Текст книги "Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!"

– А вы знаете, господин майор, – с улыбкой сказал Крузенштерн, – что восемьдесят лет назад британцы уже имели честь совершить вооруженное нападение на Ревель? Правда, сделали они это в компании шведских кораблей. Россия тогда вела Северную войну, и британцы решили оказать вооруженную поддержку шведской королеве Ульрике-Элеоноре, взошедшей на престол в 1718 году после смерти своего брата, короля Карла XII.

В конце мая 1720 года англо-шведская эскадра в количестве 38 вымпелов подошла к Ревелю. Командовавший британским отрядом адмирал Норрис заявил, что цель его визита – стать посредником в переговорах между Россией и Швецией. Правда, мало кто в Ревеле поверил в то, что утверждал английский адмирал. Уж больно были не похожи английские и шведские корабли на ангелов-миротворцев. Гарнизон Ревеля и вооруженные обыватели стали готовиться к нападению англо-шведского флота.

Адмирал Норрис тем временем все никак не мог решиться на открытое вторжение в ревельский порт. Его подчиненные занимались промерами глубин между островами Вульф и Нарген, прикрывавших Ревель с моря. Британцы готовились высадить десант, но в то же время опасались понести большие потери в случае неизбежного сражения с гарнизоном и городским ополчением. В конце концов они ограничились тем, что высадили небольшой смешанный англо-шведский отряд на острове Нарген, где сожгли избу и баню, построенные для работных людей. На этом их военные успехи и закончились. Вскоре, узнав о том, что русский галерный флот высадил десант на территории самой Швеции, объединенная союзная эскадра срочно отправилась в Стокгольм.

– Европейские газеты тогда долго издевались над «успехами» англо-шведского флота, – улыбнулся Крузенштерн. – Они, стараясь быть серьезными, глубокомысленно обсуждали, как союзники поделят свои «трофеи» – кому из них достанется изба, а кому – баня.

Мы посмеялись над незадачливыми вояками петровских времен, а потом, уже серьезно, начали рассуждать о том, как в этот раз может действовать эскадра адмирала Нельсона.

– Господин майор, – сказал Крузенштерн, – я участвовал в сражении при Ревеле в 1790 году, служа мичманом на 74-пушечном корабле «Мстислав». И я помню, как бездарно и авантюрно действовал командующий шведской эскадрой герцог Зюдерманландский. Он рассчитывал за счет большего количества орудий на своих кораблях и лучшей выучки моряков напасть на нашу эскадру, стоявшую на рейде. Герцог хотел устроить нечто вроде «карусели», когда проходившие под всеми парусами шведские корабли должны были расстреливать наши корабли, большинство экипажей которых состояли из новобранцев.

Но все закончилось тем, что он потерял два корабля – 64-пушечный «Принц Карл» и 60-пушечный «Риксенс Штандер», и несолоно хлебавши позорно бежал с поля боя.

– Да, но в этот раз нашим противником будет не бездарный, и, если говорить честно, скорбный на голову брат шведского короля, а адмирал Горацио Нельсон – опытный и храбрый флотоводец. Правда, после недавнего сражения с датским флотом он, как говорят у нас, «поймал кураж» и может очертя голову попробовать силой прорваться к Ревелю.

А может, он и не будет переть на рожон. На кораблях Нельсона есть немалое количество морских пехотинцев. Он может завязать перестрелку с батареями и фортами Ревеля и с кораблями адмирала Спиридова, а тем временем где-нибудь рядом с городом и портом, там, где у нас нет сильных укреплений, будет высажен десант, и британцы попытаются прорваться в Ревель с суши.

– Я немало слышал об адмирале Нельсоне, – немного подумав, ответил Крузенштерн. – Скажу только, что на берегу ему не особенно везет. При Санта-Крус-де-Тенерифе он потерял правую руку, при штурме корсиканской крепости Кальви – фактически остался без правого глаза.

Но как вы говорите, если британскими морскими пехотинцами будет командовать опытный и храбрый офицер, то враг может нанести большой урон городу и его жителям. Поэтому нам следует как следует подготовиться к визиту Нельсона.

– Собственно, для того мы с вами, Иван Федорович, и едем, – сказал я. – Дело мы будем делать общее, поэтому, если вы не против, то давайте будем обращаться друг к другу по имени и отчеству, как это принято на русском флоте. Меня зовут Андреем Кирилловичем.

– Согласен, – улыбнулся Крузенштерн. – Как меня зовут, я вижу, вы уже знаете. Хотелось бы немного узнать про вас и ваших товарищей. А то у нас в кают-компаниях чего только не рассказывают о людях, появившихся в окружении государя…

* * *

31 марта (12 апреля) 1801 год. Балтийское море, бухта Кёге. Борт 74-пушечного корабля Его Величества «Элефант»

Вице-адмирал Горацио Нельсон

Свершилось! Наш флот, несмотря на все опасности и трудности, вошел-таки в Балтийское море!

Правда, сделать это оказалось не просто. Я не говорю о том кровопролитном сражении с упрямыми датчанами, которое, если сказать честно, я чуть было не проиграл. Но я все же добился своего, а победителей, как известно, не судят. Жаль только, что все лавры достанутся этой тусклой бездарности – Паркеру, который так и не понял, что потеря времени – это предпосылки возможного нашего будущего поражения.

Ведь он начал проводку наших кораблей через проливы лишь спустя два дня после заключения перемирия с датским кронпринцем Фредериком. Паркер явно не спешил. Для начала он отправил в Британию наш трофей – 60-пушечный корабль «Гольстейн», единственный из датских кораблей, который мог выйти в море, не опасаясь, что от полученных повреждений он не пойдет ко дну. Вместе с ним на родину мы отправили два наших устаревших и ветхих корабля – 74-пушечный «Монарх» и 50-пушечный «Изис». На них мы погрузили раненых героев сражения при Копенгагене. Многие из них имели серьезные ранения, и, к моему большому сожалению, не все они доберутся живыми до берегов нашей старой доброй Англии.

И лишь потом началась трудная и изнурительная работа по проводке наших кораблей через песчаные банки, располагавшиеся между островами Амагером и Сальтгольмом. Для начала мы перегрузили всю артиллерию боевых кораблей на купеческие суда, чтобы максимально облегчить их. Но все равно во время проводки многие из них неоднократно касались днищами мелей. Правда, все обошлось без серьезных повреждений, и мы сумели к сегодняшнему дню буквально протащить наш флот через проливы на Балтику.

Вот тут-то адмирал Паркер неожиданно и проявил прыть – с шестнадцатью кораблями он немедленно направился к острову Борнхольм, рассчитывая застать там врасплох шведский флот. Наши агенты сообщили, что шведы уже давно стоят там, ожидая, чем закончится сражение между нами и датчанами. В случае успеха эскадры кронпринца Фредерика, они присоединились бы к нему и, дождавшись русской эскадры, отправились навстречу нам. А в случае нашей победы, они бежали бы под защиту неприступных фортов Карлскруны. Так что поход адмирала Паркера, по всей видимости, закончится ничем. Никого он у Борнхольма не найдет.

Я же тем временем собирал всю доступную мне информацию о русском флоте, который, по моему мнению, и будет нашим главным противником на Балтике. Наши агенты из Ревеля сообщали, что на рейде стоят вмерзшие в лед русские военные корабли – всего их два десятка. Командовал ревельской эскадрой адмирал Макаров. Я с ним не был знаком, но многие командиры наших кораблей неплохо его знали. Четыре года назад, когда мы были еще союзниками и воевали вместе против французов, небольшая русская эскадра под его командованием зимовала в британских портах. А когда в этих портах вспыхнул мятеж экипажей английских кораблей, то русские помогли адмиралу Дункану усмирить мятежников. Его величество король Англии Георг III вручил за это адмиралу Макарову золотую шпагу, украшенную алмазами.

И вот теперь этот адмирал противостоял нам. Я даже не сомневался, на чьей стороне будет победа. Ведь русские будут сражаться с моими матросами и офицерами, которые прославились во многих морских сражениях. А у русских, как мне сообщили из Ревеля, экипажи в основном состоят из новобранцев, еще не имеющих боевого опыта. Многие из них вообще ни разу не выходили в море. Артиллеристы на русских кораблях, от которых, собственно, и зависит успех сражения, плохо обучены. К тому же корабельные расчеты боятся своих пушек даже больше, чем вражеских. Многие русские орудия во время боя взрываются, калеча и убивая своих же моряков.

Кроме того, как мне конфиденциально сообщили, люди, настоящие имена которых знают немногие, во время сражения нам помогут. В Ревеле найдутся люди, которые накануне появления нашего флота у этого города взорвут русские пороховые погреба и попытаются поджечь русские корабли. Конечно, мне не совсем по душе такие грязные способы ведения войны, но о том, что делают люди, которых трудно назвать джентльменами, не обязательно знать настоящим джентльменам, вроде меня.

Пока же я наблюдаю за ремонтом наших кораблей, поврежденных датскими ядрами, контролирую закупку провизии у местных жителей и стараюсь добыть хорошие карты Балтийского моря, которые помогут мне ориентироваться в водах, прилегающих к русским портам. Помимо этого, я побеседовал с опытными моряками, которые служили в русском флоте (а таких оказалось немало), которые рассказали мне немало интересного. Среди тех, кто ходил под русским флагом, оказался и мой адъютант, Фредерик Тезигер. По его словам, русские моряки храбры и будут сражаться до последнего. Но храбрость – это не самое главное в морском деле. Гораздо важнее умение стрелять и управляться с парусами.

По своему опыту я знал – только тщательная подготовка к боевому походу может принести желаемый успех. К тому же я рассчитывал, что Адмиралтейство сделает соответствующие выводы и отзовет адмирала Паркера, который будет только рад вернуться в объятия своей «булочки». А меня сделают единственным и полностью самостоятельным командующим британскими силами на Балтике. Вот тогда-то я и смогу проучить этих заносчивых русских, заставив их со всем почтением относиться к кораблям под британским флагом.

* * *

2 (14) апреля 1801 года. Нарва.

Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

Да уж… Прямо декорации к блокбастеру «Табор уходит в небо – 2». Так выглядит наш караван, отправившийся два дня назад из Санкт-Петербурга. Какие-то кибитки, возки и три огромных «эвакуатора» – так наши остряки прозвали повозки, изготовленные по спецзаказу нашим гением инженерной мысли Иваном Кулибиным. По поводу гения – это без всякой иронии и ёрничества. Иван Петрович и в самом деле гений. За три недели он спроектировал и построил повозки, на которые мы загнали два «Тигра» и «скорую», чтобы доставить нашу технику в Ревель. Получилось у Кулибина все удачно – машины, тихо урча двигателями, заехали на платформы, которые хотя и просели немного под тяжестью автопрома XXI века, но выдержали, не треснули. А потом, после того как машины были крепко-накрепко принайтованы к платформам, их закутали сверху старым парусом. Так что любопытный глаз внешне ни за что бы не опознал в огромном коконе технику из будущего.

А сам Кулибин, увидев наши авто, сразу же загорелся идеей создать нечто подобное. Кстати, изучая двигатель «Тигра», он заметил шильдик с выбитым на нем годом изготовления автомобиля. Иван Петрович поначалу даже не понял, что это. А потом, когда до него, видимо, дошло, что сие означает, он побледнел и начал двуперстно креститься. Пришлось рассказать ему о тайне нашего появления в его времени. После этого Кулибин вместе с Дмитрием Сапожниковым целыми днями колдовал над самодельными чертежами и схемами.

Иван Петрович решил построить совершенный паровой двигатель, который мог бы работать стационарно, а также, будучи установленный на корабль, превратил бы парусную посудину в полноценный пароход. Только более предметно заняться строительством парового флота нам предстоит после возвращения из командировки в Ревель. Дмитрий Сапожников отправился в поход вместе с нами, как водолаз и бывший спецназовец. Он по-братски попрощался с Кулибиным (мне показалось, что Иван Петрович даже прослезился) и теперь следует на встречу эскадры адмирала Нельсона в одном из возков.

Всего же в Ревель отправилось двенадцать попаданцев. Это Сапожников и его друг Иванов с дочерью и собакой, два медика – Геннадий Антонов и водила «скорой» – Валерий Петрович, а также шесть моих бойцов. Остальные в Питере будут ждать от нас победных реляций. Или просьбу о помощи – это уж как пойдут дела.

В Нарве мы решили создать тыловую базу. Город этот располагался примерно на полпути между Ревелем и Петербургом, и в нем мы решили расквартировать пехотный батальон и пару сотен казаков – своего рода страховку на случай неблагоприятного для нас развития событий.

Стены Ивангорода и башню Длинный Герман Нарвского замка я заметил издалека. В нашем времени мне довелось побывать в этом городе. И сейчас я с любопытством рассматривал панораму Нарвы образца 1801 года. Она был непохожа на ту, которую я видел в конце XX века. Передо мной был типичный средневековый европейский город. Мост через реку Нарову, носивший в моем времени имя Сыпрус (Дружба), сейчас находился ниже по течению реки. Нарова, да простят меня за каламбур, была рекой с норовом – с быстрым и сильным течением, и потому зимой она обычно не замерзала. Вот и сейчас, чтобы оказаться в Нарве, мы ехали по мосту над серыми водами Наровы. Сопровождавший нас поручик Бенкендорф верхом впереди показывал дорогу к городской ратуше.

Ратуша – красивое трехэтажное здание, со шпилем и часами на нем, внешне выглядела так же, как и в XX веке. Все так же его венчал кованый флюгер в виде журавля, опирающегося на яблоко, а к главному входу в ратушу вела двойная лестница с ажурной решеткой, в которой можно было увидеть элементы герба Нарвы – рыбу, меч и ядра. У входа в ратушу нас встречало местное начальство – разряженные в нарядные одежды бургомистр и ратманы. Видимо, от императора уже поступило строгое предписание оказывать нам всю возможную помощь. Зная суровый нрав царя, нарвские власти постараются разбиться в лепешку, но исполнить все наши требования, буде такие поступят.

Бургомистр почтительно предложил нам зайти в ратушу, где лучшие люди города выразят нам свое почтение и восхищение, после чего в парадном зале на втором этаже нам предложат отобедать, «чем Бог послал».

– Николай Михайлович, – шепнул мне Бенкендорф, – придется уважить здешний нобилитет. К тому же лучшие люди города просто изнывают от любопытства, желая поближе познакомиться с легендарными «пятнистыми» из личной гвардии государя.

Я усмехнулся. Действительно, слухи о новой лейб-компании императора Павла I с удивительной быстротой расползлись не только по Петербургу, но и по всей губернии. После долгих размышлений, мы – я, подполковник Михайлов и Василий Васильевич Патрикеев – отправились к царю и постарались убедить его в том, что нам не стоит переобмундировываться в форму русской армии начала XIX века.

– Ваше императорское величество, – сказал Патрикеев, – что толку, что в вашей армии появится дюжина новых полковников или даже генералов. Наши орлы просто растворятся в общей массе. Люди лучше воспринимают нечто из ряда вон выходящее. Пусть мои современники будут носить свое обмундирование. У них уже сложился определенный статус. Все, что они говорят, окружающими воспринимается совсем по-другому. Одно дело – что-то скажут или прикажут обычные поручики и майору, и совсем другое дело, когда это будут делать те самые «пятнистые», которые помогли государю-императору разгромить заговор и разоблачить его участников, между прочим, занимавших не последнее место в российской иерархии.

– Знаете, Василий Васильевич, – сказал Павел, тщательно обдумав слова Патрикеева, – я вижу резон в том, что вы сейчас сказали. Что ж, пусть все так и будет. Единственно, что я хотел бы – это убрать с формы ваших головорезов слова «ФСБ», а вместо этого поместить знак креста Святого Иоанна Иерусалимского.

Против этого никто из нас не возражал. Мои бойцы с облегчением вздохнули, узнав, что им не придется напяливать на голову парик с косицей и влезать в узкий и тесный кафтан и неудобные ботфорты, в которых и ходить-то по-человечески было трудно. Да и работать в привычной форме было гораздо приятней и безопасней.

В общем, Алексей Иванов, его дочь и Геннадий Антонов, вместе с поручиком Бенкендорфом отправились на встречу с местным бомондом. А наш табор в сопровождении помощника бургомистра двинулся дальше – к Нарвскому замку, в котором мы, собственно, и собирались обустроить свою временную штаб-квартиру.

* * *

4 (16) марта 1801 года. Ревельский тракт.

Иванов Алексей Алексеевич, частный предприниматель и любитель военной истории

Наш отряд выходит на финишную прямую. Вчера вечером мы выехали из Нарвы и направились в Ревель. Позади осталось застолье в ратуше Нарвы, где было произнесено множество тостов, и где нам наговорили столько комплиментов, сколько, наверное, мы не слыхали ни разу в жизни. Надо сказать, что местный истеблишмент состоял в основном из купцов и владельцев небольших мастерских по изготовлению разного рода ширпотреба. Но как все месье Журдены[51]51
  Месье Журден – персонаж пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве».


[Закрыть], они старались изображать из себя людей благородных, имеющих в своей родословной как минимум десяток поколений дворян.

Когда официальная часть наконец закончилась, мы с облегчением вздохнули и отправились в замок, где расположились наши ребята. Конечно, помещения старинного замка мало подходили для комфортного отдыха, но «спецы» – ребята неприхотливые, да и остальные тоже не стали требовать себе трехзвездочные номера.

Зато все было весьма романтично. Особенно средневековый антураж пришелся по душе моей неугомонной дочурке. В сопровождении Бенкендорфа она облазила весь замок и даже не поленилась забраться на самый верх башни, именуемой Длинным Германом. Дашка вернулась с прогулки сияющая, как медный таз.

– Папа, – заверещала она, – там такая красота! Вот бы прыгнуть с этой башни с парашютом!

А я поблагодарил судьбу за то, что в прошлое Дашка попала без своего любимого дельтаплана. Но мне хорошо известны бзики дочери, и подозреваю, что она в конце концов найдет способ помотать мне нервы и прибавить отцу еще чуток седых волос.

Мы покинули замок ранним утром, лишь только начало светать. Наш караван не спеша двигался по дороге, ведущей в Ревель. Хотя мы и находились на территории Российской империи, но меры безопасности необходимо было соблюдать. Нас сопровождала полусотня казаков и два капральства солдат Сенатского полка. Ну и наши «градусники» тоже проявляли бдительность, внимательно осматривая в бинокль все подозрительные с их точки зрения места.

– Папа, – шепнула мне на ухо Дашка, – а давай достанем коптер и запустим его. Заодно и впечатлим местный народец.

– Угу, – мне стало смешно, – впечатлим так, что здешние чухонцы сбегутся со всех своих хуторов с дрекольем и забьют нас, как мамонтов. Скажут потом, что откуда-то явились злые колдуны, которые собирались извести с помощью волшебства всех честных людей.

– Эти могут, – согласилась Дашка, разглядывая двух местных пейзан – мужчину лет сорока и девицу, стоявших на обочине дороги и с любопытством разглядывавших наш караван. Особенно колоритно выглядела девица – я знал, что здешние незамужние дамы ходят без головного убора с распущенными волосами. Волосы, вполне естественно, были давно не мыты и свисали на плечи сосульками. Одета она была в нечто похожее на длинный мешок из некрашеного холста. На груди эстонской красавицы висело несколько блестящих металлических кружков.

Дашка приветственно помахала рукой пялившейся на нас «сладкой парочке». Мужчина набычился, а девица несмело улыбнулась и сделала нечто похожее на приветственный жест.

К нашей коляске подскакал на лихом коне поручик Бенкендорф. Я много читал о нем в советской исторической литературе. Если верить тому, что в ней было написано, то глава III отделения выглядел сущим исчадием ада. Он мучил и унижал творческую интеллигенцию того времени и не мог даже «кюшать» до тех пор, пока не сошлет кого-нибудь в Сибирь или не сгноит на каторге.

Но более подробно познакомившись с биографией Александра Христофоровича, я убедился, что его оклеветали самым бессовестным образом. К сожалению, он не единственный из наших государственных деятелей, кого ошельмовали историки по политическим или идеологическим мотивам.

Как я заметил, поручик старался произвести впечатление на мою дочь. Он делал ей гвардейские комплименты и рассказывал смешные истории в стиле бессмертного поручика Ржевского. Бедняга – он не знал, с кем имеет дело. Дашка – еще тот фрукт. Она отшивала еще не таких ухажеров, как поручик Семеновского полка из XIX века.

Меня больше интересовала и беспокоила будущая встреча с эскадрой адмирала Нельсона. Понятно, что сами мы в штыковую атаку не пойдем, а будем оказывать помощь нашим, так сказать, дистанционно. Хотя один Господь знает, как там все сложится. Подполковник Михайлов приватно сообщил мне, что опасность нам может угрожать не только с моря, но и с суши. И это даже не британские десантники, с которыми должны управиться егеря генерала Багратиона. Это «пятая колонна», по данным нашей разведки, готовившая в городе какие-то пакости. Поэтому не исключено, что британская агентура захочет с нами поближе познакомиться. Чего, естественно, нам совсем не хочется.

Мне, Димону и двум нашим медикам Михайлов выдал стволы. Дашка попыталась было устроить сцену и потребовать, чтобы ей тоже выдали огнестрел. Но Игорь – мужик, на которого где сядешь, там и слезешь.

– Дарья Алексеевна, – сказал он, – воевать – это дело мужское. Для самообороны могу выдать вам лишь хороший нож, тем более что пользоваться вы им умеете. К тому же при вас будет Джексон, который не даст вас никому в обиду.

Дашка метнула в подполковника гневный взгляд, но тот даже бровью не повел и вежливо сделал даме ручкой. Моя кавалерист-девица попыталась выклянчить кремневый пистолет у поручика Бенкендорфа, но я вовремя пресек эту аферу на корню, сказав Александру Христофоровичу, что в случае потакания подобным прихотям моей дочери он будет сурово наказан.

– Запомните, поручик, государь будет весьма недоволен, если узнает обо всем, – предупредил я. Бедняга Бенкендорф залился краской и забормотал извинения, пообещав, что Дарье Алексеевне он оружия не даст.

А Димон, получив из рук Михайлова АПС[52]52
  АПС – автоматический пистолет Стечкина.


[Закрыть], встрепенулся, словно старый боевой конь, услышавший звук трубы, зовущий в атаку. Он даже внешне помолодел. Теперь Димон все время совещается с подполковником Бариновым, обсуждая план будущего сражения. Мне, в конце концов, надоели все эти разговоры, и я намекнул им, что все планы полетят к черту после первого же выстрела.

Наши «генералиссимусы» согласились со мной, и, как Шахерезада, на время прекратили дозволенные речи. Но как бы то ни было, мы ехали на войну, где убивают и калечат не понарошку, а на самом деле. Поэтому будем молить Бога, чтобы враг был разбит с наименьшими потерями с нашей стороны. Императора Павла мы спасли, теперь мы должны спасти Ревель и наш флот от нашествия двуногой британской саранчи…