Текст книги "Голоса на обочине (сборник)"

Глава 10. Пополнение семейства

Наступила середина июля. Многие птицы в хлопотах, надо поднимать на крыло своих птенцов. У Симы свои заботы. Последние три дня она отказывалась от еды. Живот её за неделю заметно увеличился.

Очаровательные глазки легко прощупал у неё три головки котят. Сима, не обращая никакого внимания на своих помощников, искала место, где можно устроить гнездо.

– Это обычные все дела, – успокаивал Очаровательные глазки и Симу, и приятеля. – Не надо волноваться. И гнездо мы определим, не суетитесь.

Сергеич отыскал деревянный ящичек на чердаке и, довольный, водрузил его в сенях под широкую лавку. На дно его положил подстилку.

Бывший ветеринар одобрил его действия.

– Некоторые кошки «стесняются» присутствия человека, – пояснял он, – а некоторые наоборот, в таких случаях рады тому, чтобы кто-то был рядом. Посмотрим, как Сима поведет себя.

Гнездо получилось уютное и безопасное. Ящик отгораживал Симу своими прочными деревянными боковинами со всех сторон. Сверху – широченная лавка. На неё Сергеич набросил старенькую ватную куртку. Свисая, она скрывала от посторонних глаз и Симу, и ящик.

Симе понравилось гнездо. Она перестала бегать по комнате в поисках нового места.

* * *

Через неделю Сима сделалась отрешённой и притихла… Забралась в ящик и будто пропала, забыла про всех.

…Утром Сергеич обнаружил около Симы в ящике трех котят.

Все прошло пока, как авторитетно заверил пришедший Николай Фадеевич, без каких либо осложнений.

Спокойное поведение Симы подтверждало это. Она деловито заканчивала вылизывать последнего серого, с белыми мордочкой и лапами котёнка. У появившихся ранее и отчаянно рыжих, шерстка была уже сухой.

* * *

И начался у Симы и её хозяина новый, особый порядок отсчета времени, который связан был теперь с ростом котят.

…Уже через две недели у них раскрылись уши. Открылись и глаза, но пока незрячие. Прошла ещё неделя, и котята стали видеть. У всех новорожденных глаза были до своего срока одинакового цвета – голубые. Когда наступила третья неделя, котята начали пробовать коровье молоко.

Теперь Сергеич называл свои неказистые сени «рыжим общежитием». Примерно через месяц после рождения у котят прорезались зубки. Ему нравились все котята, но особенно последний, тот, который был не похож на всех, не рыжий. Трогательная белоснежная окраска мордочки ниже глаз, передней части туловища и всех четырех лап сильно выделала его из остальных.

И сама Сима, как заметил он, чаще всего занималась именно им. Он был менее, чем остальные, подвижен. Но его манера поведения была особенно трогательна и забавна… С первого же утра он получил от Сергеича имя Малыш.

Остальным хозяин пока имена не придумал. Звал временно Рыжиками.

У Малыша он отметил своеобразные черточки характера: тот каждый раз припадал только к одному материнскому соску. Он реже нападал в общих играх на собрата с укусами. Чаще набрасывался на хвост своей матери, которым она, слегка подёргивая, возбуждала любопытство своих детенышей. Сима заботилась о закреплении охотничьего инстинкта любимых чад… Все трое оказались большими любителями приключений. Просыпаясь по утру полными сил и веселья, они готовы были потрогать все, что окружало их.

* * *

Вскоре они уже затевали игры, вовлекая в них и мать. Сима охотно откликалась на шумные затеи. Как маленькие дети, котята не могли оставаться без активного внимания Сергеича. Наблюдая, порой, при игре с ними за непрерывной сменой выражений их мордашек, он радовался, как ребенок.

«Мудрость жизни состоит в наблюдении того, как растут дети», – вспомнил теперь Сергеич когда-то услышанную фразу.

Раньше он не очень задумывался над ней. Воспитание его приёмного сына проходило с такими зигзагами, что он мало что из этого вынес. Теперь же в кошачьем окружении он видел все будто другими глазами.

Радостно было не только от факта владения этим шумным жизнелюбивым сообществом. Тихая радость теперь исходила от ощущения непобедимости и нескончаемости жизни, невзирая на все болячки, старость, неверие, заумные рассуждения и прорицания…

…Отныне у него в специальном ящичке образовался целый арсенал приспособлений для игры с котятами. Появились там клубок пряжи и теннисный мяч, и привязанная на длинную нитку варежка.

Едва он входил в сени, сразу оказывался в окружении своих питомцев с высоко поднятыми хвостами.

Он баловал котят. Вносил разлад в педагогический процесс Симы. Если котята позволяли себе излишнюю назойливость, Сима могла запросто дать им оплеуху. Надо знать своё место! У Сергеича на подобное рука не поднималась. Он оставлял за ней такое право. Она – мать!

Когда он видел, как Сима убегает на озеро и приносит для котят добытую крохотную плотичку или сорожку, он восхищался её материнской самоотверженностью. Поражался тому, сколько у неё забот, а она ищет себе новые.

* * *

Было одно обстоятельство, которое вначале сильно беспокоило Симу. В широкой половой доске, прямо около ящика, темнела небольшая щель.

…В первый раз, когда из этой щели послышался лёгкий шелест, она подумала, что это ежик, который куда-то пропал и давно не появлялся.

…Сима не поняла, как это случилось. Не видела, как он оказался рядом. Не почувствовала, как вместе с её котятами, приложившись к соску, начал сосать молоко. Это был большой, уверенный и спокойный в движениях уж. Ужей она никогда не видела. Сима оцепенела от страха. А гость спокойно продолжал своё дело. Когда насытился, не спеша удалился. Так повторилось несколько раз. В последующие появления ночного гостя её уже так не трясло.

Потихоньку она, кажется, начала привыкать к его посещениям…

Глава 11. Беда

Раньше, когда появлялся сын хозяина Эдуард, Сима уходила из дома и, пока он не уезжал, не возвращалась. С тех пор, как родились котята, при его появлении забивалась в свой ящик. Не выходила сама и старалась не отпускать детенышей. Чувствовала опасность.

На этот раз он приехал, когда Сергеич ушёл в магазин за продуктами. И Сима была в отлучке. Эдуард решил сделать то, что давно задумал…

Обнаружив со двора дверь в сени закрытой, Сима сразу почувствовала недоброе. Она метнулась к лазу, которым всегда пользовалась. Он был закрыт изнутри курткой. Она заметалась вдоль стены дома и, приметив не закрытой на шпингалет створку окна, передними лапами надавила на стекло. Молнией сверкнула через кухню в сени. В ящике был один Малыш. Рыжиков не оказалось. Она выскочила через окно во двор.

…Эдуард шёл с шевелящимся мешком к пруду. Дико зарычав, она бросилась к нему. Он мотнул ногой, Сима отскочила в сторону. Потом вновь приблизилась. Она хотела вцепиться в толстый, пахнувший машиной его ботинок. Он схватил подвернувшуюся увесистую железку и замахнулся. Сима отстала. Шла за ним мелким кустарником, не чувствуя, как выдирается с боков шерсть.

У воды он завязал мешок узлом, сделав перед этим ножом два прореза для выхода воздуха. Потом мешок прицепил к железке. Размахнулся обеими руками деловито, не спеша… После, глядя, как расходятся широкие круги на воде, молвил с кривой усмешкой:

– Всем облегчение теперь! А то зверинец развел. Сам за собой уж не в силах… а тут… Ракам хороший подарочек…

Когда она приплелась в дом, отец и сын разговаривали на кухне. Дверь была открыта.

– Хватит тебе и одного, куда? Сам же говорил, не знаешь, что с ними делать.

– Да, но не так же? – необычно глухим голосом отвечал Сергеич. – Благодетель…

– А как, если у всех тут по две-три кошки? Никому они не нужны. Я сделал обычное дело, на которое ты, конечно, не решился бы. Ты у нас тонкая натура… Но в деревнях всегда котят топят.

– Мне на тебя тошно смотреть!.. Не понимаешь, в какое время живешь, не ведаешь, что творишь. И по ней, и по мне хлестанул, – голос Сергеича стал ещё глуше.

– Опять двадцать пять. Мне что? В город, что ли, их везти усыплять. А разница? Все равно каюк!

Сима, пошатываясь, ходила вдоль стены. Слушала такие разные голоса. Потом забилась под лавку около ящика. Легла там, устремив взгляд на дверь, откуда должен был появиться этот редкий и страшный гость. Гнев и раздражение распирали её. Порой из-под лавки доносилось прерывистое завывание.

Отныне неприязнь к Эдуарду в ней закрепилась во сто крат сильней, чем прежде. Сима не умела забывать обиды…

* * *

Тихий и настойчивый уж продолжал по ночам навещать Симу.

Темной, еле слышной лентой шелестел около неё. Она привыкла к нему. С тех пор, как не стало её огненно-рыжих котят, когда он прикладывался к её соскам, ей становилось даже легче. Но и ужа вскоре не стало.

…Деловитый ежик появился после своей долгой отлучки.

И подкараулил ужа. Он был опытным охотником.

* * *

Иногда наведывался Очаровательные глазки. Бодрился, пробовал шутить. Надолго его на такое не хватало. Он в последнее время начал быстро терять зрение. Это его печалило.

– Послушай, твоя Сима и ты становитесь похожи друг на друга, – говорил он. – У неё походка твоя стала, нетвёрдая. И даже взгляд твой. Не веришь? Подобное с животными бывает…

– Фантазируешь? – отвечал негромко Сергеич. – Тогда почему твой бык-полуторник не похож на тебя? Хвост пистолетом, а ты?

– Наверное, потому, что он не Сима, – гнул своё Фадеич.

Сергеич теперь частенько ложился на старенький диван. Побаливало сердце.

А Сима каждый день бегала к озеру. Часто можно было её видеть за огородами между могучих дубов. Казалась она там, среди деревьев, теперь маленькой и беззащитной. Как её сгинувшие Рыжики. Теперь, после исчезновения котят она часто подходила к хозяину, глядела ему в лицо, искала его взгляд. Будто хотела что-то сказать. О себе ли? О нем ли?

А Сергеич все реже поднимался с постели. Часто клал в рот под язык круглую белую таблетку.

Она вяло смотрела на синиц, порхающих за окном. В былые времена Сима садилась на подоконник и наблюдала за добычей. Уголки губ у неё тогда оттягивались назад. Челюсти смыкались, получались ритмичные звуки – так выражалась её разочарованность по поводу недосягаемости птиц.

Теперь ей было не до них. Он заметил, что она старается своего единственного Малыша надолго одного не оставлять. Берет беднягу за шкирку и перетаскивает с места на место за собой. А тот меланхолично повинуется.

– Что ты так привередлива? – говорил он будто сам себе. – Боишься и последнего потерять? Бедная.

Сегодня повторилось обычное. Сергеич включил старенький телевизор «Горизонт» и прилёг на диван.

Сима с Малышом пристроились рядом под столом. Дружная поредевшая семейка коротала летний долгий вечер.

Через некоторое время Симу стало что-то беспокоить. Она как бы очнулась от спячки, вышла из-под стола. Прислушиваясь, стала разглядывать черно-белый экран. Потом, схватив за шиворот Малыша, подтащила его к закрытой двери. Стала тревожно мяукать. Вначале Сергеич не обратил на это серьёзного внимания. Слишком уж часто теперь Сима перемещала своего дитятю с одного места на другое.

Просьба выпустить повторилась. Он нехотя, с трудом встал и толкнул дверь. В это-то время у старенького телевизора и взорвался кинескоп. Хозяин в первый момент подумал, что кто-то разбил оконное стекло. А вскоре уже собирал осколки экрана телевизора. И не только с пола. На диване, с которого только что встал, их оказалась большая часть. Выходит, Сима спасала от неприятностей не только себя и своё чадо, но и своего хозяина.

Глава 12. Текущий момент

– А хотите, я вам анекдотец расскажу? Про вас! – обнимая правой рукой лаковую стать гитары, произнёс Очаровательные глазки.

– Валяй, – согласился Сергеич.

– Это вместо таблеток, – успокоил гость. – Веселее будет. Он древний, но забавный.

Однажды решил Лев съесть Кошку. А она опередила. Пригласила его к себе домой в гости. Придя к ней и увидев человека, Лев спросил: «А это кто такой?» «Это человек – мой слуга. Он мне пить приносит, еду…» «Если у неё такой сильный слуга, то какова она?» – удивился Лев. И потихоньку удалился с глаз долой.

…Так что, Сергеич, дорогой, ты ей не хозяин. В слугах у неё ходишь, – нажимал гость.

– Верно, в слугах, – согласился Сергеич. – Но только я ей помощник никудышный. Беду в своём доме допустил. Она вся испереживалась после страшной утраты. Похудела. Ну, дай Бог, отойдёт, может. Я так болею за неё.

Веселости анекдот не добавил, Сергеич размышлял вслух:

– Я вот гляжу теперь на Симу и готов почти согласиться с тобой. Человек может добить природу. Как жить тогда?

– Придется переселяться на другие планеты. Одну загадили…

Не нам переселяться, конечно. Мы с тобой не долетим, рассыплемся. Одна космическая пыль от нас останется, – отозвался его приятель.

Однако Сергеич настроен на серьёзный разговор:

– Бегство в Космос? Бред! – внятно проговорил он. – Ни одна планета во Вселенной не заменит человеку Землю. Где ещё есть такая дубрава, как здесь, у нас? Где найдёшь такое озерцо, как наше Дубовое. Там, где-то в космосе будем уже не мы, наши слепки!

Очаровательные глазки не перебивал своего приятеля, слушал.

– «И на Марсе будут яблони цвести», – пели? Ведь так?! Заблуждение! Не будут!. Надо сохранить цветущими сады на Земле. Но как сделать, чтобы молодые все это сейчас поняли, а не когда окажутся в моём возрасте, через пятьдесят лет? Тебе в школу надо всё-таки вернуться. Ты здесь единственный, кто может хоть что-то сделать.

– Моя благоверная, Клавдия все говорит о каре, которая нас всех постигнет. – Сказав так, Очаровательные глазки подошёл к окну. Задумчиво посмотрел во двор. И негромко произнёс: – Я не ведаю, как погибнет мир. Как меня не станет – знаю. Мой инсульт всегда со мной…

Сергеич слегка взмахнул рукой:

– Николай, будет тебе… Поскрипишь ещё…

– Попробуем, – отозвался приятель.

И продолжил свои рассуждения вслух:

– Я где-то читал: «Смерть человека – это как выход из трамвая. Сойдёшь на своей остановке и заметят это только те, кого толкнул, либо кому уступил место…» Торопиться надо в добрых делах.

– Что это у тебя торчит блестящее из кармана, все не спрошу? – спросил Сергеич.

– Перехожу, как теперь модно говорить, на оргтехнику. – Он вынул и показал внушительную лупу в полиэтиленовой светлой оправе. – Зачастил в райцентр. Оформляю инвалидность по зрению. Решился. Льготные лекарства буду получать. Один глаз совсем почти вышел из строя, другой на тридцать процентов всего видит…

…Но поживу… Другие-то живут. Такова задачка на текущий момент. Помнишь, как говорилось в одном неплохом советском романе: «Надо было жить и исполнять свои обязанности».

На моём языке это звучит теперь так: «Надо отрабатывать свою пенсию»… Хоть и с гулькин нос она…

Глава 13. Предательство

Сегодня опять возник в доме Сергеича Эдуард. И объявил новость:

– Отец, я перебираюсь за границу, в Чехию. Хотя ты всегда был против.

– Совсем? – не удивившись, спросил Сергеич.

Эдуард стоял лицом к окну, делая вид, что ему гораздо интереснее происходящее во дворе, а не в этой низенькой с потемневшими обоями комнатке.

– У меня договоренность с фирмой на год. Потом видно будет.

Хочу остаться.

– Не пропасть бы тебе там, чужая сторона…

– Это тут бояться надо. У нас бедлам. В этой стране долго порядка не будет.

– В этой? – как эхо повторил отец.

– Не будем придираться к словам. Спорить не хочу. Наговорились с тобой об этом. Нахлебался… Дожидаться старости такой, как твоя здесь, не хочу.

– Так, значит?..

– Да, приехал проститься. Квартиру я оставляю знакомому, машину – тоже.

– Что ж, вольному воля, – только и сказал Сергеич.

Они ещё потом говорили. Но не долго.

– Значит, я теперь совсем один, – не удержался Сергеич. Голос его дрогнул.

– Ладно, отец! Ты всегда был независимым. Не прибедняйся.

Вон, Сима с тобой. Затаилась в сенях, только и ждет, чтобы я слинял.

Заслышав своё имя, Сима ещё больше забеспокоилась. Хвост её застыл внизу у пола.

– Когда уезжаешь?

– Намеренно не говорил, чтоб не волновать. Через два дня самолет из Шереметьева, завтра отчалю в белокаменную.

Эдуард с напускной веселостью подал руку. Сергеич медленно протянул свою. Когда гость выходил из дома в сени, видел, как Сима припала к полу. Голова её опущена, глаза расширились. Издав горловой звук, похожий на вой, она готова была к нападению.

– Чертово отродье, – визгливо выкрикнул розовощекий и поторопился на улицу.

* * *

Ночью Сима спала неспокойно. Слышала, как ворочался в кровати хозяин.

Утром Сергеич не встал с постели. Поднялся только в полдень.

Вышел потихоньку во двор. Сосед оказался дома. Сергеич подошёл к забору, тихо позвал… Сима терлась около его ног.

Пока шёл сосед, хозяина пронзила резкая боль за грудиной.

Он побледнел ещё больше, слабеющими руками стал хвататься за узкий штакетник…

* * *

На своей дребезжащей машине сосед увез Сергеича в город.

Вернувшись уже совсем вечером, один зашёл, гремя ключами, в сени, положил рядом с ящиком кусок докторской колбасы:

– Теперь недели на две я ваш и кормилец, и поилец, – тихо, не как всегда, сказал он.

Такой его голос ещё больше насторожил Симу.

Глава 14. Тоска

Прошла неделя с той поры, как не стало в доме хозяина. Сосед каждый день приносил еду. Но не еда волновала Симу. Она тосковала. Отсутствие хозяина не давало ей покоя.

Сима перестала по утрам умываться, хотя так любила это делать. Перестала охотиться, даже на рыбок. Она теперь не ходила на озеро. Она привыкла, что хозяин с удовольствием помогал ей наводить порядок. Помогал избавляться от выпавших волос. Всегда начинал с поглаживания, пробегал пальцами по её меху, пригласив к себе на колени.

Теперь ничего этого не было.

«Надо ждать», – слышала она, когда забегала к соседу во двор и старалась оказаться у него на пути.

Сосед Дмитрий куда-то всегда торопился. То что-то привозил, то увозил на своей машине. Хозяйка звала его «мой челночек». Сима недоумевала, почему он уезжает утром и вечером возвращается, а Сергеич – нет.

Приходил днем Очаровательные глазки. Но притихший и не веселый как прежде.

– Потерпи, Сима, – говорил он тусклым голосом. – Вот утихомирю болячки, поеду к нему. Вернусь, расскажу.

Потом спохватился:

– А может, тебя взять с собой, а? Возьму, пожалуй, изболелась… Он ушёл, и опять наступила тоска. Время шло, а ничего не менялось.

Сегодня рано утром у колодца Сима наткнулась на крупную жабу. Она сидела под широким листом мокрого лопуха. Возникший азарт встряхнул было кошку. Она оживилась. Но медлительность и неуклюжесть жабы показались ей подозрительными. И она вспомнила, что в городе была у неё подобная встреча. Тогда Сима вцепилась зубами в шею похожей жабы, обнаружив её неожиданно на газоне. Получив рану, жаба выпустила яд из бугорков, расположенных по обе стороны её толстой шеи. Сима тогда тут же отбросила добычу от себя, настолько мерзко стало во рту.

Жаба плюхнулась на землю и спокойно спряталась в траве.

У Симы после таких воспоминаний сейчас не было желания связываться с этой неповоротливой, коварной тварью.

* * *

Кошки не любят резких перемен в жизни.

Сима начала чувствовать неполадки в своём здоровье.

Очень хотелось видеть доброе лицо хозяина.

Одна отрада: оставшийся её единственный котёнок. Хотя ему чуть больше месяца, заботливая мать уже пыталась его кое-чему научить. Он оказался смышлёным. Малыш нравился соседу. И она, похоже, чувствовала, что, если даже на время покинет его, он не пропадёт…

Малыш ел уже самостоятельно. И был на удивление послушным. Ей ни разу не пришлось его наказывать. Он не боялся отлучаться от матери и часто выбегал из сеней во двор.

* * *

Сима понимала, что начинать искать своего хозяина надо с его квартиры в городе. С той, в которую однажды упала. Эту квартиру она хорошо запомнила.

В ней следы, запахи… Они могут помочь.

Надо действовать! Её окружают хорошие люди, но они заняты своими делами.

Она перестала бывать у соседей.

Приехавший их внук любил шумные развлечения. Часто звучала теперь веселая громкая музыка, не так, как в их доме при хозяине. Такая музыка была для неё невыносима.

…Но ноги сами привели её к соседям. Дмитрий возился в сенях.

– Не волнуйся ты, беспокойная душа. Здесь он загнулся бы, не успей мы вовремя добраться до врачей…

Она смотрела на него большими, округлившимися глазами, слушала.

– Там, где сейчас Сергеич, миллион людей. Не дадут пропасть!

Город всё-таки! Иди и жди дома, – уже строго произнёс сосед.

Сима слушала его, смотрела ему в лицо…

Она не видела, чтобы он улыбался и прищуривался, когда глядел на неё, как это делал хозяин. Его широкие брови, глаза и рот были суровы. Все это не давало успокоиться.

Когда шла обратно, услыхала в дубраве дробный стук дятла.

Но не помчалась, как раньше, на этот звук. Наблюдать за дятлом ей теперь было не интересно.

Она возвратилась в свои сени. Села у окна и стала смотреть на дорогу. Дорога уходила далеко-далеко туда, где деревья становились маленькими и земля смыкалась с небом.

Там где-то был её хозяин.

Туда его увезла машина.

Эта машина теперь стояла под навесом. Её хозяин был дома, хозяин Симы отсутствовал?

Ей трудно понять, почему это так…

* * *

Не стало в доме хозяина, и на кухню повадилась забегать большая проворная крыса.

Если бы нам и очень хотелось, все равно, о крысах ничего сказать хорошего не смогли бы. Такой уж это зверь.

И вот теперь эта крыса прогрызла с улицы нору и хозяйничала там, где лежало продовольствие.

До этого она успела загрызть у соседей кролика и двух цыплят.

Сима терпеть не могла эту тварь с наглыми прищуренными глазками. И крыса избегала встречи с кошкой.

Так получилось, что они не разминулись. Сима была не только ловкой, но и смелой. К тому же защищала дом своего хозяина.

…Она с отвращением, но все же вытащила убитую ею в изнурительной схватке жирную крысу из кухни во двор и оставила в углу около изгороди.

Не могла есть эту мерзость.

Пошатываясь, обессиленная, пошла к колодцу, где стояло корыто с водой. Её мучила жажда. Саднило в правой, крепко оцарапанной ноге, чуть выше колена.

* * *

Утром, едва рожок смуглого пастуха в выцветшей за лето шляпе заиграл в конце улицы, собирая, как обычно, буренок в стадо, умер Очаровательные глазки.

Сима почувствовала его смерть раньше всех. Ещё родня его спала, жена поднялась выгонять корову, а он лежал на верандочке в односпальной кровати с панцирной сеткой и спокойно смотрел неживыми глазами в дощатый, с большими трещинами потолок (сколько раз собирался перестелить доски, не успел). Настиг всё-таки Николая Фадеича инсульт.

Сима сначала металась в сенях, не в силах успокоиться. Потом выскочила во двор и побежала к дому умершего…