Текст книги "Чудаки на Кипре (сборник)"

«Неисповедимы пути Господни…»

Пахло таким знакомым и таким родным – свежескошенной травой. Всеволод Мареев пошёл на этот запах, плутая среди деревьев, и вышел к аккуратно подстриженному газону. По периметру – цветущий кустарник китайской розы. Рядом стояли ярко-жёлтые мешки со скошенной травой. Он присел на скамейку, с удовольствием вдыхая ароматы далёкого украинского села Дубовэ. Невдалеке рыжая женщина читала книгу. «Не иначе, англичанка, – подумал Мареев и загадал себе: – Пройду мимо, загляну в книгу, и если увижу русский шрифт, то поздороваюсь по-русски: “Доброе утро!”»

Поднявшись, не спеша пошёл по влажной асфальтовой дорожке. На обложке книги заметил только вторую часть названия: «…демон…». Он догадался, что это «Ангелы и демоны» Дэна Брауна. Первый из серии романов о Роберте Лэнгдоне, более известном по «Коду да Винчи». Мареев книгу читал, но никаких особенных эмоций не испытал. Также он не был в восторге и от творчества модного ныне в России писателя Акунина. Женщины любят брать в дорогу его книги, но мало кто, дочитав, повезёт её с собой дальше, чтобы поставить дома на полку. Не та это литература, не будут ее перечитывать. Мареев вдруг очнулся: с чего это он ворчать стал? Ни за что ни про что обругал скопом современных романистов. Дэн Браун – знаменитый писатель, автор бестселлеров. Да и Акунина покупают и читают не только в России. Мареев аж покраснел и непроизвольно оглянулся, словно кто-то мог догадаться о его мыслях.

Он остановился перед скамейкой и весело сказал незнакомке:

– Доброе утро!

– Доброе утро, – девушка удивлённо подняла на него глаза.

– Извините, мы не знакомы. «Ангелы и демоны» читаете на русском?

– Ошибаетесь, на украинском.

Слово за слово – разговорились. Новую знакомую звали Мирослава. Из Киева. На Кипре остановилась у подруги. Подруга – хозяйка косметологического салона в Лимассоле, недалеко от муниципального парка. Имя Мирослава вернуло Мареева в далёкие школьные годы. В пятом классе к ним пришла новая учительница украинского языка и литературы – Мирослава Петровна. Ещё совсем девчонка. Видимо, сразу после окончания пединститута её направили в сельскую школу. Всеволод не выдержал:

– Напомнили вы мне, Мирослава, своим именем мою школьную учительницу. Молоденькая была. По отчеству – Петровна. А фамилию забыл.

– Ой, – удивилась девушка, – я ведь тоже Мирослава Петровна! Только уже лет десять как после института. Немолодая, – она засмеялась.

– Всеволод Иванович! – представился он. – Позвольте, я буду называть вас просто Мирослава. Ведь я раза в два старше вас. Украинский знаете?

– Конечно. Но у нас в Киеве многие говорят по-русски.

Не может быть такого, чтобы встретились русский и украинец и не заговорили о политике. Особенно это проявляется, если встречаются украинец из Москвы и украинец из Киева. Вот и сейчас, подумал он, разговор начнётся с обсуждения романа «Ангелы и демоны», а закончится всё той же политикой. Всеволод уже не раз имел такой опыт общения с земляками. Поэтому, встречаясь с ними за границей, он старался деликатно избегать разговоров на скользкие темы.

– Вот в прежние времена так же пахла трава. И жаворонок над лугом висел и выводил свои бесконечные рулады в небе, – перевёл он разговор на пейзажную лирику.

– И кузнечики прыгали на лугу, – добавила Мирослава.

– Неужели вы всё это знаете? – удивился он. – В Киеве луга есть?

– Так я из села. А в Киеве училась в институте и работаю сейчас, но хочу на Кипр перебраться. Давайте я вам стихи прочитаю? Я ведь тоже из-за этого запаха присела здесь на скамейку. Вот, послушайте:

 
Дохнуло в душу тихим детством,
И не нужны мои слова,
Молчу, теперь не нужно действо, —
Недавно скошена трава.
Дремотой летний день наполнен,
Зависла птаха в вышине.
И где-то здесь родные корни
В земной незримой глубине.
Шумит, поёт со мною рядом,
Как призрак юности, река.
Старик-пастух с коровьим стадом
Бредёт в минувшие века.
 

– Откуда эти стихи, Мирослава? – спросил он, внутренне удивляясь.

– В Трускавце в местной газете читала.

– На русском языке? Неужели это возможно?

– Так это было лет пять назад. Там два текста было – русский и перевод на украинский. Я оставила себе русский текст.

– А автора помните?

– Нет.

– И на украинском можете прочитать?

– Нет, на украинском забыла.

Удивительная встреча в муниципальном парке Лимассола! Незнакомая девушка читает его стихи. Оказывается, их напечатали в украинской газете. Можно ли представить такое летом 2015 года? Вспомнил, как приезжал в Трускавец и останавливался в санатории «Карпаты».

Тогда не придал значения знакомству с местным корреспондентом, которому подарил книжицу со стихами.

Распрощавшись с Мирославой, Мареев вернулся в отель «Лонда», находясь под впечатлением от встречи в парке. Девушка из Киева читает его стихи на Кипре, да ещё и на русском языке! А в переводе на украинский не помнит. Надо же!

Мареев подумал, что ему вряд ли посчастливится ещё когда-либо встретиться с Мирославой, и немного сожалел, что не оставил ей номер своего кипрского телефона.

Как-то с утра пошёл купаться на отдалённый пляж: песок на берегу – белый, вход в воду – пологий, возле берега неглубоко, людей мало, да и то в основном пожилые. Приятно пройтись босиком по песку. При безветрии на берег накатывали крупные волны. Видимо, где-то далеко сильно штормило, и волны докатывались до Кипра, затихая и сбиваясь в пену. В воде компания молодых женщин, у каждой к руке привязана пустая пластиковая бутыль. «Вместо спасательного жилета? Наверное, далеко поплывут», – с иронией подумал Мареев. Вон девушка лихо режет воду кролем. «Надо же, как быстро!» – с завистью смотрел он на удаляющуюся пловчиху.

Мареев плыл, в уме считая гребки-метры. Ну вот и пятьдесят. Здесь волнение моря почти не чувствовалось. Повернул назад. Плыл брассом. Как ни пытался в своё время научиться плавать кролем, но хорошо не получалось – не было координации рук и ног. Но брассом или, как сам любил шутить, по-лягушачьи, мог плыть долго. Вот и сейчас он медленно приближался к берегу. Но спустя какое-то время, когда до места встречи волн с песком оставалось метров тридцать, он вдруг обнаружил, что его уносит в море. Прибавил усилий, но – нет, результат тот же. Что происходит? Течение? Отлив? Ему стало как-то не по себе. Внезапно сообразил: это же отбойная волна! Так бывает, когда огромные массы воды накатывают на берег и из-за мелководья не успевают сразу откатиться в море. В этом месте образуется узкий коридор, по которому вода, отражаясь от берега, на большой скорости устремляется обратно. В ширину такой коридор может быть от десяти до пятидесяти метров. Мареев вспомнил наставления спасателей: нужно пытаться выбраться из этого коридора, плыть параллельно берегу. И главное, не паниковать. Когда человеком овладевает паника, он пытается плыть прямо к берегу, против встречного потока, и быстро теряет силы. «Сева, спокойно!» – приказал сам себе. Но одно дело понимать всё, а другое – действовать хладнокровно и уверенно. Внутри нарастал страх. Вспомнилось, как в детстве бродячая цыганка нагадала ему, что он утонет. Забыв все наставления, стал грести изо всех сил. Неожиданно хлебнул воды, дыхание сбилось. Охваченный ужасом, он уже почти ничего не понимал и не видел вокруг. Только одна мысль билась в голове: «Тону!»

Вдруг где-то рядом он услышал:

– Спокойно! Не суетитесь! Плывите за мной. Я помогу вам.

Это была девушка – мастер лихого кроля, и Мареев немного пришёл в себя.

– Держитесь параллельно берегу. Скоро выберемся из этой реки.

Девушка махнула рукой, указывая, куда плыть, и добавила:

– Плывите размеренно. Берегите силы.

И действительно, метров через тридцать она повернула к берегу и жестами позвала его за собой. Плыть стало легче. Вскоре ноги коснулись дна на почтительном расстоянии от кромки прибоя.

Он лежал на песке, смотрел в чистое утреннее небо и думал, что ещё несколько минут назад чуть не утонул. Как всё просто. Можно погибнуть и в относительно спокойном море. Проклятая гадалка: её предсказание чуть не сбылось. На его счастье, рядом оказалась незнакомка! Где же она? Поднялся и увидел удалявшуюся фигуру. Как же так? Он даже не поблагодарил!

– Пожалуйста! Подождите! Подождите! – крикнул Мареев по-английски и бросился догонять её.

Перед ним стояла Мирослава.

– Так это вы – спасительница моя?

– Вот так встреча! – удивилась в свою очередь Мирослава. – Ну, Всеволод Иванович, и сюрприз. Я думала, киприот какой-то тонет. А это вы!

«Вот ещё один настоящий друг появился в моей жизни», – подумал Мареев, а вслух сказал:

– Как я рад снова встретить вас, Мирослава! А в такой ситуации рад вдвойне. Хотите верьте, хотите нет, но это мои стихи вы читали в парке. Можно я подарю вам свою книгу?

Потом в мыслях Мареев не раз возвращался к этой удивительной истории: скошенная трава в парке Лимассола, встреча с девушкой, которая оказалась землячкой, да ещё и напомнила ему учительницу из далёкого, но близкого его сердцу украинского села, что на Хмельничине.

В том же году он разыскал в Тернопольской области уже старенькую Мирославу Петровну, которая когда-то предрекла ему судьбу писателя.

«Неисповедимы пути Господни…»

Что же сталось с Мирославой? На Кипре в свободные часы режет кролем средиземноморские волны? Или любуется цветущими каштанами в Киеве? Мареев часто вспоминает тот случай, когда входит в море, и сожалеет, что потерял номер телефона девушки. Кто знает, возможно, она ему встретится когда-нибудь в парке Лимассола, куда он, бывая на Кипре, любит приходить и вдыхать запах свежескошенной травы, напоминающий ему о далёком украинском селе и об украинской девушке Мирославе. Но это будет уже другая история.

Бабушка из Лимассола

Многие туристы из России любят останавливаться в популярном отеле «Mediterranean» в Лимассоле. Собственный пляж. Таверна под пальмами с кипрской кухней. Я сам не раз отдыхал там. Гостиничные номера – поскромнее, чем в соседних «Аmathus» или «Four seasons», но и цены почти в два раза ниже. Российскому туристу это и нужно. Море, солнце, фрукты, свежая рыба. Их так не хватает в российской глубинке. Да и в Москве не так много ресторанов с хорошей рыбной кухней, а те, что есть, намного дороже, чем на Кипре. Но главное достоинство острова – обстановка расслабленности и безмятежности.

Когда-то давно, лет двадцать назад, Лилия Александровна отправилась из Киева на Кипр оздоравливать внука. В пять лет у мальчика наметился устойчивый бронхит с перспективой перерасти в астму. Сын с невесткой работали, а Лилия Александровна моталась с внуком по поликлиникам; ей, пенсионерке, было в радость заниматься малышом.

Знакомая врач-терапевт сказала:

– Вам нужно везти Митю на море, в Крым, например. Морская вода, солнце, хорошее питание с овощами и фруктами творят чудеса. Из собственного опыта знаю.

– Сын уже сам додумался. Предлагает на Кипр поехать на две недели.

– Кипр – это хорошо, Лиля, но две недели – мало. На всё лето поезжайте.

Хорошо сказать: на всё лето! А деньги откуда? Она – на пенсии. Сыну зарплату не платят уже полгода, невестка гроши получает.

Свободу дали, поезжай куда хочешь. На какие шиши поедешь, когда везде разруха? Но поднатужились, немного заняли у друзей и родственников и на две недели скромного отдыха на Кипре наскребли.

Прилетели на остров в начале июня. Поселились в недорогих апартаментах, зато у моря. Вскоре познакомилась и с местными киприотами, и с земляками. Тогда на Кипре все, кто из Советского Союза, считались земляками. А ей и сейчас, спустя двадцать лет, без разницы, кто и откуда приехал. Она до пенсии жила и работала в Киеве, всю жизнь говорила на русском языке, да и большинство людей говорит там на русском. Близко сошлась с Ириной из Москвы, у той муж – киприот, а сын ровесник её Мити. Но шепелявил шестилетний Костас очень сильно. Несколько букв вообще не выговаривал. Лилия Александровна, некогда врач-логопед, за десять дней поправила его речь. Ирина денег предлагала, но не взяла с землячки, хоть сама и нуждалась.

Две недели словно испарились в жарком морском воздухе. Ирина возьми и предложи ей:

– А вы, тётя Лиля, переходите к нам с Пантелисом жить. За жильё не надо платить. Да и кушать с нами будете. Блинчики у вас классные. Пантелису очень нравятся, – уговаривала её Ирина.

– Ириша, это такой мне подарок! И не знаю, как тебя благодарить. Помогу тебе, чем могу.

Вот так и осталась Лилия Александровна на всё лето на Кипре, а потом, считай, на всю жизнь. В конце августа прилетел сын, забрал Митю в Киев, а она стала скитаться по землякам на острове, помогать им. Кому за ребёнком приглядеть, кому по хозяйству помочь – да мало ли ещё какие дела найдутся.

Мы с женой познакомились с Лилией Александровной на пляже. Шла бабуля по дорожке, улыбалась, приветливо глядя на нас, лежащих под пальмами в полдень. Остановилась и говорит:

– Здравствуйте! Что же вы, мои хорошие, в самое пекло жаритесь на солнце?

– Как вы узнали, что мы русские? – спросил я после взаимного приветствия.

– Да я здесь почти два десятка лет живу. Своих сразу вижу.

Поговорили, а потом и подружились с Лилией Александровной. Каждый год с ней встречались. А несколько лет назад она пригласила нас к себе домой. Сын стал хорошо зарабатывать и купил ей небольшую квартирку на нулевом этаже. Крошечная прихожая, кухонька в четыре квадратных метра, спаленка. Уютно, чисто. Но главная гордость Лилии Александровны – вместо балкона веранда в крошечном дворике с маленьким клочком собственной земли. И цветы, цветы, цветы. На веранде, вокруг веранды, у соседей – везде цветы. Среди цветов столик и несколько стульев. Здесь мы чаёвничали.

За эти двадцать лет бабушка и внучку, рождённую в Киеве в её отсутствие, тоже подняла на ноги. После Чернобыля болезней стало больше, вот сын и отправлял каждое лето детей на Кипр, за здоровьем.

– У вас здесь вид на жительство, Лилия Александровна? – спросил я.

– Что ты! Я без визы здесь живу. А квартирку сын купил на своё имя.

– Но вас же могут депортировать!

– Кому я нужна? Живу и живу. Все меня знают. Вот только если в больницу надо, то проблема. Но я стараюсь не болеть, – смеётся, – хотя среди наших врачи тоже есть, можно обратиться за консультацией. А так сама себе лекарства выписываю. Вот ноги болеть стали. Тяжело ходить, – впервые пожаловалась она.

– А пенсия есть у вас?

– А как же! На Украине. Сын по доверенности получает. – Любите Кипр?

– Что ты! Ужас как люблю. Сказала сыну, когда умру, чтобы кремировали, а пепел развеяли над морем!

Прошло чуть больше года. И вот мы с Людмилой снова на Кипре, в отеле. Очень сожалеем, что телефон нашей старушки потерялся. Книги привезли ей и кое-какие лекарства. По памяти пытались найти дом, но запутались и вернулись ни с чем.

Как-то гуляли мы вечером и увидели на другой стороне улицы нашу милую старушку с опущенной головой.

– Лилия Александровна! – кричу через улицу.

Услышала, подняла голову, оживилась и замахала приветственно руками.

Потом мы сидели с ней в кафе и беседовали.

– Что-то случилось? Почему вы такая грустная сегодня, Лилия Александровна?

– Случилось, случилось. Вот аккурат напротив отеля «Mediterranean» погибла моя знакомая, Тамара из Санкт-Петербурга. Молодая, только сорок лет ей исполнилось. Приехала с дочерью на отдых. И вот такая беда! – вытерла слёзы наша бабуля.

– Как же так?!

– Решили мы с ней и другой моей приятельницей, Стефанией, встретиться в этой таверне, супчика поесть и поговорить. Тамара нас пригласила. Как и договорились, стою и жду их у кафе. Жду-пожду, а их всё нет и нет. А я, старая дура, вместо того чтобы пройти к отелю, стою и стою на углу. И вот часа через полтора идёт Стефания одна, без Тамары. Рассказала, что на её глазах машина сбила нашу Тамарочку насмерть. Вышла она из отеля и шагнула на проезжую часть улицы, по привычке посмотрев налево. Надо было направо смотреть, здесь же левостороннее движение. Машина на большой скорости шла.

– А водитель что же? Да разве можно гнать в туристической зоне машину?

– А что водитель? Солдатик. На три дня отпуск дали, домой приехал. Не виноватый он. Парнишку тоже жалко, испереживался весь.

Всех жалко Лилии Александровне. Парнишку, водителя машины, жалко. Саму Тамару ой как жалко! Жить бы ещё да жить, но выпало ей вот так, на отдыхе, погибнуть. Свету, дочь Тамары, жалко. Студентка ещё, а тут такая тяжесть на неё навалилась – мать потеряла. Всегда Света была при матери, и вдруг беда непоправимая пришла. И где хоронить маму? Как отправить в Санкт-Петербург?

Света решилась и как-то очень по-взрослому попросила Лилию Александровну:

– Тётя Лиля, миленькая, помогите получить разрешение властей, чтобы маму здесь кремировали. Любила она Кипр. И мне много о вас рассказывала.

– Что ты, Светочка, не убивайся так. Поговорю с Пантелисом, Может, он поможет?

Три дня бегала Лилия Александровна, суетилась, в Никосию вместе со Светой и Пантелисом ездила, в генконсульство России; все нужные документы собрали и добились разрешения похоронить Тамару на кладбище в Лимассоле по христианскому обычаю.

Тогда, в кафе, долго мы разговаривали с Лилией Александровной. Под конец беседы она показала нам фотографию – на берегу моря стоят три женщины, такие разные по возрасту и такие одинаково счастливые: Лилия Александровна, юная Света и между ними красавица Тамара.

– Какая Тамара эффектная женщина на этой фотографии! Как жалко её, ещё молодую, но так рано ушедшую из жизни! – сказала моя жена.

– Судьба такая у Тамары, Людочка, – улыбнулась, вытирая платочком слёзы, Лилия Александровна. – Знать, суждено было ей лежать в кипрской земле.

Помолчала и добавила:

– И я хочу после смерти остаться здесь. Мне даже снилось, как мой прах развеивают над морем. Так хотелось когда-то на парашюте за катером прокатиться, да куда там! Кто старуху возьмёт?! А тут во сне видела, как молодой парень с чёрной коробочкой в руках летит над морской гладью, а я рядом с ним лечу. Солнышко только что взошло, море такое спокойное, а людей нет, не было на пляже людей. Лицо парня не запомнила, нет. Вот такой сон, Людочка, я видела недавно. Благостно мне было во сне.

Я поспешил перевести разговор на другую тему. Вскоре Лилия Александровна заторопилась уходить: она обещала Ирине и Пантелису вечером побыть дома с детьми, пока они будут гостить у друзей. А на прощанье добавила: «Прикипела я сердцем к Иришкиным детям, и они меня любят, бабушкой зовут. А вы приезжайте, мои хорошие, почаще приезжайте на Кипр. И внуков привозите. Если что, я с большой радостью подмогу».

Всепобеждающая доброта русской женщины. И милосердие. Почему русской? Может быть, Лилия Александровна украинка? Из Киева ведь родом. Здесь, на Кипре, всех приехавших из республик канувшего в Лету Советского Союза местные называют русскими. И даже греков-понтийцев, эмигрировавших с Кавказа в Грецию и на Кипр, также называют русскими. Я не встречал другой страны, где бы к нам относились так доброжелательно, как на Кипре. Может, потому, что у нас одна религия? А может, потому, что есть такие женщины, как Лилия Александровна, – добрые, милосердные, участливые.

Когда в доме шпыгуны

Над островом нависло пыльное облако. Из Африки ветром пригнало. «Света белого не видать», – недовольно подумал Всеволод. Солнце – тусклое, небо стало серым. И пыль, пыль, пыль… везде пыль. На одежде в шкафу, на журнальном столике, на книгах, на компьютере. Да что там! – от пыли не спастись: в глаза лезет, в нос, в лёгкие. И даже из телевизионных программ в душу пробирается: вон объявили, что где-то в Африке боевики под прикрытием пыльной бури какую-то военную базу у правительства отбили. И люди бегут, бегут от зверств войны, жизни свои спасают, а с этой самой песчаной бурей они веками встречаются – и ничего. Приспособились. К природе можно приспособиться, чего её бояться? Человека нужно бояться. Так когда-то давно говорила бабушка Марта. Хотя, с другой стороны, человек и есть часть природы, только очень маленькая. Получается, люди в своей душевной слепоте и глухоте сами себя уничтожают. А Бог? Почему Он терпит? Или там, на Небе, есть своя программа долготерпения?

Август, жара невозможная, и африканская пыль. Наказание Божье. А за что киприотов наказывать? Они, что ли, виноваты в бедах африканцев? Киприоты – трудолюбивые и доброжелательные. Разве их вина, что в мироустройстве опять хаос и неразбериха? Кипр тоже несколько десятков лет и зим назад пережил раздоры и войну. А всё идиоты-политики, это они заваривают кашу то здесь, то там в нашем хрупком мире. Всеволод разозлился от тяжёлых мыслей, перешёл на быстрый шаг. Он почти бежал, как будто спешил побыстрее добраться до нужного места и навести там свой порядок. До всего ему есть дело в этом мире. Пора бы угомониться уже, возраст солидный. И что он может изменить? Вон своим землякам на Украине пытался помочь – а в ответ? Непонимание. Отчуждение! Злоба! Тому же брату Васе всю жизнь помогал. У каждого племянника по квартире от него, от Мареева, да и деньги давал ему на бизнес, на машину. Всякое бывало, нужно было, и давал. Много чего делал для брата, потому что семья, потому что мать у них одна, потому что любит брата, потому что… Разве чувства рассчитаешь, разве любовь измеришь? Вспомнил, как Вася лет десять назад сказал в сердцах: «Даешь, потому что у тебя есть что давать». Что ответить на незаслуженно обидные слова? И нужно ли отвечать? Совсем юнцом Всеволод работал в шахтостроительном управлении на Донбассе. Полюбил те края с терриконами, с лесополосами. Люди там его окружали всё больше отзывчивые и решительные. Не забыть ему бригадира Слачека, невысокого, худощавого и малоразговорчивого. Совестливым и правильным был Слачек. Опекал его, безусого пацана из деревни, советовал учиться на строителя. А его море сманило. Романтика. А вот Вася остался там, где Всеволод начинал жизнь. Ну и что?

«Всё! Баста! Хватит терзаться мыслями! Хватит вспоминать, как оно раньше было, и жалеть, как сейчас стало. Ничего не вернёшь. Никому и ничем не поможешь!» – думал Всеволод и вслух добавил: «Не делай добра – не будет зла!» Не согласен? Бабушка Марта в украинском селе Дубовэ любила повторять эту поговорку из русской старины. И откуда к ней, старухе, никогда не выезжавшей за пределы Украины, пришла она? Конечно, бабушка сама всегда поступала наоборот: поможет соседке, накормит путника, с нищенкой последним поделится. При воспоминании о бабушке Марте лицо Всеволода посветлело, он замедлил шаг, а потом и вовсе остановился у дикой оливы. Отсюда открывался хороший вид: море тихое и даже величавое. Жаль, горизонта из-за пыли не видно. Справа – горы Троодос, лишь слегка просматриваются в дымке. Вымощенная плиткой дорожка тянется вдаль, а на ней гуляющий люд: женщины, мужчины, молодые и не очень. И в море полно купающихся. И туристы, и свои – киприоты. Местные ходят группами и говорят, говорят, говорят. Экспрессивно, громко. А что им скрывать, чтобы тихо разговаривать? Открытый народ, всё у них на виду: эмоции, душа! Вон две юные девушки идут, оживлённо обсуждая свои девичьи дела. Та, что помладше, энергично жестикулирует, с пылом юности доказывая что-то. А подружка только смущённо поддакивает ей. Мимо прошёл незнакомый мужчина солидной наружности и, поймав взгляд Всеволода, улыбнулся и поздоровался. Женщина лет сорока, стройная и сосредоточенная на чём-то своём, тоже улыбнулась удивительно красивой белозубой улыбкой. Видимо, подумала, что она Всеволоду понравилась. А она и вправду ему понравилась своей спортивностью и одухотворённостью лица. Но не настолько, чтобы он кинулся бежать за ней, или, как в молодости говорили, кадрить дамочку. Во-первых, не по возрасту ему догонять женщин на дорожке у моря. А во-вторых, зачем он ей! Такая красавица явно избалована вниманием молодых и весёлых мужчин, и вряд ли ей интересен сумрачный пожилой человек.

– Сева, ты? – весело прокричал кто-то сзади.

Он вначале и не подумал, что это к нему обращаются, и нехотя оторвал взгляд от понравившейся женщины. На дорожке, шагах в десяти от него, стоял рыжеватый мужичок в старомодной панамке и шортах цвета хаки.

«Кто это? Кого он зовёт?» – подумал Всеволод.

– Уважаемый, вы меня зовёте?

– Не валяй дурака, Сева! Это ты! А я сижу на скамейке и наблюдаю за тобой. Женщин красивых высматриваешь?

Всеволод опешил. Не может быть! Шульц! Виктор Шульц! Из Москвы! Давний приятель. Врач-уролог. Доктор Божьей милостью! Немецкая педантичность и обязательность.

– Виктор Евгеньевич! Не может быть! Здесь? Вы же уехали из Москвы в Сибирь! Не верю! Неужели это вы?

– Да, я! Конечно, я, Всеволод! – мужчина подскочил и приобнял Всеволода.

Чудеса! Деликатный Шульц разговаривает с ним как-то не так. Напористо, покровительственно. И потом, они никогда не были друг с другом на «ты». А тут сразу как-то «тыкать»?! Непривычно, хотя Всеволод не против. И он тут же принял правила игры:

– Витя, ты сильно изменился. Внешне такой же, не постарел ничуть, хотя не виделись лет пять. А внутренне очень изменился.

– Ты мои внутренности видишь? – засмеялся Виктор. – Нет же, я о другом.

– А-а-а. Мой тон разговора тебя удивил. На пенсию меня отправили, Всеволод Иванович. Полного сил, здоровья, опыта. Работать ещё и работать. Извините, Всеволод Иванович. Я пытался разыграть вас. Прикинулся вот таким современным бодрячком. А на душе кошки скребут. Нет, лучше будем дружить по-прежнему, ничего не меняя. Привык я к вам по имени и отчеству обращаться.

– Да и я привык, Виктор Евгеньевич! Давайте присядем и поговорим. А может, лучше вечером встретимся в таверне? Только два слова. Как вы здесь, на Кипре, оказались?

– Устал. Устал от людей, от всех последних перипетий в моей жизни. Впервые уехал к морю один, без Наташки. Уехал на неделю, а тоска через три дня меня достала. Поговорить не с кем, выпить не с кем. И тут – вы. Вот я и выплеснул все свои эмоции!

Договорились встретиться в гостинице у Виктора в восемь вечера, когда чуть-чуть спадёт жара.

В течение дня Мареев никак не мог забыть эту неожиданную встречу на пляже в Гермасойе. Очень радовался, что Виктор Шульц оказался на Кипре, что они встретятся вечером, выпьют водки или зевании, поговорят по душам. Нет, для водки слишком жарко. Хорошего кипрского вина выпьют в таверне на берегу моря. Начал вспоминать, как они много лет назад познакомились. Шульцу тогда где-то за тридцать было, а сейчас он уже на пенсии.

Кто же их познакомил? Кажется, Сан Саныч, в то время партийный функционер. Холёный, по-мужски красивый, как будто искренне верящий в идеалы коммунизма. А потом случилась незадача: все идеалы порушились перестройкой и гласностью. Сан Саныч так переживал, что бросил свой высокий пост в министерстве здравоохранения и начал жизнь с нуля. Другие переехали в новую жизнь с солидным багажом: акции в приватизированных предприятиях, частные клиники, счета в зарубежных и отечественных банках. А Сан Саныч оказался этаким бессребренником, без доллара в кармане. Спустя какое-то время сам удивлялся себе, наивному провинциалу.

Нет, нет. Не так оно было. Познакомился Всеволод с Виктором Шульцем через дальневосточного бизнесмена, полную противоположность Сан Санычу. Фамилия его была Припутневич. Сейчас эта фамилия даже очень и очень звучит, как бы говорит сама за себя, мол, смотрите, при ком я. А в то время его за глаза звали Примутневич. Из зависти, конечно. У него всё в жизни получалось. На службе в горнорудной компании дела шли хорошо, и в частном бизнесе всё крутилось, как в смазанной швейной машинке: стрекочет и выдаёт продукцию. А Припутневич продаёт товар и складывает денежки в банки: отечественные и забугорные. Аж до канадских добрался. Потом стал скупать недвижимость: торговый центр в столице, дом под Москвой, квартира на Дальнем Востоке, рыболовецкие суда – ничего не пропускал. Жизнь шла ладком, как любил он сам приговаривать. Только жёны при нём не держались: всё гонялся за новыми да красивыми. Сколько их у него было?! И не сосчитать. А у Сан Саныча всю жизнь одна была, и только когда Людмила ушла из жизни, он спустя какое-то время женился во второй и, наверное, последний раз. По крайней мере, сам так говорил. И у Виктора Шульца одна жена всю жизнь: красавица Наташка, украинка. Слушается он Наташку беспрекословно. Никогда слова против не скажет. Спокойный и заботливый муж. Таких сейчас днём с огнём не сыщешь. Повезло Наташе. Да и Виктору тоже.

«И чего это я? Старость подступает, сентиментальным становлюсь», – встрепенулся Мареев.

Раздался звонок, и некто прохрипел в трубку:

– Жив ещё, козлина! Ты где?

Мареев опешил от такого напора, но вежливо ответил:

– Ошиблись. Я – не козлина.

– У нас не ошибаются. Не козлина, так козёл. Где прячешься?

– Вы кто? И кому звоните? Я на Кипре отдыхаю.

– Ну да. А я куда звоню? На Кипр и звоню. В Лимассол звоню тебе, козёл грёбаный. Спрашиваю тебя, где ты прячешься в этом самом Лимассоле?!

– Я – Мареев. А ты какую козлину ищешь?

– Макаревич, я твой голос узнал! Не юли – не ускользнёшь! Слышь, Макар?

– Да пошёл ты в жопу! Я тебя, дурака, не знаю и знать не хочу, – разозлился Мареев.

На том конце трубки помолчали немного, и тот же голос примирительно просипел:

– Теперь слышу, что это не ты, козлина! Я Костяну Макаревичу звонил. Почему ты на мобиле Костяна сидишь? Ты кто?

– Конь в пальто! И больше не звони, а то нашлю на тебя понос! Из сортира не будешь вылезать, мудило.

Номер телефона был московский. Мареев отключился, какое-то время молча глядел на мобильник, потом, сохранив номер, поставил блокировку на входящие звонки.

Как ни странно, но этот ошибочный дурацкий звонок развеселил его. Крепко, видать, провинился неизвестный ему Костян Макаревич, если братва разыскивает его на Кипре. А в том, что это братва, Мареев не сомневался. Насмотрелся криминальных сюжетов по телевизору. Всю страну через телевизор обучили науке блатной: говорить, или, по-ихнему, ботать по-воровски. И он, Мареев, тоже кое-чему научился. Вот и пригодилось. Отшил мерзавца.

Целый день Мареев не вылезал из-под кондиционера в съёмной квартире. Читал, спал, смотрел телевизор. Под вечер пришла Юлия, дама в трёх лицах: архитектор из Киева, брокер по недвижимости на Кипре, домовладелица. Муж издает журнал для русских. В Киеве революция достоинства произошла, вот украинская пара достойно и устроилась на Кипре. За два года преуспели: квартира с двумя спальнями недалеко от супермаркета «Папас», в пяти минутах пешком от моря – немало чего стоит. Теперь вот сняли себе домик в горах, а квартиру сдают отдыхающим.

– Всеволод Иванович, как вы здесь? Я в этом районе с клиентом встречалась. Дай, думаю, навещу вас. Может, нужно что?