Текст книги "Во имя отца"

Дверь открыла Аня. На ней был се бежевый плащ. Она взяла его под руку и объявила:

– Ты поведешь меня пообедать. Отец Хайсл по какой-то срочной надобности умчался в Рим два часа назад. Приедет только вечером, а синьора Беналли сегодня в отгуле.

Мирек не стал сопротивляться. Уже на улице он спросил ее:

– Что же такое стряслось, что он так срочно должен быть в Риме?

– Я не знаю. Ему кто-то позвонил, и он тут же выехал. Мне показалось, что он был чем-то обеспокоен. Он предупредил, что мы должны быть готовы утром покинуть Флоренцию.

– Куда мы выезжаем?

– Он не сказал. У тебя достаточно денег?

– Для чего?

Аня посмотрела на него и улыбнулась.

– Для дорогого обеда. Что-нибудь вроде устриц. Синьора порекомендовала мне один отличный ресторанчик недалеко отсюда. А моему мужу нравятся устрицы?

Мирек посмотрел на нее. Ее макушка была на одном уровне с его плечом. Несмотря на обеспокоенность по поводу внезапного отъезда Хайсла, он стал постепенно заражаться спокойным настроением женщины.

– Я и не знаю. Однажды я, правда, пробовал консервированные креветки. Заказ придется делать тебе.

Тут Аня высвободила свою руку, но Мирек мягко взял ее ладонь. Она повернулась и быстро взглянула на него. Он не отпустил ее руки, весело заметив:

– Нет ничего необычного в том, что молодая супружеская чета идет, взявшись за руки. Ты не должна забывать, какую роль мы обязаны играть для окружающих.

Аня послушно кивнула. Ладонь у нее была слегка влажной. Он сжал ее, но Аня никак не отреагировала.

Они выбрали уютный столик в тихом уголке. Официант хотел было подвинуть стул Ане, но Мирек опередил его. Когда Аня села и стала расстегивать свой плащ, Мирек нагнулся и поцеловал ее в затылок. Он почувствовал, как она вся напряглась. Официант одобрительно смотрел на эту сцену. Мирек сказал, садясь на свое место:

– Дорогая, это напоминает мне то бистро в Таорминс.

Она посмотрела на него в недоумении. Мирек улыбнулся:

– Ты что, забыла, дорогая? Во время нашего медового месяца. По-моему, это было на третий день. Я помню, что был очень уставшим.

Мирек думал, что она покраснеет, но на этот раз ошибся.

– Ну конечно же! Помню, помню! По-моему, мы ели омаров. А ты был измучен всем этим купанием и загоранием. Да, ты тогда переусердствовал, дорогой.

Тут она повернулась к официанту и спросила:

– У вас есть омары?

Тот с сожалением покачал головой и протянул Ане меню:

– Но зато у нас есть свежие креветки, выловленные только утром.

Аня не стала совещаться с Миреком. Она заказала мидии в белом вине с чесноком, поджаренные на углях креветки с майонезом и салат. Она спросила официанта, какое вино он мог бы порекомендовать, и тот предложил «Soave». Мирек сидел, очарованный ее манерами.

Он знал, что она находилась в лоне церкви чуть ли не с самого рождения. Хайсл говорил ему, что Аня живет вне монастыря всего лишь около месяца. Но Мирек видел, что она ведет себя как уверенная, опытная женщина. Она с улыбкой отдала официанту меню, а затем сбросила свой плащ. Сегодня она была в темной однотонной блузке и в кремовой юбке. Без сомнения, она выглядела изысканно. Тут Миреку пришла в голову одна идея, и он сказал:

– Твоя красота будет привлекать всеобщее внимание во время нашего путешествия.

– Не беспокойся. Это уже продумано. Я умею, когда надо, выглядеть самой непривлекательной женщиной в мире. Но… ведь после этого путешествия я опять отправлюсь в монастырь… так что я решила сегодня одеться так, как я хотела бы выглядеть, если бы не стала монахиней. Ты не против?

Мирек покачал головой. На ее губах было нанесено чуть-чуть помады, и ресницы были лишь немного подкрашены. Когда он поцеловал ее, то не почувствовал запаха духов, а только запах чистой женской кожи. Сейчас Аня напомнила Миреку его родную сестру, те времена, когда они в детстве вместе с ней играли. Раньше он гнал от себя эти мысли, а теперь они сладко бередили душу.

Принесли мидий. Мирек принялся было за еду, но вынужден был остановиться и подождать, пока Аня прочитала свою молитву. Мирек улыбнулся, и она, подняв голову, тоже улыбнулась ему. Тем временем официант открыл бутылку и налил немного вина Миреку в бокал. Но тот покачал головой:

– Пусть лучше моя жена попробует. Она в этом деле специалист.

Официант понимающе улыбнулся и поставил бокал перед Алей. Она взяла его, подняла на свет и немного взболтала вино. Затем поднесла бокал к лицу, вдыхая аромат. Наконец пригубила вино, подержала его во рту и проглотила. Аня с достоинством кивнула, и официант наполнил оба бокала. Когда он удалился, Аня засмеялась. Мирек спросил ее:

– Тебя что, этому тоже специально обучали?

– Да нет, просто я видела по телевизору, как это делается.

Она подняла бокал на свет еще раз и внимательно поглядела на вино:

– Очень красивый цвет… В первый раз в своей жизни я пью неосвященное вино.

– Оно тебе понравилось?

Она отхлебнула еще немного и кивнула:

– Да, Мирек. Я думаю, потому что оно сухое, ведь наше святое вино очень сладкое.

Она улыбнулась:

– А может быть, еще и потому, что это – запретный плод…

Мирек поддержал эту нить разговора:

– Наверное, в твоей жизни было достаточно таких запретных плодов.

Он заметил настороженный блеск, появившийся в ее глазах.

– Ты не хочешь испробовать других?

– Нет. Пара бокалов вина – и этого достаточно.

Она опять отхлебнула вина и задумчиво сказала:

– Я надеюсь, что ты не станешь заставлять меня вкушать от греховного древа.

Аня посмотрела Миреку прямо в глаза. Он тоже посмотрел на нее и просто улыбнулся. Подошел официант с креветками.

До конца обеда Миреку удалось дотронуться до Ани еще раз. Это было в момент, когда они соприкоснулись, погрузив пальцы в чашу для мытья рук. В эту секунду Мирек решил, что еще до того, как они доберутся до Москвы, он познает ее тело. Впервые в жизни он встретил женщину, которая, без сомнения, была девственницей. Эти мысли заставляли его сердце учащенно биться.

А Аня, казалось, и не подозревала об этом. Ей захотелось мороженого. Официант, который к этому моменту был окончательно покорен Аней, предложил «тартюфо». Мирек отказался.

На тарелке «тартюфо» выглядело не очень аппетитно: большой ком шоколада, сверху покрытый слоем чего-то не совсем понятного. Но когда Аня попробовала, послышался возглас одобрения. Она настаивала, чтобы Мирек попробовал мороженое, и поднесла полную ложечку к его губам. Мирек проглотил первую порцию, и ему тоже понравился вкус «тартюфо». Так что доедали они его вдвоем, угощая друг друга по очереди с ложечки.

За кофе Аня объявила, что хочет посетить галерею Уффици.

– Что это такое? – спросил Мирек.

– Это один из самых известных музеев в Италии. Мне говорили, что там много бесценных произведений искусства. Вряд ли я еще когда-нибудь смогу получить возможность посетить его.

Они отправились в музей. Мирек не имел обширных познаний в искусстве и не относился к числу его ценителей, но энтузиазм Ани заразил даже его. Они примкнули к группе немецких туристов и внимательно слушали все, что экскурсовод рассказывал о творениях Леонардо да Винчи и Караваджо… Когда они шли обратно на конспиративную квартиру, Мирек взял Аню за руку, и на этот раз она не стала ее отдергивать.

Вечером Аня нашла в холодильнике немного ветчины и салями и приготовила бутерброды и салат из овощей. Они уселись за столом на кухне, и Мирек открыл бутылку вина, но на этот раз Аня отказалась, не сделав даже единственного глотка. Она стала какой-то задумчивой, погрузилась целиком в свои собственные мысли. Мирек спросил ее:

– Аня, ты поняла, что можно жить совершенно другой жизнью? Что стены монастыря – то же самое, что и стены тюрьмы?

Она встала, собрала грязные тарелки и поставила их в раковину. Когда она начала их мыть, Мирек подумал, что не услышит ответа на заданный вопрос, но она тихо ответила:

– Я никогда не ощущала себя пленницей, ведь я сознательно выбрала такую жизнь. И я была счастлива. Конечно, я знала, что светская жизнь сильно отличается от монастырской, но я не хотела жить такой жизнью. Да, мне интересно посмотреть, какова эта жизнь; для меня это то же самое, что отправиться на другую планету, в совершенно иной мир. Но вот что я тебе скажу: я буду рада снова очутиться в стенах моего монастыря, выполняя священные обеты.

Мирек раздумывал, как подойти к этому вопросу с другой стороны, но она повернулась к нему и сказала:

– Я, пожалуй, пойду спать. День был замечательный, Мирек, спасибо тебе…

Мирек отодвинул свой стул и встал:

– Мне тоже было приятно, Аня. К тому же я кое-что понял.

Когда она уже направлялась к двери, Мирек с иронией спросил:

– А ты не хочешь поцеловать своего мужа на ночь?

Уже у двери она повернулась и сказала сухим голосом:

– Конечно. Я супруга Господа. У меня в комнате есть распятие. Я обязательно поцелую его перед тем, как заснуть.

* * *

Мирек прошел в холл и достал из буфета бутылку дешевого бренди. Напиток обжег ему горло, но он выпил уже полстакана перед тем, как услышал звук подъехавшей машины и стук двери.

Отец Хайсл выглядел очень утомленным. Мирек протянул ему бутылку, и на этот раз Хайсл не отклонил предложения.

– Бренди не очень, – заметил Мирек.

– Вес равно. Зато это хорошенько прочистит мне глотку.

Когда Хайсл взялся за стакан, Мирек спросил:

– Что стряслось?

Хайсл закашлялся, проглотив бренди, и, не отвечая, спросил:

– Как с твоим тестом?

– Похоже, я его прошел.

Хайсл выпил еще и скорчил гримасу:

– Хорошо. Завтра вы с Аней отправляетесь в Вену, а на следующий день пересечете границу Чехословакии. Ваша поездка начинается.

– Отлично. А все-таки, что такое случилось, что заставило вас помчаться в Рим?

Хайсл вздохнул:

– Подтвердились наши худшие предположения. Видимо, этот Панровский, который отпускал грехи Менини, проинформировал русских. Теперь КГБ в курсе, что ты едешь к ним в гости. Прошлой ночью они резко ужесточили режим на контрольно-пропускных пунктах. Проверяют всех очень тщательно. На границе скапливаются большие очереди.

Он протянул Миреку стакан, и тот налил ему еще.

– Ведь это не явилось для вас неожиданностью.

– Да, но они предпринимают слишком жесткие меры. Стало известно, что многие наши люди были схвачены в последние дни в странах соцлагеря: в Польше, Венгрии, Чехословакии, да и в самой России… Большое количество людей.

Он выпил и потер лоб. Мирек сказал:

– Это вы тоже должны были предвидеть.

Хайсл зло прошипел:

– Да, но ведь не в такой степени. Несколько человек были избиты у себя дома перед тем, как их увели. Даже в Польше. Я молюсь за них.

Мирек задумчиво произнес:

– Из этого можно заключить, что КГБ и сам Андропов находятся в состоянии паники. Похоже, они серьезно восприняли эту информацию. Маршрут моего следования будет изменен?

Хайсл допил наконец свой бренди и поставил стакан на стол.

– Нет. Но мы подозреваем, что один из запасных каналов раскрыт, а второй находится под угрозой.

– Это может помочь нам. Отвлечет их внимание.

Хайсл, вздохнув, согласился с ним:

– Да, но ценой многих страданий. Ведь ты знаешь, на что способен КГБ в такой ситуации.

– Мне ли этого не знать. Да, вспомнил!.. Мне нужен пистолет.

Хайсл моментально ответил категорическим отказом:

– Забудь про это, Мирек. Беконный Священник никогда на это не пойдет. Он категорически против этого.

Мирек налил себе еще немного бренди. Он посмотрел на Хайсла поверх своего стакана.

– Отец, скажите ему, что я не какой-то обычный его агент, как, впрочем, и Аня. Да, они схватили некоторых ваших людей. Их будут избивать, некоторых засадят в тюрьму, и они будут страдать. Но если схватят меня, то я предпочту умереть сразу, и умереть от своей собственной руки. Я предпочитаю сразу попасть в ад, чем мучиться несколько месяцев на пути туда. А Аня? Я не знаю, как у вас обстоит дело с воображением, но вы только представьте себе, что ей придется вытерпеть перед тем, как попасть в свой рай. Если нас схватят, то первую пулю я пущу в нее, вторую – в себя.

Хайсл сильно помрачнел после этого монолога. Он взялся за свой стакан, и Мирек вылил туда остатки бренди.

Священник отхлебнул и сказал:

– Беконный Священник не пойдет на это. Да уже и поздно. Я не увижусь с ним до вашего отъезда.

Мирек саркастически усмехнулся:

– Вы что, держите меня за дурака? Вы знаете Беконного Священника намного лучше, чем я, но я и то не сомневаюсь, что завтра он будет в Вене. Невозможно, чтобы он не присутствовал при начале операции. Он обязательно будет там, конечно, загримированный. И вы должны будете сказать ему, что без пистолета я никуда не поеду.

– Это же вымогательство!

– Нет, это страховка. И моя и Ани.

Хайсл раздраженно спросил:

– А где я найду пистолет?

Мирек издевательски захохотал:

– Вы можете отправить меня в самый лучший лагерь по подготовке боевиков, но не можете найти один паршивый пистолет в таком городе, как Вена!

Он ткнул священника в грудь.

– Хайсл, если бы вы захотели, вы бы достали мне батарею полевых орудий с лазерной наводкой. Все, что я от вас хочу, это один пистолет.

– Я подумаю об этом, – пожав плечами, сказал Хайсл.

Мирек был удовлетворен. Он чокнулся своим пустым стаканом с почти полным стаканом отца Хайсла и уточнил:

– Один пистолет с запасной обоймой. Спокойной ночи, отец!

После того как он вышел из комнаты, отец Хайсл подошел к окну и мрачно посмотрел на улицу. Он удивился, как это его любимому Беконному Священнику взбрело в голову влезть в это дело. Его очень волновала этическая сторона мероприятия и его собственная роль в нем. Он очень переживал, что они подвергли огромной опасности молодую монахиню. Судьба Мирека его не волновала.

Глава 11

Полковник Олег Замятин считал себя большим специалистом в разгадывании всяческих головоломок. У него для этого были неплохие способности. Он отлично отгадывал кроссворды и был незаурядным шахматистом. К работе над этой головоломкой он приступил с одержимостью наркомана; в его распоряжении были трое таких же одержимых сотрудников и самый современный компьютерный комплекс в Советском Союзе.

Все три помощника сидели за своими рабочими столами напротив Замятина в просторной комнате. Замятин был сторонником совместного размещения начальников и подчиненных, чтобы следить за работой своих сотрудников.

Компьютер «Ряд 400» находился в подвале. Замятин был доволен своим новым подразделением и местом его размещения. Хотя строение и находилось на площади Дзержинского, но не в самом здании КГБ, а рядом с «Детским миром» – магазином, где продавали все, начиная от одежды для грудных детей и кончая спортивными товарами. Ирония такого соседства Замятину была непонятна. Миссия, которую выполнял Замятин по заданию Генерального секретаря ЦК КПСС, открыла ему все двери в коридорах власти. Теперь он по первому требованию мог получить все, что ему было нужно: и людей, и оборудование. На стене в их просторной комнате светилась гигантская электронная карта европейской части Советского Союза и близлежащих восточноевропейских стран. Мигающими огоньками были намечены все КПП, и по карте можно было следить за работой каждого из них. В информационном центре, который находился в соседней комнате, полтора десятка сотрудников обрабатывали все сведения и директивы, направляемые на периферию, а также управляли компьютерной сетью. Все это было организовано за каких-то четыре дня. А сам Замятин один из этих четырех дней провел в Риме, общаясь со старшими офицерами местной резидентуры КГБ. Он ознакомился с их планом действий по агентурному проникновению в Ватикан, одновременно покритиковав и похвалив их. Он одобрил наступательность этого плана, хотя его реализация и могла повлечь за собой высылку из страны нескольких сотрудников резидентуры. Но игра стоила свеч! Наконец, перед тем как отправиться в аэропорт, Замятин съездил в Ватикан.

Вечер был прохладным, хотя намного теплее, чем в Москве. Но Замятин все равно не снял свой плащ. Он вел себя как обыкновенный турист, пришедший поглазеть на столицу католической церкви. На площади Святого Петра он остановился напротив апартаментов папы. Глядя на освещенные окна, он представлял себе фигуру папы за одним из них.

Рядом с ним стояла пожилая чета из Америки. Повернувшись к мужу, жена сказала:

– Он, наверное, сейчас ест, милый?

На мужчине было клетчатое пальто и немецкая шляпа с зеленым пером. Он ответил:

– Не, он небось сейчас молится или занимается чем-то в этом роде…

Если бы так, подумал Замятин, направляясь к машине.

* * *

Три офицера, сидевших каждый за своим столом напротив Замятина, были майорами, и всем было за тридцать. Они были лучшими молодыми аналитиками в КГБ. Скорее учеными, нежели оперативниками. К удовлетворению Замятина, все они были освобождены от своей прежней работы и переведены к нему в подчинение. Вот уже три дня они перерабатывали всю информацию, поступающую в центр. Они работали молча, иногда совещались между собой шепотом. Офицеры обращались к Замятину только тогда, когда считали, что могут сообщить ему что-то значительное.

Усиление режима на границах привело к тому, что было задержано большое количество правонарушителей. Наркотики, религиозная литература, порнография задерживались па пути в Союз, а иконы, другая церковная утварь при вывозе на Запад. Был задержан человек, подозревавшийся в выполнении миссии курьера британской МИ-6. На границе с Финляндией были пойманы четверо диссидентов с поддельными документален. Но ничего не было такого, что хотя бы косвенно относилось к ватиканскому террористу. Конечно, председатель Госкоминтуриста попытался было поднять большой крик, так как это отпугивало туристов, но звонок от Андропова заставил его замолчать.

Замятин уже направил Андропову отчет о работе за первые двое суток. В докладе было изложено все, что группа предприняла или собирается предпринять. Сейчас Замятин работал уже над следующим отчетом. Ему, конечно, хотелось сообщить Генеральному секретарю что-нибудь значительное, но он понимал: Андропов, несмотря на свое нетерпение, сознает, что прошло слишком мало времени для достижения существенных результатов.

Замятин услышал голоса тихо говорящих между собой майоров, затем один из них обратился к нему:

– Товарищ полковник!

Замятин оторвался от работы и посмотрел на них. Обращавшимся был один из «академиков», самый талантливый и самый молодой, Борис Гудов. Он всегда выглядел вялым, а от его тела исходил неприятный запах, но он обладал исключительно острым умом. Сейчас его обычно сонные глаза были оживлены.

– Что случилось?

Гудов посмотрел на сидевшего справа от него майора Иванова и затем уверенно сказал:

– Четыре дня назад всем нашим агентам в западных секретных службах было дано указание заняться этим делом.

– И что? – спросил Замятин, вспоминая негативную реакцию на это решение со стороны некоторых руководителей КГБ.

– Вы помните о нашем человеке в БНД под кличкой Мистраль?

– Конечно, – Замятин его хорошо помнил.

Мистраль был внедрен в БНД в 1963 году, задолго до чистки, происшедшей после скандала с Гилламом.

Агент пережил эту чистку и постепенно поднимался вверх по служебной лестнице, пока не достиг вершины он стал заместителем директора БНД. Несмотря на столь высокое положение, его активно не использовали, надеясь, что в один прекрасный день он станет главой всей организации. И только страх Андропова за свою жизнь заставил его задействовать в операции Мистраля.

Гудов сказал:

– Им всем было приказано сообщать только информацию государственной важности или по деятельности секретных служб Ватикана.

– И что же?

Гудов похлопал по папке, лежащей у него на столе:

– Вчера Мистраль вышел на связь в Бонне с сотрудником резидентуры. Он передал досье, поступившее в БНД от третьей организации. В нем портреты двадцати четырех курсантов и семи инструкторов лагеря террористов Ибн Авад в Ливийской пустыне. Информация получена двадцать второго числа прошлого месяца.

Продолжайте, – сказал Замятин. Не то чтобы его обуревало нетерпение, просто он заинтересовался этим делом. Гудов продолжал тем же педантичным голосом, а остальные два майора внимательно смотрели на него.

– Товарищ полковник, по идее, это не так уж необычно. Все западные секретные службы, а особенно ЦРУ и Моссад, тратят много времени, стараясь пробить стену секретности, существующую вокруг подобных лагерей. Но эти сведения поступили не от них…

Теперь Замятин уже не мог побороть нетерпение. Он резко спросил:

– Так от кого же они получили эту информацию?

– От "Фонда поддержки церкви за «железным занавесом»!

Замятин нахмурился, но тут же улыбнулся.

– А, наш друг Беконный Священник… Дайте-ка это сюда.

Майор передал папку Замятину. Остальные смотрели на полковника. Тот кивнул им, и они тоже подошли к его столу.

Замятин медленно листал страницы. На каждой из них тушью были нарисованы лица мужчин и женщин анфас и в профиль. Под рисунками были даны краткие описания внешности. Наконец взгляды Замятина и его помощников, заглядывавших в папку через плечо полковника, остановились па изображении молодой и симпатичной девушки с восточными чертами лица. Майор Гудов указал на предложение в конце подписи: «Сексуально неразборчива, нимфоманка». Замятин пробормотал:

– Так, так. Источник этих сведений, видимо, занимался в этом лагере не только боевой подготовкой.

Гудов кивнул:

– Да, вы правы. Сейчас я вам еще кое-что покажу.

Через пять страниц они увидели строгое привлекательное лицо Лейлы. Опять Гудов указал на последнее предложение. Оно гласило: «Сексуально активная; наблюдаются садомазохистские наклонности».

Один из майоров усмехнулся и спросил:

– Как бы туда попасть?

Они все засмеялись, в том числе и Замятин, который почувствовал какое-то облегчение. Он сказал:

– Тебе туда ни к чему. – Он указал большим пальцем в сторону Гудова: – А вот Борис вскоре туда отправится. Присаживайтесь.

Они пошли к своим рабочим местам, сели и стали терпеливо ждать, что же скажет полковник.

Замятин просмотрел последние страницы и затем несколько минут задумчиво сидел не шевелясь. Наконец он поднял голову и властным голосом произнес:

– Майор Гудов, вы немедленно отправитесь домой, переоденетесь в гражданскую одежду, упакуете самые необходимые вещи и отправитесь на базу ВВС в Люблине, где вас будет ждать военный самолет, на котором вас доставят в Ливию. Там вас встретит старший офицер ливийских разведывательных служб, который сопроводит вас в лагерь Ибн Авад. Никто не должен фотографировать курсантов, но разведка это делает, будьте уверены. Вы должны будете сличить фотографии с рисунками. Фотографий будет на одну больше, чем рисунков. На ней и будет наш герой… или героиня. Это может быть и мужчина, и женщина, хотя, скорее всего, это все-таки будет мужчина, если, конечно, боевик папы не лесбиянка.

При этих словах никто не осмелился даже улыбнуться: тон Замятина не располагал к этому. Он продолжал:

– Затем вы опросите всех инструкторов и тех курсантов, которые были в лагере до двадцать второго числа прошлого месяца. Особенно тщательно опросите филиппинку и инструктора Лейлу. Все это вы должны сделать в течение двенадцати часов. Ваш отчет понадобится мне завтра к двадцати двум ноль-ноль. Постарайтесь поспать на пути туда и обратно. И не подведите меня. А теперь идите.

Майор Гудов встал, отдал Замятину честь и направился к двери. Но тут Замятин позвал его. Он протянул ему папку:

– Это вам понадобится.

Смущенный Гудов подошел к нему, но Замятин не был раздражен этим промахом: гениальные люди всегда витают где-то в облаках, опускаясь на землю, лишь когда их об этом попросят. Замятин даже не посмотрел на удаляющуюся фигуру Гудова, уже обращаясь к одному из оставшихся майоров:

– Товарищ Воронцов, вы подготовите транспорт для Гудова и свяжетесь с ливийской разведкой через нашего резидента в Триполи. Можете пользоваться особыми полномочиями.

– Есть, товарищ полковник, – Воронцов потянулся к одному из телефонов, стоявших у него на столе.

Замятин задумчиво посмотрел на последнего помощника, который ожидал приказаний начальника. Наконец тот сказал:

– Майор Иванов, вы закажете нам всем чай!

Иванов улыбнулся и взялся за телефон. Сделав заказ, он повесил трубку и вслух высказал свои мысли:

– Как же Беконному Священнику удалось внедрить своего человека в этот лагерь?

Замятин в ответ вздохнул.

– Мы, конечно, попытаемся это выяснить, но я боюсь, что у нас ничего не выйдет. Никто никогда не сможет до конца определить возможности этого чертова попа.

Он громко выдохнул воздух, взял в руки свой фломастер и с некоторой гордостью произнес:

– Но мы уже сидим у него на хвосте.

В конце своего отчета Андропову он написал: «У нас появилась реальная возможность установить личность исполнителя покушения, а также получить описание его внешности. Я полагаю, что эти сведения поступят ко мне еще до направления вам очередного отчета».

* * *

Архиепископ Версано чувствовал себя не в своей тарелке. Не то чтобы кресло, в котором он сидел, было неудобным, просто он находился в неприятной ситуации.

Папа мягко повторил свой вопрос:

– Что происходит, Марио?

Архиепископ недоумевающе покачал головой:

– Я абсолютно ничего не знаю, Ваше Святейшество. Единственное, что я знаю, это то, что все выглядит достаточно странно.

– Не просто достаточно, а очень странно, – ответил папа.

Он встал, подошел к своему столу и взял в руки лист бумаги. Потом он сказал Версано:

– Вот сообщение от кардинала Глемпа из Варшавы. СБ переворачивает все вверх дном, видимо, по прямому приказу из Москвы. Мы уже заявили протест, но это осталось незамеченным. Подобные же вещи творятся во всех странах соцлагеря. Их, похоже, не волнует мнение мировой общественности обо всем этом. Сотни наших людей были арестованы. Подобных случаев никогда раньше не было.

Он бросил документ и взял другой.

– Шеф нашей службы безопасности докладывает, что за последние два дня было предпринято три попытки подкупа в отношении производящих текущий ремонт в Ватикане рабочих. Им предлагали внедрить подслушивающие устройства. К счастью, эти рабочие оказались добрыми людьми и сразу же пошли к нему. Он сообщил об этом итальянской контрразведке, и те схватили итальянца с криминальным прошлым, который, как подозревают, имел связи с КГБ. Контрразведка, в свою очередь, проинформировала нас о том, что в городе резко повысилась активность КГБ. Так что Цибан очень беспокоится о нашей безопасности. А тебе кто-то угрожает, скорее всего «Красные бригады». Поэтому Цибан хочет отменить наш завтрашний визит в Милан.

– И что же, вы не поедете?

Папа бросил лист на стол, прошел к своему креслу и тяжело опустился в него:

– Мы ничего не будем отменять. Ты думаешь, что за этим стоит Андропов? Ты думаешь, что он попытается убить нас здесь, в Италии, в Ватикане?

– Нет, Ваше Святейшество, я так не думаю.

– Что же тогда все-таки происходит?

Версано скрестил свои длинные ноги. Его мозг лихорадочно работал. Он решал, как и о чем ему говорить. Наконец он, колеблясь, сказал:

– Ваше Святейшество, до меня доходили эти сведения. Я думаю, что тут, конечно, присутствует некоторая доля дезинформации. Я думаю, что это уловки некоторых людей.

– Объясни свою точку зрения.

Версано тряхнул головой и продолжил:

– Да, скорее всего, это именно так. Ваше Святейшество, вы знаете, что итальянские спецслужбы всегда были связаны с некоторыми людьми здесь, в Ватикане. Это стало очевидным после раскрытия ложи «П-2».

Папа вздохнул.

– Да, но мы всегда пытались ограничить подобные тенденции.

– Да, Ваше Святейшество, но все равно, похоже, что эти люди каким-то образом перехватили нашу информацию о вновь готовящемся на вашу жизнь покушении со стороны КГБ. А у некоторых из них длинные языки. Может быть, они слишком много говорили.

Папа оставался в полном недоумении.

– И что же из этого?

Версано ухватился за свою линию и прочно держался ее. Он продолжил:

– Так вот, может быть, они говорили и о возмездии.

Он переждал наступившую тишину, а затем сказал:

– Они об этом только говорили, вы же понимаете. Они очень вас уважают и были ошеломлены данными о возможной угрозе вашей жизни. Ведь это угроза не только для вас, но и для церкви. Каюсь, Ваше Святейшество, и моей первой реакцией на эту информацию был гнев. Конечно же, в подобных ситуациях мы должны сдерживаться, но это удается далеко не всем.

Папа уже начал улавливать суть рассуждений Версано.

– Ты знаешь об этом еще что-нибудь, Марио? Кто мог быть в это замешан? Судя по донесениям из Польши, можно предположить, что в этом может участвовать отец ван Бурх. Цибан сказал, что в «Руссико» тоже пытались вмонтировать подслушивающие устройства. Мы пробовали найти отца ван Бурха, но нам сказали, что он на Востоке, выполняет миссию доброй воли.

Версано пожал плечами:

– Вполне может быть, Ваше Святейшество, вполне может быть. Ведь такие поездки его обязанность.

Папа кивнул и сказал:

– Да, спаси его Господь. Но мы также помним, что этот священник всегда шел своим путем. Когда мы были архиепископом Кракова, ван Бурх иногда затевал такие вещи, о которых мы узнавали намного позже.

Версано успокаивающе произнес:

– Я буду внимательно следить за ситуацией, Ваше Святейшество, и сразу же докладывать вам, если обнаружу что-либо существенное. Я также попытаюсь выяснить, чем сейчас занимается отец ван Бурх и когда он вернется с Востока. Я думаю, будет лучше, если вы доверите это дело лично мне. Ведь Ваше Святейшество занято решением стольких других вопросов.

Иоанн Павел согласно кивнул, потер подбородок и скулы и грустно произнес:

– Для нас смерть кардинала Менини была тяжелым ударом. Мы молимся за его душу каждый день. Ведь он только-только начал проводить в жизнь важные начинания в своем ордене. Это для нас огромная потеря. А теперь нам сообщают, что вероятный кандидат на его место – кардинал Басконе.

Он поднял обе руки в отчаянии.

– Он опять радикализует этот орден. Мы, конечно, могли бы помешать этому, но мы не склонны поступать подобным образом. Могут возникнуть большие раздоры в самом ордене да и в церкви в целом.

И опять Версано стал утешать папу. Он был рад сменить тему разговора.

– Ваше Святейшество, я не думаю, что вам следует беспокоиться по этому поводу. У меня есть сведения о том, что у Басконе нет почти никаких шансов.

– Мы надеемся, что ты прав.

Наконец лицо папы снова преобразилось, и он, улыбаясь, сказал:

– Марио, как бы нам хотелось, чтобы ты поехал вместе с нами в Милан. Нам так не хватает тебя во время подобных поездок.

Версано улыбнулся в ответ.

– Мне тоже, Ваше Святейшество. Я думаю, что ситуация разрешится. Я твердо намерен сопровождать вас в вашей поездке на Дальний Восток.

Папа встал.

– Ничто не доставило бы нам большего удовольствия, Марио. Я прошу тебя сразу же дать нам знать, как только ты получишь какие-либо сведения по обсуждавшемуся делу. Оно нас очень беспокоит.