Текст книги "Чудаки на Кипре (сборник)"

Айслу из воскресного сна
(Проделки чёрного кота)

После полуночи грохнула дверь. От этого звука Кулагин проснулся. Полежал с открытыми глазами, пытаясь понять, что происходит. Слышался шум льющейся воды, доносились какие-то стуки. Потом сообразил – это ветер с дождём. Открыта дверь на веранду, через неё рвётся сквозняк. Поёживаясь от холода, встал с кровати и закрыл дверь. Настоящий ливень. От порывов штормового ветра туи то склонялись к земле, то выпрямлялись. Возле бассейна хлопал тент, под ним – перевёрнутые стулья. Ещё вчера днём Кулагин загорал, купался в море, температура воздуха была под тридцать – жарища! Кто мог подумать, что всё так неожиданно переменится? Вспомнил, что с утра хотел поехать с соседом-киприотом в Пиргос собирать оливы. Какой сад? Какие оливы? А может, к утру дождь прекратится? Всё когда-то заканчивается. За последние полгода в его жизни произошло столько перемен! Неприятности сменялись удачами, и наоборот. С этой мыслью он опять забрался под одеяло и сразу же уснул.

Под утро ему приснился сон. По скайпу звонила незнакомая женщина. Лет тридцати на вид, симпатичная, полные губы, большие, слегка раскосые глаза, волосы чёрные с проседью.

– Приветствую тебя, Григорий. Как ты?

– Здравствуйте! Вы кто?

Женщина улыбнулась. «Белозубая какая! Красивая!» – подумалось ему. Женщина вопросительно посмотрела на него с экрана ноутбука.

– Гриша, у тебя есть картинка на экране? Я – Айслу!

«Кто она? Я ведь знаю её!» – ёкнуло у него внутри, а вслух сказал:

– Айслу, пошутил я неудачно. Извини. Всё нормально. Отдыхаю на Кипре.

– Когда приедешь?

– В Москву? К Новому году.

– Позвонишь?

– Конечно. Встретимся?

– Хотелось бы в Астане, – сказала женщина и стала удаляться в глубину экрана, словно улетая в космическое пространство.

Руки у неё были сложены по-восточному, глаза потуплены, голова в полупоклоне.

Почему в Астане? У него никаких знакомых там нет. Что только не приснится под утро в воскресенье!

Встал довольно рано, как только рассвело. В небе висели тяжёлые серые облака! Продолжался дождь, но какой-то ленивый.

«Жаль, придётся пропустить выход к морю», – подумал Кулагин. Бывая на Кипре, он старался каждое утро поплавать и летом, и зимой. Да какая здесь зима? Двадцать – двадцать пять градусов – это воздух, а вода семнадцать-восемнадцать. В это время в Москве морозы трещат под тридцать! Спасибо Всеволоду Марееву, коллеге-писателю, – предложил пожить у него в доме в Лимассоле аж целых два месяца. Обычно на Кипре Кулагин из соображений экономии останавливался в недорогом отеле, где номер с завтраком обходился ему в тридцать – тридцать пять евро. На писательские гонорары особенно не разгуляешься. Да и какие там гонорары! Что-то перепадает, если крупное издательство заинтересуется повестью или романом и напечатает рыночный тираж. Вот и весь навар. И сейчас у него такой заказ есть, но неизвестно от кого. Кажется, впервые писательская удача улыбнулась ему, нашёлся частный издатель и заказал повесть – своеобразную историю любви и предательства. Ему рассказали идею повести, без деталей. Остальное на его усмотрение. Кто положительный герой, кто злодей, заказчик не определил. Муж, жена – счастливая пара. Измена мужа или жены? Развод. Он спросил представителя заказчика:

– Я понимаю, что эта история случилась в жизни вашего босса. Можете мне рассказать, чем она закончилась?

– Иннокентий сам хочет узнать, как будут развиваться события и чем всё закончится. Он верит в ваше предвидение.

– Эта история случилось с Иннокентием? Он будет героем повести?

– Для нас это неважно. Расскажите свою историю. Ещё одно условие: имя женщины – Фариза.

Вспомнил! Вот это да! Кулагин аж вздрогнул от неожиданности. Неужели такое бывает? Такое совпадение? Ему приснилась героиня его повести. Имя другое, но, возможно, это настоящее имя героини? Кулагин быстро спустился на первый этаж, где в большом холле рядом с окном, выходящим в сад, стоял стол с ноутбуком. Сокращая слова, он на скорую руку записал свой сон, особенно выделил внешность женщины и сохранил файл как «Айслу».

Всё утро он находился в каком-то взбудораженном состоянии. Перебирал в памяти события последних двух недель. Был звонок. Встреча в кафе с плюгавеньким человечком, который назвался необычным именем Наби. У него были игривые, добрые голубые глаза. И вот этот странный Наби предложил ему, Кулагину, написать книгу по заказу неизвестного Иннокентия. Тут же Наби назвал сумму неслыханно щедрого аванса. От такого предложения, несмотря на всю его таинственность и даже абсурдность, Кулагин не смог отказаться, но, в свою очередь, попросил:

– Наби, давайте вначале составим договор, предусмотрим аванс, окончательную сумму гонорара, сроки написания повести и прочие условия. Я не могу просто так взять деньги.

– Пока договор не нужен. Мы верим вам, вы ничем не рискуете. Если по какой-то причине не напишете повесть, мы не рассчитываем на возврат аванса. Будет рукопись – получите полный расчёт.

– А если повесть не понравится?

– С нашей стороны – никаких претензий. Гонорар заплатим.

– И какой будет окончательная сумма? – не удержался Григорий.

Наби посмотрел на него долгим взглядом, улыбнулся и со вздохом сказал:

– Понимаю, что вас обманывали издатели. Мы не обманем. Считайте, что получаете аванс в размере двадцати пяти процентов от полной суммы гонорара. Согласны? Авторские права на книгу сохраняются за вами. Право на издание книги принадлежит моему доверителю. В этом случае понадобится договор. Но это потом, когда вы представите нам рукопись. Соглашаетесь?

Кулагин радовался новому заказу – как ему не радоваться при том безденежье, в каком он находился последний год? Да и аванс впечатлял. Он готов написать повесть только за эту сумму. А полный гонорар прямо какой-то фантастический! И сам сюжет все более увлекал его.

Очень кстати в Москве ему встретился Мареев и сделал почти царское предложение поехать на Кипр и отдохнуть в его доме. Здесь у него есть все условия для работы, но что за странный сон?

К обеду распогодилось. Дождь прекратился. Небо начало проясняться. Сначала солнечные лучи несмело падали на землю сквозь прорехи в тучах, а потом и само солнце то появлялось в небе, то опять пряталось. Можно было бы прогуляться к морю, но Кулагину захотелось сохранить настроение, навеянное ночным сном, и сесть за компьютер. Он не знал, как начнёт повествование. Так всегда бывало: вдруг приходит на ум какая-то фраза, он её набирает, а в это время новая мысль появляется, и закрутилось-понеслось: как в кино, возникают картинки, приходит азарт. Герои что-то делают, говорят, и ему, наблюдателю, становится интересно: а что дальше там у них с Айслу? «Ветер, дождь, сон, – думал Кулагин. – Чем не начало истории?»

Итак, что он имеет? Предполагаемые герои повести: Иннокентий и Фариза, добрейший Наби и он, писатель Кулагин. Судя по имени, Фариза – восточная женщина. Возможно, казашка? Во сне с ним говорила по скайпу красавица Айслу. Кто они, его герои? Иннокентий предприниматель, москвич, а Наби – его юрист. Получается слишком просто. Богатый муж, занятый и днём и ночью, жена, изнывающая без дела. Нужен герой-любовник. Может быть, Наби? Нет-нет, Наби – человек хозяина и слишком предан ему. Можно сделать Наби этаким красавцем, соблазняющим жену хозяина, и дать ему романтическое имя, например, Искандер? А кто же автор? Беспристрастный наблюдатель? Что-то здесь не так… Кулагин совсем запутался в своих попытках выстроить фабулу повествования. «Плевать на сюжет! Начну, а там как пойдёт. Не в первый раз», – подумал он и всё-таки отправился к морю.

Редкие облака на небе. Осеннее солнце обильно поливает землю светом. Высохшие в течение лета предгорья за считаные дни покрылись зелёной порослью трав и кустарников. Люди радуются осенне-зимним дождям, надеясь, что летом будут с водой. Огороды, сады постоянно требуют влаги. При регулярном поливе киприоты снимают несколько урожаев картошки, морковки, капусты и другой огородной всячины. Если долго нет дождей, то ландшафту не порадуешься – пыльный, серый и скучный. А сейчас деревья посвежели, листья на них – ярко-зелёные. На оливе у дороги – стайка весело щебечущих птиц. Внизу здоровенный чёрный кот не сводит глаз с воробьёв. Чуть подальше на ветвях разлапистого рожкового дерева Кулагин увидел двух диких голубей. Голуби в отдалении друг от друга, но издают призывные звуки, кажется, в унисон. Нет, это не ленивое воркование домашних голубей, это перекличка двух влюблённых. Видимо, договорились, – самец прихорошился, почистил клювиком грудку и неторопливо пошел по ветке к своей голубке. Вот они уже рядом, тихо перекликаются о чёмто на своем птичьем языке. Кулагин постоял несколько минут, любуясь парой. Самец – покрупнее, оперенье сверху приглушённого голубого цвета, брюшко – светловатого с розовым оттенком, на шейке – белое ожерелье.

Голубка – поменьше, невзрачная какая-то в сравнении с сизарем. А зачем ей быть красивой? Это голубь должен её добиваться. А у неё ухажёров хватает, она – самка, и этим всё сказано. «Не то что женщины, – подумал Кулагин, – иная вечером выглядит красавицей-раскрасавицей – глаз не оторвать, а утром без штукатурки на лице и не узнаешь её». Кулагин вспомнил свою бывшую жену, которая, бывало, по два часа сидела в ванне, делая какие-то примочки на лице, чтобы мышцы в тонусе были. А на следующий день в косметологическом салоне часами пропадала, красоту наводила. В последнее время совсем от дома отбилась – ночевать не приходила. Скучно, видите ли, с мужем-писателем, который сиднем сидит дома. А ей в свет хочется выходить. Ей бы, дуре, дитя ему родить, а она – тусовщица и никто больше. Тридцатник стукнуло! Да что там говорить! Разошлись, как в море корабли, и ладно. Полгода прошло с тех пор, а чувство горечи в душе не угасло. Правда, Марина, его бывшая, тут же стала жить с визажистом из дамского салона, но это уже не его, Григория, забота. Пусть теперь визажист мается с ней.

На пляже Кулагин оставил одежду на большущем плоском камне рядом с пирсом, решительно вошёл в море и поплыл брассом вдоль берега. Вода приятно охлаждала. Пока плавал, не мог отделаться от мыслей о сюжете повести. Почему-то опять вспомнились голуби, воркующие на высоком разлапистом дереве. И вдруг его осенило: невзрачная голубка и красавец-сизарь, кот, вожделенно наблюдающий за птичками, Наби, Фариза… Сюжет сложился у него в голове. Ночной сон? А ни при чём здесь ночной сон. Никакого отношения к сюжету он не имеет. Говорят, воскресные сны – пустые. Вот так-то. Айслу приснилась, потому что после разговора с Наби в его голове возник образ некой восточной красавицы, вот она и явилась. Кулагин быстро подплыл к берегу и побежал к камню. На его одежде удобно устроился давешний чёрный котище, греясь на солнце. Кулагин разозлился и крикнул: «Брысь! Пошел вон!» Кот не спеша встал, лениво потянулся, вальяжно спрыгнул с камня и медленно, с достоинством пошёл в сторону парка. «Странные совпадения, – подумал Кулагин, – не хватает ещё, чтобы голубь пролетел над головой и сверху что-нибудь сбросил». От этой нелепой мысли он громко рассмеялся. Дебелая женщина, стоявшая на пирсе с раскинутыми руками, резко повернулась и недоумённо посмотрела на Кулагина. К нему пришло игривое настроение:

– Привет, землячка!

– Здравствуйте, напугали меня своим смехом.

– Извините, над собой смеялся, не над вами. Мысль смешная пришла, вот я и расхохотался. Хорошего дня вам.

– И вам всего доброго, – заключила женщина.

Услышишь от чужого человека пару приятных слов – и словно зарядился хорошим настроением. Дома Кулагин с нетерпением включил компьютер. И всё. Началась другая жизнь. Утро, вечер, ночь исчезли для него. Отрывался от работы только поесть и поспать. Испытывал необыкновенную радость, когда, вскочив с постели, стремглав бежал к столу, чтобы узнать, что будет дальше. Герои жили своей собственной жизнью и лишь позволяли ему, Кулагину, описывать её. Он обитал между небом и землёй, ощущая невесомость, в которую попал случайно, по воле каких-то неизвестных хозяев, чьим посланцем для него стал Наби.

И вот рукопись почти готова. Обычно Кулагин делал все правки текста на компьютере, а здесь решил последовать примеру Алексея Викторова из подмосковной Немчиновки, известного на всю страну писателя, и поработать с распечатанным текстом. Что ни год у Лёши выходит новая вещь: то роман, то повесть, то книга рассказов. Талантливый и плодовитый, аж жуть! Но пользуется стрекочущей пишущей машинкой, а правки делает на отпечатанном тексте вручную, используя специальное перо, фиолетовые чернила и мягкий грифельный карандаш.

Кулагин сидел на веранде дома, грелся под осенним солнышком с радостным чувством от близкого окончания большой работы. На мобильный позвонил Наби.

– Григорий, здравствуйте! Как наши дела?

– Добрый день! Рукопись почти готова. Осталось некоторые правки внести.

– Высылайте немедленно, как есть! – В голосе Наби чувствовалось нетерпение.

Кулагин расстроился до крайности. Но что тут поделаешь? Кто платит, тот и правила диктует. Рукопись ушла, улетела – и всё. Осталось ждать. Он запретил себе прикасаться к ней. Будь что будет.

Через три дня заказчик перевёл на его счёт полтора миллиона рублей. Неслыханный гонорар! Ещё через неделю на электронную почту Кулагина пришло короткое письмо от Наби. В письме сообщалось, что писатель предугадал судьбу Наби: Фариза простила его и вернулась к нему. Наби просил Кулагина уничтожить рукопись и сообщал, что книга никогда не будет издана. У богатых людей свои причуды. Кулагин добросовестно уничтожил электронную версию рукописи. Чего ему это стоило, знает только он. Возможно, это была лучшая вещь, написанная им. Попытки связаться с Наби ни к чему не привели. Его электронная почта и мобильный телефон были заблокированы.

Вскоре Кулагин улетел в Москву. Через неделю неожиданно для всех друзей он отправился в Астану, прихватив с собой папку с распечатанным файлом «Айслу».

А ещё через полгода Кулагин вернулся в Москву с новой женой, красавицей-казашкой Айслу, чьи полные губы, большие и слегка раскосые глаза завораживали и гипнотизировали. Казалось, что они притягивают больше, чем магический взгляд рептилий на восточных базарах и в песках пустынь. Хотя россказни об убийственном взгляде удавов – обычная чепуха, досужие выдумки, поэтические фантазии, а красота Айслу – вот она, и редкий мужчина мог оставаться к ней равнодушным.

* * *

Кулагин встретился с Мареевым в кафе на Арбате. Григорий улыбался, шутил и был совершенно не похож на себя прошлого, озабоченного и хмурого. Он словно светился изнутри. Задумался, а потом смущённо сказал Марееву:

– Сева, знаешь, у Айслу есть кот Иннокентий. Так этот кот сыграл большую роль в истории нашего с ней знакомства. Вначале я с ним познакомился, впрочем, это отдельная история, как-нибудь расскажу.

– Где же сейчас этот кот?

– Мы привезли его из Астаны в Москву. Я с ним нахожусь в состоянии перманентной войны. Чёрный, как смоль, пронырливый пройдоха. Зову мошенника Базилио. Но Айслу его любит. И он её любит. А мне кот всячески пакостит: в туфли гадит, ворует мои вещи и перепрятывает, – смеялся Кулагин.

– Ну, это ты, брат, преувеличиваешь! Что за кот такой умный и хитрый?

– Именно умный и хитрый. В моей жизни после развода с женой Мариной чудес хоть отбавляй. Я написал по заказу повесть «Фариза – любовь моя». Заказчиком формально был Иннокентий, улавливаешь? Я с его представителем Наби договаривался и никогда лично не встречался с Иннокентием. Наби расплатился со мной щедро, получил право на издание повести и отказался её издавать. Чем не чудеса?

– Невероятно!

– Невероятно то, что Наби сделал заказчиком повести кота Иннокентия, принадлежащего Айслу, его свояченице, – Кулагин загадочно улыбнулся. – «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

– Страсти по Шекспиру, – не удержался Мареев, чтобы не подколоть друга.

Через год Григорий Кулагин издал новый роман «Когда любовь приснилась…», книга стала бестселлером.

«Вся жизнь твоя, Гриша, в лапах чёрного кота», – прочитав роман, сказал Кулагину при встрече Мареев и лукаво подмигнул.

А иначе зачем эта жизнь?.
(Картошка от бабушки Марты)

Противно-скрипучий голос с металлическим оттенком прозвучал за окном. И опять тишина. Соседи на работе, некому здесь шуметь. Разве где-то собака лениво залает и замолкнет. Редко-редко случайная машина пройдёт. Тишина, словно в далёком украинском селе Дубовэ, где Мареев родился и в школу ходил. Вот вечером – другое дело, звуков больше – люди возвращаются с работы. Кто-то хлопнет дверью машины, ребёнок зайдётся в плаче, женщина засмеётся, калитка стукнет. Напротив, во дворе дома – мать и сын, бывает, ссорятся. Матери лет под пятьдесят, сыну около тридцати; их разговоры – с криком и шумом. Как-то Мареев спросил Михалиса, почему такой шум в соседском дворе.

– Ругаются, – нехотя ответил Михалис.

– А почему ругаются? Киприоты любят ругаться? – продолжал допытываться Мареев.

– Эти любят. Но таких, как они, мало.

Михалису позвонили. Он с предельным вниманием кого-то слушал, кивая головой в знак согласия, даже привстал со стула.

– Элени звонила? – спросил Мареев.

– Да. Элени. Напомнила мне, чтобы не забыл купить капусту в супермаркете. Агата приезжает. Элени готовит ужин. Агата теперь не ест мяса. Ест только овощи и бобы.

– А рыбу?

– Рыбу любит. А мясо перестала, после того как делала репортаж с мясокомбината. Говорит, что животные чувствуют смерть, кричат и даже плачут. Все, кроме овец и птиц.

Агата – любимая дочь Михалиса, известная телеведущая и радиокомментатор. Есть ещё сын Стелайос. Он под боком, живёт в Лимассоле; у него своя семья, но каждый день на обед приходит к родителям. Агата только по выходным приезжает. Она пока не замужем. Дочь для Михалиса – объект родительской любви, заботы и беспокойства. Девушка ведь!

Опять раздался металлический голос за окном и отвлёк Мареева от мыслей о своих знакомцах-киприотах. Он вышел на веранду. Мимо проезжал грузовичок с динамиком. «Наверное, овощами торгует», – подумал Мареев и поднял руку. Грузовичок остановился.

Водитель, приветливо улыбаясь, вышел из машины и поздоровался за руку.

– Что продаёте? – спросил Мареев.

– Картофель, – ответил тот, указывая на упакованные мешки и кульки.

– Почём?

– Семь евро за десять килограммов.

– Много, – с сожалением сказал Мареев.

– Не много. В магазине один килограмм стоит один евро. А моя картошка лучше.

– Я говорю, что мешок большой.

– Посмотри на эти картофелины! – продолжил нахваливать свой товар продавец. – Бери весь мешок, не пожалеешь. Картофель что надо.

Мареев с интересом рассматривал крупные клубни по двести-триста граммов каждый. Чистые, со светлой кожурой. А то, что кипрская картошка вкусная, он знал не понаслышке. Не раз в тавернах и ресторанах брал её, запечённую или жаренную крупной соломкой в кипящем масле. Киприоты говорят, что их картошка поставляется к столу английской королевы! Вот так-то! Не больше и не меньше! Сама английская королева заказывает!

Когда грузовичок, полегчавший на один мешок, уехал, Мареев достал из морозилки кусок белорусского сала, привезённого из Москвы, и порезал на тоненькие ломтики. Помыл картошку, разрезал каждый клубень пополам и уложил их на противне. Сверху прикрыл салом, потом дольки помидора, в конце притрусил луком и – в духовку! Оказывается, на Кипре тоже можно настоящее блюдо из украинского детства состряпать. Так бабушка Марта когда-то готовила. Объеденье! Правда, картошечка кипрская, сало белорусское, лук и помидоры опять же кипрские, но рецепт блюда – украинский, от бабушки. «Картошка от бабушки Марты» – назвал Мареев блюдо и стал ожидать, когда оно притомится и дойдёт в духовке. Хотел привезти на Кипр украинского сала, но обойдётся и белорусским. Сейчас белорусы по всей Москве открыли продовольственные лавки: мясные продукты, молоко, сметана, творог. Чего только нет там! Глаза разбегаются. Если всерьёз, ничем белорусское сало не отличается от украинского! В России оно не то, не совсем настоящее, жестковатое. Умеют делать этот национальный продукт братья-славяне. А вот поляки не умеют, а лучше сказать – не хотят уметь. Купишь толстенный кусок сала на рынке, обязательно окажется польским; дряблое и мыльное какое-то. А всё потому, что химию добавляют в корм свиньям: вот и разбухают хрюшки, как тесто на дрожжах. Невкусно и опасно для здоровья, а сало из Польши прёт и прёт через таможню.

Картошка поспевала, когда явился вездесущий Михалис. В свои шестьдесят девять он даст фору любому молодцу. Всё успевает, всем нужен Михалис. Кому помочь по хозяйству, кому совет дельный дать, а кто-то ждёт Михалиса, чтобы вместе поехать на святую гору Афон. И Мареев, морская душа, ждал Михалиса – хотелось с ним под интернациональную закуску выпить украинской горилки. И посидеть, поговорить. Сколько времени не видел Мареев своего соседа-приятеля, страшно подумать, целых четыре месяца! Ровно столько он пробыл в Москве, сбежав от островной жары и африканской пыли. Вчера вечером Михалис, почувствовав, что Мареев вернулся, уже забегал на несколько минут, поздороваться.

После взаимных приветствий Мареев предложил Михалису отведать картошку от бабушки Марты.

– Михалис, поверь мне, это вкусно. И украинская горилка у меня в холодильнике припасена. Настоящая водочка, хоть и горилкой называется. У нас, у славян, картошка – национальная еда, а водка – национальный напиток. У вас в почёте виноградная зевания, а у нас водка.

– Капитан, извини, я на пять минут к тебе. В другой раз посидим-поговорим. Сейчас мне нужно ехать и навестить моего друга Ахмета.

– Ахмет турок?

– Да. В детстве и в юности дружили, а после войны не виделись ни разу.

– Что-то случилось? Михалис, ты ведь на турецкую сторону Кипра не ездишь.

– Больше сорока лет нога моя не ступала на землю, где турецкая зона. Дал зарок себе: пока не объединимся, не поеду туда. А теперь нужно. Ахмет позвонил, болеет сильно. Боится, что умрёт и не свидимся.

Михалис уехал. Мареев не притронулся к картошке от бабушки Марты. Мысли разные в голову лезли и лезли. Кипр – небольшой остров, да разделён на две части: турецкую и кипрскую. Нет ничего страшнее, когда раздрай случается. А ведь греки и турки всегда жили вместе – дом к дому, окно в окно. Многие помнят кровопролитие 1974 года. Что делили Турция и Греция? То же, что и много лет назад, – власть над островом. В итоге турки-киприоты стали жить на севере острова, а греки-киприоты – на юге. Со временем стихла боль обид и страданий, но не исчезла совсем. Поэтому так медленен процесс примирения. Разойтись всегда проще, чем потом сблизиться. Разорвали полотно, сотканное из нитей человеческих связей, и всё! Попробуй опять соединить все эти ниточки, да так, чтобы не было узелков-шрамов. Постепенно налаживаются связи между киприотами-турками и киприотами-греками. Граница стала открытой. И правда, что им делить? Было два народа – одно государство. А сейчас два государства на одном острове. Во время военного конфликта Михалис был на передовой, и Ахмет, видимо, был там же. И вот на старости лет больной Ахмет зовёт друга детства, чтобы увидеться и попрощаться. А что он, Мареев? Два года не был на Украине. Зовут друзья, зовут родственники, земляки из села Дубовэ зовут. Но не все. Вот поэт Яровой из Острога – не зовёт. Звонит Мареев, а тот трубку не берёт. А когда удаётся дозвониться, то говорит нехотя, чувствуется напряжение в голосе. Ответы как шлепки и пинки. А раньше, помнится, часами по телефону стихи друг другу читали. Ярового можно понять: сына призвали на военную службу, вертолётчиком в зоне АТО на юго-востоке Украины служит. Конечно, тревожится, конечно, опасается. Ему сейчас не до поэзии. А Мареев в чём виноват? В том, что живёт в России? В том, что болеет сердцем и за Украину, и за Россию? В том, что не ругает ни тех, ни других? Никого Мареев не ругает, а только сожалеет. Сожалеет, что на Украине раздор. Сожалеет, что бедность пришла к его и раньше не богатым друзьям. Сами пишут, сами говорят, ждут помощи. И он, Мареев, чем может, помогает. А вот о политике не говорит с ними. Дал себе зарок. Потому что не знает, что сказать. Вот недавно земляк, живущий в Москве, рассказал две печальные истории. Его знакомая из Подмосковья позвонила сестре в Днепропетровск. Не успели поздороваться, как сестра тут же выдала: «Пока Крым не отдадите назад, не звони. Не сестра ты мне». И трубку бросила. А другая землячка, живущая в Донецке, убежала от войны к родной матери в Дубовэ, убежала вместе с мужем и детьми. Так нашёлся дурень, который заявил её матери: «Мы тебя на сходе будем разбирать, почему донецких привечаешь?» И что, по нему судить обо всех украинцах? Конечно, сельчане поставили его на место. Только женщина обиделась и уехала в Москву, где и устроилась на работу. «Сложно, ой, сложно восстановить порушенное!» – горестно восклицал Мареев, когда размышлял о событиях на Украине.

Настроение у него улучшилось, когда в фейсбуке обнаружил фотографии из прежней жизни. Их выложила поэтесса, переводчица и известная почитательница чешского ликёра «Бехеровка» Лариса Громушкина. Весёлые и беззаботные лица украинских поэтов, певцов, композиторов, и улыбающийся Мареев среди них. «Здорово было! Дом учителя в Киеве, Кременец, Почаев… Такое не забывается», – думал Мареев, преисполненный благодарности к Громушкиной за то, что не отказалась от былого, с течением времени обретающего черты былинности. А тут ещё композитор из Киева Ксения Хмельницкая прислала электронной почтой весёлую детскую песню «Солнечные зайчики», и грусть словно ветром сдуло.

Море всех привечает и принимает, независимо от настроения человека. Плохо – иди к морю, постоишь перед водной гладью, полюбуешься летящими над водой парусами, и всё. На целый день будешь сам собою. Но море, бывает, и штормит. И тогда его энергия увлекает человека – хочется творить, совершать духоподъёмные поступки. Музыка моря, сливаясь с мыслями, способна поднять человека до самых небес. Мареев стоит на пирсе, подставляет лицо брызгам разбивающихся о бетонную стенку волн и радуется. Середина октября, тепло. Ему нравится шторм, когда ветер сбивает с ног на палубе, когда корабль носом зарывается в волну, чтобы потом, выныривая, вскарабкаться на следующий гребень. Ощущается сила корабля, способного противостоять стихии. Вспомнились слова из песни – скорее это ода настоящему морю и человеку, неразлучному с ним:

 
О море! Меня ты всегда привлекаешь
Всесильной любовью, безудержной страстью.
Меня ты тревожишь, меня покоряешь,
С тобою моё безграничное счастье.
 
 
О море! Будь вечно таинственной песней,
Моим откровеньем в тоске и печали.
Взлетаю, как птица, с тобой в поднебесье,
Стою пред тобою один на причале…
 

Высоко в небе перистые облака, предвестники штормовой погоды. Чайки планировали над морем, вторя ветру такими знакомыми Марееву криками. Будет настоящий шторм. Будут грозовые тучи. Но на Кипре непогода долго не держится. Всё пройдёт. Небо очистится, и мир станет прежним. «Тонким, ласковым и нежным», – добавил Мареев вслух строчку из песни, кажется, Ларисы Громушкиной.

Вечером к нему опять пришёл Михалис, но уже вместе со смущённым Ахметом. Этот Ахмет схитрил и, чтобы выманить к себе Михалиса, придумал байку о недомогании. Теперь они втроём пили украинскую горилку, закусывали белорусским салом, в хлебнице лежал пахнущий тмином бородинский хлеб из местного магазина «Маленькая Русь». Гости оценили главное блюдо – картошку от бабушки Марты, а Ахмет даже тщательно записал рецепт в замусоленную записную книжку.

Можно ли было предположить ещё несколько лет назад, что Михалис поедет к своему другу на турецкую часть острова, а потом вернётся с ним в Лимассол весёлым и счастливым? Что однажды вечером в Лимассоле будут сидеть за одним столом такие разные и такие похожие люди: грек-киприот, турок-киприот и украинец из России – морской капитан Мареев? Все меняется в этом мире, вожди приходят и уходят, а люди живут на этих берегах, как и тысячи лет назад.

Ночью была гроза. Ветер сломал верхушку большой туи, стоящей рядом с домом. Но дерево справится с этой травмой. Нижние ветки потянутся к небу, и оно будет жить дальше, хотя прежнего ровного ствола уже не будет. Так и человек всё выдержит, всё переборет, что бы с ним ни случилось.

Перебирая в памяти события последних лет, Мареев сидел на веранде, думал о том, что он родился и вырос в маленьком селе на Украине, а после окончания мореходного училища стал жить и работать в России. Любит Россию, где у него друзья и семья. Любит Украину, где у него тоже друзья и родственники. А сейчас раздор между двумя странами. Таких, как он, миллионы. И что ему делать со своей любовью? Разделить её невозможно. И как ему дальше жить без своей малой родины – села Дубовэ, где могилы родителей, где стоит пустой отчий дом? Жизнь на излёте, и кто вправе отнять у него эту любовь? Нет, ничего не выбросишь из памяти, ничего не забудешь, ни от чего не откажешься. А иначе зачем эта жизнь?

Распогодилось. Мареев ехал на такси в аэропорт, радуясь чистому небу и спокойному морю. И тому, что, по его расчётам, уже к вечеру он будет в украинском селе Дубовэ. Прилетит в Борисполь, возьмёт частника и через шесть часов снова окажется в своём далёком детстве, которое на все времена.

В аэропорту Борисполь Мареева встречали Лариса Громушкина с бутылкой «Бехеровки» и Ксения Хмельницкая с букетом белых хризантем. Как они узнали о его прилёте? Кто знает! Но прямо из аэропорта троица уехала в село Дубовэ, где Мареева ждал брат Вася и его многочисленное семейство.