Текст книги "Во имя отца"

Глава 26

Через час грузовик остановился на улице неподалеку от стадиона им. Ленина. На одной стороне улицы были старые четырехэтажные дома. На другой стороне стоял ряд нежилых помещений и закрытых гаражей.

Майор вынул свои фальшивые усы и, чувствуя себя по-идиотски, вновь приклеил их на прежнее место. Освещение было плохим. Майор приказал шоферу подождать его с работающим мотором. Он вылез из машины и, перейдя на другую сторону улицы, отыскал коричневую дверь с цифрой восемь. Рядом с дверью был старый звонок с ручкой. Дверь была похожа на дверь гаража.

Майор дернул за ручку звонка и услышал за дверью шарканье. Через минуту дверь приоткрылась, на улицу просочился луч света, и чей-то голос поинтересовался, кто там. Майор ответил, что хотел бы поговорить с Борисом Гоголем.

– Вы с ним и говорите.

Майор подался вперед и тихо сказал:

– Я возвращаю вам ваших детей.

Дверь раскрылась пошире. Стоявший за ней мужчина был ростом не выше ста шестидесяти сантиметров, но обладал примечательной внешностью. Широкое лицо, высокий лоб и седые волосы, спадающие на плечи. Запоминающиеся глаза. Ярко-голубые, они искрились так, будто наблюдали за веселой шуткой. По ним было видно, что этот человек умен. Майор решил, что ему около пятидесяти пяти лет.

Гоголь осмотрелся и, увидев грузовик, сказал:

– Я ждал их.

Майор спросил:

– Куда их доставить?

– Прямо сюда.

Мужчина открыл вторую дверь гаража. Майор подошел обратно к машине и приказал водителю подать ее задом. К счастью, и майор и шофер оказались физически крепкими людьми. Борис Гоголь тоже принимал посильное участие в разгрузке, но оно в основном сводилось к тому, чтобы все время просить пыхтящих военных быть поосторожнее. Наконец гробы были уложены на маслянистый пол, майор приказал водителю отъехать в сторону и там его подождать. Они с Гоголем закрыли двери гаража. Майор сказал:

– Антидот находится в гробу у мужчины. Инструкция – там же. Вы знаете, как обращаться со шприцем?

Гоголь кивнул. Майор уже было повернулся, чтобы уходить, но тут вспомнил:

– Им ввели приличную дозу морфина около шести часов назад. Проснуться они могут навеселе, но пусть это вас не волнует.

– Я вас понял.

Майор пошел к машине. Он думал о том, что эта операция все же была странной. Ну да ладно! Главное, что через месяц он получит полковника.

Борису Гоголю с трудом удалось открыть первый гроб. Сержант в Варшаве затянул шурупы очень туго. В конце концов Гоголю пришлось воспользоваться молотком. Он снял крышку и увидел довольное лицо Ани. Несколько мгновений он не отрываясь смотрел на нее, затем нагнулся, взял правую руку и пощупал пульс. Слава Богу, все в порядке. Он быстро открыл второй гроб. У Мирека было такое же выражение лица. Гоголь внимательно рассмотрел его и удовлетворенно кивнул. Плоская коробочка лежала у левого локтя Мирека. Гоголь взял ее и открыл. Внутри, поверх шприца и маленького пузырька с резиновой пробкой, лежала записка. Гоголь прочел ее два раза. Он взял пузырек и проверил метки. Затем проткнул пробку шприцем и набрал нужное количество жидкости. Сперва он ввел лекарство Миреку, потом Ане. Он подвинул себе стул, сел и стал терпеливо ждать результатов, гадая, кто проснется первым.

Первой проснулась Аня. Через десять минут после инъекции она заморгала и открыла глаза. Правда, взгляд был несфокусированный. Когда она смогла наконец более или менее ясно различать предметы, то прежде всего увидела лампочку, свисающую с грязного потолка. Затем появилось чье-то лицо. Длинные седые волосы, смеющиеся глаза, улыбка на губах. Аня улыбнулась в ответ. Ей казалось, что она куда-то плывет. Вдруг лицо заговорило.

– Не волнуйтесь. Вы в полной безопасности. Вы себя хорошо чувствуете?

Она постепенно осознала, что он говорит по-русски, и ответила на том же языке.

– Да… Что… где я?

Он улыбнулся еще шире и ответил:

– В Москве. Правда, сейчас вы лежите в гробу, хотя так же живы, как и я.

Аня подняла голову и посмотрела вниз. Затем она огляделась по сторонам и увидела второй гроб. Постепенно она стала все понимать.

– Мирек?

Человек с седыми волосами ответил:

– С ним все в порядке. Он спит в том гробу. Скоро он тоже проснется.

Аня напрягла мышцы рук и ног. Человек сказал:

– Вы можете встать? Дайте-ка мне свою руку.

С его помощью она встала и нетвердой походкой прошла несколько шагов.

– У меня что-то с головой.

– Вам ввели дозу морфина. Это скоро пройдет.

Они услышали стон. Мирек тер глаза руками, Аня быстро подошла к его гробу, встала на колени у изголовья и взяла его за руку. Гоголь не знал польского, но ее быстрые фразы, видимо, были объяснением чего-то важного. Он услышал, как Мирек задал несколько вопросов. На некоторые из них она ответила очень кратко, буквально одним словом, а на некоторые вообще не смогла ответить. Затем она помогла ему встать на ноги. Он встал, провел рукой по волосам и озадаченно взглянул на маленького русского. Гоголь улыбнулся и сказал: – Добро пожаловать в Москву, Мирек Скибор. Вы были в забытьи в течение шести с половиной часов. Меня зовут Борис Гоголь.

Мирек потряс головой, затем пошел нетвердой походкой по направлению к русскому и протянул ему руку Гоголь пожал ее очень крепко. Мирек спросил его:

– Как мы попали сюда из Варшавы?

Гоголь в недоумении пожал плечами.

– Об этом я знаю немногое. Мне было заранее известно только о самом факте и времени вашего прибытия, и что человек, который доставит вас сюда, скажет следующий пароль. «Я возвращаю вам ваших детей», а я должен буду на это ответить. «Я ждал их».

– А как выглядел этот человек?

– Он был в форме майора Советской Армии.

– У него не было явно фальшивых усов?

Гоголь широко улыбнулся и сказал:

– Да, да… И он все время проверял, на месте ли они.

Мирек кивнул, провел рукой по лицу, осмотрелся вокруг и спросил Гоголя:

– Где мы будем жить?

Гоголь указал на дверь в задней стене и извиняющимся тоном произнес:

– У меня тут очень скромное жилище, переоборудованное из гаража… Пойдемте, я согрею вам чаю.

Они проследовали за маленьким русским в небольшой коридорчик и оказались в крохотной комнатушке. Первым бросилось в глаза огромное количество книг. Они занимали почти все пространство от пола до потолка. Книги лежали и на столе, и на ветхом ковре. Гоголь освободил от них два старых кресла, которые стояли перед электрическим камином, и усадил на них своих новоявленных гостей. Затем он прошел в крошечную кухню и, повозившись с допотопным чайником, вернулся с подносом в руках. Налив чай Ане и Миреку, он убрал книги с потрепанного стула и уселся на него. После небольшой паузы он сказал:

– У вас, видимо, было очень запоминающееся путешествие.

Аня ответила за двоих:

– Мы очень рады, что оно наконец закончилось.

Гоголь опять улыбнулся.

– Чем тяжелее дорога, тем приятнее оказаться дома. Конечно, это нельзя назвать домом, но я сделаю все, что смогу, для того чтобы вы чувствовали себя достаточно комфортабельно. Мое жилище уж очень захламлено, но вы все равно здесь долго не пробудете.

Мирек спросил Гоголя:

– Вы тут живете один?

Беспомощно разведя руками, русский ответил:

– Да, но со мной живут мои книги. Они – это мои друзья и семья. Здесь я проживаю временно. Я не должен был брать их с собой, но я не могу без них жить.

Аня спросила его, неужели он прочел все эти книги.

Маленький человечек кивнул:

– Да. Некоторые я даже перечитывал по многу раз. Сквозь их страницы я вижу окружающий меня мир.

Мирек решил перейти прямо к делу.

– Так что же мы должны теперь делать?

Гоголь сделал последний глоток чая и аккуратно поставил чашку на стол. Когда он вновь поднял на них взгляд, он как будто преобразился. Теперь у него был серьезный и сосредоточенный вид. Он сказал:

– С данного момента вы будете подчиняться мне. Это последняя фаза операции, и я целиком за нее отвечаю. Все спланировано до мелочей. И этот план должен выполняться очень точно. В этом ключ к успеху, залог того, что все мы выживем.

Мирек твердо сказал:

– Я доверяю вам. Что с Аней? Она останется здесь?

Гоголь склонил свою голову в сторону девушки.

– Да, она остается.

Взглянув на часы, он продолжил:

– Сейчас наступило восьмое февраля. Профессор Шафер должен будет осматривать Андропова в институте завтра в одиннадцать тридцать утра. Его заберет из отеля академик Евгений Чазов примерно в одиннадцать. Детали замены Шафера я объясню завтра. Там все должно пройти с точностью до минуты. Поездка от гостиницы до института займет от пятнадцати до двадцати минут. После консультации вы вернетесь обратно в отель. Вы постараетесь отговорить Чазова провожать вас. Это будет нетрудно. Шафер известен своим жестким характером и капризами.

Мирек заметил:

– На первый взгляд все довольно примитивно.

Гоголь согласно кивнул:

– Все гениальные планы просты. Но не ошибитесь. Тут множество деталей, с которыми нужно быть очень внимательным, иначе весь план рухнет.

Мирек наклонил голову и тут же задал давно интересовавший его вопрос:

– Так каким же образом я должен его убить?

Гоголь встал со своего стула.

– Пойдемте, я вам все покажу.

Мирек встал и взглянул на Аню. Она покачала головой и отвернулась. Мирек проследовал за Гоголем в соседнюю комнату. Это, видимо, была спальня. Там стояли две узкие кровати, небольшой стол, комод и вешалка для одежды. На ней висел отличный темно-серый костюм. Гоголь указал на него.

– Я хочу, чтобы вы померили его вечером, перед тем как лечь спать. По-моему, он вам будет в самый раз. Если же не подойдет, то утром будет другой. В шкафу стоит пара туфель. У них немного приподнятые каблуки. Их тоже примерьте. Они должны вам подойти.

Указав на стол, он добавил:

– Здесь книги по нефрологии. Я подумал, что вы бы не отказались немного освежить свои знания в этой области.

Мирек почти не слушал. Он смотрел на четыре фотографии, висевшие на стене. На них был Стефан Шафер анфас, в профиль и сзади. На фотографиях анфас он самодовольно смотрел в камеру. Мирек внимательно изучил фотографии и подошел к зеркалу, чтобы фото попали в его поле зрения. Сходство было поразительным. Правда, Миреку необходимо было немного подстричь усы и утолщить брови. Лицо у него было несколько уже, чем у Шафера, но это было практически незаметно. Напряжение, сидевшее в Миреке, заметно ослабло. Он чувствовал, что маленький русский все держит под контролем.

Гоголь подошел к комоду и достал оттуда плоский кожаный чемоданчик. Он положил его на стол и аккуратно открыл, говоря:

– Даже в нашем компьютеризованном и автоматизированном мире врачи любят пользоваться обыкновенным фонендоскопом.

Мирек увидел обычный аппарат, бережно завернутый в кусок бархата. Гоголь осторожно поднял его за скрещение наушников. Металлическая головка в виде воронки засветилась у Мирека перед лицом. Гоголь очень осторожно положил головку на левую ладонь, сказав Миреку:

– Вы воспользуетесь фонендоскопом только в конце осмотра. В его головке находятся две микроскопические иглы. Вы будете прикладывать головку к разным местам у него на груди. При этом необходимо несильно нажимать на головку пальцами. Он ничего не почувствует. Поверьте мне, мы все тщательно выверили. На иголки нанесен сверхмощный редкий яд рицин. Интересно, что изобретен он был в лабораториях КГБ, а проверку проходил в болгарских спецслужбах, которые устраняли с его помощью перебежчиков в Париже и Лондоне. Они пользовались зонтиком с металлическим наконечником. Очень примитивно, но проходило. Если применить этот яд прямо против сердца, то человек, являющийся жертвой, – стопроцентный труп.

Мирек зачарованно смотрел на фонендоскоп. Наконец он спросил у Гоголя:

– Сколько времени пройдет, прежде чем он подействует?

Гоголь аккуратно уложил фонендоскоп обратно в чемоданчик.

– Через двадцать минут ему захочется спать. Примерно через час он будет в состоянии комы, а спустя еще час умрет. Так что у вас предостаточно времени для того, чтобы вернуться в гостиницу, а затем исчезнуть.

Гоголь подошел к комоду и убрал чемоданчик. Мирек спросил:

– А противоядия от рицина нет?

Седые волосы Гоголя колыхнулись, когда он отрицательно помотал головой.

* * *

Сутки пролетели в крепком сне, быстром принятии пищи и занятиях. Иногда Мирек находился в отчаянии. Он представлял тысячу вопросов, которые могут ему задать, и десять – пятнадцать ответов, которые он знал. Аня попыталась помочь ему, взяв на себя роль ментора, спрашивающего у ученика домашнее задание, но эта идея была обречена на неудачу. На первом же вопросе, на который он не смог ответить, Мирек потерял терпение. Она поняла его психологическое состояние и ушла в другую комнату, где Гоголь встретил ее сочувственной улыбкой и книгой. В шесть утра девятого февраля Мирек в бешенстве швырнул медицинский справочник на пол. Он решил, что будет полагаться на хитрость и агрессивность.

В семь часов он сидел на стуле в спальне. На нем было повязано только полотенце. Аня сперва немного подстригла ему усы. Затем она подровняла его волосы и побрила затылок в соответствии с фотографией Шафера. Она подкрасила ему брови с помощью специальной косметики и положила на скулы тени. Аня делала все это довольно долго и тщательно. Наконец она отошла на два шага назад и внимательно осмотрела Мирека, удовлетворенно кивнув головой.

– Посмотрись в зеркало.

Мирек встал, подошел к зеркалу и стал рассматривать себя, поворачивая голову в разные стороны. Затем он внимательно вгляделся в фотографии Шафера. Также удовлетворенно кивнув, он объявил:

– Да, теперь мы с ним действительно похожи.

Одежда лежала на кровати. Все прекрасно подошло Миреку по размеру, ничего не пришлось заменять. Он сказал Ане:

– Мне надо одеваться.

Она села на стул.

– Ну и одевайся. Я тебе не помешаю.

Мирек поколебался некоторое время, затем скинул с себя полотенце. Она спокойно смотрела на него. Затем встала и поправила ему галстук.

– Ты отлично выглядишь. Как настроение?

– Я сильно волнуюсь… но в душе постепенно просыпается ненависть. Это помогает победить страх.

Она стояла совсем рядом с ним. Они посмотрели друг на друга. Аня медленно протянула руку и прижала ее тыльной стороной к его щеке. Потом она подошла к маленькому окошку и посмотрела на улицу. Было серое утро. Мирек некоторое время смотрел на нее, затем взял со стола небольшое устройство, похожее на слуховой аппарат для глухих. Он вставил его в левое ухо.

Гоголь осмотрел Мирека очень внимательно в комнате, заваленной книгами. В руках он держал металлическую коробочку размером с пачку сигарет. Он дважды нажал на кнопку, встроенную в нее.

– Вы слышите?

Мирек кивнул головой.

– Очень отчетливо.

Гоголь громко выдохнул воздух и сказал:

– Нам пора идти. Попрощайтесь, а я подожду в прихожей.

Он вышел. Наступила тишина. Оба знали, что, даже если операция окончится удачно, в России они больше не увидятся. Мирека переправят на Запад по одному маршруту, а Аню по другому. Они не стали обсуждать свое будущее. Они старались о нем не думать. Они крепко обнялись, но Аня не плакала. Мирек сказал ей:

– Через несколько часов все закончится. Я люблю тебя, Аня.

Он крепко сжал ее и поцеловал в щеку, ожидая, что она скажет в ответ. Тело ее было абсолютно спокойным.

– Аня, пожелай мне удачи.

Она покачала головой и сказала:

– Я люблю тебя, Мирек. Тебе пора.

Мирек внимательно посмотрел на нее, понимающе кивнул и вышел из комнаты. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и медленно опустилась на колени. Она молилась за душу Мирека, за свою душу и душу Андропова.

Глава 27

Профессор Стефан Шафер тщательно побрился. Было десять тридцать утра. Ванная его номера была роскошной. Мрамор и зеркала. Он чувствовал себя очень важной персоной.

Стефан сполоснул лицо водой и вытерся пушистым белым полотенцем. Затем он взял в руки ножницы и аккуратно подстриг себе усы. Он внимательно посмотрел на себя в зеркало и решил, что действительно привлекателен. Сунул в рот две таблетки амплекса и прошел в спальню. Его белая рубашка, бордовый галстук и темно-серый костюм лежали на огромной двуспальной кровати. Он успел только надеть брюки и заправить рубашку, когда в дверь легонько постучали. Шафер застегнул ширинку, подошел к двери и распахнул ее.

Перед ним стояла Халена с улыбкой на губах и бутылкой шампанского в руке. Ее улыбка стала еще шире, когда она увидела удивленное выражение лица Стефана.

– Я пришла пожелать тебе удачи!

Ошеломленный Шафер пропустил Халену в номер. Она стала восторгаться по поводу прекрасной обстановки, поставила шампанское на стол и сбросила шубку на кровать. Затем она обвила руками шею Стефана и горячо поцеловала его в губы. Шафер вырвался из ее объятий и спросил:

– Халена, что ты делаешь тут в такой ранний час?

– Наш скучный семинар, слава Богу, рано закончился, так что я успела схватить бутылку шампанского и примчаться к тебе до твоего ухода. Я думаю подождать здесь твоего возвращения.

Шафер улыбнулся ей.

– Халена, я не могу сейчас пить шампанское. У меня должна быть абсолютно ясная голова.

Халена, не слушая его, открыла буфет и, найдя там два бокала с тонкими ножками, поставила их на стол.

– Ну же… Тебе можно выпить один бокал. Это как раз просветлит твою голову. Ты что, не рад меня видеть?

– Конечно же рад, Халена.

Он подошел к кровати, взял свой галстук и засунул его под воротник. Через плечо он бросил ей:

– Но никакого шампанского, дорогая. Оставь его на то время, когда я вернусь.

Раздался хлопок. Пробка ударила в потолок и упала в угол. Шампанское полилось в оба бокала. Шафер надел пиджак, улыбаясь и покачивая головой.

– Я не могу сейчас пить, Халена. Оставь до моего возвращения.

– Оно выдохнется.

– Не волнуйся, я закажу другую бутылку.

– Ты не любишь меня, Стефан.

Он опять улыбнулся ей.

– Конечно же люблю.

Он подошел к ней и крепко прижал к себе.

– Они скоро заедут за мной. Ты действительно меня дождешься?

– Да, Стефан. Я буду ждать тебя в этой кровати… обнаженной.

Она почувствовала, как его охватывает желание. Капризным голосом Халена сказала:

– Стефан, не надо все портить. Выпей же свое шампанское, дорогой. Я так хочу.

Наконец он сдался и прошептал ей на ухо:

– Ладно, но только полбокала.

Он выпустил ее и уже потянулся к бокалу, когда зазвонил телефон. Он пожал плечами, подошел к журнальному столику и поднял трубку.

– Да, Шафер слушает.

Халена в это время открыла свою сумочку. Стефан ответил в трубку:

– Да, профессор Чазов, я готов. Уже спускаюсь.

Он положил трубку и повернулся к Халене. Она стояла в стойке полицейского, ее левая рука поддерживала правое запястье, пальцы которого сжимали рукоятку пистолета с навинченным глушителем. Дуло пистолета было направлено Шаферу в сердце. Она холодным голосом сказала:

– Было бы намного проще, если бы ты выпил шампанское.

Рот Стефана удивленно раскрылся.

– Халена… что… что это значит?

Она ответила тем же бесстрастным тоном:

– Если ты хотя бы пошевельнешь рукой, я тебя убью. Я умею пользоваться этой штукой. К твоему сведению, я прекрасно стреляю.

Ее раскрытая сумочка лежала рядом с ней на столе. Она освободила одну руку и достала из сумки маленькую металлическую коробку размером с пачку сигарет. Халена положила коробку на стол и, не сводя глаз с Шафера, нащупала на ней кнопку. Она дважды нажала на нее. Затем придвинулась к Шаферу и сказала:

– Сядь в это кресло. Мы подождем пару часов, и после этого мне больше никогда не придется видеть твою физиономию и терпеть твое отвратительное дыхание.

* * *

В номере двумя этажами ниже Мирек вынул наушник из уха и бросил его Гоголю.

– Вот и все. Я пошел.

Он взял в руки черный саквояж и поправил галстук. Гоголь сказал ему:

– Удачи вам, я буду ждать.

Мирек кивнул и пошел к двери. Когда он вышел из лифта, то резко выдохнул воздух. Сосредоточившись, он пошел по вестибюлю. Гоголь показал ему фотографию Чазова. Мирек сразу же узнал его. Он стоял у стойки администратора. Мирек подошел к нему вплотную. Чазов торжественно объявил:

– Профессор Шафер, это для меня огромная честь и большое удовольствие.

Мирек взял свой чемоданчик в левую руку и пожал руку Чазова. Тот взял Мирека под локоть и вывел из гостиницы к ожидавшему их черному «ЗИЛу». Водитель в униформе ждал у открытой задней двери. Чазов пропустил Мирека вперед. Стеклянная перегородка отделяла их от переднего сиденья. Когда машина тронулась, Чазов с энтузиазмом начал разговор.

– Меня очень заинтересовала ваша последняя статья в «Советской медицине». Сколько пациентов было задействовано в эксперименте?

Мирек почувствовал холодок в груди. Он не имел ни малейшего понятия об этой статье. Его мозг лихорадочно работал. Он вспомнил психологическую характеристику Шафера: себялюбивый и капризный. Мирек решил воспользоваться этими «своими» качествами. Холодным тоном он сказал:

– Достаточно для того, чтобы делать статистически подкрепленные выводы.

Молчание. Чазов откашлялся и, как бы извиняясь, сказал:

– Конечно, конечно… Результаты очень многообещающи.

На десять минут это прервало беседу. Они выбирались из Москвы. Чазов попробовал подступиться к «Шаферу» еще раз.

– Я имел удовольствие встретиться с профессором Эдуардом Ленчовским на симпозиуме в Будапеште в октябре прошлого года. Я знаю, вы ведь работаете вместе. Каково ваше мнение о нем?

Мирек мельком взглянул на Чазова и ответил:

– Надеюсь, мне удалось немного подновить его хирургическую технику.

На этот раз Чазов слабо улыбнулся и сказал:

– Да, мне тоже показалось, что у него уж слишком консервативные взгляды.

Мирек кивнул и отвернулся к окну. На улице сыпал снежок. Мирек внимательно изучил весь маршрут и знал, что ехать осталось всего несколько минут. Он почувствовал, что Чазов заворочался, обернулся и увидел, как из внутреннего кармана пиджака профессор достает пластиковое портмоне. Извиняющимся голосом Чазов проговорил:

– Тут пропуск для вас. Охрана здесь очень строгая. Прошу понять, профессор. Думаю, вам придется пройти через личный досмотр.

Мирек взглянул на него и сухо ответил:

– Я все понимаю, профессор Чазов.

Машина свернула в аллею. Через каждые несколько метров вдоль нее стояли солдаты с автоматами. Метров через двести автомобиль остановился у шлагбаума. Чазов опустил окно и передал пластиковое портмоне капитану, стоявшему с каменным выражением лица. Офицер тщательно проверил все бумаги, находившиеся в портмоне. Без единого слова капитан вернул их Чазову и махнул водителю. Они проехали еще сто метров и остановились у огромных железных ворот, встроенных в бетонную стену. Снова проверка документов.

Наконец ворота открылись, и они въехали во внутренний двор. Мирек сразу же насчитал как минимум с десяток солдат спецназа. Они пристукивали ногами от холода. Водитель выскочил из машины, чтобы открыть дверь двум ученым. Из здания вышел майор КГБ и провел их внутрь.

Он ввел их в комнату, располагавшуюся у самого входа. Там было несколько офицеров КГБ. Среди них стоял и сам Виктор Чебриков. Чазов представил ему Мирека, сопроводив это большим числом комплиментов насчет профессионализма Шафера. Чебриков протянул Миреку руку и очень вежливым тоном сказал:

– Мы очень благодарны вам за ваш визит, профессор. Прошу извинить, но вас должны будут обыскать. Пожалуйста, поймите. Таков установленный здесь порядок. Через это проходят все.

Мирек просто кивнул и поставил саквояж на стол. Обыск был тщательным. Ему пришлось снять пиджак и вывернуть карманы. Чазов сделал то же самое. Молодой лейтенант КГБ ощупал тело Мирека. Его осторожные пальцы прошлись по паховой области Скибора. Тот делал вид, что ему на все это абсолютно наплевать, но на самом деле он думал, что ему вряд ли удастся отсюда выбраться.

Наконец лейтенант удовлетворенно отпустил Мирека. В это время еще два офицера КГБ рылись в его саквояже. Он увидел, как они достали фонендоскоп и, мельком глянув на него, положили обратно. После этого открыли другой футляр, из дерева, с набором золингеновских скальпелей. Один из офицеров взглянул на Чебрикова, который покачал головой, и сказал:

– Извините, профессор, но это останется у нас.

Мирек бесстрастно пожал плечами. Его саквояж аккуратно закрыли. Затем Чебриков провел его в кабинет главврача. Там их ожидал русский доктор в белом халате. Его представили Миреку, и он вспомнил имя, которое не раз упоминал отец Гамелли, Леонид Петров. Ему было около семидесяти лет. Он пользовался в советских медицинских кругах колоссальным авторитетом. Петров считался лучшим специалистом-почечником в СССР. Он был очень скептически настроен относительно успехов Запада в области нефрологии и называл их «западной ахинеей». Из этого можно было сделать вывод о его отношении к молодому польскому профессору. Мирек нервничал и был благодарен отцу Гамелли за ту информацию о Петрове, что он ему сообщил.

Принесли чай. Чазов протянул Миреку папку, в которой, как он сказал, находились материалы о состоянии больного. Мирек положил папку на колени и стал изображать, что внимательно ее изучает. Все было переведено на польский. Мирек изучал материалы минут пятнадцать. Пока он читал, русские тихо разговаривали между собой.

Когда он захлопнул папку, все выжидающе на него посмотрели. Мирек пожал плечами и спросил Петрова:

– Нефроны сильно поражены?

– Да, они не в лучшем состоянии.

Мирек вздохнул.

– Понятно. Какова давность анализов?

Чазов ответил:

– Не более двух суток.

Мирек взглянул на него так, что невозможно было понять, плохо это или, наоборот, хорошо. Он задал еще один вопрос:

– Анализ на креатинин проводился?

– Да, профессор.

Я бы хотел получить анализ мочи на осадок. Предлагаю делать его два раза в сутки.

Он смотрел на Петрова, сохранявшего бесстрастное выражение лица. Мирек перевел дыхание и сказал:

– Я готов посмотреть пациента.

Все поднялись со своих мест Чазов взял саквояж Мирека. Чебриков пошел впереди всех. Они миновали коридор с белыми стенами. Им пришлось пройти на своем пути три двери. Перед каждой стояли по два офицера КГБ. Еще двое стояли перед огромными дверями, ведущими в апартаменты самого высокопоставленного пациента института. Врачи остались снаружи, а Чебриков вошел внутрь. После того как они немного помолчали, Мирек спросил Петрова:

– Каково психологическое состояние пациента?

Петров довольно жестко ответил:

– Это вас не касается. Вы должны заниматься только его физическим состоянием.

Мирек знал, как на это должен был отреагировать профессор Шафер. Он резко сказал:

– Психологическое и физическое состояния больных тесно взаимосвязаны. Ладно, я и сам все пойму.

Петров начал отвечать на вопрос, по его фразу перебил вышедший из палаты Чебриков. Он пригласил всех пройти внутрь.

Через маленькую комнату они прошли в большое помещение, служившее, видимо, спальней. Большие окна были занавешены дорогими гардинами. Ноги утопали в пушистом ковре. В одном углу стояло несколько стульев и стол. Кровать была расположена рядом с окном, изголовье приподнято. В углах комнаты стояли два офицера КГБ. Они холодно посмотрели на Мирека.

Андропов, одетый в зеленую пижаму, сидел на кровати и говорил по телефону. Как только они вошли, он повесил трубку. Когда Мирек взглянул на него, весь страх сразу же улетучился. Ощущения обострились. Скибор решил, что в независимости от исхода дела лично для него он доведет его до конца.

Профессор Чазов подвел его к кровати. Когда Андропов посмотрел на Мирека, он вдруг выпрямился и весь напрягся. Он пристально разглядывал Скибора в течение нескольких секунд. Затем успокоился. Когда Чазов представлял Мирека, Андропов даже не протянул «Шаферу» руки. Он просто кивнул и сказал:

– Я в долгу перед польскими товарищами за то, что они прислали вас сюда.

Мирек склонил голову.

– Это очень большая честь для меня, товарищ Генеральный секретарь.

– Начинайте, – сказал Андропов.

Мирек решил действовать.

– Товарищ Андропов, это обследование не займет много времени. Я уже видел материалы и говорил с уважаемыми коллегами. Мне необходимо просто получить собственное представление о вашем физическом состоянии.

Андропов понимающе кивнул.

Чазов и Петров подошли к кровати с другой стороны. Чебриков стоял в ногах. Мирек заметил трубку, идущую к левой руке Андропова. Он спросил Чазова:

– Как долго пациент остается подключенным к диализатору?

Чазов вдруг занервничал.

– Уже около тридцати часов.

Мирек скривил губы.

– Побочные психологические воздействия?

Андропов скосил глаза на Мирека и резким голосом спросил:

– Уместен ли этот вопрос?

Мирек представил Шафера в подобной ситуации. Он улыбнулся и покачал головой.

– Думаю, да, товарищ Андропов. Ведь мы знаем, что зависимость пациента от аппарата, машины, особенно продолжительная, наносит ему существенную психологическую травму и в конечном счете приводит к ухудшению его физического состояния. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваше психическое здоровье, но я все же хотел бы выслушать мнение ваших врачей по заданному мной вопросу.

Андропов успокоился, но Петров так просто не сдавался. Он воинственным тоном заявил:

– Это всего лишь ваши предположения. У товарища Генерального секретаря не произошло никаких отклонений в плане его психологического состояния.

Мирек в ответ на это просто сказал:

– Ну и хорошо.

Он решил использовать против неугомонного Петрова метод отца Гамелли. Глядя на него, Мирек произнес:

– В просмотренных мною материалах я почему-то не увидел результатов ультразвукового сканирования. Где они?

Мирек торжествующе замолчал. Он прекрасно знал, что подобные исследования стали проводиться в лучших западных клиниках всего лишь полгода назад. Отец Гамелли предполагал, что русским до этого еще далеко, и оказался прав.

Убитым голосом Чазов сказал:

– Мы не проводили это исследование.

Мирек громко вздохнул.

– Я бы посоветовал вам также сделать дополнительно анализ на фенолсульфонфталеин. Сделайте это как можно быстрее. Я хотел бы увидеть результаты завтра.

Андропов уставился на Чазова, который нервно ответил:

– Конечно, профессор Шафер.

Петров напряженно молчал. Мирек мысленно еще раз поблагодарил отца Гамелли. Он почувствовал, что теперь является хозяином положения. Он согнулся над Андроповым, поднял его правое веко, заглянул в глаз и сказал:

– Состояние сетчатки нормальное. С этим все в порядке.

А у Петрова он спросил:

– Не отмечается ли ослабление пропускной способности почек?

Петров мрачно кивнул.

– Да, мы отмечаем это явление.

Мирек едко заметил:

– За этим нужно внимательно наблюдать.

Ну что же, пожалуй, хватит. Он достаточно поиграл с удачей в прятки. Пришло время действовать. Мирек взял свой саквояж, открыл его и достал фонендоскоп. Петров пробурчал одобрительно:

– А я-то думал, что вы, вундеркинды, только с ультразвуком и можете управляться.