Текст книги "Созвездие Волка"

Лис попятился назад, испуганно глядя на доктора. Покачнулся – и упал, едва не ударившись головой об пол.

Ладонями он надавил на виски. Сильно, сильно!

– Ты бы принял?

Лис неподвижно лежал на полу. Долго лежал без движения. А потом всхлипнул. И завыл – громко, в голос.

Секунд десять длился этот жуткий, звериный вой. Но казалось – долго, бесконечно долго. Так долго, что перепуганный офицер сопровождения начал тихонько постукивать в дверь, не решаясь войти.

А потом вой оборвался.

Лис перевернулся на спину. Больными, мутными глазами смотрел в потолок. По щекам его катились слёзы.

Доктор сел рядом с ним на пол.

И сказал:

– Сейчас мы один на один. Твой разум и мой. Твоя душа и моя. Нет таблеток, капельниц, «лимонада». Я не пытаюсь проникнуть в твой мозг, хотя при желании мог бы легко это сделать. Я делаю вид, что ничего не вижу. Ты закрыт для меня. Всё твоё – внутри. И вот теперь… Ответь на мой вопрос.

– Нет! – с яростью, с каким-то надрывом и остервенением выкрикнул Лис. – Вы знаете, кто мы. Мы все! Я, Марк, Санта, Марсель! Вы сами нашли нас! Вы знали, кого принимать в стаю!

– Речь о тебе, Лис, – сказал доктор. – О тебе и твоей семье, которой больше нет. Я знаю, их убил мир. Но ты был руками этого мира. Мы все были когда-то частью мира. Он помыкал нами, крутил как хотел. Он использовал нас, выжимал из нас все соки. Глумился над нами и унижал нас. Но были его частью, выполняли его волю и шли за ним. Потом… мы проливали кровь. И думали, что после этого закончится власть мира над нами. Теперь мы считаем себя свободными. Так ли это, Лис? Какую игру мы ведём с миром? А мир с нами?

– Нас могут обмануть? – спросил Лис.

– Конечно, – ответил доктор. – Уже обманывают. И будут обманывать впредь. Вот эти…

И он кивнул Лису, показывая на дверь.

– А нам нравится их обман. Теперь мы следуем за ними и выполняем их приказы. Но их обман не страшен. Он не навредит нам. А вот если мы обманываем сами себя…

Он лёг на пол рядом с Лисом.

– Мне вот снится моя семья, – тихо произнёс доктор. – Веришь?

Лис вздохнул в ответ.

– Снится… Жена, сын… Выходной, воскресенье. Мы идём в парк… Не помню, когда это было. У мальчика было улучшение. Я обрадовался, думал – моя победа. Моя… Это была его жизнь и его болезнь, а я всё измерял своими победами. Гордился… Мы пошли в этот парк. Я усадил его на качели. Начал осторожно раскачивать. Он улыбался. Знаешь, дети умеют так улыбаться! Так… Чёрт! Вот – прошлое иногда приходит. Приходит, сидит рядом. За рукав дёргает: «Не забыл?» Нет, не забыл. Я сказал тебе, что не пытался сохранить… Да, я обманул тебя. Всё-таки пытался. Я сохранил. Вот так – храню прошлое. Ненавижу его, хочу избавиться, выкинуть. Но – храню. Слишком много человеческого, Лис, слишком много. Я знаю, у меня много сил, очень много, но даже их не хватает. Не хватает, чтобы избавиться от самого себя.

Он толкнул Лиса локтём.

– Может, мы всё это придумали? Свою миссию, революцию, воскрешение, стаю? Не доросли до зверей, Лис. Только сделали вид…

Лис упрямо замотал головой.

И вскочил.

– А это?! Это – вокруг?! Тоже придумали?

Он подошёл к двери, наклонился и прокричал в замочную скважину:

– Ничего здесь нет! Ничего!

Потом он вернулся к тому месту, где с закрытыми глазами лежал на полу доктор и присел на корточки.

Погладил доктора по голове.

– Испытываете меня? – спросил Лис. – Меня многие испытывали. Следователи, врачи, судьи, прокуроры, зеки в камере. И люди, все люди, все, кто окружал меня, окружал, окружал! Все испытывали! Их я ненавижу и цену им знаю. Цена им – ноль. Слишком много ненависти я трачу на них. А вас я люблю. Люблю, доктор. Вы спасли меня. Вы сделали меня зверем. Это вы подсказали Небесному Волку, что живёт на земле такой маленький человечек, который не хочет больше быть человечком. Хочет быть зверем! Я всё вам прощу, доктор. Испытайте меня! Спрашивайте! В чём ещё вы сомневаетесь?

Балицкий открыл глаза. Прежние – чёрные, волчьи глаза. С хищными искрами. Делыми огоньками.

И произнёс, медленно и чётко:

– Нет сомнений, Лис. Считай, что я испытывал самого себя. Отправляя вас… туда… Я должен быть уверен в себе. В себе! Я с тобой, Лис. Со всеми вами! Завтра я соберу вас в зале для медитаций. Я хочу поговорить с вами. Я расскажу вам о новой планете, нашей планете. Планете, покрытой волчьим лесом. Мы сделаем такую планету, Лис!

Доктор вскочил и схватил Лиса за плечи. Посмотрел ему в глаза.

Лис покачнулся, теряя равновесие, но Балицкий удержал его от падения.

– Сделаем! – выдохнул доктор. – Это проклятое буржуазное общество плодит больных! Оно плодит нас, своих могильщиков! Я расскажу вам об этом! Я расскажу о том, как вернуть боль этому миру! Как исправить сломанную машину мироздания! Завтра…

Он отпустил Лиса. И тот упал. Безжизненной куклой, тряпичной куклой – на пол.

Доктор выпрямился. Некоторое время смотрел на Лиса. Потом подошёл к двери, приоткрыл её и позвал офицера.

Тот с готовностью прибежал на зов и вытянулся по струнке, ожидая команды.

– Вызовите санитаров, – распорядился доктор.

И добавил:

– С носилками.

Офицер вытянул шею, пытаясь заглянуть в комнату.

– Ничего интересного! – резко выкрикнул доктор.

Офицер сжался и сделал шаг назад.

– А что… с этим? – спросил он. – На полу лежит…

– Ничего особенного, – ответил Балицкий. – Утренний сеанс гипноза. Больные часто теряют сознание после таких сеансов. Не знали?

Офицер замотал головой.

– Теряют сознание, – продолжал Балицкий. – И потом долго спят. Просыпаются отдохнувшими и полными сил. Санитаров сюда!

Офицер подбежал к висевшему на стене телефон внутренней связи и начал набирать номер санитарного отделения.

Отдав распоряжение о посылке санитаров с носилками в основной корпус, офицер снова подошёл к Балицкому, который с видом полного безразличия стоял у входа в комнату, загораживая дверной проём.

Не хотелось, очень не хотелось офицеру обращаться к доктору с вопросом… Да что там – обращаться, и подходить-то близко не хотелось! Доктор казался ему человеком опасным. Опасным, жестоким и очень могущественным.

Офицер слышал больничные байки о том, что доктор одним своим чёрным взглядом может изрядно искалечить человеку психику.

«В овощ превратить!»

Но всё-таки… Эта фраза о короне и маленькой голове… Не давала она ему покоя! И был уверен офицер, что только доктор сможет разъяснить ему тайный смысл этой фразы.

Почему-то он был уверен, что этот самый тайный смысл непременно существует.

– Доктор, – робким голосом обратился к Балицкому офицер.

Помолчав немного и не дождавшись ответа, офицер собрался с духом и спросил:

– Мне тут подопечный ваш… Ну этот, спецагент… Вот с которым вы занимались сейчас! Да… Он мне сегодня утром сказал, что, дескать, корона… Наверное, у меня на голове. А голова маленькая. Свалиться может, корона-то. Будто предсказывал что-то. Это он к чему? Не подскажете?

Доктор посмотрел на него искоса и процедил сквозь зубы:

– Звание недавно получили… Так?

Офицер закивал в ответ. И заулыбался.

– Капитана присвоили, доктор. Как раз сегодня вечером отмечать собираемся. Обмывать, так сказать, звёздочки! Я бы и вас пригласил, но вы уже у нас на особом положении… В ресторане сегодня будем, как положено!

– За языком следите, – посоветовал ему доктор. – Много болтаете, мало думаете! Особенно, когда напьётесь. Про начальство истории всякие рассказываете. Думаете, в вашем отделе стукачей нет? Слетят ваши звёздочки от болтовни!

Доктор зашёл в комнату и захлопнул за собой дверь.

А поражённый предсказанием офицер долго ещё стоял столбом у порога. И думал, что доктор, пожалуй, посильнее будет экстрасенсов и магов, которых по телевизору показывают.

«Знает, всё знает! И выпить люблю, и поболтать… Это он прав! Вот ведь!»

– С дороги! – крикнул ему санитар.

Офицер и не ожидал, что они так быстро прибегут на вызов.

Он замешкался, и дюжий санитар одним мощным движением отодвинул его в сторону, освобождая дорогу.

– Коля, носилки давай! Заходи быстрей!

«Грубые они тут все» с грустью подумал офицер. «Капитана – и того не уважают. Двигают в сторону, как мешок с опилками. Будто…»

Капитан вздохнул и зашагал по коридору – подальше от комнаты. От доктора-предсказателя. От грубых санитаров. От этого больного спецагента, с которым возятся как с…

«С генералом каким! И костюм ему! И фото!»

И вообще… Чёрт с ними со всеми! И так из-за них не выспался.

С одним он ещё твёрдо не определился: напиваться сегодня вечером или нет? Планировал напиться, но это предсказание…

«Всё равно напьюсь» решил капитан. «Корона… Придумает тоже! Больной!»

И рассмеялся. Молодым, счастливым, здоровым смехом.

– Вот такой маршрут можно считать относительно безопасным…

Совещание шло уже третий час и заканчивалось обсуждение наиболее важных вопросов.

Выполняя задание генерала Шевалдина, Ратманов встретился с представителем ФСО…

«Полковник Вишняков! Зовут меня Андрей Александрович. Прибыл к вам по распоряжению генерал-майора Сомова».

«Я в курсе, Андрей Александрович. Ратманов, Пётр Владимирович. Полковник Управления специальных стратегических мероприятий. Я передам вам…»

…и передал ему заранее подготовленные специалистами Управления материалы по операции «Лабиринт», а так же изложил ему подробно (с максимальным количеством деталей) программу подготовки к операции.

Легенду «Лабиринта», складно сочинённую для ФСО специалистами-дезинформаторами Управления Ратманов выучил наизусть. Он прекрасно понимал, что собеседник его – человек опытный и искушённый в технологиях, используемых спецслужбами (в том числе и в легендировании операций), поэтому в разговоре с Вишняковым использовал приём: «убеждать, не убеждая».

Он не стремился сделать свой рассказ максимально правдоподобным и не проявлял видимого усердия в попытках донести до собеседника информацию, препарированную в нужном для Управления виде.

Ратманов знал: излишне акцентированное правдолюбие настораживает. Честность напоказ непременно вызовет у офицера спецслужб недоверие и, как следствие, обострение профессионального нюха.

Ратманов точно и последовательно излагал легенду. Но делал это не спеша, несколько даже затянуто, дозировано и – словно бы нехотя (не утрируя, однако, форму дозированного представления данных, чтобы не сложилось у Вишнякова впечатление, что служебную информацию ему передают едва ли не под прямым давлением руководства).

И только ближе к финальной части беседы, окончательно убедившись в том, что офицер ФСО проглотил крючок с наживкой и готов принять легенду прикрытия, объясняющую необходимость проведения операции подготовкой особо важной диверсионной акции за границей «в угрожаемый период», Ратманов обратился к Вишнякову с просьбой поделиться своими соображениями относительно предложенной технологии реализации «Лабиринта».

Эта была самая важная часть операции легендирования.

Теперь Вишняков должен был сам себя убедить в реальности диверсионного плана.

Или обнаружить свой скепсис и недоверие, под любым предлогом уклонившись от детального обсуждения «Лабиринта».

– Ещё хотелось бы, – уточнил Вишняков, – узнать ваше мнение относительно безопасности маршрутов нашего оперативника. Безопасности для него и…

Он улыбнулся, дружелюбно и открыто.

– …И наших уважаемых политиков. Сами понимаете, работаем в боевых условиях. Вы же, конечно, постараетесь взять его ещё на подходе. Он, разумеется, постарается избежать встречи с вами. В ваших интересах не подпустить его к делегатам съезда. Конечно, премьер-министра в этот день мы не ждём…

Ратманов невольно понизил голос.

– …Но Председатель Госдумы! Да и прочие… Они, скорее всего, будут. Их, как вы понимаете, ни о чём не предупреждали.

– А у нас есть информация, что ваша акция согласована с высшим руководством страны, – возразил Вишняков.

– С высшим – да, – уверенно ответил Ратманов.

Слово «высшим» он произнёс медленно, с нажимом, явно стараясь подчеркнуть и выделить это важное обстоятельство.

– Не с высоким начальством, а с высшим руководством, Андрей Александрович, – пояснил Ратманов. – У операции высший уровень секретности. Руководство – это двое! Двое, а не трое, пятеро или сотня. С ними операция согласована в принципе, а не в деталях. Детали важны нам. И вот количество политиков и чиновников в расчёте на квадратный метр Гостиного Двора… Кстати, в Гостином дворе съезд пройдёт? Не было изменений?

– Не было, – успокоил его Вишняков. – Всё по плану.

– Так вот, – продолжил Ратманов, – количество там, сами понимаете, зашкаливает. С одной стороны, это хорошо. Если наш человек проверку пройдёт, то его – хоть в Белый дом можно отправить.

Вишняков беспокойно заёрзал в кресле и на миг демонстративно отвернулся.

– С другой стороны…

Ратманов развёл руками.

– …если шум будет при задержании… Пресса у нас, конечно, дисциплинированная. На такие мероприятия другую и не допускают. Лишнего, думаю, не напишет. Но проблемы могут быть, и большие. Шума и переполоха на большие начальники не простят. Они ведь к спокойной жизни привыкли. К стабильности и защищённости. Так что… Поделитесь своими соображениями, Андрей Александрович. Назовите маршруты перспективные для нас и опасные для вас.

– Ну, вы этими маршрутами точно не воспользуетесь! – сказал Вишняков и хитро сощурился.

– Возможно, – осторожно произнёс Ратманов. – Попробуйте запутать нас. На то и нужны учения. Тем более, что наш человек безоружен и своё присутствие только обозначит. А вы своих людей проверите. Предлагайте, Андрей Александрович!

– Хорошо, – ответил Вишняков.

Ратманов слушал его внимательно и постоянно делал записи в блокноте. Потом разложил на столе подробную карту центра Москвы. И рядом – схему Гостиного Двора.

Минут сорок они разбирали подробно различные варианты прохода сквозь оцепления и проникновения в здание.

Ратманов понимал: Вишняков осторожничает и старается его запутать. И, конечно же, скрывает информацию о постах наблюдения, системе связи, кодах подтверждения и прочих важных деталях системы охраны комплекса.

Но это было не важно! Главным было другое: готовность Вишняков обсуждать детали операции.

Это был индикатор: наживка проглочена. Добыча пока не насадила себя на крючок, но успела уже его проглотить.

Вишняков подтвердил готовность участвовать в операции, он согласился обсуждать её детали (не так важно, дезинформируя Управление или делясь подлинной информацией… да и разберись потом, искренне ли поддерживал провокаторов Управления или только делал вид, что работает в связке с ними, а в плохое – верится всегда легко!). Он согласился!

Этого достаточно.

Он уже замаран. И пусть попробует потом доказать, что выполнял приказ командира. Командиры потом от него открестятся. Откажутся! Сдадут со всеми потрохами! Все отцы-командиры, все до единого.

Такое уж у нас государство. Все друг друга сдают. Тем и живы бывают.

«Мне ли не знать!» радостно подумал Ратманов.

И попросил:

– А вы на схеме вот тут пометку поставьте. А то, знаете, в голове всё не удержишь. Вот здесь, пояснение и пунктир по маршруту. И вот тут. А если со стороны Варварки пройти?

Вишняков, в конце концов, поставил точку в обсуждении.

– Вот такой маршрут можно считать относительно безопасным, – сказал он, доведя пунктирную линию до подъезда и подведя к ней боковые стрелки с пояснительными надписями.

– Только бесполезно всё это, Пётр Владимирович. Не пройдёт ваш человечек, не пройдёт. И с липовыми документами не пройдёт, и в гриме не пройдёт, и в шапке-невидимке не пройдёт. Невидимок в инфракрасном спектре фиксируют. Если понадобится, и такие приборы подключим. Не хочу хвастаться, но сдаётся мне, что мы вашего парня на дальних подступах возьмём. И что с ним будет после этого?

– Ничего, – успокоил его Ратманов. – На переподготовку отправим… А знаете, что…

Ратманов пошевелил губами и пальцем провёл по карте.

– Давайте усложним задачу! Для вас ведь вопрос наблюдения важен. Так давайте вашу задачу упростим. А нашу, соответственно, усложним. Уж проверять, так серьёзно! Я не только передам вам фотографию нашего сотрудника и некоторую информацию о нём, я направлю его непосредственно к вам.

– Не понял, – удивлённо протянул Вишняков.

– Очень просто! – воскликнул Ратманов. – Вы за полчаса до начала операции заберёте нашего человека в установленном месте. Какое место вам больше нравится? Пересечение Мясницкой и Бульварного кольца устроит? Со стороны почтамта?

Вишняков промолчал.

– Везёте его до любого места в квартале от Гостиного Двора. В нужной точке высаживаете. Дальше он пойдёт по своему маршруту. Дайте ему только десять минут форы.

– А если мы его сразу под наблюдение возьмём? – осторожно спросил Вишняков.

– Ваше право, – ответил Ратманов. – Берите. Наблюдайте.

Вишняков наморщил лоб. Минуты две обдумывал предложение Ратманова.

Потом задал ещё один вопрос:

– Почему вы нам навстречу идёте?

«Вот здесь ты напрягся» отметил Ратманов.

– Да уж не по доброте душевной, – ответил он. – Мы не хотим, чтобы операция вышла за пределы вот этого района.

Он ткнул пальцем в карту, точно (хоть и ненамеренно) попав в Биржевую площадь.

– Что, ваши службы тоже работать будут? – догадался Вишняков. – Хотите сразу ограничить район операции, чтобы по всему кварталу не разбрасываться? Но мы ведь в поддавки играть не будем. Вдруг мы его далеко от Гостиного Двора отпустим?

Ратманов пожал плечами с видом полного безразличия.

– И это ваше право… Но ведь невыгодно это вам. Выгодней отпустить там, где ваши ряды плотней всего. Центр Москвы – ваша вотчина, а уж в районе Гостиного всё просматриваться будет.

– И вами, и нами? – уточнил Вишняков. – Хорошо… Вообще-то он отчаянный парень, этот ваш диверсант! У всех на виду пробираться…

«Или прорваться» мысленно добавил Ратманов.

– …в такое охраняемое место! Да, кстати, познакомьте уж с ним. Хотя бы заочно.

– Да, конечно! – согласился Ратманов. – Если вы, как я понимаю, такую корректировку по плану принимаете, то…

– Принимаем, – подтвердил Вишняков. – Почему бы и нет? Вы же сами навстречу идёте. Привезём вашего парня… Куда надо! А это что?

Ратманов выложил на стол, поверх карты и схемы, чёрную кожаную папку.

– Это и есть наш парень, – заявил Ратманов.

И достал из папки фотографию.

– Черновский, Вячеслав Данилович. Он намного моложе вас, Андрей Александрович, так что можете называть его просто – Слава. Парень простой, очень открытый и дружелюбный.

– А во время проведения операции как называть? – тут же уточнил въедливый Вишняков. – В служебных переговорах? По рации? Тоже Славой будем звать?

Вишняков к этому вопросу был готов.

– Управление предлагает вашего гостя называть – «Алмаз». Просто и понятно. Такой вот вам подарок… Вы с ним, полагаю, осторожно будете обращаться. Да и при задержании, надеюсь, не обидите. Нехорошо это – такого дорогого гостя обижать.

– И то верно! – согласился Вишняков. – Не волнуйтесь, с нашей стороны всё будет спокойно и интеллигентно. Без эксцессов. Так он…

Вишняков протянул руку.

– …молод, стало быть?

– По сравнению с нами, – ответил Ратманов. – Тридцать пять недавно исполнилось. Нам-то уж за сорок… Увы, за сорок… А этот парень – молод и здоров. Всё у него впереди, как говорится. Звания и звёзды. Здесь, в папке…

Он постучал пальцем по кожаной обложке.

– …некоторая информация о Черновском. Или об «Алмазе», давайте уж так теперь его называть. Воинское звание, послужной список. Уж простите, кратко всё и неполно. Непосредственно для проведения учений всё это не нужно, но мы подумали, что вам всё-таки необходимо получить хотя бы некоторую, пусть и неполную информацию о вашем партнёре по такой ответственной операции. Там же приложена небольшая справка с описанием его внешности: рост, вес, цвет глаз, тип лица. В общем – словесный портрет. Всё, что нужно для вашей «наружки». Это чтобы вы не трудились, готовя своё описание. По вводным данным этих учений наш человек находится на территории противника под наблюдением. Так рассылайте описание по своим контрольным постам. Да… И, конечно же, фотография. Как и обещали!

И он протянул Вишнякову фотографию Лиса.

– Вот он, наш человек!

– Действительно, – заметил Вишняков, внимательно рассмотрев фотографию. – Лицо открытое, дружелюбное. Средний такой, незаметный паренёк. И пивко может с тобой выпить, и в толпе затеряться. Только глаза у него… Сонные какие-то.

– Не высыпается, – пояснил Ратманов. – Готовится… И днём, и ночью.

И, улыбнувшись, подвинул папку ближе к Вишнякову.

Генерал Шевалдин вернулся в город в субботу вечером.

На даче генерала был праздник: отмечали день рождения внука. Шевалдин давно мечтал отметить день рождения маленького Миши (в честь деда, между прочим, названного) в России. И не просто в России – у себя на даче.

Дочка уже который год жила в Канаде. Зять генерала возглавлял представительство крупной российской компании и на подзабытой им родине бывал редко.

Внук родился в Торонто.

В России он был всего четыре раза. И только один раз оставляли его родители на месяц погостить у дедушки с бабушкой. В июне прошлого года. А до того привозили внука совсем уж на короткое время. На неделю – полторы.

И не было тогда подходящего случая устроить праздник. Настоящий детский праздник! С клоунами, воздушными шарами, фейерверками! С этим… как его… С шоколадным фонтаном! Большим шоколадным фонтаном. С водяными горками и бассейном.

Ну и с прочим. Всё, как положено.

И подарок генерал приготовил отменный. Большая, длиной метра в полтора, украшенная красными, синими и оранжевыми полосами радиоуправляемая модель вертолёта. Солидная, сверкающая, грохочущая мощным двигателем машина с таким размахом винта, что для посадки ей подходила разве что обширная лужайка перед генеральским коттеджем.

В пятницу вечером генерал лично показывал внуку высший пилотаж.

И готовился к завтрашнему празднику.

Дочка Наташа так и сказала ему: «Подготовься, порадуй внука! Мы и так навстречу тебе пошли, поддались уговорам. Специально отпуск перенесли, чтобы к Мишиному дню рождения подгадать».

Генерал ответственно подготовился к празднику.

Даже заказал микроавтобус, чтобы вовремя привезти артистов из города. Они должны были сыграть для Миши спектакль-сказку об Иване-царевиче и Василисе Прекрасной.

«Ребёнок же с родной культурой не знаком!» пояснял выбор репертуара Шевалдин. «Одни Микки-Маусы и Бэтмены на уме! По-русски с акцентом говорит! Загубишь мне внука, Наташка, загубишь!»

И пригласил клоунов для вечернего представления.

Подготовил фейерверк.

И этот… Да, шоколадный фонтан. Большой шоколадный фонтан! Генерал и о нём не забыл!

Техники смонтировали фонтан прямо в холле. Устроили вокруг фонтана декоративную подсветку. А повар готовился заправить его отборным шоколадом.

И детей на праздник генерал не забыл пригласить. Чтобы внук не заскучал. Из хороших семей приглашал, по списку.

Готовился Михаил Николаевич к празднику не жалея сил.

С обычной своей основательностью всё спланировал, но тут…

Позвонил финансист.

Подполковник Кривцов не занимал ответственных постов в финансово-хозяйственном отделе Управления. Официально в штатном расписании он значился руководителем одного из секторов административного департамента. Номинальная его должность была незначительной, хотя и руководящей. Формально он не входил в число сотрудников, приближенных к руководству.

Но всё «формальное», «официальное» и «номинальное» было лишь прикрытием его основной деятельности, чрезвычайно важной для Управления и лично для Шевалдина.

Этот серый, незаметный чиновник, умело спрятанный руководителем Управления в самом незаметном уголке административного, то есть самого неприметного из отделов, занимал ключевую позицию менеджера, курирующего самые ответственные и конфиденциальные финансовые операции Управления.

Операции, даже более секретные, чем финансовое обеспечение тайных операций Управления и перевод денег агентам (в том числе и весьма влиятельным).

Кривцов отвечал за самое святое и сокровенное – легализацию капиталов. Только он и Шевалдин знали, в чём истинный и высший смысл всей деятельности Управления.

Не в диверсионных операциях и ликвидациях. Не в создании подконтрольных Управлению террористических групп. Не в подготовке к нелегальной работе в так называемый «угрожаемый период».

Нет!

Это – тактический уровень. Это лишь средства для достижения цели. И внешний уровень прикрытия, основная составляющая главной легенды Управления, которое, якобы, является лишь частью (пусть и самой засекреченной) системы обеспечения государственной безопасности России, потому и скрывается до срока в темноте (для вящей эффективности операций), и готовит кадры преданных Родине диверсантов, подозрительно похожих на террористов.

Первый каскад прикрытия должен был спрятать Управление от посторонних глаз.

Второй каскад, предназначенный для дезинформации коллег из спецслужб и правительственных чиновников, включал легенду Управления и целую серию хорошо подготовленных «утечек» о якобы готовящихся специальных акциях в горячих точках СНГ.

Третий каскад прикрытия предназначался для сотрудников Управления.

Четвёртый – для руководства Управления.

Правду знали двое: Шевалдин и доверенный финансист. Впрочем, финансист не поручился бы, что правда эта на самом деле – лишь пятый уровень защиты.

А за ним, быть может, есть и шестой. Для Шевалдина.

Впрочем Кривцов, чиновник исполнительный и дисциплинированный, место своё знал и все тайны мироздания, а уж, тем более, Управления – разгадывать не собирался.

Он знал свою правду.

Управление работало в интересах клиентов, крупных российских чиновников и бизнесменов, часть капиталов которых была размещена в коммерческих проектах на Западе, а другая часть (к сожалению, немалая) зависла в опасной неподвижности в оффшорных зонах.

Деловые эти люди были весьма озабочены некоторыми трениями, возникшими между Россией и Западом, и резонно полагали, что политические риски могут легко трансформироваться риски коммерческие. Что для них было совершенно неприемлемо.

Не имея возможности смягчить и скорректировать политический курс в рамках публичной политики ввиду отсутствия оной (чему они сами в своё время немало поспособствовали), да и не веря в эффективность сугубо политических методов воздействия, богатые и влиятельные эти люди сделали ставку на Управление.

Именно связи Управления на Западе должны были защитить их деньги.

Логика их действий для людей, знающих специфику взаимоотношений Управления с западными партнёрами, была простой и прозрачной: Управление, защищая интересы западных кураторов, корректирует развитие внутриполитической обстановки в России, а западные партнёры предоставляют возможности для легализации капитала и предоставляют гарантии его неприкосновенности.

Кривцов отвечал именно за легализацию средств клиентов Управления.

И вот – он позвонил.

В день, когда генералу менее всего был нужен его звонок. В день, когда хотелось бы хоть ненадолго забыть о трансферах, инвойсах и многоступенчатых схемах денежных переводов – позвонил именно, финансист.

Единственный человек в Управлении, имевший право звонить Шевалдину в любое время дня и ночи. Единственный, чей звонок генерал никогда бы не отклонил. Никогда!

Даже в такой день.

И единственный, кто мог бы настаивать (не просить, а именно настаивать!) на срочном выезде в Москву.

«Не к добру этот звонок» подумал Шевалдин, нажимая на кнопку приёма.

Кривцов просил о срочной встрече.

– Не в Управлении… Есть у вас надёжное помещение? Особо надёжное?

«Ишь ты, намекает!» подумал Шевалдин. «Даже нашим явочным квартирам он не доверяет. Боится, что свои же информацию сольют?»

– Моя квартира устроит? – предложил Шевалдин.

Не дождавшись ответа, распорядился:

– Через два часа подъезжай. Жди у шлагбаума. Адрес помнишь?

Кривцов в ответ промычал что-то неразборчиво. Генерал услышал только: «…разберусь».

– Значит, помнишь. Тогда – через два часа. Всё!

Он отключил телефон. Повернул голову – и поймал негодующий взгляд стоявшей рядом дочери.

– Я слышала! – прошипела Наталья. – Всё слышала!

– Ну работа же, – промямлил, оправдываясь, генерал. – Мы – народ служивый, казённый. Надо прибыть…

Дочь побагровела от возмущения.

– Ты сам нас звал! В кои-то веки…

– А где ключ от машины? – забормотал генерал, суетливо хлопая по карманам старой своей, потёртой (дачный вариант!) замшевой куртки. – Вроде, тут были… Под рукой…

– В кои-то веки! – не унималась дочь. – Отпуск перенесли, Мишку привезли! Сам просил! Сколько нас уговаривал? Специально привезли, к празднику готовились! А дедушка? А дедушка убегает! У него, видите ли, дела! Ему позвонили, и на внука ему наплевать! Нет уж, имей совесть…

– Отдыхайте, наслаждайтесь! – застонал Михаил Николаевич. – Вон, декорации уже ставят. Спектакль скоро будет. Мороженое приготовили, фейерверк вечером. Вернусь я завтра утром, вернусь… О, ключ нашёлся!

С торжествующий улыбкой вытянул он из внутреннего кармана подвешенный на брелке ключ и потряс им перед самым носом дочери.

– Нашёл! Ну, это… Не злись.

Он попытался поцеловать дочь в щёку, но та от отцовской ласки уклонилась.

– Завтра поздно будет, праздник сегодня. Видеть тебя не могу!

«Надо ей будет подарок купить» подумал Шевалдин, открывая двери гаража. «Сильно разозлилась…»

Называя срок в два часа, Шевалдин взял получасовой запас по времени. Ехать было недалеко, да ещё и суббота…

Но движение в город всегда непредсказуемо.

На МКАДе из-за аварии образовалась пробка. Ехал Шевалдин два с четвертью часа.

Кривцов терпеливо ждал его у шлагбаума, загораживающего въезд во двор элитного дома.

– Садись, – пригласил его генерал. – Отсюда до подъезда далеко.

Генерал оставил машину в подземном гараже. На предпоследний этаж, где расположена была квартира генерала (точнее, нижний её уровень) они поднялись на грузовом, самом медленном в доме лифте.

Кривцов явно не спешил начать разговор. Всю дорогу хранил он молчание и даже в квартире, за закрытыми дверями, не решился сразу рассказать Шевалдину о причинах, побудивших его прервать генеральский отдых.

– Ты хоть знаешь, какого праздника ты меня лишил? – недовольно пробурчал Шевалдин, снимая куртку и переобуваясь в прихожей. – Не стой столбом, проходи… Не туда, дальше по коридору. Там зал, гостевая. Вот туда!

Покрасневший от смущения Кривцов распахнул двери в гостиную (размерами своими и впрямь напоминавшую большой зал, вполне подходящий для устройства небольшого бала).

Кривцов постоял и порога и прошёл на середину гостиной.

– Ну, что? – спросил вошедший вслед за ним Шевалдин.

Кривцов вздохнул и показал на дорогой персидский ковёр, расстеленный посредине зала.

– Не испачкаю, Михаил Николаевич? Я в уличной… Может, переобуться?