Текст книги "Герой империи. Сражение за инициативу"

– Вот тут, – сказал кэптен Малинин, толкая в сторону Гопкинса небольшую книжечку карманного формата, – наши основные предложения. Берите, берите, это вам. Эти законы ваш Конгресс должен принять в самое ближайшее время. Если он откажется, то мы для начала объявим войну не вашему государству и народу, а вашим конгрессменам и той части ваших «хозяев жизни», которые будут замечены в оказании сопротивления нашим преобразованиям. Численность таких людей крайне невелика и нас не затруднит сделать так, чтобы они прекратили существовать. Но поскольку с наскока такие вопросы не решаются, то сейчас вас отведут в выделенную для вашего размещения каюту и оставят в покое на сутки на изучения сего документа. В течение этого времени вам по первому требованию предоставят возможность связаться с вашим шефом и передать ему наши предложения вместе со своими соображениями. И ровно через сутки мы с вами встретимся в этой же комнате для того, чтобы окончательно решить ваш американский вопрос.

Там же, пять минут спустя, все те же, но только без Гопкинса.

– Ну вот и все, товарищи, – сказал каперанг Малинин, усилием воли сгоняя с лица маску старого британского джентльмена, – нагнали мы страху на представителя мистера Рузвельта. Теперь остается только ждать, сработает это или нет.

– Разумеется, так или иначе это сработает, – уверенно ответила Малинче Евксина, – народ янки не столько воинственен, сколько алчен, и при столкновении с превосходящей силой скорее предпочтет уклониться от столкновения, чем вступит в схватку.

– Позвольте с вами не согласиться, коллега, – покачала головой Ватила Бе, – хоть я и не искушена в социоинженерии так, как вы, но имею диплом доктора социотектоники пятого уровня, ибо без этого невозможно занять должность главного тактика… иначе я бы не могла высчитывать устойчивость в бою своих и вражеских войск.

– И в чем же вы со мной не согласны, коллега? – спросила Малинче Евксина. – Неужто вы думаете, что народ янки яростно кинется сражаться с нами за право господствующего класса на безудержную алчность и грабеж?

– Нет, – ответила Ватила Бе, – не кинется, но останется недоволен переменами, что в будущем неминуемо обещает нам целую череду спонтанных мятежей.

Малинче Евксина несколько самодовольно ухмыльнулась.

– Вы ошибаетесь, коллега, – ответила она, – народ янки не представляет собой монолитной массы, а разбит на индивидуальности-песчинки, поэтому обычные постулаты социотектоники к нему просто неприменимы. По сравнению с ними даже англы Франконии являют собой пример самоорганизации и солидарности. Чтобы подвигнуть эту аморфную массу на какое-то движение, необходимы титанические усилия со стороны нынешних правящих кругов, а мы, как раз в первую очередь, предпримем все меры для того, чтобы лишить ее влияния и пропагандистского потенциала. Ветер перемен выдует песок из-под фундамента американского образа жизни – и тот рухнет, лишенный опоры. Если соглашение будет подписано и вступит в силу, то у народа янки уже не будет пути назад. Это обещаю вам я, старший социоинженер Малинче Евксина. Предварительные расчеты обещают на девяносто девять процентов вероятность успеха. А вот если их правящие круги заартачатся, тогда настанет ваше время, уважаемая коллега. Надеюсь, вы сумеете оторвать несколько сотен голов, не повредив основной массе янки?

Ватила Бе хотела что-то ответить, но ее прервал каперанг Малинин.

– Хватит, товарищи, – сказал он, – не о том мы сейчас говорим. Вам, Ватила Ивановна, я хотел бы напомнить, что прямая военная операция против Соединенных Штатов Америки для нас крайне нежелательна, как и прямая оккупация страны с чуждой нам социокультурной доминантой и населением в сто тридцать миллионов человек. Нам нужен их промышленный потенциал, сельское хозяйство и людские ресурсы, но не нужна большая часть их элиты. А еще больше нам не нужна война и тотальное разрушение по методу милейшего Ипатия, ибо все это отнимет у нас слишком много времени и ресурсов. Но хуже всего то, что такой образ действий отравит нашу будущую Империю долговременным ядом, и будущие поколения императоров, социоинженеров и тактиков – изящным военно-дипломатическим ходам они будут предпочитать тяжелую дубину неограниченного насилия. Но это не наш метод, а посему операции по относительно мирной инверсии и присоединению страны США нет разумной альтернативы – и именно это вы должны зарубить на своем носу. Теперь о вас, товарищ Малинче. Вы сами сказали, что задача перед нами стоит нетривиальная. Мы не клан светлых эйджел собираемся инвертировать, и не планету хумансов с искусственно заниженным уровнем цивилизованности. Так отнеситесь же к порученному вам делу со всей своей светлоэйджеловской серьезностью. Правящие круги страны Соединенные Штаты тоже неоднородны, и чем больше полезного элемента из их рядов вы привлечете на нашу сторону, тем мягче и безболезненнее пройдет инверсия. Не забывайте о том, что вы эйджел, а значит, вас не должны пугать пятьдесят или семьдесят лет, которые потребуются для того, чтобы окончательно завершить поглощение этой территории… Главное, чтобы прямо сейчас эта страна прекратила строить свои козни и рваться к мировому господству…

– Погодите, товарищ Малинин, – неожиданно спросил бригадный комиссар Щукин, – как Американские Соединенные Штаты могут рваться к мировому господству, если по факту они следуют изоляционистской доктрине Монро?

– Товарищ Щукин, – вместо каперанга Малинина ответил Ипатий, – Соединенные Штаты Америки выросли из своей доктрины Монро так же, как взрослый мужчина вырастает из детских коротких штанишек. Продолжение курса на самоизоляцию американского государства в то время, когда Советский Союз и Германия на полях сражений решают, кто из них будет будущим мировым гегемоном, грозит мировой плутократии необратимым геополитическим поражением. Если Америка так и останется в своих границах, то победитель европейской войны, зализав раны и объединив в своих руках промышленную мощь и сырьевые ресурсы всей Евразии, соберется с силами и раздавит Соединенные Штаты Америки в тончайший блин. И так было бы даже без нашего пришествия, – вопрос этот объективный и не зависящий от состава игроков. Этот мир созрел для создания глобальной империи, и с этим ничего поделать нельзя. Этого не понимают дуболомы в американском Конгрессе, взявшие курс на сохранение Доктрины Монро, ибо им кажется, что они сумеют отсидеться за двумя океанами, но президент Рузвельт – очень умный мерзавец, и до недавних пор он был готов на все, лишь бы втравить свое государство в уже идущую мировую войну.

– Погодите, товарищ Ипатий, – вздохнул Щукин, – у меня к вам два вопроса. Во-первых – почему вы не учитываете, что в европейской войне участвуют не два, а три игрока? Великобритания – это достаточно мощное буржуазное государство, способное даже в одиночку противостоять поползновениям Гитлера на западном направлении. Во-вторых – почему вы сказали, что президент Рузвельт лишь до недавних пор был готов на все, чтобы втравить Соединенные Штаты в мировую войну? А сейчас он, стало быть, такое желание утратил? И вообще, как это могло бы ему удастся, если Конгресс будет против объявления войны хоть Советскому Союзу, хоть Германии?

– Это уже не два, это целых четыре вопроса, – вздохнул Ипатий и махнул призрачной рукой. – Ну ладно, товарищ Щукин, давайте объясню по порядку. Во-первых, касательно Великобритании. Это государство к настоящему моменту полностью выдохлось и представляет собой лишь пустую оболочку прежней Британской империи. Огромные колониальные владения, самые протяженные морские коммуникации и совершенно исчерпанные возможности для того, чтобы удержать все это под контролем. В первую очередь в Великобритании закончились люди. Черчилль еще хорохорится, но маленькие острова просто не в состоянии дать количество солдат и моряков, необходимое для битвы за Мировое Господство, и при этом обеспечить нужное количество рабочих для нужд тыла. Канадцы, новозеландцы и австралийцы еще сражаются за Британию, но уже не чувствуют себя ее частью, утратив живую связь с землей своих предков. Великобритания сейчас не сила, а всего лишь корм. Старший союзник, каким собирается стать Америка, окончательно подомнет ее под себя, превратив сначала в младшего партнера, а потом в вассала. Именно на эту возможность нацелился Рузвельт, собравшийся поглотить и переварить свою потерявшую силы бывшую метрополию. Если Америка остается на своей стороне океана, то Британия неизменно попадает под удар победителя европейской схватки. Теперь, когда в игре участвует наш крейсер, это тем более очевидно, поскольку ваша страна Эс-Эс-Эс-Эр с нашей помощью уже через небольшое время победит страну Германия и превратится в могучую Советскую Империю, противостоять которой страна Британия долго не сможет. На этом ее история целиком закончится – без длинного периода увядания и прозябания, который описан в Синей Книге. По этой же причине, в силу нашего тут присутствия, господин Рузвельт передумал втравливать в войну Соединенные Государства Америки. Сделать это было просто. Сначала – дипломатические и военные меры, раздражающие Японскую Империю и Третий Рейх (якобы нейтралитет, больше похожий на издевательское третирование), а потом – полное эмбарго на торговлю я Японией нефтью и нефтепродуктами. И тут неважен был повод. Главное – поставить заведомо более слабую страну в такое положение, когда она не увидит другого выхода, кроме нападения на своего обидчика, пусть даже это нападение будет грозить ей неминуемым разгромом. То есть страна Япония (а речь идет именно о ней) сама должна была бы выпустить из клетки своего убийцу. Но случилось так, что на орбите этой планеты появился наш крейсер, а ваша война со страной Германия с нашей помощью пошла по непредсказуемому сценарию. И с этого момента у господина Рузвельта и поддерживающих его промышленных кругов, которые в войне видели способ в разы увеличить свои финансовые обороты, появились сомнения по поводу того, надо ли вообще вступать в эту бойню с непредсказуемым набором союзников и противников. Ведь так можно и потери в войне понести, и не выиграть никаких геополитических преимуществ. Осознав этот факт, господин Рузвельт изменил свою политику в отношении страны Япония и попытался подтолкнуть ее к нападению на страну Эс-Эс-Эс-Эр. Когда у него не получилось и это, он решил, что мы уже договорились со страной Япония, и что это для его страны будет наихудший вариант. Тут, как говорится, ему стало уже не до добычи, лишь бы выжить. И он всеми силами стал искать контакта с нашим крейсером…

– А нам, – резюмировал каперанг Малинин, – для того, чтобы вступить в большую игру с кланами эйджел, на этой планете будет остро необходим каждый завод и электростанция, каждый квалифицированный рабочий и инженер, каждый ученый-исследователь. Путь, который нам предстоит пройти, огромен, и никакой сверхсилы, способной устрашить Кланы – подобно тому, как их устрашал «Несокрушимый» императора Шевцова – в нашем распоряжении нет. И, кроме всего прочего, у нас нет никакого выбора: или мы победим Кланы, или они, несмотря на Запрет, придут и уничтожат человеческую цивилизацию.

Тут неожиданно заговорила Малинче Евксина.

– Зато у нас имеется то, – сказала она, – чего не было у императора Шевцова. У него было лишь несколько тысяч русских колонистов, обитателей технически развитого мира, а у нас будут два миллиарда жителей планеты Земля, из которых пятьсот миллионов – в промышленно развитых странах, и из них около ста миллионов одних только русских. Это огромная сила, которая позволит нам совершить стремительный технологический рывок, развить мощную промышленность и показать Кланам, где зимуют раки и прочие земноводные…

– Это очень хорошо, товарищи, – сухо сказала Ватила Бе, глянув на запищавший коммуникатор, – но мне пора к тактическому планшету. Не хотелось бы пропустить самое интересное. До начала решающей операции в войне с дейчами времени осталось совсем немного…

Тогда же и почти там же, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис», каюта, отведенная спецпосланнику президента Рузвельта Гарри Гопкинсу.

Несмотря на то, что все в этой каюте явно предназначалось для обычных людей, а не для существ, подобных Ватиле Бе или Малинче Евксине, Гарри Гопкинса не оставляло ощущение ее чуждости. Впрочем, и сама ситуация, в которой он оказался, также вызывала у него ощущение нереальной фантасмагории. Еще несколько часов назад он беседовал с Фрэнки в Белом Доме – и вот он уже на борту крейсера пришельцев… то ли почетный пленник, то ли посол в столице вражеской державы. Наскоро пролистав книжечку, в которой были изложены предложения пришельцев, Гопкинс отложил ее в сторону и задумался.

Чтобы там ни говорил мистер Малинин, это был ультиматум, не оставляющий американской стороне никакой возможности для маневра. И в то же время помимо кнута в этих предложениях были предусмотрены и пряники. Пришельцы не были столь оголтелыми борцами с частной собственностью, как русские большевики, и большинству мелких и средних бизнесменов их предложения должны были понравиться, а фермеры и наемные работники и вовсе должны быть от них в восторге. Право на полезный и оплачиваемый труд, право на бесплатное медицинское обеспечение, право на бесплатное образование вплоть до высшего, право на государственную помощь в случае стихийных бедствий или тяжелых болезней… Все прелести большевистского социализма без самого большевизма.

Но на этом сладкое в имперских предложениях заканчивалось, и начинались пункты горькие как хина. Соединенные штаты прекращали свое существование как независимое государство, превращаясь в автономную территориальную единицу в составе Империи. На первых порах американскому правительству предстояло разоружить свои армию и флот, а действующих военнослужащих направить для прохождения службы в имперских вооруженных силах на общих основаниях. Потом следовало ввести единую имперскую валюту, главенство имперских законов над американскими и свободу действий для имперских специальных служб на территории бывших Соединенных Штатов. Богатейшие люди Америки (тот самый один процент, владеющий девяноста процентами всех американских богатств) должен был отдать в государственные фонды от половины до двух третей своего состояния. Частные банки попадут под контроль государства, а федеральная резервная система (частная лавочка, наделенная государственными функциями) прекратит свое существование, передав свои полномочия имперскому центральному банку.

И если не принять эти условия, то начнется война… Война не с американским народом, против существования которого пришельцы ничего не имеют, а война с нынешними хозяевами Америки. Точечные бомбовые удары и истребление непокорных хозяев жизни, начиная с самых жирных, глупых и самодовольных. Мол, деньги есть – и ничего больше не надо. И все это под бурные аплодисменты плебса. Пусть каждый подсобный рабочий или мелкий клерк тоже мечтает разбогатеть, но тех, кто уже богат, не любит никто. А истреблять пришельцы умеют – германцы тому свидетели. Лучшая армия Европы, новенькая и хрустящая, всего за месяц ожесточенных боев была истрепана до состояния половой тряпки. При этом достаточно вспомнить бомбовый удар пришельцев по Берлину – точный и смертельно беспощадный. Что будет делать Америка, если в один прекрасный момент бомбы упадут на Капитолий, похоронив под руинами всех сенаторов и конгрессменов? Что будут делать Старые Семьи, если пришельцы начнут истреблять их, добиваясь безоговорочной капитуляции? Или признай главенство Империи, склони перед ней свою выю и отдай ей свой капитал, жизнь и талант, или просто умри… третьего не дано. То есть дано, но только не для владельцев заводов, газет, пароходов, ибо имеющие капитал находятся на особом счету.

Но самая горькая пощечина в том, кого пришельцы выбрали этому миру в Верховные Владыки. Императором, хозяином всего сущего, а также жизни и смерти каждого на Земле станет непостижимый кремлевский горец дядя Джо! Он и без всяких пришельцев из Галактики поставил перед собой немыслимую, просто невозможную, задачу построения социально-справедливого строя в отдельно взятой стране – и шел к этой цели с тем упрямством и неутомимой силой, на которую способен только русский медведь. А тут еще и пришельцы… Нет, это решение должен принимать только Фрэнки… Необходимо связаться с ним, как то обещали пришельцы, и получить ответ: готов он пойти на такие условия или нынешний американский политический класс (и их с Фрэнки в том числе) ждет война на уничтожение.

Часть 11

2 сентября 1941 года, 04:00 мск. Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис», тактический командный центр.

Здесь, в тактическом командном центре, где царила вечная невесомость, Ватила Бе парила над голографическим изображением поля битвы подобно древней богине Кали, чувствуя себя в стихии войны как рыба в воде. Во время атаки на Акило-За все было так просто и примитивно, что у нее не возникло необходимости актировать тактический планшет в полном объеме. Хватало и обычного проводного интерфейса вкупе с развитым темноэйджеловским пространственным воображением. В полной мере система тактического управления войсками заработала только здесь, когда с ее помощью Ватила терзала вторгшийся на территорию страны Эс-Эс-Эс-Эр вермахт, а в особенности группу армий «Центр». А как же иначе истребители и бомбардировщики «Полярного Лиса» могли неизменно оказываться в нужном месте и в нужное время? Иногда Ватилу Бе подменяли тактик-лейтенанты – например, тогда, когда она локализовала и доставляла в Минск генерал-майора Рокоссовского. Это один из немногих хумансов, соединяющих талант командующего с талантом тактика, и единственный, который сумел зацепить в ней глубоко скрытые человеческие струны души. Не просто партнер в работе, с которым легко и приятно иметь дело и одновременно элитный самец-производитель, сумевший зачать в ней сына, но еще и тот, при мысли о котором у нее теплеет душа, а из груди рвется нежный вздох. Ватила и не подозревала, что однажды она попадет в подобное положение. Наверное, это память об отце, который в ходе семейного воспитания привил ей значительно больше человеческих черт, чем принято было считать.

И вот теперь ее любимый находился внизу, в самом эпицентре развертывающейся военной бури, а она парила над ним подобно ангелу-хранителю. Поскольку в заговор инверсии была посвящена только самая верхушка германского генералитета, несколькими этажами ниже, на уровне корпусов, дивизий и полков, наступление должно было быть самым настоящим. Но здесь дейчам будет, как говорится, не тут. Ватила Бе встряхнула кистями рук – и с кончиков ее пальцев вниз брызнули капли огня. Ровно за тридцать минут до начала германской артподготовки, в предутренних сумерках, под покровом уходящей тьмы германские саперные и штурмовые роты начали выдвигаться на правый берег Днепра для того, чтобы одним рывком преодолеть сотню метров водного пространства. И именно в этот момент на левом берегу в нескольких километрах от переднего края вдруг загрохотала советская артиллерия. Ночь, разорванная в клочья вспышками выстрелов и сполохами разрывов, сразу превратилась в день, а сокрушающая ярость русского бога войны показала противнику, что об утраченном эффекте внезапности он теперь может только мечтать. Были и более осязаемые потери. Особенно сильно пострадали вышедшие вперед штурмовые группы и их переправочные средства, которые под прикрытием артподготовки должны были вплотную приблизиться к русскому берегу. Деревянные лодки оказались разбиты в щепу, надувные – разорваны в клочья, а солдаты либо отправились в госпиталь, либо уже гурьбой теснились в приемной Святого Петра.

Но это было только начало. Германская артиллерия, на первых порах испытывающая недостаток «ласки», немедленно ожила и, будучи не в силах докинуть свои снаряды до большевистских батарей[16]16
  Дальнобойность германских гаубиц в дивизионных артполках: по два легких дивизиона 105 мм leFH_18 – 10,7 км, один тяжелый 150 мм sFH_18 – 12,3 км. При этом тяжелые дивизионы, непременно требующие механической тяги, имели место не в каждой дивизии. В РККА в дивизионных гаубичных артполках на вооружении стояли 122 мм гаубицы М-30 с дальнобойностью 11,8 км, а в артполках РГК – пушки-гаубицы 122 мм А-19 – 19,8 км. и 152-мм МЛ-20 – 16-17 км. Соответственно, при грамотном размещении артиллерии советские артиллеристы из артполков РГК могли измываться над своими немецкими коллегами как угодно, а тем оставалось только отвечать нецензурной бранью в адрес наглых «иванов», поскольку все прочее до советских огневых рубежей просто не долетало.


[Закрыть], следуя первоначальному плану обрушила огонь на окопы, занятые советскими стрелковыми частями. Еще один дирижерский взмах руки Ватилы Бе – и на планшетах командиров советских артиллерийских дивизионов и полков, ведущих сейчас контрартподготовку, высветились новые цели. Все это настолько же превосходило учиненное Жуковым в нашем прошлом в канун Курской дуги, насколько живой оркестр превосходит шарманку. Теперь артиллерия Красной Армии не просто мочила по заранее намеченным площадям, – нет, она вела стрельбу по целям, которые ясно наблюдались разведывательными средствами «Полярного Лиса», и в случае необходимости с легкостью переносила огонь с одного объекта на другой.

Несколько мгновений спустя шквал огня и металла, только что бушевавший на вражеских передовых позициях, неожиданно стих – и тяжелые, налитые тротилом, «подарки» принялись чертить крутые траектории в сторону оживших германских батарей. Краем сознания Ватила пожалела, что артиллерия РККА не имеет на вооружении плазменных боеприпасов. Требования к плотности огня тогда можно было бы снизить на порядок или даже больше. Впрочем, подавив активность германских батарей, советская артиллерия вернулась к передовым позициям противника у уреза воды и отсыпала очередную порцию «гостинцев» ожившей было пехоте. Чтобы та, так сказать, не забывалась…

В районе занятой советскими войсками Орши и севернее, в коридоре шириной около двадцати километров между излучиной Днепра и кромкой заболоченного леса, картина была несколько иной. Там к передовым рубежам подтягивались не пехота и саперы, а части сорок первого, пятьдесят седьмого и двадцать четвертого мотокорпусов под общим командованием генерала Гота, которые ударами севернее и южнее этого города должны были взломать оборону РККА. Сорок первый и пятьдесят седьмой мотокорпуса должны будут прорвать фронт севернее Орши, а двадцать четвертый корпус[17]17
  Еще в 1940 году третьи батальоны 6-го танкового полка 6-й танковой дивизии, 3-го танкового полка 2-й танковой дивизии и 18-го танкового полка 18-й танковой дивизии были специально подготовлены для подводного вождения в ходе высадки на побережье Британии. Когда операция «Морской лев» была отменена, подготовка экипажей продолжилась с упором на форсирование крупных рек, в изобилии имевшихся на территории СССР. На 2-е сентября 1941 года в мире «Полярного Лиса» уцелели два таких батальона из трех, и оба они находились в составе 24-го моторизованного корпуса. Третий батальон из числа укомплектованных «подводными» танками, входивший в состав 18-й танковой дивизии, был полностью уничтожен в ходе Слоним-Ивацевичской операции.


[Закрыть] – нанести удар южнее этого города и, прорвав фронт, с ходу форсировать реку Днепр. Дальше, согласно плану, утвержденному в ставке Гитлера, наступлению на этом участке фронта предстояло развиваться вдоль обоих берегов Днепра по направлению к Смоленску. При этом Гальдер и Йодль старались не думать о том, что случится тогда, когда основные ударные силы группы армий «Центр» втиснутся в глубокую и узкую щель между большевистскими армиями, не имея возможности опрокинуть вражеский фронт в целом; Кейтель же не умел думать изначально, являясь всего лишь говорящей головой Гитлера (Прозвище Лакейтель, данное ему коллегами-генералами, говорит о многом). Ну а Гальдер, когда получит донесение о том, какое начало оказалось у операции «Звездопад», напишет в своем знаменитом дневнике: «Это начало конца…».

Но именно там, под Оршей, советское командование сосредоточило все восемь экспериментальных батарей реактивной артиллерии (тогда еще не получивших наименование гвардейских), и по танковым дивизиям вермахта, вышедшим на исходные позиции, ударили еще совсем не знаменитые «катюши» (дело под Борисовым, где они с успехом дебютировали в роли жупела для вермахта, было сейчас не в счет). Локальная операция с весьма небольшим (в масштабах всего вермахта) количеством пострадавших и свидетелей со стороны бойцов и командиров РККА. Но теперь было совсем другое дело – масштаб воздействия и количество свидетелей оказалось на порядок больше. И вот в тот момент, когда ужасные сталинские орга́ны[18]18
  Сталинский орга́н – немецкое прозвище советской «катюши». Орган – это такой духовой музыкальный инструмент.


[Закрыть] завели свою заунывную песню, а по темному небу понеслись косматые капли огня, немецким танкистам небо в буквальном смысле показалось с овчинку.

Впрочем, от этого огневого удара в основном пострадали лишь сосредоточенные вместе с танками панцергренадеры. Легкие осколки эресов, даже на сверхзвуковой скорости были не в состоянии пробить не только лобовую, но и бортовую броню «троек» и «четверок», а «вьючить» на машины канистры с бензином перед прорывом линии обороны не придет в голову даже самому лихому панцерману. Одна очередь из пулемета даже обычными незажигательными пулями, которые дырявят канистры и высекают из брони искры – и экипажу панцера готов хороший погребальный костер. Поэтому при обстреле сталинскими органами пострадали в основном бронетранспортеры, грузовики, ну и «двойки» с «единичками», считающиеся разведывательными машинами. Да и год сейчас был не сорок четвертый – установок, прогулявшихся по немецким ударным бронированным кулакам полными пакетами, было несколько десятков, а не несколько тысяч. Впрочем, поскольку германская артиллерия оказалась связана в контрбатарейной борьбе гаубичными артполками РГК, реактивные установки еще два раза выходили на «бис», радуя поклонников своего таланта протяжными и громкими ариями.

Но даже после того, как реактивные установки, расстреляв три боекомплекта, сошли со сцены, сражение далеко еще не закончилось. Они только бросили врагу перчатку, все самое интересное было еще впереди. Правда, ни о каком немедленном начале наступления не могло быть и речи. Изготовившийся к рывку германский носорог получил палкой по рылу и в недоумении сел на задницу, пытаясь сообразить, что же это все-таки было? К тому же в быстро светлеющем предутреннем небе появились стремительные силуэты «белых демонов» расчерчивающие небеса на звенящих высотах своими инверсионными следами. Подсвеченные восходящим солнцем, эти ярко-розовые перистые линии на темно-синем фоне выглядели даже красиво, но для немецких солдат это послание означало: «фиг вам, господа, а не люфтваффе!». Немецкие самолеты – те, что еще остались в строю – не рискнут подняться в воздух до тех пор, пока там господствуют эти стремительные острокрылые убийцы, а значит, вермахт может проститься с надеждами на воздушную разведку, прикрытие от бомбардировок и поддержку наступления бомбовыми ударами.

Кроме того, с немецкой передовой требовалось убрать раненых, оглашающих окрестности своими воплями, подтянуть резервы, а также постараться исправить ту поврежденную технику, которую вообще можно исправить в полевых условиях в течение нескольких часов. И если потянувшиеся в тыл санитарные колонны советская артиллерия «благородно» игнорировала, то подтягивающиеся в обратном направлении подкрепления то и дело попадали под кратковременные, но очень плотные артналеты, которыми по указаниям Ватилы Бе управлял лично Ипатий. Это именно он передавал на командирские планшеты советским артиллеристам постоянно сменяющие друг друга координаты целей, метеоданные и прочие поправки для стрельбы, а грандиозные способности к вычислениям позволяли искусственному интеллекту крейсера дирижировать огнем артиллерии целого фронта.

Каждый снаряд шел в цель, каждый наносил потери и снижал пробивную силу германских войск. И в то же время на советской стороне за счет роста эффективности количество артиллерии как бы не удесятерилось, и огневого кулака, который советское командование успело стянуть на Смоленское направление для отражения вражеского наступления, вполне хватало для решения всех текущих задач. Это не то что взламывать долговременную оборону, когда после огневого удара на местности остается лунный пейзаж, перемешанные земля, бетон и стальная арматура, через которые с трудом будут пробираться даже тяжелые саперные машины разграждения. Ватила Бе знала, что такая мощь у Красной Армии еще впереди, а сейчас ей требуется управлять сражением при более скромных возможностях. Но так даже интересней – разбить врага силой ума и темноэйджеловской изобретательности, а не паровым катком десятков тысяч крупнокалиберных орудий и тяжкой мощью гусениц тысяч тяжелых танков.

2 сентября 1941 года, 10:00 по Берлину. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».

Гитлер, конечно, предполагал, что его приказ любой ценой прорываться к Смоленску выглядит как своего рода жест отчаяния, но надеялся на лучшее и ожидал, что проблемы у наступающего вермахта начнутся далеко не сразу. А на самом деле случилось так, что замахнувшуюся руку с ножом перехватили и при этом в пах грабителю прилетел хороший пинок кирзовым сапогом, надолго отбивший у того последние остатки боевого духа. Впрочем, перебесившись и перекусав все ковры в ставке, Гитлер сбросил пар и, отпившись холодной ключевой водой, постарался посмотреть на ситуацию, так сказать, «в общем». Оказалось, что все было не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Потери группы армий «Центр» от артиллерийского контрудара большевиков выглядели не столько серьезными, сколько болезненными. Утрату эффекта внезапности возместить, конечно, не представлялось возможным, но вот общая боеспособность войск от артиллерийской контрподготовки пострадала весьма слабо. Пришельцы и большевики нанесли скорее пощечину, чем нокаутирующий удар.

И все же был один момент, который мог сломать план всей операции. Командующий группы армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге сообщал, что в сложившихся условиях считает оборону большевиков, опирающуюся на крупную водную преграду (реку Днепр) неприступной, то есть требующей для прорыва таких жертв, которые лишат такой локальный успех всяческого смысла. В силу этого он требовал разрешения перенести направление основного удара на полосу ответственности третьей танковой группы севернее Орши, где перед наступающими немецкими войсками не имеется серьезных водных преград. Если перебросить под Оршу еще и сорок восьмой мотокорпус, то можно надеяться, что мощным кулаком удастся взломать фронт и продвинуться вглубь советской территории на максимально возможное расстояние.

– Нет, нет и еще раз нет!! – завизжал Гитлер на Франца Гальдера, который и пришел к нему с этим предложением. – Сорок восьмой мотокорпус должен прорвать фронт под Быховым для того, чтобы, повернув на юг, постараться подрезать хорошо укрепленный Бобруйский выступ. Без этого вся операция «Звездопад» лишается смысла! Передайте фон Клюге, чтобы он привел войска в порядок и продолжал атаковать со всей возможной тевтонской яростью. Днепр должен быть форсирован любой ценой на всех намеченных для этого участках, невзирая ни на какое сопротивление большевиков!

В ответ на эту истерику Гальдер только пожал плечами и, не переча ни словом, покинул его ставку. Совсем неподалеку от бункера «Вольфшанце» с теми же условиями маскировки и обороны находился комплекс из сети бункеров «Мауэрвальд», в котором располагалась штаб-квартира Командования Сухопутных Сил, отвечающего за войну на восточном направлении. Там уже все (в том числе сам Гальдер и его подручный генерал-лейтенант Йодль) всё поняли и были солидарны с мнением фельдмаршала фон Клюге о том, что война фактически проиграна и из этого положения требуется искать выход, не доводя дело до затяжного клинча или стремительного и позорного разгрома. А ефрейтор, то есть фюрер, в данной ситуации оказывался побоку. Он не оправдал доверия нации, совершил несколько грубых ошибок, и теперь должен был прекратить свое существование ради того, чтобы жила Германия.