Текст книги "Смерть на двоих"

– Никогда нельзя загонять человека в угол, – наставительно произнес Лоренцо, – он становится непредсказуем. Этот мальчик должен видеть хотя бы призрачный свет надежды. Иначе он просто застрелится, и нам придется искать другого мальчика. Это хлопотно и долго, а времени уже мало.

– Вам виднее, – пожал плечами Этьенн и длинно зевнул.

* * *

Ирис проснулась необыкновенно поздно для себя. Прямые солнечные лучи уже давно щекотали щеки и веки, и, значит, было уже никак не меньше десяти. Ужас! Обычно в шесть утра она, съев легкий завтрак из одного яйца, двух ложек овсянки и булочки с джемом, полностью одетая и причесанная, выезжала на верховую прогулку.

Подобно истинным детям этой туманной страны, Ирис полагала, что сад должен быть слегка запущен, а день в меру упорядочен. Сегодня Гранд ее так и не дождался.

Причина была весомой: уснула Ирис лишь под утро, когда внизу засуетились слуги, от конюшен стало доноситься нетерпеливое ржание проснувшихся лошадей, а в комнате вполне можно было читать, не тревожа огня.

Ирис сладко потянулась… И вспомнила, что пребывание в постели, когда на тебе нет толстых панталон с завязками и длинной широкой ночной рубашки до пят – может быть необыкновенно приятным делом, таким, которое не хочется прерывать даже ради верховой прогулки.

– Доброе утро, Ириска… Какая ты у меня красивая, с ума сойти.

Ирис лениво и сонно повернула голову и наконец соизволила открыть глаза.

Комната была полностью залита солнцем. Кто-то – сам Бикфорд, кто же еще – позаботился о том, чтобы раздернуть шторы.

Муж смотрел на нее с удивленной улыбкой, словно видел впервые.

Ирис обнаружила, что не чувствует ни малейшей неловкости под откровенным взглядом Бикфорда и без капли смущения ответила ему тем же. В прошлый раз она его рассмотреть не успела и поспешила восполнить пробел.

Сложен он был великолепно. Впрочем, об этом она и раньше знала, а теперь еще и почувствовала…

– Как ты назвал меня? – переспросила она.

– Ириска, – с удовольствием повторил Бикфорд.

– Так значит, это правда… Ты такой же, как и я…

– Хроноэмигрант, – кивнул муж, – правда, невольный.

– И ты не знаешь, как это получилось? – Он с той же улыбкой покачал головой. – И тоже не можешь вернуться?

– Нет. Мы же с тобой уже это обсуждали.

– Да-да, – рассеянно повторила она, – и все же…

– Знаешь, Ириска, чем больше проходит времени, тем меньше я об этом жалею. Единственное, что меня мучает – мама. Она, наверное, сошла с ума от беспокойства, когда я вдруг пропал… Или сойдет? В общем, не сладко ей будет.

Ирис села, обхватив колени руками.

– Знаешь, если ты так беспокоишься о ней, почему не дашь знать, что ты жив?

– Если бы это было возможно!

– Не вижу ничего невозможного, – мотнула растрепанной головой Ирис, – и даже ничего сложного. Вот если бы ты пришел из прошлого…

– Что ты имеешь в виду?

– Напиши ей письмо, расскажи, что с тобой все в порядке. И оставь в банке с поручением переслать госпоже такой-то в две тысячи восьмом году. Ты даже можешь оставить ей деньги, чтобы она не нуждалась. За триста лет набегут очень солидные проценты.

– Ты сошла с ума? И банк примет такое идиотское поручение?

– Если оно будет составлено правильно и нотариально заверено, то, безусловно, примет. Почему бы нет? Это часть банковской работы.

– Но как я объясню им свою уверенность в том, что через триста лет будет существовать некая Алиса Рикович…

– Никак, – спокойно отозвалась Ирис, – клиент ничего не обязан объяснять, пока он исправно платит по счетам. В крайнем случае, скажешь, что у тебя было озарение.

– Швейцарский банк точно существует и в мое время. – Рик тоже сел. – Нью-Йорк банк… но он еще не основан… Французский национальный банк… Но я не уверен, что поручения сохранятся после Великой Французской революции. Пожалуй, Швейцарский банк – самое верное решение. Но почему же я сам не додумался до такой простой вещи?

– Потому что ты – пират, – безапелляционно заявила Ирис, – и не привык иметь дела с банками.

Рик рассмеялся и с удовольствием обнял жену.

– Я тебе обязан…

– Ловлю на слове, – довольно мурлыкнула она, – можешь начинать гасить долги по обязательствам прямо сейчас, пока не набежали пени.

– С удовольствием, – заверил Рик, покрывая ее шею поцелуями.

– Вообще-то я имела в виду другое. – Ирис, смеясь, отстранилась и слегка задумалась, – Как у тебя было с историей? У меня никак, всегда больше любила алгебру и английский.

– А я с историей дружил, – признался Рик.

– Значит, должен знать: Яков и вправду был любовником леди Мильтон?

Рик слегка смутился.

– Боюсь, эта деталь мне неизвестна. Хотя… Знаешь, есть один эпизод, и вполне интригующий. В твоем духе.

– М-м?

– Ты можешь себе представить, что нынешний Римский Папа – женщина?[18]18
  Спорный исторический факт, что существовала женщина, сделавшая такую необычную карьеру. Но это было в IX веке, здесь авторы допустили некоторую вольность.


[Закрыть]

– Врешь, – звонко рассмеялась Ирис, – этого просто не может быть.

– Ах так! Ты мне не веришь?

– Нет!

– Ты подвергаешь сомнению слова своего законного супруга и повелителя?

– Еще как!

– Ты будешь сурово наказана!

С этими словами Рик повалил Ирис на шелковые простыни, а она, смеясь, запустила в него подушечкой.

Утро супругов прошло в полном согласии.

* * *

Небольшой крытый экипаж остановился в кривом и узком переулке, у которого было как минимум два крупных плюса. Он был малонаселен, и большей частью людьми, которые за особое достоинство почитали умение не лезть в чужие дела. Второй плюс было в том, что дворами с него можно было прямиком выйти на зады огромного парка, окружавшего роскошный дворец Сесила.

Сказав Джеймсу, в этот раз сидящему на козлах, чтобы ожидал и на всякий случай держал пистолеты под рукой, Лоренцо и Этьенн углубились в слегка прореженные и весьма небрежно подстриженные заросли боярышника, и, по очереди перемахнув через довольно высокий забор, очутились в парке министра, прямо напротив небольшой закрытой беседки, стоявшей в самом конце тисовой аллеи.

– Ты сказал, что она придет к полудню, – заметил Лоренцо, внимательно оглядывая окрестности.

– Значит, что-то ее задержало, – пожал плечами Этьенн, – хорошие хозяева всегда найдут, чем озадачить слуг. А вот и она.

По аллее, явно торопясь и поминутно оглядываясь, к беседке спешила женщина. Она была уже не юной, лет двадцати шести, если не больше, но довольно милой. Из-под чепца выбивались пушистые темно-русые волосы. Черты лица были, пожалуй, несколько грубоваты, но их смягчали большие карие глаза. Сейчас в них светилось любопытство и некоторое беспокойство.

– Здравствуй, Дженет, – Этьенн доброжелательно улыбнулся, – я вижу, тебе удалось улизнуть от госпожи.

– Только на четверть часа, – женщина, или, вернее, девушка поправила фартук, – добрый день, господин Смит. Добрый день и вам, господин Джонс. Не знаю, как зовут вас на самом деле, да мне это и не интересно. Как говаривала моя покойная маменька: чем меньше знаешь, тем крепче засыпаешь…

– Ваша маменька была весьма мудрой женщиной, – признал Лоренцо, – она дала вам отличный совет. Следуйте ему, и избежите большой беды. И как раз сейчас вы видите перед собой двух людей, которые готовы избавить вас от лишнего знания, а взамен вручить пять полновесных английских фунтов.

Дженет выразительно посмотрела на руки Лоренцо.

– Говорите, – поторопил он, – у меня нет привычки обманывать людей без крайней необходимости. А сейчас я такой необходимости не усматриваю. То, что вам известно, без сомнения, стоит пяти фунтов, они у меня есть, и я охотно заплачу.

– На прошлой неделе у господина был большой бал, – начала Дженет. Девушка немного нервничала и поминутно оглядывалась¸ не покажется ли кто на повороте аллеи, но говорила довольно связно и толково, – гости съезжались в основном к парадным воротам, а некоторые – по реке. Прислуга сбилась с ног, работы было очень много. Поэтому, когда, ближе к полуночи, все немного успокоились, я потихоньку вышла к этой беседке, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть.

Лоренцо с Этьенном понимающе переглянулись. Было ясно как день, что у этой оборотистой девицы, скорее всего, было назначено свидание с кем-нибудь из окрестных лавочников. Но перебивать ее мужчины не стали.

– Я сидела тут, в аккурат на этой скамье, отдыхала… Как вдруг раздался какой-то шум. Как будто кто-то пытался перелезть через ограду. Я, признаться, слегка испугалась. Сами знаете, какие сейчас времена… – Этьенн и Лоренцо согласно кивнули, признавая, что времена сейчас неспокойные. Ободренная девица продолжила, уже не оглядываясь через плечо: – Конечно, странно, что воры полезли во дворец, когда там так много народу, но, с другой стороны, честным людям через забор лезть вроде бы незачем.

– И что вы сделали? – поинтересовался Лоренцо.

– Видите вот эту скамейку? Тут кругом плющ. Я зашла за нее и присела. Вот так, – Дженет проворно опустилась на корточки, пригнув голову.

– И не испугались? – удивился Этьенн.

– Испугалась, конечно. Как не испугаться. Да только маменька покойная мне всегда наказывала: как чего испугаешься, первым делом подумай как следует, а уж потом беги сломя голову, если будет от чего.

– Продолжайте, – кивнул Лоренцо.

– Через забор перелез молодой человек. Он был один и совсем не похож на вора. Хорошо одет, хотя, видно, что был в дороге. И в шляпе. Где вы видели вора в шляпе? Но саквояж у него был. Небольшой такой, вроде как у доктора. Если бы этот мужчина подошел к парадным воротам, его бы, возможно, пропустили.

– Но он предпочел задворки, – отметил Лоренцо, – а скажите, Дженет, не показалось ли вам, что молодой человек вел себя странно? Не подавал ли он каких-нибудь сигналов?

Девушка с изумлением уставилась на Лоренцо.

– Так вы все знаете? Зачем же тогда меня расспрашиваете?

– Он, действительно, подавал сигналы?

– Сначала я не поняла, что он делал, – пожала плечами Дженет, – долго смотрел на окна дворца. Потом присел, вынул из своего саквояжа небольшой такой фонарь. Странный фонарь, скажу я вам, господа. Я, как его увидела, так сразу опять передумала, и решила, что он все-таки вор. Хоть и в шляпе. Фонарь-то у него с трех сторон заклеен, а с одной – только шторка. И как начал он этой шторкой работать… то откроет, то закроет, то подольше посветит, то совсем коротко.

– И что вы об этом думаете, Дженет? – спросил Лоренцо.

Девушка пожала плечами.

– Что тут думать? Ясно как день – задумал он господ обчистить. А кто-то из слуг с ним в сговоре. Фонарем-то этим он явно кому-то светил. А тот ему ответил, причем из господских покоев.

Внезапно Дженет, до того общительная, вдруг замолчала. В карих глазах девушки отразились сомнения. Правильно истолковав этот взгляд, Лоренцо вынул из кошелька приготовленные пять фунтов.

– Так что же было дальше, Дженет? – мягко подтолкнул он.

Неизвестно, что оказалось более действенным, его отеческий тон или деньги, перекочевавшие, наконец, к девушке, но, спрятав их, она заметно успокоилась.

– А дальше молодца этого убили, вот как, – произнесла она.

– Убили? Кто?

– Он не представился, – фыркнула Дженет, – сиганул через ограду, ровно конь, увидал этого красавчика в шляпе, не говоря ни слова подскочил – и ножиком его. Я даже ничего сообразить не успела, быстро так все! Красавчик повалился, а тот, другой, сорвал у него с головы шляпу, опять через забор – и был таков. Вот так все оно и было! Шляпа та – хорошая, ничего не скажу, но чтобы из-за нее жизни лишать…

– Странная история, – вставил Этьенн.

– А того парня, который пырнул красавчика ножом – вы разглядели?

– Да что вы! – всплеснула руками девушка, – все это так быстро случилось. Да еще в темноте. Испугалась я сильно, не разглядела толком… разве что… Нет, не вспомню.

– Может быть, это вам поможет? – спросил Лоренцо, выуживая из кошелька несколько монет. Мельком взглянув на них, Дженет поправила чепчик и на одном дыхании выпалила:

– Деревенский он. Не из Лондона и не из предместий.

– Почему вы так думаете? – удивился Этьенн.

– Да тут думать-то особо нечего. Одет он в штаны, башмаки деревянные, рубаху бумажную да кафтан старый, в каком за лошадьми ходят. И пахло от него так… ну, словно бы в только что скошенном сене спал.

– Что было дальше, – потребовал Лоренцо, и служанка, уже без возражений, выложила ему остаток истории:

– Пришли господа, осмотрели красавчика без шляпы, страшно удивились. О чем говорили – не слышала, я еще глубже в кусты забралась. Решила – застанут меня тут, если и ничего худого не подумают, все равно рассчитают, чтоб от беды подальше. Ничего они не решили, взяли его за руки да за ноги и унесли с собой. А куда – не знаю. Знаю лишь, что дальше вам слуг расспрашивать бесполезно. Среди тех, кто красавчика уносил, ни одного слуги не было, все господа.

Глава 8

– Я без доклада. – Родерик обвел глазами не слишком просторный, но довольно уютный кабинет Каслри. Насколько он успел заметить, с прошлого раза ничего особенно не переменилось, разве что в вазе на круглом столике стояли свежие цветы. Эту маленькую тайну он знал благодаря приступу внезапной откровенности Каслри: цветы в его кабинете появлялись регулярно, их присылала некая таинственная незнакомка, которая никогда не оставляла карточки. Виконт и сам терялся в догадках – это какая-то чересчур терпеливая и робкая воздыхательница или же оставленная возлюбленная, которая таким, на его взгляд, слишком затейливым способом пыталась вернуть себе расположение виконта. На сей раз это были крупные красно-желтые георгины.

– Заходи, – бросил Каслри, не отрывая взгляда от письма.

Родерик привычно разместился в низком кресле у окна. Секретарь министра дочитал, аккуратно сложил лист, бросил в ящик стола и запер на два оборота. Все это он проделал явно машинально.

– Ты, конечно, по делу, – добавил он. – Никто не навещает меня просто так, потому что соскучился.

– Это минусы твоей должности, – пожал плечами Родерик, – за столько лет мог бы и привыкнуть.

– Да я, в общем, и привык, – не стал отпираться Каслри, – но поворчать-то можно?

– Святое дело, – кивнул Родерик, улыбаясь приятелю.

– Я весь – твой. В чем заключается дело?

– «Весь» – это «мой кошелек, моя шпага и моя кровь», – процитировал Родерик.

– Ну, кошелек мой тебя вряд ли прельстит, да и вряд ли понадобится, – усмехнулся Каслри, – шпага – пожалуй, если это не противоречит интересам короны. А вот кровь – сколько угодно. Ее все, кому не лень, пьют ведрами, так что еще бокал-другой погоды не сделают.

– Бокал-другой? – переспросил Бикфорд, – интересное предложение…

Виконт позвонил в бронзовый колокольчик и отдал распоряжение вошедшему слуге:

– Гордон, меня ни для кого нет, кроме курьера от Его Величества.

Слуга понятливо кивнул и вышел так же бесшумно, как и появился.

Потягивая вино, Бикфорд внимательно разглядывал секретаря министра: уже немолод, коренаст. Лицо его, вытянутое, было бы идеальным, если бы большая часть материала не пошла на нос, напоминающий формой клубень картофеля. Небольшие, очень внимательные карие глаза довершали портрет человека, сделавшего отличную карьеру, ничуть того не желая. Бикфорд знал, что подлинной страстью виконта была охота на лис, а политика – лишь хобби.

– Тот молодой человек, которого я у тебя в прошлый раз видел, – наконец произнес Бикфорд, – граф Шрусбери… что ты знаешь о нем?

– Все, – последовал немедленный ответ.

– Довольно смелое заявление… Скажи, Руперт, граф богат?

– Он много тебе проиграл? – немедленно заинтересовался виконт.

– Не мне. Но порядочно. Шесть тысяч фунтов. Это обсуждали его партнеры. Только не говори, что не знаешь об этом. Насколько я помню, к каждому столику здесь приколочено твое ухо.

– Выходит, у меня восемь ушей, – хмуро отозвался виконт, – да, я знаю об этом. Молодой Дадли проиграл французу. У него нет ни малейших шансов отдать этот долг. Имение разорено еще в прошлом поколении и не приносит дохода. Арендаторы сами едва сводят концы с концами. Дом в Лондоне… Он не может его продать и даже заложить, так как это – приданое его сестры Вивиан, а та уже помолвлена, и свадьба через полторы недели.

– Будущий жених или тесть не могут ссудить Дадли деньгами?

– Исключено, – мотнул головой Каслри, – они довольно состоятельны, но такой огромной суммы у них не будет. Боюсь, Питер даже не посмеет просить о займе, Дадли и так попотели, устраивая эту свадьбу. Жених-то не горел желанием.

Бикфорд вопросительно приподнял левую бровь, и Каслри пояснил:

– Девушке скоро тридцать… так что, сам понимаешь, выбирать ей не приходится.

– Она так страшна?

– Не знаю. Я никогда ее не видел… Хотя… Постой, лет десять назад, или даже двенадцать, на балу у герцога Уинтерингема… Такое бесцветное личико, впрочем, кажется, довольно милое. Совсем нет тела… Мы, кажется, даже танцевали с ней один раз, бедняжку никто не хотел приглашать, до того она была невзрачна. Я пожалел ее.

– Понятно…

– Хочешь ссудить Дадли?

– Если он ко мне обратится, может быть. Почему бы нет? В конце концов, все люди братья, а шесть тысяч фунтов огромная сумма, но не для Бикфордов. Ты можешь сказать ему об этом?

– В этом и заключается «дело»? – удивился Каслри. – Ты меня удивил. До сих пор за тобой не водилось столь пылкой страсти к спасению ближнего из ямы, куда он сам себя закопал.

– Считай, что это мой добрый поступок недели. Ты сделаешь это?

– Почему бы нет, – Каслри пожал плечами, – правда, в последнее время он здесь не появляется, и это неудивительно, после такого-то проигрыша. Но я вполне могу нанести ему визит по пути домой. Это все?

– Все, – улыбнулся Родерик.

Каслри, казалось, слегка растерялся.

– Прости, я думал… Ты как-то обмолвился, что побудешь моим флюгером и подскажешь направление ветра. Я решил, что твой визит…

– Правильно решил, – кивнул Родерик, – именно это я и делаю.

– Тогда, может быть, чуть больше ясности? – подобрался виконт, – во имя старой дружбы?

– От этого я бы и сам не отказался. Но мой барометр показывает примерно то же, что и твой.

– Однако ты, похоже, как-то ориентируешься в лондонском тумане…

– На ощупь, Руперт, исключительно на ощупь, – заверил Родерик, допивая вино. – Поговори с Дадли. Передай ему мое предложение. Поставь меня в известность, как он ответит. Возможно, это даст нам обоим ту толику ясности, которую мы ищем. Не обязательно. Но возможно.

Он уже встал и пошел к дверям, не дожидаясь, пока виконт поднимется из-за стола. Но вдруг остановился и обернулся.

– И еще… Руперт, на твоем месте я бы отдал приказ «пощупать» этого французского барона. Шесть тысяч фунтов – очень приличная сумма. Ты уверен, что он не шулер?

– Разумеется, нет. Как в этом можно быть уверенным, если никто его за руку не поймал? Но он подданный Луи, так что я не могу просто так, по подозрению, бросить его в Ньюгейт и спокойно разобраться, что он за птица и не передергивает ли карты. Одна жалоба королю, и я лишусь места.

– Значит, нужно постараться сделать это так, чтобы у него не было повода для жалоб, – сказал Родерик, коротко кивнул и вышел, оставив Каслри в некотором раздумье.

* * *

К небольшому особнячку на окраине Лондона карета виконта подъехала уже в сумерках. Привыкший обращать внимание на детали виконт сразу же заметил, что он не первый, кто прибыл сюда с визитом. Ворота недавно открывали, въехал экипаж, тяжело нагруженный. Об этом можно было догадаться по четким следам, оставшимся на дорожке.

У массивных дубовых дверей ему пришлось ждать довольно долго. Должно быть, немногочисленная прислуга графа в конец замоталась с приездом сестры Шрусбери. Наконец, двери приоткрылись, и в образовавшуюся щель просунулась странная физиономия, больше похожая на неаполитанского бандита, чем на честного английского лакея.

– Что вам угодно, сэр? – буркнула физиономия, уставившись на виконта в упор темными внимательными глазами, напоминающими два буравчика.

– Видеть хозяина, разумеется, – невозмутимо ответил Каслри, который на своем веку повидал немало разных физиономий.

– Назначено?

– Разумеется. Еще две недели назад.

– Как о вас доложить?

– Можете передать графу, что его хочет видеть Руперт, – посмеиваясь, сказал Каслри, проходя в просторный холл, а оттуда, повинуясь жесту странного слуги, в библиотеку. Внезапно в спину ему ударил возглас, полный паники:

– Элен, а где коробка с красной шляпкой?

Все так же улыбаясь, Каслри обернулся.

На лестнице, ведущей наверх, стояла… стояла… Каслри почувствовал, что у него в прямом смысле перехватило дыхание. Молодая девушка в красном домашнем платье, со слегка растрепанной прической, перехваченной лентой, нетерпеливо пританцовывала на верхних ступенях, кусая губы, такие же алые, как и лента. Цвет лица незнакомки… наверное, можно сказать прекрасной незнакомки, поправил сам себя Каслри, ничем не напоминал «интересную бледность» с оттенком зелени, сопровождающую болезненных лондонских красавиц. Щеки девушки горели здоровым деревенским румянцем, каштановые волосы блестели в свете рожков… Следуя моде, на взгляд Каслри, совершенно дурацкой, ее тело было немилосердно затянуто в тугой корсет, но если хоть чуть-чуть отпустить шнуровку… она будет греческой богиней, это виконт разглядел сразу.

Увидев его, девушка страшно смутилась, покраснела и торопливо шагнула назад… почему-то не отрывая от виконта сияющего взгляда.

– Простите, сэр, – проговорила она, делая торопливый, но изящный реверанс, – мне не доложили, что у нас гости… Мы только что прибыли, и поэтому здесь все пока в некотором беспорядке… Еще раз извините меня, господин виконт. Вам что-нибудь подать?

– Я потрясен, – Каслри склонил голову, – и ни за что бы не узнал вас, встреть в другом месте, мисс Дадли. Деревенский воздух пошел вам на пользу. Вы стали потрясающей красавицей.

Розовый румянец сменился алым. Казалось, она бы охотно убежала в любом направлении, если бы не этикет и обязанности хозяйки. Но что могло ее так смутить? Каслри никогда бы не поверил, что ТАКОЙ девушке никогда раньше не говорили комплиментов. Пришлось бы признать, что все мужчины в Англии либо ослы, либо безнадежно слепы. Впрочем, кого она могла встретить там, в своем Шрусбери, скрытом в глубине знаменитых голубых шропширских холмов? Разве что арендаторов, которые почтительно снимали шляпу и, следуя деревенской традиции, звали молодую госпожу не мисс Дадли, а мисс Вивиан. В этом графстве, как немедленно припомнил секретарь министра, самая низкая плотность населения в Англии, и, как следствие, самые тощие налоговые сборы. Конечно, она растерялась…

– Распорядитесь насчет бренди, мисс Дадли, и не беспокойтесь по поводу моего визита, – успокаивающе улыбнулся Каслри, – он неофициальный и долго не продлится.

Увидев его в дверях, Питер привстал, обозначив почтение к старшему по возрасту, и снова опустился в глубокое кресло.

– Прошу простить мне мое внезапное вторжение, – произнес Каслри, устраиваясь напротив, и, машинально отмечая, что извиняется за недостаток манер уже второй раз за четверть часа. Хотя как раз его манеры были безупречны, в отличие от хозяйских.

– Странный визит, Руперт, – произнес Дадли, демонстрируя свое знаменитое отстраненное спокойствие, – насколько я помню, в последний раз ты был гостем в этом доме лет шесть назад… когда еще был жив отец. Мне оказана честь, или… впрочем, в любом случае мне оказана честь. Прошу… – Дадли указал жестом на изящный столик из черного дерева, который странный слуга, больше смахивающий на разбойника, сервировал весьма умело.

Бренди у графа Шрусбери был превосходным. Каслри охотно отдал ему должное, тем более что разговор, похоже, предстоял трудный. Молодой Дадли был явно не в духе. Впрочем, проигрыш шести тысяч фунтов без малейшей надежды погасить долг пусть даже в отдаленном будущем – веская причина для сплина. Но, как хороший дипломат, Каслри не собирался действовать «в лоб».

– Я встретил мисс Дадли, – осторожно произнес он, – девушка изумительно выглядит. Это пребывание на природе или долгожданная помолвка?

Услышав такое вступление, Питер заметно расслабился и в первый раз открыто взглянул на виконта.

– Сомневаюсь, чтобы этот брак был таким уж счастьем для Вивиан, – заметил он, – его устроил дядя. Она согласилась – а что ей было делать? Двадцать девять, сидит в глуши, из общества – одни крестьяне и их овцы, и еще неизвестно, кто из них больше достоин называться обществом. При таком раскладе любое предложение – дар небес. Но – младший сын, чуть меньше пятидесяти фунтов годового дохода… Не совсем то, чего я хотел бы для сестры. Впрочем, как говорится, чья бы корова мычала… Мое положение сейчас тоже далеко не радужное.

Оговорка? Или намек?

– Ты испытываешь серьезные затруднения? – еще более осторожно спросил Каслри, – прости, если лезу не в свое дело, но…

– Я испытываю серьезные затруднения уже пять лет, – Дадли пожал плечами, – с тех пор, как принял после отца полностью разоренное хозяйство и кучу долгов. Только не говори мне, Руперт, что для тебя это новость.

– Долги бывают разные, – с предельной осторожностью заметил Каслри, – есть те, которые могут ждать годами, есть и такие, которые ждут поколениями…

– И все равно однажды их предъявляют к оплате, – хмыкнул Дадли. – А еще есть долги, которые можно погасить свинцом вместо золота… загнав себе хорошую круглую пулю между глаз.

В первый раз за весь вечер виконт встревожился. Молодой граф Шрусбери не шутил. А если и шутил, то как-то уж чересчур мрачно. От такой шутки до фамильного склепа гораздо ближе, чем до клуба… или даже до буфета с выпивкой.

– Есть долг чести, – так же меланхолично продолжил Питер, не обращая внимания на лицо виконта, которое все больше вытягивалось, – не заплатить его – такой же позор, как не явиться на дуэль…

– Сынок, – Каслри покачал головой, – есть долги, платить которые такая же глупость, как являться на некоторые дуэли…

– О-о-у! Я и в самом деле слышу дворянина?

– Ты слышишь потомка портного, который пришел в Лондон пешком, имея за плечами котомку со сменой белья, ножницами и полутора фунтами, завернутыми в тряпочку. Поверь мне, я знаю, что такое тяжелые времена. Все Каслри это знают. Но в тяжелые времена всегда находятся хорошие друзья. Иногда там, где ты их совсем не ждал.

– «Мой кошелек, моя шпага и моя кровь…» – процитировал Дадли. Второй раз за день Руперту напоминали старый девиз его рода. – И что из всего этого ты готов предложить своему заблудшему другу?

– То, в чем ты нуждаешься, – твердо сказал Каслри и встретился глазами с молодым графом, – тебе стоит только попросить. Ломать гордость не нужно, не тот случай, мы ведь старые друзья. Только сказать, что ты решил.

Питер кивнул. Взгляд его был серьезен.

– Спасибо, Руперт. Я это запомню, и, может быть, даже воспользуюсь твоим предложением. Когда и в самом деле что-то решу.

– Питер… Я не звездочет, но у любого, кто часто бывает при дворе, со временем вырабатывается что-то вроде чутья на опасность. Это такое легкое покалывание между лопатками. Я хорошо знаю это ощущение, и привык ему доверять. Послушай меня – не тяни с решением. Я спиной чую начало большой игры, в которой пешкой можешь оказаться не только ты, но и я. А ты не хуже меня знаешь, для чего существуют пешки…

Глаза их встретились. На секунду Каслри показалось, что молодой граф сейчас расскажет все. Но секунда прошла. Питер моргнул, наклонил голову, и Руперт понял, что визит окончен. Ничего он не узнает. Капкан, в который попал его приятель, зажат гораздо крепче, чем думали он и Бикфорд.

Садясь в экипаж, виконт был мрачен. Почуяв его настроение, кучер тронул с места как можно мягче и, не торопясь, покатил вдоль Бедкейдж-уок. Но сразу за поворотом экипаж неожиданно дернулся и остановился.

– Что случилось? – недовольно спросил Каслри.

– Простите, ваша милость, но она просто бросилась под колеса!

– Она? – переспросил виконт, уверенный, что неловкий кучер переехал бродячую собаку.

– Простите меня, я… – голос пресекся, девушка тяжело дышала.

Корсет не предназначен для бега, снова подумалось Каслри, да и вообще, зачем нужно женщине это орудие пытки?

– Что случилось, мисс Дадли? – мягко спросил он, приоткрывая дверцу. Торопливо оглядываясь, девушка рыбкой нырнула внутрь. Это было вопиющим нарушением всех приличий.

– Я знала, что вы поедете этой дорогой, и так бежала, чтобы успеть вас перехватить, – все еще задыхаясь, проговорила Вивиан Дадли, – у меня очень мало времени. Мое отсутствие могут заметить.

– Что-то случилось? Впрочем, что я спрашиваю. Конечно случилось. Иначе благородная девушка не стала бы бежать через весь парк сломя голову, чтобы перехватить карету старого помощника министра.

– Вы совсем не старый, – нелогично запротестовала красавица и снова смутилась.

– Но я помощник министра, этот факт вы оспаривать не будете? Нет? Тогда поделитесь своими опасениями. Вы ведь чего-то опасаетесь, я не ошибся? – Вивиан торопливо кивнула. – У меня большие возможности. Уверен, что смогу вам помочь, что бы с вами не случилось. Вам угрожают?

– Не мне, – помотала головой девушка, – Питеру. Брату.

– Кто?

– Этот новый слуга. Честно сказать, я и сама его побаиваюсь. Какой-то он странный… Понимаю, что это звучит невероятно…

– Не так уж невероятно, мне случалось слышать истории и позаковыристее, – поощрил девушку Каслри, – продолжайте же. Итак, вы услышали, как слуга угрожает графу?

– Я не подслушивала! Просто в том месте раньше была дверь, потом ее просто заставили шкафом, а заделывать не стали… ну, и все слышно. Я никогда бы не позволила себе лезть в дела брата, но этот странный слуга… Когда вы ушли, он вошел к Питеру, просто вошел, без звонка… – Каслри кивнул. – Ну и сказал ему, что если Питер еще раз хотя бы словом перекинется с вами или с кем-то из вашего окружения, то весь Лондон немедленно узнает о том, что он не смог отдать долг. Двери клуба закроются перед ним. А моя свадьба окажется под угрозой.

Вивиан мучительно покраснела и попыталась спрятать лицо в облаке каштановых кудряшек.

– А для вас так важна свадьба?

– Репутация брата важнее, – без колебаний ответила Вивиан, – мне кажется, этот новый слуга что-то знает о Питере. Но… я хорошо знаю своего брата, он не мог сделать ничего… бесчестного. И я не понимаю, откуда взялась эта странная власть.

– Нам нужно поговорить, – принял решение Каслри, – подробно. Не здесь и не сейчас, – добавил он, заметив, что девушка напряглась. – Вы катаетесь верхом? Хотя о чем я, конечно, катаетесь. Чем еще можно заниматься в деревне. У вас есть свой конь?

– Да, конечно, – кивнула Вивиан, – вороной жеребец.

– Он здесь, в Лондоне?

– Я привезла его с собой.

– В таком случае завтра, в пять утра, в центре Сент-Джеймс парка, у моста. Это не слишком рано для вас?

– В самый раз для верховой прогулки, – проговорила Вивиан и в первый раз за весь разговор улыбнулась.

* * *

Утро выдалось на редкость хмурым, знаменитый лондонский туман как будто решил установить рекорд десятилетия. В пяти шагах уже трудно было различить очертания предметов, а дальше мир вообще пропадал в холодном густом «молоке». Зато звуки вели себя совсем по-иному. Вивиан отчетливо слышала, как служанка из дома напротив ругается с зеленщиком из-за подпорченной моркови, а между тем, лавка находилась почти в квартале от особняка Дадли.