Текст книги "Играй, гормон! Impetuoso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 9"

2

Город Иерусалим расположен на высоте около 800 метров над уровнем моря, а сразу за городом, если ехать к югу, начинается долгий спуск вплоть до отметки минус 400 метров. В связи с этим у пассажиров стало закладывать уши, словно при посадке самолёта. Горные ландшафты прямо на глазах стали изменяться на пустынные; чувствовалось приближение Иудейской каменной пустыни и Мертвого моря. Конечно, граждан России и СНГ, более привычных к природе, так скажем, средней полосы: тайге, смешанным и широколиственным лесам, степям и полустепям, пустыня вряд ли может восхищать, но тут была своеобразная красота, к тому же описанная во многих классических произведениях прошлого. Ещё немного, ещё один поворот – и вот глазам туристов открылось Мёртвое море во всей своей красе.

Уникальный природный заповедник встретил путешественников чудесной теплой погодой и ярким солнцем – температура воздуха здесь была около 30° Цельсия, а на календаре был первый день октября. Перед тем, как дать пассажирам отдых, а остановочка в районе Мёртвого моря предполагалась часа на полтора, экскурсовод Елена сделала перекличку, пофамильно переписала всех в свой блокнот, отметив, что в автобусе, кроме семейных, есть всего двое одиночек: это был уже знакомый нам мужчина и молодая, на вид лет тридцати, женщина. Она тоже сидела одна, только по левой стороне от прохода. После переклички мужчина (гид озвучила его имя – Савва) повернул голову и внимательно поглядел на женщину. Уловив её ответный взгляд, он улыбнулся чуть смущенно, отвернул голову и стал смотреть в окно. Упомянутая молодая женщина, чьё имя было Жанна, носила короткую прическу цвета темной меди, лицо у нее было приятное, простое, русское, – косметика на нем отсутствовала. Взгляд её умных серо-голубых глаз был, если присмотреться, ироничным, тем самым маскирующим несколько надменное выражение лица. Такое выражение давало понять окружающим, что его обладательница не так уж проста, как могло показаться на первый взгляд, а ещё, возможно, это было своеобразной защитной функцией современной русской женщины – самостоятельной, гордой и самодостаточной.

Получив свободу на целых полтора часа, пассажиры с радостью покинули хотя и весьма комфортабельный, но уже слегка поднадоевший им автобус и разбрелись кто куда. Семейные сразу же расположились за длинными столами, установленными под тентами, и стали, достав сумки с провиантом, хлопотать: на столах в разовых пластиковых тарелках появились куски жареных кур, отваренные вкрутую яйца, баночки с хумусом, хлеб, огурцы, помидоры, листовой салат и другие овощи, а также разноцветные фрукты, коих в Израиле великое множество и разнообразие. По меткому замечанию гида Елены, если израильтянин не подходит к столу в течение полутора-двух часов, то начинает испытывать настоящий дискомфорт; то же, нам кажется, можно отнести и к российским гражданам – ведь те из них, кто имел возможность приехать в Израиль, были, вероятно, не из самых бедных слоев населения, а что ещё является для русского человека лучшим показателем благосостояния, если не сытная еда, которой в той стране во все времена с неизменным постоянством не хватает.

Самые стойкие и активные из туристов, желающие использовать свой отпуск и предоставленные в связи с этим возможности, как говорится, по полной, на все сто, облачившись в купальники, направились к берегу Мертвого моря и вскоре вошли в голубые, неподвижные, кажущиеся ртутными воды; другие же, не запасшиеся провизией и не имевшие желания купаться, отправились перекусить к стойкам многочисленных кафе и фалафельных. Наш знакомый по имени Савва, решив не купаться – это могло, по его мнению, оставить на коже некомфортное ощущение до самого конца поездки, – был в числе последних: он подошел к окошку фалафельной, попросил порцию швармы в пите (жареного, нарубленного кусочками мяса в круглой двухстенной хлебной лепешке), и периодически пополняя освобождавшееся в пите место резаными свежими и жареными овощами и соленьями, принялся её поглощать. Он пару раз попросил продавца рассчитать его, однако тот, так и не ответив, куда-то ушел, и прошло не менее десяти минут, прежде чем появилась, наконец, кассирша, и тогда Савва сказал ей на иврите:

– Пять лет живу в Израиле, но впервые оказался в ситуации, когда с меня не торопятся взять деньги.

Кассирша, молоденькая женщина, рассмеялась, рассчитала его. Он, получив сдачу, вновь подошел к прилавку, чтобы в очередной раз пополнить свою питу маслинами без косточек, мелконарезанными солёными огурчиками, салатом из капусты и кусочками жареных баклажанов – в Израиле такое не возбраняется: ешь, пока не наешься. Завершив свою трапезу, наш герой вернулся к месту расположения автобуса, нашел на одной из стоявших вдоль аллеи скамеечек свободное место, укрытое тенью дерева, и решил после еды спокойно посидеть, – до отправления автобуса оставалась еще достаточно времени, более получаса.

Когда он, устроившись на своём месте поудобнее, поднял глаза, то увидел идущую по аллейке навстречу ему женщину в розовом купальнике, с небрежно перекинутым через плечо рюкзачком. Она шла вальяжной походкой, красивые стройные ножки переходили в округлые классической формы бедра, крупная грудь не менее чем третьего размера приятно оттягивала чаши купальника. Испытав от увиденного настоящий восторг, мужчина вглядывался в эту красоту до тех пор, пока вдруг не осознал, что эта женщина и есть та самая Жанна, что ехала вместе с ним в автобусе, и которая, как и он сам, была без пары. Не поверив своим глазам, он ещё раз всмотрелся в неё. Нет, ошибиться было невозможно, это была она, просто небольшая головка её с почти детским выражением лица не гармонировала с таким вот по-женски великолепно развитым телом. Да, тут было на что посмотреть; к тому же походка и стать у этой дамочки были поистине королевскими, хотя роста в ней было не более 160 см. «Что ж, – подумал мужчина, – какое неожиданное и приятное открытие». Его попутчица просто прелестна, к тому же едет на отдых одна. Он мгновенно осознал, что женщина эта ему явно нравится; соблюдая приличия, он попытался оторвать от неё взгляд, но это ему всё никак не удавалось. Тем временем она подошла к нему совсем близко, сняла с плеча рюкзачок, изящно наклонилась, вынула из него видеокамеру и, повернувшись к скамейкам спиной, стала ловить в фокус море, пальмы, а также горы, хорошо различимые на противоположном иорданском берегу Мёртвого моря. Савва быстро огляделся по сторонам и даже невольно вздохнул от увиденного: не только он увлеченно разглядывал эту женщину, все без исключения мужчины, находившиеся поблизости, откровенно засматривались на неё, не обращая внимания на находившихся рядом с ними жён.

Прошло ещё несколько минут. Женщина, закончив съёмку, не спеша удалилась вглубь аллеи и вскоре исчезла за пальмами. Соседи-попутчики, то и дело поглядывая на часы, стали складывать остатки продуктов в сумки, и лишь наш герой всё продолжал думать о Ней и решил, что во что бы то ни стало он должен с этой дамочкой хотя бы познакомиться, а там… Ах, каких только чудес не бывает во время отдыха на курорте?..

Прежде всего он загадал желание оказаться вместе с ней в одной гостинице – иначе ведь у него почти не было шансов: поселившись в разных, они попросту могли больше не встретиться. Савва ещё некоторое время размышлял о чём-то, загадочно при этом улыбаясь своим мыслям, потом встал и вместе с попутчиками пошагал к автобусу.

Продолжая свой путь, автобус теперь следовал без остановок; пассажиры, утомленные дорогой и разморенные жарой, едой и купанием в теплой, насыщенной солями воде, почти поголовно дремали. Ещё около трех часов они провели в пути, и наконец – Эйлат. Гид вновь взяла микрофон, извинилась за то, что потревожила, прервала чей-то сон, и сказала, что всё равно через десять минут всем придётся выходить для того, чтобы отправиться по своим гостиницам. Затем она рассказала немного об Эйлате – городе-курорте, и добавила, что настоящая жизнь в этом городе начинается часов в 11—12 ночи, так как его граждане спят весь день напролёт и пробуждаются уже ближе к полуночи, когда сумасшедшая жара, которая семь-восемь и более месяцев в году держится на уровне от +35 до +40 градусов, начинает спадать. А напоследок добавила, что тут есть всё необходимое человеку для отдыха и даже чуть больше того, включая «рыб речных и баб ночных», чем вызвала понятливые улыбки большей части пассажиров.

Тем временем пустыня сменилась большим рукотворным оазисом, перед пассажирами возникли жилые кварталы, и вскоре автобус затормозил и остановился на небольшой улочке, которая, разветвляясь, вела сразу к трём гостиницам. Елена озвучила их названия, и большая часть пассажиров вышла, люди взяли свой багаж и направились по своим гостиницам. Савва, продолжая сидеть на месте, тихо про себя проклинал весь туристический сервис в целом и израильский в частности, благодаря которому каждый мог выбрать себе гостиницу по вкусу и по деньгам. В итоге выяснилось, что более чем тридцати пассажирам, которые ехали в автобусе, предстояло разместиться в шести различных гостиницах. Он напряженно ждал, боясь, что понравившаяся ему женщина тоже вот-вот встанет и выйдет, и таким образом они разлучатся, и тогда он не сможет познакомиться с ней. Но автобус проследовал дальше, и вновь люди выходили, а она по-прежнему оставалась на своем месте. Наконец – последняя в списке гостиница – «4 звёздочки» под названием «Эдумит». В ней, как оказалось, должны были разместиться гид и водитель, а также – к восторгу Саввы – он сам и Она – та самая женщина!

Вчетвером они покинули автобус и, захватив каждый свой багаж, направились в лобби гостиницы.

Елена, занимавшаяся вопросами устройства всех без исключения пассажиров, подошла к администратору, быстро справилась с оформлением документов, которое заняло 2—3 минуты; и получила ключи от четырех комнат single (одиночные), две из которых были предоставлены в распоряжение Саввы и Жанны, причём их комнаты оказались на одном этаже. Вдвоём, держа в руках каждый свой багаж, они поднялись лифтом на третий этаж. Двери их комнат оказались напротив, и Савва, открывая свою дверь, был почти уверен, что это судьба предоставляет ему шанс – оказаться вблизи понравившейся ему женщины.

3

Приняв с дороги душ и всё время прислушиваясь к шумам, доносящимся из коридора, в надежде услышать звук открываемой двери в номере напротив (для этого он свою дверь оставил приоткрытой), Савва с нетерпением дожидался контрольного времени – 19 часов, когда в ресторане начинался ужин.

Чисто выбритый, переодетый в длинные, ниже колен, светлые шорты и белоснежную рубашку с коротким рукавом, он спустился в ресторан, поискал глазами свою спутницу, но увидел её не сразу, так как она сидела в самом дальнем конце зала. Она была за столиком одна и что-то ела. Он бросил взгляд на часы. 19.05. Нет, он не опоздал, пришел в ресторан точно в назначенное время, и лишь упустил тот момент, когда соседка вышла из своего номера. Второпях обойдя весьма разнообразный шведский стол и положив на тарелку что-то из салатов, выбирая те из них, в которых было поменьше лука и специй, он решил «была не была», и направился к столику, где сидела Она.

Остановившись в двух шагах от неё, он сказал «Приятного аппетита!», услышал в ответ «Спасибо» и спросил:

– Вы не возражаете, если я присяду рядом?

– Пожалуйста, – сказала женщина, еле заметно улыбнувшись. Он счёл это хорошим для себя знаком, приободрился и присел напротив. Несколько минут они ели в молчании, затем он спросил:

– У вас уже есть какие-то планы на этот вечер, я имею в виду ознакомление с городом?

– Да, – ответила женщина после небольшой паузы. – Я хотела бы поменять доллары на шекели. – Она мягко улыбнулась. – Но здешний курс – за 100 долларов лишь 400 шекелей – не очень удобен, я в Тель-Авиве вчера меняла 100 к 470, жаль терять разницу.

– Пожалуй, да… – сказал он, тоже улыбнувшись. – Этот курортный город находится вдали от делового центра. Сегодня ещё такой день – вечер пятницы – еврейский выходной, шаббат, поэтому многие магазины после обеда вообще не работают. Но, возможно, сегодня вам и не понадобятся деньги, а завтра можно поискать точку с более подходящим курсом.

Он сделал паузу, затем продолжил с располагающей улыбкой:

– В любом случае советую вам для этой цели взять с собой меня – тогда и обмануть вас не будут пытаться, да и вообще… Знаете ведь, какие неожиданности поджидают иностранца в чужой стране, да еще и без знания языка. (Савва, конечно, сильно преувеличивал, но ему очень хотелось чтобы сказанное прозвучало правдоподобно и, скорее всего, ему это удалось: ведь в своей родной стране – России, откуда приехала Она, её граждане никогда не могут быть ни в чём уверены – особенно в собственной безопасности).

– Хорошо, спасибо, – произнесла Она, – я буду вам признательна.

– Тогда давайте знакомиться, – предложил он. – Меня зовут Савва.

– Жанна, – назвалась женщина.

– Очень приятно, – отозвался он. – Вы можете располагать мною в любое удобное для вас время, без всякого стеснения – мне все равно нечем здесь себя занять.

Он смущённо улыбнулся.

– Я в отпуске и вырвался сюда, можно сказать, совершенно неожиданно даже для самого себя, и пока ещё в это плохо верю.

– Да, спасибо, с удовольствием воспользуюсь вашим предложением, – сказала Жанна. – Я собиралась выйти прогуляться после ужина.

– Ну, так в чём же дело? Если вы не против, я с вами. Буду ждать вас в лобби – внизу, у стойки бара.

– Спасибо, – ещё раз сказала Жанна, они вместе встали и направились к лифту.

Выйдя из лифта, Савва проводил Жанну любопытным взглядом – в том наряде, что был сейчас на ней: тёмно-серые дорожные, потерявшие форму брюки и серая, ниспадавшая к талии блуза, Жанна явно проигрывала самой себе. Ведь на берегу Мёртвого моря он видел её в купальнике, и именно это заставило его сердце биться учащенно. «А может, – подумал он, – эта женщина и не хочет нравиться кому-либо. Встречаются же среди них такие, которым неприятно навязчивое внимание мужчин, вот она и маскирует свои прелести, тем более что приехала одна».

4

Спустя пять минут, волнуясь как перед первым свиданием, он сбежал по ступеням вниз, на нулевой этаж, забыв даже, что мог воспользоваться лифтом. В ожидании прошло несколько минут, и вот из лифта вышла она. Жанна успела переодеться, теперь на ней был очаровательный светло-коричневый летний костюмчик, а улыбка на её лице была располагающе-доброжелательной.

– Ну вот, – не удержавшись, выразил своё восхищение он. – В таком наряде вы совершенно другая. И пояснил:

– Более естественная. И костюмчик вам этот весёлый очень к лицу.

Она еле заметно улыбнулась, и они, выйдя из гостиницы, направились по дороге вниз – к набережной. Темнело – в октябре и ноябре в этих местах начинает темнеть рано, и буквально в течение несколько минут становится совсем темно, так как в этой части света практически отсутствует такое понятие, как сумерки. Они шли и разговаривали: разговор крутился в основном вокруг нюансов жизни в Израиле иммигрантов, приехавших из бывшего Советского Союза, или, другими словами, о – как красиво говорят о приезжающих в этой стране! – «поднявшихся в Израиль». А Жанна оказалась москвичкой, приехавшей в гости к своей тётушке, которая жила с семьей в одном из южно-израильских городов.

– Так ваша тётушка?.. – начал было Савва.

– Нет-нет, – полуулыбнулась Жанна. – Моя тётя, также как и я, к еврейству отношения не имеет, просто она много лет тому назад вышла замуж за еврея, вот и оказалась здесь.

– Понятно, – улыбнулся он. – Таких, я вам скажу, тут множество. Впрочем, встречаются здесь и приехавшие согласно Закону о возвращении, кто не помнит, оказавшись тут, какое они вообще имеют отношение к евреям. Однако проходит время – пять, десять лет, – и они становятся настоящими евреями, потому что евреи – это, на мой взгляд, не нация, а образ, или, если хотите, стиль жизни.

Жанна слушала, мягко улыбаясь, и доброжелательно кивала головой, поэтому он с ещё большим энтузиазмом продолжил свой рассказ.

Тем временем они подошли к переходу через дорогу, и тут Жанна, остановившись, стала напряжённо всматриваться в нескончаемый, несущийся, казалось, прямо на них поток машин; видно было, что она собирается пропустить все машины, которые находились в пределах видимости. Тогда Савва, улучив момент, легко прикоснувшись пальцами к её локотку, уверенно увлёк Жанну через дорогу, и при этом поток машин, словно по команде, остановился.

– Так вы можете в Израиле на переходе до самого утра простоять, – сказал он ей, когда они пересекли проезжую часть, и он с сожалением отпустил её локоть. – Здесь, в нашей стране, машины пропускают пешехода, стоит лишь занести ногу над бордюром – таков закон. И вообще, чувствуйте себя свободнее, я буду всё время рядом и оберегать вас – если что, вы можете смело говорить, что я… ваш папа, например, или, ещё лучше, дядя.

Выговорив эти слова, он вздохнул. Она глянула на него и усмехнулась.

– Вы знаете, – сказала она, – первый день, когда я приехала к тете, к ним домой пришла её племянница, девушка 20 лет, только что отслужившая в армии. Родственница по линии мужа. Она стала расспрашивать меня о том о сём, а потом спросила, как бы между прочим, какие у меня отношения с парнями. Тогда я ей сказала, что я замужем и у меня сын девяти лет, которого я ещё и не очень рано родила. Родственница была очень удивлена – она посчитала, что мы сверстницы. Так что мне 33, – немного кокетливо глянув на собеседника, закончила она.

– И я грешным делом тоже чуть было не решил, что вы школьница. У вас взгляд такой – независимо-строгий, что не поймёшь: то ли школьницы-старшеклассницы, то ли учительницы, недавней выпускницы учебного заведения.

– Савва, вы меня не сфотографируете? – засмеявшись, спросила Жанна, снимая с плеча японскую профессиональную фотокамеру «Olimpus» необычно большого размера.

– Конечно. С удовольствием – сказал Савва, с готовностью принимая камеру из её рук. Затем он огляделся по сторонам, отметив для себя, что впереди, по ходу их движения, уже виднелись громады фешенебельных пятизвёздочных гостиниц.

– Только покажите мне, на что тут нажимать и откуда вылетает птичка.

Жанна указала на одну-единственную кнопку, затем поискала глазами, где бы ей стать. Он робко ей посоветовал, как именно, по его мнению будет лучше, она приняла подходящую позу, а затем последовал щелчок – кадр был снят.

– Спасибо, – мило улыбнулась Жанна. – Я так люблю фотографироваться. Только вот найти того, кто бы сфотографировал, непросто, потому что я всегда путешествую одна.

– Этот вопрос на время нашего пребывания в Эйлате снимается, – бодро заявил Савва. – До тех пор, пока вас в качестве фотографа устроит моя персона, я к вашим услугам.

Сказав это, он стал лихорадочно вспоминать, что, будучи ещё мальчишкой, ходил пару лет в фотокружок, где изучал технику фотосъемки, расположение и использование источников света, правильный подход к портретной съёмке и т. д. И ему показалось, что кое-что он из тех уроков припоминает. После нескольких отснятых им кадров он почувствовал себя увереннее и дело пошло веселее. Жанна, казалось, желала запечатлеться возле каждого фикуса, любой мало-мальски примечательной скульптуры, искусственного водопада, и, неоднократно – на фоне каждой из полудюжины гостиниц, выстроившихся вдоль берега залива.

– Вы не планировали сегодня искупаться? – спросил Савва, улучив минутку после очередного снимка, сделанного на мосту через неширокий, явно искусственный заливчик, глубоко вдававшийся в набережную.

– Можно, но я не тороплюсь купаться, – ответила Жанна. – Думаю, для этого время у нас ещё будет. К тому же, в Красном море в этом году я уже купалась. Пару месяцев тому назад. Правда, не здесь, в Израиле, а в Египте.

– О! Наверное, там было очень интересно? – воскликнул Савва. – Египет – древняя страна с многотысячелетней историей. К сожалению, нам, израильтянам, практически нет шансов там побывать, ведь наши государства находятся в перманентной вражде, хотя у нас и есть мирный договор.

– Да, там было замечательно, – согласилась Жанна, взгляд её слегка затуманился воспоминаниями.

По пути следования им попался магазин сувениров, открытый в этот час, и они вошли внутрь. Обходя полки и витрины с выставленными в них всевозможными сувенирными вещичками, Жанна расспрашивала Савву об их назначении. Он отвечал, когда знал, что это за вещь перед ними, для чего предназначена и чему служит в еврейской традиции, а когда не знал, то обращался за помощью к продавцам, и те на иврите или английском давали пространные объяснения, а он переводил.

– Я вижу, вы практически свободно владеете обоими языками, – с удивлением отметила Жанна, когда они остановились у одного из стендов, затем добавила с оттенком грусти в голосе: – А я вот учила английский всю жизнь – в школе с углубленным изучением языка, в институте – и ни черта не помню.

– Государство наше еврейское маленькое, – улыбнулся Савва. – Только высунул нос из Израиля, кругом другой говор. Поэтому, чтобы выжить, и приходится нам знать другие языки, ведь евреи мотаются по всему миру.

– Я бы купила вот эти безделушки, – неуверенно сказала Жанна, указывая на фигурки из металла, стоявшие на одной из полок, – но у меня же только доллары.

– Так возьмите пока на мои, – сказал Савва, доставая из кармана пачечку сотенных шекелевых купюр, – а завтра наменяете и отдадите.

– Нет-нет, спасибо, пожалуй, не стоит, – улыбнулась Жанна, отрицательно покачав головой. – Мне неловко, оставим это на завтра, хорошо? Я сегодня присмотрюсь, выберу, а на завтра останется только забежать и купить.

– Окей, – согласился он.

Так, разговаривая обо всём понемногу и продолжая фотосессию, они отправились искать скульптурную композицию, состоящую из трех деревянных обезьян, которая, согласно рассказу гида, располагалась перед входом в дискотеку-паб, по случаю самую модную в этом сезоне.

Обезьянки, о которых шла речь, были непростые: одна из них стояла, прикрыв рукой (лапой?) рот, другая – уши, третья – глаза, что означало «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».

И вот после получасовых поисков они нашли эту композицию. Жанна подошла и с интересом стала разглядывать и даже ощупывать обезьянок, выполненных в натуральную величину, а Савва, выбрав позицию и прицеливаясь фотоаппаратом, спросил:

– Как вы хотите сняться, в один с ними рост, выше, ниже, или, может быть, стоя чуть в стороне?

В голосе Саввы звучал едва заметный сарказм.

– Так, чтобы казаться четвертой обезьянкой, – засмеялась Жанна, устраиваясь между фигурками обезьян. Мигнула вспышка, затем Савва подошёл, и они, беседуя весело и непринуждённо, продолжили свой путь – последние льдинки недопонимания между этими незнакомыми между собой ещё час тому назад людьми растопились в смехе и шутках. Были уже отщёлканы две полные плёнки, исследованы все достойные внимания примечательности набережной, носившей название «Променад», на которой расположены действительно роскошные и необычайно красивые, уникальной архитектуры гостиницы «King Solomon», «Hilton», «Royal Beach», «Herods», «Caesar», когда Жанна, поглядев на часы и устало вздохнув, сказала:

– Савва, давайте возвратимся в гостиницу, а то мне уже спать хочется. Эти поездки так утомительны, целых одиннадцать часов мы провели в дороге.

– Пойдёмте, – согласился он, укладывая фотоаппарат в футляр; и они отправились в обратный путь.

На часах было около десяти, когда они, сойдя с главной дороги, которая, уходя вправо, вела в жилую часть города, свернули налево, направляясь к своей гостинице. На этом отрезке пути, на небольшом пространстве, не более чем метров в триста длиной, располагалось не менее двадцати баров и пабов, гостеприимно распахнувших свои двери в ожидании посетителей именно в этот час. Многоликая кричащая реклама на иврите и английском языках, светящаяся, мигающая и рассыпающаяся брызгами разноцветных и разнокалиберных букв, звала и манила к себе, сообщая, что именно этот бар является самым лучшим в городе.

– Может – в бар? – как бы между прочим спросил свою спутницу Савва. Он не хотел так скоро расставаться со своей новой знакомой. – Хоть на несколько минут. Попробуем местного пива, а?

– Ну, право не знаю, – неуверенно протянула Жанна. – Сейчас для меня главное – отдохнуть. Ведь завтра, как вы помните, у нас с утра экскурсия.

– До завтра у нас ещё масса времени, – с легкой улыбкой сказал Савва, – а в этом городе, кстати, ещё сегодня не наступило. Смотрите, – указал он на пабы и бары, – эти предприятия только что открылись.

– У меня на это нет никаких сил, – умоляющим тоном сказала Жанна, глядя ему прямо в глаза. – Я хочу пойти отдыхать.

– Хорошо, конечно пойдёмте, – легко согласился он, и добавил: – Желание женщины – закон.

Он шуточно вздохнул, а про себя чертыхнулся, подумав, что совсем нелёгкий он себе выбрал объект для ухаживаний.

В гостинице было всё то же, что и тремя часами раньше, когда наши герои покинули её. Трио музыкантов, расположившись в фойе, наигрывали лёгкую восточную мелодию, водитель автобуса вместе с гидом Еленой сидели у стойки бара и о чем-то вяло переговаривались; он пил кофе, она – чай с наной (мятой). Рядом с ними, за соседним столиком, несколько молодых людей потягивали из стаканов через соломинки какие-то смешанные напитки.

Жанна и Савва поднялись лифтом на свой этаж и вместе подошли к дверям номера Жанны.

– Ну как, настрой прежний? – спросил Савва. – Категорический – отдыхать, или…

– Спать, спать, спать, – ответила Жанна. – Позвонить мужу в Москву, потом тёте, сказать им, что я в порядке и – в постель.

При слове «муж» она словно невзначай поглядела ему в глаза.

– А завтра мы с вами, очень возможно, пожалеем о том, что так рано отправились спать, – сказал Савва, глядя на неё с откровенно нежной улыбкой. – Разве можно в таком месте, как Эйлат, лечь раньше, чем другие встают? И ещё, Жанночка, я хоть и понимаю что не герой вашего романа и вероятно, не самый лучший собеседник, но признаюсь честно, – мне бы не хотелось с вами так рано расставаться.

– Я всё понимаю, Савва, – сказала Жанна, взгляд её при этом ясно говорил, что она действительно понимает его мужские ощущения. – И тем не менее, спокойной ночи.

И секундой позже она скрылась в комнате, затворив за собой дверь.

А он, вздохнув, поплелся в свой номер, сразу показавшийся ему пустым, неуютным и даже почему-то противным. Савва не рассчитывал, конечно, на то, что Жанна потащит его в свой номер, но всё же… Прежде, лет пятнадцать тому назад, он слыл заправским Казановой, ну а теперь, в силу возраста и других интересов потерял, конечно, привычку ухаживать за дамами. Когда он был моложе, стройнее и, наверное, интереснее, а если быть точнее – в холостой период своей жизни, женщины обращали на него внимание, можно даже сказать, он пользовался их благосклонностью благодаря уму, самобытному искромётному чувству юмора, лёгкости характера, наличию денег, которые он, не задумываясь, тратил на угощения и подарки женщинам и т. д. Но всё это осталось в далёком прошлом. Теперь, как он и сам понимал, наступили другие времена, и женщинам от мужчин нужно что-то другое, причем к ужасу своему он всё чаще убеждался, что – ну буквально ничего! – женщины попросту не хотели с мужчинами дела иметь.

Он вспоминал каждый жест, каждый взгляд Жанны во время их разговора у дверей пять минут назад: ни тени лукавства, ни даже простого женского кокетства на её лице – значит, никаких чувств, конечно, за то время, что они общались, он в ней не вызвал, даже лёгкого интереса. Более того, ему показалось, что у неё в глазах в какое-то мгновенье во время прощания мелькнуло что-то похожее на жалость…

Нет, ему не нужна жалость, и секс из жалости он не готов был принять. Даже от столь нравящейся ему женщины.

«Всё! К черту! Ты больше не годишься на то, чтобы ухаживать за молоденькими женщинами, – сказал он сам себе, – и это следует признать как факт». Рывком раскрыв постель, он упал на неё лицом вниз. Через несколько минут лежания в этой позе он закрыл глаза и, подминая под голову подушку, попытался устроиться поудобнее, но вскоре вновь встал, разделся и прикрыл окно, через которое в комнату прорывались всё более громкие шумы города, настроил кондиционер на комфортную температуру, опять прилёг. Но сон, несмотря на усталость, не приходил. Постель была смята, часы показывали половину второго ночи, а он по-прежнему не спал. К тому же он, словно мальчишка, зачем-то вслушивался к звукам за дверью.

«Может, сама придет, постучится небрежно и…», – пришла ему в голову бредовая мысль, он тут же её отверг, встал, включил ночник, сел к столику и стал писать. Набросав несколько стихотворных строчек, остановился, перечеркнул их, задумался, затем вдруг, неожиданно для него самого, строчки стали легко ложиться на бумагу. Писать он закончил около трёх ночи, но не правил написанное, просто сложил листки, выключил свет, лёг и, наконец, уснул.