Текст книги "Идущие на смех"

Застольные стихи

ОТ АВТОРА: Я никогда не считал себя поэтом, но стихи писать приходилось, и для своих водевилей, и для концертных выступлений, и для эстрадных спектаклей. Но более всего я написал стихотворений для различных торжеств, юбилеев и всевозможных празднеств и застолий.

Когда мои друзья узнали, что я готовлю к изданию этот сборник, они потребовали включить в него главу с моими «застольными» стихами. Я отказывался, объясняя, что эти стихи предназначались для узкого круга очень близких друзей, поэтому иногда можно было позволить себе и похулиганить и употребить «неформальную» лексику. Но они доказывали мне, что мои читатели – тоже мои друзья, они всё поймут, простят и оценят.

Вот я и рискнул поместить здесь свои стихи, в надежде на ваше снисхождение и понимание.

Киевский период

ОТ АВТОРА:

Когда дочка была маленькая, я попытался написать для неё детские стихи.

Два первых двустишия, с усилием, ещё можно было причислить к детским:

Первое:

 
Крольчихе кролика отдав,
Стал уважать себя Удав.
 

И второе:

 
Чтобы понравиться Ежу,
Ему я щётку покажу.
 

Но следующие уже получились явно не для маленькой дочки. Я это понял, когда у меня их выпросили артисты эстрады и стали их читать и петь взрослым дядям и тётям.

 
Поросёнок – подхалим
Был вчера в ударе:
Чтоб начальству угодить,
Сам себя зажарил.
 
 
Слон устроился в балет,
Да и в ус не дует:
Он уже пятнадцать лет
Лебедя танцует.
 
 
Бык Корове говорит:
Если мне верна ты,
Как же это совместить
С тем, что я – рогатый?
 
 
Уронили Мишку на пол,
Оторвали Мишке лапу…
Всё равно его не брошу,
Как соседка дядю Лёшу.
 
 
Дочка сделала окрошку,
Первой накормили кошку,
Кошка съела ту окрошку —
Вызывали неотложку.
Добрый доктор Айболит,
Он под деревом сидит,
Рядом досточка висит:
«Сотня баксов за визит».
 

На этом «детские» стихи кончились, начались «взрослые».

 
Друзья мои! Прошу вас не сердиться —
Решил я снова к рифме обратиться.
Я часто рифмой мучил вас,
Позвольте же в последний раз,
И уж поверьте, больше никогда
Своих стихов я вам читать не буду:
Мы все разъедемся, меня ждёт Кзыл-Орда
И слушатели верные верблюды.
И там, под тенью кактусов зелёных,
Я напишу поэму «Скорпионы»,
В которой докажу реалистично,
Что жалить инженеров – не тактично!
Потоки рифм польются без запруды,
И зарыдают бедные верблюды.
 
 
Но это после, в Кзыл-Орде далёкой,
А нынче предо мной накрытый стол,
Закуска смотрит на меня с упрёком
И думает: «Кончай, чего завёл
Ты разговор прескучный и предлинный,
А главное, без видимой причины»
Причина есть, и важная причина,
Здесь все сидящие меня поймут:
Сегодня я – не мальчик, я – мужчина,
Сегодня я окончил институт!
Тот институт, который ненавидел,
Который все пять лет мне клеткой был,
Которым Бог меня, казалось мне, обидел,
И, наконец, – который полюбил!
Здесь многих, многих, многих я узнал,
Ко многим всей душою привязался,
Не раз экзамены пересдавал,
На первых лекциях частенько не являлся,
Шпаргалкой пользовался иногда
(Товарищи экзаменаторы, да, да!
Теперь уж поздно принимать вам меры:
Теперь мы не студенты – инженеры!)
 
 
Итак, друзья, я предлагаю тост
И за него бокал свой опорожню:
Давайте встанем во весь рост
И выпьем за Автодорожный,
Который мы сегодня покидаем
И о котором с грустью вспоминаем!..
 

Потом я обращался в стихах ко всем сидящим за столом преподавателям, с искренними, тёплыми словами благодарности. Не всё уже помню, многое просочилось сквозь песок лет, но кое-что в памяти ещё осталось:

 
…Я предлагаю тост, друзья мои,
За нашего любимого Сюньи[3]3
  Сюнью Георгий Камилович, доцент, первый француз, которого я узнал, элегантный, остроумный, обожаемый всеми студентами.


[Закрыть],
С весёлою, открытою душой,
Всегда приветлив и всегда простой,
Я за него готов пить до утра,
Георгию Камилычу – Ура!..
 
 
А где же Вериженко, наш декан?
Послушайте, да он ещё не пьян!
Он должен пить и счастлив быть сейчас:
Он, наконец, избавился от нас!
«Подобных типов редко я встречал!» —
Он так нам на собраньях заявлял…
А ну-ка, типы, наливай ему вина,
Да проследить, чтобы он пил до дна —
И не одну, а рюмки три подряд,
Ведь это ресторан – не деканат.
А раз в пять лет положено быть пьяным,
Ну, даже, найтрезвейшему декану!..
 
 
Яков Давыдыч[4]4
  Яков Давыдович Лившиц, доцент, преподаватель строймеханики.


[Закрыть], простите,
Очень я вас прошу,
Вы на меня не сердитесь,
Правду сейчас расскажу:
Я ненавидел проекты,
Эпюры, и сигмы, и гамы,
На лекциях, вместо конспектов
Соседям строчил эпиграммы.
Думал я, что за нелепость
Прогиб и прочность считать…
Но эту вот рюмку, на крепость,
С вами готов испытать!..
 

Так я попрощался со всеми преподавателями. Ребята аплодировали каждому. Кто-то в ответ жал руку, кто-то обнял меня, кто-то прослезился. Дошла очередь и до директора. Он был надменным, бестактным, неприятным царьком, его не любили и студенты, и преподаватели. Однажды, прямо на лекции я ему высказал всё, что о нём думаю, за что был на год лишён стипендии. Так что у нас с ним были «особые» отношения. Ребята просили меня «выдать гаду на посошок». Но я не хотел уподобляться ему и просто оскорбить – я решил поддеть его потоньше. На фоне всех добрых слов, сказанных о педагогах, я, глядя на него, прочитал:

 
Я о директоре хотел сказать два слова.
И рифма у меня была готова,
Но в институте мне шептали все подряд,
Что о директоре у нас не говорят!
И потому молчу, друзья, молчу,
Традицию нарушить не хочу!
 

После этих строк началась овация, аплодировали даже педагоги, а бывшие студенты подскакивали на местах и орали «Браво!». Директор побагровел, но продолжал сидеть. Он досидел до конца моего выступления, потом поднялся и ушёл, чему все были очень рады. А я, между тем, продолжил:

 
Нам подарили праздничный букет
Из самых лучших, юношеских лет,
И их уже назад не возвратить,
Так наливайте и давайте пить
За нашу дружбу, что родилась в ВУЗе,
Которая пойдёт за нами вслед,
И будет жить в любом конце Союза,
И будет жить через десятки лет.
Пусть эта дружба не боится непогоды,
Пускай она живёт у каждого в груди —
Так выпьем за студенческие годы,
За жизнь, которая открылась впереди!
 

ОТ АВТОРА: Сорокалетие пришло неожиданно, как удар «под дых». Я вдруг осознал, что уже наступил пятый десяток. Загрустил и понял, что пора подводить первые итоги – собрал за столом самых близких мне людей и прочитал им эти стихи.

 
Когда я вдруг остановлюсь в пути
И оглянусь на пройденные годы,
То вижу, сколько в жизни упустил,
И сколько недоделал и не додал.
Мне хочется, чтоб я недаром жил,
Чтоб знали обо мне в Москве, в Варшаве,
Чтоб обо мне Рыбчинский[5]5
  Юрий Рыбчинский – известный украинский поэт и драматург.


[Закрыть] песню сочинил
И чтобы Малышев[6]6
  Юлий Малышев – театральный и музыкальный критик.


[Закрыть] её в «Орбиту» вставил,
И чтоб её повсюду исполняли,
И чтоб за это Малышева сняли.
 
 
Я сорок лет уже в дороге,
Сегодня подведу итоги,
И вспомню тех, с кем я свой путь прошёл,
Кого любил, кому я доверял,
Кого за сорок лет я приобрёл,
Кого за сорок лет не растерял
 
 
Скажу о маме с самого начала
Я ею открывать хочу парад.
Подумать только: сорок лет назад
Она меня, носатого, рожала!
Моих друзей по школе каждый раз
Своею удивляла красотой,
И мне всегда завидовал весь класс,
И вызывающе гордился я тобой.
 
 
Со мною ты намучилась немало,
Пока твой сын в мужчину вырастал,
И ты меня прекрасно понимала,
Когда я сам себя не понимал.
Сегодня старше ты меня на треть,
А скоро будешь и на четверть старше…
Ну, хочешь, обещаю не стареть,
Чтоб только наш разрыв не сокращался!
Ну, хочешь, мама, спортом я займусь?..
Ну, хочешь, постараюсь быть умней?..
Ну, хочешь, завтра в классики пробьюсь?..
Но только ты, родная, не старей!
 
 
Ах, папа, папа, ты уж не грусти,
Прости мне эксцентричные манеры,
И ты ещё, пожалуйста, прости,
Что я не стал дорожным инженером,
Что жизнь связал с эстрадою нечистой
И брата младшего увлёк в артисты!..
 

 
Стучались в вашу дверь мои друзья,
Потом вдруг в шумном доме стало тише,
Надолго разлетелись сыновья,
И вместо них слетаются афиши.
Не слышно больше рюмок перезвона,
Остались вы одни у телефона.
Но подтвердит охотно гость любой,
Что и сегодня вы – красивейшая пара,
И то, что вы сегодня здесь со мной —
Мне это самый дорогой подарок!
 
 
Мой бывший толстый, ныне стройный брат,
Тобою очень в жизни я богат.
Тебя лепил (Теперь признаюсь маме)
Своими собственными кулаками.
Не тратя время на пустые разговоры,
Тебя я в детстве часто избивал
За то, что ты к моим девчонкам приставал,
И выбил дурь, и ты пошёл в майоры[7]7
  В то время шёл популярный телесериал «Следствие ведут Знатоки», где Лёня играл одного из главных героев – майора Томина.


[Закрыть].
Но ты, негодник, отыгрался тут:
Теперь, в какой я не приеду город,
Меня там не по имени зовут,
А называют просто – брат майора!..
 
 
Есть у меня хорошая семья,
Другой семьи себе я не желаю
И даже тёща – самая моя,
За то, что к маю подарила Майю!
Мой взрослый сын, хочу тебя просить
За этим шумным, праздничным обедом:
Дай мне ещё мальчишкою побыть,
Ещё лет пять меня не делай дедом!
А если мы решим продолжить род,
Твоих девчонок дядя Лёня уведёт.
 
 
Я Машку не хотел, была промашка.
Была промашка – получилась Машка.
Сейчас я счастлив, что была промашка
И у меня теперь есть дочка Машка!
 
 
Дни нашей первой встречи далеки,
Мои родные эскулапы Игорь с Линой![8]8
  Игорь Барах и Лина Яралова – кандидаты медицинских наук, друзья моей юности, которые будут ещё не раз упоминаться в моих стихах.


[Закрыть]…
Вы оба, братцы, так мне дороги,
Что я мирюсь с бесплатной медициной!
 
 
Друзья моих далёких школьных лет,
Дубинский, Шостак[9]9
  Толя Дубинский и Юра Шостак, следователи по особо важным делам, мои школьные друзья.


[Закрыть], найденных два брата,
Я знаю, каждый прибежит ко мне чуть свет,
Лишь стоит позвонить из автомата.
Я площадь, где не надо, перейду
И безнаказанно дам в морду негодяю —
Меня ведь к вам за это приведут…
Моя милиция меня оберегает!
Один упрёк: вы – высший комсостав,
Предотвращали подлые дела,
Но не заметили, что близится полста —
Моя милиция меня не сберегла!
Есть у меня сестрички, обе – Светы,
Со мною по Крещатику гуляли,
И обе были заняты при этом:
Они своих подруг мне поставляли.
Когда я буду стар, и лыс, и сед,
Я вмиг помолодею рядом с вами.
Прошу вас: ещё много-много лет
Светите, Светы, чёрными глазами!
 
 
Владко Владимир[10]10
  Владко Владимир – известный украинский писатель-фантаст.


[Закрыть], бабник и эстет,
Наверное, судьбе было угодно,
Чтобы презрев несовпаденье лет,
Вы в жизнь мою вошли бесповоротно.
Я поделюсь секретом скрытых дум:
Хочу дожить до ваших лет, не меньше,
И сохранить Владковский ясный ум,
И сохранить Владковский взгляд на женщин!..
 
 
В Одессу часто мчат меня мечты,
И не случайно, в каждом одессите,
Я узнаю знакомые черты,
И доброту, и обаянье Кити[11]11
  Кити Подольская и Артур Тертерян, талантливые художники, друзья, подаренные мне Одессой.


[Закрыть].
С радушием одесским я знаком,
И очень часто там валялся пьяным,
Напоенный одесским коньяком
На даче у армяна Тертеряна![11]11
  Кити Подольская и Артур Тертерян, талантливые художники, друзья, подаренные мне Одессой.


[Закрыть]
 
 
Однажды через мой порог
Перекатился колобок,
Пушистый и румяный,
С утра немного пьяный
С тех пор в моей квартире
Уже года четыре
Становится светлее
При имени Сергея[12]12
  Лена, сестра моей жены Майи, и её муж Сергей, толстый, остроумный, обаятельный.


[Закрыть].
Он важным делом занят:
Домой продукты тянет,
Хоть пот по лбу струится…
Он в сутки по три смены
Откармливает Лену[12]12
  Лена, сестра моей жены Майи, и её муж Сергей, толстый, остроумный, обаятельный.


[Закрыть],
Чтоб стала колобицей.
 
 
Эй, Марик[13]13
  Марик Глинкин, мой близкий друг, приобретённый в институте.


[Закрыть]! Будешь молодым весь век ты!
Хоть есть усы, но ты – мальчишка.
Когда-то я «доил» твои конспекты,
Теперь – «дою» твою сберкнижку.
Ты сохраняешь все мои стихи
И покрываешь все мои грехи.
И по крутому времени откосу
Идёшь ты впереди на целый год,
Чтобы, как прежде, первым сдать зачёт
И сообщить мне трудные вопросы.
 
 
Седой и мрачный Виккерс Роба[14]14
  Роберт Виккерс, мой многолетний соавтор.


[Закрыть],
С тобой – я больше, чем с женой.
Наверное, уже до гроба
Нам быть с тобою суждено.
Ещё нам жаловаться рано,
Но если вдруг завянет стих,
Возьмём в соавторы Аркана[15]15
  Аркадий Арканов, популярный писатель-юморист.


[Закрыть],
Разделим годы троих.
Березин!.. Тимошенко[16]16
  Березин Ефим и Тимошенко Юрий, народные артисты Украины, прославленные Тарапунька и Штепсель, мои друзья и исполнители моих произведений.


[Закрыть]!.. Я простил
Вам звания, медали, ордена…
И гонорары, те, что получил,
И то, что любит вас моя жена…
Я очень много отпустил грехов,
Но одного лишь не прощу я вам,
Что в рифму не влезаете мою,
А влезли в душу, и сидите там!..
 
 
Летят года, как в шахту клеть,
«И это надо потерпеть»,
Как говорит мой русский друг Гузеев[17]17
  Гузеев Толя, артист и ведущий на центральном Украинском Телевидении.


[Закрыть],
Встречая родичей жены – евреев.
Я сорок лет уже в дороге,
Сегодня я подвёл итоги,
И шутки испарились, как духи,
И получились грустные стихи.
А всё ведь из-за слова «постарел»…
А ну-ка, заменю на «помудрел»,
Ведь рядом вы, с кем я свой путь прошёл,
Кого любил, кому я доверял,
Кого за сорок лет я приобрёл,
Кого за сорок лет не растерял!..
 
 
Пускай подножки ставят на пути,
Пускай мой каждый труд мне стоит крови —
Я буду улыбаться и шутить
И танцевать, как Боря Каменькович![18]18
  Боря Каменкович, блистательный танцор и балетмейстер.


[Закрыть]
Я молодым считался до сих пор,
Я и теперь хочу отсрочить старость,
И если вдруг забарахлит мотор,
То мне его всегда починит Барах.
Прошу прощения у тех, с кем был я груб,
Я знаю, мой характер не из воска…
И если на кого-то заимею зуб,
То мне его охотно вырвет Бродский[19]19
  Бродский Володя, стоматолог, с которым мы были дружны.


[Закрыть].
Средь вас прожить до ста имею шанс,
Пусть ваша дружба жизнь мою согреет…
Расцениваю сорок, как аванс,
Который мне вдруг выдал Тимофеев[20]20
  Тимофеев Валентин, главный редактор Министерства Культуры Украины, который подписывал договора с авторами.


[Закрыть]!
 

ОТ АВТОРА: Они, Тимошенко и Березин, тогда уже были «мэтрами» эстрады, прославлены и популярны, а мы с Виккерсом – намного младше их и только начинали свой путь. Но они нас заметили и пригласили к сотрудничеству, которое затем переросло в многолетнюю дружбу. Я очень любил их, взрывного, непредсказуемого Тимошенко и мудрого, сдержанного Березина.

Это стихотворение относится к тому периоду, когда наш симбиоз только зарождался, и мы ещё были «на вы».

 
Сегодня ночью триумфальным маршем
Выходят ваши годы на парад,
И вы их объезжаете, как маршал…
Да, целых пятьдесят!.. Всего лишь пятьдесят.
 
 
Под гром литавр, под грохот канонады
Проходят годы поражений и побед…
Эстрады, и награды, и преграды —
Всё это тени пережитых лет.
 
 
И вот уж волос – серебристого оттенка,
И в боковом кармане – люминал,
И рядом с вами – сверстник Тимошенко,
Который день рождения – зажал!
 
 
Но всё же улыбнитесь поскорей,
Для грусти, право слово, нет причины:
Ведь вы… Ведь вы – единственный еврей,
Которого так любит Украина!
 
 
Ещё для стойки сила есть в руках,
Ещё из зала строят глазки дамы,
Ещё вы привлекательны… И как!
Как фаршированная рыба вашей мамы!
 
 
Ещё волнует женская коленка,
Ещё не утомляет полный зал:
По два спектакля вместе с Тимошенко,
Который день рождения – зажал!
У вас великолепная семья,
Как звонкий стих, где строчка к строчке.
Люблю вас очень, очень я
И проявляю это чувство к вашей дочке!
 
 
Сегодня с вами каждый здесь любезен,
Но мне хвалить вас как-то не с руки,
А просто, скромно, в вашу честь, Березин,
Назвал я свой район – «Березняки»!
 
 
Вас любят и грузины и эвенки,
Вас с нетерпеньем ожидает зал…
Несите радость вместе с Тимошенко,
Который день рождения – зажал!
 

ОТ АВТОРА: Здесь будут упоминаться фамилии моих однокурсников, с которыми я был особенно дружен. Сегодня нас разбросало по разным странам, но по сей день мы стараемся поддерживать связь друг с другом.

 
Друзья! Я на дорогах не служу,
Как говорят, в семье не без урода…
Хоть я урод такого рода,
Но дружбой вашей дорожу.
Я разучился строить мост,
Попробую построить тост.
 
 
Все эти годы пролетели быстро,
За ними уследить мы не могли,
И прогремев, как пистолетный выстрел,
Они нас снова за столом свели.
Но мы не все сегодня в сборе,
Заметно поредел букет…
Давайте выпьем же за тех, кто в море,
За тех, кто в ссоре и за тех, кто в горе,
Кого сегодня с нами нет.
 
 
Промчались годы, словно птицы,
Пятнадцать лет уж позади,
Но снова вижу ваши лица,
И сердце радостно стучится,
И снова я – студент КАДИ.
Мы все не очень изменились,
Хотя над нами годы пронеслись…
Ну, может быть, по разу поженились,
Ну, может быть, по разу развелись.
 
 
Вот Рисман. Поглядите, он
Пятнадцать лет проспал по сути —
Он всё досматривает сон,
Который начат в институте.
 
 
Палей, пижон, аристократ,
Не верьте, он ничуть не старше,
Опять, как много лет назад,
По нём вздыхают секретарши.
А вот – усач, красавец Глинкин,
Как-будто выпал из лезгинки.
 
 
Спасибо Хачику Илье:
Я целый год живу в тепле,
Он батареи мне прислал
(Как видно, где-то их списал).
Я Хачика без устали хвалил,
Ему письмо послал скорее,
И слёзы благодарности текли,
Текли, как эти батареи.
 
 
Своей фигурой знаменит,
Сидит мальчишка – Эрик Оськин,
Изящен, как лихой джигит,
Пролезет сквозь дыру в авоське…
 
 
…Пятнадцать лет уж позади,
Но снова вижу ваши лица,
И сердце радостно стучится,
И снова я – студент КАДИ!
 
 
Те годы уплывают в даль,
Как стая уток на волне,
Но я храню с тех пор медаль,
Что вы тогда вручили мне,
И знак вот этой дружбы братской
Дороже, чем лауреатский!
 
 
Нам надо молодость хранить,
Хранить, как музыканту скрипку,
В душе своей не погубить,
Ни хулиганство, ни улыбку.
Чтоб нашей юности заряд
Разил всех девушек подряд,
Причём, как прежде, наповал,
Как Броню Гребер – Шаповал!
 
 
Прогоним сытости заразу,
Чтоб не накапливать нам жир
На персональных унитазах
Благоустроенных квартир!
Чтоб мы брюшком не обрастали,
Чтоб мы друг друга не теряли,
Чтоб мы чужими вдруг не стали,
Чтоб мы себя не обокрали!..
 
 
Давайте в тяжкую минуту,
Когда нужна вдруг помощь нам,
Как прежде в стенах института,
Разделим завтрак пополам!
Давайте выпьем за дороги,
За те, что стелим за собой,
И за грядущие тревоги,
Что нам назначены судьбой,
За теплоту больших ладоней,
За наш дорожный факультет,
И за улыбку на перроне
При встрече через много лет!
 

 
Итак, ты встретила семнадцать,
Как встретили когда-то все мы,
И надо с юностью встречаться,
Решая все её проблемы.
Ты красишь рот, не понимая,
Что в этом вовсе смысла нет:
Тебя, как жемчуг, украшают
Твои семнадцать лет.
Быт на тебя наводит скуку,
В уборках видишь ты все беды,
Охотно ты ломаешь руку,
Чтоб только не варить обеды.
Ты лучше всех давно всё знаешь
И гонишь прочь любой совет…
Такая не-за-ви-си-мая
В свои семнадцать лет.
Шагаешь ты вперёд и прямо
От бытия до бития,
Душою чистая, как мама,
И лбом упрямая, как я.
Когда с тобою в спор вступаю,
Пытаясь наложить запрет,
Тебе я часто уступаю
В твои семнадцать лет.
От нас уходишь понемногу
К своим долгам, к своим грехам…
А что я дам тебе в дорогу?..
А кто тебя поддержит там?..
Когда мои года растают,
Когда я буду стар и сед,
Ты сохрани себе, родная,
Свои семнадцать лет.
 

 
Дорогой ты мой Марленчик,
Прожил ты полсотни лет,
До сих пор – любимец женщин,
Полумальчик, полудед.
Милый Марик, славный Марик,
Несолидный юбиляр,
По размерам, ты – комарик,
По энергии – пожар!
Если рост не очень вроде,
До небес не достаёт,
Говорят тогда в народе:
«Это древо в сук растёт».
Возраст твой уже преклонный,
Потому, мой старый друг,
Я дарю тебе кальсоны,
Чтоб сберечь твой главный сук.
Чтоб помадою украшен
Был ты много лет подряд,
Чтоб всегда был в патронташе
Спермоядерный заряд!
 

 
Войны промчался чёрный ураган,
Пел патефон за коммунальной стенкой.
В ту пору в жизнь тихих киевлян
Ворвался с шумом буйный Тимошенко.
Он подлецам пощёчины давал,
Снимал министров шуткою, как пулей,
Друзей поил и женщин раздевал,
Чтобы в дальнейшем сравнивать их с Юлей.
Любил мацу, как велено в Талмуде,
Администраторов своих лелеял,
И говорили на Подоле люди:
«Он не еврей, но жил среди евреев!»
Там точно знали, где и с кем он жил,
Кому, когда он назначал свиданья,
И что он в синагогу заходил
И сам себе там сделал обрезанье.
И на Подоле вам наверняка
И по секрету, сообщат без смеха,
Что Штепселя назначили в ЦК,
А Тарапунька – в Тель-Авив уехал.
Подол, Полтава, молодость, война —
Промчались мимо, уходя в легенду…
Остался ты с бутылкою вина,
Прокручивая жизнь, как киноленту:
Почётный караул былых наград,
И парус одиночества белеет,
И вот уже пробило шестьдесят,
И впереди Березин юбилеет…
Так что же – завтра шлёпанцы надеть,
Варить варенье, слизывая пенки?..
Но разве может молодость стареть,
Когда она зовётся Тимошенко?!
 
 
Ещё есть галерея подлецов,
Которых надо скинуть, как и прочих!..
Ещё есть сыновья своих отцов,
Которые резвятся без пощёчин!
А сколько верных, преданных друзей,
Которые с тобой шагают вместе!
А сколько стройных, молодых… девиц,
Которые надеются: «А если?»…
 
 
Да, ты – «профессиональный шут»,
Как говорят с ухмылкою эстеты.
Да, не согнул тебя ни пряник, и ни кнут,
Ни самые большие кабинеты.
 
 
Когда темнело наше небо,
Шагало горе по дворам,
Ты шуткой, как краюхой хлеба,
С людьми делился пополам.
Тебя всегда любил народ
За дерзкий смех, за ум свободный…
Встать, Шут идёт!
Встать, Шут идёт!
Встать, Шут идёт народный!
 

ОТ АВТОРА: Мои ближайшие друзья Юра и Галя Кармелюки, первыми уехали в Израиль и сменили фамилию на Кармели. Но это их не спасло: я их и там разыскал, и им пришлось встречать меня с семьёй и быть нашими первыми путеводителями по новой жизни. В этой главе будут ещё стихи, посвящённые этим дорогим для меня людям

 
Наш Юра вдвое выше Гали,
Мужчина в собственном соку,
И все биндюжники вставали,
Чтобы достать ему до ху.
Я вам не скажу за всю Одессу,
Вся Одесса очень велика,
Но и Молдаванка и Пересыпь,
Помнят до сих пор Кармелюка.
Босячка Галка как-то в мае,
Когда седлала свой Пегас,
Повыше юбку задирая,
Ему сказала прямо в глаз:
«На этом солнечном курорте,
Где столько солнца и огня,
Ты многих девушек испортил —
Испорть, пожалуйста, меня!»
«За это я возьмусь охотно» —
Он сообщил ей свой ответ,
И с той поры бесповоротно
Её он портит много лет.
Я вам не скажу за всю Одессу,
Этот город оченно большой,
Но ни в Молдаванке, ни в Пересыпь —
Не было испорченной такой!
 

Шарж А. Цыкуна

ОТ АВТОРА: Игорь, Лина и их дочка Леночка Яралова – это не просто друзья, это намного ближе: они члены моей семьи – вслед за мной переехали из Киева в Москву, а затем, из Москвы в Тель-Авив. Наши жизни тесно переплелись. Как бы для меня опустел этот город, если б их сейчас здесь не было!

А тогда мы все ещё жили в Киеве и там отмечали Игоря пятидесятилетие.

 
Дорогой мой славный Игорь,
Друг моих далёких лет,
Прожил ты полжизни мигом,
Оставляя яркий след,
Покорив немало женщин,
Много песен сочинив,
Очень внешне интересен,
Очень внутренне красив.
С добротою, а не с палкой,
Ты проходишь путь земной,
С иудейскою смекалкой
И с армянскою женой.
В постоянных испытаньях,
В суете, в делах, в бегах…
И хотя имеешь званье —
До сих пор ещё в долгах.
От удачи до удачи
Скачешь, словно воробей,
И упорно строишь дачи,
Как непуганый еврей.
 
 
Как много, Игорь, в жизни ты успел:
Семью имеешь и богат друзьями,
Рассказы ты писал и песни пел,
И правнуки уже не за горами.
И в Киеве сейчас кипит работа,
Здесь юбилей, здесь праздник будет скоро,
И срочно кроют золотом ворота,
Через которые ты въехал в этот город.
Пускай бегут, пускай летят года,
В горниле лет скрепляя наше братство,
Твоею дружбой я горжусь всегда,
Она – моё огромное богатство!
Я пожелать тебе хочу, мой старый друг,
Чтоб жизнь тебе не наносила раны,
И чтобы не состарился ты вдруг,
А оставался вечным Донжуаном.
Чтобы твоя душа тебя вперёд вела,
Чтобы твоя душа всегда хотела,
Чтобы твоя душа всегда могла
И чтоб её не подводило тело!