Текст книги "Идущие на смех"

Стало ясно, что до Бабаниной хижины Иосику на своих жареных пятках не добраться. Тогда Винни-Пух срубил два молодых деревца, очистил их от веток, только сверху на каждом оставил короткий сук. Иосик вставил каждое плечо между стволом и сучком – получились импровизированные костыли, с помощью которых он волочил за собой свои ноги. Поспешно собрав вещи, компания двинулась вслед за ковыляющим Иосиком.

Когда взобрались на холм, увидели бабу Аню, грустно сидящую на ступеньках.

– Чего пригорюнилась, Бабаня? – спросил Винни-Пух. – Али червяки забастовали и не хотят размножаться?

– Шарик издох, – сообщила хозяйка и заплакала.

Дальнейшее произошло, как при ускоренной киносъемке.

– Ребята, в Затонске – райбольница! – успел крикнуть Сергей, и через секунду все цепочкой уже неслись по шоссе. Сергей тянул Лену, та Юру, Юра – Лиду, Лида – Раю. Впереди мчался Антошка-Перпетум, а позади на каталке для чемодана катился Иосик. Рая тащила каталку за собой на веревке, Иосик сидел на ней, по-турецки скрестив ноги, а ладонями отталкивался от асфальта, помогая Рае… Когда он успел схватить эту каталку и как очутился на ней – этого никто не мог объяснить, даже сам Иосик.

Позади появился «РАФИК» и стал их догонять Друзья, взявшись за руки, перегородили дорогу. Шофёр резко затормозил и выругался.

– В Затонск, по дороге! – выдохнул Винни-Пух, утирая пот.

– Инвалида бесплатно, – шофёр мрачно ткнул пальцем в Иосика, – а с вас по десятке.

– Бери по две – только жми! – взмолился Серёжка.

Погрузившись в машину и втащив туда Иосика с каталкой, они объяснили водителю ситуацию.

– Вот беда! – мрачный водитель оттаял и сочувственно произнёс. – На той неделе три трупа по домам развёз – та же причина.

«Рафик» мчался, обгоняя «Жигули».

– Только бы не мучиться, – проговорил Юра.

– Этого не боись!.. Если врачи видят, что безнадёга, дают укол и засыпаешь навсегда, без всяких мучений, – успокоил всех шофёр.

Лида прижалась к Юре. Рая обняла Иосика, засунув его голову себе подмышку. Лена отцепила от Антошки поводок.

– Побегай напоследок.

Но ему впервые этого не хотелось. Все молчали, думая о чём-то своём.

Вдруг Серёжка встал и заговорил:

– Друзья мои, Иосик и Юра!.. Так уж, к великому сожалению, повелось, что добрые слова своим близким мы говорим только после их смерти, а при жизни – стесняемся или просто не находим время. Давайте же в эти последние мгновения нашей жизни подарим нашим жёнам, нашим верным подругам, те слова, которые мы им за все эти годы так и не досказали. Мужчины слабее, мы умрём раньше их. Пусть же, оставшись без нас, даже считанные минуты, они вспоминают не наше вечное ворчание, а наши нежные и ласковые признания. – Он повернулся к Лене, взял её лицо в свои ладони. – Ты – моя лучшая партнёрша и на сцене, и в жизни!.. Быть может, ты не великая актриса, но ты – великая мать, потому что бог послал тебе большое испытание, – он взглянул на Антошку, – и ты его выдержала.

– Не надо, Серёженька. А то я заплачу, – взмолилась Лена и заплакала.

Антошка обнял её и заскулил.

– Мамочка, честное слово, если бы я не отравился грибами, я бы теперь каждый день травился твоею кашей!..

Юра внимательно посмотрел на Лиду и медленно произнёс:

– Лидуша, у меня плохая память, я придумывал для тебя много хороших слов, но всегда их забывал. Сейчас я постараюсь их вспомнить, а если не смогу, то ты мне, как всегда, подскажешь… Во-первых, ты самая лучшая жена, которую я бы хотел иметь… Во-вторых, я прожил с тобой двадцать счастливых лет… А в-третьих… Что же я хотел сказать тебе в-третьих?..

– Наверное, что ты меня любишь и что я тебе нужна.

– Спасибо, Лидуша. Это именно то, что я хотел тебе заявить.

Иосик выдернул голову у Раи из подмышки и поцеловал её в лоб.

Рая была старше его на два года, крупнее в три раза, и в минуты особой нежности он называл её мамой. Поэтому сейчас все его чувства вылились в одну фразу:

– Спасибо тебе, мамочка, за счастливое детство!

«Рафик» дёрнулся и остановился у больницы.

Растроганный водитель всхлипывал.

Друзья выскочили и понеслись ко входу.

Сергей на секунду задержался и протянул шофёру деньги. Тот с обидой оттолкнул его руку.

– Я вас подожду! – крикнул он им вслед, продолжая всхлипывать. – Я развезу по домам ваши тру… В общем, подожду!..

Дежурный врач был энергичен и решителен Он собрал весь медперсонал больницы и скомандовал:

– Каждому из них по флакону Гемодеза. И полное промывание насквозь, сверху донизу и наоборот!..

Компанию разделили, женщин куда-то увели, а мужчины остались в операционной.

Иосик большую часть своей жизни провёл в больницах, поэтому чувствовал себя здесь, как дома Он быстро сбросил пиджак и брюки, лег на один из операционных столов и потребовал бритву. Юра же всегда бледнел при слове «лекарство» и был ужасно мнительным. Если при нём говорили о какой-нибудь болезни, даже гинекологической, он немедленно находил её признаки у себя. Юра смертельно боялся врачей, уколов, просвечиваний. Даже анализ мочи у него брали под наркозом. Поэтому, когда его раздевали, он отчаянно сопротивлялся и звал Лиду. Пришлось дать ему успокаивающий укол. Увидев сестру, приближающуюся к нему со шприцем, Юра вспомнил слова шофёра, крикнул «Прощайте, братцы!» и потерял сознание. Поэтому он не видел всех манипуляций, которым подвергался. Ему снилось, что он водопровод, в который сверху накачивают воду. Очнулся он оттого, что изо рта у него забила струя воды, только накачивали её не сверху, а снизу.

Потом он увидел Иосика и Сергея, из которых, как из двух китов, били два фонтана. Рядом маленьким китёнком фонтанировал Антошка.

– Теперь порядок!.. Сквозь каждого можно наблюдать звёзды, – весело заявил дежурный врач. – Не удалось вам увеличить процент смертности.

У Иосика обе ноги были перебинтованы и, казалось, что он обут в белые тапочки.

Радостные и счастливые, все высыпали на улицу и увидели поджидавший их «Рафик». Мрачный шофёр оказался очень чувствительным и сентиментальным. Увидев всю компанию в полном здравии, он снова заплакал. Когда его удалось успокоить, он подарил им брошюрку «Первая помощь при отравлениях», которую купил в больничном киоске, и бесплатно довёз обратно до бабы Ани, куда они вернулись за вещами.

Хозяйка по-прежнему, печально сидела на ступеньках своей хижины.

– Не расстраивайтесь, Бабаничка, – попытался утешить её Серёжка, – видно, так уж было суждено.

– Говорила я ему, дураку: не бегай на дорогу. А он всё туда норовил. Вот и сбило грузовиком, насмерть.

У всех, щёлкнув, отвалились нижние челюсти. Наступила немая сцена. Только Иосик, вскинув голову, несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь что-то произнести, но вместо слов у него из горла вдруг вырвался последний фонтанчик воды, оставшийся после промывания…

…Когда электричка уже подходила к вокзалу, Юра подвёл итог воскресного дня:

– В общем, неплохо отдохнули, правда?.. Много впечатлений.

– Я согласна каждый день травиться грибами, – шепнула ему Лида, – чтобы хотя бы ещё раз услышать то, что ты мне сказал в «Рафике».

Праздничный сюрприз

– Почему среди женщин так мало философов? – спросил Иосик у Серёжки Винни-Пуха.

– Потому что умные женщины не хотят философствовать, а прочие не могут, – объяснил Серёжка.

– Ты не назвал главную причину: им некогда. Днём они на работе, вечером на кухне.

– К чему ты ведёшь?

– К подарку. Восьмого марта мы подарим нашим жёнам свободное время: сами сделаем уборку и приготовим праздничный обед – у них появится возможность поразмыслить о том, как им повезло в жизни, имея таких мужей, как мы.

Идея понравилась. Уж очень не хотелось друзьям вливаться в предпраздничные толпы и штурмовать прилавки. Да и погода не располагала к этому: вместе с каждым новым ливнем на зазевавшегося прохожего набрасывался насморк и передавал привет от гриппа.

Восьмого утром собрались в новой, недавно отремонтированной квартире Юры Матусевича, где было решено отметить праздник.

Женщины отправились в парикмахерскую, так что времени у друзей было предостаточно.

Винни-Пух явился с туго набитой сумкой.

– У нас полно еды, – сказал ему Юра.

– Все равно мало! – отрезал Сергей и стал выгружать принесенные продукты.

Вся жизнь Сергея состояла из беспощадной борьбы с лишним весом и немедленным его восстановлением. Винни-Пух регулярно посещал группу здоровья «Кому за девяносто» (имелись в виду килограммы). Сергей давно перевалил за центнер, считался лидером, и даже сочинил фирменный марш группы под названием «Спасите наши туши». На каждой тренировке он добросовестно бегал, прыгал и терял по пять-шесть кило, которые тут же подбирал благодаря принесенным из дому бутербродам величиной в совковую лопату.

Понимая, что Сергея все равно из кухни не выманить, Иосик поручил ему и Юре приготовление праздничного обеда, а сам занялся уборкой. Пылесос барахлил, чихал, тянул слабо. Иосик разобрал агрегат, долго ковырялся во внутренностях, затем собрал, после чего снаружи осталась половина деталей.

Когда он его включил, тот взревел, как недобитый тигр, застучал прооперированными внутренностями и активно заработал, только почему-то наоборот, стал выдувать воздух через щётку. От мощной воздушной струи шланг вытянулся, приподнялся и стал совершать вращательные движения. Он сбил со стола вазу, подсвечники и дал Иосику пинка, от которого тот отлетел в дальний угол…

А Юра и Сергей осваивали кухню. Они нашли большие запасы муки, дрожжей, яиц, молока.

– Могу пироги испечь, – предложил Серёжка.

– Пеки, – согласился Юра, с интересом рассматривая бутылку с какой-то густой красноватой жидкостью. На этикетке почерком жены было написано: «Вишнёвый к».

– Как думаешь, что это?

– Вишнёвый концентрат! – догадался Сергей.

– Верно! – обрадовался Юра.

– Я сварю кисель.

Юра считал себя опытным кулинаром после того, как однажды сварил манную кашу из стирального порошка. Он был уверен, что каша удалась, особенно после того, как жена отстирала с помощью этой каши его заношенный шарфик, который с тех пор стали называть «кашне».

Юра и Сергей достали большой эмалированный таз и высыпали туда имеющуюся муку.

– Сколько у нас дрожжей? – спросил Сергей.

– Восемь пачек, – сосчитал Юра.

– Давай!..

Накидали все дрожжи, раскололи два десятка яиц, влили бидон молока, плеснули воды – и Сергей стал избивать тесто кулаками, как боксёр на тренировке.

А Юра развёл в кастрюле крахмал, поставил её на огонь и стал вливать туда вишнёвый концентрат. Если бы он надел очки, то наверняка увидел бы ещё три полустертые буквы, стоящие следом за буквой «к»: «Вишнёвый к» был вишнёвым клеем.

В это время в гостиной Иосик безуспешно пытался остановить обезумевший пылесос: ни к нему, ни к выключателю даже подползти было невозможно: тяжёлая щётка со свистом лупила по спине, по голове, по ногам, награждая синяками. Большим кухонным ножом Иосик пытался отрубить щётку, как голову дракона, но промахивался.

…Готовый кисель Юра поставил на подоконник, помешивая его ложкой. Когда кисель остыл, Юра попытался выдернуть ложку – это ему не удалось.

– Добавь ещё концентрата, – посоветовал Сергей, и Юра влил в кастрюлю остаток из бутылки.

Тесто, замешанное Сергеем, уже жило своей жизнью: оно выперло из таза и продолжало разбухать на глазах.

– Зачем его столько? – в испуге спросил Юра.

– Это прекрасно! – успокоил Сергей. – Не надо будет покупать хлеб – я испеку несколько буханок.

– А торт умеешь? – спросил Юра.

– Конечно. Даже с кремом!

Сергей поставил на огонь кастрюлю с водой и положил туда банку сгущёнки:

– Покипит, покипит – и будет крем.

…Наконец, Иосику удалось рубануть по шлангу: щётка-голова отлетела в сторону, а шланг, избавившись от лишней тяжести, стал вращаться с космической скоростью. Пару раз ему удалось хлестануть и по спине Иосика, от чего тот пронзительно завыл. На шум примчались перепуганные Сергей и Юра и увидели такую картину: в одном углу гостиной бился в конвульсиях обезглавленный пылесос, сметая и сдувая на пол остатки посуды, а в другом углу стонал избитый Иосик.

– Почему мирный домашний пылесос вдруг взбесился? – спросил Сергей. – Ты его укусил?

– Его нельзя выключить – он к себе не подпускает.

– А чего ты на него бросаешься, как Добрыня на Змея Горыныча?.. Скажи спасибо, что вместо одной отрубленной щетки не выросли три новых!

Винни-Пух попытался дотянуться до выключателя, но получив пощечину шлангом, отказался от своей попытки.

В этот момент из передней раздался испуганный крик Юры:

– Ребята! Ой!..

Все бросились к нему и остолбенели: кухонная дверь медленно открылась под напором потока теста. Оно уже заполнило маленькую кухню слоем, наверное, с ладонь.

– Надо его простудить! Раскрой окно! – приказал опытный Сергей.

– Как до него добраться? – тоскливо произнес Юра, отступая перед наползающей белой массой.

Сергей бросился в гостиную и, не обращая внимания на побои, навалился на пылесос и выключил его. Приволок агрегат в переднюю, сунул в наступающее тесто и, открыв входную дверь, направил шланг на лестницу.

– Включай!

Пылесос снова зарычал, зазвенел и стал, давясь и чавкая, заглатывать тесто и выплёвывать его на лестничную площадку.

В этот момент в дверном проёме появились Лида, Лена и Рая, красивые, причёсанные, нарядные, готовые принимать поздравления мужей, комплименты и подарки. Сперва они онемели от изумления. Но -женщины есть женщины: они быстро сообразили, в чём дело, не сговариваясь сбросили туфли и, шлёпая босыми ногами по вязкому потоку, кинулись в кухню и настежь распахнули окно. Смертельно простуженное тесто сразу сникло, и, как заболевший мужчина, потеряло свою агрессивность, стало тихим и покорным.

– Что всё это значит? – спросила Лида.

– Как это понимать? – повторила её вопрос Рая.

Только Лена молчала: она уже попробовала кисель.

– Это сюрприз, – стал объяснять Иосик. – Мы хотели поздравить вас и…

Ему не удалось закончить фразу: раздался взрыв – это, как праздничный салют, бабахнула банка сгущёнки в раскалённой кастрюле, из которой давно выкипела вода. Сотни тягучих сосулек повисли на стенах, на потолке, на полках – кухня стала напоминать диковинную пещеру в сталактитах.

– Ну что же, девчонки, начнём праздновать, – спокойно произнесла Лида, надела домашний халат и закатала рукава. Подруги последовали её примеру.

Иосик озабоченно поглядел на часы и сокрушённо заметил:

– Боюсь, сегодня они уже не успеют поразмыслить о том, как им повезло в жизни…

Лена продолжала молчать.

Пластилиновая машина

Приятель Серёжки Винни-Пуха ехал торгпредом в одну из африканских стран. У него пошаливало сердце, он боялся жары и беспокоился, будет ли там в его машине кондиционная установка.

– Зачем тебе кондиционер? Купи машину у Юры Матусевича, – посоветовал Сергей. – Там дырки и в полу, и в крыльях – когда едешь, такой сквозняк, что никакая жара не страшна. Даже когда стоишь.

И действительно, Юрина «Лада» уже давно напоминала дуршлаг на колёсах: ржавчина с аппетитом сжирала кузов, выплёвывая его сквозь дырки. Юра был в отчаянии.

– Чего страдаешь?! – покрикивал на него верный друг Иосик. – Сыт, обут, здоров, молод!.. Живи и радуйся!

– Для полного счастья мне не хватает денег, – ответил Юра.

– Зачем тебе деньги?

– Чтобы сделать капитальный ремонт машине – иначе мои ноги скоро выпадут на мостовую.

– Пластилин – вот твоё спасение! Универсальное средство! Дёшево и сердито!

В воскресенье Иосик принёс несколько коробок пластилина, и друзья принялись за работу. К вечеру во всех дырках торчали пластилиновые пробки и все ржавые пятна были запластилинены.

– Всегда вози с собой, – приказал Иосик. – Увидел ржавчину – мажь!

С тех пор Юра так и поступал. В багажнике он возил такой запас пластилина, которого хватило бы трём детским садикам на всю жизнь. Как только краска облупливалась и из-под неё выпячивалось родимое пятно, Юра тут же нашлёпывал на него блин из пластилина, пластиблин, как назвал своё изобретение Иосик. Сперва машина напоминала залатанный пиджак беспризорника, но с каждым днём количество заплат увеличивалось, они соединились, и пластилина стало больше, чем металла. Со временем остатки металла доржавели и рассыпались – теперь кузов целиком состоял из пластилина. И это дало машине массу преимуществ.

Во-первых, она не боялась столкновений, после любого удара её можно было легко отрихтовать одними ладонями. И ещё плюс: от каждого дорожного происшествия машина меняла марку. Лобовое столкновение превратило её в тупоносый «Фольксваген», после удара в зад она долгое время была укороченным «рафиком», а когда её пытались вытянуть до прежней длины, то перестарались и дотянули до «Роллс-ройса».

Во-вторых: раньше в багажнике было полно воды, у Юры никогда не хватало ни сил, ни времени её вычерпывать, там даже водились головастики. А теперь он пальцем легко протыкал дно, делал несколько дырок, сквозь которые вода быстро вытекала, и тут же эти дырки заделывал кусочками пластилина.

В-третьих: теперь машину не надо было мыть – пыль прилипала, въедалась в пластилиновый кузов, тем самым утолщая его и укрепляя. Отпала необходимость и в покраске: машина сама меняла свой цвет. Когда-то, в период девичества, она была кофейной, и Юра замазывал её такого же цвета пластилином. От серой дорожной пыли машина через неделю стала цвета кофе с молоком, а через месяц – кофе с чернозёмом.

Ездить в ней теперь было просто удовольствием: ничто не звякало, не звенело. Дверцы не хлопали оглушительно, как прежде, а тихо и нежно шмякали. Правда, от сильного броска они влипали в кузов, и после этого открыть дверцу можно было только по частям. Но если хорошо надавить, то выйти из машины удавалось и не открывая дверцы.

Летом, в хорошую погоду, можно было любоваться природой, прободав головой крышу, а потом «вдёрнуть» голову обратно и замазать за собой отверстие.

Единственное неудобство ощущалось при ночной езде: от включённых фар пластилин разогревался, размягчался, и фары выпадали из глазниц. Поэтому Юра их не включал: жена Лида, высунувшись из кабины, освещала дорогу карманным фонарём.

– Мой приятель согласен её купить, – сообщил Юре Винни-Пух. – Продашь?

– Ни за что! – отверг это предложение Юра, для убедительности рубанул ладонью, задел за что-то и поранил себе руку. Показалась кровь.

– Замажь пластилином, – посоветовал Иосик.

Юра так и сделал – рана затянулась.

С тех пор друзья стали замечать в Юре изменения: у него вдруг резко раздались плечи, на руках и ногах выросли рельефные мускулы. Курносый нос выровнялся, на нём даже выросла аристократическая горбинка. Когда играли в баскетбол, Юра легко вытягивался, становился выше всех и забрасывал, вернее, закладывал мяч в корзину. Когда надо было переносить тяжёлые вещи, Юра сжимался, становился широким и приземистым. И в квартире у него произошли заметные перемены: комнаты были обставлены теперь самой модной, самой дорогой мебелью, причём, разноцветной. Её можно было либо сплюснуть, либо растянуть – в зависимости от размеров комнаты. А на садовом участке выросла шикарная дача с башенками, литыми воротами, зубчатыми стенами. Для сходства со старинным замком достраивался подвесной мостик. Он был ещё недоделан. Возле него стоял мрачный Юра.

– Чего опять киснешь? – спросил приехавший в гости Иосик. – Чего тебе ещё не хватает?

– Для полного счастья мне опять не хватает денег.

– Зачем тебе деньги?

– Чтобы купить ещё пластилина, – грустно ответил Юра.

Что-нибудь пушистенькое

В семье Иосика существовала традиция: дети сами решали, какой новогодний подарок им преподнесут родители. Причём, каким бы неординарным не было их желание, оно выполнялось, иначе энергичные детки выражали такой активный протест, что квартира превращалась в камеру пыток: из детской нёсся пронзительный дружный вой, причём, круглосуточно, ни на секунду не прерываясь: дети разбивались на две группы и выли посменно – пока одна группа выла, другая отдыхала, потом наоборот. Не раз среди ночи Иосик выскакивал из тёплой постели, заткнув уши, выбегал из дому и остаток ночи досыпал в скверике на скамейке.

В прошлом году, двадцать пятого декабря, старший сын Емельян от имени всех братьев и сестёр потребовал:

– Подарите нам что-нибудь живое и пушистенькое.

Его поддержали все братья и сёстры: Ермак, Епифан, Лука, Пульхерия и Фёкла. (С помощью своих детей Иосик и Рая возрождали старые российские имена).

На следующий день Иосик принёс в дом два жёлтых пушистых комочка, которые оказались новорожденными цыплятами. Дети были счастливы. Они кормили их крупой, хлебом, сыром. Цыплята оказались прожорливыми, как крокодилы: они безостановочно заглатывали все приношения и в благодарность выдавали такое количество удобрений, которого хватило бы поднять урожайность во всей Аравийской пустыне. Но поскольку они удобряли не почву, а ковры, то разъярённая Рая водворила их в тёмную кладовую, строго-настрого запретив детям выпускать пленников.

Цыплята росли в своей темнице не по дням, а по часам и вскоре превратились в двух крупных разноцветных петухов, которых дети назвали Мюллер и Штирлиц.

То ли от темноты, то ли от одиночества – у петухов сформировались мерзейшие характеры, они просто озверели: круглосуточно дрались друг с другом, оттачивая своё мастерство профессиональных хулиганов. Когда раз в неделю Рая открывала кладовку, чтобы почистить «Авгиевы конюшни», оба петуха пулями выстреливали наружу и, понимая, что время на свободе у них очень ограничено, старались успеть сделать как можно больше пакостей: гонялись за детьми, атаковали Раю, перевернули аквариум с рыбами, а кошку Марью доклевали до того, что она выбросилась из окна шестого этажа. С каждым днём петухи становились социально опасными. В довершение всех бед они стали дуэтом петь. Пели по ночам, в самое, казалось бы, непетушиное время: в полночь, в два часа, В половине четвёртого… Причём, очевидно, назло, пели мерзкими, скрипучими голосами, от которых просыпался весь дом, и жильцы начинали стучать в двери и скандалить. А сосед-мусульманин пригрозил устроить под дверью теракт, если они не перестанут передразнивать муэдзинов. Надо было срочно что-то предпринимать, но избавиться от петухов было сложно: они пользовались любовью детей, потому что отвлекали на себя внимание родителей. Да и кто бы купил или принял в подарок такое проклятие: слух об этих хулиганах уже разнёсся по всему городу.

– В конце концов, кто царь природы?! – возмутился Иосик. – Распустили пернатых! Дрессировать их надо, вот что!

И Иосик стал готовиться к дрессуре. У приятеля-фехтовальщика он одолжил металлическую сетку и надел её на лицо. Потом потребовал ремень. Дети принесли тяжёлый плетённый пояс.

– От чего этот ремень? – поинтересовался Иосик.

– От попки, – ответил самый маленький Иосикович, который часто с этим ремнём соприкасался.

Чтобы дети видели триумф отца, но были в безопасности, Иосик усадил их высоко на шкаф, как на трибуну. Потом подошёл к кладовке, приоткрыл дверь, щёлкнул ремнём о пол и выкрикнул:

– Ну-ка, выходите, Пети-петушки, золотые гре…

Больше он ничего сказать не успел, будучи сбит с ног двумя ударами петушиных тел. Он ещё умудрился взмахнуть ремнём, но это было его последнее осмысленное действие: Мюллер за секунду выклевал ему в туфле дырку, а Штирлиц в виртуозном прыжке вскочил ему на грудь, вцепился когтями в галстук и, оттолкнувшись от груди, взлетел, затягивая петлю на шее противника, который стал синеть и хрипеть. Если бы петух ещё несколько секунд продержался в воздухе, Иосик бы, конечно, задохнулся, подвешенный на собственном галстуке. Но курица не птица, а петух не вертолёт: Штирлиц стал падать. Правда, пролетая мимо лица Иосика, он успел крыльями надавать ему пощёчин. В это время Мюллер, продолбив в туфлях ещё несколько дырок, выклёвывал Иосику мозоли.

От этого зрелища дети были в восторге. Они спорили, кто победит, устраивали пари. Большинство ставило на петухов, потому что «у папочки нет клюва».

Штирлиц, всё ещё не выпуская галстук из когтей, повис на нём вниз головой и клювом вырывал клочья из брюк Иосика, добираясь до самых болевых точек. Это вызвало повышенное Раино беспокойство и заставило её действовать. С криком «Не позволю!» она вцепилась в петуха, оторвала его от Иосика вместе с галстуком и бросила в кладовую. Туда же с помощью вызванных на помощь соседей был водворён взбесившийся Мюллер. Захлопнув дверь кладовки, Рая повернулась к мужу:

– Ты победил – ложись и отдохни.

Иосик сделал неопределённое движение руками, но с места не сдвинулся: оказывается, петухи успели обгадить сетку, и он ничего не видел.

– Это в них молодая кровь бунтует, – объяснил Серёжка Винни-Пух. – Им требуется женское общество. Вспомни, как ты в их возрасте петушился.

Иосик незаметно указал глазами на Раю, мол, не выступай, а вслух заявил:

– Мы собираемся отвезти детей в деревню к тёще – возьмём с собой петухов: у тёщи полно кур.

Раина мама, Полина Марковна, имела домик и маленький дворик, в котором развела небольшое хозяйство: десятка два кур-несушек, красавец-петух Лёва и собака Шарик. Она обрадовалась двум молодым петушкам, очень весёлым, как заочно представил их Иосик, предусмотрительно скрыв подробности их характеров.

Мюллера и Штирлица привезли в специально купленной клетке, используемой для перевозки собак, и поставили в центре двора. Клетку обступили куры. Петух Лёва степенно направился к приезжим.

– Пусть познакомятся и подружатся, – с этими словами Полина Марковна открыла клетку.

Иосиковы дети только было собрались поспорить, как долго продержится петух-хозяин, но не успели: две шаровые молнии вырвались из клетки и ударили в петуха – из Лёвы веером полетели перья. Через несколько минут ощипанный красавец превратился в лысого урода с голой пупыристой спиной и с полным отсутствием того, что когда-то называлось хвостом. Увидев своё отражение в оконном стекле, Лёва охнул и стремглав бросился со двора. Больше он не появлялся. В окрестностях многие видели голого петуха, который прятался под кустами, скрываясь от позора.

Изгнав Лёву, Мюллер и Штирлиц стали безраздельно властвовать во дворе. Пёс Шарик, который все годы считался самым злым сторожем, теперь в шоковом состоянии, с выклеванным носом тихо дрожал в своей будке. Впрочем, потребность в стороже отпала напрочь – во двор никого нельзя было даже калачом заманить: петухи с восторгом садистов набрасывались на каждую новую жертву. Полина Марковна перед тем, как выйти во двор, несмотря на жару, надевала высокие резиновые сапоги и ватную телогрейку, но и эта спецодежда была уже вся изодрана в клочья. Что же касается взаимоотношений с курами, то тут просто надвигалась катастрофа: Штирлиц и Мюллер были инкубаторными петухами, росли без отца – их никто не научил, как надо обращаться со слабым полом, не объяснили их мужских обязанностей. Поэтому они восприняли кур, как враждебную армию, которую надо извести и уничтожить: с утра до вечера, не давая ни секунды покоя, гоняли их по двору, по кругу, вдоль заборчика, с таким остервенением, как-будто готовили их на олимпийские соревнования по бегу. Куры чахли, худели, теряли перья. Конечно, о яйцах уже и речи быть не могло: преследователи не давали несушкам присесть ни на секунду.

Правда, некоторые умудрялись снести яичко набегу, но петухи тут же яростно растаптывали его. Стало ясно, что со Штирлицем и Мюллером надо кончать.

Полина Марковна вручила Иосику огромный кухонный нож и потребовала, чтобы он немедленно зарезал «своих бандитов». При виде ножа Иосик полез за валидолом и стал белым, как таблетка. Рая попыталась его морально поддержать:

– Считай, что ты на охоте.

Иосик создал себе репутацию опытного охотника, рассказывая детям, как в молодости он ходил с рогатиной на медведя. На самом деле медведя он видел только в зоопарке и до сих пор был уверен, что рогатина – это большая рогатка… Чтобы оттянуть время, он стал точить нож и точил его до захода солнца, пока нож не превратился в скальпель.

– Они уже в сарае, – сообщила Полина Марковна, снимая остатки ватника.

Откладывать дальше было невозможно. Детей уложили спать пораньше. Иосик съел ещё две таблетки валидола и направился к сараю. Женщины с крыльца подбадривали его.

Открыв дверь, Иосик сразу увидел обоих петухов. Они стояли рядом, прижавшись друг к другу, крыло к крылу, и смотрели на Иосика. Не пробовали удрать, не пытались молить о пощаде, а продолжали, не мигая смотреть прямо в глаза приближающейся опасности. И «опасность» не выдержала: остановилась на ватных ногах, выронила нож и с криком «Не могу! Они всё понимают!» в истерике выскочила во двор. Её, то есть его, трясущегося Иосика, увели в дом, напоили мятой и уложили в постель под тёплое одеяло. Потом, вспомнив о петухах, женщины с прежними предосторожностями направились в сарай. Но ни Штирлица, ни Мюллера там не было. Как они смогли выйти из запертого сарая – непонятно. Их долго искали и в подвале, и на чердаке – братья-разбойники исчезли навсегда.

– Убеждён, что это пришельцы из космоса, – заявил приехавший в гости Серёжка Винни-Пух. – Они ещё вернутся на летающей тарелке в виде цыплят-табака.

Постепенно возвращался покой и порядок. Осторожно высунул из будки зарубцевавшийся нос сторожевой пёс Шарик. Куры ещё некоторое время по инерции носились по кругу, а потом стали тормозить. Появился новый степенный петух Виля и тут же приступил к своим обязанностям. Детям снова стали давать на завтрак свежие яйца всмятку.

Прошло лето, кончились каникулы, дети вернулись обратно в город. О возмутителях спокойствия стали забывать. Все. Кроме Иосика. Он, главный душитель петушиной свободы, вдруг загрустил и затосковал, Нет, жизнь его протекала по-прежнему: ходил на работу, встречался с друзьями, воспитывал детей. Но, открывая дверь в тёмную кладовку, почему-то невольно хмурился и вздыхал, а по ночам ему снились Штирлиц и Мюллер в шляпах с павлиньими перьями и со шпагами на боку. И где-то, в самой глубине сознания, как световая реклама, пульсировала мысль: неужели он собственноручно изгнал из своей жизни то яркое и необычное, что послала ему судьба?

Но однажды, в радионовостях, он услышал, что в окрестностях города какие-то неизвестные хищники похищают цыплят, кур и даже мелкий рогатый скот: в лесу нашли растерзанного барашка. И Иосик возликовал: это могли быть только они, его пиратствующие петухи. Значит, они живы, они на свободе!.. У него исправилось настроение: он пел, шутил, боролся с мальчишками. И когда, уложив детей, Рая призналась, что у них будет ещё один ребёнок, Иосик твёрдо заявил:

– Если родится сын, назовём его Петей.

И всё понимающая Рая добавила:

– Хорошо бы двойню: Петя Первый и Петя Второй.