Текст книги "Вокруг Петербурга"

В. Яковлев
Охрана царской резиденции

Охрана лиц, стоявших во главе государственной власти, очевидно, существовала во все времена, но в различной степени и, надо полагать, всегда более или менее связывалась с охраной государственного строя. Здесь, разумеется, немыслимо подробно касаться всех ее форм и придется, по возможности, ограничиться рассмотрением тех из них, которые могли иметь применение к охране данной царскосельской резиденции. Охрана эта преимущественно была военной, властью считалась почетной и, обычно, выполнялась гвардейскими частями местных гарнизонов. Еще при основании царскосельской резиденции цари предусмотрительно переселили местных земледельцев-финнов или маймистов подальше от своего жилища, предоставив их угодья благонадежным и зажиточным («добрым, нескудным и семьянистым») переведенцам из Московской губернии, в число которых безземельные, так называемые бобыли, разумеется, не входили.

Во времена Петра I, Екатерины I и Елизаветы Петровны, по-видимому, опасность была преимущественно от разного рода люда, бродившего в опустошенных войною окрестностях столицы. Известно, что по распоряжению последней, когда она была еще царевной, для охраны Царского покупались порох, пули и дробь. В порядке же охраны вообще государственного строя уже применялись «Преображенский приказ» Петра, тайная канцелярия Екатерины I, канцелярия тайных розыскных дел Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, тайная экспедиция Екатерины II. Хотя В.А. Бильбасов в своем труде «История Екатерины второй» пишет:

«В прошлом столетии дворцы, особенно же загородные, не охранялись военными часовыми, полицейские чины не ходили ночью по улицам, дворников-сторожей вовсе не было», между тем в «Военно-энциклопедическом словаре» читаем: «В 1774 г., ноября 19, кн. Потемкин-Таврический предложил войску донскому командировать в Москву 65 человек казаков знатнейших (!) фамилий. Команда сия, сделавшаяся основанием лейб-гвардии казачьего полка, названа была придворного конвойного войска донского казачьею командою». Дальше, из «Истории лейб-гвардии казачьего полка» видно, что в 1776 году установлены и изданы были штаты этой команды, учрежденной «для конвоирования императрицы Екатерины II во время проездов ее из С.-Петербурга в Царское Село, а во время нахождения ее в Царском Селе – для содержания караулов и разъездов». Уже в то время, но, может быть, без понимания смысла, предлагалось присылать казаков «знатнейших фамилий», а не очередных по призыву, хотя бы это были и не простые «неизвестные» пролетарии.

Тогда одновременно прибыли ко двору донская и чугуевская команды и поступили под начальство полковника Орлова; кроме того к ним присоединился и вошел в конвой царицы лейб-гусарский эскадрон, набранный из разных гусарских полков. В последние годы царствования Екатерины II была при дворе еще одна команда от войска донского, входившая в состав так называемого «гатчинского гарнизона», который имел три рода оружия и непосредственно подчинялся Павлу Петровичу. Команда эта в ноябре 1796 года, по вступлении на престол Павла I, вошла в состав вновь учрежденного лейб-гусарского казачьего полка, который конвоировал царя в Москву и охранял его там во время коронации; в то же время полк раздвоился на лейб-гусарский и лейб-казачий.

5-го сентября 1805 года учрежден «комитет высшей полиции» на время отсутствия царя из столицы. 13 января 1807 года организован «комитет охранения общей безопасности», просуществовавший до 17 января 1829 года.

В 1811 году при лейб-гвардии казачьем полку сформирована Черноморская сотня.

12 апреля 1813 года, при вступлении Александра I в Дрезден, а также по пути к Парижу и во время прерывания его там, лейб-казаки и черноморцы составляли его конвой.

В 1817 году появились жандармы внутренней стражи или, как их тогда частенько называли, – «конная городская полиция».

После восстания в 1820 г. части семеновского полка, надо полагать недовольной родными порядками после похода в Европу, была учреждена 4 января 1821 года особая секретная военная полиция в гвардейском корпусе и во второй армии. Но и эта организация, образованная несомненно для политического сыска и специально в войсках, была настолько еще несовершенной, что, следя за мелочами, не заметила готовившегося в то время восстания декабристов. Кстати сказать, во время восстания Николай I считал, что Царское, в охранном отношении, безопаснее Петербурга и потому распорядился заготовить экипажи, чтобы, в случае дальнейшего развития событий, отправить туда свою семью под прикрытием кавалергардов.

Лейб-казачий и черноморский эскадроны присутствовали при встрече праха Александра I и участвовали в погребальном шествии в Петропавловскую крепость. Были они и на похоронах его жены Елизаветы Алексеевны.

Черноморский 7-й эскадрон был в составе охраны и при коронации Николая I в Москве. Черноморцы же в 1849 году охраняли царя в Польше и находились в Москве, в отряде гвардии и гренадер, в 1856 г. в дни коронации Александра II.

Непосредственная служба их в охране царя прекратилась в 1861 году, когда произошли крупные административные перемены на Кавказе. Несмотря на уничтожение «навсегда» придворного застенка Петром III и отмену «навсегда» тайной канцелярии Александром I, указом 25 июня 1826 года, перед жестокой расправой с декабристами, основана жандармская полиция, как самостоятельное установление, и шефом жандармов назначен генерал-адъютант Бенкендорф; тот Бенкендорф, который соперничал с Николаем I в выборе способа казни героев 14-го декабря 1825 г.; указом 3 июля преобразована особая канцелярия министра внутренних дел в третье отделение с. е. и. в. канцелярии и передана в ведение Бенкендорфа же, а 28 апреля 1828 года появилось «положение о корпусе жандармов». Начальником III отделения был назначен фон-Фок. Основной целью деятельности этого института было охранение существовавших устоев российского государства, конечно, в политическом смысле.

В 1828 г. был сформирован из высших представителей кавказских горцев полуэскадрон для конвойной службы при дворе Николая I. При расквартировании в Петербурге, его тщательно изолировали от «салдусов», как они называли солдат. Горцы, за редкими исключениями, совершенно не знали русского языка, что значительно облегчало их изоляцию, очевидно, столь необходимую после декабрьского восстания. Внешность и вооружение горцев особенно нравились иностранным гостям двора и многие из них, по просьбе, получали в подарок их полное вооружение.

Царским распоряжением полуэскадрон был подчинен шефу жандармов и командующему императорской главной квартирой, – тому же генерал-адъютанту Бенкендорфу.

В 1832 г., очевидно, по инициативе того же Бенкендорфа, состав собственного царского конвоя пополнился командою кавказских линейных казаков, назначенною специально для охраны царя и набранною из сборно-линейного казачьего полка, находившегося тогда в царстве польском и проявившем там свирепость в подавлении восстания.

В марте 1833 года состав команды линейных казаков удвоен и разделен на две смены – служившую в Петербурге и льготную. С этих пор встречаются сведения о постоянных правильных нарядах конвоя, которые, как и вообще все передвижения последнего, делались всегда на основании личных приказаний царя. Тогда же было дано распоряжение, чтобы во время жизни царя на Елагином острове ежедневно туда посылались два конных черкеса «в полном вооружении и будничном одеянии, т. е. в синих черкесках», а не в красных праздничных.

Команде же линейных казаков приказано находиться в Петергофе во все время пребывания там двора, где первое время чины ее посылались лишь в парки «для наблюдений», но вскоре расставлены они были на определенные посты: один – к домику на берегу по пути в Александрию, другой – к Монплезиру, третий – к Марли и четвертый – конный урядник – посылался на целые сутки в Александрию «на вести». Когда царь выезжал на весенние прогулки и бывал в загородных дворцах, конные линейные казаки находились «при подставах»; иначе говоря, расставлялись на заранее определенных обер-шталмейстером двора местах. Даже когда царские лошади отправлялись в какое-либо место, вне окрестностей Петербурга, их всегда сопровождали наряды горцев и казаков.

Николай I, в августе 1833 года, уезжая за границу для свидания с австрийским и прусским королями, команде линейных казаков приказал находиться при его жене. Двор был тогда сначала в Царском, потом в Петербурге на Елагином острове. 30 августа, в день именин наследника, когда царица с семьей ехала в Александро-Невскую лавру, собственный конвой гарцевал впереди ее парадной кареты.

В начале сентября двор снова был в Царском; туда же 16 сентября вернулся Николай I.

Конвой посылал тогда своих линейных казаков в Петербург только по особым приказаниям начальства. Командир команды, кроме экстренных донесений, извещал обо всем Бенкендорфа ежедневными репортами. В 1834 году линейцы оставались в Царском Селе всю осень и зиму и занимали первое время казарму № 3 больших конюшенных зданий, а потом кирасирскую казарму; лошадей же они имели при штабе лейб-гвардии гусарского полка. С тех пор Царское Село стало постоянным местом пребывания линейцев. Горцы же по-прежнему оставались в Петербурге. При смене чинов конвоя, Николай I обращал внимание на то, чтобы они имели военные знаки отличия; Бенкендорф же наблюдал, чтобы не было среди них слишком молодых и неловких; но начальство на местах понимало, что требуются люди расторопные, благонадежного поведения и хорошие наездники и джигиты. Николая I и заграницей сопровождали конвойцы. В 1835 году в Данциг были отправлены графом Паскевичем из Варшавы урядник Герасим Подсвиров и казак Макар Рубцов «как бы для встречи, имеющих прибыть в Данциг экипажей» царя.

Оба конвойца оставались там в ведении русского генерального консула и находились до приезда Бенкендорфа в приготовленной для него квартире. За службу в Богемии оба конвойца получили от Николая I по сто рублей награды за усердие. Подсвиров в следующем году был определен ко двору камер-казаком и предпочел это звание производству в офицеры; по словам Бенкендорфа он выделялся «отменным поведением, трезвостью, и в повиновении начальству всегда служил примером своим товарищам, а с тем вместе росту большого и наружности самой удовлетворительной». Это был первый камер-казак из линейной команды собственного конвоя, а несколько позднее, по желанию царицы, был назначен к ней на ту же должность и Макар Рубцов.

В Царском Селе линейные казаки несли образцово службу царской охраны, тем не менее Николай I не был спокоен за свое благополучие и потому нередко лично проверял бдительность своих конвойцев. Он устраивал им линейное ученье по тревоге, кончавшееся стрельбой и джигитовкой. Но среди чеченцев бывали и такие, про одного из которых Бенкендорф писал: «позволил себе в присутствии всех товарищей такие выражения на счет службы своей здесь, что я нашел необходимым от полуэскадрона его удалить».

Подобные неприятности происходили, по мнению Бенкендорфа, вследствие назначения в конвой царя людей низкого происхождения и потому им были выработаны ограничительные правила для смены конвойцев, в которых предлагалось, между прочим, чеченцев в конвой не назначать, за исключением лиц знатнейшего происхождения, или имеющих под властью своей целые аулы. Оставшихся же в конвое чеченцев он удалял под тем или иным благовидным предлогом, что вполне понятно, так как генерал Вельяминов писал: «Чеченцы почитают себя равными всем князьям в мире, не признавая над собою никакой власти. Такого образа мыслей все народы, не имеющие князей». И потому появилось царское распоряжение «присылать для смены одной половины чинов л. – гв. кавказско-горского полуэскадрона, людей только из тех народов, которые имеют князей и узденей». Итак Николай I расписался в данном случае в том, что царя могут охранять только представители имущих классов, а не бедняков. Кавказское же начальство направляло в конвой, кроме чеченцев, кумыков, кабардинцев, осетин, абазинцев и ногайцев.

В апреле 1836 года, по приказанию Николая I, призваны на службу этого полуэскадрона лезгины горного Дагестана. Эта часть конвоя называлась восточной.

Собственный конвой охранял Николая I и во время его путешествия на Кавказ, а «штаб-ротмистр Рассветаев с 4-мя конвойцами ни на шаг не отставал от государя…,» – пишет С. Петин. После этого становится очевидным истинный смысл пресловутого мнения о храбрости этого царя.

Собственный же конвой в сентябре 1839 г. участвовал вместе с гусарами в переезде царицы с невестою наследника Марией Гессен-Дармштадской из Гатчины в Царское Село и, затем, во въезде в столицу.

Находясь постоянно в Царском, конвой не имел своего помещения и принужден был, когда были уничтожены конюшни запасного двора, разместиться в ближайшей деревне дворцового ведомства Красной слободке или, как было уже сказано, в одной из кирасирских казарм; поэтому, по приказанию Николая I, для них было построено вновь, на одном из обширных дворов артиллерийских казарм, двухэтажное здание с конюшней, ледником и кладовой, которое линейцы заняли 23 сентября 1845 года. От команды этих казаков ежедневно выставлялись посты под Камероновой галереей и у зубовского подъезда Екатерининского дворца; на ночь прибавлялись от нее еще один пост к этому дворцу и один к Александровскому. Об ее постах внутри дворцов документальных сведений не имеется, так как они выполнялись или по словесным нарядам или по личным приказаниям царя командиру команды.

В 1845 году командующим царской главной квартирой был уже граф Орлов. В следующем году Николай I был снова заграницей и при нем, как и прежде, находились три конвойца, получившие также награду по возвращении в Россию.

При Николае I и Александре II кроме того командировались для охраны царскосельских дворцов нижние чины служительской команды и офицеры семеновского, павловского и финляндского полков из Петербурга, причем довольствовались они в этом случае в 4-м стрелковом императорской фамилии батальоне.

В 1851 году, по образцу упраздненной команды в. к. Михаила Павловича, появляется собственный конвой наследника и помещается в казармах л. – гв. жандармского полуэскадрона. Постоянно беспокоясь за свое благополучие, Николай I зорко и с большим вниманием наблюдал за вероисповеданием команды линейных казаков. Это видно хотя бы из того, что он замечал даже кто не молится на молебнах. Был случай, когда он приказал было одного казака, старообрядца, уволить, говоря: «я не желаю, чтобы у меня в конвое служили те люди, которые со мной вместе не молятся», но потом, после ходатайства начальства и увещевания казака священником придворной царскосельской церкви, отменил свое решение. Вообще же казаки и линейцы были охранниками на хорошем счету, чего совсем нельзя было сказать про восточный конвой, причинявший начальству не мало волнений.

После смерти Николая I (18 февраля 1855 года) существенных перемен в конвое не произошло, хотя и были некоторые переформирования: команда наследника слилась с собственным конвоем.

В день своего венчания на царство Александр II назначил впервые флигель-адъютанта полковника князя Багратиона командиром собственного конвоя. В 1858 году произошло сосредоточение всего конвоя в 4-х частных домах Софийской части Царского Села, а перед этим в состав его вошли грузины, имеретины, мингрельцы, гурийцы и армяне.

30 августа 1858 года Багратиона сменил флигель-адъютант полковник Скобелев.

Вскоре праздник конвоя был перенесен с 6 декабря, Николая чудотворца, на 4 октября – день св. Иерофея, покровителя лейпцигских героев.

Во время жизни Александра II в Царском Селе выставлялся караул под колоннадой из одного унтер-офицера, 4-х казаков и еще нескольких человек при офицере для встречи царя в часы утренних выходов его на прогулку в парк.

Конвойцы получали тогда порционное довольствие в виде суточных: офицеры по 2 рубля кроме жалованья и нижние чины по 31 коп.

Положением 12-го февраля 1861 года произведено распределение казачьих эскадронов по войскам.

Назначенный 8 марта 1864 года командиром конвоя флигель-адъютант полковник Шереметев предложил считать сборными пунктами льготных эскадронов: для кубанцев – Екатеринодар (станица Пашковская) и для терцев – станица Екатериноградская.

Казаки, служа в собственном конвое, вели себя, с точки зрения царской охраны, безукоризненно, восточные же представители часто исключались за дурные поступки, под которыми разумелись не только их азиатская дикость и свирепость, но и их недовольство порядком вообще и дисциплиной в частности. Во время турецкой войны даже некоторые офицеры из азиатцев, фактически исповедовавшие магометанство, понесли кару, как бы за измену русскому правительству: одни были повешены, другие сосланы на каторжные работы. Вот почему в загородные дворцы командировались конные взводы при одном офицере всегда от казачьего эскадрона. Так, в 1869 году отправлен в Царское Село взвод терцев для придворной службы, которая была тогда исключительно пешая и состояла, как и раньше, в наружной и внутренней охране дворца. Конные ординарцы не наряжались.

24 мая того же года командиром конвоя назначен полковник Черевин, а его предшественник отчислен в свиту.

9 июня взвод одних конвойцев сопровождал парадный поезд, следовавший из Александровского дворца в Екатерининский и обратно с младенцем Александром для его крещения. Чины собственного конвоя назначались также для встречи, сопровождения и охраны иностранных гостей высокого положения. Терцы и кубанцы вместе с командой крымских татар несли охрану царя на Балканах во время войны с Турцией. Кроме того, для охраны его там был сформирован так называемый почетный конвой от гвардейских и шефских армейских частей. Казаки же и татары охраняли двор, когда он бывал в Ливадийском дворце в Крыму. По возвращении с Балкан, Александр II 16 мая 1878 года переехал в Царское Село, где уже служил 2-й кубанский эскадрон. Через день, по указанию царя, к нему присоединились 1-й кубанский и терский эскадроны. Здесь, очевидно в большом зале – галерее Екатерининского дворца, 1-го июня царь раздавал георгиевским кавалерам из нижних чинов конвоя серебряные значки. В Царском же, на средней аллее Екатерининского парка, возле Большого дворца, в годовщину перехода через Дунай, 15 июня был устроен церковный парад конвойцам, участвовавшим в этом деле. Царь, сказав: «здорово, молодцы терцы», обошел их по фронту и поздравил с годовщиной геройской переправы. На параде присутствовали наследник с женою, великий князь Константин Николаевич, Алексей, Сергей и Павел Александровичи и герцогиня эдинбургская Мария Александровна. По окончании богослужения, конвойцы прошли церемониальным маршем; на правом фланге 1-го отделения терского взвода шел, рядом с офицером, Александр II, представляя парад Марии Федоровне. На террасе дворца для нижних чинов был приготовлен обед.

Александр II пил чарку водки за здоровье участников, наследник – за здоровье отца. Офицеры были приглашены к царскому столу. Это не единичный случай, когда стены Екатерининского дворца были немыми свидетелями общения царской семьи с ее охранниками. Подобных случаев было много до этого и после в особенности.

Порядок караулов, занимавшихся терскими и кубанскими эскадронами, оставался прежний. По праздничным и воскресным дням офицеры присутствовали при царских выходах во дворце, приглашались к столу и участвовали в развлечениях.

По заключении мира с Турцией, конвой был сокращен. Перед уходом домой на льготу некоторых частей, на дворе Екатерининского дворца царь произвел 1-го августа смотр конвою, закончившийся джигитовкой. Тогда казак кубанского эскадрона Пальчун разбил себе череп о железный щит дренажа при падении вместе с лошадью у самых ног царя. Чтобы не портить впечатления парада, он тотчас же был подобран своими товарищами. Когда в тот же день за обедом Александр II интересовался судьбой пострадавшего, – офицеры конвоя давали сведения успокоительного характера, между тем он вскоре скончался. Ложь при дворе – явление довольно обычное, особенно, когда дело касалось «маленьких». После обеда офицеры поднесли Александру II золотую шашку, клинок которой изготовлен из дамасской стали в XVI столетии. До отъезда царя в Крым оставалось 2,5 эскадрона для его охраны.

13 августа генерал-майора Черевина сменил флигель-адъютант полковник Ивашкин-Потапов.

Весною 1879 г. царь жил в Екатерининском дворце, охранявшемся 2-м кубанским эскадроном.

Конвойцы же провожали труп умершей 26 мая 1880 года царицы из Зимнего дворца в Петропавловский собор.

15 августа, за несколько месяцев до смерти, Александр II смотрел в Царском Селе конвой снова, как твердыню своей охраны, остался доволен отличным его состоянием, за что объявил в приказе своем признательность министру двора графу Адлербергу и монаршее благоволение прочим начальствующим лицам, особенно чинам 2-го кубанского эскадрона, отправлявшимся на льготу «за усердие и примерную службу при особе его величества».

1 марта 1881 года, в роковой для него час проезда по набережной Екатерининского канала, его также сопровождали конвойцы и не спасли от бомбы, метко и твердо направленной рукою революционера.

2 марта, после принесения войсками присяги в Зимнем дворце, Александра III, при его переезде в Аничков дворец, сопровождали также конвойцы.

7 марта, в процессии при похоронах тела Александра II, вслед за церемониймейстером открывали шествие два эскадрона собственного конвоя.

С переездом двора в Гатчине, выступил туда и терский эскадрон. Дворцовая охрана была усилена и наличного состава конвоя оказалось недостаточно. Александром III было приказано, чтобы находившийся в Варшаве кубанский дивизион был «неотлагательно» переведен в Петербург. Придя в Гатчине и сменив кирасир, этот дивизион выставлял посты в помещениях дворца и конные разъезды вокруг зверинца. Вскоре в составе конвоя произошли некоторые изменения и кавказский эскадрон был расформирован. Остался лишь на время в дворцовой охране кубанский дивизион.

Охрана города Гатчино, в его частях Мариенбургской и Ингербургской, увеличена ночными объездами по 4 человека.

Конвой перемещался одновременно с переменой царской резиденции.

Конвойцы несли охрану и в Москве во время коронации Александра III.

30 августа 1887 года Ивашкина-Потапова сменил флигель-адъютан полковник Шереметев.

В 1890 году штат казачьего эскадрона увеличен, а команда крымских татар расформирована.

В марте 1891 года эскадроны переименованы в сотни и всем чинам их присвоены обще-казачьи названия.

По смерти Шереметева, 6 мая 1893 года командиром конвоя назначен полковник барон Мейендорф. К тому времени конвой вполне сформировался и состоял из четырех сотен.

Но если не считать собственного конвоя и часовых местных гарнизонов, то для охраны дворцов только лишь в 1860-х годах, по царскому приказанию, специально сформировывается особая команда, которая потом, в 1881 году, переименовывается в дворцовую полицию.

Правда, в то время при Арсенале в Александровском парке, до передачи хранившихся в нем коллекций в Петербургский Эрмитаж, находилась команда в 20 человек «инвалидов» из отставных унтер-офицеров гвардии, которые по очереди дежурили и в комнатах царя в Екатерининском дворце, но это были все же инвалиды и старики – участники еще войны 1812 года.

В 1862 году, при переезде двора в Царское Село, дается распоряжение об осуществлении того внутреннего «полицейского порядка», который по царскому повелению введен в Зимнем дворце.

В соответствии с этим, применительно к Царскому Селу, в этом же году вводятся установленные царем правила для охранения наружного и внутреннего порядка по Большому царскосельскому дворцу.

В следующем году, распоряжением царскосельского коменданта, усиливаются патрули к дворцам и в парках, отправляемые с главной гауптвахты дворца в дозор и действующие по данной им инструкции в смешенном составе из унтер-офицеров, рядовых солдат, дворцовых сторожей и городовых из унтер-офицеров (из числа командируемых от Зимнего дворца). Кроме того, устанавливаются тем же комендантом патрули по городу в «надлежащем числе от стрелковых рот лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков» и, вместе с этим, им же рекомендуется главноуправляющему дворцовыми правлениями и городом Царским Селом учредить особый надзор со стороны городской полиции за точным исполнением патрульными предписанных им обязанностей в инструкции от 15 декабря 1859 года. В то же время производится наблюдение за поляками, связь которых с восстававшими по возрасту еще возможна, за всеми сектантами, которые не совершают молитвы за царя, за селением иностранцев, очевидно, из опасения, чтобы они не распространяли революционных идей и террора. Но все же охрана царских дворцов в столице и пригородах была сравнительно не сложна до 5 февраля 1880 года, когда взрыв в Зимнем показал насколько она уже отстала от революционного движения. Царь даже во дворце не был вне опасности. Это обстоятельство побудило власти к немедленному изменению самой системы наблюдения за целостью царских жилищ.

В связи с этим сочинялись царскими генералами и приспешниками разные проекты охраны. Тогда были введены тщательные осмотры не только всех помещений, но и технических оборудований; для чего была избрана команда из фельдфебелей и унтер-офицеров гвардейских частей, которая находилась там, где жил царь, и постовой службы не несла. В царскосельском Екатерининском дворце после этого в подвале и на чердаке были сделаны фирмой Сан-Галли железные двери и вход на чердаки разрешался только трубочистам, дежурным пожарным и, в случае надобности, мастеровым для починки крыши и других работ, но не иначе, как в сопровождении унтер-офицеров и по предварительном осмотре ими трубочистов, пожарных и рабочих. Сверх того, другие унтер-офицеры должны были заходить на чердаки для наблюдения в неопределенное время. Особенно же много внимания уделялось помещениям, расположенным по сторонам, сверху и снизу комнат Александра II. Охранникам казалось, что даже самой близкой прислуге нельзя доверять и поэтому предпочитали держать эти помещения на запоре, но и в этом случае не знали покоя, боясь, что они будут открыты изобретательными революционерами подобранными ключами и в них будет заложен динамит. За истопниками и трубочистами установлено было особо внимательное наблюдение.

В царскосельский сад без пропускного билета не допускались даже офицеры.

Выдавались бляхи за нумерами служителям капеллы на право входа в дворцовую кухню при загородных резиденциях.

Одно время должны были иметь при себе билеты и все придворные для свободного входа в занимаемые ими помещения при дворцах.

От смотрителей за наружною чистотою требовалось, чтобы они сообщали о времени очистки выгребных ям, находившихся во дворе старого дворца, для учреждения наблюдения во время производства работ в них. Подробности осмотра доходили иногда до того, что, например, перед коронацией Александра III в Москве 15 мая 1883 года осматривались не только палаты и сооружения Кремлевского дворца, но и водосточные трубы. Это выполнялось тогда уже сводно-гвардейской ротой, спешно сформированной в марте 1881 года, спустя всего несколько дней после убийства Александра II, по образцу почетного конвоя, охранявшего его во время войны 1877–1878 годов. 22 марта она была уже выстроена у Аничковского дворца для смотра, на котором присутствовали, кроме царя и царицы, наследник Николай Александрович и его брат Георгий. Тотчас после этого на нее была возложена почти целиком охрана комнат в этом дворце; к ней, по-видимому, перешли и обязанности команды, состоявшей из фельдфебелей. Вскоре одной роты для этой цели показалось мало и 17 ноября 1883 года она была развернута в «сводно-гвардейский батальон»; но потребности в надзоре росли и 5 сентября 1907 г. последний был преобразован в «собственный его величества сводно-пехотный полк». Праздником его сначала был день 17 октября – день «чудесного» спасения царской семьи, а с 1905 г. – 23 марта, день основания роты. Эта специального назначения военная организация, пополнявшаяся отборными монархистами-солдатами и лучшими, в смысле политической благонадежности, офицерами, главным образом и занималась как изысканием, так и проведением в жизнь всех способов охранения царского местопребывания. Она наблюдала не только за помещениями дворца и районом царских прогулок, но и за дворцовой прислугой, за проживавшими во дворце и за всеми временно приходившими в него.

Разумеется, в эту воинскую часть попадали солдаты только после тщательной проверки их прошлого. В 1907 году, в связи с развертыванием батальона в полк, с. – петербургский губернатор предписывал совершенно секретно исправникам и полицеймейстерам «с особым вниманием относиться к выполнению отдельных требований начальников губернских жандармских управлений и охранных отделений по делам специально предварительного обследования благонадежности предположенных к откомандированию в сводный полк нижних чинов за все время до принятия их в военную службу».

По мысли еще командира роты полковника Богаевского, впервые, в 1881 году, были установлены так называемые «пропускные» посты, когда нашли необходимым ввести усиленное наблюдение над арсенальным карре гатчинского дворца, где располагались комнаты царской семьи. Основною обязанностью этих постов было знать в лицо всех допускавшихся во дворец, для чего были выделены из состава особые офицеры и нижние чины.

В Петергофе, неся часть охраны дачи «Александрия», нижние чины роты в том же году принимали участие в практических упражнениях наследника по стрельбе и строю и потому он многих из них знал не только в лицо, но и по фамилии. Чины этой же роты несли тогда и охрану местности, где производились упражнения.

В силу такой близости к Николаю II, эта военная часть всегда, до последних дней своего существования, пользовалась большими преимуществами перед другими и особым расположением последнего Романова. Начальствовавшими от ее состава требовалось постоянное напряжение, сметливость, память, образцовое знание службы и уменье быстро и толково отвечать на вопросы.

В Царском Селе для них, а также для собственного конвоя, железнодорожного полка, дворцовой и городской полиции и других чинов охраны устраивалась в две смены в придворном манеже елка в присутствии царской семьи и многих придворных; в зале-галерее Екатерининского дворца с ними царь христосовался, там же прощался, когда они уходили в запас; во всех этих случаях раздавались им подарки, конечно, за счет государства.