Текст книги "Камень богов"

«С прибытием, любимый! Теперь ты в безопасности».

«Молли! Инструктор остался там!»

«Он знал, на что шёл, Вистан».

«Спаси его, Молли! Пожалуйста».

«Он сильный и справится сам. Вход прямо за твоей спиной».

Вистан прислушался. Шлепки по воде чередовались со свистом хлыста, но звуки становились тише, начиная удаляться.

«Молли, он не выберется сам. Они уводят его от этого места. Сделай что-нибудь!»

«Инструктор выполнил свой долг и теперь…»

«Молли! Нужна ещё одна вспышка света! Они остановятся, и у Харди будет шанс».

«Это пустая трата… сил».

«Он спасал меня, ничего не требуя взамен! Помоги ему, и я обещаю, что больше не буду никогда с тобой спорить!»

«Будь, по-твоему, Вистан. – После непродолжительного раздумья ответила Молли. – Закрой глаза, чтобы не ослепнуть».

6

Отойдя от места побоища на расстояние, равное двум полётам стрелы, Дигахали положил на землю так и не пришедшую в себя агайюджо. К перечню пороков, которые, по его мнению, воплощали собой женщины йонейга, он добавил ещё и сильную пугливость. Но в данной ситуации это было на руку охотнику, благо позволяло легко осуществить задуманное. Нескольких быстрых взмахов остро отточенного ножа хватило, чтобы срезать все пряди с головы бесчувственной агайюджо. Трофей оказался немалым – в кулаке едва помещался толстый пучок волос медового цвета. Не зная, что же так привлекло Ссгина, Дигахали понюхал их, ощутив тонкий цветочный аромат и ещё несколько незнакомых запахов. Волосы женщин его племени обычно пахли дымом костра и сосновой смолой, иногда полынью, чтобы отогнать докучливых насекомых. Охотник спрятал большую часть волос, а оставшуюся прядь свернул в петлю и забросил на ветку ближайшего дерева. Подхватив на руки агайюджо, он перенёс её на несколько шагов в сторону и расположился на отдых, решив дождаться демона и убедиться, что приманка из волос действительно может сработать.

Поглотивший всадника вместе с лошадью Ссгина утратил былую резвость и еле-еле тащился, со всех сторон помогая себе пальпами. Довольно долго наблюдавший за ним охотник успел пожалеть о том, что не отошёл подальше, ведь за это время можно было бы полноценно выспаться. Злой Дух не обманул его ожиданий и, добравшись до помеченного дерева, стал «принюхиваться», а, вытянув самые длинные пальпы, легко добрался до цели.

Дигахали возблагодарил Духов леса за то, что они просветлили его разум и позволили быстро найти решение сложной задачи. В знак признательности он пообещал в конце дня поделиться с ними самым дорогим, чем владел на данный момент. Итак, демон попался на приманку, и его легко можно будет отвести куда угодно, даже туда, откуда он попал в наш мир. Другая часть задачи, поставленной перед собой охотником, на первый взгляд казалась не такой сложной – что теперь делать с агайюджо? Она, будучи спасённой от безумного йонейга, стала должницей охотника, но, пусть даже не догадываясь об этом, дала ему возможность разобраться со своей проблемой.

Теперь Дигахали пытался справиться с другим вопросом – достаточно ли эта агайюджо сделала для того, чтобы рассчитаться со своим долгом? По закону племени, охотник имел полное право потребовать от должницы компенсации за свой поступок, тем более, что она принадлежала к йонейга, с которыми другие отношения вряд ли возможны. Учитывая то обстоятельство, что содействие агайюджо было неосознанным, охотник признал её вклад несоразмерным своему, но тут же великодушно избавил от обязательств, о чём и оповестил Духов леса. Далёкий крик куницы послужил ему ответом и заверением в том, что Предки одобрили решение и подтвердили его правоту.

Ссгина стал потихоньку подбираться к неподвижно лежащей агайюджо, и Дигахали пришлось приложить усилия, чтобы убедить его оставить в покое дочь йонейга. Демон не стал слишком упорствовать, ограничив свой интерес к ней устремлением, которое люди могли бы охарактеризовать как невинное любопытство.

Со стороны дороги послышался приглушённый расстоянием топот копыт и крики, видимо вновь прибывших белых людей.

«Её будут искать, – подумал охотник, – и ещё неизвестно, насколько эти люди лучше, чем тот безумец, который чуть не лишил жизни свою соплеменницу».

Никто из племени Куницы не оставил бы просто так в лесу беспомощного человека. Вот и Дигахали, запутавшись в многочисленных складках её одежды, вновь подхватил лёгкое, как у ребёнка, тело, и двинулся дальше, пообещав себе, что решит судьбу агайюджо, как только представиться возможность. Он не стал сразу углубляться в лес, а двинулся по проложенным йонейга тропам, где его следы не так-то легко будет отыскать. Вспомнив о своём попутчике, охотник засомневался, что Злому Духу стоит ползти следом, рискуя попасться на глаза кому-нибудь из местных. Поразмыслив, Дигахали прикрепил к древку стрелы прядь волос и пустил стрелу в сторону от тропы, стараясь не слишком завышать прицел, чтобы не угодить туда, где Ссгина не сможет достать приманку. После третьей пущенной стрелы, охотник пожалел расходовать дорогие наконечники и стал выпускать из лука поднятые с земли более-менее прямые сухие ветки, плохо державшие направление, но вполне годившиеся для разбрасывания волос по лесу.

Для ночлега он подыскал место недалеко от пересечения двух хорошо заметных троп, скорее даже дорог, говорящих о близости поселений йонейга. Положив агайюджо возле самого перекрёстка, охотник вернулся к своему костру, надеясь, что когда она очнётся, то сама выберет, в какую сторону ей идти. Тропой, что вела вглубь леса, пользовались реже и, в основном, это были добытчики дикого зверя. Пересекавшая её дорога могла быть проложена жителями ближайшего поселения, откуда ветер доносил запах навоза и печного дыма. В какую бы сторону ни пошла агайюджо, она должна была попасть к своим соплеменникам, у которых ей было бы проще искать защиты, или же повиниться за содеянное.

Приближение Ссгина Дигахали почувствовал раньше, чем услышал, как он шелестит в ближайшем кустарнике. Расчёт оказался верным – демон вышел к костру с той стороны, где была оставлена последняя приманка. Снова порадовавшись удачному стечению обстоятельств, позволивших использовать волосы агайюджо, охотник вспомнил своё обещание Духам леса. Произнеся стандартную формулировку о том, что отдаст половину самого ценного своего имущества, он ещё не знал, с чем именно расстанется. Разложив перед собой нехитрое снаряжение, Дигахали задумался о том, что же, на данный момент, является для него самым необходимым. Нож отпал сразу, ибо не мог быть разделён надвое, в эту же компанию попали котелок и камень, из которого высекались искры для розжига костра. Отложив в сторону лук, охотник взвесил на руке несколько стрел и не нашёл их достаточно ценными, чтобы пожертвовать Духам. Бывали времена, когда он был настолько беден, что вынужден был самостоятельно вытачивать наконечники из оленьего рога. Служили они недолго, но позволили прокормиться и заработать на более приличное оснащение. Едва ли Духи удовлетворятся половиной запасов сушёного мяса, или всякой мелочью от кожаных ремешков до нескольких мелких монет, бывших в ходу у йонейга.

Дигахали снова окинул взглядом лежащие перед ним предметы и понял, что не всё выложил на землю – возле самого сердца он носил небольшой свёрток с подарками для Авиосди. Единственное, что напоминало теперь о далёких временах, когда он был полон надежд и строил планы на будущее. Охотник не считал завёрнутые в мягкую кожу безделушки своими, они предназначались для его невесты и могли принадлежать только ей. Больше у него ничего не было, если не считать спрятанного в одежде большого пучка волос. Только сейчас он осознал, что они-то и были самым ценным предметом в его снаряжении, позволившим уверенно контролировать поведение Злого Духа. Не зная, сколько медового цвета прядей понадобиться, чтобы вернуть демона в его родные места, Дигахали не стал колебаться и уверенно разделил пучок волос на две половины, после чего недрогнувшей рукой, бросил в огонь обещанное. Он хорошо помнил, чем закончилась его предыдущая попытка забрать у Предков причитающуюся им долю.

Ссгина зашевелился в своём укрытии, сделал попытку приблизиться, но в освещённое костром пространство сунуться не рискнул и пополз вдоль границы света с темнотой. Охотник почувствовал овладевшее им недоумение и желание выяснить причину, по которой интересующая его вещь стала вдруг распространяться во все стороны вместе с дымом от костра.

У агайюджо обморок сменился беспокойным сном. Похоже, Духи йонейга были не слишком милостивы к своей дочери и предложили ей в Обители Предков непосильные загадки. Было хорошо слышно, как она металась во сне, вскрикивала и кого-то звала. Но Предки не стали долго её мучить и быстро отпустили, дав душе возможность вернуться в своё тело. Вопреки ожиданиям, агайюджо не стала выбирать, по какой из двух дорог ей идти к сородичам. Некоторое время она сидела на месте и тихо скулила, как отлучённый от матери щенок, испытывающий страх перед неизвестностью.

Человек не способный выбрать из двух предложенных возможностей, не мог вызвать у Дигахали ничего другого кроме снисходительной улыбки. По его глубокому убеждению, агайюджо должна была сейчас радоваться тому, что жива, свободна и её отделяет от возможных преследователей приличное расстояние. Он и оставил её там одну, потому что решил не напоминать, кому она обязана своим спасением. Не каждому выпадает шанс начать жизнь заново, так пусть сделает это, оставив в прошлом все прежние беды и переживания.

Дигахали и сам был бы рад начать новую жизнь, но прошлое жгло его сильнее, чем угли костра, не давая забыть лицо Авиосди, её волнующий взгляд и манящую улыбку. Сколько раз он проклинал себя за беспечность и легкомыслие, приведшие прямиком в плен к Выдрам. В очередной раз, переосмысливая ту историю, он пришёл к удивительному умозаключению – будучи влюблённым, он совершал поступки, большее характерные для йонейга. Это открытие настолько потрясло Дигахали, что он долго разглядывал своё отражение в маленьком озерце, пытаясь отыскать в себе черты, роднящие его с ними. К счастью, из воды на него смотрело знакомое, немного испуганное лицо с выпученными глазами, нисколько не напоминавшее белых людей. Те времена давно миновали, он перестал совершать поступки, за которые потом приходилось стыдиться. Он стал взрослее, серьёзнее, но где-то в глубине души всё ещё теплилась частичка того молодого влюблённого охотника из племени Куницы. Возможно, именно она примиряла его с окружающим миром, не давая превратиться в уставшего от жизни ожесточившегося зверя…

Судя по доносившимся со стороны пересечения дорог звукам, агайюджо выплакала все слёзы и, несмотря на темноту, решилась отправиться в путь. Дигахали прислушался, пытаясь определить, какая дорога будет выбрана, но к его удивлению, она двинулась в сторону его костра. Агайюджо шла прямо к тому месту, где расположился демон, который уже начал проявлять интерес к ночной гостье. Охотнику стоило немалых усилий убедить Злого духа, что волос у неё почти не осталось, а, следовательно, ничего любопытного там больше нет. Ссгина, вроде бы поумерил пыл, но всё-таки полез к агайюджо своими пальпами, заставив её закричать и со всех ног броситься к костру.

Древний закон гостеприимства, по которому жили многие племена, (говорят, что и Выдры тоже, хотя в это нелегко поверить) гласил, что у костра может получить приют всякий нуждающийся, будь то мужчина, женщина или ребёнок, дитя леса или йонейга. Считалось, что у костра незримо присутствует всё племя и это оно оказывает покровительство, принимая странника в свои ряды.

Дигахали не смог понять ничего из сказанного агайюджо, ведь она говорила на одном из наречий йонейга, которое охотник слышал очень редко. Он смог разобрать только одно слово, обозначавшее название поселения. Для белых людей эти названия почти всегда значили столько же, сколько для детей леса имя покровителя племени. Охотник часто замечал, как впервые встретившиеся йонейга после того как сообщали друг другу свои имена, упоминали название поселения, где находился их дом. Отношения могли и не сложиться, если выяснялось, что между этими поселениями существовало непонимание или откровенная вражда. У детей леса всё было построено гораздо проще и понятнее. Встретил человека, увидел знаки принадлежности к племени на его лице и сразу же понял, как к нему относиться.

Агайюджо продолжила, и Дигахали, по достоинству оценивший не характерную для йонейга учтивость, уловил в её речи слово «отец». Похоже, она решила перечислить своих предков, дабы показать, что в её роду были только достойные люди, которых нечего стыдиться. Такая несвойственная белым людям откровенность, заставила охотника уважительно посмотреть на агайюджо. Каким-то непостижимым образом она знала, что нужно говорить, чтобы заслужить доверие и приобрести покровительство всего племени в лице оказавшего гостеприимство охотника.

Дигахали приходилось быть свидетелем подобной церемонии. Он тогда был совсем маленьким и перенимал науку выживания в лесу у своего деда. Ночь застала их недалеко от стоянки племени, но старый диида хотел преподать внуку несколько уроков, поэтому нашёл место для ночлега и разжёг костёр. Они уже готовились ко сну, когда из леса вышел раненый охотник из племени Пса, попросивший убежища и защиты от недружественно настроенных сородичей. Внимательно выслушав имена предков этого человека, дед поднял вверх правую руку и объявил, что племя Куницы защитит обратившегося за помощью. Вскоре после этого из леса показались несколько преследовавших того охотника воинов с луками и копьями. Выражение их лиц не предвещало для беглеца ничего хорошего, но, выслушав деда, преследователи не посмели оспорить закон гостеприимства и согласились, что разбирательство будет проводить вождь приютившего племени.

– Дед, а что совершил тот человек? – спросил тогда маленький Дигахали.

– Я не знаю, – просто ответил старый шаман.

– Почему же ты ему помог? А вдруг он действительно плохой человек?

– Может быть. Это решать не мне. Но я наслышан о многих из его рода. Он был честен со мной и назвал даже тех, чьи неблаговидные поступки были хорошо известны. В любом случае этот человек заслужил справедливый суд.

Охотник позабыл, а, может быть, в силу юного возраста, просто не поинтересовался дальнейшей судьбой того Пса, ненадолго ставшего Куницей. Да и запомнился этот случай только потому, что он был связан с его любимым дедом – истинным образцом для подражания.

Агайюджо что-то взволнованно спросила. Очнувшийся от воспоминаний Дигахали поднял вверх правую руку и сказал:

– Куница указала тебе путь сюда. Добро пожаловать в семью, сестра. Наш дом – твой дом.

Новой соплеменнице нужно было представиться и, после некоторого колебания, он назвал то имя, которое обычно сообщал белым людям.

Агайюджо назвала своё, достаточно простое, не в пример многим именам йонейга. Охотник, примеряясь, пробормотал несколько схожих слов, и немного изменил произношение, сделав звучание имени более привычным:

– Милина.

Похоже, она была хорошо воспитана, поэтому, не став спорить, признала за ним право распоряжаться её судьбой. Дигахали отдал агайюджо своё тёплое одеяло и показал, что она может спать здесь же у костра.

Утром его новая соплеменница лишний раз доказала, что как белого человека ни называй, его природа от этого не изменится. Большинство йонейга не любили рано вставать и принимались за какую-нибудь работу, когда солнце успевало высушить покрытую росой траву. Охотник намеревался сразу же тронуться в путь, но Милина и не думала просыпаться, заставив его отложить время выхода. По меркам детей леса, он ждал очень долго, не препятствуя агайюджо наслаждаться утренним сном, но когда терпение иссякло, просто сдёрнул с неё одеяло и стал собирать вещи. Стремясь наверстать упущенное время, он не стал завтракать, решив, тем самым немного проучить ленивую дочь йонейга, которой следовало бы самой заняться приготовлением пищи, как и подобает приличным женщинам любого из племён детей леса.

Убедившись, что Злой Дух забился в гущу молодых зарослей, Дигахали оставил на месте стоянки небольшую прядь волос и, взяв нужное направление, продолжил свой путь. День обещал быть солнечным, что препятствовало передвижению демона вплоть до самого заката. Ссгина теперь стал медлительным, поэтому охотник умерил шаг, не желая отдаляться слишком далеко. Он ощущал стойкую неразрывную связь со Злым Духом, окрепшую после недавних событий. Но, по мере удаления от места ночёвки, эта связь становилась всё тоньше и вскоре прервалась, заставив его испытать чувство потери. Казалось, что все его остальные органы чувств вдруг дали сбой: притупился слух, потемнело в глазах, даже запах нагретой солнцем хвои, и тот стал менее отчётливым. Охотника неприятно поразило это обстоятельство и, чтобы прояснить ситуацию, он сделал небольшой крюк, вернувшись на десяток шагов назад. Связь возникла моментально, как будто где-то внутри зазвучали тонкие струны, почти сразу же обострились и все его чувства.

«Я даже и представить не мог, что мне будет тебя не хватать», – подумал он, обращаясь к демону. После чего сразу же уловил, как изменилось звучание струн, словно невидимый музыкант подобрал его любимую мелодию.

Дигахали с трудом заставил себя сделать несколько шагов, не желая расставаться с этим ощущением, но понимал, что надо идти вперёд. Он собрался оставить ещё одну прядь волос на ближайшем дереве и огляделся по сторонам в поисках агайюджо. Погружённый в свои мысли охотник не слишком следил за перемещениями своей спутницы, которая, как выяснилось, сновала по лесу в поисках съедобных ягод, как дикая свинья, оголодавшая после опороса. Вскоре Дигахали обнаружил, что она не слишком хорошо разбирается в растениях, поглощая всё подряд, в том числе способное вызвать неприятные последствия. Пока он раздумывал над тем, не является ли употребление этих растений традицией йонейга, Милина потянулась за ягодой, которую считали очень ядовитой не только все племена детей леса, но и понимающие в травах белые люди. Охотник едва успел сорвать ягоду с верхушки стебля перед тем, как беспечная дочь йонейга собралась отправить её себе в рот.

– Ты неразумное дитя, – сказал он ей, укоризненно постучав пальцем по своему темени, – нельзя же тащить в рот всё подряд.

Она смогла понять, потому что стала обходить стороной опасные растения и собирала только те ягоды, которые можно было есть без опаски. Немного понаблюдав за своей спутницей, Дигахали убедился, что может больше не нянчится с ней, как с малым ребёнком, и пошёл дальше, размышляя о том, не использовать ли демона на охоте в качестве напарника, помогающего выслеживать добычу. Охотнику показалось, что острота зрения и слуха постепенно вернулись, но он был уверен, что в присутствии Ссгина они непременно должны усилиться. Сравнивать пока было не с чем, разве что пытаться вглядываться до рези в глазах вдаль и прислушиваться к звукам окружающего мира. В какой-то момент он обратил внимание, что агайюджо рядом с ним нет, и шагов её тоже не было слышно. Оглянувшись, Дигахали нашёл пропажу – Милина шла следом, старательно копируя походку детей леса.

«Оказывается, йонейга можно чему-то научить, – удивился охотник, наблюдая, как она двигается, чтобы производить меньше шума. – Жаль, что я плохо владею их языком. Стоило бы подсказать, что ей сильно мешает неудобная одежда, которая шелестит, как дерево на ветру».

К полудню он остановился на привал, решив использовать часть своих запасов. Агайюджо некоторое время удивлённо рассматривала вяленое мясо, но была слишком голодна, чтобы привередничать. Мясо было приготовлено по личному рецепту охотника, перепробовавшего разные сочетания специй, чтобы придать простой пище изысканный вкус. Милина оценила его старания, и с удовольствием сжевала те несколько кусочков, которые рискнула взять. Было видно, что она не насытилась и теперь смотрела на него голодными глазами, скромно ожидая, когда мужчина обратит на это внимание. Дигахали понравилось, что она разительно отличается от большинства виденных им женщин йонейга – наглых и требовательных. Пока Милина поедала вяленое мясо, он вскипятил котелок воды и заварил смесь из нескольких лечебных трав, предпочтя им традиционный сбор для получения бодрящего напитка. Дорога предстояла длинная, а ему не хотелось, чтобы после не совсем съедобных ягод у агайюджо начались проблемы с желудком.

К его удивлению, Милина смогла оценить проявленную заботу, и когда они снова пустились в путь, принялась собирать лечебные травы, желая пополнить запасы охотника. Для женщины из племени Куницы это было бы вполне обычным занятием, скорее даже обязанностью, но ожидать того же от дочери йонейга было сложно. Порадовавшись, охотник некоторое время рассеянно наблюдал, как она тщательно отбирает растения, срывая самые сочные и получившие достаточно света для роста. Агайюджо старалась и вскоре набрала столько разнообразной зелени, что с трудом удерживала это в одной руке. Дигахали всё-таки засомневался в её умении распознавать лечебные травы и подошёл, чтобы проверить. Оказалось, что он был не так уж далёк от истины – Милина действительно собрала странный набор растений. Копьелистник, синеглазку и душицу в одном сборе никто никогда не использовал, и уж совсем было непонятно, зачем здесь цветы ползучего корня. Последние никакой ценности не имели, ибо целебными свойствами не обладали, а выкапывать из земли корневища нужно было ещё до цветения. Наверное, йонейга это было не ведомо, поэтому, решив просветить агайюджо, охотник забрал у неё травы и выкинул все бесполезные цветы.

Он намеревался обустроить место ночлега, когда солнце уже зайдёт, но планы пришлось изменить – непривычная к долгим пешим переходам Милина начала сильно отставать. Она не жаловалась, лишь тяжело вздыхала и стала чаще спотыкаться на ровном месте. Подыскав удобную поляну, Дигахали развёл костёр и двинулся дальше налегке, избавившись от обузы в виде вещей и дочери йонейга. За время дневного перехода, они отдалились от обжитых мест и вступили в окраинные земли, малопригодные как для земледелия, так и для охоты. До границы дикого леса было ещё далеко – день пути, не меньше, учитывая его нынешнюю скорость передвижения. Племена детей леса не промышляли в бедных дичью окраинных землях, предпочитая родовые охотничьи угодья, а йонейга опасались так далеко углубляться от своих поселений в лес. Планируя экономить свои припасы, Дигахали решил поохотиться, надеясь на свой опыт следопыта, который частенько выручал его, давая возможность всегда возвращаться с добычей.

Наскоро разведав местность, он быстро понял, что дичи здесь не просто мало, а очень мало и требуется длительное время, чтобы выследить хоть что-то пригодное в качестве добычи. Стемнело, мелкая живность повылазила из своих дневных убежищ, наполняя лес шорохами, писком и тихим тревожным свистом. В случае крайней необходимости, любой из детей леса, не раздумывая, наловил бы охапку этих мелких грызунов и съел бы, даже не зажарив. Но сделать так, значит признать свою полную неспособность выследить и добыть более приличного зверя. Всякий уважающий себя охотник сначала измотает себя поисками добычи, а уж после, убедившись в том, что Духи Предков отвернулись от него, с чистой совестью перебьёт хребты паре десятков мышей.

Впустую пробегав по округе, Дигахали присел отдышаться и принять решение о целесообразности дальнейших поисков добычи. Закрыв глаза, он прислонился к стволу сосны и прислушался к звукам окружающего мира, всё ещё надеясь выйти на достойный объект охоты. Тонкая высокая нота ворвалась в его раздумья, сменилась на протяжную низкую, и в голове зазвучала незамысловатая, но очень красивая мелодия. Она не помешала слушать звуки леса, наоборот, на охотника хлынула лавина разнообразных шумов, из которых трудно было выделить что-нибудь осмысленное. Некоторое время он, ошеломлённый услышанным, не мог справиться с этим потоком, накрывшим его с головой, будто волна. Постепенно шум разделился на множество отдельных голосов, зазвучавших, отчётливо и узнаваемо.

Потрясённый Дигахали слышал шелест пальп приближавшегося Ссгина, шорох крыльев какой-то мелкой пичуги, севшей на ветку на расстоянии броска копья отсюда, и частое биение крохотного мышиного сердца в трёх шагах от себя. Шум ветвей деревьев воспринимался не слабее, чем гул водопада, но не мешал слышать, как у костра тяжело вздыхала потиравшая уставшие ноги Милина. Охотник сосредоточился на Злом Духе, который был ещё довольно далеко отсюда, и уловил его радость от возобновившейся связи. Демон больше не напоминал то кошмарное создание, от которого приходилось бежать со всех ног и пытаться защищать окружающих.

«Наверное, мы с ним в чём-то похожи, – улыбаясь, подумал Дигахали, – у него в этом мире нет никого ближе меня, а я здесь единственный, кто его понимает».

Он снова сосредоточил своё внимание на Ссгина, отметив, что это больше не требует серьёзных усилий, и сразу же уловил его потребности. Выяснилось, что Злой Дух по пути успел насытиться и сейчас желал только одного – быстрее догнать человека и быть рядом с ним.

«Пойдём охотиться, – предложил Дигахали, – поможешь мне найти добычу».

Ему показалось, что демон обрадовался такому предложению, будто верный пёс, которого позвал с собой хозяин. Охотник улыбнулся и скомандовал: «Ищи зверя»! Он не рассчитывал на немедленный результат, предполагая, что Злому Духу понадобиться время для понимания задачи и поиска подходящей цели. Но Ссгина справился гораздо быстрее, чем можно было ожидать – Дигахали вмиг перестал слышать мышей, жуков, птичек и прочую мелочь, зато теперь, мелодия донесла до него другие звуки. Скрежет роющих землю когтей, фырканье, тяжёлую поступь массивного тела.

«Барсук, – определил охотник, – похоже, не один. Придётся быть очень осторожным. Если спугнуть, то они попрячутся в норы. А норы у них бывают длинные, разветвлённые и выходов из них всегда очень много. В таком месте барсук не испытывает недостатка в пище, поэтому едва ли далеко отойдёт от норы».

Дигахали запросил у Злого Духа направление, и кожей лба ощутил лёгкое дуновение воздуха откуда-то слева. Стоило повернуться в ту сторону, и дуновение усилилось, а вместе с ним явственнее стали слышны звуки, издаваемые семейством барсуков. Охотник осторожно двинулся вперёд, ориентируясь по дуновению воздуха. И тут обнаружилось интересное обстоятельство – как только он открывал глаза, чтобы изучить местность, дуновение воздуха становилось едва ощутимым, и нужно было приложить усилия, чтобы снова взять верное направление. Это очень быстро вымотало Дигахали, непривычного к таким умственным напряжениям. Намучившись, он просто закрыл глаза и, полагаясь на милость Предков, пошёл вперёд, каждое мгновение ожидая, что в глаз ему вонзится сучок или нога зацепится за препятствие. К счастью, этим опасениям не суждено было сбыться, Ссгина вёл человека очень уверенно, и ни разу не дал повода усомниться в своих способностях.

Пришлось пройти немалое расстояние, прежде чем охотник смог услышать барсуков без помощи напарника. Демон не сразу понял, что в его услугах больше нужды нет, а, сообразив, замер, чтобы не мешать человеку охотиться. Дигахали понадобилось время, чтобы глаза привыкли к темноте и стали различать хоть что-нибудь, кроме стволов деревьев. Барсучья семья облюбовала небольшой холм в окружении сосен, изрыв его норами со всех сторон, что сильно мешало подобраться вплотную. Охотник стал тихонько подкрадываться, прислушиваясь к издаваемым зверями звукам, и очень быстро уяснил, что приблизиться на дистанцию верного выстрела из лука вряд ли удастся. Темнота не позволяла взять прицел, а вероятность повторного выстрела представлялась весьма сомнительной. Взвесив все за и против, он собрался стрелять, ориентируясь по звукам, раздававшимся из ближайшей к нему норы, но вмешался демон, видимо почуявший нерешительность человека. Неожиданно для себя, Дигахали смог определить точное количество барсуков, населявших норы. Закрыв глаза, он увидел всех этих зверей, сновавших над и под землёй, а также себя, притаившегося возле поваленного ствола сосны с луком в руках.

Почему-то вспомнился день, когда дед взялся обучать его обращению со взрослым луком. Встав за спиной у мальчика, он поддержал его левую руку, посоветовал правильное положение правой руки и головы, а уж потом сказал:

– Накладывай стрелу и целься.

Лук был очень тугим и сгибаться не торопился. Дигахали упирался изо всех сил, шумно сопя тянул назад правую руку, оттягивая тетиву.

– Хорошо, – похвалил его дед, – только локоть не сгибай.

Руки тряслись от напряжения, и стрела заходила ходуном, ударяясь о плечо лука.

– Давай помогу, – сказал старый шаман и подхватил лук чуть ниже побелевших от предельного усилия мальчишеских пальцев. Другой рукой он помог внуку натянуть тетиву и спросил, – готов?

Мальчик кивнул, не сводя глаз с наконечника стрелы.

– Тогда стреляй.

Освободившаяся тетива звонко щёлкнула по кожаной накладке на левой руке деда, послав вперед острую стрелу…

…впереди раздался визг и быстро затихающий топот барсучьих лап. Дигахали вздрогнул, снова очутившись посреди ночного леса. Звери попрятались в норы, и можно было, не таясь глянуть на результат охоты. Выстрел оказался точным, стрела вонзилась прямо в глаз упитанному барсуку, имевшему неосторожность высунуться из норы. Охотник, как мог, поблагодарил демона, отозвавшегося на похвалу изменением звучавшей в голове мелодии.

По пути к костру, он решил снова вернуться к барсучьим норам и попытать удачу ещё раз. Шансов на то, что звери позволят ему сделать ещё один результативный выстрел были невелики, но Дигахали чувствовал охотничий азарт и не хотел останавливаться на достигнутом. Бросив на колени задремавшей агайюджо тушку добытого барсука, он поспешил назад, надеясь, что не слишком пуганые звери всё же выйдут на ночную кормёжку. К тому же, ему захотелось лично, без помощи Ссгина подстрелить осторожного барсука, чтобы иметь полное право называться охотником из племени Куницы.

Потерявшие сородича звери предпочли не рисковать и сидели по своим норам, изредка прерывая тишину недовольным фырканьем. Подождав немного, Дигахали больше не стал тратить на них время, согласившись с тем, что результат достигнут и следует подумать об отдыхе. Он надеялся, что Милина уже сняла с тушки шкуру, и теперь разделывает добычу, потому что с этим легко должна справиться даже самая ленивая белая женщина. Отсутствие запахов готовящегося мяса насторожило охотника, но он и представить не мог, что сделает с его добычей агайюджо. Она и не думала свежевать тушку барсука, а решила спрятать её между корней сосны и присыпала сверху землёй.