Текст книги "Виктор Маслов"

«У отца, – вспоминает сын Маслова Александр, – слез не было. Да и не мог Андрей их видеть – в автобусе было темновато. Отец какое-то напутствие сказал, и мы вышли. Поехали на метро с Юго-Западной к себе на Автозаводскую. А я вот точно немного всплакнул уже дома, когда отец маме эту новость сообщил».

Переживания Виктор Александрович держал в себе. У него после Киева даже случился микроинсульт, но потом он быстро реабилитировался, разработал руку и мимику.

Бывший председатель спорткомитета Украины Владимир Кулик, заместитель которого Мизяк и объявлял Маслову на скорую руку в коридорах гостиницы «Россия» об увольнении из «Динамо», утверждает, что никакого увольнения не было. Отъезд Маслова в Москву был, по словам Кулика, «продиктован семейными обстоятельствами». «В течение семи лет, – говорит Кулик, – Виктор Александрович работал в Киеве, в то время как его семья наотрез отказалась уезжать из Москвы. Сын Маслова завершал обу-чение в школе, и ему предстояло определиться с выбором профессии. И хотя я уговаривал Виктора Маслова поработать еще, он сказал: “Нет! Я должен уйти”, порекомендовав на свое место Севидова».

Если бы речь шла о каком-то рядовом работнике ведомства Кулика, то бывшему спортивному начальнику можно было бы поверить: кто знает, как всё обстояло на самом деле. Но в случае с Масловым веры Кулику нет. Всем, имевшим в Советском Союзе малейшее отношение к футболу, было хорошо известно: Маслова уволили за результаты киевского «Динамо» в сезоне-70. С Виктором Александровичем не велось никаких предварительных разговоров относительно возможной отставки, никто из партийных, советских и спортивных начальников Украины не намекал ему на это. Для тренера «коридорный вердикт» Мизяка стал шоком. Сущая неправда и то, будто Маслов еще в марте 70-го написал заявление об уходе. И разлада с командой у него в 70-м не было – только с начальством.

Увольнение тренера во всем футбольном мире – дело, повторимся, обыденное. В год, когда уволили Маслова, только шесть тренеров сохранили свои позиции к началу следующего сезона. За год до отставки Деда Константин Иванович Бесков, словно предвидя массовые отставки, писал – да не где-нибудь, а в «Правде»: «Некоторые руководители спортивных обществ, а то и просто так называемые “меценаты”, мало понимающие в специфике работы тренера, но имеющие возможность “нажать”, часто вмешиваются в его функции. И вот получается, что хотя тренер несет всю полноту ответственности за команду, он не всегда может осуществить при ее формировании свои замыслы».

За время шестилетней работы в Киеве Маслов трижды выигрывал с командой чемпионаты СССР, дважды побеждал в розыгрыше Кубка, дважды становился серебряным призером первенства. Но ему так и не позволили осуществить задуманное по строительству нового конкурентоспособного коллектива, что было крайне необходимо сделать после чемпионата мира 1970 года.

И Севидова Маслов, несмотря на утверждения Кулика, не рекомендовал на свое место. Он вообще никого не рекомендовал, потому что мнением его о преемнике никто не интересовался.

Поначалу донельзя огорченный тем способом, который киевские начальники выбрали для его увольнения, Виктор Александрович, поостыв, сделал то, что исключительно редко делают тренеры, оказавшиеся в таком положении. Он пригласил к себе своего сменщика Александра Севидова и стал долго и обстоятельно рассказывать, на кого, с его точки зрения, Севидову следует опираться в работе, кто может подвести, подробно охарактеризовал каждого футболиста и работника команды.

Талантливый форвард Александр Севидов, обладавший высокой скоростью, мощным ударом и умением делать точные передачи, составил с выдающимся нападающим Александром Пономаревым сдвоенный центр в 1946 году – такова была задумка Маслова, тренировавшего тогда торпедовскую команду. Задумке не дал осуществиться костолом из ленинградского «Динамо» Александр Алов, 23 мая 1946 года нанесший Севидову тяжелейшую травму, которая вынудила его в 25 лет завершить игроцкую карьеру. Между прочим, Виктор Александрович сказал тогда Севидову: «Там, Саша, в дубле мальчик есть один – игрок должен быть потрясающий. Я его не дергал – рановато было, да и сейчас еще время не совсем приспело. Ты тоже сразу не наседай, сбереги его для футбола. Блохин его фамилия…»

Блохин, игравший при Маслове в дубле и, по настоянию тренера, получивший в наставники Серебряникова (Виктор Александрович попросил его поработать с 17-летним парнем над передачами после обыгрыша соперников), говорит: «Помню один как будто незначительный, но характеризующий этого человека эпизод. Я тогда только начинал играть в дублирующем составе. Бутсы у меня были такие старые, что кое-где сквозь дыры просвечивала нога. Это мне ничуть не мешало, я этого просто не замечал. Но однажды на тренировке вдруг слышу хрипловатый бас Виктора Александровича: “Миша! Коман! Ты что, не видишь? У тебя же пацан босиком играет!” После этого пришлось мне у футболиста основного состава Левченко купить новенькие бутсы “Адидас”…»

Конечно, у Блохина был первый детский тренер (известный специалист по работе с детьми и юношами Леонидов), тренеры в динамовском дубле, но Маслова, безусловно, можно назвать первым тренером «взрослого» Блохина. Виктор Александрович обратил внимание на паренька, просматривая, как он сам говорил, «по долгу службы», группы подготовки киевского «Динамо». И заприметил он поначалу Блохина из-за его внешнего вида. «Бегает, – рассказывал Маслов, – этакий тощенький, курносенький, волосы растрепаны. Росту никакого – какой там рост в его возрасте! Но стать уже проглядывала, хотя атлетизмом среди сверстников он никак не выделялся. Но азартен, быстр, а на одно его просто-таки потрясающее качество я обратил внимание сразу: у него способность на легкий бег. Вот, говорят, слоны бегают быстро, но поступь у них тяжелая, грузная, а этот – несется как сквознячок, бежит – его и не слышно. Скорость – главное его качество, заложенное в нем от рождения, наверное, унаследованное от папы с мамой. Но чем он еще поражал уже в те годы, так это недюжинным даром предвидения, какой-то чисто футбольной интуицией. Он всегда тонко чувствовал, когда надо включить скорость, и эти его феноменальные отрывы чуть ли не с середины поля удавались не только из-за высокой скорости бега, но еще и благодаря обостренному тактическому чутью».

В середине 1968 года Блохина по распоряжению Маслова стали привлекать к тренировкам дублеров. Он тогда был далек, конечно, от дубля, но Маслов настоял на своем («Этот парень будет тренироваться с нами…»), хотя некоторые коллеги говорили Виктору Александровичу: рано ему еще – худ, легковат. «Тренировался Олег поначалу с ребятами, – рассказывал Маслов, – не на большом поле, а на втором, что поменьше, на котором мы работали главным образом над техникой. Спустя какое-то время стали, с разрешения врача, подпускать его на 10–15 минут к играм за второй состав».

Маслов убедил коллег, постоянно работавших с дублерами, чтобы Блохина учили не так, как всех. «Ему, – вспоминал Маслов, – не разжевывали отдельные элементы техники и тактики и не натаскивали по каждому из них в отдельности, а как бы преподносили игру во всей ее сложности, целиком и говорили: “Играй”. Следили за ним, поправляли и подправляли, но не переучивали – ценили его самобытность».

Сам Блохин, надо сказать, считает, что одной из причин неудач «Динамо» в 1970 году была ситуация, связанная с «мексиканцами» (как в команде называли футболистов клуба, ездивших в составе сборной СССР на чемпионат мира). «Мексиканцы» вернулись домой, крайне недовольные собой и своей игрой и «физически и морально уставшими». «Но Виктор Александрович, – говорит Блохин, – продолжал верить ветеранам и упорно ставил их в основной состав, хотя в тот период многие мои товарищи по дублю готовы были заменить “мексиканцев”. Это вызывало некоторые споры в коллективе, наметился далее разлад между “стариками” и “молодыми”. Дисциплина в команде упала, и старший тренер уже не смог контролировать события».

Маслова в Киеве, особенно после того, как с новым тренером команда победила в чемпионате, и не вспоминали: как будто его и не было. В статьях, прославлявших чемпионов-71 – футболистов и тренера – имя Деда не упоминалось. Тем более следует отдать должное Александру Александровичу Севидову, сказавшему в интервью газете «Комсомольская правда»: «Сегодня радость победы по праву должен разделить с нами Виктор Маслов, с именем которого связаны громкие победы “Динамо” в шестидесятых годах. Виктор Александрович оставил нам богатое наследство, привив команде культуру игры, творческое отношение к делу всех без исключения футболистов…»

А вот совсем иное мнение. «Мало того, что под руководством Севидова киевская команда выиграла в 1971 году чемпионат страны, она еще вернула себе тот дух игры, который определял ее лицо начиная со второй половины 20-х годов (когда команда была создана) и который в 1964–1970 годы был, казалось, утерян безвозвратно, – писал, целясь в уволенного Маслова журналист Аркадий Галинский, друг Севидова. – Хотя, между прочим, именно в эти, 1964–1970 годы киевское “Динамо” добилось неслыханных, по сравнению с прошлыми временами, успехов… Но если до 1964 года приматом стратегии киевлян была атака, то в 1964–1970 годы – практичная игра от обороны: выигрыш на своем поле, ничья на чужом. Севидов возродил в игре “Динамо” атакующий стиль, однако на иной, нежели в давние времена, основе: ведь киевская команда относилась тогда к проблемам обороны довольно беззаботно, теперь же в динамовских тылах царили ответственность и порядок. Киевляне покоряли публику, восхищали футбольных журналистов, ибо играли необыкновенно изящно, а голы возникали как бы сами собой!»

Если называть вещи своими именами, то это утверждение, выдуманное лишь для того, чтобы голословно унизить признанного всем футбольным миром Маслова, – форменное вранье. Даже в цифрах. 50,9 процента масловских побед одержано на выезде и на выезде же – всего 41,5 процента от всех матчей, сыгранных вничью. Что же до показателей так называемой «практичной игры от обороны», то киевское «Динамо» периода Маслова (без учета первого сезона 1964 года, когда новый специалист приглядывался к команде, и последнего – 1970-го, когда тренера, не дожидаясь завершения чемпионата, уволили) забило 281 мяч (56,2 гола в среднем за сезон и 1,7 – за матч), пропустило всего 91 мяч (18,2 в среднем за сезон) и проиграло лишь 15 матчей (в среднем три за год) – это выдающееся достижение для одного из самых сильных на тот момент чемпионатов в Европе. Дважды при Маслове (в 1966 и 1968 годах) «Динамо» выигрывало «Приз агрессивного гостя» – его получала команда, больше других набиравшая очков на чужих полях.

Цифры же, сопровождавшие три масловских чемпионских года, вообще феноменальные: 65 побед и всего лишь 8 (за три сезона!) поражений, 74 матча из 110 сыграны «на ноль», разница забитых и пропущенных мячей + 175. У четырех московских клубов («Спартака», «Торпедо», ЦСКА и «Динамо») киевляне в 1968 году отобрали 12 очков из 16 возможных.

Несправедливость, что и говорить, вопиющая. И ссылки на то, что Маслов, дескать, сам виноват (нельзя было допускать после второго места по итогам первого круга провала во втором), не работают. Мы уже достаточно говорили об этом. Да, в 1970-м Виктор Александрович не стал менять уставших и деморализованных динамовских игроков сборной фактически уже созревшими для выступлений в основном составе Веремеевым, Трошкиным, Матвиенко, Онищенко… Но это вовсе не значит, что они – вместе с Колотовым, с которым «Динамо» уже договорилось («под Маслова»), – не стали бы костяком новой команды, останься в ней Виктор Александрович.

В 1973 году Виктора Александровича в очередной раз (и, как потом оказалось, последний) уволили из «Торпедо». От футболистов в этой ситуации ничего не зависело. Они были огорчены случившимся, пришли к нему домой – поддержать добрым словом. Пили чай. Разговор не складывался. Настроение у Виктора Александровича было – хуже некуда. Привыкнуть к выходкам руководителей-дилетантов он так и не сумел. Но постепенно начал отходить от тягостных мыслей, стал рассказывать поучительные истории, давал игрокам жизненные советы. При расставании сказал: «Ребята, держитесь за трубу – она вас в люди выведет». Они удивились: что за труба? «Наша, – сказал Виктор Александрович, – заводская». «Держитесь за трубу» – выражение в обиход запустил Аркадий Иванович Вольский.

Едва начался 1976 год, как спортивные чиновники организовали для тренеров команд высшей и первой лиг очередные «курсы усовершенствования». Формальная учеба завершалась формальными экзаменами – всё для отчетной галочки, – по результатам которых тренерам присваивались категории, будто бы соответствовавшие (по заранее, впрочем, составленным организаторами спискам) их теоретическим и практическим знаниям.

В мае, незадолго до своего 65-летия, один из лучших советских тренеров, Олег Александрович Ошенков, зашел в Федерацию футбола Украины за аттестационным удостоверением, которое ему должны были выписать после курсов. Члены аттестационной комиссии, не задавая вопросов, сообщили, что у него как у тренера не может быть иной аттестации, кроме высшей. «Открыв злополучное удостоверение, – рассказывает сын Олега Александровича – Михаил, – отец увидел запись о том, что он является… тренером самой низкой – второй – категории. Приступ острой сердечной недостаточности вызвал почти мгновенную смерть»…

Маслов получил «высшую категорию». Но как раз на этих курсах, случайно, от посторонних людей (удивлявшихся: «Как, а вы разве не знаете?»), он узнал о том, что в Ереване ему подобрали замену. Между тем у него уже была на тот момент договоренность с ответственными за «Арарат» людьми о сроках и местах проведения весенних тренировочных сборов, составлены планы, сделаны наметки соперников для контрольных матчей…

Так что единственным той весной радостным событием для Виктора Александровича и Екатерины Федоровны была прошедшая в конце февраля свадьба сына Александра.

Игравший у Маслова в Ереване защитник Александр Мирзоян назвал увольнение Виктора Александровича из «Арарата» «очень большой ошибкой». «Все вдруг начали делить славу, – говорил Мирзоян в радиоинтервью журналисту Валерию Винокурову. – А Виктор Александрович как раз в этот момент начал омолаживать команду. Появились там Оганесян, Парсаданян, еще много ребят. А после ухода Виктора Александровича, к сожалению, не было опыта у тех тренеров, которые приходили в команду. Не смогли они направить все в нужное русло».

«Я очень хорошо помню этот период, когда снимали Виктора Александровича, – сказал в ответ Мирзояну Винокуров. – Всякие такие козни, интриги были и так далее. Может быть, до игроков это даже не в полной мере доходило, наверху все это было…»

Об «Арарате» весной 1976 года в центральной спортивной прессе практически ничего не писали. Лишь в 11-м номере еженедельника «Футбол-хоккей» (от 14 марта), в заметке журналиста Ильи Бару с южных тренировочных сборов появилась информация о том, что «пришли новые тренеры в “Спартаке”, ЦСКА, тбилисском “Динамо”, “Арарате”, “Пахтакоре”…»

Объяснение этому, на мой взгляд, простое – неожиданное, немотивированное увольнение Маслова. К нему московские журналисты относились очень хорошо, с огромным уважением. Но хорошо относились и к «Арарату» вообще, и к сменившему Маслова Эдуарду Маркарову в частности. Если же писать об «Арарате» подробные материалы, то в них нельзя было обойтись без сфокусированного внимания к отставке «Деда». Делать же этого не хотелось. Поэтому и пребывал «Арарат» без внимания к нему столичной прессы. Даже и по ходу сезона ограничивались рядовыми отчетами о матчах с участием этой команды, словом – «голами, очками, секундами».

Лишь однажды в ходе весеннего чемпионата страны 1976 года Валерий Винокуров, помогавший, стоит напомнить, Маслову в написании статей, довольно резко высказался на страницах еженедельника «Футбол-хоккей» об «Арарате» послемасловского периода: «…вряд ли кто мог предположить, что такая квалифицированная и не без оснований претендующая на наименование “классная” команда не предложит (в московском матче с «Динамо». – А. Г.) ничего, кроме прямолинейной отбойной игры. И это в матче, когда победа могла бы принести – почти наверняка – золотые чемпионские медали».

Маслов никогда – ни в «Торпедо», ни в Ростове, ни в Киеве, ни в «Арарате» – не выносил сор из команды. Нарушения режима, попытки интриговать, стремление верховодить (зачастую немотивированное) – всё это случается в больших коллективах постоянно, и сила тренера заключена в простой формуле: не увидеть, не услышать, не сказать. Это вовсе не означает, что специалисты такого уровня и квалификации, как Маслов, закрывали на происходившее глаза и пускали всё на самотек. Нет, конечно. Они, и Виктор Александрович в их числе, контролировали процесс, но только до тех пор, пока к нему не подключались силы, бороться с которыми было бессмысленно. Да и незачем.

К увольнению Маслова из «Торпедо» и киевского «Динамо» (равно, как и к его уходу из Ростова, откуда он ушел по собственной инициативе) не имел отношения ни один футболист. Напротив, и торпедовцы, и киевляне, узнав о том, как поступили с Дедом, пребывали в шоковом состоянии. В Ереване же история с увольнением тренера выглядела несколько иначе.

«Вот так иной раз, – говорил по этому поводу Михаил Якушин, – с нами, тренерами, бесцеремонно обращаются. Пока тренер не в состоянии противостоять спортивным и иным руководителям, от которых зависит его судьба, зная, что при любом протесте против несправедливого освобождения из команды ему в ней будут созданы самые невыносимые условия для работы, в результате чего он все равно окажется вынужденным покинуть ее. Вот почему в трудовой книжке тренера самая частая запись – “освобожден по собственному желанию”, хотя любой понимает, что такое желание возникло вовсе не у него!..»

Глава 13
Главный дед советского футбола

Если обратиться к «Истории кулачных боев на Руси», то чем Виктор Александрович не персонаж оттуда? У каждой «стенки», согласно «Истории», был свой предводитель – «вожак», «атаман», «боевой староста», который определял тактику боя и подбадривал товарищей. Накануне боя предводитель каждой стороны вместе с группой своих бойцов разрабатывал план предстоящего боя: например, выделялись сильнейшие бойцы и распределялись по местам вдоль всей «стены» для руководства отдельными группами бойцов, составлявших боевую линию «стены», намечались резервы для решительного удара и маскировка в построении главной группы, выделялась особая группа бойцов для того, чтобы выбить из боя какого-нибудь определенного противника… «Очень точно, – говорит сын Маслова Александр: – отцовское прозвище “Дед” и то, чем он занимался, вписываются в тему…»

«Дедом» Маслов вошел в историю советского футбола. Выяснить, когда его первый раз так назвали – за глаза, разумеется, – футболисты его команды, конечно же, невозможно. Авторство приписывают иногда киевскому динамовцу Виктору Серебряникову, но это не так. Многие бывшие масловские игроки сходятся во мнении, что пошло это с конца 50-х годов, со времен той торпедовской команды, которая в 1960-м нарушила чемпионскую гегемонию трех московских клубов. В «Торпедо», к слову, его звали еще и «Проф» – от «профессор», «профессионал», но это «имя» не прижилось. А вот «Дед» – осталось навсегда.

К возрасту Маслова прозвище не имело никакого отношения. Наверное, в какой-то степени – к внешнему виду: полнота, густые брови, взгляд все понимающего человека… Основная же причина – мудрость и доброта.

Лысый, кряжистый, с большим животом, всё по старинке, на глазок. Давление-пульс не мерил, психологов не звал, технико-тактической арифметикой не занимался – полагался лишь на футбольное свое чутье. И ведь не подводило!

«Нутром слышал, что каждому из нас требуется, – рассказывал торпедовец Виктор Шустиков. – Кому нагрузку поднять, а кому, наоборот, дать отдохнуть, кого погладить, а на кого рявкнуть…»

«Дедом, – вспоминает Виталий Хмельницкий, – Виктора Александровича прозвали любя. Как мы с ребятами поняли, прозвище Маслову дали еще задолго до его появления в Киеве, когда он тренировал “Торпедо” и ростовский СКА. Возраст тут был ни при чем. Разве что внешний облик Виктора Александровича – густые брови и лысина – работал на образ. И всё же главная причина заключалась в другом – в колоссальной мудрости, человечности и доброте. Маслов был и Тренером, и Человеком с большой буквы. Мог накричать на футболиста, но чисто из футбольных соображений. В повседневной жизни Маслов за своих подопечных готов был жизнь отдать. Вот такой он был замечательный человек».

На Хмельницкого Маслов обратил внимание, наблюдая с балкона сочинской гостиницы «Приморская» за группой футболистов, там же проводивших свой отпуск и игравших на небольшой площадке для собственного удовольствия. Маслов подошел к Хмельницкому и предложил перебраться из Донецка в Киев. Главным аргументом тренера было предстоящее участие киевской команды в еврокубковом турнире. В Киев Хмельницкий отправился прямо из Сочи. «Шахтер», понятно, воспротивился, но киевские начальники быстро и доходчиво объяснили начальникам донецким, где должен играть нападающий, которого захотел видеть в составе своей команды Маслов. Хмельницкий сразу стал игроком основы и за восемь киевских сезонов ни разу не ссылался в дубль.

«Я слишком жестко вел себя с игроками, – рассказывал журналисту Игорю Рабинеру тренировавший сочинскую «Жемчужину» Арсен Найденов. – Только через несколько лет мой добрый гений, великий Дед – Виктор Александрович Маслов, поглядев на мою работу, объяснил: “Почему ты так негибко к ребятам подходишь – все время требуешь работать на полную катушку? Они же живые люди. Не надо все время их контролировать и сторожить. Они так тебе или морду набьют, или тихим саботажем займутся. Пойми: главное в нашем деле – чутье. Надо знать, когда сбавить нагрузки, когда поднажать. Тогда ребята тебя зауважают”. Я жадно глотал советы Деда, и они принесли плоды – больше ни в одной команде у меня конфликтов с игроками не возникало. А Маслов потом ко мне на Камчатку тренером-консультантом приехал…»

(Правда, советы-то Маслов, возможно, и давал, но на Камчатке, по свидетельству Александра Маслова, никогда не был и в роли тренера-консультанта никогда и нигде не выступал.)

«Мы, – говорит Андрей Биба, – ценили Деда прежде всего за человеческие качества, а уже потом как тренера. И он, в свою очередь, видел в нас людей со всеми достоинства и недостатками, а только затем – футболистов».

Маслов верил игрокам, а они верили ему. И стояли за него, случалось, горой. Василий Турянчик вспоминал, как однажды киевское «Динамо» прилетело в Тбилиси уже в ранге чемпионов, и признавался, что киевляне побеждать там не собирались. Но возникла ситуация, резко изменившая планы игроков. Виктор Александрович, по рассказу Турянчика, встретился вечером накануне матча со своим старым знакомым – главным архитектором города; во время посиделок между ними произошел конфликт, на какой почве, неизвестно, но дело дошло до рукоприкладства. «Утром в день игры, – вспоминает Турянчик, – Маслов пришел на установку в очках и с напудренным лицом, чтобы скрыть следы состоявшейся с архитектором встречи. Установку он нам дал, но мы почувствовали в его словах не тактическое задание, а обиду. Ну и решили – должны обязательно выиграть, хотя мы не собирались обыгрывать грузин. Они это тоже знали и очень гостеприимно нас приняли. Угощали перед игрой, надеялись, что выйдем на поле разобранными. А мы наоборот – вышли злые и с желанием отомстить за Маслова. А перед игрой еще и буря началась. Дождь, гром, молния. Ну и мы как начали их таскать! Не знаю, откуда силы взялись. Победили – 2:0. Запомнилась та игра на всю жизнь».

Имя «Дед» произносилось не то чтобы ласково, но с тем уважением, с каким в партизанских отрядах командира именовали «Батя». Маслова футболисты ценили. Природный дар воспитателя, широкая эрудиция специалиста и, главное, умение разобраться в самом запутанном вопросе делали авторитет тренера непререкаемым. Виктор Александрович был в курсе всех семейных и личных дел своих подопечных, и они не раз шли к нему как к хорошему, доброму другу со своими радостями и заботами. Дед частенько приглашал к себе на чашку чая то одного, то другого, интересовался учебой, тем, как молодой человек проводит свободное время, исподволь давал мудрый совет, а то и распекал за провинность или опрометчивый шаг. На него не обижались, знали, что самые его крутые меры продиктованы щедрым и добрым сердцем. Так отец наказывает сына для его же пользы.

Писатель Александр Нилин не исключает, что простотой своей Дед слегка бравировал. «Ему, – говорит Нилин, – важен был теснейший контакт с игроками – и он достигал его, оборачивая нужную ему для внедрения в сознание игроков мысль в оболочку, не отталкивающую ни малейшей наукообразностью».

Лев Филатов, знавший Маслова лучше большинства коллег, уверен, однако, что в Викторе Александровиче не было «ни капли напускного, всё достоверно». Филатову, по его словам, доводилось видеть разного Маслова – «кроткого, разъяренного, мрачного, веселого, хмельного, недужного», но только «старым», кого-либо поучавшим, журналист его не видел. Знакомясь даже с теми, кто ему годился в сыновья, Маслов представлялся: «Виктор».

Михаил Иосифович Якушин называл Маслова «человеком своеобразным, оригинальным». «Хотя, – говорил Якушин, – он был далеко не Цицерон, но свою точку зрения в самых жарких спорах отстаивать умел, и с избранного пути сбить его было невозможно». Выступления на теоретических диспутах Маслов обычно заканчивал так: «Вы нам теории не рассказывайте, мы как играем, так и будем играть, а вот вы попробуйте нас обыграть, тогда и поговорим…» Где бы Маслов ни работал, у него всегда складывались отеческие взаимоотношения с футболистами. «Недаром, – вспоминал Якушин, – все игроки называли Маслова ласково “Дедом”. Поворчать он действительно любил. Был суров с теми, кто манкировал своими обязанностями, но очень по-доброму относился к людям талантливым и преданным футболу. И это имело большое значение для сплочения коллектива. Игроки, во всяком случае, слушались его беспрекословно».

Кто-то когда-то сочинил легенду об одежде Маслова. Да, одевался Виктор Александрович, которого собственная внешность заботила меньше всего, неброско, демократично – тренировочные куртки под пиджаком, рубашки без галстука, вязаные лыжные шапочки с помпоном, иногда – береты. Всегда выглядел по-домашнему. «Кажется, и костюм он в магазине покупал первый попавшийся, лишь бы не жал и не мешал двигаться», – вспоминал Валентин Иванов.

Но все же не до такой степени демократичности, как иногда пытаются представить. Читаю ссылку на того же Найденова: «Дед в одном и том же свитере всю жизнь ходил. Мы думали, он в нем спит». Читаю, а краем глаза поглядываю на лежащую на столе фотографию. Виктор Александрович Маслов на ней в модном плаще, под плащом костюм, белая рубашка с галстуком. Приветствует перед еврокубковой встречей с венской «Аустрией» коллегу Эрнста Оцвирка.

Маслов, согласен со своим коллегой Виталием Галинским, «производил на человека, впервые видевшего его, впечатление ожившего монумента из какой-нибудь сказки Андерсена». Невысокий, но плотно сбитый, он ступал по земле уверенной походкой хозяина. Говорил неторопливо – этаким баском с хрипотцой. Прежде чем позволить слову вылететь изо рта, как бы мял его языком, проверяя на основательность. Косматые, кустистые брови придавали всему его облику суровость и фундаментальность. Но стоило «монументу» чуть растянуть губы в улыбке, он преображался. От напускной суровости не оставалось и следа. За кустистыми бровями искрились умные глаза бывалого лиса. Он был добр к тем, кого любил, но редко это показывал открыто. И мало кто из общавшихся с Масловым не попадал под его поистине редкое обаяние.

Лев Иванович Филатов опубликовал в журнале «Знамя» отрывки из своей книги «Наедине с футболом», где говорилось и о Маслове. Маслов, рассказывал Филатов, позвонил ему:

– Как же так, не пойму, говорят, вы обо мне что-то ужасное написали, неловко читать. Может ли это быть?

– Говорят?

– Еще не читал. Но разыщу – прочитаю.

«Распрощались, – рассказывал Филатов, – мы холодно. Я испытывал к этому человеку большое уважение, можно даже сказать, что мы были дружны, и на́ тебе, нависла тень. А ведь и одно неосторожное слово разлучает людей. Дома я перечитал очерк.

“Грубо-здоровенный, с мощным животом, с шеей борца, с венчиком седых волос на рано облысевшей круглой голове, с подвижными черными бровями, он, ни дать ни взять, монах-греховодник из ‘Декамерона’. От него веет энергией, он напорист, горласт, резко осаживает собеседника, соленое словцо для него не ругань, а то, чем он восполняет пробелы в своем словарном запасе”.

Скорее всего, это место и привело в ужас тех, кто нажаловался на меня Маслову.

Он не звонил долго, и я начал подумывать, что нашим добрым отношениям пришел конец. И вдруг звонок. Он повел речь о каком-то матче. А я не вникаю, мне одно важно: “Прочитал ли он ‘Знамя’”? Наконец я пробился со своим вопросом, Маслов промолчал и сказал со смущением, которое вообще-то ему не было свойственно:

– Подначили меня, раздули. Считайте, что того разговора не было. От слов шарахаются, а суть промеж пальцев протекает. Да ну их к бесу…

Я не удержался, припомнил, как он ратовал за то, чтобы наши журналисты больше себе позволяли.

– Вот вам и монах-греховодник!

– На каждый чих не наздравствуешься, так, что ли говорится? А вообще-то – да, привыкли у нас слов бояться.

Я был тогда обрадован и тем, что между нами всё осталось, как было, и здравомыслием Маслова».

Заместитель председателя Киевского совета «Динамо» Сергей Сальников, возглавлявший динамовскую делегацию во время поездки на знаменитый матч с «Селтиком» в Глазго, рассказывал об одном из психологических приемов Деда:

«Обед в день матча. Настроение у динамовцев веселое, все хи-хи да ха-ха. Вдруг Маслов подзывает официанта, показывает ему на блюдо и через переводчика говорит: “Я же заказывал говядину, а это свинина. Что это такое?” Официант степенно удалился на кухню. Спустя минуту оттуда вышел пожилой повар в колпаке, держа коровий окорок в руках. Показывает его посетителю: ты, мол, старый черт, не понимаешь, что это говяжье! Наш тренер возмущался на русском, шеф-повар – на английском. Начался шум-гам. Ребята, услыхав, как два старика ругаются, сразу притихли. Обед закончился в гробовом молчании.