первым делом на полную мощность зажег Труму, специальный камин в караване. Огонек весело подмигнул, и с привычным гулом в трубе заработала вытяжка. Я присел на корточки у камина, потирая руки. Затем разулся и с удовольствием прошелся босиком по теплому полу в сторону кухни. Маленький караванерский чайник вскипает мгновенно, свистом требуя к себе внимания и обдавая паром стеклянную страховочную панель газовой плиты. А я еще даже не успел принять душ. От камина по всему домику расходятся каналы с горячим воздухом системы Трумавент. Открыв одну из заслонок в ванной комнате, чтобы нагнать туда теплый воздух, начал вывешивать огромный экран для вечернего кинотеатра.

В этот момент в караване напротив открылась дверь. На порог своего домика вышел Деффик. Деффик – это ник, которым пользуется на форуме председатель нашего клуба – Женя.

– Загляни ко мне, я собираюсь варить кофе, – позвал я его.

Я достал чугунную ручную мельницу и перемолол две добрые пригоршни особого сорта кофейных зерен, которые я привез из Китая и варю в исключительных случаях.

Попивая тягучий напиток из маленьких чашечек, со сливками и бисквитами, мы обменялись флешками – я дал Жене свои фотографии, чтоб он выложил их на форуме, а он раздобыл мне чудесный веселый французский фильмец о караванинге, который я и собирался посмотреть на ночь.

Собирался да передумал. На главной площади кемпинга зазвучала живая музыка. А ко мне заглянули мои друзья – Летчик и его жена Мила. «Летчиком» Сергея прозвали еще в армии – он мог из Белоруссии ночью мотнуться в Киев к любимой и обратно. Сейчас у них за плечами двадцать пять лет семейной жизни. Когда Сережа злится, он вспоминает, что за семьсот двадцать дней, проведенных в армии, отправил любимой восемьсот пятьдесят четыре письма, а она в ответ – примерно на сотню меньше. Мила только улыбается: «Скажи спасибо, что вообще дождалась!»

Летчик мне в подарок из-за тысячи верст привез книжку с картинками о Тарханкуте, крымском полуострове, где они с Милой проводят все свои отпуска. Они зовут меня с собой туда уже год. Только посмотрев книгу, я понял, сколько всего прекрасного я еще в жизни не видел.

На главной площади городка второй вечер подряд и до глубокой ночи посиневшими от холода пальцами играли музыканты. Два двухкиловаттных тепловентилятора, в простонародье – «жужика», грели воздух вокруг сцены, оставляя порой отдельные улицы лагеря без электричества. Когда в таких случаях говорят «без света», то я вспоминаю одну умную старушку – она всегда поправляла: «Свет с нами есть всегда, а вот электричество – отключили».

В первый вечер звучала музыка кантри, во второй – мелодии латинос. Клавишник меня очаровал. Я стоял и внимательно слушал его выступление в тени за одной из опорных павильонных колонн – благо, кто-то неумело повесил софиты так, что они освещали не артистов, а пространство перед сценой. В конце выступления я подошел и пожал ему руку. Ему было приятно, что его мастерство не осталось незамеченным.

Тут же всех награждали грамотами и дипломами. Заодно грамота перепала и мне, как сказано в ее содержании: «За волю к победе и яркую жизненную позицию» – в память о прошлом слете в Одессе, когда у меня на полном ходу на скоростной трассе от прицепа отлетело колесо…

Весь следующий дождливый день меня развлекал Дима – родная душа, выпускник Гнесинского училища по сольному пению. Его проникновенный голос под гитарный аккомпанемент брал за живое. А сильная школа сказывалась на грамотно законченных фразах и динамических оборотах. Мы просидели до вечера в его просторном двухосном дворце на колесах, который Дима в свое время получил в обмен на яхту и, забросив капитанское удостоверение, колесил теперь по дорогам от родного Херсона до Питера. Вечером мы попросили его продолжить выступление в шатре перед караваном Хоббита. Дима пел проникновенно, а я периодически рявкал на братию, чтоб не разговаривали под музыку – артиста ведь обидеть легко. Зрители стали молча передавать по кругу бутылку водки, беззвучно заполняя мензурки. Хотелось увековечить импровизированный концерт, поэтому маленькую видеокамеру я примостил вместо штатива прямо на крышку огромного котла. Как выяснилось впоследствии, в котле томился тушеный в сметане заяц, и все гости вынуждены были ждать окончания выступления, чтоб я позволил им до этого зайца добраться.

Во время обзорной экскурсии по Киеву я потерялся. У самого подножия Андреевской церкви. Я лишь перешел на мгновенье улицу, чтоб купить магнитик. Когда ровно через минуту я оглянулся, товарищей не было. Я поднял глаза к небу – там, наверху лестницы, у самого входа в храм стояла какая-то группа, и как убедительно заявил пробегающий мимо Вжик (имени не помню), группа, вроде, наша. Почти уверовав в скорое вознесение товарищей, я полетел наверх. Но это оказалась группа не моя – это была вторая рота караванеров, дальше пришлось ехать с ними. Чуда не случилось: мои, как выяснилось позже, просто свернули в переулок.

Субботнее утро выдалось морозным. Ночью датчики показывали плюс четыре, а утром на листве лежал иней. Удивили россияне. Удивили дважды. Сначала тем, что они не поленились после вечернего концерта встать в восемь утра, нарубить щепок и растопить огромный двухведерный медный самовар, как и полагается, сапогом поддерживая в нем жар. Дружной отдельной группкой они попивали обжигающий чай из походных кружек. Надо сказать, что вода в таком самоваре вскипает по-особенному, вдоль всей высоты нагревательного столба, и вкус у такого чая совершенно отличается от домашнего. Я прошел мимо них трижды. На четвертый раз предложил сфотографироваться на память. Их кольцо на мгновенье разомкнулось в улыбающийся фронт и так же молча сомкнулось после щелчка. Чая я так и не попробовал.

А вот украинцы меня не отпускали ни на минуту – кормили и поили как на убой. То жена Василия зовет на деруны, то Олег-Хоббит и насельники кемперов – на зайца, в другой компании жарился лосось на гриле, в следующей – домашние колбаски… Валя из Винницы вообще приготовила огромную миску селедки под шубой, и всюду шашлык, шашлык…

Две пожилые пары поляков тест на водку не прошли. В три часа ночи последнего дня осады они капитулировали, и наши судорожно искали нашатырный спирт, как говорится, что украинцу хорошо, то остальным…

Люблю я свой караван. Он напоминает мне о том, что все не вечно, все движется, а с другой стороны, ты можешь создать свой маленький мир даже посреди пустыни. Вот и подался я как-то колесить по неизведанным просторам родной Винницкой области.

с. Козинцы, Винницкая область

Расстояние от Чечельника до Крыжополя навигатор показал всего в 56 км. Наивный, я полз глухой ночью с тяжелым караваном за плечами джипа по выбоинам времен освоения асфальта. Накануне, Виталий Белоножко, знаменитый певец, жаловался со сцены, что с такими же муками он добирался и до самого Чечельника, а проклятый навигатор все время уводил его машину в поля. Поселок Чечельник оказался весьма уютным чистеньким городком, затерянном на юге области. В соседней Бершади живут мои родственники, у них я гостил в далеком детстве, но до Чечельника вообще добрался впервые.

Мы отрабатывали предвыборный концерт лучшим составом. Сцена была смонтирована с ночи, мой караван играл роль комнаты отдыха и переговоров: все-таки готовый чай или душ прямо за сценой приятно удивили звезд. За сценой ко мне подошел Олег Семко, известный винницкий телеведущий и сказал:

– Когда ты публикуешь свои новые снимки, я понимаю, что я так мир не вижу. Но понимаю это уже задним числом.

От таких слов, захотелось что-то приятное сделать в ответ. Я полез на сцену во время его конферанса, чтобы сделать пару портретов в работе. Я был поражен его львиной энергетике – перед ним на темнеющем стадионе под проливным дождем рукоплескал народ, по оценкам Саши Добровольского, заслуженного артиста республики, скромно бегающего по стадиону в шортах простого аниматора, тысяч восемь человек. Олег «держал» толпу в кулаке, и по его команде все как один хлопали, скандировали, визжали. Такая черта – «держать зал» – присуща в основном артистам, великим артистам. В плоскости конферанса таких могу пересчитать по пальцам.

Я сделал десятка три портретов, но, как мне показалось, характер ведущего так и не уловил до конца (один из них уже несколько лет стоит в качестве его основной аватарки на фейсбуке). Зато финальная сцена мероприятия меня просто сразила наповал. После всех прощальных песен со всеми артистами и детьми на сцене Виталий Белоножко вдруг a capello запел «Многая лета». Очевидно, в адрес кандидата. Но – браво артисту! Не за фонограммы он получает свои гонорары – пусть слышат все. Над стадионом повисла тишина, а над поселком разливался лишь низкий бархатный голос. Вдруг снизу, фундаментом, на грани профундо – чисто и стройно зазвучал второй бас. Откуда он взялся?! Включение звукооператором фонограммы? Исключено.

Я ринулся к рампе. Оказалось, на втором плане с микрофоном в руках скромно стоит Олежка и поет, я бы сказал, «держит строй» наравне с Народным артистом! У меня отнялся дар речи… Хотя собственно, чему удивляться? Его покойные родители были весьма выдающимися людьми. Ангелина Сергеевна – заведующая фортепианным циклом, гроза пианистов, ее отточенная мелкая техника – Лист и Шопен – ученикам как семечки для упражнений. После прослушивания у нее, лет в тринадцать, я понял, куда мне, цыпленку, на ее цикл с Вебером и Рахманиновым, благо был еще цикл Нины Павловны Шпетной, где романтикам давали снисхождения и концерт Грига.

С Романом Ивановичем Семко я пересекался только на концертах и в коридорах во время учебы. Этот вдумчивый глубокий виолончелист с детства ассоциировался у меня с Мстиславом Леопольдовичем Ростроповичем. А моя супруга осталась благодарной ему на всю жизнь за уроки камерного ансамбля – именно он научил ее тому, что у пианиста не всегда в жизни солирующая партия, и умение оставаться в тени ведущего инструмента – особый пилотаж плюс необходимое по жизни качество.

Неожиданным поворотом в концерте стало появление внука Белоножко – Виталика. Они пели с дедом дуэтом: «Ты – Виталик, я – Виталик, оба мы Виталики», про интернет и разные вкусы поколений. Но хитом был, в подражание Армстронгу, известный спиричуэлс «Let’sMyPeopleGo», где внук пел первую половину фразы, а дед подхватывал вторую.

Крыжополь. Разбуженный ночью по звонку сверху охранник пансионата припарковал меня прямо на берегу озера. Утро в «Зеленой Дуброве» выдалось солнечным. Связи нет. Даже не верится, что смогу поработать!

Полуторасуточный тайм-брейк без людей, интернета и практически без телефона оказался невероятно живительным для мозгов. Чтобы сделать звонок, я поднимался на пригорок, включал громкую связь и, держа телефон над головой на вытянутой руке, пытался что-то орать на всю округу. Мне это напомнило 2008-й год, когда позвонили из отдела наград при губернаторе и попросили срочно выслать трудовую биографию. В этот момент мы с другом застряли в Карпатах. Шли дожди, заливало целые области, дороги были размыты… Тогда, чтобы отправить-таки свою биографию, мне приходилось несколько раз подкидывать смартфон в воздух.

Непроходимый лес и страшноватое озеро – я трижды совершал попытку в него войти, но чудовищный вид зеленоватой жижи, держащей на плаву кусочки древесины, возвращал мне здравый смысл просто принять душ у себя в караване, тем более что я смастерил их два – зимний и летний варианты.

С утречка после второй ночи я надраил караван, как юнга палубу. Оказалось, не зря. Ирине Билык, знаменитой певице, народной артистке Украины, не нашлось места в провинциальной гостинице. Не знаю, по какой причине – то ли номеров не было, то ли гостиниц нужного уровня не было, только, когда я припарковался за сценой на раскаленном асфальте, мне сообщили, что мой домик станет на время для нее приютом. Это значит, мясо, припрятанное в морозильнике, сегодня так и не удастся пожарить.

Сцену для нее собирали долго и нудно. Вместо пяти утра фура пришла в семь, объясняя это тем, что в такой Крыжополь они вообще еле добрались. Я бы выставил неустойку, но Леша Некрасов как организатор весь гнев заказчиков погасил в себе. Я слегка переживал – все-таки мой вагончик хоть и в люкс-фарше, однако выдержан в стилистике конца 1980—начала 1990-х, даже занавески на окнах аутентичные. Но главное, он ведь «заточен» под «заслуженных», а вот как себя в нем почувствует «народная», я не знал. И в который раз я не ошибся – звезды первой величины от того и звезды, что могут порадоваться малому и найти несколько слов для комплимента в обыденном.

Мой караван действительно уютный. Главным критерием, когда я его покупал, было то, что зашел в него – и уже не хочется выходить. Это потом я выяснил, что переплатил, и что он почти рассыпался. Но я не пожалел ни сил, ни денег – полгода его приводили в чувство в лучшей мастерской страны, в Днепропетровске, так что в настоящий момент мне не было за него стыдно.

На фразу «в такой Крыжополь» я бы обиделся. Во-первых, за последние лет пять-семь городок не узнать: появились красивые, даже гламурные, дома, фонтан, пешеходная зона. Только на пятачке возле сцены я насчитал две библиотеки и детскую музыкальную школу. А какие красивые девчата! Смуглые, глазки-искорки, зубки-жемчужинки. Набираю номер старшего оператора областного телевидения Андрюши Кравченко:

– Привет! Я у тебя в Крыжополе!

– Да я-то из Немирова, а из Крыжополя – моя жена, – не без гордости прозвучало в ответ.

Что ж… Охотно верю…

Люблю быть аккредитованным фотографом на концерте – везде открыт доступ. К тому же я не поленился, привез с собой весь чемодан оптики: от 17 до 350 мм.

Ну, естественно, оторвался по полной… Какие типажи! Какие колоритные люди, взрослые, дети. Они-то меня со сцены не видят, пока я с моноподом выслеживаю их живую реакцию на артиста.

От зрителей я оставался сокрытым. Только вот сама Ирина Билык вывела меня из тени за руку прямо на авансцену, глупо я себя почувствовал: танцевать не умею, припевать – тоже. Зато устроил небольшой сценический фотосет, покружился с ней, хлопнули друг с другом в ладоши, и со сцены я испарился. Кажется, слова песни в этот момент были о том, что оставивший мужчина должен героиню хорошенько запомнить.

Билык как актриса мне нравится. Ее песни вне времени, они понятны и мне, и двадцатилетней девчушке, и пожилым людям – я видел одинаковый интерес на их лицах.

Они вроде бы простые – о вечных ценностях, но насколько они не банальны, настолько велик сам артист, сумевший не скатиться до обыденности и однодневности, сумевший стать красивым настоящим лицом эпохи.

Какой-то дедушка-ремесленник подарил ей поделку со словами: «Не нужна нам Мадонна, наш секс-символ – Ирина Билык».

В толпе, посреди моря голов, на постаменте со штативом возвышалась Таня, видеограф из соседней студии:

– Знаешь, – говорю, – ты со сцены так классно смотришься на своем подиуме, я думал, что буду тебя дразнить этими фотками, но теперь ответь на главный вопрос: ты меня на сцене во время танца сняла? Все-таки такая память останется!

Наутро, стадион в Ямполе заводил рок-музыкант Кузьма и его группа «Скрябин». На сцену он вышел в чем приехал – в шортах и домашних тапочках. Впрочем, плюс 36 по Цельсию – в этом регионе, спрятанном за холмами, всегда свой особый микроклимат. Съезжаешь с холма, уже и город виден, извилистый Днестр как на ладони, и домики молдавских Косоуц белеют по ту сторону.

– Могу сбросить вам сценическую съемку, я все равно отсниму вас подробно, – предложил Кузьме.

– Ні, дякую. Після того, як в мене накривсявінт, я спочаткусумував, а теперпринципово не збираюніякихфотографій. Ще раз дякую!

С первых нот он взял стадион в оборот и держал зрителя умело, разогревая его, называя себя «патлатой мавпой» («лохматой обезьяной»), до тех пор, пока его, стадион, не погасила Анжелика Рудницкая милыми добрыми песнями о главном, но увы, ее энергетика совершенно не для такой сцены и не для такой публики – она более камерна, уютна. Видя, что люди расходятся, она несколько раз сказала, что напишет об этом негативно на своей страничке в Фейсбуке. Она ни словом благодарности не обмолвилась о пригласившей ее кандидатке в депутаты. Зато Кузьма вывел кандидатку за руку на сцену, назвав ее «классной чувихой», отчего той потребовалось некоторое время прийти в себя и достойно ответить. Кандидатка честно призналась, что мало что смыслит в его шумной громкой музыке, но сообщила, что ее ребенок сказал: «Мама, ты не продвинутая». А еще поблагодарила Кузьму за то, что все двадцать с лишним лет на сцене он культивирует и пропагандирует украинскую культуру на украинском языке.

Я бы сюда поставил рядом еще и Олега Скрипку. Будучи носителем русскоязычной культуры, я понимаю, насколько важны эти слова – не просто выраженная самобытность, но и информационная составляющая живого, наполненного смыслом и вдохновляющего на творчество, языка.

Рудницкая переоделась в моем вагончике, но только один раз – в концертном ярко-красном платье она прямо со сцены села в свой серебристый «Ягуар» и укатила.

Кстати, об автомобилях. Безусловно, артисты должны передвигаться роскошными автомобилями – и гонорары позволяют, и удобства должны быть, когда приходится мотаться на дальние расстояния, на тот же край света Ямполь. Но когда при этом, как у одной из артисток, и в легковом «Мерседесе» под решеткой и в «Мерседесе-Спринтере», автобусе для шоу-балета, прямо на торпеде прикреплены синий и красный проблесковые маячки – спецсимволы спецслужб, я считаю такое не допустимым. В соседней России общественность борется с высокопоставленными (!) чиновниками, пользующимися маячками, тем, что крепят на крыши своих автомобилей синие детские ведерца. А у нас – скорая не доберется, если каждая звезда будет подмигивать на дороге подобным способом.

Выступала Рудницкая хорошо, энергично, открыто, красивую программу она и коллектив отработали честно, и балет у нее прекрасный, все организовано и слажено. Пространство для переодевания девушек из подтанцовки устроили так: бусикРудницкой уперли носом в мой караван, третью сторону равнобедренного треугольника закрыли тентом. Особо впечатлил приехавший с Рудницкой низкорослый накаченный паренек, носившийся повсюду с умным видом и постоянно сплевывающий на траву, перед самым выходом он вдруг преобразился, нарядившись в изящный костюмчик, выскочил на сцену и заорал, что выступит сейчас звезда, отмеченная самой Аллой Борисовной Пугачевой. После этого костюмчик был снят, и второй выход паренька был только в финале: внизу перед сценой с огромной хлопушкой, чтобы осыпать конфетти всю вставшую в фотопозу творческую группу. Я про себя отметил, что неплохо бы держать такого спецмальчика – уж очень он придавал антуражу всему коллективу. Личный визажист звезды фотографии у меня попросила сама, чем я охотно и поделился.

В заключение, об автомобилях с отметинами Аллы Борисовны: когда на дорогах страны появляется огромная пятиосная концертная фура с гигантской надписью на обоих бортах «Алла» – проблесковых маячков на ней нигде и в помине нет…