Текст книги "Герой империи. Сражение за инициативу"

Теперь немецкие солдаты, шокированные последними новостями, не стреляют даже из винтовок. Им уже не надо поместий с рабами, лишь бы поскорее вернуться в родной фатердлянд. Настроения внутри мокрого мешка были самыми упадническими, и известие о начале мирных переговоров было воспринято как помилование преступнику, уже взошедшему на эшафот. В составе нашей группировки нет частей ваффен СС, но в других местах, в частности в группе армий «Юг», такие части уже окружены армейскими подразделениями, которые вынуждают их сложить оружие. И это тоже приказ генерала Гальдера, потому что в любом другом случае эта бойня продолжится, и тогда все мы погибнем. Если нам не удастся договориться с русскими и, самое главное, с пришельцами, те будут безжалостны и истребят окруженную группировку до последнего человека. Генерал Гудериан и его «мальчики» свидетели тому, как далеко могут зайти наши враги в своей жажде священной мести.

Русские тоже не проявляют активности, ведь у них свое весьма суровое начальство. С той стороны также не звучат выстрелы и не летят снаряды. А сегодня утром мне передали предложение генерала Рокоссовского, командующего русскими на этом участке фронта – отправить через русские позиции санитарный конвой. Машинам с красным крестом обещали полную неприкосновенность. Фельдмаршал фон Клюге, связавшись со мной после этого предложения, посоветовал согласиться. Все равно хуже не будет, ведь раненные в тех самых безнадежных атаках, которых мы не сможем доставить в госпиталь, должны будут умереть в самое ближайшее время. Я согласился – и не прогадал. Около девяти утра грузовики с ранеными в сопровождении разоруженного медперсонала пересекли линую фронта на нашей стороне окружения, а уже два часа спустя, преодолев сорок километров занятой большевиками территории, они вышли к нашим войскам на внешнем обводе окружения.

Как передали с той стороны, водители, сидевшие за рулем этих машин, говорят, что их пропустили без каких-либо задержек, но на территории, занятой русскими, они видели большое количество свежих и готовых к бою войск. Противотанковые орудия, панцеры, пехота и даже кавалерия – все готово в случае провала переговоров нанести решительный удар вдоль шоссе на Минск и, прорвав фронт на ослабленном участке, разрубить группу армий «Центр» пополам. Ведь там в тонкую нитку вытянулось части, оставшиеся от разгромленного 48-го мотокорпуса и третьей панцердивизии – без панцеров, почти без артиллерии, одна пехота, обескровленная предшествующими боями. Когда в ротах в строю остается по тридцать человек, эту часть надо срочно выводить в тыл на пополнение и отдых, а не бросать на затыкание прорыва. Резервов у нас нет, а если бы и были, то не успели бы к решающему моменту. А у большевиков в это время к фронту подходит одна свежая армия за другой.

В любом случае, мы проиграли эту войну еще тогда, когда не смогли выдержать график плана «Барбаросса», весь замысел которого как раз и заключался в том, что наша полностью отмобилизованная и готовая к войне армия будет по очереди опрокидывать подходящие с востока большевистские резервы. Теперь, когда мы потеряли преимущество в развертывании, нам придется иметь дело со всей большевистской армией сразу, а это невозможно, даже если пришельцы соберут свои шмотки и отправятся восвояси. Просто без них мы побарахтались бы еще пару лет, как в прошлую Великую Войну, а с ними разгром будет быстрым и предельно жестоким. А так как пришельцы никуда не собираются, следовательно, да здравствует «Соглашение о Присоединении» – самое гуманное соглашение в мире, которое позволит нам свалить все дерьмо в кучу на могилу злосчастного ефрейтора. И неважно, что он еще жив и в плену у пришельцев – как я понимаю, это ненадолго.

Из ставки предупредили, что в любой момент может прийти приказ Гальдера приготовить войска к разоружению и отправке в Германию. Большевики и их покровители опасаются, что мы еще раз можем нарушить свое слово в самый неподходящий для них момент. Поэтому стрелковое оружие следует сложить в специально опломбированные вагоны, которые поедут с войсками до территории Германии, а тяжелое вооружение, панцеры и артиллерия достанутся русским в качестве трофеев. И так следует поступить не только с нашей окруженной группировкой, но и вообще со всеми частями вермахта на Восточном Фронте. С одной стороны, это вызывает возмущение, а с другой – мы все понимаем, что все могло бы сложиться гораздо хуже. Пришельцы только начали входить во вкус победоносной войны, и ее быстрое завершение на довольно благоприятных условиях – это большое одолжение в нашу сторону.

И, самое главное, как только будут завершены все формальности, то, как сообщила Ставка ОКХ, станет возможен перевод солдат и офицеров из подлежащего демобилизации вермахта в имперскую армию. Правда, для этого потребуется подтвердить квалификацию, но я об этом не беспокоюсь. Переиграть самих пришельцев я, конечно, не смогу, но зато все остальные – и поляки, и французы с англичанами и генералы большевиков – всегда были моей легкой добычей. Особенно последние. Солдаты у русских хорошие, не хуже германских шютце[24]24
  Шютце (стрелок) – аналог советского (российского) звания рядовой.


[Закрыть], а вот генералы – полное дерьмо. Такими они были и в ту Великую Войну при царе, такими остались и сейчас, при большевиках. Наверное, пришельцы так хотят присоединить к себе германскую нацию только для того, чтобы обеспечить своим ордам яростных берсеркеров (Минск – это был сплошной кошмар), талантливое и грамотное руководство квалифицированных немецких офицеров и генералов.

10 сентября 1941 года, 11:45. США, Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет.

Присутствуют:

Президент Соединенных Штатов Америки – Франклин Делано Рузвельт;

Вице-президент – Генри Уоллес;

Министр труда – Фрэнсис Перкинс;

Госсекретарь – Корделл Халл;

Министр финансов – Генри Моргентау;

Министр внутренних дел – Гарольд Икес;

Генеральный прокурор – Фрэнсис Биддл.

На этот раз на совещании Рузвельта с кабинетом отсутствовали военный министр и министр военно-морских сил. Проблема, во весь рост вставшая перед Соединенными Штатами Америки, не могла быть решена ни храбростью немногочисленных джи-ай, ни тяжкой мощью линкоров, оказавшихся бессильными против зависшего в небесах космического крейсера. Зато сегодня в Овальном кабинете присутствовали вице-президент Генри Уоллес и министр труда Фрэнсис Перкинс, вернувшиеся на землю с космического крейсера. И если Генри Уоллис почти ничем не отличался от самого себя недельной давности, то Фрэнсис Перкинс было не узнать – она как будто помолодела на десять-пятнадцать лет. Естественно, это не могло не привлечь к ней внимание присутствующих, а министр внутренних дел Гарольд Икес даже сделал ей комплимент. Заметил эти изменения и Франклин Рузвельт.

– Итак, джентльмены, – начал Рузвельт совещание, – должен сказать, что нас возвели на высокую гору и сделали предложение, от которого трудно отказаться. Вон и миссис Перкинс, на себе испытавшая гостеприимство пришельцев, не даст мне соврать.

– Да, мистер президент, – ответила та, – пришельцы очень могущественны и, безусловно, обладают джентльменским набором, необходимым для того, чтобы перевернуть мир. Во-первых – это точка опоры, во-вторых – рычаг, в-третьих – сила, которую следует приложить к этому рычагу. Точкой опоры им служит большевистская Россия, рычагом работают их замечательные имперские технологии (по сравнению с которыми наша наука находится где-то во временах Древней Греции), а их сила заключается в стремлении человечества к справедливому общественному устройству. Справедливость пришельцы воспринимают несколько иначе, чем мы, и несколько иначе, чем русские большевики, но в тоже время их справедливость полностью противоречит тому, что вкладывают в это понятие германские нацисты…

– Пока вы там летали, миссис Перкинс, – хмыкнул госсекретарь Карделл Халл, – пришельцы успели покончить с Германией. Битва за Смоленск самым ожидаемым образом привела к фиаско вермахта. Как докладывают из нашего посольства в Москве, пока на линии фронта установлено перемирие, за которым, несомненно, последует признание немцами своего поражения и их униженное возвращение к родным пенатам. Ничего другого им делать не остается, поскольку пришельцы с большевиками не оставили им ни единого шанса.

Миссис Перкинс кивнула; она знала о том, что Третий Рейх рухнул, но считала такой исход неизбежным, а значит, само это событие мало что меняло в просчитанных ее женским разумом взаимоотношениях Соединенных Штатов Америки и Империи Пришельцев. С одной стороны, Соединенные Штаты ожидал длительный переходной период со значительной внутренней автономией, что было хорошо, а с другой стороны, когда эта отсрочка закончится, американцам придется иметь дело с уже сформировавшимся ядром Империи, которое составят обновленная большевистская Россия и переделанная по имперским образцам Германия.

– Имейте в виду, джентльмены, – сказала она, внимательно оглядев присутствующих, – что именно Германию пришельцы собираются превратить в почти точную копию своей старой Империи. И причины, побуждающие их к этому, следующие. Во-первых – побежденные должны безоговорочно подчиняться победителям, и немцев, с их пиететом перед дисциплиной, это касается даже в большей степени, чем любой другой нации. Во-вторых – устройство Империи Пришельцев наиболее близко к классическому германскому правосознанию. Никаких партий, колхозов или дискуссий; глава всего – император, и его указания, как и указания любого вышестоящего начальства, должны выполняться неукоснительно. Утратив династию Гогенцоллернов, немцы сейчас примут любого императора, который поведет их в завоевательные походы. И если у нас на Земле пришельцы постараются все устроить без боя, то в Галактике имеется так называемая цивилизация Кланов – старый враг, с которым Империя воевала в своем мире и намерена продолжить воевать в нашем…

– Погодите, погодите! – воскликнул Рузвельт, – вы имеете в виду, что пришельцы собираются втравить нашу планету в какую-то свою галактическую войну?

– А вы что, не знали, мистер президент? – удивилась миссис Перкинс. – Впрочем, об этом вам лучше расскажет мистер Уоллес. Ведь война – это типично мужское занятие, а я – скромная женщина, которая пыталась понять, как устроено сложносочиненное общество пришельцев, и выявить его движущие силы.

– До мистера Уоллеса очередь еще дойдет, – сказал Рузвельт, – мотивы, по которым действуют пришельцы, как мне кажется, сейчас важнее их конкретных намерений, ибо мотивы первичны, а намерения вторичны. Так что, миссис Перкинс, мы вас слушаем. Если вы что-то забудете, то мистер Уоллес вас поправит.

– Хорошо, мистер президент, – кивнула та, – я попробую изложить сложившееся у меня впечатление от контакта с пришельцами и сделать кое-какой анализ их общества. Первое что следует сказать – в обществе пришельцев царят два переплетающихся между собой культа: культ государственной (преимущественно военной) службы и культ профессиональной компетентности. Одно нераздельно связано с другим, и именно поэтому государство пришельцев обладает высокой эффективностью. Ни одно должностное лицо не находится на своем посту в силу происхождения, материального достатка или знакомства с высокопоставленными персонами. Все решает только профессиональная компетентность и достижения по службе. В их обществе даже гражданство дается после сдачи квалификационного экзамена и теста на лояльность. Тех, кто не сумел сдать этот экзамен и не поступил на государственную службу, ждет участь пеона…

После этих слов генеральный прокурор Соединенных Штатов Фрэнсис Биддл тяжело вздохнул и спросил:

– Миссис Перкинс… так, значит, вы хотите сказать, что в Империи пришельцев существует рабство, как было у нас на Юге до войны между Штатами[25]25
  Война между Штатами, оригинальное американское название Гражданской войны в США 1861-65.


[Закрыть]?

– Нет, мистер Биддл, – отрицательно покачала головой Фрэнсис Перкинс, – пеоны – это не рабы. Они лично свободны и материально независимы, но не обладают никакими политическими правами. Многие пеоны очень богаты, но для управления своим бизнесом они вынуждены нанимать граждан, чаще всего армейских отставников. Все это делается потому, что граждане-отставники лояльны государству в силу принесенной ими присяги, и в случае угрозы вражеского вторжения или при стихийном бедствии отставник будет действовать в интересах государства, а не в интересах владельца бизнеса. Кроме того, в Империи не существует неравенства возможностей по расовому или национальному признаку. Имперцы ценят не только врожденные способности и достижения, но упорные старания представителей младших рас преодолеть ограниченность своих врожденных возможностей. У них тоже есть право сдавать экзамены в пределах своей компетенции, поступать на службу и получать права гражданства.

– Погодите, погодите, миссис Перкинс! – сказал Рузвельт, – вы нас совсем запутали. Что такое «младшие расы» и чем они отличаются от «старших» – например, так называемых эйджел, о которых мы уже весьма наслышаны? И, самое главное, какую роль во всем этом играют русские?

– Младшими расами, – вздохнула докладчица, – я назвала расы сибх и горхов, пытаясь разобраться в имперской иерархии. Их объединяет то, что представители этих рас не очень умны и с трудом оперируют отвлеченными понятиями. При этом сибхи выглядят как очень добрые и старательные двенадцатилетние девочки, у которых ловкие тонкие пальцы и общительный характер. В Империи им поручают работы, связанные с монотонным трудом, требующим терпения и точности движений, а еще из них получается хорошая домашняя прислуга. Но при этом сибх не принято обижать и наказывать, ведь они, как старательные дети, всегда хотят сделать как лучше. Горхи, напротив, тяжеловесны, мускулисты и отличаются физической силой и угрюмостью. Они крайне необщительны и открываются только перед близкими им существами. Их используют в качестве вспомогательного техперсонала, нечто вроде живых домкратов. Еще горхи умнее сибх, но этот ум, с позволения сказать, носит практический характер. С ними бесполезно обсуждать стихи или картины. Они этого не поймут, зато с легкостью запоминают сложнейший монтажные схемы и последовательность действий при каких-либо технологических операциях. А еще горхи служат для выведения солдат для имперского корпуса штурмовой пехоты. Для этого самок-горхинь искусственно осеменяют генетическим материалом лучших человеческих солдат, а родившихся в результате этого противоестественного действия детей воспитывают в специальных питомниках под полным контролем государства. Не все из них смогут дожить до совершеннолетия, еще меньшее количество сдаст необходимые экзамены, но зато те, кому это удастся, станут солдатами элитного армейского корпуса Империи.

– В Империи разводят солдат на специальных фермах, будто племенной скот?! – изумленно проговорил министр внутренних дел Гарольд Икес. – И как они это только терпят?

– В Империи почти все не так, как у нас в Америке, – ответила Фрэнсис Перкинс, – к тому же такие гибриды разводили и в доимперский период, только тогда о равенстве возможностей никто и не заикался. Вообще в этот самый доимперский период, когда в Галактике господствовали эйджел, творилось много разных вещей, которые выглядят как полные мерзости. Люди обычного вида в то время были кем-то вроде наших ниггеров, а всем заправляли светлые и темные эйджел, которые делали с сихами, горхами и людьми что хотели.

– Потом, – подхватил рассказ Генри Уоллес, – пришел император Шевцов на сверхдредноуте «Несокрушимый», который один был равен всему объединенному флоту темных эйджел. Если верить рассказам имперцев, то это был прямо сказочный рыцарь – решительный и в то же время милосердный. Он начал поочередно громить кланы эйджел. При этом он не уничтожал побежденных, как сделал бы всякий нормальный завоеватель, а делал их полноправными гражданами свой империи…

– Только в том случае, – пояснила Фрэнсис Перкинс, – если они приносили ему клятву верности и сдавали тесты на профориентацию и лояльность. Роль эйджел в имперском обществе специфична. Это очень уважаемые существа, которые учат, лечат, составляют планы военных операций и летают на кораблях, при том, что все командные посты зарезервированы за обычными людьми. Эйджел никогда не принимают критически важных решений, они только планируют и советуют.

– Обычные люди, – добавил Генри Уоллес, – это не только новороссы, такие как кэптен Малинин. Как сказал один русский поэт – в таких людях столько стали, что из них можно делать самые крепкие гвозди в мире. Есть среди имперцев и германцы, и наши ближайшие родичи, которых называют англиками, и дикие предки славян, а также множество других народов. И кстати, мистер Моргентау, есть в Галактике такая планета как Ханаан – она населена вашими ближайшими родичами. И все они – и европейцы-франконцы, и славяне-венеды, и арии-тарданцы и ханаанцы, а также многие другие – одинаково истово преданы Империи.

– Да, это так, – подтвердила Фрэнсис Перкинс, – имперское общество устроено чрезвычайно сложно, и каждый его компонент должен находиться на своем месте. Поэтому за балансом сил и интересов в нем следят специально подготовленные люди, называемые социоинженерами. Они не оставят на самотек ни один даже самый малейший аспект общественного устройства, от их недреманного контроля не укроется никакой извив общественной мысли. Все, что идет на благо общества, поддерживается и укрепляется, а все, что идет ему во вред, подлежит полному уничтожению. Если не срабатывают их методы социального контроля и управления, то социоинженеры обращаются к карательной машине имперской службы безопасности – и та без малейшей судороги устраняет проблему хирургическим путем. Но такое бывает чрезвычайно редко; обычно все имперцы довольны своим положением, верны императору и полны трудового энтузиазма и боевой отваги. На фоне аморфного скопища слабо связанных между собой кланов эйджел это крупное монолитное образование выглядит весьма предпочтительно.

– Должен сказать, – вздохнул Генри Уоллес, – что в Галактике нашего мира еще нет никакой империи. Она только начинает свой путь у нас Земле, и на просторах космоса господствуют не люди, а кланы эйджел. Этот факт вызывает в команде имперского крейсера справедливое негодование и желание освободить своих родственников из-под вековечного гнета. А для дяди Джо эта запланированная командованием пришельцев освободительная галактическая война – всего лишь повод продвинуть свою идеологию так далеко, что это и не снилось их основоположникам…

– А как же те эйджел, которые служат Империи, – спросил Рузвельт, – неужели они в восторге от того, что их родственникам будет объявлена война на уничтожение?

– Во-первых, мистер президент, – ответил Уоллес, – имперцы не ведут с кланами войну на уничтожение. Их «модус операнди» включает в себя принуждение к капитуляции и включение побежденных в состав Империи. Так что в отношении Германии был применен давно отработанный прием, когда противника приводят на грань отчаяния, а потом делают ему предложение, от которого тот не может отказаться. Во-вторых – эйджел на имперской службе воспринимают своих доимперских сестер как диких, глубоко несчастных существ. Но главное заключается в том, что правосознание эйджел подразумевает заботу только о членах своего клана, а кланом имперских эйджел является как раз Империя.

– Ну хорошо, Генри, – сказал Рузвельт, – вы меня почти запутали, но я, кажется, все понял. В любом случае эта война, похоже, будет вестись в интересах всего человечества. Ведь мы же не знаем, что может взбрести в головы чужеродных нам существ, не использующих ни совесть, ни милосердие, а один лишь голый расчет. Поэтому чем дальше они будут держаться от нашей планеты, тем лучше, и нам надо приветствовать всяческое усиление боевой мощи Империи, которая берет на себя функцию по защите человечества от инопланетной угрозы. При этом меня совершенно не волнуют ручные эйджел, находящиеся на службе империи. Думаю, мы сможем обговорить в нашем договоре такой пункт, что представители нечеловеческих видов не будут появляться на территории Соединенных Штатов до завершения периода автономии, или такое появление потребует предварительного уведомления и специального разрешения.

– К примеру, меня, – сказал Генри Моргентау, протирая пенсне платком (ну чисто Берия), – не особо волнует появление или не появление на нашей территории каких-то там эйджел. В конце концов, они не сделали нам ничего плохого. Зато, в связи со скорой утратой нами государственной самостоятельности, меня очень беспокоит то господствующее положение, которое Германия вообще и немцы в частности могут занять в новоявленной Империи пришельцев. Мне бы не хотелось, чтобы люди, ответственные за величайшие злодеяния в истории, избежали ответственности в результате каких-либо закулисных политических договоренностей.

– Насколько нам стало известно из заявления советского правительства, – ответил госсекретарь Карделл Халл, – Гитлер и все нацистские бонзы, которых удалось взять живьем, будут осуждены открытым международным судом, и приговором этого суда может быть только смерть и забвение.

– Мне недостаточно, чтобы за преступления всего германского народа ответили только Гитлер и его прихвостни, – упрямо ответил Моргентау. – Я жажду воистину библейской мести – око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Когда пришельцы только объявились, я думал, что они – мстители за наш несчастный и гонимый народ, но оказалось, что это совсем не так. Месть не свершилась, и немецкий народ вместо всеобщего уничтожения отделался только легким испугом.

– Об этом, Генри, – с хмурым видом произнес Рузвельт, – вам лучше и не заикаться, чтобы не злить пришельцев. Как говорит миссис Перкинс (и я ей верю), Германия – очень важный элемент в их стратегии. Не менее важный, чем Советская Россия, и значительно более важный, чем Соединенные Штаты. Нас они, в крайнем случае, могут решиться уничтожить, а вот Германию – никогда. И, как я понимаю, даже все несчастья еврейского народа, вместе взятые, не заставят их изменить своего решения. Так что постарайтесь забыть о своих мечтах и относитесь к обстановке объективно. В любом случае, несмотря на все сказанное в этом кабинете, а может, и благодаря этому, я принял решение подписать «Соглашение о Присоединении», вне зависимости позиции Конгресса…

– Должна сказать, мистер президент, – произнесла Фрэнсис Перкинс, – что в случае подписания этого Соглашения всех находящихся в этом кабинете, а может, и кое-кого еще, ждет имперское гражданство первого класса. Это положение в империи сопряжено со множеством приятных особенностей. Так, граждане первого класса подлежат только личному суду императора, а еще они могут воспользоваться всеми возможностями имперской медицины. В частности, вас, мистер президент, пришельцы предлагают излечить от последствий полиомиелита и провести над вами операцию по стабилизации старения, которая придаст вам вид полного сил импозантного сорокалетнего мужчины. Вот посмотрите на меня, а ведь это был только предварительный сеанс…

– Я вас понял, миссис Перкинс, – сухо кивнул Рузвельт, – в любом случае, я подписал бы это соглашение и без этой взятки…

– Вы не поняли, мистер президент, – вздохнула та, – это не взятка, а ярмо на шею. Имперский гражданин первого класса обязан трудиться там, куда его пошлет империя. До тех пор, как там говорят, глаз остер и рука тверда. Вот вам и обеспечивают остроту взгляда и твердость руки еще лет на пятьдесят, не меньше. Переходной период – это крайне ответственное время, и президент должен ему соответствовать.

11 сентября 1941 года, полдень. Витебская область, деревня Обухово в 10 километрах севернее Орши, позиции 4-й танковой бригады.

Командир бригады, полковник Катуков Михаил Ефимович.

Три дня с пятого до восьмого сентября мы во взаимодействии со стрелковыми частями упорными боями вытесняли потрепанную германскую пехоту на старые рубежи. При этом нам не пришлось больше проводить никаких лихих рейдов, – основную роль в наступлении играла пехота, а наши танки оказывали ей поддержку в случае упорного сопротивления противника. В основном наши машины работали подвижными огневыми точками, снайперской стрельбой подавляя вражеские пулеметы. Ну а если к рубежу открытия огня подъезжал КВ-2, немцам оставалось только готовиться к земле. Видимо, такое планировалось заранее, потому что больше половины боекомплекта, загруженного в башни, составляли как раз осколочно фугасные снаряды. Показали себя и БТ-7Р – их пушечные спарки выметали вражеские огневые точки будто огненной метлой. Еще следует отметить ювелирную работу артиллерии, расчищавшей дорогу наступающим войскам шквальными огневыми ударами, и парящих в небесах «белых защитников», полностью закрывших небо от люфтваффе и оказывавших точечную поддержку наземным войскам.

Впервые за эту войну я участвовал в операции, которую координировали тактики темных эйджел, и могу сказать вот что. ТАК воевать не только можно, но и нужно. Разве мог я себе представить, что до меня будет доводиться разведывательная информация в масштабах всего фронта, и, больше того, данные эти будут обновляться немедленно – сразу, как их получит товарищ Ипатий на космическом крейсере. И точно так же эту же информацию с той же скоростью будут получать командиры других танковых бригад и стрелковых дивизий, а артиллерийский огонь будет переноситься с одной цели на другую с такой виртуозностью, как будто там, наверху, этим делом заправляет хороший дирижер. В самом конце операции, стоило нам только начать оказывать давление – как противник сам убирался с нашей дороги, не желая подвергаться полному уничтожению.

Все остановилось, как только мы вышли на рубежи, с которых за шесть дней до того началось немецкое наступление. Страшное смертное поле – здесь наши войска весь световой день держались против натиска двух немецких моторизованных корпусов, а потом отошли по приказу, открывая врагу дорогу в смертельную ловушку. Никто не успел убрать ни сгоревшие остовы вражеских танков, ни разбросанные повсюду тела в серых мундирах. Вражеские похоронные команды только начали свою работу, и только кое-где трупы дойче зольдатенов были выложены на землю аккуратными рядами – очевидно, для последующего захоронения. Остались на месте и развороченные воронками линии траншей, разбитые пушки и обрушенные блиндажи, в которых до конца стоял шестьдесят девятый стрелковый корпус. Тут, на этом месте, тысячи советских бойцов и командиров погибли ради того, чтобы эта война закончилась как можно скорее.

И вот тут, когда на внешнем обводе окружения враг был отброшен на исходные рубежи, а за нашими спинами, как крупные рыбины в верше, бились в истерике три немецких моторизованных корпуса, угодивших в специально приготовленную ловушку, поступило два невероятных сообщения. Первое – о том, что космический ОСНАЗ захватил Гитлера и всю свору его ближайших помощников. И второе – о заключении перемирия с Германией и начале мирных переговоров. Уже потом стало известно, что в Берлине произошел военный переворот и власть взяли генералы, которые с самого начала были против войны с Советским Союзом. Я даже могу предположить, что они могли сказать в свое оправдание. Мол, мы люди военные, давали присягу и вынуждены выполнять приказы. А теперь, когда Гитлера больше нет и нас не держит присяга, мы все поняли и раскаиваемся, а потому просим нас понять и простить. При этом солдатский телеграф (а он все знает) донес, что Германию к себе на перевоспитание забирают товарищи с космического крейсера, на самом деле тоже являющиеся коммунистами, только немарксистского толка, остальная же Европа превратится в новые республики СССР[26]26
  На самом деле такой слух был специально пущен с подачи Малинче Евксины, чтобы даже на короткое время не пошли пессимистические разговоры в стиле «Сталин все слил».


[Закрыть].

А сегодня утром выяснилось, что все это правда. И даже более того – подписание «Соглашения о Присоединении» с Германией, ставящее точку в этой войне, будет происходить не где-нибудь, а на нейтральной полосе между нашими и немецкими позициями, среди разбитых и обгорелых германских танков. Так сказать, чтобы подписанты с противоположной стороны (такие люди сами никогда лично не бывают на поле боя) своими глазами увидели, что стало с теми, кто напал на СССР. Наглядный урок того, что все пошедшие на нас войной завоеватели непременно кончают в одном и том же месте, и это место – братская могила. И что самое интересное – стало известно, что все будет происходить как раз в полосе ответственности моей бригады. Германия и в самом деле признает свое поражение и сразу после подписания Соглашения разоружает свои войска, находящиеся на нашей территории, и начинает их вывод обратно к себе на родину-фатерлянд. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день – война окончена и пора собираться по домам, что касается и РККА. Правда в отличие от немцев, которые должны разоружиться немедленно, нам еще предстоит занять всю Европу и установить в ней свои советские порядки (а это потребует определенного времени).

И вот на нейтральной полосе, на относительно ровном клочке земли, между двумя группами подбитых вражеских танков установили стол и несколько стульев. Небо за последние два дня очистилось, стало бледно-голубым, а неяркое осеннее солнце получило возможность радовать землю своими лучами. Чтобы предотвратить провокации – хоть с нашей, хоть с немецкой стороны – место подписания соглашения заблаговременно взял под охрану космический ОСНАЗ пришельцев. Мне самому еще не доводилось взаимодействовать с этими массивными, облаченными в тяжелую персональную броню воительницами, но в стрелковых частях тринадцатой армии, с которыми мы взаимодействовали в последние дни, есть множество бойцов и командиров, дравшихся с ними плечом к плечу еще в Минском сражении. Рассказы самые восторженные. Как об их силе, мощном вооружении и отваге, так и о чувстве товарищества, которое они проявляли в отношении наших бойцов. А вот у немцев воспоминания об этих великаншах несколько другие. Когда они их видят, то стремятся забиться в какую-нибудь глубокую дырку, чтобы сидеть там и не отсвечивать, а иначе будет очень плохо.

Я уже думал, что все самое интересное мне придется издали наблюдать в бинокль, но тут к НП моей бригады подъехала легковая машина, и из нее вышел командующий тринадцатой армией генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский.

– Ну что, Михаил Ефимович, – сказал он мне, – пойдем со мной, потому что заслужил.

И мы пошли. Втроем, потому что товарища Рокоссовского неотрывно сопровождала тактик-лейтенант из темных эйджел. Константина Константиновича я знал еще с довоенных времен, когда командовал двадцатой танковой дивизией в его девятом механизированном корпусе. Под его командованием мы дрались по Клеванью, потом его послали в Минск, рубиться с немцами на самом ответственном рубеже, а мы поехали в тыл на переформирование. И вот, поди ж ты – в самом конце война снова свела нас в одном месте и в одно время… Пока мы шли, я постарался повнимательнее присмотреться к своему командующему. Вроде бы он почти не изменился: все такой же внимательный взгляд, открытая улыбка и легкий шаг… Видна только небольшая усталость и морщины на лбу, придающие ему озабоченный вид, будто товарищ Рокоссовский знает то, что недоступно простым смертным. А может, и в самом деле знает – к кому попало, небось, адъютанта из темных эйджел не приставят.