Текст книги "Вокруг Петербурга"

Т. Сапожникова
Ораниенбаум

«Сим Ораниенбаумском Конторе повелеваю приезжающих в Ораниенбаум для просмотрения во дворец впускать, точию подлого народа и в серых кафтанах не впускать»

6 Окт. 1703 г. Граф Сиверс.

Ораниенбаум, как и Петергоф, возник в первые годы захвата Балтийского побережья и первоначально имел непосредственное значение как пункт, создававший возможность удобного сообщения с только что укреплявшимся Кронштадтом. Место то, округленное до размеров большого поместья, с приписанными к нему деревнями и лесными угодьями, было подарено Петром I Меншикову и быстро превратилось в роскошную увеселительную резиденцию, мало уступавшую царской.

Большой дворец

Большой дворец, построенный придворный архитектором Меншикова Шеделем в 1712–1720 гг., поставлен, как и Петергофский, на гребне кряжа, с террасными спусками к широкой лужайке, прежде расцвеченной узорным ковровым партером с фонтанами в куртинах. За главными воротами, замыкавшими волнистую линию ограды, состоящую из чередующихся больших и малых столбов, связанных пикообразной решеткой, находилась пристань.

Внешний вид дворца

Дворец состоит из небольшой средней части с высокой крышей, завершенной княжеской короной.

С обеих сторон от него идут плавно изогнутые дуги низких флигелей, законченные высокими восьмигранными павильонами. В западном павильоне помещается церковь, в восточном – «японский зал», предназначавшийся для коллекции китайского и японского фарфора, Несмотря на большой размах в постройке, архитектура дворца носит провинциальный характер, особенно ярко сказывающийся на его средней части. Обычные для русского барокко пилястры с коринфскими картелями, изогнутые, разорванные или приподнятые крышками наличники окон – слишком мелки по общему масштабу. Со двора, – где нет такого подъема, который стороны моря дают террасы, – это сказывается с особой остротой. Дворец оттуда имеет вид помещичьего дома, в котором чувствуются маленькие комнаты, низкие потолки и, вообще, наивное убранство русских палат, только что начавших тянуться за западными образцами.

По обо стороны от дворца идут длиннейшие одноэтажные галереи, в которых при Меншикове размещалась многочисленная дворня; позже, при Петре III, в них квартировали голштинские офицеры, состоявшие при его дворе. Ворота, присоединяющие галереи к основному зданию, типичны для начала ХVIII века низкой аркой своего перекрытия, крупными овалами и вообще прекрасными пропорциями в своей отделке.

Разнокалиберность отдельных частей всего дворца была отмечена еще современниками и объяснялась ими тем, что постройка дворца, растянутая на несколько лет, поручалась различным архитекторам. Пока ни одного имени, кроме Шеделя, вскрыть не удалось, но отсутствие единого плана – несомненно и является характерной чертой этого громадного, но раскинутого жилища одного из крупнейших вельмож, который все же не мог подняться до царского великолепия.

Несмотря на все это, Большой дворец в Ораниебауме, сохранившийся почти без изменений с начала ХVIII века, является одним из самых интересных памятников так называемой «петровской архитектуры».

После ссылки Меншикова в 1727 г. Ораниебаум был разорен и надолго заброшен: всю иностранную мебель, пудовые серебряные люстры, картины, зеркала, – все было приказано вывезти в Москву, украсившуюся для Петра II.

В 1743 г. Ораниенбаум был подарен Елизаветой будущему Петру III и Екатерине II. Сравнительно скудные средства, отпускавшиеся Елизаветой нелюбимому племяннику – «голштинскому чертушке» – и еще больше нелюбимой «немке», едва давали возможности поддерживать уже сильно обветшавший дворец.

Все же в 1756 г. пришлось произвести капитальный ремонт, порученный только что приехавшему в Россию итальянскому архитектору Ринальди. Весь дворец он оставил в первоначальном виде и, вероятно, только несколько усложнил внешнюю отделку церкви и «Японского зала», более нарядно разработав примыкающие к их граням пилястры и выступы, лежащие на колоннах. Главные изменения коснулись террас, прежде земляных и обложенных дерном, теперь – обрамленных каменными стенами с балюстрадами. При этом прямая, широкая лестница, сплошным маршем спускавшаяся от главного входа, была заменена расходящимися зигзагами двойных, то расходящихся, то сходящихся лестниц. Полукруглая площадка у подножия террас и главная аллея, пересекающая партеры, была уставлена мраморными итальянскими статуями. Часть из них, работы Бонацци, 1757 г., сохранилась до сих пор и представляет собой прекрасные образцы садовой скульптуры.

Церковь Ораниенбаумского дворца была отделана при Меншикове и освящена 2 сентября 1727 года. Она помещена в восьмигранным павильон дворца и поэтому лишена, в узком смысле слова, церковной архитектуры, вследствие чего эффект сосредоточен в ней на иконостасе. Деревянный, резной, покрытый серебром и позолотой, он поставлен в узкую грань, где он оказался сжатым и в высоту.

Первый ярус иконостаса, с выдвинутой среднюю частью, уставлен серебряными колоннами, увитыми золотой цветочной гирляндой и законченными золотыми коринфскими капителями. Сверху он отделен богатым карнизом, дробно профилированным и лежащим на частых, мелких модильонах. Царские врата совсем обычны: на них представлены фигуры четырех евангелистов, поучаемых сходящим к ним Христом. Серебряный голубь парит в золотом круге над вратами. Пышный серебряный балдахин, драпировки которого поддерживаются золотыми головками ангелов, осеняет вход.

Второй ярус так сжат, что занимает только среднюю; часть, по бокам которой стоят резные золоченые фигуры ангелов. Иконостас завершается резной группой «Оплакивания», с фигурой богоматери, держащей в руках мертвенно обвисающее тело Христа. Позади группы стоит крест, по бокам – высокие фигуры ангелов.

Несмотря на золото и серебро, иконостас носит суровый характер. Аскетические, удлиненные формы фигур, строгие лица, все имеет вид торжественный и церковный, в противоположность Петергофской церкви, светской и веселой. Стены церкви были реставрированы Ринальди, украсившим их гирляндами и золотыми головками ангелов в серебряных облаках. Отделка эта никакого отношения к иконостасу но имеет.

Нижний и Красный пруды

К востоку от Большого дворца еще при Меншикове был выкопан большой пруд, так называемый «Нижний», в который впадает речка, текущая из «Красного пруда». Вдоль по этим прудам расположены живописнейшие места Ораниенбаума, даже получившие прозвище «Швейцарии», благодаря глубоким лесистым оврагам и большим прудам, напоминающим скорее озера. Но они не голубые, как в Швейцарии или в Гатчине, а красноватые, что объясняется мшистостью болот, из которых берет начало речка.

Петерштадт

За «Нижним» прудом, на высоком правом берегу речки, в 1757 году Ринальди построил для Петра III «Петерштадт», т. е. Петровский городок или крепость была одна из тех игрушечных военных затей, которые составляли отличительную слабость Петра III, унаследованную Павлом I уже в размерах военной мании.

Там, за миниатюрными валами и рвами, были арсеналы, пороховые погреба и, между прочим, небольшой павильон-дворец для Петра III. В настоящее время сохранились только этот павильон и ворота.

Ворота каменные, широкие, несколько грузные с низкой аркой, с чугунной решеткой, в виде трельяжной сетки с цветами на перекрестах. На них деревянный застекленный «фонарик» в виде беседки, завершающийся высоким шпилем.

Павильон каменный, двухэтажный, почти квадратный в плане, с выемкой на месте четвертого угла очень строен. Нижний, цокольный этаж – рустован, верхний – прорезан высокими окнами-дверями, заделанными узорчатыми решетками, что придает французский вид. Это единственный из сохранившихся павильонов Ринальди. Внутри он был отделан китайскими лаковыми панно и цветными штофами, но во вторую половину XIX века все это было подновлено.

Ораниенбаум Екатерины II

В противоположной части парка, к юго-западу от Большого дворца, вправо от проезжей дороги, ведущей в деревни, Екатерина II создала свой, новый Ораниенбаум.

Казалось бы, что это место, где она долго скучала рядом с почти не вытрезвляющимся грубым мужем, не могло хранить для нее приятных воспоминаний, но она ценила Ораниенбаум за ту свободу и непринужденность, которой можно было пользоваться в этой сравнительно отдаленной резиденции. В Царском и Петергофский все было на виду и на счету; здесь же, в молодые годы, она могла охотиться, разъезжая в челноке по взморью, и стрелять в тростинках уток, скакать по лесам в мужском костюме, свободнее интриговать и заводить романы. Ее «Записки», относящиеся к годам до переворота, ясно показывают, какую роль играл Ораниенбаум в ее жизни.

Естественно, что первые постройки, которым она вообще придавала большое значение и которыми искренне увлекалась, относятся именно к Ораниенбауму. Еще до переворота, энергично подготовлявшегося ею, она поручила Ринальди составить проекты нового дворца, Катальной горки и новой разбивки парка. Они и были исполнены с большой тщательностью и, вероятно, с увлечением, потому что на склоне лет Ринальди, вернувшись в Италию, издал альбом именно этих проектов. С осени 1762 года, как только Екатерина II получила возможность свободно распоряжаться средствами, в Ораниенбауме начались работы, и в первое десятилетие ее царствования он был ее излюбленной резиденцией.

Китайский дворец

Китайский дворец задуман скорее как павильон, рассчитанный на лето, солнце и окружение, чем как дворец царской резиденции. Одноэтажный (со стороны южного фасада в XIX веке были пристроены антресоли), с низкой крышей, приподнятой невысоким куполом с резными деревянными статуями, он поставлен вровень с землей. Северный фасад его втянут почти по прямой с выделенным центральным округлым залом и чуть отступающими от основного корпуса краевыми залами. Южный фасад увеличен двумя перпендикулярными выступами, отходящими от главного здания так, что они ограничивают два боковых квадратных садика у краевых зал дворца. Таким образом, план в основе своей остается еще барочным образом, но все детали его смягчены. Особенно ярко это сказывается во внешней отделке стен, где тонко прочерченные, редко поставленные пилястры, почти прямолинейные наличники окон и слабо свисающие гирлянды носят характер крайней изысканности, свойственной уже отживающим, последним моментам стиля Людовика XV. Первоначальная раскраска в два цвета, вероятно голубым по фонам и белым по пилястрам и лепке, с золотом статуй и балюстрады, прежде обрамлявшей крышу, делала дворец очень нарядным.

Внутри дворца

Вход во дворец ведет через переднюю, пристроенную во второй половине XIX века. Зал муз прежде непосредственно примыкал к саду и, открытый в обе стороны высокими, застекленными дверями, служил как бы переходом от сада к зданию. Высокий потолок его спускается к стенам мягко-круглящимися паддугами, при чем все это покрыто росписями и тончайшей золоченой лепкой, сплетающей золотые вьющиеся ветки с нежно окрашенными цветами. Паркет, набранный из цветных деревьев, темно-коричневых и желтых тонов, застилает весь пол как ковром. Роспись вся принадлежит итальянскому художнику Торелли. В каждом простенке, на голубеющих блеклых фонах, нежатся музы, немножко грузные, немножко томные, скорее возглавляемые чувственно-светской Венерой, чем Аполлоном. Венера царствует на плафоне Торелли, сладостно-томная, почти тающая в атмосфере мягкого облака. Белые лебеди, амур с торжествующе-взмахнутыми крыльями и три грации составляют ее окружение. Эта атмосфера любовности, охватывающая с первых же шагов, была тем воздухом, которым привычно и бездумно дышали Екатерина и все ее общество.

Кабинет Екатерины Михайловны, правнучки Екатерины II, искажен переделками XIX века, снабдившими стены грузными копиями с картины Альбани – «Похищение Европы» и Ван-Дейка – «Мадонна», откуда, впрочем, взят лишь хоровод ангелочков. Только благодаря плафону Цуньо, венецианского мастера XVIII века, – «Наука в объятиях вечности», росписи Торелли – «Нептун» и «Амфитрида», тончайшей лепке на паддугах и наборному паркету, с венком роз, брошенных на золотистый фон, можно еще судить о прежнем колорите этого кабинета.

Стеклярусный кабинет весь затянут вышивками, вставленными в пышные обрамления резных позолоченных гирлянд; на серебристо-текучих стеклярусных фонарях раскинуты шитые синелью узоры фантастических, ярко расцвеченных птиц, цветов, бабочек, кораллов и раковин, экзотических и по-китайски капризных. Исполнены они французским мастером де-Шэн в 1767 году. Плафон Дициани «Фортуна и зависть», вероятно, был помещен здесь не без некоторой мысли об Екатерине как богине счастья. Если вспомнить, что, например, костюм фаворита Корсакова стоил 99 тысяч руб., а одна шляпа к такому костюму стоила 33 тысячи, что ежемесячно счета ювелиров доходили до 200 тысяч, не считая экстраординарных покупок, то станет понятным, что в Екатерине в буквальном смысле иные могли видеть Фортуну, сыплющую драгоценностями. Мозаичные столики итальянского мастера Мартини, работавшего в 1760–1770 гг. на Петергофской гранильной фабрике, поражают смелейшим красочным сочетанием пестрых мраморов и стекловидных сплавов – смальта. В ХVIII веке здесь были такие же мозаичные полы и панели лазоревого камня.

Не говоря о том, что эти стеклярусные вышивки и мозаичные работы являются единственными в своем роде, нигде более не сохранившимися, вещи эти поражают своей живописностью, являющейся ярким показателем того, что в данном случае мастера умели извлечь из материала – стекла и стекляруса – наивысший эффект, который может быть им свойствен.

Большой приемный зал занимает середину дворца и выступает в сад тремя высокими застекленными дверями. Овальный, он покрыт куполом, прорезанным четырьмя люнетами – округлыми окнами, бросающими свет на роспись потолка. Весь белый, с колоннами по длинным стенам, он обнаруживает стремление Ринальди внести известную стройность в отделку и, тем самым, отойти от стиля Людовика XV, еще вполне господствующего в Стеклярусном кабинете.

Плафон Тьеполо, одного из величайших художников-декораторов XVIII века, дает наивысшую точку в живописном убранстве дворца. В торжественной картине – «Триумф героя» (вероятно, Сципиона Африканского) – он заставляет героизм звучать в поражающем роскошестве красок. Слева – фигура воина, словно пронизанная отблеском жгучего солнца, полулежит на фоне палатки розового шелка и ковра горячих красных фонов; лиловеющая драпировка спадает ниже на суровые серые плиты руин; справа – резким контуром вырисовывается настороженная волчица; выше нее, в мягком голубеющем облаке, две богини: одна – белокурая, другая – смуглая, окутанная желтым плащей, жестом зовущая героя в даль; голубизну неба разрывают посередине крылатый конь – Пегас и фигурки амуров. Если верхняя часть картины и была тронута реставрацией, то все же она сохраняет и все мастерство композиции, и весь подлинный колорит основных групп.

Полотна Торелли – «Юнона» и «Похищение Нифимеда» – над каминами продолжают ту же чувственную нотку, но оставляющую даже этот, наиболее торжественный зал. Мебель – банкетки, обитые расписным шелком, – повторяет мебель XVIII века. Японский фарфор, состоящий из больших ваз с пейзажами и флейтообразных с цветущими ветками сливы, весь относится к XVIII веку. Барельефы белого мрамора – Петр III и Елизавета – в мозаичных рамах, исполнены в XVIII веке.

Сиреневая Гостиная, когда-то уставленная мебелью сиреневого цвета, едва хранит воспоминание о ней в раскраске стен, задекорированных картинами и тончайшей лепкой. Этот кружевной рисунок веток, скрещенных в овальном венке вьющихся стеблей с мелкими га ми, переплетение белой лепки с золоченой представляет одну из особенностей Китайского дворца, в которой сказывается все та же изощренность стиля, овладевшего всеми достижениями и ищущего выхода в утонченности.

Картина Торелли – «Диана и Эндимион» – иллюстрирует один из любимых анекдотов XVIII века: влюбленная богиня, как всегда у Торелли, тающая в розово-сиреневых тонах, спускается к пастуху, лежа в серебристом серпе полумесяца. Десюпорты Торелли «Венера» – молочно-нежная на фоне красного плаща, и «Марс», медно-суровый, являются образами тех богов, которым с наибольшим увлечением поклонялись в XVIII веке, во времена гремящей воинской славы, соперничавшей шумом любовных побед. Картина Чиньяролли «Пастораль» и школы Амикони «Венера и Адонис» гораздо слабее по исполнению, но по содержанию остаются в том же круге любовных сюжетов.

Милый Китайский кабинет обращает внимание своей игрой, резкой раскраской: зеленые стены, обведенные красным орнаментом, зеленый фриз по коралловому тюлю, в углах потолка – золотые драконы, все это – некая попытка создать китайский фон для драгоценных китайских ваз. Плафон Дициани «Фортиция» продолжает серию работ венецианских художников. Бюро, раскрашенное но белому фону «китайскими» рисунками – русской работы середины XVIII века.

Большой Китайский кабинет, отделанным Бароцци, представляет собой любопытную декорацию «Китая» русских дворцов XVIII века. Все стены облицованы панно, набранными из цветных деревьев и слоновой кости: диковинные пейзажи с чудовищными птицами в небесах и уродливыми деревьями на скалах, дома с острыми крышами, у которых сидят китаянки, должны были изображать Китай. Потолок и высоко поднимающиеся паддуги богато расписаны; над зеркалом и передней дверью – фигурки китайских богов; над внутренними дверями качаются в кольцах белые какаду, в углах – перевиты золоченые драконы, и все это переплетено золотыми ветвями, пестрыми драпировками. В центре – плафон Бароцци «Китайская свадьба»: нарядный китаец-жених ведет белоснежную как фарфор, невесту, длиннобородый бог восседает в облаках, гости и приносители даров окружают новобрачных. Живопись эта, пестрая и плоская, далеко уступа плафонам венецианских мастеров, умеющих с роскошествующей непринужденностью расположить фигуры, взвить золотистые с зеленью драпировки по теплым голубым фонам неба, но она любопытна по своему стремлению воплотить «Китай» Расставленные повсюду китайские вазы были доставлены особой экспедицией, снаряженной при Екатерине II, и представляют собой прекрасные образцы фарфора XV и XVIII веков. Особенно хороши большие синие вазы с мимическими сценами в белых медальон: (XVII век) и большая ваза у зеркала, мельчайшие орнаментированная желтым, розовым, зеленым тонам с фантастическими птицами, выступающими по синей земле.

Среди мебели есть настоящие китайские буфетики и ширмы; великолепная шкатулка красного лака. Биллиард – английской работы начала XVIII века, славившийся своей резьбой, вероятно был выписан еще Меншиковым.

Спальня Екатерины II также называется китайской. Стены ее затянуты белым китайским шелком, от руки списанным пейзажами и фигурками. Альков весь убран зеркалами, вставленными в углы, потолок и стены, и зеркала создают в алькове перспективы уходящих коридоров, повторяют опрокинутые в потолке частицы комнаты и наполняют все изменчивым миром отражении. В алькове стояла парадная кровать, задрапированная алым и зеленым шелком, с султанами из страусовых перьев над золоченым балдахином. Она исчезла в половине XIX века. Плафон Гверана «Жертвоприношение» тоже принадлежит венецианцу, но отличается от других работ своим мелким рисунком и тонкой отделкой. Ему, до известной степени, соответствует мелкий, чисто ковровый узор пола.

Камер-юнгферская была комнатой для дежурных придворных дам. Стены ее украшены пастельными портретами дам двора Екатерины II первых лет царствования. Они рисованы не первоклассным художником, но хорошо передают облики русских красавиц, несколько грузных и неуклюжих, по моде изображенных в костюмах богинь, времен года, весталок, нимф.

Кабинет Ротари украшен головками работы этого художника, модного в России XVIII века. Головки удачно включены в декорацию стен, обведены лепными рамками и гирляндами. Мебель, крашенная зеленый с золотом орнаментом, середины XVIII века.

Золотой кабинет, маленькая комната в одно окно отделана как драгоценная шкатулка. Позолоченные стены и паддуга расписаны Торелли, представивши там изящные сценки «Диана и Эндимион», «Венера и Парис» и подвижную фигурку «Меркурия». Плафон «Наука» принадлежит неизвестному венецианскому художнику XVIII века. Бюро красного дерева, выложенное розовым, заключало в себе письменный и туалетный прибор, теперь утраченный. Судя по наклейке магазина, оно французской работы и сделано в 1745 году.

Чтобы осмотреть другую часть дворца, надо вернуться в Большой зал, откуда вход в так называемую Столовую, прежде непосредственно примыкавшую к саду. В XIX веке с этой стороны фасада была пристроена стеклянная галерея, в котором стоят пазы цветов и фарфоровые садовые табуретки, времени Николая I, подражающие по раскраске китайским или японским. Вся роспись столовой, исполненная Торелли, подновлена до неузнаваемости, и только мифологическая сцена «Диана и Актеон» – разгневанная богиня превращает дерзкого охотника в оленя за то что он подглядел ее купанье, – напоминает о настроениях, преобладавших в живописном убранстве дворца.

Буфетная сохранила от XVIII века плафон «Суд Париса» и роспись над дверями «Марс и Венера», «Геркулес и Омфала». В шкалике наплывного ореха, прекрасной английской работы первой половины XVIII века, выставлены фигурки мейсенского фарфора, уцелевшего от знаменитых мифологических групп, исполненных известным лепщиком Кендлером для Ораниебаума по заказу Екатерины II. Особенно хороша группа четырех скачущих коней, влекущих за собой колесницу Аполлона, группа Нептуна и Амфитриды, стоящих в раковине, и слона с тремя воинами в седле-бойнице. Фарфор этот никогда не был повторен и считается одной из лучших работ Мейсенского завода.

Спальня Екатерины Михайловны вся погружена в безнадежно розовый фон, распестренный живописными медальонами с амурчиками, – слащавыми созданиями Неффа. Только потолок с прекрасной лепкой веток по трельяжной сетке, как бы отраженной в рисунке паркета, и плафон Дициани «Диана» – принадлежат к XVIII веку.

Спальня Павла, с богато обрамленным резьбою альковом, обладает великолепным потолком, украшенным сочной лепкой переплетающихся белых веток и золотых венков. Плафон венецианского художника XVIII века изображает богиню неба Уранию, поучающую юношу законам вращения небесных светил.

Уборная Павла, так же как и Стеклярусная, единственная в смысле изысканности отделки. Стены ее облицованы персидским орехом с крупным волнистым рисунком, обрамленным в розовое дерево темноватого густого тона. Панно эти расписаны Торелли, сумевшим искусно использовать всю глубокую красочность материала – цветного дерева – и слить ее с нежными узорами, сплетенными из голубых тонких лент, букетов и тонких фигур богов – Марса и Дианы.

Кабинет Павла, такой же крохотный, как Золотой кабинет Екатерины, очень курьезен по своей отделке, китайские красные доски с переливчатыми фигурками мыльного камня, мраморные белые дощечки с синими китайскими буквами, расписанные узкие дощечки фарфора и вставки мрамора со странными черными волнами по белому фону – все эти разнообразные декоративные частицы, собранные как будто для забавы, захвачены живописными арабесками, переплетающими живописные фигуры с орнаментами, ветками цветов и зелени. Правильный квадрат комнаты завершен мягким круглым куполом с прекрасным плафоном венецианского художника XVIII века и богатейшим наборным паркетом пола.

Катальная Горка

Одновременно с Китайским дворцом Ринальди устроил Катальную Горку. Она находится к западу от большого дворца; из Китайского же к ней можно пройти по прямой липовой аллее, свернув влево у лютеранской церкви. «Катальные горки» были любимым спортом XVIII века, которым увлекались все, начиная с императрицы и двора и кончая так называемым «подлым народом», для которого в городах устраивались особые горы, составлявшие одно из главных развлечений на народных гуляньях. Увлекательная прелесть их заключалась в высоких, крутых спусках, на которых от быстрой езды захватывало дух. Окаты делали деревянные, с рельсами, по которым скользили в особых санках, фигурных, в виде лебедей, раковин, драконов, – для царицы и двора, и всяких самодельных – для «простого народа».

В Ораниенбауме горы были устроены у сохранившегося до сих пор павильона и шли с высоты верх него балкона до конца луга. По обе стороны, где сейчас дорожки, были открытые галереи, в виде колоннад, где можно было прогуливаться внизу и вверху и плоской крыше. Большой начальный павильон служил для отдыха, встреч, а иногда и для небольших банкетов.

В XIX веке «Горы» вышли из моды и были повсюду разобраны или сами разрушились. Несмотря на то, что в Ораниенбауме от самих гор ничего не сохранилось, павильон остался одним из самых любопытных архитектурных памятников XVIII века.

Внешний вид

В противоположность Китайскому дворцу, насквозь проникнутому изнеженной, женственной роскошью, Катальная Горка – совершенно иного характера, носящего на себе отпечаток начинавшегося увлечения Ринальди классицизмом. Она выстроена в три этажа, тремя выступами, расходящимися от круглого остова. Первый, цокольный этаж ее прорезан только большими овальными окнами в массивных наличниках; второй обведен колоннадой, в которой перемежаются одиночные колонны с парными и угловыми, осложненными пилястрами; третий этаж, где помещаются главная зала и кабинеты, обведен открытыми балконами, лежащими на колоннах. Все здание вершается высоким деревянным барабаном и вытянутым куполом, на котором прежде стояла золоченая статуя.

Внутреннее убранство

Две пологие, зигзагом расходящиеся лестницы ведут во второй этаж. Небольшие сени, отделанные лепкой по зеленоватому полу, лежат между лестницей и кухнями и буфетной, занимающими весь этаж.

Круто изгибающаяся лестница поднимается далее в Главный зал, захватывающий весь круглый остов здания. Освещенный высокими, узкими дверями, прорезанными между выступами кабинетов, он покрыт высоким куполом. Живопись, легко и смело наброшенная на весь зал рукой Бароцци, потускнела и поблекла, но на плафоне еще видны струйки фонтанов, бьющие из золотых чаш, среди которых скачут золотые олени. По стенам, на узких лентах, висят увядшие гирлянды, флейты, тамбурины и стрелы амура. Здесь, за круглым столом, накрытым золотым сервизом с хрустальными бокалами, обделанными в золото, собиралась после катанья веселая, шумная компания, которой удавалось добиться милости царицы.

«Кабинет обезьян», занимающий северный выступ был отделан Ринальди для «мифологических» груш мейсенского фарфора, находящихся теперь в Китайском дворце. Они стояли на резных консолях с изгибающимися фигурками обезьян. Живопись – лишь брошенные по стенам зеленые ветки – необыкновенно изысканна.

Западный кабинет, отделанный лепкой, весь почернел и осыпается. Состояние Катальной Горки печально, но в ней нет ничего подновленного, и то, что осталось неоспоримый XVIII век.

Заключение

Из всех пригородных резиденций Ораниенбаум находится в наиболее ветхом состоянии, что объясняется различными причинами. Вместе с тем редко где встречаются в такой сохранности и достоверности архитектурные памятники и декоративное убранство XVIII века. Большой Меншиковский дворец является едва ли не единственным зданием начала XVIII, в котором нет ни новых частей, ни слишком очевидных следов реставрации. Китайский дворец отличается от других исключительной изысканностью отделки, принадлежащей не только лучшим иностранным мастерам, но также и такому художнику, как Тьеполо. Катальная горка – последний остаток построек, совершенно исчезнувших.

Печатается по изданию: Т. Сапожникова. Петергоф-Ораниенбаум. Стрельна. М.-Л., 1927.