Текст книги "Зверь с той стороны"

– Может статься, что их первым найду не я, а вы. Рассчитываю на взаимность с вашей стороны, господин полковник, – сказал я, записывая на листке блокнота номер своего телефона. – Это домашний, сотовым не пользуюсь. Зато аппарат оборудован авто-ответчиком.

Мы пожали руки и разошлись.

– Ага, приехали и забрали, – рассказывал мне сутулый бородатый врач, глубоко затягиваясь. Он полусидел на исковырянном подоконнике, курил и баловался одноразо-вой зажигалкой. Табачный дым то вытягивало в раскрытое окно, то вдувало внутрь. – Здоровенные такие мужики, метра по два или около того. Четыре молодца, одинаковых с лица. В смысле, рожи каменные. И вымуштрованные, прям жуть берет. А командовала ими дамочка молодая. Эффектная такая. Лэйди. Красотка. Блондиночка, бюст свитер рвёт. И тоже жердь. Одни ноги с меня ростом. – Он критически осмотрел себя, возжёг наидлиннейший из возможных для этого типа зажигалок огонёк, поднял на уровень глаз и хмыкнул: – Не-ет, длиннее, много длиннее! Ну, документы у них были какие-то, с пе-чатями и резолюциями. Микроавтобус роскошный – «Мерседес», оборудованный под реанимобиль… Цап-царап пациентиков, и гуд бай. А нам чего? Избавиться законным об-разом от двух «тяжёлых», практически обречённых… да трупов практически – вполне мазёво. Этих увезли – другим больным только лучше. Таким, за которыми на дорогих машинах фотомодели не приезжают. У нас же стопроцентное госфинансирование. Ты наверняка не понимаешь, что это такое. Так я сейчас объясню.

Я поскучнел. Он не обратил внимания.

– А значит это, что хоть и единственная наша клиника на весь город – я имею в виду, специализированная «Скорая», – но необходимых лекарств и оборудования – шиш! Блямба, крови донорской и той вечно не хватает. Знаешь, почему? – Он направил на ме-ня сигарету. – Потому что наверху до сих пор не решили, что это за зверь такой, госфи-нансирование, – последнее слово бородач произнёс с невыносимым сарказмом. – Муни-ципалитет считает, что платить нам должна губерния, губерния – что муниципалитет. А федеральный центр нас вообще со счетов списал. Вот так, блямба. – Он механически рас-курил погасшую за время прочувствованного монолога сигарету, отвернулся к окну, прищурился, и глаза его затуманились.

– Они как-то представились? – спросил я. – Громилы, которые на «Мерсе»?

– А хрен его знает. Может, и представились, только не мне. Мне шеф сказал «от-дай», я и отдал. – Бородач шумно, отрывисто засопел, борясь с плохо горящим табаком, но потерпел фиаско и с отвращением уставился на погасшую вдругорядь сигарету.

– Значит, для полной конкретики с шефом рекомендуете поговорить, – сказал я задумчиво. – Как, простите, его зовут?

– Не-а, – сказал он, с мстительным удовлетворением сплющивая окурок о перема-занную табачным пеплом консервную банку. Сплюнул. – Ничего я тебе не рекомендую, молодой человек. Не курить разве… – он покопался в мятой пачке «Примы», ничего не выбрал и сунул пачку в карман халата, – …всякую дрянь… А как врач-травматолог – не перебегать дорогу перед близко идущим транспортом. Хе-хе… Шефа ты сейчас не най-дешь. Он по контракту на Кавказ отбыл, в составе очередного омоновского десанта. На гараж себе зарабатывает, шеф-то. Если хочешь, месяца через два подгребай. Грошевский моя фамилия. Спросишь, найдёшь. Я вас сведу. Да только он вряд ли тогда что вспомнит. После Кавказа память у людей начинает странно работать.

– То есть концов уже не сыскать, так что ли получается? Барда-ак… А как же от-чётность? Журнал или что там у вас?..

– Журнал, а как же? Журнал имеется. А в журнале запись, дескать, пациенты пе-реданы в ожоговый центр. Куда они, понимаешь, не поступили. Нет, не поступили. Во-от какая блямба… – Врач шумно высморкался щепотью, стряхнул сопли за окно, небрежно вытер пальцы о полу халата и спрыгнул с подоконника. Протянул мне для прощания ру-ку. Кажется, на ней слегка отблескивало зеленоватым, слизким. – Сочувствую тебе, па-рень. Ну, бывай.

Сделав вид, будто не заметил его дружеского жеста, я сунул кулаки в карманы.

Врач пожал сколиозными плечами и пошёл прочь по темноватому коридору, чир-кая дешёвым своим газовым огнивом.

Почудилось мне или вправду различил я хихиканье бородатого эскулапа?

Блямба…

К началу повторения «интересной передачи» с участием «диаволов», – «Пред-стоящих свету Люциферову», я опоздал минут на десять. Это оказалось ток-шоу с попу-лярным ведущим, известным своеобразным остроумием и здоровым цинизмом, не попа-дающей в кадр публикой в студии и параллельным телефонным опросом в режиме ре-ального времени. Говорил последователь Вельзевула. В нём я с удивлением узнал дав-нишнего своего заочного знакомца, престарелого селадона и учёного-психиатра по со-вместительству, Гойду Сергея Сигизмундовича. Отставной медвузовский преподаватель становился настоящей телезвездой.

– …зывать богохульством, но давайте для начала разберёмся, так ли мы далеки от ортодоксальных христиан, – доверительно, словно к пациенту, обращался он к собесед-нику. – Можете ли вы сказать наверное, со всей определённостью, с неопровержимыми фактами, чей на самом-то деле сын тот, кто равно почитаем и нами: Иисус Назарянин? Да-да, не делайте изумлённого лица – в отношении Его мы почтительны не меньше, чем православные или, предположим, католики. На то у нас есть причины, о которых, с ваше-го позволения, ниже. Так вот, вспомним, иудеи, этот богоизбранный народ, настрого от-казались от Иисуса, как сына ветхозаветского Яхве. И в этом «Предстоящие» полностью с ними согласны: описанный в Ветхом Завете истеричный, мелочно-злобный, мститель-ный и капризный словно какая-нибудь балованная принцесса на сносях Бог ни в коем случае не может быть Отцом Иисуса. Христос проповедовал любовь – в первую очередь, любовь к людям. Похоже ли это на выражение высшей, Саваофовой воли? Да нимало! Возьмите хотя бы самые вопиющие «подвиги», совершённые на ниве человеколюбия сим грандиозным Духом. Наподобие всемирного потопа, отчаянных страданий главного божьего фаворита Иова, ну, и далее – по тексту Ветхого Завета. Спрашиваю снова, что это? Любовь? Да помилуйте! Бьёт, значит любит, так что ли? – всплеснул Сергей Сигиз-мундович руками. В зале произошло оживление, и камера поспешила его показать. – Тем не менее, – поднял докладчик палец, – родителем Иисуса выступало всё-таки сверхъесте-ственное существо. Об этом он не раз говорил сам, и мы склонны ему верить. Всем – су-жу по реакции зала – уже стало понятно, к чему я клоню. Господа, вы решительно правы. Отец Иисуса – конечно же он, наша надежда, величайший бунтарь и демиург в истории Вселенной, Князь тишины! Или Прометей, если обратиться к эллинской мифологии. Или Денница, если желаете. Увы, признаться в этом прямо Иисус не смел. Да и не мог попро-сту – Люцифер был уже в то время достаточно надёжно дискредитирован и оплёван с го-ловы до ног. Между прочим, показательна судьба самого Христа, практически повто-ряющая отцовскую: принятие смертных мук за порочное и злобное, но глубоко любимое человечество. Иисус взошёл на крест. Титан Прометей, подаривший людям огонь, был предан непрекращающимся пыткам. Архангел Денница, наделивший Адама и Еву зна-нием добра и зла, сброшен в адское узилище. Всемилостивый и Всеблагой Бог наглядно показывает: люди – мои игрушки, рабы; свобода воли для них – никчёмное излишество. Опасное, кроме всего прочего, излишество, неприятно колеблющее трон Божией непре-грешимости. Вдруг став независимыми, совершенно справедливо полагает Он, люди обязательно начнут задумываться обо Мне, о Моих поступках. Задумываться всерьёз. И непременно рано или поздно поймут, кто Я таков воистину. А ведь тогда – беда. Отвер-нутся же. Выход из сложившейся ситуации, разумеется, нашёлся; и был столь же прост, сколь действен. Людям необходимо подкинуть вечного злодея, борьба с которым отвлек-ла бы их от мыслей об истинной сущности Вседержителя. Отлично, решил Господь, Лю-цифер подходит на роль прямо-таки идеально; заодно избавлюсь от оппозиции.

Итак, враг определён, ошельмован, примерно наказан, его приказано бояться и ненавидеть. Возлюбить же предлагается «доброго» Бога. Насылающего раз за разом с каким-то извращенным удовольствием в юдоль земную (слово-то какое!) страдания, гла-ды и моры. А взамен безропотного их приятия сулящего вечное блаженство. Правда, только лишь после смерти. Не слишком заманчиво, правда? – и всё-таки, всё-таки… пусть. Скрепя сердце, поборов голос плоти, согласимся. Вечное блаженство того стоит! Решено, начинаем молиться, истово бить лбом об пол, напяливать власяницы и возно-сить панегирики в честь Господа. Однако погодите, чрезмерно увлекаться не стоит: бо-юсь, мы несколько поспешили. Вечное блаженство действительно обещано… но кому? Ответ для большинства не слишком обнадёживающий: нескольким тысячам праведни-ков-евреев. Любопытному – смотри канонические документы: Апокалипсис, иначе – От-кровение святого Иоанна Богослова. Кстати, тот ещё провокатор…

Что же получается, дорогие мои? Страдания на земле, при жизни, страдания после смерти, под землёй, – так ради чего терпеть издевательства? Чего ради?..

Обернёмся теперь в противную сторону. Люцифер твёрдо гарантирует достойную жизнь всем, принявшим его сердцем своим. Как в телесном облике, так и в послесмер-тии. Позволю себе пошутить: гарантирует де-юре. Помните о договоре, подписываемом якобы кровью? Хе-хе! Конечно, никакая кровь не требуется, достаточно искренней пре-данности, а вернее – искреннего чувства сопричастности великим его целям. Взамен он не требует ничего, кроме души. Да и то с одной лишь целью: избавить душу от обяза-тельного перед вознесением в Рай Чистилища, принадлежащего – мы помним, помним! – божественной епархии. Пошучу с вашего позволения ещё раз: Чистилище-то обязатель-но, но отнюдь не обязательно последующее вознесение. А избавив, препроводить душу прямиком к себе, в Преисподнюю. Начинаете в ужасе дрожать? Напрасно. Уж поверьте, Ад в отличие от Чистилища, рядом с которым блекнут застенки Святой Инквизиции, гес-тапо и ЧК, благоустроен не хуже какого-нибудь фешенебельного курорта где-нибудь в Полинезии. (Смех в зале.) Вот теперь и выбирайте, господа, за кем следовать! – восклик-нул Гойда и откинулся в кресле, закинув ногу на ногу и плутовато улыбаясь. Бородёнка его победоносно топорщилась.

Ведущий поправил очки и сказал:

– Я вот слушал вас сейчас и думал, что чего-чего, а лукавства вам, Сергей Сигиз-мундович, не занимать. По-видимому, умение жонглировать фактами и даже где-то мо-шенничать с целью ввести почтеннейшую публику в заблуждение обязательны для вся-кого приличного еретика.

Гойда продолжал молча улыбаться. Пусть его считают лукавым еретиком и мо-шенником, он не возражал.

– Нуте-с, – сказал ведущий после паузы, так и не дождавшись ответа, – будем считать, что с теологией мы по мере сил худо-бедно разобрались. Со многим в ваших словах, наверное, можно и должно поспорить. Например, известно, что в Полинезии полным-полно не только фешенебельных курортов, но и акул-людоедов и прочих недоб-рых к человеку тварей. Но споры мы пока отложим. Это тема следующей передачи. Для участия в ней мы пригласим значительно более компетентных в вопросах религии, чем я, людей – священнослужителей, философов, историков. Возможно, писателей гуманисти-ческой направленности. Думаю, они разгромят вас в прах.

Гойда иронично усмехнулся.

– А чтобы вы не усмехались, я вам сейчас подкину одну подходящую цитатку. – Ведущий зашуршал бумажками. – Ага, вот, нашёл. «Есть нечто трогательное в этом стремлении всех и каждого подойти к этому Иисусу Христу со стороны своей личности и своих интересов и найти в Нём самого себя или получить хотя бы некоторую долю в Нём». По-моему, не в бровь вам, Сергей Сигизмундович, а в глаз, в самый зрачок.

Гойда самую чуточку, едва заметно поскучнел.

– Претензии за травму следует предъявлять Адольфу Гарнаку, – сказал заметив-ший его изменившееся настроение ведущий. – Вернемся теперь в э-э, земную юдоль. Многих пугают ваши методы э-э… партийной борьбы. Кровавые жертвоприношения, знаете ли, Сергей Сигизмундович, штука такая… Страшная штука. Пусть даже казнятся так называемые э-э… отбросы общества.

– Позвольте, а с чего вы взяли, что кровавые жертвоприношения дело рук «Пред-стоящих»? – нахмурился Гойда.

– Так преступники же задержаны. Они сознались…

– Ложь и лицемерие снова спущены с цепи, – спокойно сообщил Гойда, глядя в камеру. – Казни, кровь, похищения младенцев. Ну, ещё бы, сатанисты прославились по-добными ужасами в веках! Так вот, запомните: сегодня, как и во времена оны, это отвра-тительные, грубые провокации не чистых на руку соперников. «Предстоящие свету Лю-циферову» убеждены и заявляют: казнить преступников имеет право только государство. Исключительно государство! Более того, оно обязано железной рукой очистить свои го-рода и сёла от всяческой дряни, мешающей жить нормальным людям. Пусть преступни-ки и подонки погибнут, пусть станут мучениками и вознесутся в Райские кущи. – Гойда осклабился: – Представьте, какой фурор произведет там их прибытие? (Смешки в зале.) А каково будет в стерильной и пресной Аркадии небесной им, привыкшим мучить и от-нимать? Это ли не подлинный Ад для них?

– Значит, казни преступников всё-таки необходимы? – быстро спросил ведущий.

– Для выродков – да, безусловно, – так же быстро отвечал Гойда.

– Ну а для тех, что помельче. Карманников, например? Воришек-беспризорников. А для бомжей, наркоманов, дебоширов-алкоголиков… кого там ещё?.. Попрошаек всех мастей…

– Принудительная реморализация.

– Хм. Такая, как у Стругацких?

– Скорее, как у Бёрджеса.

– Имеете в виду «Заводной апельсин»? Метод э-э… Людовика, если не ошиба-юсь?

– Верно. Только жёстче. Жёстче и реальней. Открою маленький секрет. Надеюсь, он порадует основную массу российских граждан. Установки уже работают. Успешно. Основное отличие от вымышленных прототипов: наши методики гарантируют полную и окончательную необратимость процесса. Скоты становятся людьми навсегда.

– Ого! – обрадовался ведущий. – Эксперименты над сознанием человека, зомби-рование? Не боитесь комиссии по правам человека?

– Нет.

– В связи с этим… Поговаривают, что вы пользуетесь определённой поддержкой в руководстве губернии.

– Трезвые, честные, разумные и порядочные люди есть повсюду.

– Принято. А в руководстве страны, правительстве, администрации президента?

– Трезвые, честные, разумные и порядочные люди есть повсюду.

– Снова принято. Каково отношение люциферитов к действующему Президенту?

– Мы уважаем власть. Мы готовы к всестороннему сотрудничеству.

– Ваша задача-минимум?

– Мы максималисты.

– ?..

– Всё.

– Уж не мировое ли господство?

– В числе прочего.

– Намерены ли «Предстоящие свету Люциферову» заниматься партийным строи-тельством?

– Партии всего лишь выполняют волю тех, кто их прикармливает.

– Значит?..

– Нет.

– А строительством церковно-религиозным?

– Храм Пресветлого Князя Люцифера-Прометея существует в сердце каждого уве-ровавшего. Мы не дистанцируемся от народа и не узурпируем право прямого контакта с высшими силами подобно жречеству официальных религий.

– Вы сами, Сергей Сигизмундович, как врач, как ученый, верите ли в пришествие Вельзевула на Землю? Только честно.

Гойда качнул головой. Потом поставил локти на стол, сцепил пальцы и опёрся на них подбородком. Потом вытянул губы трубочкой, и глаза его замутились. Потом он вы-прямился, разгладил бородку, потёр мизинцем переносицу и сказал:

– В молодости и позднее, работая практикующим врачом-психиатром в клинике для душевнобольных, я насмотрелся всякого. Кое-чего и врагу не пожелаешь. Среди аб-солютного большинства однозначно болезненных отклонений психики или симуляций разной степени достоверности встречались временами инверсии совершенно необъясни-мые. Скажем, человек, аккумулировавший эмоции окружающих. Обычный алкоголик, поступивший к нам по заявлению жены с «делириум тременс», белой горячкой. Его уди-вительную особенность первым заметил и описал я, мои исследования сразу же засекре-тили, но не о том речь. Мы помещали его в палату к «буйным», и «буйные» мгновенно успокаивались. А он, «поглотив» их исступление, ненадолго терял сознание. Впрочем, без заметных последствий. Захваченные экспериментом, мы не сумели вовремя остано-виться. Когда он умер от эмоциональной «передозировки», и хранилища накопленных им пси-энергий разом распахнулись, лечебница превратилась в настоящий и очень опас-ный сумасшедший дом. Мы вынуждены были вызвать войска, в больных стреляли… К чему это я? Да к тому, что психический мир человека не познан ещё, наверное, и на один процент. А психический мир человечества в целом – кто его изучал вообще? Так, бало-вались только. А ведь это грандиозная сила. Страшная сила. Она сделает управляющего ею поистине непобедимым. Феномен Наполеона, Гитлера, Сталина, Мао показывает – оседлать её принципиально возможно. Однако названные личности явились всё-таки скорее счастливыми исключениями, а их вознесение в фокус духовной мощи было почти случайным. Кроме того, ограниченным одной, много десятком наций. Сотней миллио-нов, много полумиллиардом психодоноров. Бурление духа остального человечества ухо-дило в пар. Наша цель – объединить человечество, и тогда оно само создаст, материали-зует для себя Господина Люцифера. Плоть от плоти своей. Вы станете им. Я. Вон тот мальчик в студии – посмотрите, как горят его глаза! – или ваш оператор… Возможно, пи-таемый такими соками, грядущий Прометей даже сумеет стать бессмертным. Сумеет превратить своё слабое физическое тело в сверхтело, в тело-Идею.

Гойда умолк. В студии раздались громкие хлопки, почти аплодисменты. Особен-но старался один юноша. По-видимому, тот самый, предназначенный в будущие вожаки рас и народов. Камера специально приблизила его лицо. Глаза его, действительно, пыла-ли.

– Впечатляет, – сказал ведущий. – Но как вы сумеете объединить человечество? Увлечёте картинами будущего благоденствия? Этаким коммунизмом с дьявольским ли-цом, да? По-моему, это утопия похлеще христианского царства праведных в конце веков. Фантастика же чистой воды. Ненаучная.

– Сумеем, – сказал Гойда. – Будьте уверены. Зёрна брошены и процесс, простите за банальность выражения, пошёл. Кроме того, учтите, нас не волнуют сейчас экономи-ческие проблемы, этнические проблемы, проблемы семейные и тому подобные, коим несть числа и которые губили величайшие империи в истории Земли. Мы собираем, ак-кумулируем психическую энергию, как описанный мною бедолага-алкоголик аккумули-ровал эмоции – и только. Когда время придёт и хранилища распахнутся, Люцифер станет явью.

– Вот как? Может быть, – спросил ведущий, – вы посвятите нас в технические подробности такого аккумулирования? В вашем распоряжении есть какие-то аппараты-накопители? Люди-накопители? Или что-то ещё?

– А вот уж это, простите, наш секрет, – сказал Сергей Сигизмундович Гойда, вставая из-за стола и отстёгивая с лацкана пиджака микрофон. – Я и без того сказал мно-го. Благодарю всех за внимание. До свидания…

– Последний вопрос! – воскликнул ведущий. – Ваш Владыка, – он, надо полагать, подвизается в роли тирана? Сверхтирана?

– Увидите. Ждать осталось недолго, – ответил Гойда. – Совсем недолго.

СОПУТСТВУЮЩИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

На экране высветилось сообщение: «Оплата принята». За ним следующее, изве-щающее, что авиакомпания «Люфтганза» горячо благодарит господина Кравченко за то, что он решил воспользоваться её услугами, а также надеется видеть его своим клиентом и в дальнейшем.

– Решил и воспользуюсь, – удовлетворённо заявил Яков Кравченко мирно спяще-му Люсьену, после чего перечитал надпись вторично. Нет, текст не изменился, чего он (грешен, грешен, не до конца верил в честность фрекен Фергюссон и тех, кого она неявно представляет) слегка побаивался. Не появилось грозных предупреждений, что счёт исто-щен, заморожен, не существует вовсе или того хуже – арестован. Счёт существовал, при-знавал хозяина, признавал сообщенный фрекен Фергюссон пароль. Он готов был немед-ленно оплачивать хозяйские покупки и радовал хозяйский глаз информацией о собст-венном не слишком объёмном, зато твёрдом наполнении.

Яков откинулся на стуле и блаженно потянулся. Бог мой, наконец-то! Уже после-завтра вечером он будет в Риге, следующим утром в Стокгольме, а дальше – дальше весь мир ляжет у его ног. А начнёт он, скорее всего, с Амстердама.

«Каналы! – подумал он с восторгом. – Мосты, набережные. Прелесть какая! Обо-жаю каналы. Вот ведь не видел ни разу толком, ладоней, как говорится, не окунул, а жить без них не могу, кажется. Да и наших унижать в славном городе Амстердаме нико-му не придёт в голову. Тоже, знаете ли, немаловажно. Ах, скорей бы! Скорей бы…»

Оставшиеся дела с фрекен Фергюссон закончит Алёшка. Дела-делишки, покачал Яков головою. Вспомнить смешно, как я напугался, как обмер, когда этот по-дикарски красивый мальчик-атлет, этот самовлюбленный и небесталанно, быть может, но очень уж как-то по-сельски, очень уж как-то по-провинциальному суперменствующий Филипп спросил, не шпионы ли мы. Разумеется, он всего лишь шутил, наивное дитя природы! Шутил, не зная, насколько близок к истине. Впрочем, можно ли назвать шпионажем по-купку у пропойки-пенсионера за три бутылки водки дискеты с документацией да при-горшни крошечных деталек? Ну, выпускались они в былые времена здешним заводом, тогда ещё секретным, и что? Кому они нужны сейчас кроме фрау Фергюссон? То-то и оно, что никому.

Мысли его привычно перескочили на друга. Ах, Алёшка, Алёшка! Представить, казалось бы, невозможно, однако факт: этот блаженный напрочь отказался уезжать. Он, видите ли, ещё не закончил исследования! И он, видите ли, влюбился! Его, знаете ли, нимало не волнует, что преодолеть в глазах возлюбленной сложившуюся репутацию го-мосексуалиста будет крайне сложно. Как не волнует и то, что предмет его воздыханий вполне счастлив – а правильнее, счастлива – в замужестве. Будьте покойны, он не боится сложностей. Он обожает со сложностями бороться – и побеждать их, разумеется. Смог же он получить (справедливости ради: не настолько это оказалось и сложным) устойчивые формы «А» и «Д»! И не просто получить – привить, успешно привить двум лаборатор-ным мышам, кролику по кличке Плейбой IV и коту Люсьену.

Вон он, Люсьен, пожалуйста: жив – здоров. Преспокойно дрыхнет, зверюга, имеет отменный аппетит и завидный сексуальный темперамент, чему свидетельницы все поло-возрелые кошечки в округе. Обычный с виду котик. А когда пожелает, в момент раство-рится, исчезнет, и только с помощью покадрового просмотра видеозаписи следящей ка-меры можно разглядеть: тут он, тут, никуда не делся. Просто стал настолько быстр в движениях, что практически не воспринимается человеческим зрением. Кстати, сила у него, похоже, возрастает пропорционально скорости. Вольеру он, между прочим, разво-ротил в первые секунды после прививки и, кажется, даже не заметил того. Что он вытво-рял тогда, что вытворял! Жуть. Сейчас приспособился, аккомодировал. Играет со време-нем, как с мышью. Фантастика! Сбежать мог бы в любое время, но не бежит, понимает, что здесь жизнь сытая. Кроме того, действие «акселерина» существенно уже ослабело. Хоть и не совсем ещё прекратилось. У-у-у, бандит рыжий!.. Люблю котов – не меньше чем каналы Амстердама, наверное. Плейбой IV тоже не бежит, только тут другое. Попро-буй-ка побегай, когда температура тела снижена до тридцати и четырёх десятых градусов Цельсия, сердцебиение замедлено до одной пульсации в сто двенадцать секунд, а нерв-ные реакции далеко отстают от черепашьих. Благодарите за отдых «Форму Д», мистер Плейбой. Зато мышки, тварюшки, привитые «акселератором» первыми, так и сгинули. Клетку прорвали и – гуд бай! Где-то они сейчас? Может, Люсьен же их и их сожрал, не-годник.

Ну, да ладно. Это всё пустое. Сейчас важнее что? Правильно, финансовое обеспе-чение будущего гражданина Объединённой Европы Якова Кравченко. Нет, не так. Э-э… Якоба Кравэ. Хм, а что – звучит совсем неплохо! Мсье Якоб Кравэ. Или герр. Или даже сэр. Так вот, финансовое обеспечение господина Якоба Кравэ должно быть достойным.

Фергюссон получит детальки и чертежи, заплатит остатки – только когда? Сколь-ко? Железо нужно ковать горячим. А бабки, как это ни пошло звучит, лучше срубать сра-зу. И побольше. Для чего имеются неплохие предпосылки. И помимо Фергюссон сущест-вуют люди, заинтересованные в получении своей доли секретов ушедшей в небытие со-ветской науки. Не все ещё, знаете ли, секреты там. И есть, есть ещё, чем порадовать скромному агенту своих, хе-хе, «заокеанских хозяев».

Взять, например, «формы». Ведь очевидно же всякому, кто умеет мыслить здраво, что нет в них ни на грош метафизики да мистики, столь любезной Алёшкиному сердцу. А есть в них напряжённый многолетний труд научной мысли. Талантливой. Скорей все-го, военной. А в нелепом их появлении в речушке Арийке есть одно лишь преступное, но неистребимое русское разгильдяйство. Не замеченное пока никем. Чему доказательство то, что речушку до сих пор не вычерпали досуха, а нас с Алёшкой не упрятали в такие места, откуда Амстердама не увидишь и по телевизору.

Зато и заплатят за «А» и «Д», скорее всего, не в пример больше, чем за части так и не доведённого ни до ума, ни тем более до серийного производства переносного ЗРК «Коточик-1». И гражданство преподнесут на блюдечке севрского фарфора. Любое граж-данство.

Следует только встретиться с нужными людьми ещё до отлета в Ригу.

– Ну-ка, где там у нас конференция за жизнь на звёздах, в постсоветской России, а также разум в морских глубинах и в решениях госдумы? – пробормотал Яков, набирая знакомый сетевой адрес. – Ага, вот где. Надо же, общаются! Как не надоест? Привет, привет, мальчики и девочки, простые любители поговорить с себе подобными пустыш-ками и серьёзные лю-ди…

Серьёзные люди откликнулись тотчас, стоило обронить условную реплику. Работа у них такая, притворяться болтливыми простачками, убивающими в чате время, и ждать клиента.

Что, обрадовались, голубчики цээрушные?

Он включился в игру…

«С пламенным приветом, ваш сопливец Ёрш», – отстучал он напоследок. Добавил многоэтажный смайлик улыбки. Довольно посмеиваясь, закрыл окошко «Мозиллы» и отключил ноутбук.

Собственный псевдоним ему нравился. Ёрш рыбешка незаметная, мелкая, скольз-кая, колючая. В руки её брать не хочется, а изловчишься взять – не удержишь. Щуку та-кой шипастик-головастик не заинтересует, рыбаки не слишком позарятся. Им другого ерша подавай, хмельного, пиво-водочного. Так и он: малозаметный, никому не интерес-ный, а вот, поди ж ты – весьма ценный и высокооплачиваемый агент иностранной раз-ведки Ёрш! В миру Яков Кравченко. Пока ещё Яков Кравченко…

– Лёш!.. – позвал он громко. – Давай кофейку, дружочек, а? Я сейчас в лаборато-рию слетаю, кажется, опять я ключик из холодильника не достал, а ты тем временем воду ставь.

– Уже, – откликнулся Алёша. – Поспеши там. Закипает.

Запела дверная пружина, скрежетнула щеколда. Кого там ещё?.. Яков обернулся. Ах, чёрт, принесла нелёгкая гостюшку к ночи!..

В ворота, цепляясь огромными нечищеными башмаками о высокую подворотню, лез Селифанов, водитель «Бычка». Был он, скотина, преизрядно нализамшись. Ну, как же иначе? В трезвом виде он сюда ни ногой. Гнушается «пидаров», как и прочие нормаль-ные граждане. На чём и строился расчет. Идиосинкразия, господа. Нарочно деклариро-вать, максимально выпятить отталкивающую для провинциального русского менталите-та гомосексуальность – и не бояться незваных гостей. Брезгливость – лучшая защита от праздного любопытства деревенской публики.

Расчёт, в общем, оправдался; только вот Селифанов…

Селифанов перевалил, наконец, подворотню и оказалось, что заявился он не один. «С собутыльниками, что ли?» – подумал недовольно Яков. Нет, не похоже.

Следом за шофёром во двор прошмыгнул неприятный долговязый подросток, нёсший большую дерматиновую сумку. Он сунул в автолабораторию бледную, густо за-сеянную прыщами мордочку, поводил ею из стороны в сторону, встретился глазами с Яковом и отшатнулся. «Ты зачем…» – начал было Кравченко, но подросток уже отско-чил и… проворно запахнул дверцы. «Эй, мальчик, что за шутки?» – недовольно при-крикнул Яков и толкнулся наружу. Створки приоткрылись, но лишь немного: мальчишка изо всех сил пихал их назад. Кравченко начал злиться. Со словами: «А ну, парень, пре-крати дурить», он поднажал на дверцы и сразу почувствовал, что побеждает. Подросток тяжело и обиженно запыхтел, а потом всхрапнул, откинул голову, коротким ныряющим движением подал её вперед и плюнул. Большой комок слюны и слизи шлёпнулся на ногу Якову, пополз вниз, оставляя отвратительный след. От неожиданности Кравченко отпря-нул. Подросток победоносно взвизгнул. Створки захлопнулись, громыхнул затвор. Не веря в случившееся, Яков пнул дверь ногой. Куда там. Монолит.

Он, как сумел, ботинком счистил харкотину со штанины (при этом его чуть не стошнило), остатки оттёр полой лабораторного халата. И, пылая праведным возмущени-ем, подался к единственному окошечку, расположенному над крошечным столом с за-жимами для переносного компьютера. Взобрался на столик, сдвинул в сторону стекло, высунул голову наружу. Нет, самому было никак не пролезть.

– Селифанов, – позвал он. – Селифанов!

Двор был пуст, и водитель не отозвался.

– Селифанов! – крикнул он громче. – Какого дьявола? Эй!

Из дома послышались какие-то звуки – кажется, топот и шум движимой мебели. Что-то упало, зазвенело бьющееся стекло, дико заорал подопытный кот, а затем пронзи-тельно, совершенно по-кошачьи, заорал Алёшка. Так он кричал, ломая руками или нога-ми черепицу и доски. Сейчас, похоже, он тоже кому-то что-то собирался сломать.

Ну, взмолился Кравченко, ну, врежь им, каратист ты мой дорогой! Чтобы дух вон из скотов! Давай! Похоже, Алёшка врезал: шмякнуло – будто деревянной скалкой по ту-гому тесту. Он завопил ещё раз, но вдруг, как-то странно, словно захлебнувшись, умолк. Снова шмякнуло, несколько иначе. Затем ещё и ещё. У Кравченко ослабли колени; он представил, что может так шмякать. Незнакомый мужской голос – трезвый, густой, не Селифанова – скомандовал:

– Всё, кончай! Мне он живой нужен.

В ответ неразборчиво пробурчало – теперь уже узнаваемо, это был шофёр, – и по-слышался звук нового удара.

– Отошёл, говорю, харя! – гаркнул незнакомец. Хлыстом ударила затрещина. – Вон там, в углу упади и замри, как манекен. И больше я тебя сегодня не вижу, понял, чмо?! – добавил он. Селифанов несмело и всё так же неразборчиво ответил, на что не-знакомец с явной уже угрозой сообщил: – Как манекен, это значит без звука, без вздоха. Всё, потеряйся… Клаус, там гомик этот, из машины – не сбежит?