Текст книги "Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!"

– Миля – это многовато для прицельного выстрела. Хорошо бы чуть поменьше, – задумчиво произнес Меч. – Надо, чтобы клиент подошел поближе.

– Ну, все будет зависеть лишь от самого клиента, – сказал я. – Пока же давайте, обживайте позицию. – А потом не выдержал и съязвил: – Может быть, вам на ней и ночевать придется.

Сильвер в ответ вполголоса выругался, а Меч показал мне кулак.

Но англичане нас не подвели. Нельсон уверенно шел к тому месту, где его ждал меткий выстрел снайперов из «Града».

Приникнув к дальномерной трубе, я стал рассматривать флагман вражеской эскадры. Ведь именно на «Элефанте» – так назывался корабль, на котором держал свой флаг адмирал Нельсон, и находился однорукий щуплый человек, которого надо было сегодня вычеркнуть из списка живых.

На квартердеке стояло несколько человек в расшитых золотом мундирах. Кто из них Нельсон? Тут главное не ошибиться. Ухлопать надо именно сэра Горацио, остальные британцы нас не особо интересовали.

Вот, наконец, мне показалось, что я увидел того, кого мы искали. Я вспомнил все известные мне портреты адмирала Нельсона и сравнил их с лицом человека, который стоял на корме «Элефанта». Он был невысок, мундир его не особо отличался от мундиров окружавших его людей, но те держались от него на некотором расстоянии и выказывали ему почтение. Он развернулся к нам в фас, и я увидел, что правый рукав его камзола пуст и приколот к поясу.

«Вряд ли на одном корабле найдутся два одноруких командира, – подумал я. – Значит, вот ты какой, сэр Горацио. Что ж, мы с тобой поздоровались, а теперь настало время прощаться».

Увидев искомое, я передал трубу Сильверу, который был в этой снайперской паре наблюдателем, и сказал:

– Видишь вон того, который стоит на квартердеке. Невысокий, худой, в синем мундире, с двумя орденскими звездами на груди. Особая примета: у него нет правой руки.

Молча приняв у меня трубу, Сильвер достал метеостанцию и баллистический калькулятор. Меч прильнул к оптическому прицелу винтовки. Началась работа, ради которой, собственно, мы здесь и находились.

Сильвер стал выдавать исходные данные для целеуказания:

– Дистанция 282 метра. Ветер юго-восточный, слабый. Один-три метра в секунду. Деривация…

Он посчитал что-то на балкалькуляторе и выдал поправку.

Меч молча вводил все эти данные в прицел.

Дистанция в триста метров считается вполне нормальной для хорошего снайпера, который способен решить задачу по поражению цели на такой дистанции и с обычной СВД с ПСО. Здесь же были подготовленные снайперы, которыми по праву гордился спецназ ФСБ, а в руках у стрелка была австрийская снайперская винтовка «Манлихер» калибра.338 с оптикой Шмидт-Бендер и предобъективной тепловой насадкой.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, разгоняя себя, затем еще раз вдохнув, Меч начал плавно выбирать спусковой крючок, медленно выдыхая, и на полувыдохе дожал его. Винтовка, снабженная глушителем, пшикнула.

– Есть попадание, – зафиксировал Сильвер, наблюдавший за поражением цели. С учетом привычки снайперов контртеррористического спецназа стрелять в голову, можно было не сомневаться, что в данном случае охота на Нельсона закончилась летальным исходом.

Взяв из рук Сильвера дальномерную трубу, я увидел, что на квартердеке «Элефанта» в панике мечутся британцы, а на палубе лежит неподвижное тело, у которого отсутствует голова.

«Ну, вот и все, сэр Горацио, – подумал я. – Судьбу не обманешь. Пусть смерть пришла к тебе на пять лет раньше, но умер ты от вражеской пули на палубе своего флагманского корабля. Правда, в отличие от Трафальгара, тебе не пришлось мучиться. Ты погиб мгновенно. Гроб, изготовленный из куска грот-мачты французского “Ориента”, ждет тебя. Только кто доставит его в Англию? Возможно, что и “Элефант” завтра превратится в гигантскую братскую могилу для всего экипажа».

– Все, можем собираться, – буднично и спокойно произнес Сильвер и начал аккуратно сворачивать маскировочную сеть…

Негромко переговариваясь, мы побрели к «Зодиаку». Надо было успеть вернуться в Ревель и доложить обо всем подполковнику Баринову. Меч уже сообщил ему по рации о том, что задание выполнено и адмирал Нельсон мертв.

* * *

23 апреля (5 мая) 1801 года. Раннее утро. Побережье Балтийского моря неподалеку от деревни Мариенталь.

Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

– Николай Михайлович, – свистящим шепотом спросил меня Багратион, – что вам сообщила ваша металлическая птица?

Петр Иванович уже привык к тому, что мы время от времени на окраине Ревеля запускали беспилотник, чтобы с его помощью обозреть побережье и прилегающий к нему участок моря. Багратиону нравилось разглядывать на мониторе местность и снующих внизу людишек.

Вчера вечером, когда уже стало окончательно ясно, что сражения не избежать, он привел к деревне Мариенталь батальон егерей, чтобы служивые имели возможность загодя осмотреть местность, на которой им завтра придется биться с британцами. Ну а мы приехали на двух «тиграх», расположив их на некотором расстоянии от песчаного пляжа, на который, скорее всего, британцы и будут высаживать десант. Два снайпера с дальнобойными крупнокалиберными винтовками нашли неплохую огневую позицию. С нее хорошо просматривался пляж, а расстояние вполне позволяло поражать любую цель на побережье.

С «тигров» сняли два «Печенега». Пулеметы расположили на флангах, чтобы в нужный момент расстрелять кинжальным огнем британских морпехов. Но это лишь в том случае, если натиск «красномундирников» не сдержат конные артиллеристы, которые должны встретить наступающего противника залпами картечи.

– Петр Иванович, – я еще раз напомнил Багратиону, внимательно разглядывавшему в ПНВ будущее поле боя, – не забудьте – наша задача не просто отразить вражеский десант, а полностью его уничтожить. А если его остатки пожелают сложить оружие – пленить. Надо сделать так, чтобы ни один британец не вернулся назад, в свою старую и добрую Англию. Поражение эскадры адмирала Нельсона должно быть полным.

– Я все помню, Николай Михайлович, – кивнул Багратион. – Господам офицерам и рядовым разъяснено, что бой следует вести скорее оборонительно, чем наступательно. Нам же выгодней, если англичане будут находиться на берегу перед нами. Ведь тогда их корабли не смогут в полной мере оказать им поддержку своей артиллерией, опасаясь задеть своих.

– Все правильно, Петр Иванович. Мы дадим им высадить всех своих десантников, после чего займемся планомерным истреблением неприятеля. К тому же многое будет зависеть от того, как успешно наши моряки отразят нападение эскадры адмирала Нельсона. Ведь мы всегда сможем связаться с помощью рации с нашим штабом, а вот британцы будут лишены такой возможности.

Потом мы, уже в темноте, прогулялись вдоль побережья. Беспилотник обнаружил приближение к нам скопища разнокалиберных судов под британскими военно-морскими и торговыми флагами. Здесь было два фрегата, несколько шлюпов и бригов. Более десятка парусных кораблей наши моряки пренебрежительно назвали «купцами». Скорее всего, это были захваченные британцами «призы». Трюмы их освободили от товаров, а экипажи принудили следовать вместе с эскадрой адмирала Нельсона. Они могли быть загружены боеприпасами, военным снаряжением или нести на своем борту британских морских пехотинцев.

По мнению Федора Федоровича Ушакова, этот отряд мог приблизиться к месту высадки десанта лишь затемно. И вряд ли англичане рискнут начать десантную операцию ночью. В темноте можно запросто посадить на мель или камни основные высадочные средства того времени – баркасы и вельботы. Да и кораблям было бы опасно маневрировать вдоль кромки берега.

Это хорошо. У нас есть целая ночь для того, чтобы подготовиться к встрече незваных гостей. А утром…

Светать начало где-то около четырех часов утра. Мы, всю ночь спавшие вполглаза, встрепенулись, услышав со стороны моря какой-то шум, стук и плеск весел. Ага, вот и наши британцы наконец пожаловали. Генерал Багратион, который, как и я, провел бессонную ночь, находился на своем командном пункте. Он спокойным, чуть глуховатым голосом отдавал команды офицерам егерского батальона. Те бодро козыряли ему и спешили к подчиненным.

– Вот, Николай Михайлович, сейчас все и начнется! – блеснув белоснежными зубами, произнес князь. – Посмотрим, какие они в бою, эти самые британцы…

– Петр Иванович, – ответил я, – вы не забыли предупредить ваших егерей, чтобы они поначалу не трогали британских офицеров? Потом – сколько угодно. А пока не стоит. Если мы сразу выбьем всех командиров морских пехотинцев, то солдаты могут запаниковать и бросятся к шлюпкам, чтобы вернуться на свои корабли. Мы же должны дать им возможность высадить все свои силы.

– Да, Николай Михайлович, я предупредил господ офицеров. А те должны были довести сказанное мною до солдат. Хотя… – тут Багратион посмотрел на предрассветный туман и покачал головой, – в такую темень можно запросто перепутать офицера и солдата.

– Ладно, Петр Иванович, я пойду к своим людям, а вы здесь командуйте. Я оставлю с вами одного своего подчиненного. Он и связь будет поддерживать по рации, и помощь окажет, если что.

– Ну, с Богом, – мы обнялись с князем по старому русскому обычаю. Ведь бой есть бой, и шальная пуля может найти тебя в любом месте. А мне не хотелось отправиться на тот свет, так и не досмотрев этот захватывающий исторический боевик…

* * *

23 апреля (5 мая) 1801 года. Раннее утро. Побережье Балтийского моря Береговая батарея «Штерншанц» на острове Большой Карлос.

Капитан-лейтенант Крузенштерн Иван Федорович

Неприятель все же решился атаковать Ревель. Когда вчера вечером майор Никитин сообщил мне о гибели адмирала Нельсона, я, сказать по правде, решил было, что флот британский откажется от намерения напасть на нас и отправится восвояси. Но, с другой стороны, английские моряки всегда славились отвагой и упрямством. И потому смерть такого прославленного флотоводца, как сэр Горацио, могла их только раззадорить. Видимо, так оно и случилось.

В предрассветной мгле я увидел паруса и мачты английских кораблей, медленно двигавшихся в сторону ревельской гавани. Впереди многопушечных кораблей шли шлюпки с офицерами, которые тщательно промеряли фарватер. Что ж, подобное решение вполне здравое – на подходах к гавани немало мелей и подводных скал. В условиях плохой видимости и без помощи лоцманов глубокосидящие британские корабли подвергали себя серьезной опасности.

Батарея на острове Большой Карлос была отремонтирована совсем недавно. Ранее здесь были укрепления, но потом, из-за отсутствия ухода и, скажем честно, из-за разворовывания денег подрядчиками, она со временем разрушилась. Спасибо императору нашему, Павлу Петровичу, который четыре года назад нашел деньги и сумел заставить местное начальство заняться ремонтом укреплений. Правда, удалось сделать далеко не все, но орудия на батарее «Штерншанц» были готовы к бою, а подступы к ней обнесены несколькими рядами кольев.

Я прекрасно сознавал, что канониры, какими бы хорошими они ни были, вряд ли сумеют остановить вражеский флот. Все-таки десять 74-пушечных кораблей – сила немалая. И это не считая фрегатов, бригов и вспомогательных кораблей с десантом на борту. Но потери, как я надеялся, мы неприятелю нанесем. А ведь помимо нас британцам придется сразиться с батареями «Двойная», «Кессель», «Вест» и «Ост». Это не считая пушек нашей эскадры, приготовившейся встретить на ревельском рейде те английские корабли, которые прорвутся через огонь береговых батарей.

Командует всеми нашими морскими силами адмирал Ушаков. А он опытный и умный флотоводец. Так что мы примем наших друзей-британцев, которым, как мы видим, очень понравилось без объявления войны нападать на чужие города и убивать безоружных обывателей, как говорится, with open arms[80]80
  С распростертыми объятиями (англ.).


[Закрыть].

Я приложил к уху устройство, которое мой друг майор Никитин называл рацией и которым он научил меня пользоваться. Именно с помощью этой самой рации я получу приказ адмирала Ушакова открыть огонь по неприятелю. Но пока она молчала. На всякий случай я еще раз обошел батарею и переговорил с канонирами, стоявшими с дымящимися фитилями в руках рядом с карронадами. Они ждали команду, чтобы поднести их к затравкам орудий. Мне показалось, что некоторые матросы шепчут молитвы, прося Господа нашего и всех святых спасти и сохранить их. Но ни у кого на лице я не увидел испуга – все морские служители были готовы до конца исполнить свой долг и пролить кровь за Отечество.

– «Звезда», я «Первый», ответьте мне, прием, – услышал я из рации голос майора Никитина.

– «Звезда» на приеме, – отозвался я.

– Открывайте огонь по четвертому по счету британскому кораблю, когда он пройдет мимо вас. Старайтесь сбить мачты и повредить руль. Как поняли меня, прием?

– Вас понял. Бить по четвертому, стараться сбить мачты и повредить руль.

– Все правильно. Удачи тебе, Ваня, – сказал майор Никитин.

Мне стал понятен замысел адмирала Ушакова. Он хотел, чтобы мы, начав стрелять, своим огнем как бы разорвали по центру строй британцев. С четырьмя-пятью прорвавшимися к городу кораблями береговые батареи и корабли Ревельской эскадры справятся. Вторая же половина британской колонны не посмеет бросить своих товарищей. Она будет рваться мимо нас им на помощь. Ну, а мы…

«А нам будет жарко, – подумал я про себя. – Так жарко, что если к концу боя от моих людей останется хотя бы половина, то это будет очень здорово. Но что ж делать-то? Мы люди военные, и бояться смерти нам негоже».

Британские корабли медленно проплывали мимо нас. Наши пушки были хорошо укрыты, к тому же майор Никитин посоветовал нам накинуть на амбразуру старую рыбацкую сеть с привязанными к ней сухими веточками и пучками травы. Я вчера специально прошел на лодке вдоль батареи и убедился, что с моря орудия обнаружить весьма затруднительно.

Дождавшись, когда корма четвертого по счету 74-пушечного британского корабля окажется от нас на расстоянии каких-то ста пятидесяти ярдов[81]81
  137 м.


[Закрыть], я скомандовал:

– Снять сети!

А когда мой приказ был выполнен, махнул рукой, крикнув:

– Батарея, пли!

Раздался страшный грохот. Ядра врезались в корму вражеского корабля. Не теряя времени даром, канониры бросились к карронадам, готовя их к новому залпу. А я взглянул в бинокль, чтобы оценить повреждения, нанесенные британцу орудиями батареи. Промахнуться с такого расстояния было просто невозможно. Корма корабля была разбита, но руль, как мне показалось, остался невредим.

– Ребята, цельтесь лучше! – крикнул я канонирам. – Поломайте ему руль!

Следующим залпом мы окончательно разворотили ему корму и разбили-таки руль. Он рыскнул по курсу, и ветер понес британца в сторону ряжей.

«Вот тут-то тебе, дружок, и будет конец, – подумал я. – Застрянешь на ряжах, а мы потом расстреляем тебя, словно мишень».

В это время следующий за нашим «крестником» корабль дал залп по нашей батарее. К счастью, большая часть неприятельских ядер легла с перелетом. В бруствер батареи угодило всего несколько ядер, не причинив нам большого вреда.

– Поджигай «туманный ящик!» – скомандовал я.

«Туманным ящиком» мы прозвали хитрое устройство, придуманное людьми майора Никитина. Они набили в деревянную коробку какую-то дрянь, которая после того, как ее подожгут, давала столько густого белого дыма, что сквозь него невозможно было что-либо увидеть.

– Ваня, – сказал мне мой новый друг майор Никитин, – нам надо не только разбить британскую эскадру, но и сделать это с наименьшими потерями. Нет в том бесчестья, если вы на время укроетесь в дыму от вражеского огня. Пусть англичане думают, что с вами покончено. А вы, когда дым рассеется, снова продолжите сражаться. Врага щадить не надо, а вот наших людей следует.

Я обошел батарею. У нас же было ранено несколько человек, а убитых, слава богу, не оказалось. Канониры внимательно слушали грохот выстрелов. Бой вели другие береговые батареи. Дым потихоньку рассеивался, и я приказал канонирам зарядить карронады и приготовиться к открытию огня. Впереди, у самой гавани, мы заметили яркие языки пламени. Похоже, что наши артиллеристы подожгли какой-то вражеский корабль.

Перед стволами наших карронад вновь мелькнула корма британца. Казалось, что до нее можно было дотронуться рукой. Я дал команду, и батарея всадила в эту корму тяжелые ядра. Сквозь грохот орудия я услышал треск дерева. Ядра, словно гигантский молот, разнесли корпус вражеского корабля. С палубы его донеслись ругательства и крики раненых. Потом раздались трели боцманских дудок. Похоже, что в трюм британца стала поступать вода.

«Ну вот и второй корабль эскадры вряд ли доберется до берегов Туманного Альбиона, – подумал я. – А ведь мы их побьем, ей-богу, побьем!..»

* * *

23 апреля (5 мая) 1801 года. Раннее утро. Побережье Балтийского моря неподалеку от деревни Мариенталь.

Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

Англичане вот уже целых полчаса высаживались со шлюпок на побережье. Морские пехотинцы были неплохими солдатами. Без суеты и криков, оказавшись на твердой земле, они быстро построились в шеренги и осторожно, держа оружие наперевес, начали движение в нашу сторону. Освободившиеся от десанта шлюпки направились к стоявшим на якорях кораблям.

«Сейчас они возьмут подкрепление и снова высадят своих “вареных омаров”, – прикинул я. – А эти обормоты пока станут закрепляться на захваченном плацдарме. Надо показать, что утро для них скоро перестанет быть томным».

По рации я приказал занявшему позицию снайперу открыть огонь.

– Старайся не бить по офицерам. А главное, вон по тому, который идет в центре. Этот, похоже, у них самый главный.

Щелкнул выстрел из СВД, и одна из фигур в красном мундире, взмахнув руками, рухнула на песок. Снайпер же продолжал методично валить одного морпеха за другим. Англичане, не ожидавшие такого отпора, испуганно загалдели и остановились.

– Николай Михайлович, – услышал я по рации голос Багратиона, – что там у вас происходит? Нужна ли помощь?

– Да, Петр Иванович, – ответил я. – Пусть ваши молодцы тоже немного постреляют. А чтобы им стало лучше видно, я сейчас им чуть-чуть подсвечу.

Достав из разгрузки осветительную ракету РПБ-40, я дернул за кольцо, запустив ее в небо. Огненная звездочка загорелась, ярко осветив побережье, и стала медленно опускаться на парашютике вниз. Британцы, не ожидавшие такой «теплой встречи» и не видя противника, стали не целясь палить из ружей во все стороны.

Егеря Багратиона тоже открыли огонь. Как я и советовал генералу, огонь вели лишь самые меткие стрелки. Остальные до поры до времени затаились, ожидая команды своего командира.

Британские морские пехотинцы были храбрыми ребятами. Они несли потери, но даже не думали отступать, лишь в центре слегка попятились. Потом их командир выхватил саблю и повел морпехов в атаку. И тут сработали две мины, установленные нами на их пути. Это были примитивные камнеметные фугасы – заряд пороха, присыпанный каменной щебенкой. В качестве же взрывателя мы использовали запал УЗРГМ от гранаты.

Взрывом разметало с десяток «вареных раков». Кого-то сразу уложило на месте, кого-то серьезно покалечило. Вот тут нервы у британцев сдали. Ровная линия солдат, одетых в красные мундиры, сломался. Они сбились в кучу и стали пятиться к кромке воды.

– Петр Иванович, – передал я по рации Багратиону, – велите своим людям прекратить огонь.

– Я понял вас, Николай Михайлович. Будем ждать продолжения сражения. Нам удалось отбить первую атаку, но так просто англичане отсюда не уйдут.

– Вы правы, князь. Тем более что у них уже на подходе подкрепление. Через несколько минут шлюпки высадят новых солдат. И, как мне кажется, их будет намного больше, чем тех, кто уже высадился на берег в первом броске.

– Может быть, стоить ввести в бой главные силы? – спросил Багратион.

– Нет, пока рано. Скорее всего, англичане высадят еще один отряд десантников. Вон, видите, как рванули к кораблям пустые шлюпки.

– Николай Михайлович, уже совсем рассвело. Англичанам теперь будет легче отвечать на наш огонь. Не пора ли начать генеральную атаку, чтобы сбросить неприятеля в море?

– Знаете, Петр Иванович, мне кажется, что покойный адмирал Нельсон решил направить в десант не только отряд морской пехоты, предназначенный для действия на сухопутье, но и тех солдат, которые входили в экипажи боевых кораблей. Что ж, как говорил великий Суворов: «Чем гуще трава, тем лучше ее косить».

– Ну, смотрите, подполковник, я могу лишь пообещать вам, что мои егеря будут стоять насмерть и не отступят.

– Я знаю, Петр Иванович. Но мы не только отобьемся от британцев, но и разобьем их.

Тем временем вновь прибывшие морпехи соединились с уцелевшими коллегами из первого броска и ровной сомкнутой линией, стреляя на ходу, стали надвигаться на позицию егерей. Я понял, что настало время вводить в бой конную артиллерию.

По рации я связался с подполковником Ермоловым и велел его четвертьпудовым единорогам и шестипудовым пушкам как можно быстрее выдвинуться к плацдарму. Орудия, стоявшие на вооружении конной артиллерии, были мобильными и могли стрелять картечью, буквально выкашивая вражескую пехоту.

Ермолов действовал стремительно. Орудия на полном ходу выскочили на заранее подготовленные позиции на флангах наступающих британцев. Артиллеристы сопровождали их верхами. Несколько минут, и пушки и единороги развернули стволами в сторону неприятеля. Расчеты спешились, коноводы отвели в тыл упряжки и оседланных коней.

– Николай Михайлович, мы готовы открыть огонь, – доложил по рации Ермолов.

– Действуйте, Алексей Петрович, – ответил я.

Орудия дали залп картечью по наступающим британцам. Свинцовый град пробил в рядах морских пехотинцев зияющие бреши. Спешно зарядив пушки и единороги, конноартиллеристы дали еще один залп, потом еще и еще. «Вареные раки» усеяли своими телами землю. Уцелевшие небольшими группами, отстреливаясь, стали пятиться к кромке воды.

– Смотрите, смотрите, Николай Михайлович! – радостно воскликнул Багратион. – Они уходят!

– Гм, вы так считаете? Я же предполагаю, что они, наткнувшись на нашу непреодолимую оборону, попытаются ударить в другом месте. Например, западнее, чуть ближе к городу. Я сейчас прикажу поднять в воздух квадрик, чтобы наверняка убедиться в этом.

– Да, видите, шлюпки забирают с берега уцелевших десантников. И корабли их снимаются с якорей, – сообщил мне Багратион.

– Вот туда, где они начнут высадку, я и отправлю свой резерв – два «тигра» с экипажами. Думаю, что они справятся с тремя сотнями десантников.

– А что слышно из Ревеля? – спросил Багратион. – Наш флот выдержал удар британской эскадры?

– Наш флот держится, и британцы несут большие потери, – ответил я. – Правда, подробности мне пока еще неизвестны…

* * *

23 апреля (5 мая) 1801 года. Утро. Ревельская гавань. Борт 74-пушечного корабля «Всеволод».

Адмирал Ушаков Федор Федорович

Ну вот, началось то, ради чего я сюда и приехал. Наши береговые батареи открыли огонь по кораблям английской эскадры. Все подходы к гавани Ревеля заволокло дымом. Даже поднятый в воздух нашими потомками летательный аппарат, именуемый «квадрокоптером», не мог сверху разглядеть, что именно там происходило. Оставалось лишь запрашивать по радиостанции – еще одно изобретение наших союзников из будущего – о том, что происходит в том или ином месте.

С батареи «Штерншанц», расположенной на острове Большой Карлос, капитан-лейтенант Крузенштерн сообщил, что он обстреливает проходящие мимо него на пистолетной дистанции британские двухдечные корабли. Наши канониры сумели повредить несколько из них, а один корабль – Крузенштерну, который служил ранее на британском флоте, показалось, что это 74-пушечный «Беллона» – застрял на ряжевых заграждениях. В его трюм стала поступать вода, и он накренился так, что его орудия правого борта больше не могли вести огонь по берегу. Наши артиллеристы воспользовались этим и яростно обстреливали вражеский корабль. Думаю, что с его повреждениями он вряд ли сможет выйти в море. Еще один корабль, согласно донесению капитан-лейтенанта Крузенштерна, горит. На время он прекратил стрелять, и матросы пытаются потушить пожар.

Я ожидал, что от частой стрельбы и от попадания наших ядер на вражеских кораблях от сотрясений отвалятся доски, которыми были заделаны повреждения, полученные во время сражения с датчанами. Но британцы продолжают идти вперед, и скоро они появятся перед кораблями Ревельской эскадры.

Бой я решил принять в гавани, стоя на якоре. У меня просто не было времени установить рангоут и такелаж и снабдить наши корабли всем необходимым для плавания в открытом море. К тому же в экипажах очень много новобранцев, которые пока плохо знают морское дело. Если бы я с ними вышел навстречу британской эскадре, то, скорее всего, был бы разбит. Хорошо обученные английские матросы за счет лучшего маневрирования ставили бы наши корабли в невыгодное положение и расстреливали бы их продольным огнем.

К тому же Ревельская эскадра имела немало плохих пушек, которые могли разорваться во время боя. В этом я убедился с помощью светильников потомков, именуемых «фонариками», обследовав каналы корабельных орудий. Все негодные пушки мы перекатили на борта кораблей, обращенные к берегу. А все годные, наоборот, установили так, чтобы из них можно было вести огонь в сторону моря. Корабли же должны были послужить чем-то вроде плавучих батарей.

Вот среди порохового дыма мелькнули чужие паруса. Не дожидаясь, пока передо мной появится весь британский корабль, я приказал господам офицерам открыть огонь по неприятелю. Бухнули пушки, вздрогнула палуба у меня под ногами. Попав под перекрестный пушечный огонь, вражеский корабль почти сразу же лишился фок-мачты и половины парусов. Обломки рангоута дождем посыпались на его палубу.

Но британцы показали себя хорошими моряками – этого у них не отнимешь. По уцелевшим вантам, словно муравьи, побежали матросы. Их поражали пули стрелков, ядра, они сыпались вниз, разбиваясь о палубы. Но уцелевшие продолжали менять разорванные в клочья паруса на новые и протягивать новые снасти.

Часть их, облепив сбитую ядром фок-мачту, сбросили ее за борт. Похоже, что в перестрелке корабль, который стоявший рядом со мной адмирал Макаров назвал «Сатурном», получил повреждение в руле. Он практически не управлялся, и ветер нес его прямо под выстрелы наших орудий. Продольный огонь пушек, заряженных картечью, словно свинцовой метлой проходил по «Сатурну». Но уцелевшие моряки, скользя ногами по залитой кровью палубе и спотыкаясь о трупы своих товарищей, продолжали сражаться. Англичанин открыл огонь по «Двойной» батарее. Правда, в залпе приняло участие менее трети пушек его правого борта.

В ответ с батареи заухали мортиры. Ими командовали офицеры из числа «гатчинцев». Что бы ни говорили мне о тех, кого обучил артиллерийскому делу генерал Аракчеев, но в умении стрелять им было трудно отказать. Одна из выпущенных мортирных бомб взорвалась на палубе «Сатурна». Взрыв вызвал пожар, огонь скакнул прямиком в крюйт-камеру… Раздался страшный грохот, заглушивший на время пушечную пальбу. Когда же облако дыма на месте взрыва рассеялось, на воде можно было заметить лишь обломки взлетевшего на воздух неприятельского корабля.

«Ну вот, одним стало меньше», – подумал я и вытер платком вспотевший лоб. Но неприятель продолжал сражаться и не собирался отступать.

Из дыма, застлавшего всю Ревельскую гавань, словно из-за театрального занавеса, стали появляться один за другим все новые и новые британские корабли. Часть из них уже имела повреждения, как в корпусе, так и в рангоуте и такелаже. Некоторые шли заметно накренившись, из-за чего пушечные порты нижних деков были задраены. Но британцы били из всех орудий по кораблям нашей эскадры. Правда, вели огонь они не полным бортом, а в основном погонными орудиями[82]82
  «Погонными» называли орудия парусного корабля, установленные в носовой части, – они могли стрелять только вперед.


[Закрыть]. К тому же на баке у них стояли легкие 9-фунтовые пушки. А от нас они получали бортовые залпы полновесными 28-фунтовыми и 18-фунтовыми ядрами.

Но даже одиночные попадания из вражеских орудий наносили нам повреждения. Несли мы и потери в людях. Вот ядро, расщепившее фальшборт, задело двух матросов, наповал уложив одного, а второму оторвало руку. Помощники лекарей унесли сначала раненого, а потом и убитого. Матросы из палубной команды споро посыпали песком кровавое пятно на палубе, чтобы не скользили ноги.

Но вражеским кораблям от нас доставалось все же больше. Один из британцев – по словам адмирала Макарова, это был «Руссель» – имея совершенно разбитый бак, стал все больше и больше зарываться носом в воду. Вскоре волны стали заплескивать на его палубу, а разбитая корма задралась вверх.

– Федор Федорович, – адмирал Макаров опустил подзорную трубу и повернулся ко мне, – а он ведь сейчас утонет.

Я лишь пожал плечами. Утонет – значит, такая у него судьба. Все корабли могут утонуть, а уж военные – тем более.

– Может быть, спустим шлюпки и поможем британским морякам спастись? – не унимался Макаров.

– Михаил Кондратьевич, – я вынужден был остановить неуместное в данный момент человеколюбие командующего Ревельской эскадрой, – во-первых, неприятельский корабль не спустил флаг и не поднял сигнал: «Терплю бедствие». А, во-вторых, направлять к нему шлюпки весьма опасно. Британцы могут нас неправильно понять и открыть огонь по своим спасителям. Вот когда кончится бой, тогда и окажем помощь тонущим.

– А вы знаете, Федор Федорович, – покачал головой Макаров, – что англичане не обучают своих моряков умению плавать. И если их корабль пойдет ко дну, то большинство его моряков погибнет.

– Что ж, это их выбор, – ответил я. – Мы не приглашали их сюда. И, как говорят французы: «à la guerre comme à la guerre».

А «Руссель» тем временем повалился на правый борт и начал тонуть. Вскоре над водой виднелось лишь его днище, обшитое медными листами. Экипаж корабля барахтался в воде среди обломков, пытаясь удержаться на поверхности. Некоторые, умеющие плавать, плыли в сторону берега. Но вода была еще холодная, и пытающие спастись быстро замерзали и шли ко дну.

Мы же тем временем продолжали сражаться с сильно поврежденными, но не думающими пока сдаваться английскими кораблями. Впрочем, вид тонущих своих собратьев, похоже, подействовал наконец на офицеров британской эскадры. Вдребезги разбитый и едва держащийся на плаву 74-пушечный «Рэмиллис» спустил «Юнион Джек» и поднял белый флаг. Его примеру последовали сильно поврежденные «Монарх», «Сент-Джордж», «Уориор», «Дифенс», «Ганджес» и «Дефайенс».

Сражение постепенно затихало. Последним сдался сильно поврежденный флагманский корабль «Элефант». Но, как мне стало известно, адмирал Нельсон погиб в самом начале сражения. Это печальное для британцев событие и предопределило исход битвы на ревельском рейде. С самого ее начала было заметно отсутствие единого руководства эскадрой – каждый британский корабль действовал и сражался как бы сам по себе.