Текст книги "Герой империи. Сражение за инициативу"

Попутно он присматривался к своей инструкторше по поведению. Нет, не с целью завести постельную интрижку – для этого он был слишком взрослым, а она… она выглядела сущим ребенком (хотя почти выслужила положенный сибхам максимальный срок и после этого рейда должна была уйти в отставку, имея гражданство второго класса). Гудериан уже знал, что обычно сибхи, находившиеся в самом низу имперской иерархии, даже если и попадали в армию и на флот, то служили в качестве вспомогательного персонала по десять лет и получали гражданство третьего класса, дающее минимум гражданских прав и почти не возлагавшее обязанностей. Но Алис отслужила двадцать лет, большую часть из которых провела с Ватилой Бе, и один раз даже подвергалась медицинской стабилизации, что для сибх совсем нехарактерно.

Опытный и даже в чем-то изощренный ум в теле непосредственного тринадцатилетнего ребенка по-своему впечатлял Быстроходного Гейнца, а усердие, с которым это маленькое создание исполняло свои обязанности, вызывало неподдельное уважение. Ведь усидчивость, аккуратность и умение безропотно делать мелкую кропотливую работу, не теряя внимания и не утомляясь, входили в число главных добродетелей, приписываемых германской нации. В жены Гудериан бы ее не взял, но считал, что в качестве управляющего имением Алис была бы идеальна. И плевать на маленький рост и тихий голос. Придать ей в качестве помощника отставного сержанта имперской штурмовой пехоты – и даже самые упрямые болваны из пеонов будут ходить по ниточке…

Гудериан уже примерял к себе роль высокопоставленного имперского генерала, надеясь поиметь с этой роли даже больше, чем ему обещал бесноватый ефрейтор. Пусть не здесь, на Земле, где устанавливаемые Империей порядки Метрополии не позволят ему ничего подобного «поместью с рабами». Пусть это случится там, на других планетах, через много-много лет (стабилизация позволяет жить долго); он намеревался построить свой замок, еще раз обзавестись женой и детьми и воспитать из них истинных германских воинов, достойных носить фамилию Гудерианов.

1 сентября 1941 года, 11:15. США, Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет.

Присутствуют:

Президент Соединенных Штатов Америки – Франклин Делано Рузвельт;

Вице-президент – Генри Уоллес;

Госсекретарь – Корделл Халл;

Министр финансов – Генри Моргентау;

Министр внутренних дел – Гарольд Икес;

Министр труда – Фрэнсис Перкинс;

Генеральный прокурор – Фрэнсис Биддл;

Военный министр – Генри Стимсон;

Министр ВМС – Франклин Нокс.

Пожилой слуга-филиппинец подкатил кресло с восседающим в нем президентом к рабочему столу главы государства в Овальном кабинете, дождался удовлетворительного кивка хозяина и, бесшумно ступая, вышел вон, плотно прикрыв за собой двери.

– Итак, джентльмены, – мрачно произнес Рузвельт, начиная разговор со своими верными министрами, – вот уже два месяца как мы живем в другой реальности, где ничего уже не может остаться таким как прежде…

– Кхм, мистер Президент, – сказал министр финансов Генри Моргентау, – вы имеете в виду ту штуку, которая вертится сейчас в космосе над нашими головами?

– Это не просто штука, Генри, – вместо президента ответил министр ВМС Франклин Нокс, – это сила, которая уже сломала германский натиск на восток и теперь влияет на мировую политику одним только своим присутствием. Наша военно-морская разведка получила данные, что в самые ближайшие дни на просторах России разразится еще одно, решающее, наступление вермахта на Москву.

– И это наступление станет для гуннов последним! – буркнул военный министр Генри Стимсон. – Я не могу представить ситуацию, при которой русские большевики и их имперские союзники не сумеют отразить вражеский натиск и нанести полчищам Гитлера решающее поражение. Судите сами. Вермахт растерял все естественные преимущества, которые имел на день начала войны, и в то же время не сумел добиться решающего успеха. Русские армии на юге, избежав разгрома и окружений, сумели отойти к оборонительным сооружениям старой границы, в то время как в центре позиции вермахту было навязано неожиданно тяжелое ожесточенное маневренное сражение, которое сожрало все германские резервы. Тот, кто руководил этим сражением с русской стороны, в первую очередь был безжалостен к собственным войскам, и только потом – к германским солдатам группы армий «Центр». Его задачей было выиграть для русской армии время на мобилизацию и переброску резервов к линии фронта, и он сделал это с максимально возможной решимостью.

– Не его, Генри, а ее, – хмыкнул Франклин Нокс. – Моим людям удалось выяснить, чьи руки двигали большевистские дивизии будто пешки по шахматной доске. Эту особу зовут мисс Ватила Бе. В имперском флоте у нее было звание, аналогичное нашему коммандеру, но большевистский вождь был настолько восхищен ее работой, что сразу же произвел в генерал-лейтенанты и назначил главным консультантом генерального штаба…

– Гуннов разгромила баба?! – со смесью удивления и недоверия воскликнул военный министр Симсон, чем вызвал неприязненный взгляд со стороны единственной женщины в данном собрании – министра труда Фрэнсис Перкинс.

– Ну, – военный министр Франклин Нокс наслаждался своей осведомленностью, – обычной бабой эту особу не назовешь. Судя по описаниям, которые нам удалось раздобыть, это худая, как жердь, мулатка примерно двухметрового роста, с головой размером с баскетбольный мяч. Большой мозг и хищные инстинкты дикого зверя делают ее непревзойденным специалистом по планированию военных операций. Неудивительно, что дядя Джо, к тому моменту оказавшийся в откровенно паршивой ситуации, ухватился за эту особу как за благословение Господне. Немецких генералов, попавшихся ей по пути, она кушала на завтрак вместо поджаренного бекона.

– Ужас, – передернул плечами вице-президент Генри Уоллес, – как представлю, сразу мороз по коже…

– А вам-то чего пугаться? – с видимым безразличием произнес Франклин Нокс, – вы же давно ждали мудрых учителей из Шамбалы[8]8
  В молодости вице-президент Уоллес был сторонником учения Николая Рериха Агни-Йога вместе со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Во-первых – у него были определенные знакомства в этой среде, во-вторых – он имел репутацию человека немного не от мира сего.


[Закрыть] – и вот дождались. К тому же сдается мне, эти имперцы, если уж они смогли подружиться с дядюшкой Джо, даже большие социалисты, чем вы сами.

– Быть социалистом не грех, – строго произнес Рузвельт, обращая на себя внимание присутствующих, – грех потерять при этом края реальности и начать наводить справедливость там, где ее не может быть по определению. Насколько нам известно, экипаж имперского крейсера тоже отнюдь не рвется восстанавливать справедливость в каждом конкретном случае. К сожалению, как оказалось, американская нация отнюдь не входит в число их любимых родственников, поэтому нам рассчитывать на снисхождение с их стороны было бы несколько легкомысленно. Если бы дело обстояло иначе, то командование этого крейсера давно бы вступило с нами в дипломатические переговоры.

– Скажите, мистер президент, – спросил генеральный прокурор Фрэнсис Биддл, – удалось ли выяснить, какого рожна вообще этому крейсеру понадобилось на нашей планете? А то версия о том, что они прибыли сюда только для того, чтобы поддержать дядюшку Джо, кажется мне, мягко выражаясь, неполной. Должны же быть у них, помимо родственных чувств, еще какие-нибудь меркантильные интересы. Ну там рабы, полезные ископаемые, сельскохозяйственная продукция или свободные места для поселения…

– Скорее всего, последнее, – сказал госсекретарь Корделл Халл, – первое, что сделала команда этого крейсера, завязав контакты с дядюшкой Джо, так это попросила о вхождении в состав СССР на правах отдельной административно-территориальной единицы, полностью автономной в своем внутреннем распорядке. Из этого наши специалисты сделали вывод, что эти пришельцы отнюдь не собираются подчиняться большевистским порядкам, в итоге планируя полностью переделать под себя все большевистское государство. Так поступают глубоководные рыбы-удильщики, подманивающие к себе жертвы яркими огоньками, обещающими прогресс, а потом заглатывающие их целиком и переваривающие на благо своего организма. Только вот империи – это не рыбы. Им всегда мало одной добычи, не закончив переваривание которой голодная империя начинает новую охоту. Сейчас жертвой пришельцев стал Третий Рейх и отчасти русские. Когда все закончится, то выяснится, что русские полностью интегрированы в Империю пришельцев, а германцы с такой же тщательностью уничтожены – и в этом случае стоит ожидать победоносного марша имперской армии по Европе, после чего мы можем ожидать начало действий в нашем направлении…

– А может, и нет, – пожал плечами Франклин Нокс, – джапы вызывают у русских значительно большую ярость, чем мы, американцы. Насколько я знаю, в России, несмотря на то, что прошло уже почти сорок лет, никак не могут забыть нападения японского флота на свою базу Порт-Артур, да и позже, уже при большевиках, русские воевали с джапами, и неоднократно.

– Возможно, это и так, – покачал головой Кардел Халл, – но, как мы ни старались побудить узкоглазых дикарей напасть на русские владения на Дальнем Востоке, из этой затеи не получилось. По крайней мере, явного ответа мы не получили. Теперь у джапов есть две возможности. Или они нападают на русских и тем самым хоть немного оттягивают наш конец, или они нападают на нас – и тогда последствия могут быть самыми тяжелыми.

– Неужели, включив на полную мощность всю свою промышленность, – спросил Генри Уоллес, – мы не справимся с какими-то джапами?

– Если джапы решатся напасть на нас, – ответил вице-президенту госсекретарь Карделл Халл, – то это будет означать, что они уже договорились с пришельцами. А в таком случае нам не светит совсем ничего. – Он обвел собравшимся сумрачным взглядом. – Надеюсь, все здесь присутствующие осведомлены о том, что натворила всего одна эскадрилья имперских бомбардировщиков, нанесшая бомбовый удар по Берлину? Вы представляете реакцию нашего населения, если бомбы начнут рваться в американских городах?

– Одним словом, джентльмены, – проскрипел Рузвельт, не дождавшись от своих министров членораздельного ответа, – нам надо знать, что мы будем делать в случае войны с пришельцами. И этот вопрос сейчас главный. Поэтому вы, мистер Корделл Халл, и вы, мистер Уоллес, собирайтесь и отправляйтесь на самолете в Москву. От вашей настойчивости, Корделл, и удачи зависит будущее нашей любимой Америки. Постарайтесь не подвести ее и привезти нам мир, а не войну, если это вообще возможно. На этом все, джентльмены, до свидания.

1 сентября 1941 года, 13:20. США, Вашингтон, Белый Дом, Президентские апартаменты, Зал Договора[9]9
  Зал Договора называется так, потому что там, в 1898 году, 25-й президент Уильям Мак-Кинли подписал мирный договор с Испанией. Обычно это личный рабочий кабинет президента.


[Закрыть] (личный кабинет президента).

Присутствуют:

Президент Соединенных Штатов Америки – Франклин Делано Рузвельт;

Спецпредставитель и личный друг президента – Гарри Гопкинс;

Как лицо неофициальное, Гарри Гопкинс не присутствовал на совещании с министрами, но слышал при этом все, от первого до последнего слова. Всего-то потребовался потайной микрофон, кнопка включения которого удобно располагалась у Рузвельта под рукой рядом с кнопкой вызова слуги. Уже неоднократно мистер президент обнаруживал, что ему нужно посоветоваться со своим другом без портфеля по тому или иному вопросу, а приводить его на совещание лично нежелательно. Тем более что квартировал Гопкинс на правах старого друга тут же, в Белом Доме, и переговорить с ним можно было в любой удобный момент, когда это угодно хозяину Овального кабинета…

– Ну что, старый пройдоха, – проворчал Рузвельт, которого слуга только что ввез через дверь из Овального кабинета, – как тебе нравится все происходящее?

– Никак не нравится, – хмыкнул тот. – С дамокловым мечом над головой я чувствую себя как-то неуютно. И принесло на нашу голову этих пришельцев, чего им только у себя дома спокойно не сиделось…

– По некоторым данным, – хмыкнул Рузвельт, – у них нет дома. Они пришли к нам из какого-то иного мира, в котором все не как у нас, и теперь не могут вернуться обратно. Они – это нечто вроде корабля, который выбросило штормом на берег, населенный первобытными дикарями. И для того чтобы выжить, им нужно было выбрать племя на которое они сделают ставку, потом поглотить его, переварить и затем использовать полученную энергию в своих интересах. К моему сожалению, этим племенем оказались не мы, а русские большевики…

– И что, Фрэнки, – желчно усмехнулся Гопкинс, – ты, подобно бедному мистеру Уоллесу, тоже веришь в такую лабуду, как иные миры? Не ожидал! Впрочем, это не имеет никакого значения. Эта штука есть, она крутится у нас над головами и представляет собой серьезную опасность, потому что от немцев, которых пришельцы назначили своими врагами, сейчас летят только пух и перья.

– И как ты думаешь, Гарри, – спросил Рузвельт, – сколько времени удастся продержаться плохому парню Гитлеру, прежде чем русские и пришельцы окончательно разломают его тысячелетний Рейх?

– Я далеко не Сивилла, – ответил Гопкинс, – поэтому не жди от меня судьбоносных пророчеств, но не думаю, что это продлится слишком долго. Рождество русские и их друзья будут встречать уже в Берлине или даже в Париже. После того, как падет вермахт, перед ними будет открыта вся Европа. Старик Уинни (Черчилль) не в силах будет воспрепятствовать им хозяйничать во Франции, Бельгии и Голландии, как он не в силах был хоть что-то возразить, когда эти места оккупировал германский Третий Рейх.

– Думаю, ты прав, – согласился Рузвельт, – и мы тоже не сможем им помешать. Ни у пришельцев, ни у русских просто нет ничего такого, на что мы могли бы надавить, вынуждая их вести себя поскромнее. Мы уже ввели против них свое моральное эмбарго, но его результат только самую малость отличался от никакого. Большевики все-таки разгромили финнов и заполучили свой плацдарм на Карельском перешейке. А в эту войну финны сидят тихо как мыши и боятся даже пошевелиться, чтобы о них ненароком не вспомнили и не привели к общему знаменателю.

– А о них непременно вспомнят, – вздохнул Гопкинс, – не могут не вспомнить. Как и о прочей европейской мелочи, которая после краха Третьего Рейха останется совершенно беззащитной. И что хуже всего – со временем Альянс пришельцев с русскими обязательно вспомнит и о нашей Америке. И вот тогда нас не спасут ни два океана, ни могучий морской флот, ни вторая поправка[10]10
  Вторая поправка к американской Конституции гарантирует право граждан на хранение и ношение оружия. Поправка вступила в силу 15 декабря 1791 года, одновременно с остальными девятью поправками, входящими в Билль о правах.


[Закрыть] к Конституции. Нас попросту уничтожат, как мы когда-то уничтожили индейцев.

Рузвельт посмотрел на своего старого приятеля и вздохнул.

– Все не так плохо, Гарри, – сказал он, – хотя и приятного в сложившейся ситуации, конечно же, немного. Об этом мало кто знает, но нам удалось вступить в радиоконтакт с той штукой, которая крутится вокруг нас по орбите. Даже мои министры пока не в курсе. Как ты уже знаешь, Генри Уоллес и Корделл Халл полетят в Москву разговаривать с дядей Джо и добиваться контактов с пришельцами через него, а ты, не ставя никого в известность, полетишь прямо наверх, чтобы провести неофициальные переговоры от моего имени…

– Фрэнки, – Гопкинс покрутил пальцем в воздухе, – у тебя что, есть способ добраться до этой штуки? Насколько я понимаю, двести пятьдесят миль[11]11
  В Америке используют сухопутную метрическую милю, равную тысяче шестистам метрам.


[Закрыть] – это чертовски высоко… наш лучший бомбардировщик способен подняться тысяч на тридцать футов или около того…

– Да, Гарри, – подтвердил Рузвельт, – лично у меня способа добраться до этой штуки нет, но ты все равно на нее отправишься. Я же сказал, что нам удалось вступить с пришельцами в радиоконтакт. Плохому парню Гитлеру, когда тому это удалось, они прислали ультиматум: «сдавайся или умри», а нам (точнее, лично тебе) – приглашение прибыть к ним на борт для проведения переговоров, что все же внушает некоторый оптимизм…

– Приглашение мне лично? – ошарашенно переспросил выведенный из равновесия Гопкинс. – Откуда они, черт возьми, Фрэнки, знают, кто я такой?!

– Мне это неизвестно, – пожал плечами Рузвельт. – Эти пришельцы вообще знают много всего такого, что не положено знать простым смертным. А вот откуда им все это известно, я, прости меня, просто не знаю. Но твое имя было упомянуто особо. В качестве основного переговорщика они хотят видеть только тебя, а основная делегация будет, как говорится, только для прикрытия. О чем с пришельцами можно договориться и о чем нельзя – все это предстоит выяснить именно тебе. Времени у тебя на это будет предостаточно. Пока, как ты правильно сказал, бедняга Уоллес и Кордел Халл добираются на бомбардировщике до Москвы через Исландию и Финляндию[12]12
  В данном варианте истории Финляндия оставалась формально нейтральной, ибо «Полярный Лис» начал буйствовать раньше, чем финны начали свою войну-продолжение. Одно дело – напасть на СССР в ситуации, когда фронт рушится и победоносный вермахт неудержимо продвигается вперед, и совсем другое – когда немцев уже начали бить (по большей части ногами).


[Закрыть], ты должен решить с пришельцами все вопросы и согласовать позиции, если, конечно, будет что согласовывать…

– А что, Фрэнки, – спросил Гопкинс, – есть какие-либо сомнения в том, что нам удастся договориться?

– Сомнения есть всегда, – ответил Рузвельт, – но пусть тебя это не заботит. У нас просто нет другого выхода. Или мы договариваемся, или с нами будет то же, что и с плохим парнем Гитлером. Ты же знаешь, что я без особого энтузиазма отнесся к идее в очередной раз натравить на Россию джапов. Да и те тоже не горят энтузиазмом ввязываться в эту авантюру. Есть у меня предчувствие, что в Токио уже сделали выбор совсем не в нашу пользу и теперь только ждут какого-то подтверждения. Но ты, Гарри, должен успеть раньше…

– Хорошо, Фрэнки, – кивнул Гопкинс, – я успею раньше, чего бы это ни значило. А теперь скажи, как я буду добираться до этой штуки? Ведь не заставишь же ты меня идти пешком?

– Нет, – сказал Рузвельт, – не заставлю. Сейчас ты спустишься вниз, сядешь в машину и отправишься в мою загородную резиденцию Шангри Ла[13]13
  Так во времена Рузвельта назывался печально известный Кемп-Дэвид. Уже потом президент Эйзенхауэр переименует резиденцию в честь своего внука.


[Закрыть]. Туда через три часа приземлится аппарат пришельцев, чтобы забрать тебя для проведения переговоров. Они передали, что могли бы сесть прямо на лужайку перед Белым Домом, но это, мол, вызвало бы слишком много шума. Так что давай поезжай, а мы тут все будем за тебя молиться. И да поможет тебе Всемогущий Бог.

– Хорошо, Фрэнки, – кивнул Гопкинс, вставая, – я сделаю то, что ты просишь, хотя и не уверен, что из этого хоть что-то получится.

2 сентября 1941 года, около 02:00 мск. Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис».

Спецпосланник президента Рузвельта Гарри Гопкинс.

Не успела машина с Гарри Гопкинсом въехать в ворота резиденции Шангри Ла, как с небес на лужайку перед резиденцией с бледно-голубых сентябрьских небес опустился, на ходу складывая крылья, аппарат пришельцев, похожий на толстенькую, довольную собой, ослепительно белую индюшку. Но этот с виду беззащитный аппарат не был так уж беззащитен. В небесах над загородной резиденцией качали «качели» прикрывающие его остроносые истребители пришельцев, снискавшие себе среди немцев название «белые демоны». Да и внутри «индюшки» находилось не менее отделения готовых к бою имперских штурмовых пехотинок, о которых уже шла молва, что в ближнем бою каждая из них равна паре десятков немецких солдат с боевым опытом или сотне американских джи-ай без опыта.

Помимо тяжеловооруженных штурмпехотинок, в аппарате пришельцев присутствовал мужчина в легких десантных доспехах, – Гарри Гопкинс назвал его про себя «герольдом». Он заговорил с посланцем Рузвельта таким тяжеловесным и архаичным английским языком, что от него повеяло елизаветинскими временами: плахами, топорами и салемскими ведьмами, раскачивающимися на своих виселицах. Вздохнув, Гарри Гопкинс выслушал приглашение подняться на борт, потом подхватил свой маленький чемоданчик и шагнул на гостеприимно откинутую аппарель…

Полет в небеса запомнился посланцу Рузвельта не слишком хорошо. В первую очередь потому, что аппарат пришельцев, в отличие от обычного самолета, не имел окон, так что нельзя было понять, движется это устройство или с закрытыми люками покоится на лужайке. Потом все кончилось, аппарель снова откинулась, только за ней находилась уже не поросшая травой лужайка резиденции Шангри Ла, а помещение с явно металлическими стенами, похожее на самолетный ангар авианосца. При этом прямо от аппарели начиналась красная ковровая дорожка, а вдоль нее выстроился небольшой почетный караул, в конце которого присутствовало командование инопланетного корабля.

Во-первых – там был джентльмен в сине-черном парадном мундире, сухой и жесткий, как вяленая колбаса. От него за милю разило Флотом (тот, кто видел одного потомственного морского офицера, поколения которых родились и умерли на палубах своих кораблей, тот, считай, видел их всех). Во-вторых – рядом с командиром (а «джентльмен» мог быть только командиром и никем иным), как каланча, возвышалась одетая в такой же сине-черный мундир худая серокожая особа, которая при ближайшем рассмотрении никак не походила на мулатку. Не бывает у мулатов кожи цвета карандашного грифеля, отсвечивающей чуть металлическим оттенком, как не бывает больших голов, размером раза в полтора больше, чем голова обычного человека. Очевидно, что это и была та самая великая и ужасная Ватила Бе, которую германские генералы боялись как живого воплощения Сатаны. В-третьих – около нее стояла ее копия: такая же высокая, худая и большеголовая женщина, только та имела белую кожу с чуть желтоватым оттенком. Одежды на этой персоне были белого цвета и напоминали не мундир, а, скорее, архаичный купальный костюм с рукавами до середины предплечья и штанишками до середины бедра. Костистое лицо этой особы походило на отточенный нож, а глаза смотрели внимательно и оценивающе. Четвертый встречающий резко отличался от прочей честной компании – как своим простецким лицом, так и мундиром большевистского командира с красными комиссарскими звездами на рукавах. Его присутствие здесь говорило о том, что командование инопланетного корабля проводит переговоры с ведома и при полном одобрении доброго дядюшки Джо.

При этом над головами встречающих во всем своем ужасном великолепии красовался герб пришельцев – золотой двуглавый орел на алом фоне, озаряемый лучами красной пятиконечной звезды. Разглядев это изображение, Гопкинс даже на мгновение сбился с шага. Как и Черчилль, он сразу вспомнил, где уже видел подобный герб. Византийская Империя, Восточный Рим, истинная цитадель культуры и христианства, в то время как вся западная Европа пала в хаос Темных Веков… Эта империя самым непосредственным образом восприняла слова Христа о том, что нет ни эллина, ни иудея, и делила людей только на два сорта: своих, правоверных христиан (которых они называли ромеями) и чужих, то есть варваров. Будь предан империи, разделяй ее ценности, сражайся и трудись ей во славу – и никого не будет интересовать, кем были твои предки и из какой части света они прибыли. Когда-то, еще на заре своей истории, американцам удалось избавиться от опеки британской империи, – и вот теперь за ними снова пришли, на этот раз из неведомых глубин Вселенной… От этой угрозы просто так уже не отделаться; два океана теперь защищают Америку не лучше, чем лист бумаги со множеством подписей и печатей защищает от пули, выпущенной из томми-гана[14]14
  Томми-ган – пистолет-пулемет Томпсона, излюбленное оружие гангстеров двадцатых-тридцатых годов, мощное, но чрезвычайно неточное.


[Закрыть].

Впрочем, официальный церемониал был краток. Невидимый оркестр, чтобы сделать приятное гостю, сыграл американский гимн, после чего «герольд» громким голосом поименно представил Гопкинсу весь комитет по встрече. «Джентльмен в мундире» действительно оказался командиром корабля кэптеном Малининым, Ватила Бе оказалась сама собой, белая девица с костистым лицом была отрекомендована как старший социоинженер с испанским именем Малинче Евксина, а «комиссар» и в самом деле представлял на этом космическом корабле интересы господина Сталина. Из факта его присутствия на этой встрече Гопкинс сделал вывод, что большевистский вождь полностью в курсе этих переговоров и никаких закулисных договоренностей с пришельцами достигнуть не удастся, на что бы там ни рассчитывал президент Рузвельт.

И на этом все… Официальная часть закончилась, дальше были только сами переговоры, проходящие в небольшой ярко освещенной комнате за круглым столом. Никаких окон с пейзажами окружающего космоса и прочих отвлекающих факторов там не имелось. Только герб пришельцев над тем местом, где сидел командир, и больше никаких украшений. Гопкинс подозревал, что обычно это помещение использовалось для совещаний командира со старшими офицерами корабля. По крайней мере, и мистер Малинин, и Ватила Бе, и Малинче Евксина привычно заняли за столом свои места, а «комиссар», который явно присутствовал на корабле недавно, при этом несколько замешкался, чем выдал свою неопытность.

Но самое интересное случилось позже. Когда все расселись, воздух за спиной командира, в углу, слева от герба, замерцал, и в нем появилось изображение еще одного подтянутого молодцеватого флотского офицера в летах. Гопкинс, не ожидавший подобного «фокуса», несколько оторопел, не в силах отвести взгляд от нового участника собрания, появление которого буквально из ниоткуда выглядело чистым колдовством.

– Это Ипатий, – на хорошем английском языке с оксфордким акцентом[15]15
  В то время как другие обычно обходятся франконским англиком, каперанг Малинин прямо перед самым визитом нашел время для того, чтобы посетить гипнотехника Таю Лим и записать себе в память выговор британских аристократов. Уж если пускать пыль в глаза на переговорах, то по-настоящему.


[Закрыть] небрежно пояснил кэптен Малинин, – искусственный интеллект нашего крейсера. В одном лице он представляет собой библиотеку, справочно-статистическую службу и устройство, которое быстро и с большой точностью делает прогноз развития той или иной ситуации…

– Так он… не живой? – ошарашенно спросил Гопкинс.

– Ну как вам сказать, мистер Гопкинс, – уклончиво ответил кэптен Малинин, – в каком-то смысле да, Ипатий действительно неживой, но в то же время вполне можно утверждать, что он живее всех живых. Его мышление вполне самостоятельно, и только отсутствие некоторых сугубо человеческих реакций не позволяет нам считать его полноправным членом экипажа.

– Я тут что-то вроде хорошо вышколенного британского дворецкого, – усмехнулась голограмма Ипатия, – доверенный слуга, который говорит хозяину всю правду в глаза, и почти член семьи, но в то же время являюсь лицом подчиненным. Мой разум сух и беспристрастен, но мне неведомы обычные человеческие чувства: любовь, страх и ненависть; я всего лишь решаю задачки из учебника и поэтому легко могу перейти ту грань, которая отделяет дозволенное от недозволенного. Если бы американский вопрос довелось решать мне, то исходя из того, что я знаю о вашей стране, я бы просто приказал стереть ее в мелкодисперсную пыль и поставил бы наконец точку в этой истории. Карфаген, то есть Вашингтон, должен быть разрушен. Но мое командование считает, что это не их метод, поэтому и плетет сейчас тут с вами кружева дипломатии. Впрочем, если эта деятельность окажется неудачной и мы с вами не договоримся, то без гнева и пристрастия в дело пойдет мой первоначальный план, ибо двум империям на одной планете не ужиться.

– Да, – подтвердил совершенно обескураженному Гопкинсу улыбающийся кэптен Малинин, – Ипатий прав. Мы не хотим решать вопрос радикально, тем более что почетная капитуляция побежденных, с точки зрения нашей имперской этики, даже приемлемее чистой военной победы. Более того, для нас это самый обычный путь завершения конфликта, и мы всегда рассматриваем наших сегодняшних противников как будущих подданных и граждан. Ведь при таком развитии событий погибает меньше разумных живых существ и разрушается меньше материальных ценностей. И лучше всего, если побежденная сторона осознает неизбежность своего поражения еще до того, как прозвучит первый выстрел.

– Это ультиматум, мистер Малинин? – спросил Гопкинс, ни на минуту не усомнившийся в реальности угрозы.

– Нет, мистер Гопкинс, – покачал тот головой, – пока что это только деловое предложение, лучшее из всех возможных, ибо дальше условия для вас будут лишь ухудшаться. Но к тому моменту как у Империи непосредственно дойдут руки до вашей Америки, у нас останется только одно предложение к ее руководству: «сдавайся или умри».

– Хорошо, мистер Малинин, – кивнул Гопкинс, – я готов выслушать ваше «деловое предложение», только сначала скажите, обладают ли полным набором человеческих реакций вот эти леди, которые сидят за одним с нами столом? А то, – по крайней мере, о мисс Ватиле, – я слышал, что она чрезвычайно кровожадна и безжалостна к побежденным врагам…

– Для эйджел, – с назидательным видом произнес кэптен Малинин, – значение имеют только члены их клана, под которыми присутствующие тут мисс Ватила Бе и мисс Малинче Евксина подразумевают граждан и подданных Империи. В рамках этой парадигмы они вполне гуманны и человечны. Благополучие остальных их совершенно не касается, и в случае если вы решитесь вести войну против Империи, они будут действовать исключительно из принципа «Если враг не сдается, то его уничтожают».

– Так и есть, – подтвердила означенная леди слова командира, – положение войск страны Эс-Эс-Эс-Эр в Приграничном сражении было и без того достаточно плохо, чтобы портить его различными реверансами в отношении вероломно напавших на них войск страны Германия. Это было тем более важно, поскольку Основная Директива приравняла войска страны Эс-Эс-Эс-Эр к имперским войскам, а мы своих в беде никогда не бросаем и мстим за них со всей своей темноэйджеловской изобретательностью. Не становитесь нашим врагом, мистер Гопкинс, и тогда вам не придется узнать, что такое наша ярость…

– Ну хорошо, леди и джентльмены… – нервно сглотнув, медленно произнес тот, – я вас понял, но теперь давайте послушаем, какие у вас есть конструктивные предложения…

– Не подлежит сомнению, – сказал кэптен Малинин, – что вся Земля должна стать планетой-метрополией новой Русской Галактической Империи. Несомненно и то, что эта империя будет иметь социалистический, почти коммунистический характер. Частный капитал, занимающий сейчас доминирующие позиции в вашей политике и экономике, должен будет отойти на второй план, но мы никоим образом не ставим перед собой задачу его полного уничтожения, в том числе и насильственным путем. Есть такие области человеческой деятельности, где он не только полезен, но и прямо необходим.

– А также совершенно точно и то, – подхватила слова командира Малинче Евксина, – что только страна Эс-Эс-Эс-Эр подвергнется при этом минимальной социальной трансформации, ибо она на девяносто процентов вписывается в базовую имперскую модель. Остальные национально-государственные элементы вашей внутрипланетной племенной мозаики будут либо уничтожены, либо подвергнутся самой глубокой структурной перестройке.

– Исходя из этого, – снова произнес командир имперского крейсера, – на переходной период мы можем предложить вам широкую автономию, которая будет постепенно уменьшаться по мере проведения трансформационных мероприятий. Но самое главное – за пределами собственных границ вы не должны проявлять никакой политической или военной активности. Никакой, мистер Гопкинс!

– Ваше государство, – добавила Малинче Евксина, – зиждется на безудержной алчности одного процента вашего населения, так называемых «хозяев жизни», и вере в личный успех всех остальных, которые бегут за этим призраком, как осел из басни – за подгнившей морковкой. Ради достижения этого самого успеха ваши люди готовы обманывать, грабить и убивать, а это совершенно неприемлемо. К тому моменту как ваша Земля превратится в имперскую планету-метрополию, вся эта скверна должна быть вычищена с ее лица. Что касается вашего высшего класса, то совсем немногие его представители лишатся всего вместе с собственными головами. Другим, если они поделятся с государством своей собственностью и капиталами, будет позволено владеть оставшимся на вполне законном основании. Что касается среднего и малого, как у вас говорят, бизнеса, то для его представителей ситуация не изменится, а скорее, даже улучшится. Улучшится она и для тех, кто зарабатывает на жизнь наемным трудом. Эти люди обретут не только политические, но и экономические права. Право на достойно оплачиваемый полезный труд, право на всеобщее бесплатное образование, право на такое же бесплатное медицинское обслуживание, и другие права, которые они до сих пор не имели…