Текст книги "Чудаки на Кипре (сборник)"

– Юлечка, будь ласка, заходьте, – перешёл Всеволод на украинскую мову. – Радость у меня: утром приятеля встретил на пляже. Немец. Из Москвы.

– Так приходите вечерком к нам в гости. Я вам спою «Ой, дивчыно, шумыть гай…» И гостя научим петь на украинском, – У Виктора жена Наташа – украинка. Из Донецка. Поёт ему и днём, и ночью.

Вот такие украинцы. Как встретят земляка за границей, так тут же в гости приглашают. И без горилки украинской и сала у них ни одно застолье не обходится. Когда-то Мареев повстречал в Токио Анатолия Лыхо, вице-президента судовой агентской компании. Из-под Киева родом оказался. Вот так же пригласил домой. Встретил в украинской вышиванке и говорил только по-украински. Знаток японского, а как затянул вместе с женой Галей:

 
Несе Галя воду,
Коромисло гнется,
За нею Iванко,
Як барвiнок, вьется.
 

У Мареева аж слёзы от умиления навернулись. Чтобы в Токио, в центре города, звучала украинская песня, которую он любил слушать, когда её по вечерам девчата возле клуба пели! С детства эта песня в душе поселилась.

Очень хотелось пойти к землякам в гости, но пришлось отказаться.

– Спасибо, Юля. Щыро дякую. Но я уже обещал, что с немцем вдвоём посидим. А к вам в другой раз. Очень хочу услышать украинские песни здесь, на Кипре.

Весь гостиничный номер у Виктора Шульца – это маленькая комната, холодильник и телевизор, туалет и душ. А что человеку ещё нужно?

– Виктор Евгеньевич, идём в таверну. Я вас настоящими кипрскими разносолами угощу: клефтико – томлённая баранина, шефталия – мясные тефтели с пряностями, мусака, разные рыбные деликатесы и вино местное кипрское. Может быть, французское и поименитей будет, а мы кипрского выпьем. На Кипре быть и вина кипрского не попробовать – грех!

– Начнём у меня, Всеволод Иванович! А потом и в таверну, если заведёмся.

С этими словами Шульц вынул из холодильника бутылку горилки с перчиком внутри, шмат сала, завёрнутый в льняную тряпицу. И как-то немного грустно проговорил:

– Свояк сало с Украины передал. Наташка приютила сестру со всем её семейством. От войны на Донбассе убежали. Пять человек Наташкиной родни из Донецка живут сейчас с нами в двухкомнатной квартире.

И пошёл задушевный разговор двух уже немолодых мужчин. Под украинскую горилку и сало. Из местного – только сладкий репчатый лук да хлеб. Говорят, что русскому – хорошо, то немцу – смерть. А какой он, Виктор Шульц, немец! Нет, он, конечно, по крови немец, но по духу русский. А кто он, Мареев? Мать украинка, отец волжанин. Вырос в украинском селе, учился в украинской школе, а всю жизнь после мореходного училища живёт в России. Конечно, он – украинец, но и русский тоже. Перепутано, перемешано всё, но никакими указами правителей не запретишь любить родную землю и людей.

– И как же семь человек умудряются жить в маленькой квартирке? – не выдержал Мареев.

– По-всякому бывает. Да деваться некуда. Шпыгунив не выгонишь, – смеясь, отвечал Виктор Евгеньевич.

Оказывается, что шпыгунами он в шутку стал называть украинскую родню после того, как услышал по телевизору от киевского политика Левко, что в России не просто беженцы с Донбасса, а шпыгуны, которые поставляют властям Украины нужную информацию.

– Это «засланные казачки», что ли? А жена Наташка тоже подпадает под категорию шпыгунив?

– Нет, Наташа – не беженка. А её сестра Света, племянница с мужем и их малые дети – шпыгуны.

И Виктор Евгеньевич стал рассказывать о своём житье-бытье с присущим ему сдержанным юмором.

Самый проблемный вопрос, можно догадаться, – посещение туалета и ванны. К сожалению, они – совмещённые, поэтому пришлось установить особый порядок: с утра Виктор первый в очереди. Утром он в туалете – король. Но ненадолго. Пятнадцать минут на всё про всё. Чуть запоздаешь, и начинают стучать в дверь, выкуривать тебя.

– Дядя Витя, вы скоро там? – канючит у дверей Светкина внучка Люба.

– Ага, моя очередь, – кричит Ваня, меньший братик, – ты вчера первой заняла туалет.

– Брысь, мелюзга. Я на репетицию опаздываю. А тебе спешить некуда, можешь и в обед сходить, когда меня нет. А вообще-то с вечера лучше.

– А вечером то мама, то бабушка Света закрываются в туалете, там всегда занято, – ревёт Ваня.

Вечером у Виктора Евгеньевича никакой льготы нет, и пробиться в туалет – никакой возможности. Поэтому по мелким делам он бегает в скверик рядом с домом. Вот дача ещё спасает. На даче, когда шпыгунов нет, он полноправный хозяин.

– Наша донецкая родня не любит на дачу ездить. А мне там, в лесу, хорошо, усядусь на пенёк и мечтаю.

– Сейчас же замирение пошло на Донбассе. Не стреляют. Шпыгуны, наверное, отправятся домой? – предположил Мареев в шутку.

– Не-е-ет. Любка сказала, что родители в Донецк не поедут, им в Москве уже стало нравиться. Она с детской непосредственностью заявила, что Москва ей тоже нравится.

Горилку выпили. Сало съели. Потом в таверне ещё добавляли. Мареев вернулся к себе домой уже под утро и проспал до полудня. Болела голова, кружился потолок, тошнило. В общем, никаких сил терпеть эти мучения не было. И если бы не бутылка пива из холодильника, то неизвестно, как бы он выжил. Когда полегчало, он, несмотря на жару, попёрся пешком к Шульцу. Как он там? Тоже страдает? По пути купил пиво, солёные орешки.

Обливаясь потом, добрался до гостиницы. Шульц собирал чемодан, торопливо бросая в него вещи. Лицо страдальческое, сам – тороплив и озабочен.

– Виктор Евгеньевич, пивка принёс. Вижу, что пригодится. А ты чего собираешься? У тебя ведь вылет завтра.

– Билет на завтра, а лететь нужно сегодня. Маленький шпыгун заболел. У Вани температура под тридцать девять. Наташка звонила.

– Так там же родители, две бабушки. Что? Не справятся? Скорую помощь не вызовут?

– Эх, Всеволод Иванович! Да я себе места не нахожу здесь. Я знаю, какая нынче медицина. Не дай бог что случится! Я к этим шпыгунам за год сердцем прикипел.

– Виктор Евгеньевич, у вас же сын Даниил врач. Пусть подключится. Вы что? Билет уже на сегодня взяли? А который на завтра – пропадёт?

– Плевать на билет, на деньги, на всё. Даниил, конечно, поможет, но я сам должен быть там, в Москве, возле Вани.

Не стал Шульц «поправляться» пивом и через полчаса умчался в аэропорт на такси, чтобы успеть на улетающий в Москву самолёт.

Мареев опять шёл по жаре с бутылками пива, шёл и мучительно размышлял. Что за жизнь такая настала? Сколько брошенных, бездомных стариков в Москве! Сколько детей-сирот при живых родителях! А Шульц, не считаясь ни с чем, мчится в аэропорт, чтобы быть рядом с больным мальчиком. Кто ему этот Ваня? Внучатый племянник жены. Нет, дело не в родственных связях. Почему он так поступает? Да просто потому, что у него доброе сердце! Но таких – единицы, они музейные редкости. И Шульц один из них, это точно.

Странна и неумна эта жизнь. По телевизору показывали, как в Сирии совсем ещё мальчишка на кукле тренируется резать горло врагам. Немыслимо! «Болтовни и трескотни много, а случись когда нужно помочь конкретному человеку, найдутся ли желающие?» – полезла в голову мысль, но Мареев подавил её.

Пить пиво не стал, тупо уставился в экран. Говорят и говорят что-то. Опять очередной губернатор в России заворовался. Арестовали и его, и подельников. Оказывается, регионом управляла целая банда.

«Сколько же им нужно? Часы дорогущие сотнями, деньги бесчисленными миллионами, земля, самолёты, дома. И что, только сейчас узнали, что губернатор ворует? Или все и всегда воруют, а наказывают тех, кто правила воровские нарушает?»

Диктор ещё о чём-то вещал бодрым голосом, потом показали мальчика с дефектом слуха. Родился таким мальчик, одно ушко совсем деформировано, а второе слышит чуть-чуть, но со временем слух станет затухать, и так до полной глухоты. На голове у ребёнка бандаж с датчиками, через костную ткань каким-то образом звук передаётся, и мальчик слышит. Чтобы спасти слух ребёнку, нужна дорогостоящая операция за границей. А мальчик играет, взбирается на детскую горку, разговаривает с другими детьми, ведь он пока слышит. Подумать только: пока слышит! Если ему не помочь, то наступит полная глухота. И нужно-то всего пару сотен тысяч долларов на операцию! Господи, а те, другие, сидящие за решёткой в суде с невозмутимыми лицами, сотнями миллионов воровали! И вдруг до него дошло, что он тоже может помочь этому мальчику, если отправит сообщение на специальный номер со словом «Добро»! Мареев схватил телефон и стал торопливо нажимать на кнопки. Для него время перестало существовать, он не думал о деньгах, он знал – чем больше сообщений он отправит, тем больше шансов у мальчика обрести слух. Остановился только тогда, когда закончился депозит на телефоне. С сожалением отложил его в сторону. Что ещё делать?

Включил компьютер, одел наушники и стал слушать музыку. На его лице блуждала улыбка, глаза светились, время от времени он прикрывал веки и в такт музыке медленно покачивался в кресле. Что слушал, забывшись, не мог потом вспомнить.

Через неделю Мареев улетал в Москву. Утром сосед-киприот рассказал ему, что у моря обнаружили труп мужчины в кроссовках и спортивных шортах. В кипрских газетах написали, что погиб русский бизнесмен, проживающий на Кипре, некто Константин Макаревич. Якобы плохо с сердцем стало бедолаге во время пробежки, упал на мелководье и захлебнулся водой.

Жестокий мир. Но есть добро на свете, есть. Ведь даже в самые жестокие времена добро не пропадало.

Пыльное облако над островом ночью исчезло. И опять голубое небо сливается на горизонте с синим морем. По дорожке из плиток гуляют отдыхающие, а рядом никогда не унывающие киприоты – такова видимая сторона здешней жизни.

Мареев пришёл на пляж Гермасойя; пришёл, чтобы попрощаться с морем. Дул несильный ветер, накатывая на берег ленивые волны. За волноломом стайкой бегали парусники. На рейде в ожидании места у причала стояли грузовые суда. Такая знакомая и близкая сердцу картина. Он постоял несколько минут у старой оливы, всматриваясь в морской горизонт. Полез рукой за монетками – бросить на счастье. Но вытащил из кармана мобильный телефон, невпопад понажимал на кнопки, а потом, размахнувшись, сильно швырнул аппарат в море.

«Пропадите вы пропадом, что те, что эти», – тихо прошептал он и не спеша отправился на квартиру. Через час Мареев уехал на такси в аэропорт.

Рыжий котяра

Я – обычный рыжий кот. Ну, не совсем обычный. Красивый я. Пушистый и большой. И, что не редкость среди котов, в отличие от людей, я умный. Да, да! Умный! Вы считаете, что нескромно хвалить себя? Почему? А ещё я хитрый, пронырливый котяра, как обо мне некоторые говорят. Приходится быть хитрым, иначе не выжить бездомному коту в городе Лимассоле. Хотя, если честно, не совсем я бездомный.

На Кипре большинство кошек околачиваются возле отелей и живут за счёт подаяния туристок. После завтрака, обеда, ужина женщины выносят остатки еды и выкладывают на траве или на прогулочных дорожках, возле скамеек. Особенно бабушки, добрые старушки помогают нам, котам. Хотя и среди них бывают сущие ведьмы. Идёт этакая мымра мимо котика, обедающего остатком котлеты, тот не обращает на неё внимания, а она ножкой топ, а то и пнёт, крикнув: «Брысь! Может, ещё и на газоне нагадишь!» Да кошки чистоплотнее некоторых особей на двух ногах! Нужду справляем в песочке, а потом аккуратно закапываем.

Родился я при отеле в туристической зоне. Мама моя была допущена даже к кафе на открытом воздухе; она обычно с утра бродила среди столиков и вопросительно смотрела на посетителей, определяя по лицам: кто пожалеет её, голодную, и подаст кусочек со своей тарелки? Официанты маму не обижали, а вот других кошек и близко не подпускали к столам. Потому что вести себя не умеют. Начинают противно мяукать, выпрашивая еду. Кому это понравится? Птичий щебет, туристы радуются солнцу, а тут вдруг какой-нибудь облезлый кот подкрадётся незаметно к столу и – «Мяуууу!» Птичка с дерева упорхнёт, а мечтательная туристка вздрогнет и брезгливо скажет: «Фу, какой противный котяра!» И официант с полотенцем погонится за тобой.

Мама с детства приучала нас соблюдать этикет. И только когда мы повзрослели и поумнели, приобрели знания и опыт, нам разрешили подходить к столикам. Нас, котят, в семье было трое – я, братик и сестрёнка. Тройняшки мы: братик – Сереня, только носик у него был розовый, сестрёнка – Беляшка, а кончик хвостика рыженький. Мама говорила, что у каждого из нас свой отец; мой был рыжим, и я поэтому Рыжик с первого дня на свете.

Совсем скоро мы, котята, научились выпрашивать еду у гостей этого огромного острова, с которого никуда не убежишь. Братик Сереня садился поодаль от стола и смотрел немигающим взглядом на принимающих пищу людей. И кто-нибудь да кидал ему кусочек. Беляшка наловчилась промышлять у столиков с детьми. Тёрлась о ноги сидящих за столом, выбирая детские и дамские ножки. Мужчины бывают грубыми и могут больно пнуть. А если потереться о детскую ножку, то хотя бы один кусочек чего-нибудь вкусненького достанется. Какая мамаша не разделит любовь ребёнка к маленькой белой кошечке? А я, как посторонний, прохаживался среди столиков, но всегда что-то перепадало и мне. Особенно – от дам, клянусь… чем бы мне поклясться?

Однажды одна добрая англичанка по имени Аманда взяла с общего стола халуми, такой козий сыр, поджаренный до румяной корочки. И почему сыр? Сама-то она его не ела. А меня угостила. Мне бы кусочек телятины. Той, какую дядька недавно оставил в тарелке, а официант тут же ловко подхватил её и унёс. Эх! Что тут скажешь? Ничего, когда ты на кошачьих правах находишься. А если я и сказал бы своё слово, что из этого? Тем более что дядька с телятиной не понимал по-нашему, по-кошачьи. И мы, кошки, не понимаем этих англичан. Среди них много рыжих, а иногда эти рыжие такое отчебучат, что хоть стой, хоть падай! Одна дама налила в блюдце молока и поставила на пол. Можете себе представить молоко для кошки в блюдце, с которого туристы едят? Я начал осторожненько подбираться к угощению, тем более что дама затараторила: «Take it, baby! Please». Хорошо, что в последний момент поймал взгляд метрдотеля, полный презрения к даме и угрозы по отношению ко мне! Я тут же отступил от блюдца, гордо задрав хвост вверх, мол, плевать хотел на вас, англичан. Метрдотель Андреас оценил мою находчивость и юмор, широко расплылся в улыбке, показал жестом «о.k.», сомкнув большой и средний пальцы в кружочек. Будь я неосторожным, в тот же день вылетел бы с территории отеля. В нашем кошачьем деле внимательность – главное качество, а глупым нельзя быть, это смерти подобно. Андреас подошёл к англичанке и, улыбаясь, вежливо поставил её на место:

– Извините, мэм, мы котам сервируем столы в другом месте. Позвольте, я передам туда ваш подарок.

– О, грэйт! Лавли, – сказала англичанка.

Люди, как и кошки, бывают хитрые и не очень. А наш метрдотель умный и добрый. Да его все тут знают! Я заметил, что все, кто носит имя Андреас, добрее остальных, по крайней мере, в нашем отеле это было так.

Моё простое имя Рыжик прижилось среди туристов. Так меня мама с детства звала, а потом и люди стали ко мне так обращаться, особенно дети:

– Ой, Рыжик, какой ты красивый, какой ты пушистый, – ласкают меня маленькие девочки, а иногда и за ушком почешут.

От мальчиков иной раз не знаешь, что и ждать.

– Рыжий обормот! – кричит подросток Гена из Москвы и норовит за хвост дёрнуть, хотя сам тоже рыжий.

Рыжие ребята, в отличие от котов, все хулиганы. Так и хочется ответить этому Гене:

– Оболтус!

Мама предупреждала меня держаться подальше от Гены, его отец начальник нефтяных промыслов в ледяной Сибири. Богатый-пребогатый. И этот Гена балованый-балованый! Часы на его руке – «Rolex», дорогущие.

Может, время на этих часах течёт медленнее, и папа-нефтяник и его сынок Гена проживают на этих часах десять жизней в сравнении с одной кошачьей? Сам слышал, как Андреас говорил официантке:

– Будь осторожна с этим русским с «Rolex» на руке, как бы он тебя не спровоцировал на грубость. Иначе его папа нам такое устроит!

– Да, он втихаря пытается меня за задницу ущипнуть. – А ты не реагируй. Отойди с улыбкой. Щипнёт разок, тебя не убудет. Они к нам ежегодно приезжают и друзей своих привозят.

Люди думают, что мы, кошки, ничего не слышим и не понимаем. А мы всё на ус кошачий мотаем, только вида не подаём.

Родословная кипрских кошек уходит в далёкую древность. Когда-то нас, кошек, люди привезли на остров на корабле. Узнали, что мы можем охотиться на змей, вот и привезли. Это случилось много-много лет назад, тогда на Кипре была страшная жара! Расплодилось много змей, жить на острове стало опасно. В то время царица Елена, мать императора Константина Великого, отправилась на Святую Землю, чтобы найти Животворящий Крест. На обратном пути посетила Кипр. Увидев, в какую беду попали люди, она приказала доставить на Кипр целый корабль кошек, чтобы те уничтожали опасных гадов. Примерно в то же время был построен монастырь Святого Николая, при котором жили коты – мои предки. Монахи заботились о кошках, а те плодились и размножались. Вот так, по преданию, мы помогли людям избавить остров от змей. Мы гордимся тем, что люди называют этот монастырь Кошачьим. В тех местах на Кипре, где живут кошки, змей почти нет, а мы – везде и повсюду! Я слышал, как Андреас всё это одной даме рассказывал. А та вся в золоте, даже на щиколотке у неё был браслет с бриллиантами. Так эта дама всё ахала да охала, слушая рассказ:

– Ой, как интересно! А как же Афродита вышла нагой из моря и змей не побоялась?

– Богинь змеи не жалят, – нашёлся Андреас.

Иногда удивляешься глупости людей. Нет-нет, что вы! Люди очень умные. Куда нам, кошкам, до них!

Кто-то считает, что мы не знаем своей истории, родословной. Всё мы знаем, всё понимаем, передаём из поколения в поколение. А людей, если честно сказать, просто терпим – они же змей боятся и прячутся от них за кошачьи спины. Редкие двуногие заслуживают нашей любви, но тех, кого мы любим, мы никогда не предаём. Но есть среди людей очень и очень вредные, которые с нами, кошками, обращаются жестоко. В Лимассоле кто-то частенько разбрасывает по берегу отраву, чтобы извести наше племя. Говорят, что это делается с ведома хозяев отелей. Видите ли, «мяу» отпугивает туристов. Слишком много развелось мяукающих. И что же, убивать за это надо? Может, это люди мяукают, игра у них с женщинами такая? Да если бы не мы, вас, людей, злые змеюки давно изгнали бы с острова. От этого яда, раскиданного на пляже, погибла вся моя семья: братик, сестрёнка и мама. Меня спасла лень. Уснул в кустах и проспал отравленное угощенье. На следующий день всю родню, неподвижно лежащую среди камней, человекоподобные типы в масках крюками побросали в страшный труповоз.

– Живодёры, – кричала на них худенькая старушка.

– Не волнуйся, бабушка, новых наплодят, – вон видишь, какой рыжий котяра бродит здесь? И кошечка найдётся для такого красавца.

– У-у, нечисть, – заругалась старуха.

А живодёры, смеясь, уехали на ужасной машине.

– А ты, милый, беги отсюда, – сказала мне добрая бабушка, – найди себе хорошего хозяина и живи при нём.

Вот я и побежал куда глаза глядят. Хотел в Кошачий монастырь отправиться, да кто укажет дорогу к нему? Бежал-бежал да и остановился у большого дома, где было много юных кошечек. Я и подумал: «Где большая семья, там и ещё один рыжий кот прокормится». Да и кошечки меня заинтересовали. Целый гарем можно обрести – там всего два кота, и оба чёрные, как смоль. Подрался я с обоими чёрными и быстро поставил их на соответствующее место, за сценой. Куда им до меня! Теперь я здесь главный, и все кошечки мои. Нет, нет, я не жадный!

Хозяйка дома встретила меня неприветливо, но гнать со двора не стала. Мне показалось, что она не любит кошек. Молодая, ладная, с блестящими зелёными глазами. А хозяин квёлый какой-то, но я ему понравился, и принял он меня как родного. Как увидел во дворе, тут же вынес большой кусок мороженой рыбы. Недотёпа! – что, нельзя было разогреть? Может, он оттого и квёлый, что ест рыбу мороженую? Но кошек привечает, на колени сажает и гладит-поглаживает по шёрстке своей тощей ручкой. Я таких нежностей не допускаю, и за это он меня прозвал Рыжим Дикарём. Но смотрит на меня не без доброты в глазах.

Так что живу я здесь во дворе постояльцем уже более года; от меня котят наплодилось – не счесть, и все рыжие! Жизнь, как люди говорят, удалась. Но осторожность не повредит: чуть шаг неверный сделаешь, и тут же выдворят на песок, на пляж. Вон намедни хозяйка ругала мужика своего, твердя, что кошачье царство развёл при доме, кричала даже, что кастрировать Рыжего надо. Упрекала за попустительство – кого? Мол, рыжий котяра развёл немереное потомство по всей округе. Это про меня она так! Ей бы такого, как я! Слышал я, как говорила по телефону подруге, что мужик нынче пошёл слабый и ни на что не способный. А меня взахлёб хвалила:

– Знаешь, Аврора, этот рыжий котяра – самец так самец!

Не слышно было, что ей подруга отвечала, только хозяйка её категорически уверила:

– И не проси, Аврора! Не отдам тебе. Такие коты на улице не валяются. Самой такой нужен.

Что она задумала, не знаю. А вдруг в доме поселит, а потом кастрировать захочет, чтобы по кошкам не бегал? С этих баб станется! Как вспомню соседского – толстого, аж жуть берёт. А за что? Разве виноват я, что меня кошечки любят? А кого им любить? Двух престарелых чёрных? Или этого серо-буро-малинового с бантиком на шее? Он слабак! Ничего не может!

Не дамся, если моя хозяйка задумала что против кошачьего роду! Сбегу со двора. По соседству кошек при доме нет, там молодая дама одна живёт. Она заметила меня и стала подкармливать: то рыбки выложит на подносе, то мясца даст. Да улыбчивая какая! А ещё на флейте играет! И слова складно и ласково говорит. А слово доброе и коту приятно.

Но и здесь не повезло: к молодой хозяйке недавно хмырь престарелый приехал и стал жить в доме. Я слышал, как она сказала подруге: «Папа приехал!» Я понимаю, почему меня коты не любят, но вот мужика нового, отца молодой женщины, никак не пойму. Дорогу я ему не переходил. На газоне не гадил. А он, как завидит меня, хватает швабру и ну за мной гоняться. Прямо бешеный какой-то. Чем я ему не угодил? Не успели познакомиться, как ведро воды на меня вылил! Теперь старому хрычу стараюсь не попадаться на глаза.

Рассказал я вам историю своей котячьей жизни и словно освободился от лишнего груза. Может, кто-то посочувствует мне? Может, кто-то поможет? Люди добрые, не нужен ли кому красивый пушистый рыжий кот? Только дайте знать, и я мигом перебегу к вам. Хочу обрести семью. Буду верой и правдой служить – змей ловить, если какая сунется в дом! Только чур-чур: мне бы в такой двор, где нет злых мужиков, и чтобы со шваброй за мной не гонялись.