Текст книги "Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe"

Вернёмся к Пандавам. Теперь понятно, что их многолетнее странствие по лесам – аналог пребывания в потустороннем мире. Отсутствие человеческих поселений, негостеприимная и опасная среда обитания, страшные враги демонической природы (ракшасы), испытание сверхъестественным существом (Дхарма в личине якши, древний царь Нахуша в виде гигантского удава), приводящее к временной смерти четверых братьев и едва-не-смерти Бхимасены, соответственно. Не забудем и обстоятельств, при которых Пандавы удалялись в лесное изгнание. Братья вынуждены сменить одежду (царское платье на антилоповые шкуры, ср. c Гильгамешeм) и, самое главное, внешность. Теперь у них косы отшельников, но этим дело не ограничивается (Мбх II, 71, 3–6): «Сын Кунти Юдхиштхира уходит, прикрыв лицо одеждой… Сын Мадри Сахадева уходит, запачкав своё лицо… Накула, прекраснейший в мире, идёт вслед за царём… с телом, запачканным грязью… Прелестная Кришна» (Драупади – А. И.) «с продолговатыми глазами следует за царём, закрыв лицо волосами». Всё это очень красноречивые детали. «Намазывание своего лица сажей – один из простейших способов маскирования, то есть воплощения душ покойников» (М. Элиаде «Шаманизм. Архаические техники экстаза». Киев 1998, с. 129). Более того, как указывает Элиаде, «некоторые алтайские шаманы провожают душу умершего в Преисподнюю, и при этом, чтобы их не распознали жители нижних стран, мажут себе лицо сажей». Можно видеть, что Пандавы преобразились, их лица скрыты – они мертвы для цивилизованного общества, которое они покидают. Поведение Драупади тоже неслучайно. По замечанию переводчика Мбх Я. В. Василькова, распустившая волосы и рыдающая царица, очевидно, оплакивает Пандавов, как покойников. Ничего удивительного во всём этом нет, ведь отшельничество в лесу или пещере (=путешествие в преисподнюю) является инициационным испытанием, имитирующим смерть. [Инициация как катабасис (в данном случае в обитель Прозерпины – т. е. в Аид) ярко описана героем Апулея: «Достиг я рубежей смерти, переступил порог Прозерпины и вспять вернулся… В полночь видел я солнце в сияющем блеске» (проходящее через подземный мир, чтобы утром встать на востоке, ср. с Гильгамешем – А. И.), «предстал перед богами подземными и небесными…» («Метаморфозы» XI, 23)]. Сюжет об изгнании и отшельничестве Пандавов имеет ещё один любопытный аспект. Как показал в своих трудах Ф. Б. Я. Кёйпер, ритуальные поединки (словесные, на колесницах, игра в кости) символизировали борьбу богов верхнего мира девов с демонами преисподней асурами (Ф. Б. Я. Кёйпер. Основополагающая концепция ведийской религии. //Труды по ведийской мифологии. М., 1986, с. 34), и победа (партии, представлявшей) девов означала торжество жизни над смертью. Очевидно, что поражение Пандавов, твёрдо отождествляемых сказанием с девами, означает (их) смерть, пусть временную.

По завершении двенадцатого года лесного иcкуca «воскресшие» герои и Драупади в преддверии возвращения в человеческое общество (царство Вираты) вновь обретают прекрасную внешность, принимают новые роли и новые имена. Итак, в лесном изгнании Пандавов можно усмотреть все ключевые элементы мотива катабасиса эпических героев. Сомнений не остаётся: угождая своему сыну, старый царь отправляет племянников в царство мёртвых. Торжествующий Духшасана провожает удаляющихся из сабхи Пандавов словами (Мбх II, 68, 5): «Сыновья Притхи низвергнуты в вечный, бесконечный ад». Очевидно, и Дурьйодхана, и Дхритараштра питают надежду, что из леса Пандавы не вернутся.

8. Дурьйодхана не унимается

Когда очередной мудрый брахман после пребывания с Пандавами в лесу навещает Дхритараштру, старый царь узнаёт от него о лишениях изгнанников. «Внимая его рассказу, слыша, что царские дети и внуки, живущие в лесу, ввергнуты в лавину рушащихся бед, царь Вайчатравирья» (патроним Дхритараштры – А. И.) «терзался состраданием. Душу его томила жалость. Тяжко вздыхая, он оплакивал сыновей Притхи и думал: „Ведь всё это из-за меня!“» (Мбх III, 225). В очередной раз сердобольный старый царь сочувствует несчастьям племянников и даже признаёт свою вину. При этом Дхритараштра, как всегда, не забывает беспокоиться о судьбе своих сыновей (Мбх III, 225, 18–19): «…Гнев Бхимы, пока тот живёт в лесу, растёт, как огонь от ветра. Терзаемый гневом герой сжимает руки и вздыхает жарко и яростно, словно (хочет своим дыханием) испепелить моих сыновей и внуков». Аудитория вновь оставлена в сомнении, сколько в раскаянии царя жалости к Пандавам, сколько стремления к справедливости, и сколько боязни расплаты.

Повествование о жизни Пандавов в лесу сказание использует для создания контрастных образов: с одной стороны преданный дхарме Юдхиштхира, с другой – низменный Дурьйодхана и беспринципный Дхритараштра. Напомним, что на все уговоры родичей и союзников внезапно напасть на Кауравов и вернуть нечестно отнятое царство старший Пандава отвечает отказом, так как дал слово удалиться в изгнание на тринадцать лет (Мбх III, 120, 26): «Истиной дорожу я пуще царства». Твёрдые моральные устои главы Пандавов превозносит божественный Кришна (Мбх III, 120, 23): «Ни под влиянием страсти, ни в страхе, ни из вожделения не отступит Юдхиштхира от своей дхармы…» Совершенно иную оценку получает Дхритараштра. Сказание не оставляет сомнений, что вина за злодеяния необузданного Дурьйодханы лежит на старейшинах рода и особенно на старом царе – без их попустительства хитроумный план Шакуни был бы неосуществим. Вот что говорит старший брат Кришны праведный Рама при виде изгнанников-Пандавов (Мбх III, 119): «Как могут пребывать в довольстве Бхишма, брахман Крипа, Дрона и Дхритараштра, старший царь рода, когда (они) изгнали Пандавов! Позор грешным помыслами старейшинам Бхаратов! Уж не скажет ли нечестивый владыка земли, когда явится в мир иной к праотцам: „Я должным образом относился к моим сыновьям“, когда сам же изгнал их, безвинных, из царства?!»

Контрастны не только моральные оценки двух сторон, данные сказанием, но и их действия во время изгнания Пандавов. Пандавы предаются подвижничеству, посещают места священных омовений, беседуют с отшельниками. Дурьйодхане же мало власти и богатства, по совету неуёмных Карны и Шакуни он хочет навестить Пандавов в лесу, чтобы насладиться зрелищем их унижения, а при благоприятном случае и расправиться с ними. Принц справедливо полагает, что отец его не отпустит [«Если царь разгадает наш замысел, то, беспокоясь о том, что может случиться (непоправимое), он нас не отпустит туда. Ибо нет (у нас) в Двайтаване иного дела, кроме как погубить наших недругов…»]. Дурьйодхана и сам поначалу колеблется: с одной стороны этот визит действительно может кончиться бедой для Кауравов, с другой стороны, соблазн слишком велик (Мбх III, 227): «Когда Царь справедливости и Бхимасена, сын Панду, увидят меня в блеске богатства, (цель моей) жизни будет достигнута».

Остаётся получить разрешение царя, и хитроумные Карна и Шакуни говорят ему о необходимости пересчитать стада, а заодно и развлечься охотой, но Дхритараштра, как кажется, проявляет несвойственные ему прозорливость и осторожность (Мбх III, 228): «…Говорят, неподалёку оттуда (находится пристанище Пандавов)… поэтому я не хочу, чтобы вы шли туда… Царя справедливости вам не удастся разгневать, но зато Бхимасена – само неистовство, а дочь Яджнясены подобна пламени. Ослеплённые гордыней, вы непременно заденете их, и они испепелят вас мощью своего подвижнического пыла». Далее следует ставшее уже привычным для аудитории рассуждение старого царя о том, что притеснять Пандавов и дурно, и бесперспективно (Мбх III, 228): «Но если, рассчитывая на свою многочисленность, вы всё же нападёте на них, то это будет крайне низко и, как я думаю, бесполезно». Шакуни убеждает Дхритараштру, что никто из Кауравов «не будет вести себя там недостойно», и старый царь, как всегда, уступает (Мбх III, 228, 22): «После таких слов Шакуни Дхритараштра, владыка людей, c неохотой, но всё-таки отпустил Дурьйодхану в сопровождении советников (в лес)».

Пренебрежительное или враждебное отношение сына к старому отцу

Нечестие Дурьйодханы находит своё отражение не только в его зависти и ненависти к благородным Пандавам, но и в непочтительном отношении к любящему отцу. Рассмотрим сходные примеры отношения сына к отцу в других сказаниях. Старший сын Асмунда Седовласого – Атли, – добр и покладист, тогда как младший – Греттир – с детства строптив и неуживчив, он «всем прекословил и всё делал наперекор». Непокорность и упрямство Греттира с детства нашли своё выражение в пренебрежительном отношении к отцу. С десяти лет отец пытался приставить младшего сына к работе по хозяйству, но тому ничего не хотелось делать. Доверенным ему гусям он свернул шеи; чтобы отец не поручал ему пасти лошадей, он содрал у лучшей лошади кожу со спины. Когда старый отец просил почесать ему спину, Греттир разодрал ему кожу гребнем для чесания шерсти. Асмунд говорит о непочтительном сыне: «…Станет он человеком сильным и необузданным. Пока мне с ним только мýка да морока» («Сага о Греттире»).

Старшие сыновья шаха Феридуна Сельм и Тур укоряют своего престарелого отца за произвол, то есть за неправедный раздел царства – он оставляет трон Ирана любимому младшему сыну, а им оставляет другие царства:

 
«Законом желанье своё ты избрал,
Йездана заветы надменно попрал,
К обману и кривде душой тяготел,
Свершил самовластно неправый раздел».
 

(ШН «Феридун», бейты 3015–3018)

Зохак, сын праведного арабского властителя Медраса, в своей вражде к отцу доходит до того, что умышляет на его жизнь ради захвата трона:

 
«Он сына растил, от напастей берёг…
А тот, позабыв о заветах творца,
Безжалостно предал родного отца —
В убийстве его соучастником стал».
 

(ШН «Джемшид», бейты 1076–1081)

Пример открытой вражды сына к отцу находим и в скандинавских сказаниях. Когда Хрейдмар получил от асов (фратрия богов) золото в качестве выкупа за своего убитого сына Отра, его сыновья Фафнир и Регин стали требовать своей доли за брата. Из-за отказа отца делиться сокровищем Фафнир убил его. Конечно, это крайний случай вражды непочтительного сына к отцу, и на такое способны только эпические злодеи и монстры. Именно так дело и обстоит: и Зохак, и Фафнир впоследствии превращаются в драконов. У первого из плеч вырастают змеи, требующие ежедневных человеческих жертв; второй после убийства отца и ссоры с братом поселяется в пещере, оберегая сокровище, и становится драконом. Но негативное отношение к отцу, хотя и в смягчённой форме, прорывается и у благородных героев.

Даже Рама, чрезвычайно любящий и почтительный сын (отказывается от трона и уходит в четырнадцатилетнее изгнание, выполняя волю отца), оказывается способен на осуждение престарелого родителя (Рм II, 53, 9-13):

 
«Видя растерянность и смятение,
Овладевшее разумом государя,
Я думаю, что любовь сильнее,
Чем польза и добродетель.
 
 
Кто, даже будучи неразумным,
Откажется ради женщины
От покорного воле сына,
Как отец отказался от меня?
…
Тот, кто пользе и добродетели
Предпочитает любовь, о Лакшмана,
Станет так же несчастен,
Как отец мой Дашаратха».
 

Ещё один примечательный пример конфликта сына с отцом – дуэль Арджуны с Индрой, когда Индра пытается спасти от огня (Агни) лес Кхандава с помощью дождя, а Арджуна своими стрелами рассеивает дождевые струи (Мбх I, 225), по сути, вступая в сражение со своим небесным отцом.

Особый интерес для нас представляют конфликты отцов со старшими сыновьями на протяжении трёх поколений шахской династии Кеянидов (ШН). Старший сын шаха Лохраспа могучий Гоштасп после военных побед домогается власти (ср. с Дурьйодханой); старый шах превозносит доблесть сына, но трон оставлять не спешит. Со своей стороны, сын не готов к насильственному свержению отца, хотя и резко осуждает его, и в знак недовольства и отчаяния убегает из царства. После погони и уговоров принц возвращается, но корона вновь ускользает, и окончательно разгневанный наследник на многие годы покидает страну. Возвращается Гоштасп с триумфом, приведя к покорности соседнюю державу, и получает долгожданный престол из рук отца, который, насытившись властью, обрекает себя на молитвенное уединение. История повторяется с сыном Гоштаспа непобедимым Исфендиаром, но в более драматичном ключе. Подозрительный Гоштасп заключает доблестного наследника в оковы и выпускает только для защиты страны от вражеского войска. Старый шах требует от сына выполнения военных подвигов всё возрастающей сложности, каждый раз обещая в награду трон («… Если победой окончу войну/Тебе я вручу и престол, и страну./ Довольно с меня и молельни одной…»). Поначалу принц терпелив и почтителен («Жизнь рад положить за тебя на войне,/ Венца и престола не надобно мне»), но в конце концов молодой витязь гибнет в одной из схваток, проклиная двуличного и алчного отца: «Я волей жестокой Гоштаспа убит».

Мы убедились, что наследники Кеянидской державы молодой Гоштасп, а затем молодой Исфендиар, стремятся к безраздельной власти, не довольствуюсь положением младшего соправителя и военачальника (аналог положения Дурьйодханы). Но, в отличие от доблестных и удачливых в войне принцев иранского эпоса, честолюбивые притязания Дурьйодханы ни на каких заслугах и способностях не основаны.

Итак, в сказаниях можно найти весь спектр конфликтных отношений сына c отцом, от «случайной» и не связанной с затяжным конфликтом дуэли (Арджунa) или сдержанного и обоснованного осуждения (Рама) до досады на цепляющегося за престол немощного старого отца (Гоштасп, Исфендиар) или смертельной вражды и отцеубийства (Фафнир). На этом фоне поведение Дурьйодханы на первый взгляд кажется предосудительным, но не примечательным. Но если учесть, что, в отличие от приведённых примеров, Дурьйодхана и Дхритараштра по сути единомышленники (при том, что наследник сам не способен ни расширить, ни защитить державу), и отец, беззаветно любящий сына, во всём потакает ему, то пренебрежение Дурьйодханы к старому царю следует признать не только незаслуженным, но и необычным. Любящий эпический отец всегда может рассчитывать на ответную любовь почтительного сына. Лучший пример – отношения Энея и Анхиза. Сын выносит престарелого отца на плечах из горящей Трои (потеряв при этом жену!), в тяжких испытаниях следует всем советам Анхиза; и по смерти отца Эней нуждается в общении с ним и в его наставлениях (общается с призраком Анхиза во сне и при нисхождении в царство теней). Странная для эпоса асимметрия отношений Дурьйодханы и Дхритараштры подчёркивает чёрствость самовлюблённого принца и горестный удел старого отца.

Чтобы разобраться в источниках пренебрежительного отношения Дурьйодханы к отцу, рассмотрим тандем эпических злодеев греческих сказаний, также представленный отцом с сыном. Царь Микен Фиест и его сын Эгисф в полной гармонии делают общее дело, избавляясь от брата Фиеста Атрея, отправляя в изгнание кузенов Эгисфа принцев Агамемнона и Менелая; позже Эгисф расправится с Агамемноном, вновь захватив трон Микен. Разница между тандемами Фиест/Эгисф и Дхритараштра/Дурьйодхана сводится к отличию отцов: Фиест оказывается злодеем par excellence, способным ради власти на адюльтер с невесткой, насилие над собственной дочерью и братоубийство. Как мы могли убедиться, Дхритараштра не похож на bona fide эпического злодея. Очевидно, своей слабостью и неспособностью прибегнуть к крайним и решительным мерам он раздражает сына, который не может считать отца единомышленником.

Дхритараштра слишком умён, чтобы не заметить пренебрежительного отношения сына, но неизменно остаётся любящим отцом, готовым (почти) на всё ради отпрыска. И только когда битва Кауравов покажется ему проигранной, старый царь в порыве отчаяния (но и тут не без размышлений и колебаний!) выплеснет свою боль в беседе с конфидентом (Мбх I, 1): «Между тем, как (в том сражении) стали побеждать сыновья Панду, Дхритараштра, услышав эту страшную весть, узнал сначала мнение Дурьйодханы, Карны и Шакуни и после долгого размышления обратился (затем) к Санджаи с таким словом: „…Для меня нет различия между моими сыновьями и сыновьями Панду. Мои сыновья, склонные к гневу, презирали меня за старость. Я заблуждался относительно Дурьйодханы, глупого и бесчувственного“». Помимо психологического (то есть характеризующего Дурьйодхану) есть и ещё один важный аспект пренебрежительного отношения наследника к старому царю: конфликт между отцом и сыном в патриархальном обществе, даже если речь идёт не о монаршей семье, это важнейший для эпоса символ социальной неурядицы.

9. Тринадцатый год

В конце двенадцатилетнего лесного изгнания Пандавов их конфликт с Кауравами обостряется, но происходит это уже без непосредственного участия старого царя. После того, как Дхритараштра поддался на уловки Шакуни и Карны, Кауравы в сопровождении войска и гарема отправляются в лес, из-за наглости Дурьйодханы ввязываются в сражение с войском гандхарвов и терпят поражение: Карна обезоружен и бежит, а Дурьйодхана с братьями и жёнами попадают в плен. Благородный Юдхиштхира, прекрасно зная, что целью экспедиции Дурьйодханы было поглумиться над Пандавами, тем не менее отправляет четверых братьев сразиться с гандхарвами и вызволить незадачливых кузенов. Освобождённый благодаря великодушию и доблести ненавистных Пандавов, Дурьйодхана страдает от позора и думает о самоубийстве, но его отговаривают демоны данавы, обещая свою поддержку и предсказав победу в грядущей битве с Пандавами.

Тем временем Пандавы и Драупади по истечении срока лесного изгнания поселяются неузнанными (дар Дхармы) при дворе царя матсьев Вираты: Юдхиштхира исполняет роль развлекающего царя игрока в кости, Арджуна – евнуха, обучающего принцесс танцам, Бхимасена – повара, Накула и Сахадева – смотрителей табунов и стад, соответственно, а Драупади – камеристки царицы. Так пятеро героев с женой должны провести последний год изгнания.

Тринадцатому году изгнания Пандавов целиком посвящена IV книга Мбх «Виратапарва» (книга о Вирате). Отметим, что на протяжении всей книги, где значительная часть действия происходит при дворе и в стане Кауравов, Дхритараштра на сцене не появляется, и это весьма знаменательно. Отсутствие старого царя говорит о нём едва ли не больше, чем его активное участие в действии предыдущих книг. Вот что происходит в Хастинапуре. Дурьйодхана и Карна лихорадочно рассылают шпионов, тщетно пытаясь напасть на след изгнанников, ведь если те выполнят условие, проведя тринадцатый год неузнанными, то есть не будут обнаружены, придётся вернуть Пандавам половину царства. Во время совета неожиданно для аудитории выясняется, что партия мира при дворе Кауравов практически перестала существовать – бывшие сторонники Пандавов теперь увлечённо поддерживают Дурьйодхану. Наставник Дрона говорит, что Пандавы должны быть найдены во что бы то ни стало (Мбх IV, 26, 10): «…Мы, а также и другие люди, которые знают их, должны разыскивать их снова через брахманов, шпионов и преуспевших в покаяниях (отшельников)». Создаётся впечатление, что коварный план Дурьйодханы и Дхритараштры успешно реализуется: время изгнания Пандавов использовано Кауравами для создания лагеря сторонников. Почтенный Бхишма, очевидно, не решаясь противоречить Дурьйодхане и Карне, ограничивается нейтрально-лояльным заявлением (Мбх IV, 27, 28): «…Поразмыслив обо всём этом, быстро сделай то, что ты считаешь полезным…» А наставник Крипа и вовсе пускается в пространные рассуждения о военных приготовлениях (Мбх IV, 28, 11–13): «Переговорами, сеянием раздора, подкупом, открытым нападением, предложением даров и благопристойным поведением располагая к себе своих врагов, а слабых подчиняя силою, применяя увещевания по отношению к союзникам, необходимо склонить на свою сторону войска сладкими речами. Усилив таким образом своё войско и пополнив свою казну, ты достигнешь полного успеха. И ты в состоянии будешь сразиться с любыми сильными врагами, противостоящими тебе, а тем более – с Пандавами, лишёнными своих собственных войск и верховых и упряжных животных».

Отвлечёмся от основной темы для следующего наблюдения. В данной сцене советы почтенных старцев оказываются направлены к пользе Дурьйодханы и в ущерб интересам Пандавов. Но ведь эти старейшины на протяжении десятилетий неизменно отстаивали интересы Пандавов! В чём дело? Можно предположить, что их интересует не абстрактная справедливость, но благоденствие рода и царства. Именно поэтому Дрона советует с помощью шпионов обнаружить Пандавов – тогда им вновь придётся уйти в изгнание, и кровавый конфликт будет отложен на многие годы. Следуя этой же логике, если всё же Пандавов не удастся обнаружить до истечения срока изгнания, Крипа советует, не теряя времени, напасть на них, пока они не успели собрать армию: в этом случае есть надежда одержать над Пандавами победу малой кровью, а не ценой взаимного истребления и разорения царства. Даже Бхишма, пока сила на стороне Кауравов, стоит за Дурьйодхану. Тому же прагматичному подходу – миру любой ценой – старцы следовали много лет назад, поддержав раздел царства, который только формально можно было считать справедливым. Расчёт был на миролюбие Юдхиштхиры, готового на компромисс; тогда расчёт партии мира оправдался. Вскоре мы увидим, как праведный и неустанный обличитель царя Санджая, исходя из такого же расчёта, будет уговаривать Юдхиштхиру поступиться своим наследственным правом и жить сбором милостыни, чтобы избежать кровопролития. При этом (во время переговоров) Дрона, Бхишма и Крипа вновь будут спорить с Дурьйодханой, вернувшись, как кажется, на сторону Пандавов – только потому, что Дурьйодхана будет стремиться к войне, а Пандавы до последнего будут предлагать мир. Мы обращаем внимание читателя на эти обстоятельства, чтобы прояснить окружение старого царя: при его дворе нет истинных праведников, готовых любой ценой отстаивать справедливость, но есть прагматики, искренне стремящиеся избежать кровопролития. Даже радеющий Пандавам Видура порой смиряется с обстоятельствами – вспомним его примирение c царём по возвращении от племянников в начале «Араньякапарвы».

Вернёмся к сцене военного совета: речь брахмана-воина важна для нашей темы. Дело не только в том, что очередной защитник Пандавов встал на сторону Кауравов. Крипа дословно воспроизводит замысел по устранению Пандавов, разработанный отцом и сыном перед повторной игрой в кости. Теперь понятно, почему на совещании по обнаружению Пандавов старый царь не присутствует: он там просто не нужен. Ведь его муки и сомнения всегда происходили из-за оглядки на авторитетных старцев партии мира, а его деятельность в значительной степени сводилась к посредничеству между умеренными старейшинами и оголтелым Дурьйодханой с присными. Теперь мудрецы и старейшины поддерживают принца, и Дхритараштра во кои-то веки может устраниться и не брать греха на душу, ведь принц и так добьётся своего. Подтверждается наша догадка: царь часто возражал сыну не из справедливости или сочувствия Пандавам, а из боязни конфликта с партией умеренных.

Так и не найдя Пандавов, Кауравы отправляются в поход: вместе с союзным племенем тригартов с двух сторон нападают на царство матсьев, чтобы угнать знаменитые царские стада. Пока войско матсьев во главе с Виратой и с помощью Бхимасены сражается с тригартами, Кауравам противостоит единственная колесница царевича Уттары с возницей-евнухом, под личиной которого скрывается Арджуна. Арджуна единолично побеждает Кауравов, возглавляемых шестью самыми могучими витязями: Бхишмой, Карной, Дроной, Крипой, Дурьйодханой и Ашваттхаманом. Бхишма и Дрона узнают Арджуну, но мечте Дурьйодханы не суждено сбыться: оказывается, что срок изгнания уже истёк, то есть условие игры Пандавы выполнили. Победоносные Пандавы объявляются в своём истинном обличье при дворе празднующего победу Вираты, и происходит свадьба дочери Вираты Уттары с сыном Арджуны юным богатырём Абхиманью. На празднество съезжаются друзья Пандавов во главе с Кришной. Так повторяется цикл торжества Пандавов: они вновь воскресают из небытия, заодно с помощью очередной удачной женитьбы приобретя нового могущественного союзника – царя Вирату.