Текст книги "Идущие на смех"

Папа вернулся…

Обычно это происходило в последний день декабря. Папа приходил с работы волевой и сосредоточенный.

– Я ухожу, – заявлял он.

– Куда? – спрашивала мама, перечитывая любимую Анну Каренину.

– Совсем. От тебя ухожу.

– Почему? – интересовалась мама, не отрывая глаз от книги.

– Ты меня не ценишь!.. Никто не ценит! Вам всем плевать на меня! – Ты не прав, – бросала мама, переворачивая страницу.

– Сейчас не время выяснять отношения… Поздно! Ты меня проиграла!.. Не волнуйся, на квартиру претендовать не стану. Мебель оставляю тебе, ковёр тоже.

– Ты – благородный человек, – изрекала мама, продолжая чтение. – Только не надо красивых фраз, не надо!.. Пути назад нет!

Папа раскрывал «дипломат», укладывал туда электробритву, пасту, зубную щётку и почему-то молоток, хотя он ни разу в жизни не забил ни одного гвоздя. Затем надевал пальто, шапку, подходил к дверям, оборачивался.

– Я ухожу. Кто идёт со мной? – вопрос был адресован нам, детям, но повисал в воздухе без ответа. – Папа уходит навсегда. Кто пойдёт с папой?

– Я не могу, мне задали сочинение, – сердито отвечала Ленка. Папа переводил взгляд на меня. Я начинал хныкать.

– Я не пойду, у нас в садике подарки давать будут.

Папа запрокидывал голову и трагически воздевал глаза к небу.

– Хорош итог: создал семью, вырастил детей, всю жизнь работал на них, а теперь даже уйти не с кем!..

Голос его дрожал, в глазах появлялись слёзы.

– Я пойду с тобой, – говорила мама, откладывала книгу, предварительно заложив закладку между страницами, одевалась и они уходили. Возвращались поздно, весёлые, счастливые, с подарками. Так что нам, детям, даже нравилось, когда папа от мамы уходил.

Но однажды, тоже тридцать первого декабря, папа вернулся с работы раньше обычного. Мама только-только закончила готовить обед и проверяла принесенный Ленкой табель.

– Я ухожу от тебя, – объявил папа.

– Куда? – спросила мама, просматривая оценки.

– Совсем. От тебя ухожу.

Ответ был традиционен, но что-то в папином голосе насторожило маму. Она отложила табель и посмотрела папе прямо в глаза.

– Почему ты уходишь?

Папа отвернулся и молчал.

– Ты уходишь к ней? – тихо спросила мама.

Не поворачиваясь, папа утвердительно дрыгнул головой.

Я знал, кто такая она. Это была соседка с пятого этажа Эля Глотова, которая на афишах именовалась Эльвирой Глотье. Она работала в цирке, жонглировала чугунными ядрами. Зимой и летом ходила в обтягивающем свитере, из-под которого выпирали все её формы. Последнее время я часто видел папу, беседовавшего с Эльвирой: ему, худому и щуплому, нравилась её сила и мощь. И вот теперь он…

– Что ты возьмёшь с собой? – спокойно спросила мама.

– Ничего. Мебель и ковёр я оставляю вам. Свои вещи тоже. Выходной костюм и свитера можешь продать – получишь деньги.

– В чём же ты будешь ходить?

– На работу в этом пиджаке и этих брюках, они после чистки, как новые. А дома… – Он запнулся и исправился. – …а у неё – в спортивном костюме, она мне отдаст свой старый.

Он уложил в «дипломат» весь свой джентльменский набор, закрыл его, дошёл до дверей, постоял, обернулся, посмотрел на меня и на Ленку.

– Вы проводите меня?

Я насупился и молчал.

– Тебе же недалеко, всего один этаж! – буркнула Ленка.

– Хорош итог: дети отказываются проводить отца в последний путь!

– Я провожу тебя, – предложила мама.

В папиных глазах блеснула радость. Секунду он колебался, потом хрипло выдавил «не надо» и выскочил за дверь.

Мама молчала.

– Напиши его маме, брату, всем его родственникам, – предложила Ленка. – Ему станет стыдно, и он вернётся.

Мама покачала головой.

– Это не поможет. Здесь уже никто не поможет.

– А Дед Мороз? – спросил я.

Мама рассмеялась, притянула меня к себе и заплакала.

Мой детский садик находился во дворе, перед нашими окнами. Поэтому меня туда не провожали, я сам бегал. Только на утренники меня всегда сопровождала мама. На этот раз, увидев в зеркале свои заплаканные глаза, попросила:

– Пойди сам. Ты ведь уже большой.

И в младшей, и в средней, и в старшей группе к нам всегда приходил один и тот же Дед Мороз, грузный, нескладный, с одышкой. Он обслуживал все детсады нашего района. Мой садик находился в конце его маршрута, он прибегал к нам всегда с опозданием, потный и растерзанный. Его посох цеплялся за бороду и болтался до тех пор, пока борода не отваливалась вместе с ним.

В день, когда папа насовсем ушёл от мамы, Деду Морозу особенно не везло: это был седьмой, последний утренник, на улицах навалило много снега, ходить было тяжело, он несколько раз падал, зверски устал, еле передвигал ноги – поэтому танцевал сидя. Бороду где-то потерял, вместо неё ему подклеили кусочек кроличьего меха. Мех был серый, выделялся на фоне ватной шубы – всем сразу было видно, что с возрастом дедушка стал чернеть.

Снегурочка развязала мешок. Измочаленный дед нагнулся за подарками, но разогнуться уже не смог: его прихватил радикулит. Так он и просидел до конца утренника, согнувшись над мешком, из которого Снегурочка выдёргивала подарки и вручала их детям. Дед Мороз натужно улыбался каждому, посыпал его конфетти и виновато сообщал:

– Заболел ваш дедушка.

Когда праздник закончился и все разошлись, я, уже одетый, заглянул в зал и увидел такую картину: Снегурочка упёрлась своему партнёру коленом в позвоночник и напряжённо тянула его за плечи. Дед Мороз со скрипом распрямился.

– Всё! Теперь добредёшь сам. А мне ещё за внуком ехать! – Она глянула на часы, потом чмокнула деда в кроличью бородку. – Счастливого Нового года! – И умчалась.

– Дедушка, пойдём к нам, – предложил я.

– Нет, мальчик, дедушка Мороз поедет к себе в лес и ляжет отдыхать в сугроб.

При этих словах он дёрнулся, и зубы его застучали – это он представил себя лежащим в сугробе.

– Пойдём, – настаивал я, – ты ведь должен всем помогать, а у меня мама плачет. – Дед Мороз, уняв зубную дрожь, внимательно посмотрел на меня. Чтобы его окончательно убедить, я добавил. – Мы рядом живём, во дворе. Чаем тебя напоим, с малиновым вареньем.

Этот Дед Мороз обладал очень развитым воображением: я увидел, как он мысленно проглотил варёную малину, и как по его телу разлилось тепло от будущего чая. Он решительно взял меня за руку и сказал:

– Веди!

Мама не могла скрыть удивления.

– О, кто к нам пришёл!

– Извините… Я не сам… Это ваш мальчик.

– Очень хорошо, что пришли. Снимайте шубу.

– Нет, нет, нельзя! – он попытался незаметно кивнуть в мою сторону, давая понять, что не может разоблачить сказку: он по наивности думал, что я всё ещё верю в его лесное происхождение!

Выпив чаю с малиной, Дед Мороз окончательно раскис. Глаза его слипались, он растягивал веки пальцами. Его знобило. Очевидно, ко всему, он ещё и простыл.

– Я вас в таком состоянии не отпущу, – сказала мама. – Ложитесь и поспите, хотя бы часок.

Она бросила на тахту плед и подушку. Дед Мороз был не в состоянии сопротивляться. Бормоча слова благодарности, он повалился на тахту, как стоял, в шубе, в шапке, и сразу захрапел. Мы с Ленкой стянули с его ног валенки и накрыли его пледом.

Прошло два часа. Дед спал глубоким сном ночного сторожа, не повернувшись, не пошевелившись.

И тут вошёл папа.

– Что это? – изумлённо спросил он, указывая на храпящего мужчину в шубе, в шапке, с кроличьей бородой. Мы молчали. Папа повторил свой вопрос. – Я могу узнать, кто это спит в моём доме?

– Это уже не твой дом, – тихо сказала мама.

Папа чуть растерялся.

– Допустим. Но мне обидно: стоит только выйти, как уже кто-то лежит! – Он подскочил к тахте и стал трясти деда за плечи. – Товарищ!.. Товарищ господин!.. Пора вставать!

Дед испуганно вскочил, не понимая, где он и что с ним. От испуга задекламировал:

– Я весёлый Дед Мороз, я подарки вам принёс… – Потом посыпал папину голову конфетти и поздравил его. – С Новым годом!

Окончательно проснувшись, застеснялся и стал поспешно натягивать валенок.

– Это просто чёрт знает что! – возмущался папа. – На минутку выйдешь к соседям – в доме сразу появляются нахальные Деды Морозы!..

– Я – не нахал, я – из фирмы «Радость» – оправдывался дедуля, натягивая второй валенок.

Мама протянула ему банку с вареньем.

– Это вам новогодний подарок. Придёте домой, попарьтесь в ванне, ложитесь под тёплое одеяло и пусть жена даст вам в постели выпить чай с малиной.

– У меня нет жены. А за подарок спасибо. – Дед Мороз взял баночку, поклонился маме и направился к дверям.

– Может, останетесь с нами встретить новый год?

– Нет, нет, благодарю. Дед Мороз должен вернуться в свой лес и спать в сугробе. – Он улыбнулся мне, подмигнул и вышел.

– Он ещё и холостой! – продолжал возмущаться папа, вытряхивая из волос конфетти.

– Тебе что-то нужно? – спросила мама.

– Я забыл молоток.

Мама принесла ему любимый инструмент. Но папа не уходил. Он потоптался у двери, потом решительно вытащил из «дипломата» большую коробку конфет и протянул её маме.

– Я вспомнил, что не поздравил тебя с Новым годом. Это дорогие конфеты, сто двадцать рублей коробка, называются «Теремок».

– За эту цену они могли бы называться «Небоскрёб», – сказала мама, раскрывая коробку. – Угощайся.

– Спасибо. – Папа взял одну конфету и проглотил её, не разжёвывая. – Я хочу погулять по улицам. Кто пойдёт со мной? – спросил он, отвернувшись от мамы, глядя в нашу сторону. Мы молчали. Папа не уходил. Молчание затянулось.

– придётся мне пойти с тобой, – сказала мама и начала одеваться.

Я подошёл к ней и тихонько прошептал:

– Видишь, Дед Мороз всё-таки помог.

Мама притянула меня к себе и стала целовать, но уже не плакала, а смеялась.

Внук Мороз

Спектакль восстанавливался к Новому году. Сильву играла Майорская. Когда-то это была её коронная роль, она получала премии, её показывали по телевизору. Но теперь… Нескладная, суетливая, она путала тексты, забывала мизансцены. На репетиции являлась с кошёлками овощей, в стоптанных сандалиях. Режиссёр кривился, мучился и умолял:

– Голубушка, улыбайтесь!.. Ведь вы же влюблённая женщина, а не бухгалтер-ревизор.

А сегодня она подслушала, как её партнёр жаловался режиссёру:

– Заставьте её мыть руки! После её объятий я полдня пахну луком.

Она шла по весёлым предновогодним улицам и глотала слёзы. Войдя в квартиру, не раздеваясь, устало опустилась на стул.

Раздался звонок. Когда она открыла дверь, в переднюю ввалился Дед Мороз, в огромной белой шубе, с мешком за плечами.

– Здрасьте, девочка Тамарочка!

Получите два подарочка!..

Он склонился над мешком, стал что-то вынимать, приговаривая:

 
– Это вам духи «Успех»,
Это вам конфеты.
Чтоб играли лучше всех
В театре оперетты!..
 

И тут она разрыдалась, громко, истерично, взахлёб.

Дед Мороз растерялся.

– Что с вами?.. Я вас чем-то обидел?.. Ну, пожалуйста, перестаньте!..

Он искал, чем бы утереть ей слёзы. Не найдя ничего подходящего, стал промокать их кончиком своей бороды. Майорская уткнулась лицом в его накрахмаленный ватный воротник и со слезами стала выплескивать все свои обиды.

– Конечно, не учу роль, не работаю над пластикой… А когда?.. Когда?.. Утром сына в садик отправить, мужу завтрак подать… Днём успеть что-нибудь купить, до репетиции… Потом сварить, убрать, постирать… Никто не помогает. Разве я актриса?.. Я – нянька, кухарка, домработница!

Она последний раз жалобно всхлипнула и стала приводить себя в порядок. Дед Мороз снял с себя бороду и протянул ей, чтобы она могла вытереть мокрое лицо. Без бороды, несмотря на приклеенные усы, было видно, что он очень молод. Майорская всплеснула руками.

– Господи!.. Совсем ребёнок!.. Не дед, а внук… Внук Мороз!..

Она засмеялась сквозь слёзы.

– Как вас зовут?

– У меня странное имя – Свирид. Родители оригинальничали.

– Спасибо, дед Свирид! – она снова рассмеялась и протянула ему его бороду.

– Я студент музыкального училища. Решил подработать от фирмы «Сюрприз»… А если честно, специально к вам напросился… Я ещё школьником бегал на все спектакли, где вы играли… Мы были в вас влюблены, всем классом… Зачем вы надели парик?

– Меньше возни с прической.

– Но у вас же прекрасные волосы!.. Когда вы распускали их, получалась пелерина из волос…

– Это было, было, – грустно произнесла она и машинально сдёрнула парик.

– А глаза?.. Почему вы вдруг стали щуриться?.. Откройте их шире – у вас же глаза дикой серны… Вы видели когда-нибудь серну?

– Нет, – растерянно ответила Тамара и подошла к зеркалу.

– Я тоже нет, – признался Свирид. – Но мы все считали, что у серны именно такие глаза!

Майорская внимательно рассматривала своё лицо.

– Тушь размазалась… А глаза, действительно, ничего.

– Почему вы носите широкие одежды? – продолжал наступать Свирид. – У вас же классная фигура!.. Когда вы выходили в амазонке, все девчонки стонали от зависти…

– Да?..

Тамара внимательно осмотрела себя с ног до головы и крутанулась у зеркала.

– Объясните, пожалуйста, кто мне заказал деда Мороза?.. И эти подарки?

– Наш педагог, доцент Галустян.

– Он меня ещё помнит? – Она радостно улыбнулась и сразу очень помолодела. Понюхала принесенный флакон. – Это были тогда мои любимые духи. – И снова улыбнулась.

– У вас завтра премьера? – спросил Свирид.

– Увы. Сегодня вечером генералка. Мне надо заболеть – я совершенно не готова.

– Значит, так, – решил юный дед. – Вы закрываетесь в спальне и до вечера работаете над ролью. А я сделаю уборку и приготовлю обед. – И, опережая возражения, добавил: – В конце концов, ведь я – из фирмы «Сюрприз»! – Снял шубу, шапку, валенки и надел передник. – Усы потом отмочу – сильно приклеились.

Тамара ещё секунду поколебалась, потом тряхнула рыжеватой гривой и лихо щелкнула пальцами.

– А что?.. Может же и у меня быть праздник!

И по-деловому сообщила:

– Овощи за окном, мясо в холодильнике. Голубцы готовить умеете?

– Да.

– Сделайте побольше, он их обожает. Для моего мужа главное – это еда, впрочем, как и для всех женатых мужчин. Наверное, в женихах они так изголодались, что теперь всю жизнь не могут насытиться… Ну, дедушка Свиридушка, адью!

Она засмеялась, послала ему воздушный поцелуй и скрылась в спальне. Свирид вышел в переднюю, раскрыл лежащий у телефона блокнот, поискал и набрал нужный номер.

– Товарищ Майорский?.. Сегодня придите домой пораньше, сегодня у вас голубцы, а у вашей жены генеральная репетиция… И не забудьте купить ей цветы… Кто говорит?.. Дед Мороз.

Потом он подметал, натирал, чистил, резал, кипятил и жарил.

Часам к пяти из садика пришёл Димка, с удивлением уставился на Свирида.

– Ты – усатый нянь?

– Да.

– А нам сегодня показывали сказку про Красную Шапочку. А почему волк её сразу не съел?

– Он наелся бабушкой. Ты буквы знаешь?

– Ага.

– Будешь писать маме поздравление с Новым годом. Где её фотография?

Через полчаса Димка под руководством Свирида закончил выпуск домашней стенгазеты. На листе ватмана были наклеены фотографии Майорской в разных ролях, а под ними – две фразы из разноцветных букв: «Актриса мамочка моя, гордюся мамой очень я».

Ровно в шесть пришел муж Тамары, Сергей Майорский.

– Это вы мне звонили? – спросил он у Свирида.

– Да.

– А кто вы, извините, такой?

– Это нянь – внук Деда Мороза, – пояснил Димка.

– Очень приятно. Я пришёл рано, как вы требовали, удрал с совещания. Наш трест строит самые плохие дома, но зато проводит самые длинные совещания по улучшению качества строительства… Как вкусно пахнет… Неужели голубцы?

Он стоял в передней, не снимая дублёнки, удивлённый, что жена не выбежала ему навстречу, как обычно.

Димка забарабанил в дверь спальни.

– Папа пришёл!.. Папа пришёл!.. Папа при…

И замер, потрясённый. Из спальни вышла Тамара в блестящей короткой тунике до колен, в ярких высоких сапогах. Из-под сверкающей диадемы прорвался рыжий водопад волос… Она вышла, напевая: «Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось», стройная, красивая, ослепительная…

– Костюмы, как всегда, привезли в последний день. Режиссёр просил носить их дома, чтобы скорее освоить.

– Мамочка! – восторженно выдохнул Димка. – Какая ты у нас ногастенькая!

Тамара погладила его по голове и обратилась к ошеломлённому мужу, который ещё не произнес ни слова.

– Обед тебя ждёт. Диму уложишь в девять.

– Ты уходишь? – наконец выдавил из себя Сергей.

– Сегодня генеральная репетиция «Сильвы», помнишь ли ты об этом?

– Помню ли я! – почти пропел Сергей, раскрыл портфель и вытащил оттуда букет гвоздик. – С наступающим Новым годом и новой премьерой!

– Какой дивный сон! – продолжила Тамара их дуэт и с благодарностью обняла мужа.

А он, а шапке, в дублёнке, с букетом в руках, виновато отворачивался, чтобы не встретиться взглядом со Свиридом, который час назад снова звонил ему и напоминал…

Эх, если бы Деды Морозы навещали нас не раз в году, а ежедневно!

Небритый кактус

Кира Петровна глянула на часы и заторопилась.

– Пора украшать!

Стёпа открыл балконную дверь: за окном стояла нормальная предновогодняя жара, термометр показывал плюс тридцать восемь градусов в тени. Они втащили в комнату огромный кактус, который должен был заменить им ёлку.

– Опять замусорили балкон! – проворчал Стёпа.

– Кир-р-ра!.. Кир-р-ра!.. – радостно загалдели птицы, чем-то похожие на наших ворон. Они целовались, как голуби, а потом часами сидели прижавшись друг к другу – образцово-показательная семейная пара.

Когда появились птенцы, преданные папа и мама с утра до вечера таскали в гнездо всевозможную пищу и бросали её в бездонные глотки орущих детенышей. Кира сочувствовала усталым родителям и перед уходом в больницу оставляла для них на балконе куски сыра, яблоки, колбасные обрезки. Те с радостью подхватывали всё это и тут же скармливали прожорливому потомству.

Когда птенцы выросли и улетели, Кира Петровна стала находить на балконе огрызки фруктов, шкурки от колбасы, требуху. Это благодарные птицы теперь «подкармливали» её. Кира была тронута до слёз, а её сосед Стёпа ругался:

– Или отучи их от этого, или переходи жить к ним в гнездо!

У них был общий балкон, и он ежедневно с ворчанием сметал шваброй эти дары. Но, в общем, он был славным парнем и очень любил свою жену Аллу. Это была дружная, спокойная семья, поэтому Кира Петровна охотно согласилась лететь вместе с ними в Аден и работать в одной больнице. Правда, должен был лететь и её муж Сергей, но в последний момент защита его диссертации была перенесена, и он остался дома. «Наверное, уже набегался на лыжах, а сейчас вместе с Алёнкой вешает лампочки на ёлку». Кира представила мужа и дочку в предновогодних хлопотах, улыбнулась и вдохнула скипидарный запах ёлочки, причем так явственно, что даже в сердце что-то защемило. Она принесла свой любимый шампунь «Тайга» и побрызгала кактус.

– Ты его купать собираешься? – спросил Стёпа.

– Чтоб ёлкой пахло!

Стёпа украшал кактус мандаринами и конфетами в ярких обёртках, царапая руки о колючки.

– А ты его побрей, – посоветовала Алла.

– У меня нет лезвий, а электробритва не возьмет.

Как назло, с утра барахлил кондиционер, и жара проникала в комнату, хотя окна были наглухо заклеены от комаров. Кира Петровна принесла белую накидку с нашитым ватным воротником и попросила Стёпу:

– Примерь.

– Ни за что!

– Эта шуба – из марли.

– Неважно из чего – слово «шуба» в этой духоте приводит меня в ужас.

– Но нельзя же в Новый год без Деда Мороза.

– Почему именно Дед Мороз? Это же условность! Надень её ты, и будет Баба Мороз. В крайнем случае, я согласен быть Снегурчиком, в плавках и майке.

Ровно в одиннадцать вечера по московскому времени они проводили Старый год, выпили по бокалу шампанского, зажгли на кактусе лампочки и поводили вокруг него хоровод, напевая «В лесу родился кактушка…». Потом поймали Москву и слушали бой курантов. С последним ударом в передней зазвенел звонок. Удивлённо переглянувшись, бросились открывать и дружно ахнули: в дверях стоял смеющийся Сергей.

– Не зря я минут десять топтался под дверью! Судя по вашим физиономиям, новогодний сюрприз удался! Но это не всё, чудеса продолжаются. Оп-ля! – и он эффектно извлёк из-за спины маленькую пушистую ёлочку в целлофановом пакете. – Мы с ней провели двенадцать часов в воздухе и очень подружились. Но, кажется, от жары она уже осыпается.

– Сейчас оживим!

Стёпа утащил ёлочку на кухню и втиснул её в холодильник. Затем крикнул всё ещё стоявшим в прихожей Сергею и Кире:

– Вам дается десять минут на объятия и беспорядочные вопросы. Затем – снова к столу!

Минут через пятнадцать все опять собрались в гостиной. На краю стола, рядом с небритым кактусом, стояла охлаждённая ёлочка, как хрупкая сестричка рядом с мускулистым братом.

– Слово имеет Баба Мороз! – объявил Стёпа.

– Мне сейчас так радостно! – сказала Кира. – Вдали от снега, в этой жаркой стране – и вдруг настоящая ёлка. Как будто кусочек Родины. Спасибо вам! – она чокнулась сперва с Сергеем, а потом и с ёлочкой.

– И тебе спасибо! – сказал Стёпа и чокнулся с кактусом.

Когда расходились, Кира перенесла ёлочку на подоконник.

– Пускай птички, когда прилетят, полюбуются: они же никогда ёлки не видели!

Проснулась она от ударившего в глаза солнца и громкого карканья.

– Кир-р-ра!.. Кир-р-ра!.. – благодарно кричали птицы. Было ясно, что ёлка им очень понравилась.