Текст книги "Герой империи. Сражение за инициативу"

– На самом деле, – вздохнул Моргентау, – те, кого вы только что назвали «случайными людьми», есть наши лучшие друзья, и уменьшение их количества в большевистском руководстве начинает меня серьезно тревожить.

– Вот тут вы правы, – сказал Карделл Халл, – недавно господин Литвинов пожаловался во время дипломатического приема британскому послу, что его в любой момент могут отозвать в Москву, и ему неизвестно, останется он жив после возвращения в Советский Союз или же его сразу ликвидируют.

Рузвельт в раздражении стукнул молотком по звонку.

– Нам нет никакого дела, – сказал он, – до судьбы господина Литвинова! Нас должна заботить только наша собственная судьба. Перед нами стоит неразрешимая задача. Если мы не присоединимся к Империи, то нас уничтожат. Но присоединиться нам не даст Конгресс, который забаллотирует все необходимые для этого законы. У кого есть хоть какое-то соображение по поводу того, как можно разрешить эту ситуацию ко всеобщему удовольствию?

– Нам и всему американскому народу, – сказал Генри Уоллес, – нужен другой Конгресс. Нечто вроде революционного конвента, который бы устроил жизнь в новых условиях…

– Но что мы будем делать с прежним составом Конгресса, который ни за что не захочет отдавать свою власть? – спросил Корделл Халл. – Ведь они понимают, что стоит им отдать власть – и изменения пойдут по нарастающей, так что их уже не остановишь…

– А им должно быть все равно, – буркнул Рузвельт, – изменения и без них пойдут по нарастающей…

– Действительно, мистер президент, – сказал Уоллес, – нет человека – нет проблемы. Если Конгресс вдруг в полном составе погибнет под бомбами имперцев, то вы с полным правом сможете объявить новые выборы в Сенат и Палату Представителей, проведя туда новых людей.

– Я думаю, – повеселел Рузвельт, – что прежде чем затевать такую комбинацию, необходимо навести справки у пришельцев. Согласны они на такой ход или нет. Возможно, будет достаточно намекнуть конгрессменам, что Империя шуток не понимает и очень хорошо умеет делать своих врагов смертными, и, более того, смертными внезапно. Нам же не требуется полное единодушие: достаточно будет, если нужные законопроекты пройдут с минимальным большинством голосов. Думаю, что в помощь к мистеру Гопкинсу договариваться по всем вопросам мы пошлем моего вице-президента мистера Уоллеса. Он – умеренный социалист, и имперцы тоже умеренные социалисты. В помощь к нему можно придать мисс Перкинс – и как министра труда, и как простую американскую женщину. Говорят, среди экипажа крейсера много женщин, поэтому, Фрэнсис, пожалуйста, изучите имперский вопрос еще и с этой стороны. Возможно, что эти сведения скажут нам о пришельцах-имперцах больше, чем что-либо иное…

4 сентября 1941 года, около 06:00 мск. Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис».

Соратница президента Рузвельта и министр труда Фрэнсис Перкинс.

Итак, мне выпала высокая честь – совершить визит на корабль пришельцев… Даже затрудняюсь сказать, какие чувства я испытала в тот момент, когда Фрэнки сообщил, что именно мне предстоит отправиться на космический корабль и посредством личного общения и наблюдений сделать выводы об этих «имперцах».

Впрочем, не могу сказать, что поручение президента вызвало у меня внутреннее сопротивление. Скорее, наоборот: я чрезвычайно воодушевилась. Разве могла я предположить когда-нибудь, что однажды смогу пообщаться с представителями внеземной цивилизации? И не просто пообщаться – мне вменялось принять участие в переговорах с этими самыми «имперцами», а также, что немаловажно, я должна была составить выводы об их социуме, с тем, чтобы мы могли лучше представлять, с кем имеем дело.

Мне надо было постараться сделать все в самом лучшем виде. Фрэнки высоко ценил мое мнение. Он доверял мне, хорошо зная мои сильные стороны.

Конечно же, я волновалась. Масштабность предстоящего события, сама его нестандартность вызывали во мне нервное возбуждение, с которым было трудно совладать. Хорошо, что мы отправились на кораблю почти сразу после совещания – у меня не оставалось времени на то, чтобы долго размышлять… Сначала президентский лимузин довез нас с мистером Уоллесом до загородного поместья-убежища Шангри Ла, где Фрэнки любил проводить уик-энды, а там нас подхватил летательный аппарат пришельцев (нечто вроде маленького толстенького самолета без моторов), – он и вознес нас в бездонную черноту космического пространства. То есть моторы у этого аппарата, конечно же, имелись, но только я не представляла себе ни место их расположения, ни принципа их работы.

Во время перелета я думала о словах Фрэнки насчет того, что среди имперцев много женщин. Много – это сколько? Половина? Трудно было представить себе такое. Хотя известные мне факты свидетельствовали в пользу этого предположения. Если особо важные персоны, наиболее часто упоминаемые, у них женского пола, то логично сделать вывод, что женщин там и вправду изрядное количество – и среди высокопоставленных особ, и среди рядовых, как бы это сказать, матросов. Так и должно быть в высокоразвитом обществе. И, может быть, нам предстоит еще многому научиться у этих пришельцев…

Но вот мы прибыли. И я сразу окунулась в такие яркие впечатления, что мне уже было не до размышлений. Я просто впитывала все, что видела и слышала вокруг себя… И это меня ошеломляло.

Сначала в глаза мне бросился герб Империи – золотой двуглавый орел на алом поле, осененный лучами, исходящими из багрово-красной пятиконечной звезды. Потом я увидела почетный караул. Мускулистые коренастые женщины стояли в строю так, будто являлись профессиональными солдатами. Это были действительно женщины! Спутать было нельзя.

Потом передо мной предстали четверо. Одним из них был Гарри Гопкинс – он казался меленьким и тощим рядом с большеголовыми высокими женщинами странного вида, стоящими по сторонам от него: одна рыжеволосая, а вторая брюнетка. Первая имела кожу удивительного темно-серого цвета с матовым оттенком; вторая же была чуть менее экзотична, но все равно ее невозможно было спутать с землянкой. Так вот они какие, эти инопланетянки…

Я, помня о правилах хорошего тона, старалась не слишком откровенно разглядывать инопланетянок, которые больше всего привлекали мое внимание, но это у меня получалось плохо, ведь посмотреть было на что. Обе эти женщины выглядели до крайности необычно и – странное дело – они казались мне прекрасными. Стройные и тонкокостные, с каким-то особенным разрезом глаз… Кроме того, меня восхитила плавная, спокойная грация их движений – обычная женщина способна добиться подобного только путем долгих тренировок, а у них это выглядело как врожденная способность. Как я понимаю, высокая с темно-серой кожей была пресловутой Ватилой Бе, великой и ужасной, а ее напарницу, должно быть, звали Малинче Евксина. По крайней мере, мистер Гопкинс упоминал это имя в своих посланиях. Ее должность и специализация – социоинженер, вызывала у меня затруднения в подборе земных аналогий. На уме почему крутилось слово «епископ», но во внешности этой женщины не было ничего такого, что делало бы ее похожей на духовное лицо.

Тут же стоял подтянутый седоволосый офицер вполне человеческого вида, но и на нем лежал как бы отблеск чего-то чуждого и внеземного. Можно было с уверенностью предположить, что это и есть кэптен Малинин, командир этого космического корабля и местоблюститель императорского трона ровно до тех пор, пока дядя Джо не соизволит принять на себя всю полноту власти на планете Земля.

Отыграл американский гимн – и кэптен Малинин поприветствовал нас с мистером Уоллесом на хорошем английском языке, сказав, что очень рад нас видеть, потому что наш визит дает надежду на то, что человечество вполне мирным путем объединится и создаст единую семью. Почти так же, как в нашей Атлантической хартии – но во главе объединенного человечества имперцы в первую очередь видели все же себя. Потом мы все вместе проследовали мимо почетного караула. Всматриваясь в лица женщин-солдат, я не нашла в них ничего ужасного или отталкивающего, никаких признаков безудержной свирепости или неумолимой жестокости, как о том трубила германская пропаганда.

Кэптен Малинин был столь любезен, что предложил нам перед переговорами провести небольшую экскурсию по кораблю. Естественно, мы с Уоллесом с радостью согласились.

И вот в этот момент, когда они повернулись к нам спиной, я и увидела ЭТО… Хвост! У одной из этих женщин (у той, которая назвалась Ватилой Бе), был самый настоящий хвост – тонкий, гладкий и с небольшой кисточкой волос на конце. Естественно, на мгновение я оторопела, но быстро взяла себя в руки, напомнив себе, что это все же представительницы инопланетной цивилизации. Однако ассоциация с Дьяволом не отпускала меня еще долго – вот что значит вырасти в набожной семье.

Так получилось, что во время нашего передвижения по кораблю мисс Бе и мисс Евксина взяли на себя обязанности экскурсоводов, но при этом не были особо многословны. Они просто знакомили нас с расположением помещений, объясняли, что для чего предназначено. Они вели себя деловито и довольно сухо, хотя и старались проявлять дружелюбие. Они вообще, как казалось, были чужды всяческих эмоций. Командир при этом держался немного отстраненно, как будто в его обязанности входило только наблюдать за действиями своих подчиненных, но ни во что не вмешиваться, пока они не совершат ошибки. Мистер Гопкинс находился рядом с нами. Он то и дело вполголоса вставлял комментарии – таким образом, чтоб слышали только мы с Уоллесом.

В частности, он комментировал встречающихся на нашем пути других существ, которые, надо сказать, тоже были все женского пола.

– Это сибхи, – тихо говорил он, когда мимо проходило создание, внешне похожее на худенькую двенадцатилетнюю девочку, но с развитыми вторичными половыми признаками, – они тут вроде как выполняют обязанности обслуживающего персонала. Они не очень умны, зато милы и усидчивы и у них очень хорошо получается всякая мелкая работа. Обратите внимание, какие тонкие у них пальцы. Обидеть сибху тут считается последним делом, поэтому живется им на этом корабле довольно неплохо.

– А вот это самка горха, – говорил он, указывая на коренастое и мускулистое существо, чем-то похожее на давешних солдаток, но только гораздо более грубой лепки, – эти выполняют обязанности подсобных рабочих по инженерной части.

– И что, – не выдержала, – мужчин нет на этом корабле, всем заправляют женщины? Сибхи, горхи – ведь они все женского пола, не так ли?

– Так, – согласился Гопкинс. – И вправду, женщин тут гораздо больше, чем мужчин. Если не брать обычных людей, у всех остальных имперских видов девочек рождается гораздо больше, чем мальчиков, поэтому их на этом корабле и нет. Более того, все эти виды способны скрещиваться с обыкновенными людьми. Солдаты, которых вы видели в почетном карауле – это гибриды самок горхи и человеческих солдат, отличившихся в сражениях. Штурмовая пехота – это элитный корпус Империи, и именно поэтому их так боятся немецкие солдаты.

– Скажите, мистер Гопкинс… – сказала я, кивая на наших провожатых, – а что, эти две леди относятся к какому-то другому виду, они ведь не похожи ни на сибх, ни тем более на горхинь и их дочерей-полукровок…

– О да, – ответил он, – это эйджел. Это совершенно особенная раса, точнее, две расы, потому что эйджел бывают темными и светлыми. Их особенность – усиленный интеллект и чрезвычайно долгая жизнь, позволяющая накопить много личного опыта. Темные эйджел обычно служат тактиками и пилотами, а светлые – врачами, биологами и социоинженерами. Если еще и гибриды между самками светлых и самцами темных – таких обычно называют «серыми». Их сфера деятельности – разнообразная техника, и в этом они буквально гениальны. Но при этом у эйджел крайне слабо развито чувство социальной ответственности и они испытывают привязанность только к ближайшим родственникам, то есть членам своего клана. И поэтому они учат, лечат и советуют… Но командные посты всегда занимают обыкновенные люди. Причем не только русские или как их называют в Империи, новороссы, но и представители других национальностей. Кстати, обе этих леди, – он хитро подмигнул мне и кивнул на инопланетянок, – тоже полукровки, поэтому, когда случаются подходящие моменты, ничто человеческое им не чуждо.

– Надо же… – задумчиво проговорила я.

Все, что я услышала, меня буквально поразило. Еще я про себя отметила, что Гопкинс употребляет такие слова как «самки» и «самцы». Это что, получается, что он делает различие между людьми и этими инопланетными существами? Ну, то есть, относит вторых к рангу животных… По крайней мере, этим существам здесь отведена особая ниша, причем они и в ней занимают разные иерархические позиции, в зависимости от своего вида… А интересно, как к этому относятся они сами? И что об этом думает, к примеру, сам кэптен Малинин? По правде говоря, я не ожидала встретить здесь проявление такого вопиющего неравенства и потому была несколько шокирована. Это ведь получается деление общества на классы «по национальному признаку», что я всегда считала признаком отсталости. И ведь даже у нас в Америке никому бы и голову не пришло называть негров «самцами» и «самками»! Или я чего-то не понимаю…

– Ну вот мы и пришли, – сказал мистер Гопкинс уже вполне официальным тоном, когда мы остановились возле двери одной из кают в жилом ярусе крейсера, возле которой стояла худенькая девочка-сибха, – на ближайшее время, пока вы будете пребывать здесь, это ваш дом. А это Ити, ваш ординарец. Она обучена говорить по-английски и, если вы пожелаете, то можете давать ей различные поручения. Только не пытайтесь разговаривать на разные отвлеченные темы, сибхи к этому не приспособлены. Они не только выглядят как двенадцатилетние дети, уровень мышления у них примерно такой же.

Сказав это, мистер Гопкинс ушел, взяв с собой мистера Уоллеса, а мы с Ити остались. Разглядев ее получше, я поняла, что она лишь кажется подростком. На самом деле это взрослая женщина, даже, я бы сказала, уже вполне зрелая. В голове крутилось слово «самка» – и все во мне восставало против такого термина. В глазах Ити отчетливо прослеживался живой ум, хоть и несколько своеобразный. Она совсем не походила на умственно отсталую и была очень милой. Я сразу прониклась к ней симпатией. С чувством удовлетворения я подумала, что непременно буду много разговаривать с ней. Не на отвлеченные темы, нет. Я узнаю, как ей живется здесь, довольна ли она, хорошо ли к ней относятся. Ну и еще постараюсь выяснить разные прочие моменты…

Ити лучезарно улыбнулась мне и, открыв дверь в каюту и сделав приглашающий жест, сказала с необыкновенно приятным акцентом:

– Заходите, пожалуйста, миссис Перкинс…

4 сентября 1941 года, вечер. 15, 5 км. к востоку от города Орша, и в 3,5 км. северо-западнее райцентра Дубровно, деревня Чижовка. КП 161-й стрелковой дивизии.

Командующий армией – генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский.

Сегодня с самого утра и весь день на правобережном плацдарме гремели ожесточенные бои. Две танковые и одна моторизованная дивизии 48-го мотокорпуса атаковали позиции 161-й и 100-й стрелковых дивизий моей армии. Этот корпус был переброшен из-под Быхова, и его дивизии, свежие, еще не растратившие задора, пошли на наши позиции так, как это бывало в первые дни войны – чуть ли не с музыкой и в парадном строю. И это несмотря на то, что атаковавшая нас вчера 3-я танковая дивизия 24-го моторизованного корпуса оставила под Чижовкой изрядное количество своих поломанных и сожженных дотла «коробочек». Вроде бы достаточное предупреждение для разных лихих голов, но все равно первую атаку танкисты 48-го корпуса начали рано утром, как будто они бессмертные, хлебнув шнапса и в полном парадном строю. А у нас, как оказалось, и собаки-то еще не кормлены[21]21
  Собак для псовой охоты кормят сильно загодя. К моменту начала охоты псы не должны быть ни сильно голодными, ни осовевшими от сытости. Так что выражение «собаки не кормлены» обозначает, что ничего еще не готово.


[Закрыть], поэтому исходные рубежи сосредоточения немецких дивизий перед атакой обработать реактивными установками мы не смогли (ибо их на позиции требуется выводить заранее), и только гаубичная артиллерия напоследок успела открыть заградительный огонь, немного сбив спесь с вражеских танкистов и пехоты. А дело в том, что Ватила Бе советовала не проявлять пока излишней активности артиллерии, чтобы дать втянуться в ловушку всем подвижным соединениям группы армий «Центр».

Да, не ожидали мы этой атаки. И Ватила Бе тоже не ожидала. По данным, поступившим на мой тактический планшет, 48-й корпус должен был направиться дальше на восток, где в узкой мокрой кишке без смысла и толка, как рыбины в верше, уже бились три моторизованных корпуса разной степени потрепанности. Но генерал Кемпф вместо входа в горловину прорыва, ведущую в мокрый мешок, вопреки приказам своего командования, самовольно бросил свои танковые и моторизованные дивизии в общем направлении на Дубровно. Всем хороша имперская разведка, а вот таких генеральских взбрыков предусмотреть не может. Впрочем, с тактической точки зрения генерал Кемпф был полностью прав. Взятие Дубровно и захват мостов через Днепр в этом, как ему представлялось, слабоукрепленном месте, позволило бы подрезать сражающуюся в Орше 20-ю армию и выйти на оперативный простор. Приказ приказом, но даже в вермахте победителей не судят. А может быть, в вермахте особенно. Гитлер сам авантюрист и своим генералам тоже привил дух безудержной авантюры, что в общем-то для германской военной мысли совсем не характерно.

Пани Ватила, когда узнала о таком развитии событий, выругалась как последний извозчик. Впрочем, довольно быстро взяла себя в руки и сказала, что у нас достаточно сил, чтобы сдержать удар, а она, в свою очередь, постарается выделить нам побольше поддержки с воздуха. В основном от крупных неприятностей нас спасло то, что непосредственно на «передке» никто не расслаблялся. Расслабишься тут, когда мимо тебя, всего в пяти-шести километрах по шоссе, колоннами прут на восток германские танки. Это такая силища, и, не ровен час, она развернется и кинется прямо на тебя…

Так что, едва рассвело – готовность полная, наблюдатели бдят на своих постах и расчеты находятся при орудиях и пулеметах. И едва планшет доложил, что колонны двух очередных танковых дивизий сходят с магистрали и разворачиваются фронтом на юг, все были уже тут как тут. Поперек дороги немцам встали две наших окопавшихся стрелковых дивизии «минской» выучки, с уплотненными вчетверо боевыми порядками, поддержанные для устойчивости двумя артбригадами ПТО и четырьмя гаубичными артполками РГК во втором эшелоне. Вполне серьезная сила, особенно если учесть, что от одного фланга до другого дуга обороны протянулась всего на шесть километров. Такая плотность характерна для наступательных, а не оборонительных порядков.

Вот и гитлеровцы не ожидали ничего подобного. Они думали, что тут слабый заслон из спешно стянутых к мостам тыловых подразделений при поддержке зенитных батарей, и что эти силы легко опрокинуть. Как бы не так, размечтались, однако…

Едва только в обрамлении разрывов гаубичных снарядов за дождевой завесой показались боевые порядки германских танков и бредущая по их следам мотопехота, как с самого дальнего, третьего рубежа противотанковой обороны по серым медленно ползущим коробкам прицельно ударили зенитные пушки калибра восемьдесят пять миллиметров. Этот нудный противный дождь мешал не только немцам, которые из-за него ползали будто мухи по варенью, но и нашим бойцам и командирам. На дне окопов собиралась противная хлюпающая жижа, оружие (особенно пулеметы) перед стрельбой требовалось прикрывать промасленными тряпками, и к тому же сплошная дождевая пелена изрядно уменьшала дальность прямой видимости. Самодельную имперскую установку, создавшую этот локальный Вселенский Потоп, отключили еще вчера вечером, когда стало ясно, что все идет по плану, но до момента, когда дождь полностью прекратится, пройдет еще двое суток. Как объяснила главный инженер крейсера серая эйджел Ауле Ра (которая и руководила этим проектом) в такой замедленной реакции виновата инерция атмосферных процессов. Мол, их установка разогнала столб восходящего воздуха, раскрутив циклон, и теперь требуется ждать, пока природа сама вернет все в норму. Только так, и никак иначе.

В такой мокрой каше почти с рассвета и до самого вечера продолжались вражеские атаки – в результате этого сорок восьмой моторизованный корпус оказался растрепанным в лохмотья, а наши обороняющиеся дивизии понесли серьезные потери, которые, впрочем, не лишили их боеспособности. Все кончилось только после того, как с орбиты удалось, как это называют имперцы, «локализовать» командный пункт генерала Кемпа, после чего белые защитники нанесли по этой группе автомашин и бронетранспортеров точечный бомбовый удар, прервавший существование командующего сорок восьмым моторизованным корпусом, а заодно и штаба этого соединения. А уже на завтрашнее утро назначен удар свежими силами и перевязывание горловины мокрого мешка. Немцы внутри ведут себя крайне пассивно, но при этом, по данным планшета, они почему-то шлют в Берлин отчеты, что ведут ожесточенные бои, и о том же сообщает Совинформбюро. Когда я задал по этому поводу вопрос моей Ватиле, она ответила, что так надо и что в самое ближайшее время я все узнаю.

5 сентября 1941 года, около 02:00 мск. Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис».

Вице-президент США социалист и прогрессист Генри Эгард Уоллес.

Космический крейсер не спит даже когда по корабельному времени полночь. Его коридоры полны особой неторопливой жизнью. Прибывая с воздушных вахт над поверхностью планеты, расходятся по своим каютам пилотессы истребителей. Спешат куда-то по поручениям офицеров вечно занятые ординарцы-сибхи. Парит в тактическом центре над полем боя вездесущая Ватила Бе, которую германские генералы почитают чуть ли не воплощением Сатаны. На самом деле и она, и ее напарница Малинче Евксина не настолько страшны, как может показаться на первый взгляд. Местами они даже милы, особенно если знать, что сейчас их таланты не направлены против твоей страны. Хотя веет от профессии социоинженера какой-то запредельной диктатурой, до которой не додумались даже русские большевики. Эти люди (или не совсем люди) будут решать, как народам Земли жить, во что верить, за что сражаться и умирать.

Широкая автономия, обещанная нашей стране, будет не вечной, тем более что американцы с самого начала должны получить право служить Империи в том или ином качестве и приобретать ее гражданство. А это значит, что по условиям того же Соглашения о Присоединении они будут переходить из американской юрисдикции в имперскую, становясь недоступными для судебного преследования на территории США. За нападение на своих граждан или их преследование в судебном порядке, Империя обещает карать со всей возможной жестокостью, и в то же время ее правосудие будет готово защитить любого, кто к нему обратится. Со временем на американской территории будет становиться все больше людей, существующих только в имперском правовом поле, и когда их количество превысит некую критическую отметку, Соединенные Штаты отойдут в прошлое естественным путем, а те, кто не успел приобрести имперского гражданства, разом превратятся в обычных пеонов. Впрочем, имперцы не считают пеонов совсем уж бесправными существами. У них тоже есть право пройти необходимое обучение, сдать экзамен и поступить на службу, после чего им можно обрести права гражданства. И кто же будет виноват, если кто-то из них не воспользуется этим своим правом.

Находясь здесь, на высоте двухсот пятидесяти миль над землей, я особо остро чувствую приближение новой эпохи. Эпохи, когда Земля станет маленькой, а человечество великим. Вот сейчас я стою перед обзорным экраном – и передо мной, укрытая облачным покровом, расстилается наша планета. Сейчас крейсер пролетает над Соединенными Штатами. К восточному побережью приближается ночь, и вскоре американские города вспыхнут миллионами огней иллюминации. Эту картину я уже наблюдал. Ночной Нью-Йорк отсюда выглядит как рассыпанная по земле гость самоцветов. Но еще лучше отсюда, с космической высоты, видны хвосты пыли и дыма, которые ветер сносит в сторону от наших городов и заводов. Миллионы автомобилей и тракторов, сталелитейные, алюминиевые, нефтеперерабатывающие и химические заводы – все это производит огромное количество грязи, которая засоряет нашу планету. Выбросы этих ядов таковы, что они могут очень быстро отравить нашу планету, сделав ее непригодной для жизни.

Как сказал мистер Малинин, там, в их потерянной Империи, все вредные производства вынесены в космос и в непригодные для жизни планеты (вроде Венеры, Марса или Меркурия), а обитаемые миры охранялись как величайшая драгоценность. У нас тут такое пока невозможно по техническим причинам. Сначала необходимо в полном объеме воспроизвести имперские технологии космических полетов, – и не только произвести, но и сделать так, чтобы разработка полезных ископаемых на других планетах и их последующая переработка и доставка на Землю стали экономически выгодными, а не просто возможными с технической точки зрения. Чтобы это стало возможным, нам предстоит огромный труд, сравнимый разве что с тем трудом, который затратили наши предки, стараясь освоить просторы североамериканского континента: распахать поля, построить города и связать все это шоссейными и железными дорогами. Это будет еще одна индустриализация, еще одно освоение планеты, в ходе которого наши отсталые технологии будут заменяться более совершенными имперскими сначала в передовых областях, вроде радиотехники, а потом и во всех остальных.

Рядом со мной безмолвно стоит моя ординарец сибха Китти. То есть на самом деле ее зовут Кито, но я переделал ее имя на американский манер, на что она не стала возражать. Каждый из нас – и я, и мистер Гопкинс, и миссис Перкинс – получили по сибхе-ординарцу, которых специально к нашему прилету обучили говорить на добротном английском языке. Никакого «моя твоя не понимай» и прочей путаницы, как это бывает, если нанять в дом мексиканскую, китайскую или японскую прислугу. Если вы четко и ясно поставили посильную задачу, то все будет сделано точно и в срок. И в то же время мексиканцы, китайцы и японцы – это настоящие люди… а вот сибхи, горхи и эйджел – не совсем. То есть, если в сервисных подвидах что-то человеческое еще прослеживается, то эйджел лишены этих признаков почти напрочь. Для меня они выглядят как живые арифмометры, бездушно и слепо выполняющие свои функции. Такие свойства и интригуют, и пугают, и я вынужден признать, что имперцы поступают весьма разумно, когда не позволяют эйджел принимать самостоятельных решений. Мне тоже было бы просто страшно доверять существу, которое не понимает, что такое хорошо и что такое плохо.

Обратившись за справкой о происхождении всех этих видов к мистеру Ипатию, я выяснил, что некие Древние, под которыми подразумевается какая-то внеземная раса, специально вывела их, манипулируя в целях селекции нашими далекими недоразвитыми предками. Как я понимаю, со стороны Древних это была попытка превзойти в мастерстве самого Творца, и эта попытка с треском провалилась. Как сказал мистер Ипатий: «…дикарь, переселенный из джунглей Африки на просторы Галактики, так и остался дикарем, несмотря на то, что стал многократно умнее и приобрел дополнительные способности». Убедившись в своем фиаско, Древние прекратили этот проект и удалились в неизвестном направлении, предварительно заселив своими детищами соседний рукав нашей Галактики. Эйджел стали высокоразвитыми существами, но при этом так и не вышли из племенного уровня развития сознания. На Земле тоже есть еще такие народы, которым мы можем принести автомобили, самолеты, магазинные винтовки и даже университетское образование, но при этом они так и останутся первобытными дикарями из джунглей.

Как сказал тот же Ипатий, такая первобытно-космическая жизнь продолжалась более ста тысяч лет – ровно до тех пор, пока некто Владимир Шевцов, русский офицер и отчаянный авантюрист, не основал Империю, которая перевернула всю эту конструкцию с головы на ноги, определив каждому виду место в иерархии общественного симбиоза. При этом мне кажется утопичной имперская идея, что после нескольких тысяч лет совместного существования удастся вывести некую объединенную человеческую расу, обладающую всеми достоинствами и лишенную недостатков отдельных подвидов. По-моему, это ненаучная фантастика и неуместный утопизм, ведь каждый должен занимать в общей иерархии свое, только для него специально отведенное, место. Недаром же до такой сумасшедшей мысли додумался именно русский, ведь если почитать их великих писателей Толстого и Достоевского, то становится ясно, что все они (русские) немного сумасшедшие.

Но даже зная столь пикантные подробности, я все равно слишком джентльмен, и поэтому, несмотря ни на что, считаю Китти человеком. Она, так же как и все мы, радуется и печалится, в отличие от гордячек эйджел, способна смеяться над шутками и горевать, когда умирает кто-то из близких ей людей. Иногда мне хочется обнять ее, прижать к себе и утешить, погладив по головке, но я ни за что не буду этого делать, потому что меня уже предупредили о том, что сибхи очень легкомысленны и влюбчивы, а еще они очень любят те игры, которые мужчина и женщина ведут, оставаясь наедине. Тут, на корабле, мужчин самый минимум, и к тому же «играть» с сибхами дозволено только мальчикам-подросткам (которых на корабле нет), а для взрослых дядей вроде меня это табу. Меня терзают смутные сомнения – правильно ли это, потому что, не имея возможности вступать в привычные «игры», малышки сибхи выглядят очень несчастными, хотя стараются не подавать виду.

Что касается условий нашего присоединения к Империи, ради которых Френки посылал меня сюда, на космический крейсер, то тут все просто. Кэптен Малинин сказал, что будет достаточно, если Соглашение подпишет лично Френки. При этом если Конгресс откажется его ратифицировать, его состав начнет быстро меняться. Империя действительно не любит шутить и умеет делать своих врагов внезапно смертными, хотя и предпочитает решать большинство вопросов миром. При этом тех, кто будет помогать ей в Присоединении, сразу ждет имперское гражданство первого класса и связанные с этим приятные особенности. Секретом бессмертия в Империи не владеют, но очень долгую жизнь при вполне хорошем здоровье важным людям обеспечить могут. Называется это стабилизацией старения, и такая процедура способна продлить человеческую жизнь в несколько раз. Мистер Малинин говорит, что проходил такую процедуру уже два раза и что сейчас ему стукнуло уже больше девяноста лет, хотя выглядит он всего лишь на сорок с небольшим.