Текст книги "Камень богов"

Агайюджо отбросила свободной рукой с лица волосы медового цвета, испуганно посмотрела на предложившего ей помощь человека, и отрицательно помотала головой. Охотник фыркнул, демонстрируя глупой женщине своё презрение. Он хотел напомнить ей, что мужчина не повторяет своих предложений дважды, но передумал, решив, что она всё равно не способна этого понять, на каком бы языке это ни прозвучало.

Оставив агайюджо наедине с её проблемами, он отвернулся, озаботившись своими, главная из которых не давала покоя с того самого мгновения, как его подопечный поглотил всадника вместе с лошадью: что теперь делать с демоном? До сегодняшнего дня Дигахали не особо задумывался над тем, зачем белым людям был нужен Злой дух. Из отрывочных сведений, полученных от Манфреда, он понял, что старший сам выполняет чьё-то задание, и демона ему заказали другие люди. Но вот зачем он им нужен, оставалось загадкой. Охотник поразмыслил над тем, какие причины могут заставить людей оплачивать доставку такой опасной твари и пришёл к выводу, что никакими благими намерениями невозможно оправдать присутствие в нашем мире существа из дикого леса.

Он посмотрел на тела погибших йонейга и начал осознавать, что так или иначе повинен в их смерти, потому что привёл сюда и не смог удержать в повиновении Злого духа, ставшего орудием судьбы, безжалостно оборвавшим их жизни. А ведь ещё ночью, он крепко держал это орудие в своих руках, а теперь уподобился беспечному человеку, бросившему острый нож там, где играют малые дети.

«Ссгина должен вернуться в свой лес, – определился с выбором Дигахали, решительно разорвав все свои обязательства по отношению к нанявшим его йонейга, – Духи моих Предков не одобрили бы такого занятия для охотника из племени Куницы».

В поддержку своих намерений, он достал полученные в качестве аванса наконечники для стрел, взвесил на ладони, полюбовался на блестящие остро заточенные изделия и бросил их на землю.

Агайюджо за его спиной взвизгнула и вдруг захрипела, заставив охотника оторваться от его невесёлых раздумий. Обернувшись, он увидел как йонейга, которому пальпа демона едва не раскроила голову, пришёл в себя, дополз до повозки и теперь душил заваленную вещами девушку. То, что у большинства белых людей было не всё в порядке с головой, Дигахали знал и не удивлялся этому. Не пытаясь вдаваться в причины, он ударил йонейга ногой по рёбрам и легко отшвырнул обмякшее тело от повозки. Присев на корточки рядом с тяжело дышавшей агайюджо, он решил внимательнее присмотреться к ней.

«Слишком молода, что бы оказаться преступницей, или творящей злые чары колдуньей. Ехала в повозке, значит не из тех йонейга, что трудятся в поле. Похоже, этот воин хотел завладеть её богатой одеждой и украшениями. Йонейга безжалостны к своим соплеменникам и не уважают ни живых ни мёртвых».

Охотник раскидал тяжёлые тюки, освободил девушку, ожидая, что дальше она сама будет о себе заботиться. Но агайюджо совершенно обессилела и не смогла встать на ноги. Дигахали покачал головой, поднял её на руки и перенёс подальше от неподвижных тел.

Ссгина, до этого не проявлявший никакой активности, стал «принюхиваться», а затем потянулся длинными пальпами к голове девушки. Та застонала и затряслась от страха, увидев перед собой такое чудище.

«Не смей! – Попытался остановить его охотник. – Неужели ты решил, что она вызовет тебя на поединок»?

В этот момент он хорошо понимал демона, но не почувствовал в нём, ни потребности в еде, ни стремления к драке. Пальпа скользнула вдоль щеки, дотронулась до волос, и Дигахали ощутил интерес Злого духа именно к ним. Агайюджо не вынесла потрясения, позволив своей душе трусливо покинуть тело и укрыться в Обители Предков.

«Вот и способ заставить его двигаться в нужном направлении, – осенило охотника, – не знаю, надолго ли ему хватит этого развлечения, но попробовать стоит».

Он снова поднял на руки девушку и вышел с ней из пределов досягаемости пальп демона. Ссгина проявил неудовольствие, но атаковать не стал. Он кое-как переместился с места на место, видимо с увеличением своих размеров он лишился возможности катиться. Дигахали убедился, что его план по возвращению кошмарной твари в родные места может сработать и двинулся дальше от дороги, чувствуя, как демон пополз следом за ним.

4

Та каморка, которую Сабина назвала апартаментами, больше напоминала склад мыловарни, с характерным, ничем не перешибаемым запахом. Узкая невысокая кровать была застелена грубым серым одеялом, такое же одеяло, свёрнутое в рулон, предназначалось для служанки. Милена сморщила носик и решила заглянуть ещё в пару комнат, находящихся по соседству. В одной уже расположились офицеры, другая была приготовлена для архиепископа и его племянника. Двери в оба помещения были открыты, и баронесса убедилась, что её действительно поселили в самом лучшем месте. В комнате офицеров была прохудившаяся крыша, а к архиепископу она даже заходить не стала, заметив из коридора прошмыгнувшую там здоровенную крысу. После всего увиденного, апартаменты показались уютными, кровать не слишком скрипучей, а простыни чистыми.

Бергер оказался совсем молодым офицером, с энтузиазмом, подошедшим к выполнению возложенных на него обязанносей. Он восторженно смотрел на баронессу и любые, даже самые глупые капризы выполнял со счастливой улыбкой. После того, как офицер трижды переставил кровать в тесной комнатке и дважды обследовал все углы в поисках мышей, не высказав при этом никакого неудовольствия, Милена заскучала. Девушке нравилась забота за молодого офицера, но в глубине души она понимала, что это всего лишь служебное рвение. Некоторое время баронесса решала для себя вопрос о том, как смотрел бы на неё Бергер, окажись она простой горожанкой, но, перехватив несколько его взглядов, предназначавшихся Сабине, поняла, что жизнерадостный офицер принадлежит к той категории мужчин, которых Кирса характеризовала словом «кобель».

Милена тайком понаблюдала за служанкой и отметила, что та весьма благосклонно принимает оказанные Бергером знаки внимания. И то, что офицер не делает различия между служанкой и госпожой, неприятно кольнуло баронессу. Ласково поблагодарив Сабину за помощь, она решила отыграться на этой мерзавке позже, а Бергера послала принести какого-нибудь питья. Он быстро вернулся с большим кувшином сильно разбавленного водой вина, предупредив, что не стоит пить из здешнего колодца.

– Что госпожа пожелает на завтрак? – Осведомился офицер.

Этот вопрос изрядно позабавил Милену. Она окинула взглядом каморку и хотела уже сказать что-нибудь язвительное по поводу соответствия интерьера и выбора блюд, но передумала – едва ли военный оценит её сарказм. Поэтому баронесса вздохнула, добавила томности голосу и, метнув на Бергера взгляд из-под полуопущенных ресниц, ответила вопросом на вопрос:

– А чем у вас кормят уставших путешественниц?

До этого бойко и без запинки отвечавший на любой вопрос офицер, засмущался, а румянец на его щеках проступил сильнее. С волнением Бергер справился не сразу, поэтому самообладание к нему вернулось уже после того, как он сказал:

– Фермеры доставят утром свежее молоко, яйца и масло. Я пошлю пару человек из своих ребят, и они наберут вам диких ягод. Хлеб мы везём с собой, но, если хотите свежеиспечённого – можно устроить. Только, – Бергер немного замялся, – он не совсем тот, к которому привыкла ваша милость. Фермеры пекут для себя из грубой муки.

Его смущение развеселило девушку. Представив себе офицера в поварской куртке и заломленном набок колпаке, она едва не рассмеялась, и решила не играть в капризную госпожу.

– Я не так привередлива, господин офицер, как может показаться с первого взгляда, – проворковала Милена, дав понять, что тронута такой заботой о ней. Одновременно с поворотом головы, она вскинула брови и одарила Бергера улыбкой, которую подсмотрела у одной из самых известных сердцеедок Кифернвальда. – Думаю, ваш повар найдет, что приготовить из этого набора продуктов. Я не откажусь от лесных ягод, но постарайтесь не рисковать жизнями своих людей.

Офицер застыл в дверном проёме, не сразу найдя в себе силы, чтобы просто кивнуть, а Милена, искоса посмотрев на служанку, увидела, что та поджала губы и принялась слишком усердно двигать вещи. Возникшее у баронессы ощущение было приятным – вкус победы представлял собой букет из бархатистой уверенности, пряного кокетства и тонких ноток лёгкого злорадства.

Спалось на новом месте отвратительно. Всю ночь снились пауки и какие-то волосатые мерзкие гусеницы. Милена проснулась поздно и не в самом лучшем настроении. Припомнив, как Сабина строила глазки офицеру, баронесса решила преподать ей урок и придиралась по каждой мелочи. Вода для умывания оказалась слишком холодной, волосы госпожи были небрежно уложены, платье совсем отсырело, а вещи собраны наспех. Служанка вздыхала, извинялась, но до искреннего раскаяния её довести всё же не удалось, поэтому Милена оставила это занятие.

После того дня, когда ей удалось прикоснуться к Камню Богов, баронесса возобновила традиционные моления, обычно совершаемые верующими три раза в день. Вот и сейчас девушка стала читать утреннюю молитву Несотворённому Отцу, прося поддержки и покровительства. Она стремилась к тому, чтобы почувствовать снова то восхитительное ощущение Божественного присутствия, но это ей не удавалось. Молитва, которая должна была звучать как торжественный гимн, больше напоминала жалкое бормотание.

Баронесса вконец расстроилась и, не желая больше подходить формально к вопросам веры, заставила себя полностью прочесть одну из глав Священного писания. Помнится, нанятый бароном Троготом воспитатель утверждал, что такое чтение приближает человека к Богам. Правда, он заставлял читать богослужебные книги обычно в качестве наказания за неусидчивость. Витиеватый скучнейший текст вызывал лишь неодолимую тягу ко сну, а она никак не могла понять, зачем же понадобилось Богам так странно изъясняться, если, как утверждал воспитатель, они желали дать знания всем людям, но лишь Верным указали истинный путь.

Милена наугад открыла тяжёлую книгу и прочла вслух первые попавшиеся строчки:

– «Встали против Сатанинского воинства пятеро Ангелов. Распростёрли свои крылья и отгородили Мир людей от обиталища Демонов.

А шестому Ангелу – самому сильному и мудрому, доверено было завершить начатое дело.

Но Враг рода человеческого прельстил шестого Ангела коварными речами.

И низринулся сильный Ангел в бездну, оставив Мир людей на поругание безбожным Демонам».

Дочитав до конца главы, девушка перелистнула несколько страниц и продолжила:

– «Каждому воздастся по делам его, когда перейдя последний рубеж, трепещущая душа предстанет перед сияющим небесным престолом Двуединого.

И нераскаявшаяся душа, отягощённая грехами и нечистыми помыслами, не удержится на легчайшем облаке, на котором должна держать ответ перед Несотворённым Отцом.

И низвергнется с небес туда, где нет ни закона ни защиты от произвола Врага рода человеческого.

И радостно возопят полчища демонов в Сатанинском лесу, предвкушая новую добычу.

И затрепещет несчастная душа, но будет поздно, ибо суд уже свершился».

В дверь тихо постучали. Это был отличный повод отложить книгу, и баронесса им с радостью воспользовалась, наскоро оправдавшись перед Богами необходимостью решать насущные вопросы своих подданных

– Войдите.

В дверь заглянула Сабина. Не глядя на госпожу, сказала:

– Когда прикажете подавать завтрак?

От взгляда Милены не укрылись припухшие глаза служанки. В голове ещё звучали строки из Священного писания, но она подавила в себе зарождавшиеся угрызения совести и небрежно ответила:

– Сразу после доклада Бергера. Кстати, где он?

Офицер, будто дожидался этих слов. Моментально оттеснив в сторону Сабину, он доложил:

– Господин Отто с визитом к вашей милости. Когда госпожа баронесса сможет его принять?

– Сейчас. Сообщите, что я буду рада его видеть. – Она не стала добавлять, что созерцание физиономий слуг не прибавило ей настроения этим утром.

– Будут ли какие-нибудь пожелания? – С надеждой спросил офицер, видимо желая выслужиться.

Милена пожала плечами, желая лишь быстрейшего завершения этого путешествия. Сегодня Бергер не казался ей симпатичным молодым человеком, на которого стоило бы тратить своё время. Офицер почувствовал резкую перемену в настроении госпожи, но уточнять не рискнул. Попрощавшись, строго по уставу, он вышел, а следом за ним в дверном проёме появился Отто.

Столичный щёголь не изменил своим привычкам и здесь, в старой полуразрушенной крепости. Камзол из дорогой ткани подчёркивал стройную фигуру Отто, вместе с отточенным движением рук, сопровождавшим поклон, по комнате распространился аромат дорогого парфюма, а изящные шаги с поворотом, сделали бы честь любому учителю танцев.

При виде такого кавалера, дамские сердца начинали учащённо биться, взор затуманивался, а с губ слетала мечтательная улыбка… Но, Отто не учёл, что будущая супруга, которой, без сомнения, предстоит блистать при дворе герцога Гедеона, выросла вдали от столицы и пока не в состоянии по достоинству оценить его безупречные манеры. Милена немного растерялась, наблюдая эту сложную хореографическую постановку, и не сразу уловила момент, когда жених замер, дожидаясь каких-то ответных действий. Она, с надеждой посмотрела на Сабину, но та едва уловимо покачала головой из стороны в сторону, давая понять, что не настолько знакома с тонкостями этикета.

– Доброе утро, – сказала баронесса, и голос её, даже отдалённо не напоминал тот, которым она прельщала Бергера. Она почему-то считала, что не будет общаться с женихом до бракосочетания, и теперь не знала, как себя вести. Ей хотелось быть такой же свободной и раскованной, как с Бергером, но под взглядом Отто она становилась тем, кем и была на самом деле – простодушной провинциалкой. В глубине души Милена была благодарна отцу за его выбор, давший возможность выйти замуж за такого видного молодого человека, о котором можно было только мечтать. Но, как же она его сейчас стеснялась, чувствуя себя серой утицей рядом с нарядным селезнем.

По лицу Отто промелькнула тень лёгкого недоумения, тут же сменившаяся тягучей улыбкой опытного придворного:

– Спешу засвидетельствовать своё почтение вашей милости. Утро, лишённое солнечного тепла, было тоскливым, пока я не увидел ту, что заменила солнце сиянием своей неземной красоты. – Тут он вскинул руку к лицу, как бы защищаясь от слепящих лучей, и… повернул голову в сторону Сабины, добавив с придыханием. – И мир снова расцвёл яркими красками.

«И этот туда же! – Милена едва сдержалась, чтобы не сказать вслух: – Ещё один любитель служанок!»

Но, приглядевшись, она заметила, что «ценитель неземной красоты» искоса смотрит на неё

из-под руки и снова чего-то ждёт. Попадать впросак второй раз не хотелось, девушка собралась с мыслями и снисходительно ответила:

– Буду рада всё утро освещать вашу жизнь.

– О, Великие Боги! Вы слышали? – Отто воздел руки к потолку, сколоченному из кривых досок. – Завидуйте мне, ибо я счастливейший из смертных! – Руки прижались к сердцу. – Прекраснейшая обратила на меня своё внимание!

Девушка покраснела и опустила глаза. Ей приходилось слышать комплименты в свой адрес, ей неоднократно приходилось слышать, какими словами офицеры описывали достоинства тех женщин, с которыми они имели отношения, но так возвышенно сказать мог только поэт, или артист. У Милены возникло ощущение, что она на представлении в театре. Те же эффектные жесты, выученный заранее текст, точно так же актёры наблюдают за реакцией публики, чтобы знать, где добавить драматизма.

Отто продолжал исполнять свою роль влюблённого кавалера, но девушка смотрела на него уже совсем другими глазами. Вот он запнулся, видимо, забыл текст и заполнил паузу вздохами и пронзительными взглядами. А здесь, похоже, повторяется – это она уже слышала. Дождавшись паузы в монологе, Милена продемонстрировала жениху свой неотразимый взгляд и спросила:

– Когда же мы возобновим наше путешествие?

Он озадаченно посмотрел на баронессу, как человек, оторванный от очень важного дела, требующего концентрации и серьёзного напряжения сил. Через некоторое время смысл вопроса дошёл до актёрствующего ловеласа, и он не стал продолжать свою театральную постановку. В целом, Отто ничуть не потерял в привлекательности, перестав изображать героя-любовника. Милена ни капельки не сомневалась, что всё вышесказанное можно было сообщить ей и, не прибегая к столь вычурным оборотам речи, не иначе как столичные нравы требовали особых способов выражения своих чувств.

– Как только ваша милость изволит сообщить о своём желании продолжить путь. – Отто вежливо, но без излишеств, поклонился.

– Отправимся сразу после завтрака.

– Прекрасно. Если не возражаете, я составлю вам компанию. Вы так же должны знать, баронесса, что архиепископ Берхард был вынужден пересмотреть свои первоначальные планы по сопровождению вашей милости. Ночью его высокопреосвященство вместе с отрядом гвардейцев отбыл из крепости. Он вернётся в Остгренц как только сможет, скорее всего, уже после вашего туда прибытия.

Не сказать, что Милена огорчилась этой новости. Она ничего не имела против Берхарда, но вот Ганс… Воспоминания о начальнике охраны архиепископа, с которым ей пришлось ехать в одном экипаже, были запоминающимися, хоть и не самыми радостными.

Отто продолжил, будто прочитав её мысли:

– Одно место в экипаже освободилось. Архиепископ Берхард нижайше просит госпожу баронессу исполнить его просьбу.

Он сделал паузу, и девушке пришлось уточнить:

– Какую? – Подумав при этом: «Надеюсь, меня не попросят взять с собой очередного урода».

– Есть срочный груз, который нужно доставить в замок графа Этьена. Нет никакой возможности сделать это иначе, нежели взять сейчас с собой. Но, так как багажная полка занята вашими вещами, придётся загрузить на пассажирские сиденья. Если, конечно, ваша милость не возражает.

– Я охотно выполню просьбу его высокопреосвященства, – согласилась Милена, обрадованная тем, что будет ехать без попутчиков.

Они отправились в путь после того, как из крепости выехал второй разведывательный отряд. Первый, как объяснил Бергер, должен обеспечивать безопасность там, где они остановятся в следующий раз. Экипаж сопровождало всего пять телохранителей, шестым был Отто, который переоделся в дорожный костюм, не забыв надеть свою старую шапку. Милена хотела поинтересоваться, чем же этот потрепанный головной убор так дорог ему, но передумала, побоявшись поставить жениха в неловкое положение.

Четыре увесистых тюка, загруженных в экипаж, не стеснили баронессу. Она удобно устроилась, опершись на один из них, набитый чем-то мягким. Отто долго извинялся за доставленное неудобство и успокоился только после столь же длительных уверений в том, что никакого дискомфорта пассажиры не ощущают. Экипаж, не рассчитанный на перевозку грузов, стал тяжелее и кренился в поворотах. Скорость на извивавшейся между невысоких холмов дороге пришлось снизить и лошади пошли шагом.

Отто ехал впереди, несколько раз он порывался сместиться поближе к невесте, но дорога была узкой и густой кустарник по обочинам не позволяли этого сделать. Оставалось, лишь, бросать пылкие взгляды и прижимать руку к сердцу в знак бесконечной и всепоглощающей любви. Поначалу Милена ловила немудрёные знаки внимания и отвечала искренней улыбкой, но постепенно всё это наскучило. Жесты были слишком отрепетированы, а взглядам недоставало страсти. А ведь ей приходилось бывать объектом такого пристального внимания, что жениху следовало бы и приревновать, узнай он об этом.

С тех пор прошло три длинных сезона. Тогда время сбора второго урожая выдалось очень жарким. Каменные стены баронского замка раскалились как печка. Невозможно было просто находиться в душных помещениях, а уж спать тем более. Сложенный из толстенных каменных блоков донжон мог создать хоть какое-то убежище от жары, но, дававший надёжную защиту во время нападения врага, он был малопригоден для жилья в мирное время. Баронесса Эрна с дочерью решили переселиться в охотничий павильон Трогота, расположенный на Ближнем озере.

Павильон быстренько привели в порядок слуги, а телохранители барона объехали вокруг озера, прогоняя любителей рыбной ловли и купающуюся детвору.

Милене хорошо запомнился тот первый день проведённый вдали от города. Веранда павильона служила по совместительству причалом, позволяя выйти к воде прямо из дома. Мама приказала слугам оставаться в своих комнатах и предложила дочери искупаться. Они надели короткие, едва достающие до колен, рубашки из лёгкой полупрозрачной ткани. Милена сразу же побежала к воде, не обращая внимания на мамины уговоры захватить тёплый купальный халат. Она стояла на причале, подставив лицо налетевшему с гор свежему ветру, и уже готовилась прыгнуть в воду, как услышала чьи-то приглушённые голоса, раздавшиеся из прибрежных зарослей, ярдах в пятнадцати от неё.

– Тоже купаться вышла.

– Кто? Дай мне глянуть!

– Да, не на что. Тощенькая.

– А чего совсем не разделась?

– Дурень! Господа голышом не плещутся. Вот из воды вылезать будет, тогда насмотришься.

– Ого! А вон там есть, на что полюбоваться! Жалко, что одетая.

Милена поняла, что из павильона вышла мама. Раздосадованная тем, что несколько молодых парней всё-таки смогли ускользнуть от телохранителей, она хотела тут же уйти, но вода была так близко, так призывно плескалась возле ног, обещая долгожданную прохладу.

– Ты не продрогнешь стоя вот так? – Послышалось за спиной. – Ветер подул с гор. Или полезай в воду, или вот, накинь сверху.

Милена, почти физически ощущая направленные на неё взгляды, взяла протянутый халат.

– Что с тобой? Так хотела купаться, а теперь передумала?

– Мама, – понизив голос, сказала она, чувствуя, что краснеет – там, в кустах какие-то парни. Они смотрят на нас и ждут, когда мы будем выходить из воды. А меня тощей назвали.

Мама засмеялась и даже не стала смотреть в ту сторону, куда ей одними глазами показывала Милена.

– Ты не тощая, просто у тебя всё ещё впереди. Поверь мне, доченька, мужчины умеют раздеть женщину взглядом, при любом количестве одежды на ней. И запомни: правитель, стесняющийся своих подданных, никогда не сможет по-настоящему повелевать ими. Никогда не забывай, что ты дочь барона, а не деревенская девчонка, у которой во время праздничного гуляния при всех свалилась нижняя юбка. – Она сняла халат, повесила его на перила и прыгнула в воду.

Милена немного послушала восхищённый шёпот из кустов, повесила свой халат рядом с маминым, и, решив, что надо показать своим подданным, кто здесь правитель, медленно стянула через голову рубашку.

– Тревога! Нападение! – закричал кто-то из охраны.

Воспоминания были такими яркими, что баронесса не сразу вернулась к действительности. Всадники сгрудились перед экипажем и, выхватив сабли, смотрели вверх. Она глянула туда же и успела заметить, как с вершины холма что-то упало вниз. Кони расступились в стороны, давая дорогу экипажу, но едва тронувшись, он наехал на препятствие. Сначала раздался хруст и треск разрываемой ткани, а потом скрежет ломающейся оси. Экипаж покачнулся и рухнул набок. Дико заржали падающие лошади и забились в постромках, калеча своими копытами успевшего соскочить с облучка кучера. Последнее, что Милена увидела перед тем, как её накрыло тюками с грузом, были расширенные от страха глаза Сабины.

Сдвинуть тюки оказалось совсем непросто, а если быть точным, то совсем невозможно. Девушка порадовалась, что они набиты чем-то мягким, иначе её рёбра могло ждать тяжёлое испытание. Она упёрлась ногами, попытавшись выползти из-под груза, и отчасти это удалось. Милена смогла высвободить голову, налегла плечом и стала поворачиваться боком. Из этого положения она заметила свою служанку, лежащую на земле совсем рядом.

– Сабина! Очнись же! Чего ты там разлеглась?! Помоги мне немедленно!

«Надо же, – устав звать девку, подумала баронесса, – простая служанка, а имеет наглость падать в обморок, будто госпожа»! Она подпёрла тюк плечом, вытянула другую руку и стала тянуться к Сабине, намереваясь заставить очнуться не вовремя разлёгшуюся служанку. Платье затрещало и лопнуло по шву, Милена стиснула зубы от злости, но смогла, наконец, дотянуться и дёрнуть Сабину за руку. Голова служанки, словно у тряпичной куклы, откинулась в сторону, встретив застывшим взглядом разгневанную госпожу. Баронесса взвизгнула, смогла каким-то образом перевернуться на другой бок и попыталась отползти в сторону, ещё больше зарываясь в кучу тюков. Она вытянула вперёд руку, планируя ухватиться поудобнее, чтобы, помогая себе ногами, выбраться из ловушки. Рука нащупала край дверцы, но уцепиться не получалось – пальцы соскальзывали на чём-то липком. Милена вытерла руку о матерчатый бок тюка и попыталась снова. На этот раз у неё получилось, напрягаясь изо всех сил, девушка стала выбраться и уткнулась в чьё-то плечо. Она подняла голову и увидела окровавленную одежду и торчащие в разные стороны обломки грудной клетки. Сразу же зажмурившись, баронесса отпрянула, снова угодила в капкан из тяжёлых тюков, и застонала, не зная, что делать дальше.

Рядом с перевёрнутым экипажем послышались шаги. Милена взглянула туда, надеясь увидеть

кого-нибудь из охраны, но это оказался совсем незнакомый человек. Более того, выглядел он до невозможности дико и нелепо. Мужчина был одет в странную одежду цвета сосновой коры. На штанах и свободного покроя куртке, по шву, была нашита бахрома из тонких кожаных ремешков, на шее висело ожерелье из каких-то камушков. Но его лицо! Ей никогда не приходилось видеть ничего подобного – вся кожа была покрыта волнистыми разводами, складывающимися в сложные узоры. Лицо казалось вырезанным из старого дерева, поэтому она не сразу рассмотрела, где же у него глаза.

Милена вспомнила рассказы о дикарях, живущих в лесу и покрывающих тело татуировками, но даже не представляла, как это может выглядеть на самом деле. Незнакомец присел на корточки и, протянув ей руку, что-то сказал на непонятном языке. Баронесса смотрела на его грязную испачканную в крови ладонь, а в ушах звучало предостережение Аделинды. «Неужели сбывается! Я не хочу! Не хочу»! Она затрясла головой, отгоняя от себя мысль о том, что все предсказания знающей могут сбыться. Дикарь понял это по-своему, фыркнул, как рассерженная лошадь, поднялся на ноги и отошёл на несколько шагов. Милена хотела сказать ему, что она не отказывалась от помощи, но не знала, сможет ли он понять.

«Неужели не осталось никого, способного мне помочь»? – Она попробовала набрать в грудь побольше воздуха, чтобы позвать на помощь, и услышала шум совсем недалеко от себя.

В человеке, пытающемся преодолеть настоящий лабиринт из оборванной перепутавшейся конской упряжи, с трудом можно было узнать Отто. Видимо он сильно пострадал в стычке, потому что едва мог ползти. Кровь из раны на лбу заливала глаза, он полз, почти не видя ничего перед собой. По пути Отто встретилось тело Сабины. Он попытался протереть глаза, но лишь ещё больше размазал по лицу кровь, превратив его в жуткую маску. Дрожащая рука стала ощупывать лицо мёртвой служанки и Милена поняла, что Отто, посреди этого побоища, ищет свою невесту.

«Разве я должна бояться человека, который так заботится обо мне. Аделинда наговорила лишнего».

– Я здесь, – тихонько позвала она.

Отто услышал, пополз на голос и вскоре оказался на расстоянии протянутой руки.

– Госпожа баронесса, – хрипло прошептал он, – у нас проблемы. Отряд разгромлен.

Девушка лёгким движением коснулась его лица, провела по щеке ладонью. Отто вздрогнул от прикосновения, слабо улыбнулся дёргающимся уголком рта. Милена осторожно освободила его склеившиеся ресницы от запёкшейся крови, и он смог открыть хотя бы один глаз. Второму досталось больше – совсем заплыл после сильного удара. Голова Отто мелко вздрагивала, взгляд блуждал, и баронесса не была уверена, всё ли с ним в порядке. Видок у него был тот ещё, от лощёного столичного кавалера не осталось и следа. Но, увидев своего жениха таким, настоящим, без примеси актёрства, Милена почувствовала, что он стал ей не безразличен. Будучи послушной дочерью, она согласилась с решением отца и, хотя ей был симпатичен, предназначенный в мужья молодой человек, но только сейчас Милена приняла это сердцем. Ей захотелось немедленно успокоить Отто, чтобы он ни в коем случае не винил себя в произошедшем.

– Архиепископ оставил слишком мало людей для охраны. Вам не стоит себя винить.

– Архиепископ? – Он сумел сфокусировать на ней взгляд единственного, способного видеть, глаза. – Архиепископ… конечно… я забыл.

Милена кивнула и улыбнулась, радуясь, что он приходит в себя. На глаза навернулись слёзы, она не стала их утирать, продолжая ласково гладить его по щеке.

– У меня приказ…

– Вы сделали всё, что могли.

– Ещё нет. – Отто криво усмехнулся, в свою очередь, протянул руку и дотронулся дрожащими пальцами лица девушки.

Она закрыла глаза, чувствуя, как он касается её виска, щеки. Пальцы скользнули вниз, к шее и остановились. Отто натужно закашлялся, выдохнул:

– Простите меня, – и, схватив её за горло обеими руками, принялся душить…

…В какой-то момент она почувствовала, что снова может сделать вдох, и стала жадно хватать открытым ртом воздух. Дышать, вдруг, стало совсем легко, это исчезло давление упавшего на неё груза. Милена открыла глаза и снова увидела того самого дикаря, проворно убиравшего тяжёлые тюки. Только сейчас она поняла, до какой степени устала, сил, на то, чтобы встать, уже не оставалось. Видимо дикарь думал схожим образом, потому что поднял её на руки и перенёс на обочину дороги, положив прямо в траву. Её стебли были не слишком мягкими, но после перевёрнутого экипажа, лежать на них показалось верхом блаженства. Какие-то колючие листья проникли в прореху на платье и, теперь неприятно щекотали бок. Девушка попыталась подвинуться, повернула голову и увидела, как колышутся высокие стебли травы, как будто сквозь них что-то движется.

Милена забеспокоилась, что это снова Отто, у которого, похоже, помутился разум, но внезапно увидела такое, отчего впору было и самой впасть в безумие. Огромный червяк высунулся из травы, совсем рядом с головой, и завис прямо над её лицом. Он был не толще коровьего хвоста, серый, в мелких синих точках. Червяк нацелился на неё, заострённый кончик стал расширяться и превратился в ярко-синюю отвратительного вида бородавку. Боявшаяся шелохнуться девушка вздрогнула, но всё же решилась отодвинуть голову подальше. Краем глаза она заметила какое-то движение над верхушками травяных стеблей и, не в силах сдерживаться, застонала, когда обнаружила ещё с десяток тянущихся к ней червяков.