Текст книги "Ближний круг. Пятый роман эпопеи «Противостояние»"

До настоящего времени – палестинцы не атаковали ни США, ни Западную Европу – это была частью некоего пакета негласных договоренностей. Но все может измениться. Если США открыто выступят на стороне Израиля – следует ждать терактов. Как против объектов американской инфраструктуры в Европе – так и в самих США

– Джентльмены… – Гейтс поднял палец

…

– Полагаю, если мы все-таки решаем остаться за карточным столом, нам не мешало бы задуматься об антитеррористической защите.

– Роберт, мы пока ничего не решили

– Этим надо заняться в любом случае. Пока не поздно.

– Принято. Боб, как насчет европейских стран?

– С Ираком имеют дела, прежде всего ФРГ, Югославия и Франция. ФРГ в основном поставляет им продукцию машиностроения, Югославия – продукты питания и кое-что из вооружения, Франция – торгует с ними оружием. Полагаю, проблемы могут быть с Францией, они предпочитают занимать независимую от нас позицию вне зависимости от того, в чем действительно состоят их интересы. Но это будет публично заявленная позиция, на деле же они предпочтут поторговаться. Скорее всего, они будут требовать новых контрактов на Миражи и ожидать от нас, что мы поддержим их.

– А мы поддержим? – задал вопрос Гейтс

Все поняли, о чем идет речь. Американский военно-промышленный комплекс нуждался в средствах. После начала второго нефтяного кризиса и резкого роста цен на нефть – в платежном балансе США образовалась огромная дыра. А амбициозная программа перевооружения, затеянная еще Рональдом Рейганом – была завершена не до конца. Не было закуплено достаточное количество танков М1, в подвешенном состоянии были контракты по ВМФ – перспективный авианосец, перспективный эсминец, перспективная ядерная подлодка – носитель. Не были в достаточном количестве закуплены истребители пятого поколения, а программа перспективного бомбардировщика – вышла за все разумные рамки по стоимости, цена одного самолета приближалась к запредельному миллиарду долларов. В этих условиях – как нельзя кстати был бы кто-то, кто напоминал бы второго шаха Ирана, который в конце семидесятых с какой-то одержимостью тратил деньги на свою армию.

– С этим решим потом, вопрос не в этом. Главный вопрос – как отреагирует СССР.

– Мы не сможем это просчитать сейчас – сказал Гейтс – варианты реакции могут быть самые разные. Но вряд ли он затеет ядерную войну.

– Проблема в том, что, ложась в постель с Хусейном, мы автоматически толкаем Иран в постель к Советам – проницательно заметил Негропонте

– Ради Бога. Иран с семьдесят девятого – наш враг – сказал Пауэлл.

– Да, сэр, но сейчас он враг и Советов тоже. Аятолла при смерти, кто знает, кто придет ему на смену. И не окажутся ли русские танки в результате – у Ормузского пролива…

Гейтсу вдруг пришло в голову, что сосредоточение советского спецназа в Иране может иметь совсем другую подоплеку. Иран имеет прямую границу с советской Арменией. Что если русские что-то знают о предстоящей смене власти в Иране и концентрируют силы спецназа именно для этого? В Иране при шахе было много коммунистов, не меньше, чем сторонников аятоллы. А иранские военные – могут пойти на союз с коммунистами, чтобы отомстить. Конечно, не самим, но…

Что если советский спецназ – есть тот козырь, который должен сменить власть в Иране?

– Мы заходим слишком далеко – сказал Пауэлл – мы не можем решать вопрос всего региона, нам надо решить вопрос применительно к Ираку и только. Что мы можем сделать, чтобы не допустить переброски в Сирию советских частей?

– Заблокировать морской путь – сказа председатель ОКНШ – для чего у нас Шестой флот. Пошлем еще один авианосец

– А если русские повезут технику на гражданских кораблях?

– Остановим и досмотрим.

– Эй, у нас нет, и не будет ничего, никакого международного мандата чтобы делать это – сказал Киммит – Сирия суверенное государство.

– Тогда попросим Израиль.

– И разожжем новую войну в регионе своими руками – сказал Гейтс – вы знаете, как может отреагировать Израиль.

– Ваше предложение?

– Сирия зависит от газа и нефти. Пусть Саддам надавит на Сирию, а мы сыграем роль миротворцев.

– Роль миротворца лучше всего сыграет король Иордании – сказал Киммит – а еще лучше – Король Саудовской Аравии. Если он на нашей стороне, то все будет в наших руках. Договорятся о поставках нефти…

Король Саудовской Аравии – в это время ждал, пока один из его родственников наладит канал связи с Советским союзом. По нему – он намеревался передать в СССР предупреждение о предательстве Хусейна. Но в Вашингтоне об этом не знали.

– Как вариант. Уильям, мы можем каким-то образом поддержать наших парней, которых пошлем в Багдад?

– Только если введем авианосцы в Персидский залив.

– И сообщим всему свету о том, что собираемся сделать – сказал Негропонте.

– Надо звонить президенту – решил Пауэлл

Вице-президент США Джордж Буш, который очень надеялся стать сорок первым президентом США – в это время находился в Миссури. Пытался убедить штат скептиков проголосовать за него на выборах.

Скептики оправдывали свое прозвище.

Предвыборная кампания вымотала его, врачи – рекомендовали покой хотя бы на пару дней – но он не мог себе позволить покоя даже на пару часов. Наряду с кампанией – в мире шла большая политическая игра – и он понимал, что идиотская предвыборная гонка не дает вступить в нее в полную силу.

Он уже полностью оправился от взрыва в Ереване, но при этом появлялся на публике с пластырем в том месте, где он ударился о соседнее кресло при взрыве самолета. Он наверстал отставание от кандидата демократов Майкла Дукакиса – Уолт был ошибкой демократов, более опасным кандидатом был бы красноречивый Ллойд Бентсен, который разделал его напарника, Дэна Куэйла под орех в прямом эфире138138
  Дэн Куэйл, кандидат в вице – президенты и впоследствии вице-президент США – был известен непродуманными и откровенно глупыми высказываниями. Но то, что случилось в предвыборных дебатах в тот год – вошло не только в историю этих выборов – но и в политическую историю США Во время предвыборных дебатов Куэйл сказал, что его сравнительная молодость не может быть помехой для выполнения обязанностей вице-президента, так как, например, Кеннеди тоже был молод, когда стал президентом. На это его оппонент, кандидат в вице-президенты от Демократической партии Ллойд Бентсен, ответил: «Я служил с Джеком Кеннеди. Я знал Джека Кеннеди. Джек Кеннеди был моим другом. Вы, сенатор, не Джек Кеннеди.» Эта цитата и ошеломленное молчание Куэйла в ответ стали легендарными в политической истории США; но несмотря на этот промах, Буш – Куэйл одержали убедительную победу в выборах.


[Закрыть]. Но сам Майкс – наделал столько глупостей, что свою кампанию похоронил. Один танк чего стоил139139
  Кандидат от демократов Дукакис на этих выборах часто получал обвинения в том, что слишком миролюбив. В ответ он снялся в рекламных целях на танке М1, но стало только хуже – к Дукакису приклеилось прозвище «Дукакис на танке» что подчеркивало его глупость. Надо, кстати сказать, что Дукакис был отнюдь не глуп и пал, скорее жертвой собственного миролюбия – американцы хотели видеть кого-то агрессивного


[Закрыть].

Но это не отменяло того, что предвыборную кампанию надо вести. Нельзя обманываться цифрами – большинство американцев окончательно принимают решение в день голосования. Стоит только пропасть из поля зрения, из эфира и…

В автобусе было шумно и не получалось заснуть. Он ехал на автобусе, чтобы не привлекать обвинений в использовании государственного транспорта в личных целях. Проклятье, он даже самолет не мог нанять.

– Сэр?

Один из его сотрудников – появился с радиотелефоном в руке. Это был не тот здоровый кирпич как раньше – новая Моторола. К чему только мы придем лет через десять…

– Белый Дом.

Вице-президент взял трубку. Мелькнула в голове мысль, что вряд ли Секретная служба одобрит использование незащищенного телефона… но плевать.

Хорошо, что они не выехали за пределы города.

– Сэр!

…

– Сэр…

Слышно было плохо.

– Остановите чертов автобус! – крикнул Буш.

Автобус начал замедляться.

– Господин президент, здесь Пауэлл. Как слышно.

– Что? Ни черта не слышно!

– Сэр…

– Говори, черт…

– Сэр, мы собрались по поводу иракского вопроса.

…

– Дальше откладывать нельзя. Надо принимать решение.

Буш лихорадочно вспоминал… да, к нему приезжал Дик, говорил о том, что сукин сын Саддам решил переметнуться.

– Где сейчас Чейни?

– В Саудовской Аравии, сэр. Только что у нас был сеанс связи.

– И что?

– Он за положительное решение вопроса.

Автобус остановился.

– А ваше мнение?

…

– Черт, что со связью Ты слышишь меня?

– Да, сэр.

– Каково ваше мнение?

– Сэр, Совет национальной безопасности рекомендует принять предложение.

Штат скептиков. Скептики, черт их дери…

Джордж Буш не был специалистом по арабскому востоку. Он даже с трудом понимал, где это – Ирак. Он ни разу не видел Саддама Хусейна и помнил о нем только то, что это «тот еще сукин сын». Evil-doer.

Наконец, Джордж Буш недавно на своей шкуре познал, что такое терроризм.

Но он просто сказал

– Сделайте это.

– Спасибо, сэр.

В Белом Доме – глава СНБ Колин Пауэлл, в каком-то смысле фотогеничный, политически корректный, любящий на досуге заниматься восстановлением старых автомобилей СААБ положил трубку

– У нас есть добро.

В коридоре – Джон Негропонте нарочно обогнал Гейтса, дотронулся до рукава, едва заметно кивнул. Посол, который устроил по адресу посольства пыточный центр – был неплох в разведке.

Они вышли на улицу. Совсем стемнело, в тумане – загадочно горели фонари. Вереница черных Кадиллаков и Олдсмобилей ждала своих хозяев, из выхлопных труб – танцующими в темноте джиннами вились дымки

Гейтс – вместо своей машины прошел к немного удлиненному Кадиллаку Негропонте – пятнадцать дюймов, так называемый «Экзекьютив Седан», поставляемый О’Харра Хесс и Эйзенхард для высших должностных лиц государства. Молчаливый телохранитель – открыл дверь машины, тускло горел свет…

– Хотите?

Негропонте протягивал что-то, наподобие шоколадного батончика

– Да… что это?

– Пахлава. Иранская пахлава…

Это было круто. В Вашингтоне сейчас это было круто. После того, как началась травля по делу Иран-Контрас – само слово «Иран» вызывало у многих аллергию.

– Как поживает Горбанифар140140
  Манучер Горбанифар – известный в восьмидесятые нелегальный торговец оружием, сотрудничающий с правительством США и игравший большую роль в попытках американцев освободить американских граждан, взятых в заложники проиранскими силами в Ливане. Как потом оказалось – Горбанифар был манипулятором и лжецом.


[Закрыть]? – спросил Гейтс, показывая, что и он не лыком шит

– Давно его не видел…

…

– Что произошло в Тикрите?

Теперь – настало время отмолчаться Гейтсу

– Простите?

– Тикрит. Покушение на Саддама Хуссейна, инспирированное американской разведкой. Кто отдал приказ?

Сердце и. о. директора ЦРУ пропустило очередной удар. Скоро должны были состояться слушанья в Конгрессе. Скандал был некстати.

– Я ничего об этом не знаю.

– Группа американских солдат была задержана в Ираке практически на месте преступления.

Твою мать…

– Вы уверены, что это были американские солдаты, сэр?

– Да. Несколько человек. Госсекретарь поручил разобраться в этом мне.

Твою же мать…

– Причем здесь Госсекретарь, сэр?

– При том, что Саддам передал эту группу нашему послу.

Гейтс просто не мог поверить своим ушам.

– Это какая-то провокация. Саддам никогда не отпустил бы американцев!

– Тем не менее – он их отпустил.

– Где они?

– На базе в Сигонелле. Я отдал распоряжение задержать их там, они не появится в Штатах в самое ближайшее время.

…

– Руководителя группы зовут Ричард Лэнсдорф. Отставной лейтенант-коммандер ВМФ США. Не знаете его?

Что за черт…

– Нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Это не наш человек.

Негропонте молчал. Высокий и полный, он напоминал кита, выброшенного на берег. Стеклышки очков – зловеще поблескивали.

– Это может плохо кончиться.

– Это не наш человек. Я могу повторить это под присягой.

Заместитель председателя СНБ барабанил пальцами по кожаному подлокотнику машины.

– Никогда не спешите приносить присягу. Многие кто дал присягу, плохо кончили…

…

– Лэнсдорф молчит. И будет молчать, по крайней мере, до слушаний в Конгрессе. По вашей кандидатуре…

Последнего можно было не говорить. Но Негропонте всегда не понимал, где грань между вежливостью и…

– Я понял.

Теперь с избранием – Гейтс переходил в новую команду. Негропонте – был человеком именно вице-президента.

– К вам вопросов нет. Вы только что заступили на должность. Но разберитесь в своем огороде. Что и на какой грядке растет.

– Понял… сэр.

Вербовка состоялась.

– И еще. Подчистите хвосты. Пока вопросов никто не задает. Но это пока. У нас на Востоке видимо появился новый друг. Не хотелось бы омрачать дружбу. Столь дорого нам обошедшуюся.

Охранник только того и ждал – открыл дверь…

По дороге в Лэнгли – Гейтс приказал разыскать Штольца даже если он уехал. И заказал разговор с Авратакисом в Саудовской Аравии.

В здании ЦРУ – и.о. директора сразу прошел в переговорную. Это была отдельная комната, в которой были двойные экранированные стены, как бы комната в комнате, мебель из прочного прозрачного пластика и дважды в день техническая проверка.

Беря трубку и.о. директора с мстительной радостью подумал, что скорее всего под Негропонте стул бы развалился. Он был бы рад это увидеть.

Авратакис уже был на трубке

– Как погода в Саудовской Аравии? – спросил Гейтс

– Пахнет нефтью, сэр…

– Ты видел там кого-то из наших?

– В смысле, сэр? – не понял Авратакис

– Кого – то из наших. Кого там не должно быть

– Дьюи Кларидж, сэр – моментально ответил Авратакис

– Что он там делает? – не понял Гейтс

– Получает неплохое жалование от саудовского короля, сэр.

Вот же…

Гейтс просек мгновенно. Саудовский король нанял для своих дел бывшего начальника контртеррористического отдела ЦРУ. Тот, в свою очередь, пользуясь старыми связями – нанял кого-то с американского флота. Они решили ликвидировать Хусейна и вляпались. Но вляпались сильнее, чем они думают. Им светит лет тридцать – сорок в федеральной тюрьме – и не по иракскому закону, а по американскому.

Остается выяснить только одно

– Давно он там?

– Сэр, он уже был здесь, когда я приехал.

– Выясни, не связывался ли он с кем-то через секретную связь в Посольстве. С кем то из наших. Сколько надо времени?

– К утру, сэр

– Хорошо.

– А что с агентом, сэр…

– С этим потом. До связи.

Гейтс прервал разговор, вышел из защищенной комнаты. У нее, в сопровождении агента безопасности – стоял человек из советского отдела.

– Сэр…

Они отошли в сторону

– Сэр… наладить секретную связь с Багдадом за назначенное время технически невозможно.

Гейтс принял решение.

– Выясни через кого можно быстро передать информацию в Ирак. Посольство или представительство ООН. Что-то в этом роде.

– Да, сэр…

На лифте – Гейтс поднялся на последний этаж. Замдиректора Штольц уже ждал его в приемной директорского кабинета

– У нас есть добро по Ираку.

– Вот как, сэр?

Штольц был опытным волком и вида не подал.

– Да. Начинаем работать. Мне нужен общий оперативный план и как минимум три плана на чрезвычайные обстоятельства. Если Саддам задумал недоброе – мы должны узнать об этом быстрее него самого. И мне плевать, как это будет сделано.

Авратакис позвонил утром. Голос был бодрым, видимо в Саудовской Аравии был хороший кофе.

– Вы угадали, сэр – с порога заявил он – бинго

– Говори яснее – у и.о. директора ЦРУ кружилась голова от бессонной ночи

– Известный вам человек – имел семь сеансов закрытой связи через комнату посольства только в этом году.

– С кем?

– Шесть из них – одним и тем же человеком.

…

– Зам директора Штольц, сэр. Минимальная длина сеанса восемь минут, максимальная двадцать три минуты.

Интересные дела…

– Добейся того, чтобы тебе сделали выписку из книги учета. Прямо сейчас, пока о ней не сообщили сюда.

– Да, сэр. И еще.

– Что еще?

– Известное нам лицо очень активно с начала года. У них здесь была база. Все финансируется из местной казны.

– Понял. Отличная работа.

Два слова, редко встречающиеся в одном предложении

– От меня еще что-то требуется, сэр?

– Оставайся на месте и не светись. Да… еще посмотри, каким образом можно пересечь границу с Ираком. Меня интересуют все варианты.

– В какую сторону, сэр?

– В обе. Как можно больше вариантов.

– Понял, сэр.

– Отлично поработал. Конец связи.

Если все пойдет кувырком – возможно, даже один, но опытный агент, знающий местность и с заранее подготовленными заготовками – будет козырем в игре.

И.о. директора ЦРУ – поднялся на последний этаж здания в Лэнгли. Вместо своего кабинета – свернул в кабинет заместителя директора Штольца. Тот, серый от усталости – сидел, и делал какие-то пометки в папке с косой красной чертой141141
  Совершенно секретно


[Закрыть]. Рядом дымилась чашка с кофе. Подняв глаза на и.о. директора – он сразу просек.

– Саддам был и есть подонок – сказал он

…

– И я сделал то, что счел нужным сделать.

Да, но сейчас ситуация изменилась. И если бы еще неделю назад, случись так, что покушение на Саддама удалось бы – его бы похлопали по плечу и сказали бы – черт да и с ним, с уродом, он получил то, что заслужил. Но сейчас – все перевернулось на стол восемьдесят градусов, и теперь активность заместителя директора Штольца выглядит совсем по-другому. Заговор с целью убийства, неавторизованная активность… учитывая тот факт, что ЦРУ сейчас под прицелом, его конечно постараются спасти от суда. Но о любой работе на правительство США, даже в роли уборщика мусора – придется забыть.

– И облажался – припечатал Гейтс – знаешь, мне плевать на то, что ты сделал. Меня беспокоит то, что ты не сделал.

…

– Ты знаешь правила.

– Когда? – внешне спокойно спросил Штольц

– Не сейчас. Когда скажу. Надо расхлебать то, что уже успели натворить. У вас есть что-то, что бы можно было представить?

– В первом приближении.

– Давайте, посмотрим.

Примерно в час дня, перед тем, как ехать в Пентагон – Роберт Гейтс снова встретился с человеком из советского отдела. Тот показал и.о. директора неизвестно как у него оказавшееся досье ФБР.

– Хасан Аель. Тридцать восемь лет, иракец. Приписан к представительству Ирака при ООН. Здесь больше года.

С фотографии – смотрело грубое, словно вытесанное топором лицо. Откровенно уголовное лицо, такие видишь в криминальных сводках.

– Что на него есть?

– Занимается деятельностью, мало совместимой с дипломатической. Нанял двоих частных детективов, чтобы следить за иракскими эмигрантами. Собирает информацию, правда в этом – ничего криминального, только открытую – скупает всю техническую прессу, на которую может наложить лапы.

– ФБР следит за ним?

– Периодически, сэр, все силы брошены на советских дипломатов. Ирак это так, еще уличная банда.

– Надо зачистить концы – многозначительно сказал Гейтс – и как можно быстрее. У нас в Багдаде должно быть чисто.

– Я понял, сэр.

– Возьми командировку в Балтимор. Оттуда – на машине. Будь осторожен.

– Несомненно, сэр.

– И как можно быстрее.

И.о. директора ЦРУ – проводил взглядом своего человека. В сущности – он сам был виноват не меньше в том, в чем обвинил Штольца – но ему на это было плевать. Что же касается агента в Багдаде… жаль, но всякое бывает. В конце концов – он был даже не американцем.

Саддам Хусейн

Ч. 7

Послевоенный период

/по книге Робина Дж. Апдайка «Саддам Хуссейн»/

Во время войны – Ирак претерпел значительные экономические трудности, усугублявшиеся еще и падением цен на нефть. Чтобы снизить негативный эффект – Саддам Хусейн уже во время войны начал либерализацию экономики. Так, в 1983 году был начат процесс приватизации в сельскохозяйственном секторе, а с 1987 года – Саддам провозгласил курс на многоукладную экономику с поощрением малого и среднего бизнеса. В 1989 году, возможно под влиянием бюджетных трудностей – уже говорили о полной приватизации всей иракской промышленности за исключением нефти и предприятий оборонного сектора. Существовали планы образования Иракской биржи и выдачи лицензий на образование частных банков.

Саддам Хусейн начал и процесс политической либерализации. Так в обращении к Иракской коллеги адвокатов 27 ноября 1988 года, через три месяца после прекращения военных действий, Хусейн объявил о всеобщей амнистии политзаключенных и обещал учредить в Ираке демократическую многопартийную систему. Через месяц он начал распространять идею о новой конституции, которая введет прямые выборы президента, допустит существование оппозиционных партий и свободной прессы и обеспечит роспуск Совета Революционного Командования. Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, в январе 1989 года Хусейн созвал совместное заседание СРК и РУ, которое утвердило предложения о политических реформах и образовало особую комиссию, чтобы составить рабочий проект новой конституции.

В апреле 1989 года иракцы пошли к избирательным урнам в третий раз после 1980 года, чтобы выбрать новое Национальное собрание. В Багдадском университете устроили «Стену свободы», где, как предполагалось, студенты могли высказывать свое недовольство. Государственные газеты стали публиковать довольно много жалоб на трудности повседневной жизни, в частности, на высокие цены и мелкие случаи коррупции. Это, в свою очередь, дало возможность министру информации и культуры Латифу Нуссейфу аль-Джасему гордо заявить, что в Ираке нет цензуры. Никого не спрашивают, о чем он намерен написать. Единственные ограничения относятся к вопросам национальной безопасности.

Ирак сильно пострадал от войны. Экономика его была разрушена. Стоимость восстановления оценивалась в 230 миллиардов долларов. При том, что времена нефтяного бума, позволявшие за несколько лет строить города в пустыне – были давно в прошлом. Дело обстояло так, что через год после прекращения военных действий 18-миллиардные доходы Ирака от нефти были недостаточны даже для покрытия текущих расходов: гражданский импорт приближался к 12 миллиардам (из которых 3 миллиарда шли на продукты питания), военный импорт превышал 5 миллиардов, возврат долга составлял 5 миллиардов, расходы на иностранных рабочих доходили до одного миллиарда, так что режиму нужно было бы еще 10 миллиардов в год, чтобы уравновесить текущий дефицит, прежде чем он мог бы приняться за сизифов труд восстановления. И еще надо было принимать во внимание внешний долг Ирака в 80 миллиардов (тогдашних!) долларов.

Пытаясь решить эти проблемы, Хусейн использовал разнообразную тактику: он вел дела со своими кредиторами по отдельности, сталкивая их друг с другом и добиваясь того, чтоб они не выступали совместно. Он также обещал, что те, кто будет несговорчивей с отсрочками, получат контракты первыми. Чтобы сократить расходы и обеспечить работой первых демобилизованных солдат, возвращавшихся на рынок труда, Хусейн начал вытеснять из Ирака два миллиона приезжих рабочих, в основном египтян, и понижал суммы, дозволенные для отсылки домой. Но и эти меры не помогали. Интенсивные меры по приватизации, проводимые Хусейном с последних лет войны, оказались не панацеей, скорее наоборот – они приводили к явно отрицательному результату. Инфляция росла, так что Саддаму пришлось снова вводить контроль за ценами и искать новых козлов отпущения: весной 1989 года якобы за некомпетентность были смещены министр финансов Хикмат Михайлиф и исполняющий обязанности министра сельского хозяйства Абдалла Бадер Дамук.

Что еще более важно, Хусейну не удалось добиться хотя бы ничтожного прогресса по самому важному вопросу внешней политики – мирному соглашению с Ираном. Если Ирак на самом деле выиграл войну, как уверяли его народ, тогда плоды победы должны быть официально закреплены и мир официально заключен. Но ничего подобного не произошло. Мирные переговоры под эгидой ООН в Женеве быстро зашли в тупик, так как Иран не хотел вести переговоры непосредственно с Ираком; последовательные иракские инициативы с традиционным использованием кнута и пряника ни к чему не привели. Не видя иных перспектив, Хусейн вынужден был не забывать о пушках. Его внушительная армия оставалась в основном под ружьем, что обходилось опустошенной иракской казне в копеечку. Не менее тревожными были и социальные последствия. Было растрачено целое поколение: сотни тысяч: молодых призывников, которым было 18, когда началась война, к ее концу были уже 26-летними и все еще в армейской форме. У них не было личной жизни: они не могли учиться, не могли работать и не могли жениться. Теперь, когда война была «выиграна», они начали сомневаться в необходимости своего дальнейшего пребывания в армии. Попытка Хусейна как-то решить эту острую социальную проблему при помощи частичной демобилизации в 1989 году дала осечку, так как пошатнувшаяся иракская экономика не могла поглотить столь огромное количество молодых людей, вливавшихся на рынок труда.

На бумаге излечение иракской экономики было поразительно простым: решительное сокращение расходов и существенное увеличение доходов. На практике, однако, достижение этих целей оказалось более трудной задачей, которая потребовала серьезной опоры на дипломатию принуждения. Хусейн не уклонился от такой необходимости, тем более, что речь шла о его политической судьбе. Во время войны он уже оказывал давление на страны в Заливе – Саудовскую Аравию и Кувейт, – чтобы они аннулировали свои займы Ираку. Он говорил, что война не была частным делом Ирака, а защитой восточного фланга арабского мира от исламского фундаментализма. Поскольку страны Залива никто не попросил расплачиваться реками крови за свою безопасность, ибо за них это делал Ирак, они не могли рассчитывать, что героическая борьба Ирака им ни во что не обойдется. Это давление значительно усилилось в послевоенный период. На встрече глав государств Совета Арабского Сотрудничества в Аммане в феврале 1990 года, отмечая первую годовщину организации, Саддам попросил короля Иордании Хусейна и президента Египта Мубарака поставить страны Залива в известность, что Ирак не только оставался непреклонным по поводу полного моратория на его долги военных лет, но и крайне нуждается в немедленном вливании добавочных финансовых ресурсов – примерно 30 миллиардов долларов. Саддам – высказал прямые угрозы, сопровождавшиеся иракскими военными маневрами в нейтральной зоне около кувейтской границы.

Принуждение стран Залива к тому, чтобы они списали свои займы и увеличили свои вклады в иракскую казну, было только одним аспектом стратегии Саддама. Другой, и столь же щекотливой, составляющей этой политики было манипулирование мировым нефтяным рынком в пользу финансовых нужд Ирака. Элементарный закон экономики гласит, что чрезмерное предложение ведет к снижению цен, тогда как чрезмерный спрос имеет обратный результат. После войны Ирак (и Иран тоже) потребовал, чтобы другие члены Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) снизили свои квоты, чтобы дать возможность бывшим воюющим увеличить свое собственное производство, не снижая цен.

Это требование совершенно не выполнялось. Более того, вместо того чтобы уменьшить свои нефтяные квоты и освободить место для увеличенного производства Ирака, некоторые члены ОПЕК, особенно Кувейт и Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ) продолжали заметно превышать свои квоты, снижая тем самым мировые цены на нефть. Так как Хусейн стремился повышать цену на нефть, не изменяя своих планов по увеличению производства, стала необходимой оперативная корректировка политики Кувейта и ОАЭ.

Во время рабочего визита в Кувейт в феврале 1990 года иракский министр нефтяной промышленности Исам Абдель Рахим аль-Халаби, очевидно, уговаривал кувейтян придерживаться новой нефтяной квоты, установленной ОПЕК в начале года. Затем он направился в Рияд, чтобы передать личное послание от Саддама Хусейна королю Фахду и попросить саудовцев убедить остальные государства в Заливе не превышать своих нефтяных квот. Через три месяца, во время встречи министров стран ОПЕК в Женеве, Халаби снова заговорил о необходимости придерживаться нормы, установленной организацией – 22 миллионов баррелей в день и уговаривал своих коллег поднять цены до 18 долларов за баррель. Заместитель премьер-министра Ирака Таха Ясин Рамадан был гораздо более откровенен, критикуя нарушение квот и сожалея о таких действиях как «подрывающих интересы Ирака».

Если у стран Залива еще оставались какие-то иллюзии относительно глубокого беспокойства Ирака по поводу стабильности нефтяного рынка, то они были полностью развеяны во время обсуждений на встрече глав арабских государств в Багдаде в мае 1990 года. На чрезвычайной закрытой сессии с приехавшими главами государств Хусейн выразил свое недовольство политикой нефтяных государств Залива самым жестким способом. Он сказал о том, что по его данным западный мир готов платить 25 долларов за баррель, но постоянное превышение другими странами – членами ОПЕК своих квот не дает ценам на нефть вырасти до этого уровня. Из уст Саддама прозвучала так же зловещая и не понятая тогда правильно фраза о том, что отныне он расценивает нарушение странами – членами ОПЕК своих квот на нефть как экономическую войну против Ирака.

Как ни удивительно, на Кувейт и ОАЭ не произвело впечатления столь необычное для Хусейна признание собственной слабости и его последующая скрытая угроза. Сменив министра нефтяной промышленности, дабы умилостивить Саддама, эмир Кувейта не сократил добычи нефти, не аннулировал своих займов и не предоставил Багдаду дополнительных субсидий. Поездка по странам Залива в июне 1990 года доктора Саадуна Хаммади, главного экономического советника Саддама, так же как и несколько жестких предупреждений со стороны иракского нефтяного министра, не заставила Кувейт (а также ОАЭ) сдаться. Даже прямая атака Саддама на эту политику как на «заговор против экономики региона, который идет на пользу Израилю», не достигла заметного эффекта. И только 10 июля, во время координационного заседания министров нефтяной промышленности в Джедде два государства поддались объединенному давлению Саудовской Аравии, Ирана и Ирака и согласились соблюдать свои нефтяные квоты.

Однако эта уступка слишком запоздала. К тому времени Хусейн ожидал от Кувейта гораздо большего. Вероятно, он еще не решил вторгнуться в крошечный эмират, но определенно был настроен добиться существенных субсидий сверх моратория на возвращение военных займов. Меньшее его никак не удовлетворяло, особенно в свете всеобщего международного возмущения, вызванного казнью Фарзада Базофта, журналиста иранского происхождения, работавшего на лондонский еженедельник «Обсервер». Базофт был арестован в сентябре 1989 года в ходе расследования загадочного взрыва на секретном военном комплексе возле Багдада. В марте 1990 года его судили по обвинению в шпионаже и вскоре после этого казнили. Почему Хусейн казнил Базофта и таким образом вызвал серьезный международный конфликт? Скорее всего, Базофт просто оказался еще одной из жертв саддамовской мании преследования. Со времени прекращения огня в войне с Ираном Хусейн избежал нескольких попыток покушения. Первая имела место в ноябре 1988 года и, как говорили, злоумышленники намеревались сбить самолет Хусейна после его государственного визита в Египет. Вторая попытка, очевидно, произошедшая в северном Ираке в конце 1988 или в начале 1989 года, была безжалостно подавлена казнью десятков, если не сотен, офицеров. Эта попытка вселила в Саддама особую тревогу, потому что в ней были замешаны офицеры из Республиканской гвардии, элитного подразделения телохранителей. Третья попытка была предотвращена в сентябре 1989 года, в то время когда иракский лидер был провозглашен новым Навуходоносором на национальном культурном фестивале в Вавилоне. Наконец, в январе 1990 года Хусейна едва не убили армейские офицеры, когда он ехал в своей машине по Багдаду.

Этих инцидентов самих по себе было достаточно, чтобы пробудить тревогу сверхбдительного вождя. Но на фоне краха коммунистических режимов в Восточной Европе их значение было непропорционально преувеличено. Для Запада исторические события в Европе были редким моментом духовного подъема. Для Саддама Хусейна, как и для большинства арабских руководителей, это были крайне тревожные перемены. По его мнению, закат советской власти и распад восточного блока лишал арабский мир традиционных союзников и оставлял арену открытой для американско-израильского «диктата». Не секрет, что падение румынского диктатора Николае Чаушеску, который, как и Хусейн, строил свое правление на смеси страха и самообожествления, было весьма чувствительным для иракского вождя. На самом ли деле он приказал начальникам своих спецслужб изучить видеозаписи свержения Чаушеску, как широко утверждали на Западе, или нет, но, несомненно, это событие его крайне встревожило.

При столь угрожающих обстоятельствах Хусейн, очевидно, решил, что казнь британского журналиста Фарзада Базофта, вопреки просьбам о смягчении его участи со стороны Запада, послужит грозным предупреждением потенциальным заговорщикам. Он далеко не в первый раз прибегал к таким драконовским мерам. Раскрытие сфабрикованных заговоров и наказание их «участников» всегда было одним из любимых методов Саддама во имя спасения режима и себя самого. Их диапазон простирался от повешения «сионистских шпионов» в 1969 году, через казнь его коллег по СРК в 1979 и до казни злополучного министра здравоохранения в 1982 году. Казнь Базофта, однако, отличалась от этих предшествующих казней коренным образом. Другие жертвы были иракцами, так что чистки вроде бы оставались внутренним делом Ирака, тогда как связи Базофта с Британией спровоцировали международное возмущение.

Трудно сказать, отказался ли бы Хусейн от казни Базофта, если бы он предвидел всю глубину западного негодования. Ясно, однако, что всеохватывающая поглощенность Саддама своей безопасностью и его слабое представление о Западе привели его, не в первый и не в последний раз, к серьезной недооценке западной реакции. Разве мог он вообразить, что «законная» казнь одного иностранного «шпиона» вызовет гораздо больше протестов, чем судьба всего курдского сообщества?

16 июля давление на Кувейт заметно усилилось. В письме к Генеральному секретарю Лиги арабских стран министр иностранных дел Ирака Тарик Азиз повторил обвинение, что Кувейт и ОАЭ «осуществили намеренный план наводнить нефтяной рынок нефтью в количествах, превышающих установленные ОПЕК». Азиз утверждал, что эта политика оказала разрушительное воздействие на Ближний Восток: «Падение цен на нефть с 1981 до 1990 гг. привело к потере арабскими государствами 500 миллиардов долларов, из которых потеря Ирака составляет 89 миллиардов». Добавляя оскорбление к нанесенному ущербу, Кувейт непосредственно ограбил Ирак, «воздвигнув нефтяные установки в южной части иракских нефтяных месторождений Румайла и добывая дополнительную нефть». По оценке Ирака, стоимость нефти, «похищенной кувейтским правительством на месторождении Румайла способом, не совместимым с братскими отношениями», составляет 2,4 миллиарда долларов.

Признавая, что государства Залива оказывали «кое-какую помощь» Ираку во время ирано-иракской войны, Азиз доказывал, что эта помощь покрывала всего лишь ничтожную часть огромных затрат Ирака. Более того, «простой расчет показывает, что займы Ираку со стороны Кувейта и ОАЭ не исходили полностью из их казны, но были получены в результате увеличения их нефтяных доходов за счет падения нефтяного экспорта Ирака в течение войны». Чтобы исправить это положение и помочь Ираку выйти из того тяжелого экономического состояния, в котором он оказался в результате защиты «земли, достоинства, чести и богатства арабской нации», Азиз предъявил несколько требований: повышение цены на нефть до уровня выше 25 долларов за баррель, прекращение кувейтской «кражи» нефти с иракских месторождений в Румайле и возвращение 2,4 миллиардов, «похищенных» у Ирака, списание иракских военных займов, учреждение «арабского плана, схожего с планом Маршалла, чтобы компенсировать Ираку хотя бы часть его потерь во время войны».

Через день Саддам сделал следующий шаг. В обращении к народу по случаю двадцать второй годовщины «Революции» Баас, он снова обвинил Кувейт и ОАЭ в «сговоре с мировым империализмом и сионизмом» с целью «лишить арабский народ средств к существованию», добавив, что Ирак не сможет долго мириться с подобным поведением, так как «лучше умереть, чем остаться без средств к жизни». Поэтому двум государствам лучше «одуматься», сказал он, и обойтись мирными средствами. Однако, предупреждал он, «если мы не найдем защиты с помощью слов, тогда у нас не будет выбора кроме как прибегнуть к более эффективным действиям, чтобы исправить положение и обеспечить восстановление наших прав».

К несчастью, в Кувейте не поняли всей серьезности положения. Хоть они и были шокированы резкостью выражений Ирака, они все же расценили диктат Саддама как основу компромиссов, а не как ультиматум. Внутри кувейтского руководства преобладала точка зрения, что если они уступят столь наглому вымогательству, это только приведет к нарастающему шантажу в будущем. Они подозревали, что кое-какие уступки сделать придется, но намеревались свести их к минимуму. Они понимали, что нельзя не принимать во внимание опасности военных действий, но считали их крайне маловероятными, решив, что в худшем случае все сведется к захвату небольшой спорной территории, например, месторождений Румайлы или островов Бубиян и Варба, которые в прошлом Ирак настойчиво требовал сдать ему в аренду. Не прошло и 24 часов после речи Саддама, как Кувейт отправил Генеральному секретарю Лиги Арабских Стран меморандум, написанный в сильных выражениях, опровергая обвинения Ирака и выражая крайнее негодование его поведением. Братская страна, которая всегда находилась в первых рядах арабской национальной борьбы, не заслуживает такого обращения, доказывалось в послании, иракские «выражения не соответствуют духу существующих братских отношений между Кувейтом и Ираком и противоречат самым глубоким основам, на которых мы все хотим строить наши отношения. Сыновья Кувейта и в хорошие времена, и в плохие остаются людьми принципиальными и честными. Но они ни в коем случае не поддадутся угрозам и вымогательству».

Этот демонстративный ответ был последним гвоздем в гроб Кувейта. Хусейн воспринял его не только как доказательство его давнего представления о Кувейте как о паразитическом государстве, процветающем за счет тяжких жертв Ирака, он расценил его также как личное оскорбление со стороны ничтожного соседа. По мнению Хусейна, Кувейт не оказал ему (то есть Ираку) должного уважения и не воспринял его слова всерьез. Он разыгрывал свою хитроумную карту, считая, что, благодаря оттяжкам и промедлениям, ему снова удастся избежать своей ответственности перед Ираком. Но так будет недолго. Раз уж добрососедские увещевания не заставили Кувейт признать свои братские обязательства, у Ирака не остается другого выхода, кроме как силой взять то, что ему принадлежит по праву.

Помимо ощущения крайней необходимости и нетерпения, Хусейн, должно быть, и без того испытывал непреодолимое искушение решить дело силой. Он находился в серьезном затруднении. Ссыпав сказочные богатства Кувейта в опустевшую казну Ирака, Хусейн надеялся скостить иракский внешний долг и запустить честолюбивые программы восстановления, которые он обещал своему народу после войны с Ираком. Учитывая исторические притязания Ирака на Кувейт, его оккупация могла бы поднять национальный престиж Хусейна, выставив его как освободителя узурпированных иракских земель. Более того, захват Кувейта увеличил бы доступ Ирака к Заливу и дал бы ему решающий голос на мировом нефтяном рынке. Короче говоря, одним ударом позиция Хусейна была бы закреплена навсегда.

Настроившись на боевой лад, Саддам решительно двинулся вперед. 21 июля, на фоне мощной антикувейтской пропаганды, приблизительно 30 000 иракских солдат начали движение в направлении общей границы. Хотя, в общем, это было воспринято как бряцание оружием, египетский президент Хосни Мубарак кинулся в Багдад, где Хусейн его заверил, что он не вступит в Кувейт, прежде чем будут исчерпаны все дипломатические пути урегулирования. Но к тому времени, вряд ли иракский диктатор был настроен на переговоры. Его показная готовность продолжать диалог с Кувейтом была просто дымовой завесой, чтобы хоть как-то узаконить в мировом общественном мнения приближающиеся военные действия. Самым важным слушателем в той рассчитанной паузе были Соединенные Штаты.

Убежденный, что бесповоротная утрата Москвой статуса супердержавы оставило Соединенные Штаты единственным государством, способным нарушить его планы или путем прямой интервенции, или натравив своих израильских (или арабских) «лакеев» на Ирак, Хусейн стремился к получению молчаливой американской поддержки или хотя бы нейтралитета для своей кувейтской авантюры. У него было достаточно причин, чтобы предвидеть такое отношение. Несмотря на острую критику Ирака после «дела Базофта», администрация Буша все время выказывала острую заинтересованность в развитии двусторонних отношений. Когда группа из пяти американских сенаторов во главе с Робертом Доулом приехала в Багдад в середине апреля, по всей видимости, для того, чтобы осудить жажду Хусейна иметь химическое и ядерное оружие, они в частной беседе уверили иракского руководителя, что у него проблемы не с американским народом, но скорее с «высокомерной и избалованной» прессой. В конце того же месяца помощник государственного секретаря по вопросам Ближнего Востока Джон Келли попытался заблокировать инициативу Конгресса по введению санкций против Ирака, сообщив комиссии по иностранным делам Палаты представителей, что такой шаг будет противоречить национальным интересам США и что администрация не «рассчитывала на введение экономических и торговых санкций в этот момент». Через два месяца он сообщил той же комиссии, что хотя Ирак не отказался от разработок нетрадиционного оружия и продолжал нарушать права человека, он, тем не менее, предпринял «несколько скромных шагов в нужном направлении».

Американские двусмысленные речи продолжались на протяжении июля. Ответив на концентрацию иракских сил вдоль кувейтской границы отправкой шести боевых кораблей в Залив и выразив осуждение иракской тактике нажима, Государственный департамент, тем не менее, не преминул подчеркнуть, что Соединенные Штаты не связаны договором о взаимной обороне ни с одним государством Залива. Продолжалась умиротворительная политика по отношению к Хусейну: за несколько дней до вторжения администрация все еще возражала против решения Сената установить санкции против Ирака. Получив столь обнадеживающие сигналы, Хусейн решил обеспечить свой «американский фланг».

25 июля он пригласил американского посла в Багдаде, госпожу Эйприл Гласпи, для беседы, ставшей одной из самых решающих вех на пути Ирака к Кувейту. Согласно иракской стенограмме встречи (Государственный департамент не обнародовал своей собственной версии, но и не опроверг иракского сообщения) Хусейн представил госпоже Гласпи пространное объяснение экономического положения Ирака и его обиды на государства Залива. Он обвинил Соединенные Штаты в поддержке «экономической войны Кувейта против Ирака, в то время как они должны быть благодарны Багдаду за сдерживание фундаменталистского Ирана». Он по-прежнему угрожал Соединенным Штатам террористическими актами, если они продолжат свою враждебную политику по отношению к Ираку.

Не обратив особого внимания на воинственные речи Хусейна, Гласпи всячески уверяла его в добрых намерениях Вашингтона. Она сказала, что его страхи об американской враждебности совершенно необоснованны: «Президент Буш умный человек, и он не собирается объявлять экономическую войну Ираку.»