Текст книги "Играй, гормон! Impetuoso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 9"

Глава седьмая

В ресторане для проведения бар-мицвы нам был предоставлен банкетный зал. Впрочем, как я понял, пока оглядывался по сторонам, здесь имелось несколько таких вот банкетных залов, в которых праздничные мероприятия шли без остановки: один банкет сменялся другим, словно фильмы в кинотеатре. «А что вы хотите, – подумал я: – это и есть развитый капитализм, поточная система, конвейер».

Алёна с Беней стояли у входа и перехватывали своих гостей, так как народ приходил сюда сотнями, и среди них были и свои, и чужие. У раздевалки, уже раздетые, «наши» гости попадали в руки родителей Алены и препровождались в тихий уголок перед тем, как уже сообща войти в зал. Подарив Бене конверт с сотней долларов внутри, я заглянул в зал, в котором, если верить программке, через семь минут должно было начаться торжество Бениного семейства. Чужой праздник там гудел вовсю, и ничто не указывало на то, что он вот-вот должен был закончиться. Беня, обеспокоившись этим фактом, спросил у администратора, вовремя ли начнется их мероприятие, на что тот с улыбкой сообщил, что у них все даже не по часам, а по минутам и секундам.

Прошло ещё три минуты, музыка стихла, дверь в холл открылась, из банкетного зала вывалила разгоряченная, слегка подвыпившая толпа, затем внутрь ворвалась команда обслуживания из двадцати человек в униформе, которая вынесла все ненужное, а затем внесла всё необходимое, сменив между делом скатерти и всё остальное. «Поточное производство, конвейерный метод везде, включая область отдыха, американский стиль», – подумал я с усмешкой. За что боролись, на то и напоролись, как говорится.

Вышколенная обслуга покинула помещение спустя несколько минут, и в зал вошли мы, то есть члены и гости семьи Бумбараш. На часах было ровно 18 часов 00 минут. Сто гостей разместились за десятью круглыми столиками согласно табличкам с фамилиями, имевшимися на каждом из столиков. Кантор – официальное лицо, который должен был вести бар-мицву, едва успел у входа выкурить сигарету, приходя в себя после предыдущей бар-мицвы, как его призвали к следующей работе.

На небольшой эстраде тем временем расположились наши музыканты – приятели Бенциона. Их было двое, зато у них имелось не менее шести-семи музыкальных инструментов. Гости тем временем расселись за столики, и кантор только хотел было взять слово, как всех рассмешил какой-то слегка подвыпивший старичок: он стоял посреди зала и в растерянности разводил руками, говоря, что он только на минутку отлучился в туалет, а теперь не может найти свою компанию. Мы еще некоторое время беззлобно посмеялись над старичком, после чего появившиеся в зале секьюрити – двое представителей службы безопасности – увели его под белы руки в гардеробную, где ещё, как они надеялись, можно было обнаружить кого-то из предыдущей компании, гулявшей здесь. Таким образом, минутное замешательство было исчерпано и музыканты, взяв в руки инструменты, сыграли вступление.

Кантор, которого звали Давид, руководил и музыкантами, и проведением торжества, развлекая компанию изо всех сил: он говорил, пел (и ругался, наверное, тоже) сразу на четырёх языках: английском, идиш, русском и иврите. Это давало ему возможность угодить всем без исключения гостям и при этом зарабатывать наличными 500 долларов за два часа. За свадьбу, которая длилась три часа, он, как я попутно узнал, брал тысячу долларов. По ходу празднования он как-то раз попытался уколоть кого-то из гостей, сказав ему, что если тому что-либо непонятно по-русски, он позже объяснит то же самое на иврите, поэтому пришлось вмешаться мне, случайно оказавшемуся во время этого разговора поблизости. Я без улыбки на лице, на иврите, но всё же с шутливой ноткой, потребовал от него объяснения, но он лишь подмигнул мне, с располагающей улыбкой сообщив (тоже на иврите) что он, мол, в курсе, что здесь присутствует гость из Израиля. Мне на это оставалось лишь улыбнуться.

Многие Бенины гости, узнав, что я всего пару дней как прилетел из Израиля, подходили, здоровались, оглядывали меня со всех сторон, даже ощупывали, словно только что меня вынесли с поля боя, где я стойко сражался против арабских экстремистов и случайно остался жив. В их речах слышались также и соболезнующие нотки; меня жалели и считали чуть ли не героем.

Сидя за столиком среди родственников и близких Бентина, я налегал на многочисленные разносолы, отдавая должное поварскому искусству работников ресторана. Да, на столах имелся великолепный ассортимент всевозможных салатов и закусок, а центр каждого украшала бутылка с «Абсолютом». При этом каждые 15 минут диспозиция на столе сменялась, что-то уносилось, что добавлялось. Некоторые из гостей, что помоложе, успевали ещё сбегать потанцевать, другие – постарше, после обильной пищи буквально приросли к стульям и потому ограничивались беседой. Отец именинника, Беня, был солиден, бодр и весел; он, описывая по залу круги, успевал подойти к каждому, перемолвиться словечком, улыбнуться, выпить рюмочку. При этом он ещё то и дело советовался с музыкантами и с кантором. Торжество снималось на две профессиональные видеокамеры, ещё десяток фотографов-любителей из гостей то и дело щелкал фотоаппаратами. Если бы не моё полусонное состояние, в котором я находился с самого первого дня приезда в страну, я бы, наверное, догадался сняться вместе с Беней и его семьей, а так мне пришлось удовлетвориться парочкой любительских фотографий, в которые я, благодаря своей фигуре, имеющей способность заполнять любое пространство, всё же попал.

Когда время, отпущенное нам на торжество, истекло, мы точно так же, как и предыдущая компания, ласково, но настойчиво подгоняемые работниками ресторана, оперативно покинули зал. А тем временем всё, что ещё оставалось на столах, исключая разве что хлеб, было в течение нескольких минут упаковано в специальные контейнеры и погружено в машину Бени, которая была уже подана к подъезду. Машины других гостей, впрочем, тоже находились тут же, у входа в ресторан, доставленные со стоянки специальными людьми. Более всего меня удивило то, что водки из десяти бутылок, предназначенных для сотни человек, было выпито полторы, а вся остальная тоже оказалась у нас в багажнике.

Через минуту-две, отсигналив друг другу на прощанье, все разъехались в разные стороны. Нам пришлось добираться домой около полутора часов по влажной дороге и в почти непроницаемом тумане. Бенька, хотя был навеселе и всё время балагурил, вел машину уверенно, и всё же я время от времени, напряженно вглядываясь в туман, призывал его к осторожности, если замечал встречные или попутные машины.

Глава восьмая

На следующий день в два часа пополудни все родные и близкие собрались в Бенином доме всё по тому же поводу. Расположились в просторном салоне за накрытым столом; было весело и непринуждённо; здесь никто ни о ком не заботился, и каждый развлекался после недолгого застолья, как ему заблагорассудится. Мы с Бенькой периодически разыгрывали одну и ту же шутку, которая была взята из какого-то анекдота. Он наливал в две рюмки водки и, поднимая свою, спрашивал меня:

– А не выпить ли нам, дорогой товарищ, по рюмочке водки?

– А почему бы и нет? – говорил я, беря в руки свою рюмку.

– Ну нет, так нет, – говорил он, ставя рюмку обратно, но спустя несколько секунд все же выпивал, я следовал его примеру. Выпив, закусывали, затем переговаривались с соседями по столу; отовсюду слышались смех и шутки. К восьми вечера тихо, по-семейному начавшаяся пирушка так же тихо и закончилась. Назавтра Беня решил свозить меня к себе на работу, где собирался управиться со своими делами за час-полтора, после чего мы планировали отправиться на Брайтон, где намеревались подыскать мне какую-нибудь работу.

***

Предприятие, где работал Беня, и до которого следующим утром мы добрались за каких-нибудь полчаса, по территориальной принадлежности располагалось недалеко, но уже в другом штате; это было современное пятиэтажное здание из стекла и бетона. Получив временный гостевой пропуск, который мне прицепили фирменной прищепкой на лацкан пиджака, я проследовал вместе с Беней в его кабинет.

Два столика из четырёх были заняты. За одним сидел густо обросший волосами молодой человек и что-то напряженно выстукивал на компьютере, за другим сидел мужчина среднего возраста высокого роста; он, видимо, был не слишком занят, так как пил кофе. Увидев нас, он надел на лицо дружескую ухмылку и поздоровался. Мы с Беней ответили, после чего Беня меня представил своим коллегам, по большей части русскоязычным. Пока он разбирал на своем компе электронную почту, я сам себе устроил по его фирме небольшую экскурсию. В нескольких комнатах люди, сидя за компьютерами, работали, и ещё, наверное, в десятке комнат стояло множество коробок с не разобранным еще оборудованием, что говорило о том, что фирма только-только набирает обороты.

Вернувшись назад, я застал в кабинете Бентина главного босса предприятия, который давал ему какие-то ценные указания. Я постоял пару минут в коридоре, а когда босс вышел, вошёл внутрь. Лохматый программист что-то быстро-быстро говорил, по его жестикуляции было видно, что он буквально убивается от отчаяния. Из объяснения Бени выяснилось, что когда босс вошел, лохматый посредством компьютера играл на бирже, и соответственно, при появлении босса ему пришлось сменить на экране картинку на каких-нибудь пять минут, чтобы босс не обругал их за нецелевое использование компьютера. Однако этого времени вполне хватило для того, чтобы лохматый проиграл двенадцать тысяч долларов. Увы, нам оставалось только посочувствовать ему.

Попив кофе, мы с Беней отправились в Нью-Йорк. Нашей целью был знаменитый Брайтон-бич. С трудом найдя стоянку под ежеминутно грохочущей над головами надземкой, мы пошли вдоль этой знаменитой на весь мир улицы. Все надписи и названия магазинов были здесь на русском языке, и редкий в этой части города английский воспринимался как иностранный. Скупив все русскоязычные газеты, в которых были предложения о работе, мы проследовали по улице ещё пару кварталов и вскоре увидели вывеску, на которой было указано, что здесь находится бюро по предоставлению работы.

Ещё в Израиле мне пришлось иметь дело с несколькими подобными фирмами, поэтому я уже знал им цену, а также знал, что девять из десяти из них никакой работы не предоставляют, а лишь берут с клиента деньги, чтобы затем отправить его по адресу, указанному всё в тех же общедоступных газетах. Но ведь с чего-то мне все же надо было начинать. И мы, посоветовавшись, следуя указанию стрелок, поднялись на третий этаж. Там в малюсеньком кабинете, из-за набора находившихся в нём предметов больше похожем на каморку гадалки, в которой не хватало только совы в клетке, в клубах едкого синего дыма мы обнаружили женщину неопределённого возраста (на вид ей можно было дать от 50 до 75 лет), тощую и сморщенную, каких, кстати, нередко можно встретить в Одессе. Она сидела за крохотным столиком, на котором едва умещались телефон, справочник и пепельница, и курила.

Женщина, непостижимым образом разглядевшая нас за густыми клубами дыма, назвалась Миррой, пригласила нас сесть, что нам удалось с большим трудом, так как диванчик не менее чем полувековой давности хотя и был двухместным, но явно не был рассчитан на наши фигуры, и тут же заявила, что в любом другом месте, куда бы мы ни обратились, нас непременно обманут, и лишь она сможет нам реально помочь. Мы с Беней, не сговариваясь, усмехнулись. Далее последовали предложения, после озвучивания каждого из которых мы с Беней переглядывались и кивали друг другу, отчего у меня создалось впечатление, словно не было этих пятнадцати лет, пролетевших, словно молния, и мы не разлучались более чем на день-два. Мы тонко чувствовали каждый жест, каждый взгляд друг друга. Взаимопонимание происходило где-то на уровне подсознания, а мысли другого словно улавливались из воздуха.

В конце концов, было решено остановиться на одной из работ, о которой, кстати, я вычитал ещё накануне из газет. Для этого мне нужно было ехать в другой штат – Северную Каролину, где тамошний хозяин, кстати, русскоговорящий, набирал работников по уборке супермаркетов. Оплата за этот труд составляла около тысячи долларов наличными в месяц, что здесь, в Нью-Йорке заработать было проблематично из-за слишком большого наплыва туристов и нелегалов. За посредничество Мирра брала «всего» триста долларов, причем не сразу, наперёд, а после получения первой зарплаты, но я в детали этого процесса вникать не стал, так как, возможно, у бюро есть какие-то свои механизмы воздействия на работодателей, а может, они просто работают с ними по договору, и тут я был бессилен. Конечно, сумма этой оплаты казалась несуразно большой, так как Мирра нашла эту работу точно так же, как и я, всего-навсего прочитав газету. Но спорить, как мы понимали, было бесполезно. На «десерт» Мирра нам рассказала, – видимо, для того, чтобы мы без печали расстались с тремястами долларами, о том, как её пятнадцать лет тому назад привезли в Нью-Йорк, где, пообещав золотые горы, ободрали до нитки и бросили на вокзале одну-одинёшеньку. И вот теперь, пройдя «все круги ада», она окрепла – морально и финансово – и вполне довольна своей жизнью здесь, чего и нам желает. В общем, мы составили и подписали договор; я получил адрес, телефон и имя работодателя, после чего даже Беня вздохнул с облегчением. Я его понимал: завтра он вновь окунётся в работу, будет занят своими проблемами и хлопотами, и как-либо помочь мне с устройством даже при всём своём желании не сможет.

Когда мы покинули насквозь прокуренный кабинет и выбрались на Брайтон-бич, я глядел на мир уже немного по-другому: то, что до сего дня меня вроде бы не касалось, с этой минуты становилось частью моей жизни.

Отдав долг посещению деликатесных магазинов, где продавались до боли знакомые нам продукты, которые, вы уж простите, я тут перечислять не буду, мы заглянули также в кафешку, которая вызывала у Бени ностальгические чувства, так как он частенько захаживал сюда, будучи ещё водителем школьного автобуса. Присев за один из свободных столиков, мы заказали что-то традиционно русское; кажется, это был борщ с пампушками и вареники с грибами в горшочке, дополнив меню для разнообразия одним блюдом из кавказской кухни. Поели, как Беня и обещал, вкусно, сытно и относительно недорого.

Брайтон-бич мы покидали с грустью. Беня – оттого, что встреча со мной, да ещё на фоне этого района была для него как бы встречей с его юностью и действительно беззаботными годами. Я же – от сознания того, что ещё не скоро сюда вернусь, и, вероятнее всего, долго ещё не увижусь со своим товарищем.

В течение следующего получаса Беня доставил меня к Славкиному дому, где мы на прощание обнялись.

– Если будет хреново, или останешься без денег, или что-либо ещё, – сказал на прощание он, – так не стесняйся, позвони, я тебе в любом случае помогу.

Я на эти слова только покивал.

С головой, полной грустных мыслей, я стал укладывать свои вещи в чемоданы. По возвращении Славика с работы мы поужинали приготовленным мною жарким. За едой я рассказал Славе о своих планах, причём попутно получил от него пару дельных советов. Затем мы оба замолчали: я думал о предстоящей работе, Славик же, скорее всего, о том, что ему стоит подыскать себе постоянного партнёра по совместному съёму жилья, так как одному оно было накладно, да и скучно.

Перед сном я сделал несколько звонков: супруге и маме в Израиль, а также Жорику в Сан-Хосе, что в Калифорнии. Я попытался дозвониться и к своему будущему работодателю, чтобы сообщить о своем приезде, но мне это не удалось.

Глава девятая

На следующий день вечером, рассчитавшись со Славиком за жильё и телефон, я со своим багажом отправился к ближайшей станции метро, на котором добрался до центрального автовокзала. Мой рейс был ночным, что удобно путешествующим вроде меня, и я, купив билет и отыскав свой терминал, стал дожидаться автобуса. Он прибыл с пятиминутным опозданием, поэтому к его приходу у барьерчика выстроилось около сотни человек. Я уже стал было беспокоиться, что все в него не поместятся, и автобус, как когда-то в Союзе, придется брать штурмом, демонстрируя свои физические качества, когда подошла юркая и деловая женщина – диспетчер, которая, в минуту дополнив его до последнего незанятого места, отправила автобус, а его место сразу же занял другой.

Когда я вошел внутрь, все места были уже заняты; каждый из пассажиров сидел, развалившись на ближайшем к проходу сиденье, пытаясь таким образом удержать за собой и второе, что у окна. Метод действенный, особенно в данном случае, когда в дороге предстояло провести 9—10 часов. Я медленно пошел вдоль салона. В третьем ряду сидел маленький худенький китаец, которому одновременно занимать два места удавалось сложнее всех, так как он и одного толком не занимал. Я, спросив разрешения, присел рядом с ним, и, как оказалось, вовремя: следом за мной вошел, судя по повязке на рукаве, агент по посадке, который, пройдясь по рядам, оперативно рассадил всех по двое, после чего внутрь вошли еще десятка полтора человек, и только после этого автобус тронулся. Управляла им красавица афроамериканка, килограммов эдак в сто пятьдесят весом, которая, лихо вертя рулём, довольно быстро вырулила с автостанции и уверенно влилась в сплошной ряд несущихся по шоссе машин. Ей совершенно не мешали рулить громадная булка с мясной начинкой – судя по запаху – в одной руке, и бутылка колы в другой, к которым она попеременно прикладывалась. За окном было темно, к тому же начался дождик, и народ, не теряя времени, стал располагаться ко сну, для чего многие стали доставать из своих сумок одеяла и даже подушки; некоторые же приспособили для этой цели верхние носильные вещи. Я не мог и думать о сне, хотя это казалось наиболее разумным: уснуть и одним выстрелом убить двух зайцев – выспаться и одновременно преодолеть добрую часть пути.

Несмотря на всё усиливающийся дождь за окном, я глазел в него не переставая. Всё мне было интересно, хотя, конечно, видимость была плохой. Около часа мы выбирались из Нью-Йорка, оставив за собой пригороды, а затем и промышленные зоны. Наша водитель смело пересекала полосы движения, весьма грамотно находя и мгновенно занимая малейшую брешь между машинами, не забывая при этом перекусывать. За более чем два часа, пока я бодрствовал и внимательно следил за движением, нас не обогнала ни одна легковая машина, и я зауважал нашего водителя еще больше. Китаец, сидевший рядом со мной, уже давно тихо посапывал, развалившись на своем сиденье, занимая от силы его половинку. Таким образом, я с комфортом разместился на оставшемся пространстве и вскоре тоже прикемарил. Но каждые полчаса я открывал глаза и осматривался: все спали, замотавшись в различные предметы одежды до самых глаз, словно забившиеся в норы суслики.

Несколько часов кряду мы не останавливались; запланированных остановок не предвиделось, а туалет у нас находился в хвосте автобуса. Около половины третьего ночи мы подъехали к какому-то большому автовокзалу, и большая часть пассажиров вышла размяться, перекурить, перекусить. По перрону разгуливал какой-то человек, судя по внешнему виду бомж, причем белый, на вид ему нельзя было дать более сорока лет. Жадно горящие глаза его напряженно следили за гуляющими по перрону людьми, и едва только один из них бросил на асфальт окурок, как этот человек метнулся к нему, и не успел ещё окурок, прочертив в воздухе огненную дугу, упасть, как он подобрал его и стал жадно затягиваться. «Такого, пожалуй, я уже не видел лет двадцать пять-тридцать, со времен СССР», – подумал я, и от этого американский бомж показался мне почему-то родным и близким.

Когда после 20-минутной стоянки мы вновь отправились в путь, за рулем на этот раз оказался водитель, отличавшийся от предыдущего лишь полом – это был молодой парень, но его размеры и цвет кожи были всё те же. В течение ночи была еще одна остановка и даже одна пересадка, заставившая меня сильно понервничать, потому что я спросонок никак не мог понять, то ли поеду дальше тем же автобусом, то ли мне надо пересаживаться вместе с моим багажом в другой. О чём и спросил водителя, но он, небрежно от меня отмахнувшись, сказал, что он уже всем всё объяснил. Мне пришлось, когда на минутку возле нас никого не оказалось, взять его слегка за ворот его форменной рубашки. Нет, я не стал называть его черножопым и запугивать, я только сказал ему, что я – русский, плохо понимаю по-английски и поэтому прошу его ещё раз повторить объяснение. Парень, может, и не испугался, но голос его, когда он мне пояснил, что я должен делать дальше, слегка дрожал.

А дальше я ехал уже в другом автобусе, которого минут сорок ещё пришлось дожидаться, но всё с тем же билетом. Свою остановку – городок Гринсборо – я чуть не проспал, потому что – то ли водитель остановки не объявлял, то ли я опять чего-то там не расслышал. Но всё же чуть ли не в последнее мгновение перед отправлением я очнулся и выкрикнул название нужного мне города. Пассажиры вокруг заулыбались, водитель что-то прокричал, но я ничегошеньки не понял. Выйдя из тёплого автобуса в прохладную утреннюю улицу, я выволок свои чемоданы из багажного отделения и тут же отправился звонить своим работодателям.

Вчера, в самую последнюю минуту перед отъездом, я дозвонился-таки до них и сказал, что выезжаю к ним, и чтобы утром они меня встречали, однако комиссия по торжественной встрече, судя по всему, запаздывала. Из разговора, который я вчера вел с хозяином по-русски, выяснилось, что фамилия его Петров, из чего я сделал вывод, что он, если и не русский, то уж обязательно славянин.

Пользоваться в США уличными телефонами надо ещё уметь, так как на телефонах разных систем или же фирм надо набирать различные коды. Прожорливый автомат сглотнул уже десятка полтора четвертьдолларовых монет – квотеров, но я так никуда и не дозвонился. После этого мне захотелось если уж не в Израиль, где для меня было всё просто и понятно, то хотя бы обратно в Нью-Йорк.

Примерно через час моего пребывания в Гринсборо все пассажиры, что были на автостанции, разъехались, таксисты перестали меня спрашивать, куда мне надо ехать, а кудлатая собака, курировавшая ближайший мусорный контейнер, периодически подходила и терлась о мой ботинок, давая понять, что я здесь уже свой. Наконец, то ли на тридцатом, то ли на сороковом наборе в трубке что-то щелкнуло, после чего послышался приятный женский голос, который к тому же ответил по-русски: «Да?!». Выяснив из разговора с женщиной, что она жена хозяина бизнеса, по которому я сюда приехал, я чуть было не расплакался от счастья. Хозяйку звали Еленой, и она сообщила мне, что за мной в ближайшее время кто-нибудь подъедет, так как сама она хотя и водит машину, но не знает дороги.

И действительно, четверть часа спустя за мной на легковушке прибыл какой-то дальний родственник хозяина – судя по произношению болгарин, с огромным трудом говоривший по-русски. А вскоре мы с ним приехали к двухэтажному многоквартирному бревенчатому дому, расположенному на окраине города, прямо на опушке лесной чащи. Водитель, взяв один из моих чемоданов, препроводил меня на второй этаж, где, поставив чемодан на пол, открыл толчком дверь и сразу ушёл, а ко мне вышла очень стройная и симпатичная женщина по имени Елена. Она улыбнулась; мы, пожав друг другу руки, познакомились. При этом она отнеслась ко мне очень дружелюбно и тут же поведала, что совсем недавно, всего четыре месяца назад, приехала из России, а со своим будущим мужем по имени Пэт (любимчик) познакомилась по газетному объявлению («молодой американец ищет молодую, симпатичную русскоязычную»), с которым затем связалась по телефону. И в результате, спустя всего несколько недель после знакомства, всё закончилось бракосочетанием.

Багаж я свой сложил в дальней комнате, служившей запасной спальней и одновременно складом, так как она была заставлена ящиками с мастикой для пола и другими материалами и приспособлениями для уборки супермаркетов, с которыми мне предстояло познакомиться вплотную.

Хозяина дома не было, он отсутствовал по делам. И, кроме хозяйки, в доме из живых существ находился лишь трехметровый питон, содержавшийся в большом пластиковом аквариуме, расположенном в салоне. При этом вид у питона был, как мне показалось, весьма негостеприимный. Попивая чай с булочками и печеньем, мы проговорили с Еленой обо всем понемногу где-то около часа, затем явился её супруг по имени Пэт, а по фамилии Петров. Мы познакомились; выяснилось, что Пэт довольно сносно говорил по-русски, и мы в общих чертах обговорили условия работы.

Честно говоря, такой кандидат в работники, как я, не может что-либо оговаривать наперед, он может только согласиться на условия работодателя. Или не согласиться и остаться при своих интересах. В дальнейшем же приходилось рассчитывать только на его порядочность, так как работа эта была по-чёрному, то есть незаконной, и наёмные работники, что естественно, были бесправными. Впрочем, в этой стране на подобных условиях работали миллионы людей, и в принципе у них была возможность жаловаться на работодателей и даже подавать на них в суд, но, как вы сами понимаете, на это решались единицы.

Пока Елена готовила закуски и салат, Пэт, обложившись множеством баночек со специями, занимался бараньими ребрышками, которые затем отправил в духовку. Я в меру сил помогал обоим и вскоре нами совместно был накрыт вполне приличный стол. За обедом Пэт рассказывал всякие смешные и курьезные истории из своей жизни. То он работал несколько лет со сборной Болгарии по вольной борьбе переводчиком, так как владел английским и болгарским в совершенстве, затем пару лет трудился в Англии по поставкам туда сельхозпродукции из Европы, получив даже титул «советника её королевского величества» то ли под №17, то ли это была такая категория. Был женат на американке, с которой не сошёлся характерами, хотя и сам родился в этой стране. Год-полтора после этого он жил в Москве, где выучил русский и откуда привез себе невесту – спортсменку-акробатку еврейского происхождения по имени Нелли. Но что-то там у них сразу не сложилось, и Нелли уехала в Израиль, о чём Пэт сожалел до сих пор, не скрывая этого от Елены. Некоторые слова из его лексикона звучали по-русски весьма забавно, так что мы с Еленой за время застолья не только насытились, но и вдоволь насмеялись. Многие болгарские слова, – а Петров, как вы уже догадались, был по рождению болгарин, – очень близки к старорусскому языку, который на нашей прежней родине был уже практически забыт.

После обеда Пэт стал с руки кормить питона, и тот, возбудившись, то и дело бросался на его руку.

– Смотри же, убью тебя, скотина! И съем! – сказал ему Пэт в сердцах, показывая нам небольшую свежую ранку на своей руке – укус. Я посмеялся над этими его словами, но Елена сказала мне, что Пэт не шутит, и что он всего пару месяцев тому назад убил предыдущего жившего у него питона, изжарил его и съел вместе с работниками, то есть с теми из них, которые не побрезговали отведать змеиного мяса.

После сытной еды все мы отправились спать: Пэт, как и все его подопечные, работал по ночам, и перед работой должен был отдохнуть, а я так и вовсе расклеился после бессонной ночи, проведенной в автобусе. В комнате-складе имелась двухъярусная кровать, и так как верхний ярус был завален какими-то пакетами и тряпками, я занял нижнюю полку и тотчас же уснул. Мой сон был вязким, нудным, после чего обычно просыпаешься совсем не отдохнувшим.