Текст книги "Чудаки на Кипре (сборник)"

Оскар и его друзья
(Гостиница для собак)

Михалис проснулся в четыре утра. Посмотрел в окно на крону рожкового дерева, где на ветках чирикала воробьиная стая. «Ишь, ранние пташки! – подумал Михалис. – Радуются восходу, во как распелись!» Прокукарекал соседский петух. Чудеса, да и только! В центре Лимассола петух по утрам наяривает свои песни. А днём гордо ходит с тремя курицами во дворе дома и радует всех своей необычной красотой. Крупная и красивая птица, перья бордового и синего окраса. Охраняет своих курочек и заботится о них. Разгребёт кучу охвостьев и тут же зовёт семейство, чтобы полакомились букашками. Врагов у петуха нет, кормёжки вдоволь. Чем не жизнь? А у Михалиса забот полон рот. Даже в субботу не поспишь подольше. И хорошо, что рано проснулся. Сегодня нужно собрать плодов кактуса на пять ящиков больше. Новый клиент объявился, богатый и щедрый. Вадим – грек по национальности, а родился и вырос в России, на кавказских берегах Чёрного моря. Он-то и попросил Михалиса доставить на яхту «Katrine» фрукты: к вечеру выходят в море с компанией гостей. Хорошо, что его жена Катерина с выдумкой – кактусов ей захотелось. У них на яхте большая холодильная камера для фруктов и овощей – не испортятся.

В июле-августе у Михалиса горячая пора: ранние сорта кактусов поспевают. Сочные кисло-сладкие плоды ждут в супермаркетах, в ресторанах. Можно неплохо заработать. Но и труд тяжёлый: на изнуряющей жаре снимать урожай нелегко, ведь кактус защищает себя многочисленными мелкими иголочками; чуть зазевался, они сразу впиваются в руку. Но Михалис очень осторожен и работает в перчатках, хотя избежать встреч с почти неразличимыми колючками не всегда удаётся. Для него плоды кактуса – бизнес, а колючки – издержки производства. По весне и в начале лета он обильно поливает растения, а в июле и августе радуется урожаю. В пять утра он уже на ферме – в своём загородном саду, где вдоль русла высохшей речки у него несколько десятков кактусов разных сортов. До обеда наполняет плодами двадцать-тридцать ящиков и развозит по супермаркетам и отелям. Потом – отдых. А к вечеру новые хлопоты: работа дома, подготовка тары.

Завтракать не стал, сел в старенькую «тойоту» с прицепом и не спеша вырулил на трассу. Справа море, чистое и ясное, на горизонте сливается с более светлым синим небом. Кондиционера в машине нет, но Михалис чувствует, как приятная прохлада от моря разливается по телу. Обычно по пути на ферму он останавливается в тихой бухточке, где берег покрыт галькой, а на дне камни. Неудобно заходить в воду, зато какая чистая вода! В августе даже утром зной чувствуется в воздухе, а освежишься в море – и всё: другое настроение, другое ощущение жизни, другие мысли – радостные и светлые.

Сегодня искупаться никак не получится, работы больше, чем обычно. Свернул с трассы на боковую дорогу, ведущую в родовую деревню Пиргос. В Пиргосе останавливаться не будет; через три километра его ферма – загородный сад: оливковые деревья, кактусы да ещё кое-что помельче растёт. Основная забота Михалиса – оливы и кактусы, они его кормят, от них основной доход. Когда-то выращивал и клубнику. Хорошо дела шли – даже дочь и сына выучил в Америке с ягодных доходов. Но пришлось отказаться от клубники; мороки с ней очень много – постарел и перестал справляться. Но оливы и кактусы не оставит, нет, ни за что! Хотел построить домик на ферме и перебраться в него насовсем, но Элени воспротивилась – хочет в городе век доживать. Желание Элени для Михалиса закон. Он никогда не перечит жене и исполняет все её прихоти. А славненько было бы иметь домик среди олив. Вода есть, электричество есть, воздух свежий, настоянный на цветах и травах. Огород можно завести: капуста, картофель, помидоры, огурцы, лук. И петух с курами. Эх, да что говорить! Но Элени сказала нет, значит, нет. Теперь и мечтать нечего об огороде и курах с петухом. Но кое-что из живности у него на ферме есть. Семь кошек! Живут и плодятся понемногу. Привозит им раз в неделю свежей говяжьей печёнки, специально покупает в мясной лавке. А вообще-то кошки сами себя обеспечивают пропитанием: охотятся на птиц и змей. Однажды Михалис наблюдал, как две кошки змею брали. Одна с хвоста стала нападать, а вторая с головы караулила. Здоровенная чёрная змея шипела, делала выпады то в одну, то в другую сторону, приподнимаясь над землёй. В какой-то момент передняя кошка кинулась и вцепилась зубами в затылок змеи, а другая – в хвост, и смешались в клубке и кошки, и змеюка. Потом кошки отскочили, а на земле осталось лежать обезглавленное тело змеи. Тихонько, без спешки вся кошачья семья интеллигентно стала поедать добычу.

На подъезде к ферме Михалис заметил коршуна, падающего вниз, видимо, на зайца или птицу какую. Тут же коршун опять взмыл вверх, чтобы повторить атаку. Вот повезло увидеть такую охоту! Пожалел, что фотоаппарата нет с собой. Представил, какой замечательный кадр мог бы получиться! И вдруг у него сердце ёкнуло: собака! Михалис прибавил газу и стал беспрерывно сигналить. Небольшой пёсик на трёх лапах, поджав переднюю – увечную, пытался убежать от хищной птицы. «Попала под машину бедолага, – думал Михалис, – а коршун тут как тут, почувствовал лёгкую добычу». У него даже слёзы умиления выступили, когда щенок кинулся ему навстречу, ища спасения у человека. Подобрав пёсика, Михалис развернул машину и помчался к ветеринару Костасу.

К счастью, раны оказались не опасными. Повреждённую лапку перебинтовали, и щенок тут же радостно запрыгал на трёх здоровых. Беспородная собачонка, но какая симпатичная! Окрас – белые и коричневые пятна, мордочка чёрненькая; беленьким хвостиком так и вертит, пытаясь понравиться.

– Михалис, умная собака у тебя! По осени, если натренировать, можно и на фазанов с ним охотиться.

– Служи, пёсик! Служи! – шутливо скомандовал Михалис.

Щенок вдруг возьми и встань на задние лапки, поджав передние. Глаза у него весёлые, озорные, так и пританцовывается ему.

– Тебя как зовут, псина? – спросил ветеринар.

– Так я его только что нашёл у дороги, рядом с фермой. Спас его от коршуна. Молодой он ещё.

– Молодой, говоришь? Нет, он взрослый пёс, года три ему. Порода такая мелкая. Славная собачка. Оставь его мне, Михалис. Буду брать с собой в горы, на охоту. А назвать его можно Найдёныш.

– Нет, Костас. Я уже прикипел сердцем к нему. Да и ферму будет охранять. Тебе я верю, но многие охотники оставляют собак в горах, и они там погибают от голода и холода зимой. А Найдёныш для него имя подходящее.

В тот день Михалис еле успел справиться с заказами на плоды кактуса. Много времени потратил на Найдёныша, но ни о чём не пожалел. И началась у него новая жизнь.

Где-то через неделю на ферму приехала дочь Агата.

– Папа, давай организуем гостиницу для собак. У меня подруги давно мечтают найти место, где можно было бы оставлять своих питомцев на день-два. Да и просто приезжать и проводить время вместе с такими же друзьями-собачниками. Поговорить, в кафе посидеть. Сделаем специальные площадки для выгула собак. Чтобы препятствия были, и с мячиком могли поиграть.

– А кто будет директором собачьей гостиницы? – пошутил Михалис.

– Ты, папа, и будешь. И приют сделаем для брошенных охотниками собак. Лечить будем и отдавать в хорошие руки.

– Агата, ты серьёзно? Гостиница, кафе, площадки для выгула. Приют для собак – дело, конечно, благородное, но какие деньги на всё это нужны! Кредиты нужно брать. Окупятся ли?

– А мы откроем подписку. Кто подпишется, станет соучредителем. Поддержку у правительства попросим.

Мечты-мечты. Где такие деньги взять, чтобы гостиницу на пустом месте построить, да не простую гостиницу, а для собак? И кто поедет в эту гостиницу? Экономический кризис. Магазины закрываются. Предложений для сдачи в аренду помещений стало больше, чем желающих заняться бизнесом. Раньше в туристическом районе вечером на улице было не протолкнуться, столько людей гуляло, а сейчас не то. У людей денег на себя не хватает, не то что собак возить на отдых.

Через две недели позвонил Вадим и попросил привезти на яхту ещё кактусов, аж десять ящиков. Только вернулись из круиза по греческим островам и собираются на итальянский – Искию. Михалис отправился на яхту вместе с Найдёнышем. Как только пёсик увидел яхту, тут же бросился к трапу, радостно лая.

– Найдёныш, назад! Назад, кому сказал! Назад! – закричал Михалис.

На шум из рубки выбежала Катерина.

– Оскар, Оскар! Ах, мой хороший! Где же ты пропадал? Пёсик радостно прыгал вокруг Катерины.

Найдёныш оказался Оскаром, пропавшим в прошлую стоянку яхты в Лимассольской марине. То ли сманили собачку люди, от которых он потом сбежал, то ли увязался за случайной подружкой? По случаю чудесного возвращения Оскара Вадим организовал приём на яхте. Оказывается, однажды в море Оскар спас яхту от пожара – поднял лай, когда от оставленного в кают-компании подвыпившим гостем окурка чуть не случилась беда. Во время качки пепельница соскользнула со стола, и непогашенная сигарета попала на персидский ковёр. Оскар, учуяв дым, стал метаться по коридору и лаять, кидаясь на двери кают-компании. С тех пор Оскара зачислили в состав экипажа яхты «Кэтрин», и по приказу капитана Вадима Попандреу он стал юнгой.

– Юнга Оскар, служить! – скомандовал Вадим.

В ответ Оскар встал на задние лапки и начал пританцовывать, видимо, понимая, что от него требуется, и получая удовольствие от игры.

– Вот откуда у него выучка танцевать на задних лапках, – пошутила Агата, – капитан Попандреу приучил.

Тут же была объявлена подписка на участие в новом проекте – гостинице для собак «Оскар и его друзья». Записались все присутствующие на том вечере, а капитан Вадим Попандреу объявил, что берет на себя половину финансирования строительства гостиницы.

Через год собачья гостиница была построена. А на торжественном открытии случилось несчастье. Родители оставили спящую восьмимесячную внучку Вадима Попандреу в коляске под деревом, а сами присоединились к гостям. Откуда ни возьмись – гюрза. Тревожный заливистый лай Найдёныша, кинувшегося на защиту ребёнка, услышали гости, но помочь собачке не успели. Змея изловчилась и укусила её прямо в сонную артерию. Первым к Оскару подбежал Михалис. Пёсик бился в конвульсиях, а змея скрылась в кустах. Спасти Найдёныша не удалось. Михалис очень переживал его гибель, Агата предложила поставить при собачьем приюте памятник с надписью «Юнга Оскар».

Белый домик-гостиница «Оскар и его друзья» расположился на пригорке рядом с фермой Михалиса и виден издалека. Во дворе стоит памятник: на белом постаменте – Найдёныш на задних лапках, и кажется, что он сейчас спрыгнет на землю и начнёт носиться, радуясь, что к нему пришли его друзья. Но друзья не придут, кризис и в экономике, и в душах. Наскучила им эта забава: яхта «Katerine» и её хозяева где-то на юге Франции, у них своя собственная жизнь, полная приключений и даже запланированных опасностей. Кому сегодня есть дело до брошенных собак? Только Михалису и Агате. Михалис тратит едва ли не всю выручку от продажи кактусовых плодов и оливкового масла на содержание собачьего приюта. А неугомонная Агата бегает по правительственным инстанциям и добивается субсидий и грантов на собачий приют.

– Агата, – сказал ей знакомый чиновник, – не трать время, ни своё, ни наше. Денег на приют в этом году не будет. Ожидается наплыв беженцев из Африки. А ты требуешь на корм для собак!

– А собаки в чём виноваты? Люди приручили их, использовали и бросили. Евросоюз должен помогать нам.

– Эх, – махнул рукой сердобольный чиновник. – Люди тонут сотнями, добираясь на утлых лодочках из Африки в Европу и спасаясь от войны. А ты – бездомные собаки.

Михалис – не правительственный чиновник, ему некогда думать о проблемах Евросоюза, ему надо кормить собак в своём приюте. Каждое утро он рано-рано встаёт, садится в старенькую «тойоту» и едет на ферму. Там на бетонном постаменте его ждёт Найдёныш и его настоящие друзья – бездомные собаки.

Однажды в предгорье Троодос…
(За секунду до обрыва)

Всё пройдёт, всё кончится… А это не кончится никогда…

Серафим Саровский

На машину обрушился внезапный ливень. Стена воды. А вдали, с левой стороны, в горах – молнии. Словно какие-то великаны собрались в небе над высокими вершинами Троодос и сражаются, пуская друг в друга огненные стрелы. И когда они промахиваются, то разят этим страшным оружием неповинные горы. А если пара-тройка великанов скатится с вершин сюда, в долину? А если кто-то из этих небесных страшилищ промахнётся и попадёт вместо своего врага в маленькую машину, что пытается прорваться сквозь стену воды? Неужели так просто и так ужасно может закончиться жизнь?

– Андрей, выключи мобильник! Немедленно выключи! Опасно! Эти чудища специально нас выцеливают, – испугалась Алёна.

– Чушь. Какие чудища? Это – гроза! Это – музыка стихии! Это – небесный оркестр! Звуки, звуки, звуки, литавры, тромбоны, трубы и скрипки! Они живые! Да здравствует гроза!

Русоволосый мужчина дурачился за рулём «мазды», дразня Алёну, словно юнец. Затем – отдалённый, словно из-за туч, камнепад стихов:

 
Казалось, что всесильный дирижёр
Настраивал таинственный оркестр:
Там, в небе грозном, громоздились тучи,
Сверкали молнии во тьме гремучей…
 

– Мне страшно. Давай заедем в деревню. Переждём грозу в таверне.

Вдруг раздался взрыв, сопровождаемый переливами с грохотом и треском. В это же мгновенье мир осветился ярким, слепящим глаза и сознание светом. И опять темнота. Только слабое свечение фар машины пыталось пробить толщу воды и тьмы. Девушка на переднем сиденье сжалась в комочек, закрыв лицо руками.

– Дурашка. Не бойся, я здесь, всё будет нормально. Найдём деревню. Скоро приедем, – убеждал Андрей, поглаживая её руку.

Впереди что-то мелькнуло, и он почти инстинктивно вдавил тормозную педаль в пол. Машина так резко остановилась, что не будь Алёна пристёгнута ремнём, она влетела бы в лобовое стекло.

– Что случилось? Почему ты остановился?

– Там что-то было.

– Где?

– Впереди был человек или зверь! Может, мы его сбили?

– Надо выйти. Помочь.

– Подождём. Немного подождём.

Зачем он свернул на эту боковую дорогу? Никакой деревни тут нет. Позади оживлённая трасса Пафос – Лимассол. Послушался Алёну и поехал искать таверну. Где деревня? Где таверна? Может, ему показалось?

– Алёна, поищи фонарь.

В свете фар появилась сгорбленная фигура в плаще с капюшоном. Андрей открыл дверь и крикнул:

– Кто вы? Вас подвести?

– Подвези, мил человек. Мне здесь недалеко, – ответил незнакомец по-русски.

Не хотелось впускать в салон чужого человека, да ещё и в мокром плаще, но не оставлять же его под дождём. По голосу Андрей догадался, что перед ним старик, да ещё и земляк. Здесь, на Кипре, на затерянной дороге, встретить в грозу соотечественника и не помочь?

– Садитесь в машину. Здесь и поговорим.

Человек, по-стариковски кряхтя, забрался в салон и откинул капюшон. Вспышка молнии осветила белую бороду, седые волосы, ниспадающие на плечи, худое лицо и моложавые синие глаза.

– Спасибо, мил-человек. Мне недалеко. Впереди за поворотом домик стоит.

– А таверна там есть? Нам бы дождь переждать. Льёт как из ведра! Громы, молнии. Алёна испугалась, бедная.

– У меня переждёте непогоду. Я чайком напою, на травах. Дождь хоть и сильный, но скоро кончится.

– Извините, как вас зовут? Вы русский? Что в этой глуши делаете?

– Серафим я. На все Божий промысел.

– Показывайте дорогу, уважаемый, – попросил Андрей, дивясь странным словам старца.

– Ты всё сам увидишь, Андрей! А вы, Алёна, не пугайтесь. Дождик – Божья благодать, а для Кипра особенно. Здесь ценят воду. Без дождика и птахи не поют.

Андрей вёл машину осторожно, с опаской всматриваясь в дорогу. Дождь лил с той же неистовой силой, небо громыхало, молнии сверкали над Троодосом.

«Откуда дед знает моё имя? Я ведь не успел сказать», – подумал он вдруг, а вслух промолвил:

– Меня Андреем зовут. А вас как по отчеству?

Не успел закончить фразу, как старик ответил:

– А ты зови меня просто отец Серафим. Не надо по отчеству.

– Как же вы, отец Серафим, в такую погоду на дороге оказались? – подала голос Алёна.

– Я привычный. Вас жалко. Испужались? А не надо бояться. Господь всё видит и никогда не оставляет в беде страждущих. Вы могли съехать с дороги, а там дальше обрыв.

Впереди справа показался тусклый огонёк.

– Огонь впереди. Нам туда? – спросил Андрей.

– Туда-туда, мил человек. Лампадка моя. Деревянное маслице и фитилёк.

– У вас здесь электричества нет? А как же зимой? Как пищу готовят люди? – удивилась Алёна.

– Печка у меня. В чугунке варю. И тепло от печки. А электричество мне без надобности.

Подъехали к домику. Небольшой, «в лапу» сруб. Некрашеные брёвна. Дверь тёмная, низкая. Окошечко – совсем как для детей. Домик будто перенесли из далёкой русской деревушки, затерянной среди глухих лесов. Откуда на Кипре такой домик-сруб?

Внутри оказалась опрятная комнатка, и посреди – русская печка. В красном углу – иконы. На столе из тёсаной доски – самовар. Гости сели на лавку. Горела простая лампадка, огонёк ровнёхонький, чистый, без копоти, спокойный.

Отец Серафим снял плащ, повесил его на крючок возле двери. Плащ был абсолютно сухой. Как же так? Они с Алёной пять шагов от машины пробежали под дождём и промокли до нитки. Что-то здесь не то. Дед в белой, длинной, до пят, холщовой сорочке. На шее деревянный крест на кожаном шнурке.

– Угощайтесь, добрые люди, чаем. И мёд кушайте.

Каким-то чудным образом на столе оказались белые чашки и мёд в деревянной плошке. От разлитого отцом Серафимом чая по комнате пошёл терпкий аромат позднего лета. Такой чай Андрей пил у бабушки в деревне в Тверской губернии. Он помнил траву, которую бабушка заваривала. Иван-чай! Синие цветочки на высоком и тонком стебле. На солнечном пригорке собирали с бабушкой Матроной.

– Как хорошо пахнет, – не удержался Андрей. – Аромат лета, деревни.

– Аромат Руси, – добавила Алёна.

Она подошла к углу с иконами, три раза перекрестилась с поклонами.

Отец Серафим стоял у печки и с улыбкой смотрел на своих гостей.

– Бабушку Матрону вспомнил, мил человек. Она у тебя хорошая.

– Вспомнил. Бабушка поила меня таким чаем в детстве.

Андрей не понимал, почему он разговаривает со стариком о бабушке, которую отец Серафим не мог никогда видеть и которой давно уже нет на этом свете. Ему самому уже тридцать исполнилось. Рядом жена Алёна, это их свадебное путешествие на Кипр.

Андрей говорил и говорил о бабушке Матроне и не мог остановиться. Вспомнил, как в детстве родители отправляли его в деревню и как он ждал этих поездок. Оставался там на целое лето. Ходил с ней травы собирать. И разговаривала она с ним всегда как со взрослым.

– Андрюша, как ты думаешь, дождь будет сегодня? – с утра спрашивает бабушка.

Сколько ему лет было? Только в школу пошёл. А он степенно отвечает:

– Вона ласточки как низко летают. И тучи над лесом, куда солнце скатывается, появились. Будет небось.

– Ах ты мой приметливый. И я так считаю.

Бабушка пришла на память, и где он её вспоминает? В горах на Кипре, в домике русского старика, который назвался отцом Серафимом! Странная встреча – ночь, гроза, и вдруг невесть откуда появившийся старик.

Утром светило яркое нежаркое солнце, как бывает в начале ноября на Кипре. Горы Троодос на фоне голубого неба казались такими близкими, хотя до этих вершин ехать и ехать. Они опять на дороге в Лимассол, петляющей среди виноградников и огороженных пастбищ для коз и овец. Белые кипрские козы пощипывают травку. Что они находят на этом выцветшем от жаркого солнца горном плато?

Вдруг почти неосознанно Андрей остановил машину. – Андрюша, что? Почему ты остановился?

– Мы здесь уже были. Вчера вечером, когда была страшная гроза, мы здесь остановились.

Он вышел из машины и шагнул в сторону от дороги.

– Смотри, Алёна! Вот остались в глине следы от протектора. Это наши следы! Я здесь резко затормозил. А дальше – обрыв!

Андрей стоял на краю пропасти. Как молния, мелькнула в голове картинка: ливень, взрыв в небе, испуг Алёны, и он сворачивает с трассы на боковую дорогу, чтобы переждать непогоду в деревенской таверне. Сколько он ехал по этой грунтовой дороге? В какой момент он свернул в сторону пропасти? Ещё несколько метров, и…

– Алёна, ты помнишь, что потом было? Старик, русский сруб. Чай на травах.

– Я помню икону Божьей Матери в углу, – тихо сказала Алёна.

– А что было потом? Где мы ночевали?

– Не помню.

– Как же мы сюда забрались? Море и трасса далеко внизу!

Они ещё какое-то время молча постояли у обрыва. Неожиданное приключение в свадебном путешествии. Они были на волосок от смерти! Старик их спас, отвратил от беды и приютил в своём домике на ночь.

«Но почему я ничего не помню? Как уезжали утром от старика, не помню», – не мог избавиться от мысли Андрей.

– Алёна, давай вернёмся назад? Найдём домик старика. Поблагодарим его. Купим ему в ближайшем селении еды.

– Не надо, Андрюша. Не надо возвращаться. Мы ничего не найдём. То был святой Серафим Саровский. У нас дома икона с его ликом. Когда в небе страшно загрохотало, я «Отче наш» читала и к преподобному Серафиму обращалась за помощью, чтобы он молил Бога о нашем спасении.

– Но как же…

– Не говори ничего, Андрюша. Давай ещё немножко помолчим и поедем.

Потом в машине Алёна тихо прошептала мужу:

– Святой Серафим спас нас и нашего ребёнка. Я беременна.

По просьбе Алёны на въезде в Лимассол Андрей остановился у величественного храма святых Арсения и Паисия. Поставили свечки за здравие близких, всех, кто находится в дороге, и за упокой души бабушки Матроны.

Андрей не послушался Алёну и пытался узнать у киприотов о русском старике Серафиме, живущем в древнем срубе в предгорье Троодос. Ему объясняли, что в том месте никаких домов нет, кроме сторожек пастухов. Он долго раздумывал над тем, что произошло той грозовой ночью. Прозрение придёт много позже, когда Андрей с женой станет бывать на службе в храме преподобного Серафима Саровского в Москве, узнает о жизни и пророчествах великого старца и воспримет его наставления сердцем.

* * *

В августе месяце следующего года, впервые за все лето, над Москвой разразилась гроза с громом и молниями. К утру погода успокоилась. Андрей стоял перед роддомом на Воробьёвых горах с букетами красных роз. Небо было ясное и чистое, как после грозы в предгорьях Троодоса. Лучи восходящего солнца пали на клумбу с ярко-белыми флоксами, отражаясь в их лепестках тысячами искр. Ещё вчера покрытые московской пылью и прибитые жарой деревья казались неприглядными и серыми, но сейчас листва была ярко-зелёной. Парк преобразился: липы, клёны, берёзы словно оделись в новые нарядные платья.

В семейном альбоме Андрея и Алёны хранится фотография: счастливая Алёна, Андрей с двумя новорождёнными детьми в голубом и розовом конвертах, две медсестры с букетами цветов. У больничного подъезда – белые сверкающие флоксы, а в конце аллеи виднеются золотистые купола небольшой церквушки, где позже крестили двойняшек. Мальчика нарекли Серафимом, девочку – Матроной.