Текст книги "Камень богов"

Милена очнулась от того, что многочисленные острые иголочки стали колоть её голову. Она открыла глаза и увидела уходящие ввысь стволы сосен. Темнело, наступил вечер. Она не могла понять, где находится и как сюда попала. Девушка приподнялась и несколько раз тряхнула головой, пытаясь избавиться от набившихся в волосы хвоинок. Голова ощутила странную прохладу, а длинные пряди волос, против обыкновения, не хлестнули по плечам. Она прикоснулась к темени и, к своему ужасу обнаружила, что вместо роскошных локонов, на голове остались криво обрезанные ошмётки разной длины. Милена тихо заплакала, не в силах перенести очередную свалившуюся на её голову беду, заодно недоумевая, кому же понадобилось так изуродовать прическу. Слёзы катились из глаз, она хныкала, как маленькая девочка, жалуясь на судьбу и не желая ничего делать. Почему-то возникла уверенность, что её уже ищут, да и как не искать пропавшую баронессу. Её должны были искать, просто обязаны! Уверенность увеличивалась и крепла до тех пор, пока где-то в глубинах сознания не зародилось Сомнение, которое вскоре тоже выросло до небывалых размеров и обрушилось на уверенность с собственными аргументами:

«Ты, хоть знаешь, где находишься?»

«Не знаю, я за пределами родовых владений».

«И почему тебя в этом лесу должны найти?»

«Обязательно найдут! Даже в лесу обитают люди».

«Гораздо быстрее тебя найдёт страшная и, несомненно, голодная дикая зверюга!»

Проникнувшаяся уверенностью девушка не сдавалась:

«Телохранители не бросят свою баронессу! Они защитят…»

«Вот-вот, один раз уже защитили», – не унималось Сомнение.

Милене надоел бессмысленный спор, который она вела сама с собой. Вспомнилось, что мама учила её в любой ситуации находить положительные стороны. Взглянув на себя со стороны, она увидела испуганную девчонку в порванном грязном платье, невредимую, но безмерно уставшую.

«Хорошо, что сейчас меня никто не видит, – горько усмехнулась девушка, – вот бы рты пораскрывали от изумления».

Как ни странно, именно эта мысль послужила толчком для составления плана дальнейших действий:

«Одной мне из леса, конечно же, не выбраться. Я совершенно не представляю, в какую сторону идти. Значит, нужно найти кого-нибудь из людей, способных мне помочь».

Перед принятием ответственного решения, мама всегда советовала обратиться с молитвой к Богам. Милена осенила себя знаком Двуединого и попросила милосердных Богов послать ей попутчика, который поможет добраться до безопасных мест. Она ещё раз провела рукой по остаткам волос, недовольно скривилась, опасаясь, что в таком виде может напугать кого угодно. С этим нужно было что-то делать. Фермерши, во время работы в поле, повязывали себе головы платками. Милена осмотрела изрядно пострадавшее платье, легко оторвала одну из нижних юбок и соорудила себе немудрёный головной убор.

Она решительно поднялась на ноги, огляделась, насколько это было возможно в наступивших сумерках, и почти сразу же увидела свет костра. Девушка не ожидала, что Боги так быстро услышат её молитвы. Проблема, казавшаяся невероятно сложной ещё несколько мгновений назад, разрешилась в один момент. Тугая пружина, в которую она, с таким трудом, смогла собрать свою волю, разжалась, и решимость, так необходимая в пути, растворилась, оставив после себя опустошение. Она всхлипнула и снова почувствовала себя заблудившейся девочкой. Милена попыталась взбодриться и представила, как сейчас добежит до костра и попросит приюта у добрых людей, но оказалось, что в темноте слишком много препятствий, делающих передвижение по ночному лесу весьма трудоёмким занятием. Спотыкаясь и падая, она почти на ощупь двинулась вперёд, ругая себя за то, что столько времени потратила впустую, пока сидела под сосной и ревела, как малыш, у которого отобрали любимую игрушку.

Вскоре ей стало ясно, что сидевший возле костра человек был один.

«Может, оно и к лучшему, – подумала Милена, – если бы их было несколько, мой внешний вид, наверняка, послужил бы поводом для насмешек».

К тому же, она не знала, стоит ли представляться своим настоящим именем. Так ведь недолго сойти за самозванку или, что более вероятно – за сумасшедшую. Неизвестно, как отнесётся к ней незнакомец. И только сейчас она задалась вопросом, который следовало поднять гораздо раньше: что это за человек, и что он делает в лесу ночью? Девушка сочла разумным сначала немного понаблюдать за ним, а уж потом делать вывод: просить у него помощи или нет. Человек сидел к ней спиной и, хотя его чёрные волосы были заплетены в две косы, на женщину он похож не был. Боги были не слишком щедры, и не одарили её хорошим зрением, поэтому стоило подойти поближе и найти какое-нибудь укрытие. Милена увидела большой тёмный куст, росший сразу за границей светового круга, который давал костёр, и направилась туда, стараясь ступать как можно тише.

Подойдя ближе, она попыталась выбрать место, откуда можно было бы наблюдать, оставаясь незамеченной, но не увидела среди ветвей ни единого просвета. Шагах в пяти от куста росла большая сосна, которая тоже неплохо подходила в качестве укрытия. Девушка прижалась к шершавой коре и стала осторожно выглядывать из-за толстого ствола. Над головой раздалось шуршание, заставившее вздрогнуть и посмотреть вверх. Ничего кроме обломанных сучьев она не увидела и подумала, что потревожила мелкого ночного зверька. Поэтому, когда шуршание раздалось вновь, Милена не стала обращать на него внимание. Сместившись в сторону, она выглянула и едва не уткнулась носом в давешнего мерзкого червяка, огибавшего ствол сосны с другого бока. Пока девушка удивлялась, каким образом здесь могло оказаться это противное создание, произошло нечто, заставившее её взвизгнуть и опрометью броситься к костру – куст зашевелился и медленно двинулся к ней.

– Там! – Испуганно закричала Милена. – Там… – слов, описывавших ситуацию, подобрать не удалось, поэтому своё отношение к происходящему пришлось дополнить выразительной мимикой. Она оглянулась, но черви больше не преследовали её, а куст находился на том же месте, где и был до этого.

Человек не бросился её спасать, как должен был бы поступить всякий уважающий себя мужчина при виде попавшей в беду дамы. Он всего лишь повернул голову навстречу ночной гостье, и баронесса узнала того самого дикаря, вытащившего её из опрокинувшегося экипажа. Девушка не удивилась – перенасыщенный событиями день отучил её от этого, на многое заставив смотреть совсем другими глазами. Она подумала, что следовало бы поблагодарить своего спасителя за всё, что он уже для неё сделал и попросить вывести из леса:

– От имени сеньора Трогота, барона фон Кифернвальд, я благодарю вас за моё спасение и прошу оказать мне ещё одну услугу. За моё возвращение домой вас щедро наградят.

Дикарь внимательно слушал и молчал.

– Вы сами можете установить размер вознаграждения, мой отец не станет жалеть средств для спасителя своей дочери. – Она понимала, что ни разу не упомянула реальную сумму возможной награды, видимо, поэтому дикарь молчит и ждёт. Милена понятия не имела, сколько денег можно предложить лесному жителю, и не оскорбит ли она его, пообещав слишком мало. Наконец, не в силах вынести его безразличного молчания, баронесса решилась задать вопрос:

– Могу я узнать, какая сумма вас интересует?

Дикарь важно кивнул и поднял вверх ладонь правой руки, проговорив что-то на своём языке. Прижав ладонь к груди, он издал несколько гортанных звуков, потом, с жутким акцентом сказал:

– Имя.

Девушка не рискнула переспросить, хотя то, что она сумела понять, звучало совершенно нелепо: Шпага с дагой*. Выросшая среди военных, Милена прекрасно знала, что такое дага. На поясе у дикаря висел клинок, но его, даже с большой натяжкой, нельзя было считать дуэльным кинжалом сложной конструкции, с дополнительными выдвижными лезвиями.

«Причём здесь шпага? Или он намекает на своё умение владеть оружием?» – взглянув на его руки, она мысленно вложила в них изящный эфес шпаги и, едва удержалась от смеха, заметив, что такому фехтовальщику гораздо уместнее было бы орудовать топором. У неё оставалась последняя версия происхождения странного имени. В старинных рыцарских балладах слово «шпага» иногда употребляли для обозначения прославившихся своей храбростью воинов.

«Удивительно! Живёт в лесу, пары слов связать не может, а знает такие изысканные обороты речи. Никому из знатных господ в Кифернвальде не придёт в голову именовать себя в такой возвышенно-поэтической манере. Буду звать его просто «воином».

Сделав такое же движение рукой, баронесса внятно произнесла:

– Милена.

Дикарь немного наклонил голову вбок, став похожим на прислушивающуюся собаку, что-то пробурчал по-своему и проговорил:

– Милина.

Она не стала его поправлять. По правде сказать, Милену больше интересовало, какую сумму имел в виду Воин, показав ей пять пальцев. Едва ли речь шла о пяти монетах, скорее уж о пяти сотнях – громадном количестве денег. Она попыталась вообразить какое будет лицо у интенданта, когда выяснится, что из казны требуется выдать такую сумму, и поняла, что на сей раз ей не хватит воображения. Оставалось надеяться, что тариф на спасение благородных дам у этого размалёванного типа не окажется заоблачным. Не может же он, в самом деле, потребовать с неё целых пять тысяч?

– Так о какой сумме может идти речь? – С деланной небрежностью спросила она.

Вместо ответа дикарь порылся в своих вещах, достал свёрнутый в рулон кусок толстой грубой материи и отдал ей, сопроводив это жестами, смысл которых уловить было не трудно: спать будешь вот на этом, возле костра.

Девушка поняла, почему расчетливый Воин проигнорировал вопрос. Гораздо разумнее вести разговор не с ней, а с бароном, который достойно вознаградит спасителя своей дочери. Сейчас она, как никогда раньше, стремилась домой в Кифернвальд, хотелось обнять отца, навестить в таверне Кирсу. Милена так затосковала по родным местам, что рада была бы увидеть любое знакомое лицо, будь то Ортвин, или даже преподобный Иаков. Идиллическая картина, нарисованная бойким воображением, так сильно увлекла девушку, что Сомнение не могло не вмешаться, чтобы добавить несколько горьких капель в чашу с медовым напитком:

«И как ты сможешь объяснить отцу своё появление? Одна, да ещё в таком виде. Неужели никто не поинтересуется, куда девался твой жених?»

«Жених? – Возмутилась Милена. – Да он меня чуть не задушил! Когда я расскажу об этом барону…»

«Расскажи-расскажи. Много ли свидетелей наблюдало за этой семейной драмой?»

«Неужели отец мне не поверит? Этого просто не может быть!»

«А ты уверена, что сейчас передним не сидит Отто и не рассказывает, как застал тебя в объятиях какого-нибудь офицерика?»

Это дикое предположение, внезапно возникшее в голове, заставило баронессу задуматься. С одной стороны, мотивы, которыми руководствовался Отто, были непонятны, с другой стороны, его упоминание о приказе заставляло вспомнить о подслушанном разговоре между архиепископом и племянником. До неё тогда долетали только обрывки фраз, но если предположить, что Берхард сказал нечто подобное: «…при угрозе захвата, в живых её не оставлять…», то всё становилось на свои места. Когда на них напали и перебили охрану, Отто бросился исполнять приказ.

«Я же сама напомнила ему об архиепископе! – С досадой подумала Милена. – Угораздило же меня. А вот чем я так не угодила его высокопреосвященству? Неужели я могла представлять опасность? – Она стала загибать пальцы. – Тайн никаких не знаю. Денег и драгоценностей с собой не везла. Титул, в случае моей смерти, заполучить не удалось бы».

На руке остались загнутыми только три пальца, потому что никаких других причин придумать не удалось. По всему выходило, что от живой баронессы фон Кифернвальд, толку было больше, чем от мёртвой.

«Какие интриги плёл Берхард? Все эти столичные… – Её вдруг осенило. – А если они метили в отца? Надеялись, что барон, потрясённый смертью единственной дочери, совершит какую-нибудь оплошность, и это даст им повод окружить его сетью интриг? А вдруг меня собирались похитить, чтобы впоследствии можно было диктовать отцу чью-то волю?»

«Очень может быть». – Согласилось, обычно перечившее во всём Сомнение. – Вот и подумай, стоит ли сейчас возвращаться домой? Тебя, наверняка, уже ждут на подступах к городу».

«Пожалуй, не стоит, – решила Милена. – Моего тела на месте нападения нет, значит, предъявить отцу нечего. Поэтому его волновать не станут, пока…»

«…пока тебя не найдут. – Завершило её мысль Сомнение.

«Допустим, найдут, дальше что?»

«Тут одно из трёх: либо запрут под замок, либо сразу убьют, либо выдадут замуж за Отто. Он такой красавчик, просто мечта!»

«Первые два варианта не порадовали. Да и третий навевает невесёлые мысли. Пойдя под венец с таким красавчиком, я рискую не дожить до первой брачной ночи. Мало ли ещё какие мысли взбредут в голову его дяде».

«Очень может быть. Тогда сделай так, чтобы тебя не нашли».

Утром дикарь повёл себя не слишком вежливо. Едва рассвело, он бесцеремонно разбудил девушку, забрав у неё кусок ткани, которой она укрывалась ночью. Непривыкшая к ранним подъёмам Милена с трудом открыла глаза и, увидев перед собой разрисованное лицо, не сразу сообразила, что это не сон. Следом, в памяти всплыло принятое накануне решение не возвращаться домой, как и то, что об этом нужно как-то сообщить своему немногословному спутнику. Пока она раздумывала над тем, каким образом всё рассказать, Воин упаковал свои нехитрые пожитки и уверенно зашагал прочь от места ночёвки.

Она хотела окликнуть дикаря и объяснить, что пока не успела умыться и привести в порядок волосы, но вспомнила, где находится и почему на её голове повязан кусок от нижней юбки. Девушка поспешила за уходящим лесным жителем, отметив, что они идут совсем не в ту сторону, где, по её мнению, должен находиться Кифернвальд. Она знала, что не умеет ориентироваться в лесу, но была совершенно уверена, что не может попасть домой, двигаясь в южном направлении. По какой-то причине дикарь, то ли передумал и отказался от вознаграждения, то ли решил сначала заняться своими делами. На данный момент, это Милену вполне устраивало. Не устраивало другое – отправляться в путь пешком, не позавтракав, было не в её правилах.

Она догнала лесного жителя и пошла рядом, обдумывая, как бы поделикатнее обратить его внимание на свою проблему. Спрашивать напрямую она не стала, убедившись, что дикарь не многое понял из того, что было сказано ранее, если вообще понял. Девушка стала бурно жестикулировать, пытаясь изобразить процесс поглощения пищи, но её актёрские таланты остались неоценёнными.

«Видимо, придётся самой искать себе пропитание», – подумала она и принялась внимательнее глядеть под ноги в поисках чего-нибудь съедобного. И здесь возникла необходимость решать сразу две проблемы. Во-первых, дикарь и не думал останавливаться, пока она торопливо обирала встреченные кустики земляники. А во-вторых, Милена заметила несколько разновидностей ягод, но большинство из них были ей незнакомы. Через пару сотен шагов голод победил, и она стала осторожно пробовать на вкус те из них, которые выглядели наиболее аппетитно. К тому же, ей не нужно было слишком удаляться от Воина.

Девушке снова повстречалась крупная иссиня-чёрная ягода в окружении венчика из листиков, сидевшая на верхушке стебля в пару футов длиной. Видно её было издали, но срывать ягоду Милена не торопилась, решив, что попробует, как только доест из ладошки собранное ранее.

Дикарь чуть не наступил на одну из таких ягодок, и девушке пришлось спасать свой завтрак, выдернув лакомый плод почти из-под ног невнимательного спутника. Она немного полюбовалась на блестящий чёрный бочок, открыла рот и надкусила …пустоту. Стебель остался в руке, но ягоды на его вершине не было. Милена удивлённо оглянулась по сторонам и заметила, как дикарь бросил что-то под ноги и раздавил подошвой своих кожаных сандалий. Обратившись к ней, он постучал себя пальцем по темени и произнёс несколько слов, которых девушка понять не смогла, но смысл уловила и больше не пыталась пробовать на вкус незнакомые растения.

Аппетит после такого приключения пропал, и она, не зная, чем заняться, пристроилась следом за Воином, отстав всего на несколько шагов. Дикарь ухитрялся двигаться совершенно бесшумно, вне зависимости от того, куда ступала его нога. Девушка попыталась скопировать его походку, при этом едва не упала, но, после нескольких безуспешных попыток уловила тот ритм, в котором двигался её спутник.

В своё время учитель танцев часто хвалил Милену за то, что она с лёгкостью схватывала самые замысловатые движения, и без долгого разучивания могла повторить сложные фигуры танца. Конечно, паркет танцевального зала сильно отличался от усыпанной старой хвоей лесной поляны. Музыкальное сопровождение отсутствовало, и галантный кавалер не спешил подавать ей руку, чтобы пригласить на тур вальса. Дорожные башмаки с жёсткой негнущейся подошвой мешали, но перейдя на плавный скользящий шаг, она приноровилась к пружинистой поступи лесного жителя. Удивительно, но идти стало гораздо легче, шум, сопровождавший её передвижение по лесу, исчез, сменившись едва заметным шорохом.

Дикарь тоже оценил новую походку своей спутницы. Пару раз он тревожно оглядывался, но, обнаружив позади себя девушку, успокаивался и двигался дальше. С каждым шагом Милена совершенствовала новую манеру перемещения, взяв за основу пластичный стремительный танец, которым обычно открывался бал в честь дня рождения герцога Гедеона. В итоге она научилась издавать даже меньше шума, чем шедший впереди Воин. Доведя до автоматизма работу ног, она стала подмечать больше подробностей, до этого момента ускользавших от её взора. Дикарь щадил при ходьбе левую ногу, стараясь не переносить на неё вес тела. Ещё он имел странную привычку через каждые несколько десятков шагов подпрыгивать и хвататься за расположенные на высоте полутора человеческих ростов сучья деревьев. Сначала девушка решила, что Воин таким образом помечает путь, но потом отказалась от этого предположения, не увидев никаких следов, способных сойти за отметины.

Приблизительно к полудню, её спутник облюбовал густо заросшую мхом полянку, устроил привал и разжёг костёр, достав из заплечного мешка флягу и пригоршню невзрачных бурых ошмётков. Несколько штук он отправил в рот, остальные предложив Милене. Девушка, успевшая изрядно проголодаться, несмело взяла пару кусочков, осторожно втянув носом воздух, ощутила запах плохо выделанных шкур и не слишком свежего мяса. Дикарь закрыл глаза и с удовольствием заработал челюстями, давая тем самым понять, что походная пища вполне съедобна. Предложенные кусочки на ощупь были твёрдыми и шершавыми, больше напоминая засохшие отходы, оставшиеся на дороге после того, как по ней прошло стадо овец.

Милена вздохнула, стараясь не дышать, ухватила их зубами, и, пересилив себя, сжала челюсти. К её удивлению, на вкус всё это оказалось не таким уж гадким, во многом благодаря потрясающим приправам. Понадобилось некоторое время, чтобы сушёное мясо размякло и его стало можно жевать. Девушка уже пожалела, что взяла так мало, и теперь выразительно смотрела на Воина. По суровому лицу лесного жителя мелькнуло некоторое подобие улыбки. Он бросил ей в подол платья ещё несколько кусочков, бережно ссыпав остальные обратно в мешок.

Над костром дикарь пристроил котелок и, вскипятив в нём воду из фляги, бросил в него щепоть сухих трав. После сушёного мяса чай пришёлся как раз кстати, но Милена не видела никакой посуды из которой его можно было бы пить. Оказалось, что лесные жители не использовали для этих целей ни пиалы, ни стаканы. Ей была предложена тонкая трубчатая кость какого-то животного, или птицы, через которую нужно было пить чай прямо из котелка. Воин уже пристроился к котелку и цедил чай из такой же костяной трубочки.

Милене трудно было представить, что когда-нибудь ей придётся пить из одной посуды с малознакомым мужчиной, приблизившись к нему чуть ли не на дистанцию поцелуя. Но обстановка способствовала стиранию всех условностей, а жажда просто требовала немедленно оросить пересохшее горло. Девушка наклонилась над краем котелка и опустила зажатую в зубах косточку в отвар из трав. Вблизи лицо дикаря оказалось ещё удивительнее, чем раньше. Выяснилось, что узоры формировались вокруг разнообразных шрамов. Причём некоторые из них, судя по симметричному расположению, были нанесены искусственно.

«Видел бы меня сейчас Ортвин», – невесело усмехнулась она, делая первый глоток. Наверное, отвар из трав был полезен для здоровья, возможно, утолял жажду и наверняка снимал усталость, но один недостаток у него наличествовал – вкус. Девушка с трудом глотала горькую, как лекарство, терпкую жидкость и не могла понять блаженного выражения лица своего спутника, с явным удовольствием потягивающего чай.

Втайне Милена рассчитывала на десерт, способный отбить послевкусие от гадкого напитка, но её надеждам не суждено было сбыться. Закончив трапезу, дикарь закидал землёй кострище и снова зашагал в южном направлении. Девушка двинулась следом. Перестав выискивать съедобные растения, она стала больше смотреть по сторонам, пытаясь запомнить дорогу. Очень скоро стало понятно, что ничего из этого не выйдет. Даже если удавалось запечатлеть в памяти, где растёт приметное дерево, то через несколько десятков шагов, было трудно связать предыдущий ориентир с новым. А уж держать в голове все подробности маршрута оказалось совершенно невозможно. Сама себя запутав, Милена бросила эту затею и взялась собирать в букет немногочисленные лесные цветочки. Цветы попадались мелкие и не особо яркие, букетик выходил невзрачный, но всё же радовал глаз и приятно пах.

Дикарь тоже обратил внимание на её усилия. Остановившись, он подождал, пока девушка поравняется и неожиданно взял цветы из её рук. Она удивилась, потому что даже не предполагала в нём человека, способного оценить букет, с её точки зрения, составленный безупречно. Фрау Линда, учившая когда-то этому искусству дочку барона, была бы довольна. Едва ли Воин имел представление о «языке цветов» и о том, что может прочесть обладатель этого знания, лишь бросив мимолётный взгляд на цветочную композицию в руках дамы. Букет мог легко рассказать то, чего никогда не доверят словам и не напишут в послании. Милена не знала, как называются собранные ею цветы, поэтому ориентировалась на окраску и размер лепестков. По её задумке, букет должен был поведать миру, что она только что рассталась с молодым человеком, но не грустит по этому поводу и надеется на лучшее.

Воин мельком оглядел цветы, выбросил те из них, что обозначали «надежду на лучшее» и спрятал оставшиеся в свой мешок.

«А, ведь оценил, – чуть не засмеявшись, подумала Милена, – по-своему, конечно…»

К вечеру силы девушки совсем иссякли, и она еле плелась позади своего спутника, думая только об отдыхе. Наконец, дикарь понял, что привал следует сделать прямо сейчас, пока Милена ещё способна передвигаться. Он разжёг костёр, бросил возле него пожитки, а сам растворился в наступающих сумерках. Девушка очень хотела пить, но не решилась пошарить в его вещах, чтобы достать флягу с водой. Она сняла с себя башмаки, вытянула ноги и, привалившись к стволу дерева, закрыла глаза. Милена надеялась, что достаточно удалилась от района, в котором её могли искать люди архиепископа. Да и о судьбе Отто ничего не было известно, ведь ранило его не смертельно. И если здесь до сих пор не появился никто из тех двух передовых отрядов, выехавших из крепости ранее, значит, спрятаться удалось. Одна часть её плана сработала блестяще, а вторая вызывала большие сомнения. Строго говоря, никакой второй части не было, она плохо себе представляла, что будет делать дальше. Самым простым выходом из сложившейся ситуации, было исчезнуть на некоторое время, а потом дать о себе знать отцу. Или наоборот – сначала послать весточку отцу, чтобы не волновался. Вот, только, каким образом это сделать, сидя в лесной глуши у костра…

Её разбудило что-то мягкое и тяжёлое, упавшее прямо на ноги. Милена вздрогнула и, открыв глаза, уставилась на большого зверя с грубой бурой шерстью, лежащего у неё на коленях. Лапа с длинными страшными когтями скользнула по ноге, зацепившись за ещё сохранившиеся кружева. Девушка не выдержала и закричала бы, но горло перехватило и, вместо крика получился хриплый кашель. Она попробовала сбросить с себя ужасного зверя, но боялась прикоснуться к напавшему на неё животному. Зверь завалился набок, показав вытянутую морду с широкой белой полосой от носа до лба и чёрными полосами от носа к маленьким ушам. Из одной глазницы торчал деревянный обломок, и только сейчас Милена поняла, что животное мертво. Она никак не могла сообразить, откуда на неё свалился этот зверь.

«Когти у него большие, может быть, он живёт на деревьях?»

Девушка посмотрела вверх, но ничего не увидела в темноте. Осторожно спихнув с себя полутора футового размера тушку, села подальше от дерева, опасаясь, как бы оттуда на неё не спрыгнул ещё один зверь.

«Если Воин узнает, что здесь небезопасно, – подумала она, – то, пожалуй, надумает перенести лагерь в другое место».

Идти никуда не хотелось, поэтому она решила потихоньку избавиться от мёртвого животного. Милена подобрала острый сучок, вырыла в корнях ближайшей сосны ямку, куда, морщась от брезгливости, спихнула тушку зверя, помогая себе двумя прутиками. Она хотела, чтобы место захоронения было тщательно замаскировано, но ямка получилась неглубокой, вырытую землю пришлось утрамбовать сверху в виде холмика и присыпать опавшей хвоей.

Дикарь вернулся к костру и, поискав что-то глазами, потыкал палочкой в догоравший огонь, а потом подошёл к девушке и сказал:

– Угуна.

Она, как обычно, ничего не поняла, поэтому не придала его словам никакого значения.

Дикарь повторил:

– Угуна! – Он присел на корточки и растопыренными пальцами изобразил, как у него вытягивается лицо. Потом провёл ладонью линии от носа через глаза, и до неё дошло, что Воин так пытается спрашивать её о закопанном звере.

Девушка смутилась, не зная, признаваться, куда она дела животное, или нет. Она искоса посмотрела за спину, надеясь, что могильного холмика не будет видно. Но дикарь, внимательно следивший за каждым её движением, мигом всё понял и, уже через мгновение, раскидывал хвою и землю. Выдернув зверя за заднюю лапу, встряхнул его и довольным голосом произнёс:

– Угуна! – И швырнул его на землю рядом с Миленой, потом снял с пояса нож и протянул девушке.

– Гунейсти, – сказал дикарь и, видя, что его не понимают, произнёс на понятном языке: – Готовить.

Девушка трясущейся рукой взялась за нож, в её руках больше напоминавший меч, представила, как она сейчас будет резать на куски этого мёртвого угуну, а кровь зальёт ей руки, а внутренности вывалятся из распоротого живота и будут нестерпимо вонять… Нож выпал из руки, упал тяжёлым лезвием вниз, едва не оцарапав ей ногу, легко пробил платье и воткнулся в землю.

Рядом раздался тяжёлый вздох. Милена несмело подняла взгляд и встретилась с укоризненным взглядом своего спутника. Тот, уже знакомым жестом, постучал пальцем по темени и сказал необычно длинную фразу, изредка качая головой и цокая языком.

Она хотела сказать, в своё оправдание, что дочерей баронов не учат резать мёртвых животных и что она всего один раз в жизни видела, как разделывают добычу. Тогда, будучи совсем маленькой девочкой, она, любопытства ради, пробралась на задний двор, куда свезли туши кабанов после большой охоты. Милене потом долго снились ручейки из крови, взмахивающий огромным топором мясник и звук, с которым отточенное лезвие перерубало кости.

«Конечно, он не поймёт моих переживаний, даже если бы знал наш язык».

Она поймала себя на мысли, что не желает оставаться в дурацком положении даже перед лесным жителем. Хотя он, со своей стороны, наверняка её считает, если не глупой, то уж бесполезной обузой точно.

Дикарь начал снимать шкуру с угуны и неприятные запахи не заставили себя ждать. Милена немного понаблюдала, как ловко мужчина управляется с ножом и догадалась, в какие моменты может понадобиться её участие. Стиснув зубы, она сделала несколько глубоких вдохов, стараясь прогнать подступившую к горлу тошноту, сев рядом с дикарём, потянула на себя лапу зверя, чтобы облегчить процесс снятия шкуры.

Воин воспринял помощь как должное и даже не пытался её похвалить. Он пристроил мясо жариться на углях и жестами объяснил девушке, что нужно сделать с отходами. Милена расправила снятую окровавленную шкуру, покосилась на дикаря и, убедившись, что он не смотрит в её сторону, палочками поддела расползающиеся в разные стороны кишки. Дыхание пришлось задержать, глаза тоже хотелось закрыть, чтобы ещё и не видеть эти смердящие ошмётки. С третьей попытки ей удалось уместить кишки на шкуре, а со второй попытки увязать в тугой узел. Она не знала, как далеко от костра нужно отнести отбросы, поэтому отошла на десять ярдов и, размахнувшись посильнее, метнула узел в кусты. Наверное, шкура зацепилась за ветку, потому что чёрным пятном повисла в воздухе. Девушка сочла свою миссию выполненной и уже собиралась возвращаться обратно, но её внимание привлекло странное поведение шкуры с кишками. Тёмное пятно сместилось сначала в одну сторону, затем в другую, скакнуло вверх-вниз. Следом оттуда пришла волна отвратительного запаха, что могло свидетельствовать только об одном – узел развязался.

Милена стала медленно пятиться назад, боясь поднять шум и привлечь к себе внимание. Что за зверь сидел в кустах, её не слишком заинтересовало, на сегодня знакомств с лесными обитателями было достаточно. В кустах раздался треск, зашуршало, над ветками показалось что-то длинное и гибкое. Девушка не стала дожидаться, пока уже знакомые ей червяки вылезут полностью и опрометью бросилась к костру. На миг ей показалось, что она преодолела это расстояние так быстро, что уложилась между двумя короткими взмахами ресниц.

Дикарь задержал на ней взгляд дольше, чем обычно, посмотрел в сторону шевелящихся кустов и негромко произнёс:

– Демон.

Милена охнула и села там, где стояла. Каких только страшилок она не наслушалась про слуг сатаны в детстве.

«Так вот кто проявлял ко мне такой интерес. Тьфу, какая гадость».

Она принялась торопливо шептать охранительную молитву, прося у Великой Матери защиты от происков дьявола. Дойдя до строчки «… и всякого из рода моего…» сделала паузу и добавила: «… и всякого путешествующего со мной…». Отец Иаков часто любил повторять, что молитва, прочитанная священником, летит впереди любого слова. Будучи наследницей титула баронов фон Кифернвальд, Милена, в данный момент, могла себя считать и служительницей церкви Двуединого. Значит, молитва точно будет услышана, и благодать снизойдёт на неё и на дикаря, даже если он не верит в Богов.