Текст книги "Герой империи. Сражение за инициативу"

– Все правильно, товарищ Малинче, – согласился Верховный Главнокомандующий, – идейный надлом в таких случаях неизбежен. Если солдаты перестают понимать, за что сражаются, то неизбежны разброд и шатания. Быть может хоть теперь, убедившись в бредовости расовых идей своего фюрера, немецкие рабочие и крестьяне наконец-то вспомнят о классовой солидарности и пролетарском интернационализме.

– Отнюдь, – покачала головой Малинче Евксина, – этнокультурная психодоминанта народа дейчей чужда идее социализма в том виде, в каком ее усвоил русский народ. Для того, чтобы это стало возможно, необходим долгий процесс трансформации. Дейчи действительно готовы перейти в новую веру, что, правда, совсем не означает, что они готовы обратиться в ваш архаический большевизм. Образ Империи ближе к внутреннему психотипу дейчей и выглядит в их глазах гораздо привлекательней. Многие из них готовы служить Империи и рисковать ради нее жизнью, но не хотят никаких резких изменений в своем образе жизни. Мы можем предоставить им такую возможность, проводя изменения постепенно, вместе со сменой поколений. По-настоящему все решится тогда, когда школы массово начнут заканчивать поколения, обучавшиеся уже при новой власти. Всех остальных, которые старше, придется не учить, а переучивать, а это уже не так надежно.

– Допустим, вы правы, – недоверчиво хмыкнул вождь, – но какое отношение это имеет к нашим военным делам, ведь до момента, когда мы сможем приступить к перевоспитанию немецкой нации, пройдет еще немало времени?

– Самое прямое, товарищ Верховный Главнокомандующий, – ответила Малинче Евксина, – данные глобального психосканирования показывают, что критический поворотный момент в сознании народа дейчей наступил уже сейчас. Поражение выглядит в их глазах неизбежным, а нынешний вождь ведет себя как маньяк, который тащит их за собою в ад. Если мы в течение ближайших сорока восьми часов сумеем устранить или пленить господина Гитлера, синхронизировав нашу операцию с действиями здоровых антигитлеровских сил в верхушке дейчей, то есть все шансы закончить эту войну победой в одно касание.

– Да, это так, – подтвердила Ватила Бе, – у нас в резерве имеется один батальон штурмовой пехоты смешанного комплектования, не задействованный в битве у Орши, а также транспортно-ударная группировка, которая доставит его к цели и обеспечит огневую поддержку десанту. Конечно, мы могли бы накрыть гнездо врага плазменной бомбой, но нам кажется, что взять вражеского вождя живьем вместе со всеми документами будет гораздо полезней. Единственный прямой наследник господина Гитлера – некто Гейдрих, который мог бы претендовать на власть после устранения вождя – находится сейчас в одном с ним месте и будет захвачен или уничтожен вместе с ним в одно и то же время.

В кабинете вождя наступила тишина. Сталин по очереди посмотрел на Берию, Молотова и маршала Шапошникова, но и у тех вид был до предела ошеломленный. При этом генерал-майор Василевский что-то знал, но старательно делал вид, что он тут ни при чем. А знал начальник оперативного отдела ГШ РККА многое. Изучая военное искусство имперских темных эйджел, он пришел к выводу, что почетная капитуляция с переходом на сторону вчерашнего врага, для них является самым распространенным способом завершения военного конфликта.

Первым пришел в себя Молотов.

– И что, – спросил они Малинче Евксину, – мы захватим Гитлера, и на этом все кончится?

– В какой-то мере да, – уклончиво ответила та, – если товарищ Ватила Бе и ее подчиненные все сделают правильно, то война на этом закончится и русские с дейчами перестанут убивать друг друга. Но, с другой стороны, для нас с вами, как для дипломатов, работа только начнется, ведь с Германией также придется подписывать Соглашение о Присоединении, в котором права и обязанности сторон, а также взаимодействие двух систем во время переходного периода, будут расписаны со всевозможной тщательностью.

Берия хотел было уже что-то сказать, но Сталин бросил в его сторону такой тяжелый взгляд, что генеральный комиссар госбезопасности даже поежился.

– Лаврентий, – сказал Вождь, – сейчас не время затевать ненужные споры. Мы с товарищем Малинче уже несколько раз обговаривали ситуацию с послевоенной Германией и пришли к выводу, что одно государство с двумя несколько различными социальными системами – это лучше, чем война до полного разорения. Единственным безусловным требованием к новым германским властям с нашей стороны должен быть их отказ от человеконенавистнической нацистской идеологии, осуждение государственных преступлений гитлеровского режима и предоставление свободы деятельности коммунистической и социал-демократической партиям. Все остальное может стать предметом обсуждения.

Неожиданно свои «пять копеек» в обсуждение внес каперанг Малинин.

– У монеты две стороны, – сказал он, – орел и решка, но они не конфликтуют друг с другом, а взаимно дополняют и составляют единое целое. Также и Советский Союз с Германией, в рамках единой Империи, должны взаимно дополнять друг друга, когда сильные стороны складываются, а слабые аннулируются.

– Мы вас поняли, товарищ Малинин, – сказал Верховный, потом, немного помедлив, добавил: – товарищи, есть мнение, что необходимо одобрить операцию по инверсии и присоединению Германии к Советскому Союзу и возложить ответственность за ее проведение на товарищей Малинина, Малинче Евксину и Ватилу Бе. Чем быстрее мы закончим эту ненужную нам войну, тем будет лучше для всех.

7 сентября 1941 года, 23:55, Бобруйская область, Кировский район, деревня Любоничи, полевая база второго батальона штурмовой пехоты.

Командир батальона капитан штурмовой пехоты Ария Таним.

Известие о том, что мы пойдем брать главное вражеское логово, после чего войне придет конец, наполнило нас радостью и оптимизмом. Мы – это батальон штурмовой пехоты, развернутый из моей роты. Местные солдаты, которые, сменяя друг друга, дрались вместе с нами в Минске, а потом попали в госпиталь, снова вернулись и встали в общий строй. Мои храбрые мальчики с седыми головами – они дрались рядом с нами, несмотря та то, что не имели необходимых для этого биологических адаптаций, специальной подготовки и защитного снаряжения. Скажу честно – там, в Минске, когда на каждого из наших было по десять дейчей и силы врага все время нарастали, потому что к нему постоянно подходила подмога, наши мальчики делом доказали, что они достойны гордого звания русских солдат.

Но теперь-то все более или менее встало на свои места. Биолаборатория нашего крейсера произвела достаточное количество сывороток и вакцин, чтобы личный состав местного происхождения получил почти полный курс биологической подготовки и по уровню живучести максимально приблизился к имперским егерям. Почти – это потому что некоторые прививки в Империи делают сразу после рождения, и во взрослом возрасте восполнить это упущение уже не удается. Кроме того, мне удалось добиться, чтобы на мой батальон даже местным солдатам выделялся усиленный паек, ведь вместе с медикаментозной обработкой у нас шли усиленные тренировки, а эти процессы требуют огромного количества энергии. Поэтому мои мальчики хоть и не в самой лучшей физической форме (полутора месяцев для этого все-таки недостаточно), но тем не менее способны дать сто очков вперед местным солдатам.

И последнее. В мастерских крейсера для штурмовых пехотинцев местного происхождения изготовили защитные комплекты – не такие крепкие и надежные, как наши, но у местных все равно и близко нет ничего похожего. Наш комплект, даже если его удастся сделать не на заводе, а в мастерских, ни один из нормальных людей просто не сумеет носить, ибо вес его огромен. А мы в такой защите способны какое-то время играть в местную игру «футбол», только скажу честно, что это получается крайне утомительное занятие. Еще комплекты защиты для местных солдат не снабжены генераторами защитного поля. Во-первых – их производство, а не ремонт в мастерских будет ужасно медленным, а во-вторых – это дополнительный вес, которого и так уже немало навешано на наших бойцов из местных. Но даже так наши мальчики в новой экипировке выглядят достаточно солидно и внушительно, даже при том, что им недостает нашей величественности.

И вот, построив батальон, я объявляю личному составу предстоящую задачу. Мои девочки восприняли это спокойно (для них это обычное задание в череде многих), но вот местные солдаты пришли в необычайное возбуждение. Для них это невероятная честь – собственными руками поставить точку в ожесточенной войне, пленив или уничтожив вражеского предводителя, являющегося квинтэссенцией зла. А мы-то думали, что о нас забыли, и ворчали, когда два других штурмовых батальона бросили в битву, а наш, будто в насмешку, оставили в резерве. Но получается, что это именно нам выпал самый большой приз из всех возможных. Мы, в штурмовой пехоте не шибко разбираемся в стратегии, но не надо иметь голову такую же большую, как и у эйджел, чтобы понять, что если нас посылают на штурм гнезда вражеского вождя, то, значит, и конец войны тоже очень близок. Вроде бы фронт стоит еще достаточно далеко от границ страны Германия, но это ничего не значит. Свою прошлую Великую войну местные дейчи проиграли еще тогда, когда на землю их фатерлянда не сумел ступить ни один враг.

Сразу после заката на площадку возле нашей временной базы опустилась наша транспортная группировка: все три штурмовых и пять грузовых шаттлов. Сначала штурмовые шаттлы выбрасывают на цель авангард десанта, который захватывает плацдарм и устанавливает периметр, а потом на эту, уже захваченную, площадку, прибывают тяжелые транспортники, доставляющие подкрепления. Если речь идет о гнезде светлых эйджел, то их матроны, поняв бессмысленность сопротивления, зачастую принимали решение о капитуляции еще на раннем этапе операции, в силу чего подкреплениям следовало только без единого выстрела занимать территорию.

Но тут все должно быть совсем не так. Предполагалось, что вождь страны Германия будет сопротивляться яростно, как загнанная в угол крыса, а в самом конце постарается ускользнуть от возмездия, приняв смертельный яд. Вот этого желательно избежать. Ватила Бе и Малинче Евксина сказали, что этот скунс нужен им живым и способным говорить. А это значит, что никаких игр в нашем стиле допускать с ним не следует, тем более что генетические достоинства этого самца весьма сомнительны. Генетический материал такого уровня положено сразу отправлять в канализацию, а не использовать для размножения.

Сопровождать наш батальон в полете и поддерживать высадку огневыми ударами будет истребительная эскадрилья, которой командует пилот-капитан Алия Ту. Эта чистокровная темная эйджел, как и все из их породы, является ужасной гордячкой, не замечающей ползающих по поверхности короткоживущих. Пилоты шаттлов в этом смысле значительно более человечны, ведь они работаю с нами рука об руку, являясь частью одной команды, и их чувство клановой солидарности распространяется и на тех, кто сидит у них за спиной, в грузовом отсеке. Кроме того, пилотами истребителей и командирами экипажей бомбардировщиков, как правило, становятся чистокровные темные эйджел, а вот шаттлами в большинстве управляют полукровки. А полукровкам бывает не чуждо ничто человеческое, и в этом смысле они обращают внимание на наших мальчиков. У всех наших солдат из местных имеется высокий рейтинг успешности, а многие из них еще и стали довольно привлекательны внешне как самцы.

Привозит, значит, шаттл снабжение, а тут батальон в полном составе занимается физическими упражнениями: девочки – в маечках, обтягивающих «достоинства», а мальчики – голый торс. И только пот блестит на бугрящейся мускулатуре. От такого зрелища любые женские мозги получаются всмятку. Мне лично дорог мой генерал, который еще пару раз приезжал ко мне на побывку и сделал свое дело, оставив внутри меня маленькую искорку новой жизни, а вот все прочие такой стойкостью не обладают. Первой жертвой наших красавчиков стали местные деревенские девки, которые от вида такой брутальной мощи теперь аж кушать не могут. Потом наши мальчики очаровали пилотов шаттлов, а уж затем недели две назад к нам приехали представители местных средств массовой информации. Там были съемочная киногруппа, фотографы от главных газет и известный местный поэт и писатель Константин Симонов.

Ватила Бе заранее предупредила меня, чтобы я не возражала. А я что – я не против, доброе слово, оно и горху приятно. Мы, «девы дойны», к таким вещам почти равнодушны, зато наши мальчики получили свою минуту славы, сделавшую их известными по всей стране Эс-Эс-Эс-Эр. Сначала операторы и фотографы фиксировали на пленку наши физические тренировки. Как сказал товарищ Симонов, само по себе это очень сильное зрелище. А потом, когда тренировки закончились и после обеда батальон был построен при полном параде, нашим гостям довелось наблюдать, как генерал Рокоссовский, который как бы считается шефом местной штурмовой пехоты, вручал моим девочкам и мальчикам боевые награды за Минскую операцию. Все правильно. Под его командой мы в Минске дрались, вместе победили врага, и отошли без критических потерь – а теперь он вручает нам награды. Всем досталось по специальной бронзовой медали «За оборону Минска», серебряной медали «За отвагу», а также, в соответствии с личными заслугами, многие были награждены орденами «Боевого Красного Знамени» и «Красной звезды». Для тех кто был представлен к званию героя страны Эс-Эс-Эс-Эр, награждение еще впереди, ибо его производят только в столице, городе Москве. В итоге фотографы и операторы киноаппаратов уехали обратно, а товарищ Симонов остался с нами. Говорит, что хочет написать книгу о героях минского сражения. Но мне кажется, что теперь в этой книге будет еще одна глава: «Как мы ловили Гитлера».

8 сентября 1941 года, 00:15 по Берлину. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».

Известие о полном окружении панцергруппы Гота (точно так же, как двумя месяцами ранее был окружен, а потом и разгромлен Гудериан) привело Гитлера в состояние полного шока. О захвате Смоленска речи даже не шло: примерно на полпути к этому городу русских немецкие ролики напоролись на вторую линию обороны, не менее прочную, чем первая, и, теряя пробивную силу, увязли в ожесточенных боях. А тут еще эти внезапно хлынувшие проливные дожди и низкое коварство русских большевиков, перепахавших подступы к своим позициям, будто поля под посадку картошки. Если верить донесениям генерала Гота, то великолепные германские панцеры вязли в непролазной грязи по самое брюхо, после чего пушки русских расстреливали их как на полигоне.

И в то же время эта грязь не помешала контрудару русских, перерезавших единственную магистраль, по которой к прорвавшейся группировке поступало снабжение. Не прошло и нескольких часов, как на пути у немецких войск, желающих пробить себе коридор жизни, вырос неприступный редут, основным костяком которого стали монструозные солдаты пришельцев из будущего. Бои в перерезанной горловине прорыва шли уже двое суток, и если на внутреннем обходе большевики и пришельцы стояли нерушимо, как скала, то внешние рубежи медленно и неудержимо отжимались… в западном направлении. Шаг за шагом большевистские войска, усиленные небольшими группами панцеров, медленно выдавливали истощенную предыдущими боями германскую пехоту, стремясь занять прежний рубеж обороны и выровнять фронт.

Как удалось выяснить германской разведке буквально в последние часы, в бой под Дубровно была введена свежая большевистская армия, сформированная из солдат, имевших большой опыт боев в Минске. Большевики не расформировали эту группу и не расстреляли каждого второго, как можно было надеяться, а дополнительно усилили ее свежими войсками, назвав «новой тринадцатой армией». Очевидно, большевистский вождь рассчитывал, что ее несчастливый номер принесет несчастье только противостоящим ей германским войскам. Выдержав на подготовленных рубежах натиск сначала 3-й танковой дивизии, а потом и 48-го моторизованного корпуса, эта армия привела их в крайне растрепанное состояние, а потом и сама перешла во встречное контрнаступление. И это неудивительно, если вспомнить, какие потоки немецкой крови текли по земле во время минского сражения. Гитлеру докладывали, что оборонявшие город солдаты были самыми отъявленными большевистскими фанатиками, отказывающимися сдаваться в плен в любых обстоятельствах. Они специально прорывались к Минску из котлов, образовавшихся западнее этого русского города, чтобы встать под знамена успешного командующего и снова вступить в бой.

И вот опять контрудар большевистских маньяков-фанатиков с легкостью опрокинул честных германских солдат, которые теперь вынуждены отступать по колено в грязи, а с востока, из глубокого большевистского тыла, к фронту подходят все новые и новые контингенты. Теперь, когда большевикам удалось частично разгромить, частично окружить последнюю подвижную ударную группировку вермахта, подавляющее преимущество Красной Армии в численности может стать решающим фактором. Германские дивизии, которые сейчас держат фронт, обескровлены предшествующими сражениями и потеряли значительную часть своей боеспособности. Пройдет еще немного времени – и под неудержимым натиском красных орд этот хлипкий заборчик рухнет, впуская в Германию большевистский потоп. И все это усугубляется висящим в небесах, будто дамоклов меч, космическим крейсером пришельцев. Именно там находится тот всевидящий разум, который оплодотворил собою дикую славянскую стихию и обрушил германскую мечту о мировом господстве.

Гитлер бегал вокруг стола с расстеленной на нем картой и все никак не находил того гениального решения, которое позволило бы если не предотвратить, то хотя бы отодвинуть катастрофу. Чтобы лучше думалось, он приказал адъютанту поставить на патефон пластинку с музыкой из «Нибелунгов», но даже Вагнер был не в силах помочь ему достичь того состояния мысли, в котором смертный человек равен бессмертным богам. Поражение, причем в самом ближайшем времени, было неизбежно. Резервы (если можно так назвать те жалкие ошметки, которые еще есть возможность соскрести с оккупированных стран) никак вовремя не успевали к месту событий.

Фюреру германской нации, задыхающемуся от приступов бессильной ярости, уже слышался сатанинский хохот, доносящийся с небес, – и в этот момент в бункере неожиданно погас свет и почти одновременно, приглушенные толщиной двухметровых[22]22
  По первоначальному проекту крыша и стены фюрер-бункера имели толщину в два метра, до шести метров толщину железобетонной защиты нарастили в 1943 году под страхом англо-американских бомбардировок тяжелыми бомбами.


[Закрыть] бетонных стен, едва слышно завыли сирены тревоги. Ярость тут же сменилась холодным потом и дрожью, пробивающей до самых печенок. Гитлеру сразу стало ясно, что его время вышло, и та сила, которая уже сломала все его планы, теперь явилась за ним самим, чтобы забрать в свой ужасный плен. Именно плена он боялся больше всего. Там его будут пытать и унижать, заставляя смотреть на то, как гибнет его любимое детище – Третий Рейх великой германской нации, а его месте под солнцем пышно распускается дикая славянская стихия…

Не желая переживать ничего подобного, Гитлер уже было лапнул кобуру с пистолетом – то ли чтобы возглавить сопротивление и пасть с оружием в руках, то ли с намерением немедленно застрелиться и не видеть всего надвигающегося на Германию кошмара. Но в этот момент его пронзил приступ непонятного оцепенения: захотелось свернуться клубком в позу эмбриона и так тихо лежать, не думая ни о чем. Пытаясь бороться с накатившей слабостью, фюрер германской нации вдруг понял, что его сковал паралич. Оставаясь в полном сознании, он был больше не в состоянии пошевелить ни одним своим членом. Он попытался позвать на помощь, но из горла вырвался только бессильный сип. Унизительное состояние – лежать в полной темноте и ждать, когда о твою тушку кто-нибудь споткнется…

И только патефон продолжал играть Вагнера до тех пор, пока не закончилась пластинка.

А снаружи фюрер-бункера, за его двухметровыми стенами, в это время и в самом деле творилось настоящее светопреставление. В холодном ночном воздухе почти бесшумно скользили серые тени имперских истребителей и шаттлов, ярко пылали казармы охраны, командный пункт службы безопасности с офисом и квартирой начальника телохранителей штандартенфюрера Раттенхубера, а также резервная дизельная электростанция и другие объекты в зонах безопасности номер два и номер три. Полыхало пламя и на расположенном рядом с «Вольфшанце» аэродроме. Большая часть охраны погибла прямо в казармах и караульных помещениях, как и вспомогательный персонал (кроме секретарш и стенографисток, для которых было сделано исключение). Фактически из всего «Вольфшанце» прицельной бомбардировке бомбами калибра пятьсот и двести пятьдесят килограмм, а также обстрелу лучами смерти не подвергся только маленький пятачок в окрестностях фюрер бункера, включавший в себя то само злосчастное общежитие секретарш-стенографисток, и бункер-квартира генерала Кейтеля. Вместо того эти здания подверглись обстрелу мощными стационарными парализаторами, установленных вместо штатного вооружения на двух истребителях из десяти.

И именно туда штурм-шаттлы высадили три первых ударных взвода: один из был нацелен на логово главного злодея, второй – на квартиру его прихвостня Кейтеля, а третий – на общежитие секретарш и стенографисток. Ограждение из колючей проволоки, протянутое вокруг территории зоны наивысшей безопасности, теперь помогало захватчиком обеспечить за ней полный контроль, ведь покинуть это место или проникнуть в него можно было только в двух местах, где раньше располагались разбомбленные КПП. Сразу после установления контроля над этой огороженной территорией (для чего, правда, пришлось немного пострелять из легких лазерных ружей и ручных пулеметов Дегтярева, которыми были вооружены штурмпехотинцы) к месту работы на транспортных шаттлах прибыли штурмовые группы. Выстрелами тяжелых лазерных ружей они с легкостью вскрыли стальные двери фюрер-бункера и штаб-квартиры Кейтеля и ворвались внутрь.

Но боя как такового не получилось. Защитники были или полупарализованными (отчего двигались как вареные), или, свернувшись в позу эмбриона, лежали без чувств. Первым – удар прикладом по шее, чтобы понимали, что даже попытка сопротивления чревата большими проблемами, вторых – подобрать, поднять на носилки и вынести на свежий воздух для переправки по назначению. Собственно, батальон штурмовой пехоты для этой операции требовался потому, что, помимо захвата и уничтожения главного фигуранта, требовалось выгрести из его логова и штаб-квартиры Кейтеля огромное количество разного рода бумажных документов, которые требовалось упаковать, погрузить на шаттлы и отправить в Москву, чтобы с ними в дальнейшем занимались специалисты. И все время, пока будет идти вывоз документации, территорию «Вольфшанце» следовало удерживать от проникновения разного рода реваншистов, стремящихся освободить фюрера и сделать Германию снова великой.

Гитлер лежал лицом к двери – и поэтому сразу же увидел яркий бело-голубой свет фонаря, появившийся в раскрывшемся дверном проеме. Этот свет резал глаза, а у него даже не было возможности смежить веки, чтобы не видеть этого ужасного режущего сияния. Потом он почувствовал (примерно так же, как может чувствовать деревянная кукла), что его телу расправили ноги-руки, попутно освободив от пояса с пистолетной кобурой и оборвав воротник мундира, в котором была зашита ампула с цианистым калием, после чего подняли безвольную тушку на носилки и понесли на выход. Это были огромные существа, раза в полтора или даже два превосходившие обычных людей. Их тела были закованы в доспехи, напоминающие рыцарские.

Носилки вынесли из бункера, и тут Гитлер увидел вполне обычных русских солдат, которые ассистировали великанам. То есть обычными были только их размеры, а экипировка и вооружение заставляли Гитлера думать, что он сошел с ума или все это ему только снится. Русские и великаны обменялись несколькими словами на их варварском славянском языке, после чего фюрера германской нации как бесчувственное бревно загрузили внутрь летательного аппарата, где сняли с носилок и усадили на жесткое сиденье, зафиксировав ремнями. Некоторое время спустя рядом усадили еще кого-то, а у него даже не было возможности повернуть голову и посмотреть на то, кто это был. Таких безвольных кукол, которых сажали на отведенные места, было много, очень много. Где то в отдалении шла вялая перестрелка, но никто не рвался из последних сил к фюрер-бункеру для того, чтобы освободить любимого вождя. Гитлеру хотелось выть, кричать, бесноваться и кататься по полу, но тело ему не подчинялось, и он посчитал это еще одной ужасной пыткой. Все хорошее в его жизни закончилось навсегда…

Тогда же и там же. Любовница Гитлера Ева Браун.

Вот и ОНО… То, чего все эти последние дни я и ждала, и боялась, леденея при одной мысли об ЭТОМ. В том, что ЭТО однажды случится, я не сомневалась. Уверенность эта стала крепнуть во мне четыре дня назад, когда во сне я увидела наш крах, наш полный и безоговорочный конец, окрашенный всеми оттенками ада. Я ни с кем не обсуждала свои предчувствия, но мне казалось, что и остальные испытывают нечто подобное, что и к ним приходят по ночам их персональные демоны… Да, и Кейтель, и Гейдрих, и все остальные – все ходили будто придавленные тем же ужасным грузом. Да-да, именно так: в их глазах тоже мелькала обреченность. Ибо все мы тут – виновны, и возмездие ждет каждого… Мне мнилось, что где-то в небесах тикают гигантские часы, и как только время выйдет, за нами сразу придут новые хозяева этого мира.

И они пришли… сначала в бункере отключилось электричество. Все лампочки разом погасли, и наступила зловещая темнота, как в склепе. «Началось…» – мысль эта придавила меня и я, сделав глубокий вздох, села в кресло, которое с трудом нашла на ощупь. Воцарилась тревожная воцарилась тишина, в которой каждый звук заставлял вздрагивать и замирать, прислушиваясь. Я крепко сжимала зубы, вцепившись в подлокотники кресла. Нет, в этот момент мне почему-то не хотелось искать чьего-то общества… Все ЭТО я собиралась пережить в одиночестве, ведь смерть – это очень интимное дело. Но смерть медлила.

Буквально через мгновение издалека, снаружи, послышался вой сирен, и после этого со мной стало происходить что-то непонятное. Все тело стало каким-то ватным, а затем его и вовсе будто сковал паралич, так что я даже не могла пошевелить и пальцем. Мысли словно окутала липкая паутина – они ворочались в голове тяжело и медленно, и мне стоило огромных усилий сохранить ясность сознания. И даже эмоции стали притупленными; я не ощущала уже ни страха, ни замешательства, и лишь бесконечная тоска владела мной… Тоска, от которой могла избавить только смерть. Смерть! Я ждала ее, я желала ее. И при этом мне будто бы кто-то издевательски-вкрадчиво нашептывал, что смерти для меня не будет… По крайней мере, пока. Нас всех парализовали, будто накрыли ловчей сетью – а это значит, что мы попадем в плен к пришельцам и русским. Нас будут пытать, над нами станут надсмехаться – как в том моем сне… и лишь потом отправят на эшафот. Да и после смерти меня не ждет ничего, кроме вечных адских мук. А это значит, что и эта тоска тоже теперь со мной навечно… Нет! Я не хочу… Не хочу этой муки, этой леденящей тоски! Пусть лучше меня сожгут заживо!

Какой-то бред туманил мою голову. Мне казалось, что я слышу музыку… Ту самую, которую мой фюрер так любил слушать. Мне надо быть с ним… ведь мы – одно целое… Но так ли это? Я не знаю… Я ничего не знаю… Но пусть это все скорее закончится…

В то время как сама я утратила способность двигаться, острота моего зрения нисколько не пострадала. Я видела, как открылась незапертая дверь в мою комнату, как, светя перед собой яркими фонарями, вошли массивные широкоплечие существа в странных одеяниях, похожих одновременно на рыцарские доспехи и водолазные скафандры… Воины пришельцев! Те самые, что голыми руками разрывали немецких солдат на куски. Они были огромны и совсем не походили на чертей. Они подняли меня с кресла, бросили на носилки и куда-то понесли. Если меня не добили сразу же, то это точно плен. Я в плену у пришельцев из бескрайних космических далей – тех самых пришельцев, которые без всякой жалости уже убивали немецких солдат на поле боя.

Пока они меня несли, я обнаружила, что могу медленно поворачивать голову. Почему-то это меня обрадовало. Но в силу притупленности эмоций радость была вялой. Но и эта, пусть и ограниченная, свобода была ненадолго. Когда меня вынесли из фюрер-бункера, там обнаружились новые участники трагедии. Это были люди вполне обыкновенного размера, но экипированные почти так же, как экипируются пришельцы. Они были вооружены и держали оружие с той ловкой небрежностью, как это могут делать только бывалые солдаты. Я поняла, что это русские, добровольные помощники Новой Империи. Как ни странно, но они держались со своими господами почти на равных. Я не понимала, как такое может быть – ведь вполне естественно, когда сюзерен относится к своим вассалам с некоторым оскорбительным пренебрежением… Но тут все явно было не так. Один из этих русских заметил, что я чуть заметно шевелюсь и что-то сказал стоявшему радом с ним монструозному пришельцу. Реакция была незамедлительной. Пришелец вытащил из кобуры нечто, что выглядело как помесь пистолета и карманного фонаря, и направил эту штуку в мою сторону. Я уже было приготовилась к смерти, но тут вспыхнул яркий свет, как от магниевой вспышки и тело мое полностью одеревенело.

«Ну вот, Ева, – сказала я себе, – теперь ты стала похожа на куклу. Глупую куклу из фарфора, проволоки, бумаги и папье-маше. Любой, кто этого пожелает, сможет раздеть и одеть тебя, отшлепать прутиком или поставить в угол. Суда по размерам и физической силе этих существ, любой из них сможет играть с тобой как с обычной игрушкой… Впрочем, для тебя мало что изменилось. Ведь для твоего фюрера ты тоже была глупой куклой, с которой можно было поиграться, а потом, когда надоест, отставить ее в угол. Разве не так?»

Это были глупые мысли, но они непроизвольно лезли в мою голову. Запертая внутри своего одеревеневшего тела, я была готова молить о пощаде, кричать «Выпустите меня отсюда!» и обещать искупить свою вину любыми действиями, но меня никто не слышал…

И тут я увидела, куда меня несут. Это было нечто вроде большого толстого самолета, опустившегося на лужайку рядом с фюрер-бункером. Скосив глаза в сторону, так как голову поворачивать был овсе же затруднительно, я увидела широко распахнутый люк в кормовой части и… большую красную звезду на хвостовом оперении. Меня охватил еще один приступ несказанной тоски. Сомнений в том, что пришельцы и русские большевики составляют собой одно целое, больше не осталось…