Текст книги "Закулисные тайны и другие истории…"

Пианино в заточении

Когда мы только переехали в Америку, у нас не было пианино, вообще не было никакого музыкального инструмента. Нет, была скрипка, на которой играл наш сын Лёва.

Но больше ничего.

Конечно, я стал спрашивать, нет ли у кого лишнего инструмента. Просил всех знакомых узнать…

И вот раздается звонок.

– Александр, нам сказали, что вам нужен инструмент.

– Да.

– Так вот, мы хотим вам предложить прекрасное пианино. Единственное условие – вы должны его сами вывезти.

Конечно, – согласился я и через несколько часов был по указанному адресу в Бруклине.

Пианино было вполне хорошее, немецкое, послевоенного времени, ГДР. Вполне сносно настроенное. Я спросил:

– А кто у вас играет?

Хозяин довольно грубо ответил:

– Никто. Это не наш инструмент.

Я сказал, что беру. Хозяин очень обрадовался.

– Забирайте прямо сейчас.

Грузчики приехали через полчаса. Сердце мое наполнялось радостью – уже сегодня дома будет стоять пианино и я смогу на нем играть.

Правда, грузчики повели себя как-то странно. Они поцокали языком, походили вокруг пианино, потом подошли ко мне.

– Хозяин, ничего не получится.

– Как не получится? – возопил я.

– А очень просто, – сказал здоровый детина-грузчик. Это пианино невозможно вынести из комнаты.

И тут я понял. Дело в том, что квартира была на 4 этаже, в обычном многоквартирном доме. Но в этой квартире недавно был сделан ремонт. И комнату, в которой находилось пианино, переделали. Построили дополнительную стенку и заложили проход, а дверь сделали в другом месте, очень маленькую и узкую, туда пианино никак не проходило.

Таким образом, задачу можно было решить двумя способами: или разобрать стену, на что решительно не был согласен хозяин квартиры, либо вызывать специальную технику (типа пожарного крана) и через окно, медленно, на специальных ремнях, спускать музыкальный инструмент на землю. Опытные грузчики мгновенно подсчитали, что эта операция обойдется нам примерно 2000 долларов. Купить приличное пианино в комиссионном магазине можно было тогда за 800 долларов.

Что я и сделал.

А пианино, которое мне предлагали, наверное, так и стоит в той комнате. Вполне возможно, меняются хозяева, а пианино переходит вместе с квартирой из рук в руки. И всё ждет, кто же его освободит из непредвиденного заключения. И немного поиграет на нём, ну хоть «Собачий вальс»…

Стишки

Всё, что я включил в этот раздел, написано по случаю. На юбилеи, на встречи, просто от радости. Ни в коем случае не причисляю к себя к поэтам, небожителям и фантастическим представителям человеческого рода (говорю без всякой иронии).

Просто люблю слагать слова в рифму и в ритме. Могу себя называть версификатором.

 

Библиотека

Ах, сколько всего замечательного
На полках моей библиОтеки.
Мне книги дарят друзья мои,
Прозаики и переводчики.
И я их читаю внимательно,
порой оторваться не в силах
читаю не всё: Избирательно.
путаюсь, иногда пугаюсь
но всё равно пытаюсь
понять —
хотя бы немножечко,
о чем это?
И кто этот человек,
который всё это написал
ведь я его знаю в жизни,
но в строчках он раскрывается
порою совсем по-другому,
И я понимаю что-то,
чего раньше не понимал.
конечно, я стараюсь
не добавлять ложку дегтя
в тот мед, что назойливо
облепляет меня своей сладостью…
 
 
за строчками стоят чьи-то тени
и я их угадываю порой.
Но чаще и не пытаюсь угадать
Что там – за горой.
И кто там – герой?.
 

–

 
Ах, зачем мне такой геморрой?
Ах, зачем я так много читаю?
Для чего эти буквы и мыслей рой?
Зачем в жизнь я чужую врастаю?..
 
 
но я не могу иначе.
Такая вот незадача…
 

 

Мысль изреченная

Мысль изреченная есть ложь
Сказал поэт. Но он ошибся.
Мысль изреченная есть нож —
сказал философ Фридрих Ницше.
 
 
порой кривой, порою ржавый
порою тонкий, как стилет
иль занесенный над державой
Топор. Иль скальпель. Иль кастет.
 
 
В тот миг, что Цезарь мысль озвучит —
Толпа, вскипает, горяча,
Излиться хочет, словно туча,
И жаждет крови и меча.
 
 
И вдруг над миром бомбы грянут.
И гуннов полчища помчат
И вновь империи увянут
По мановенью палача.
 
 
И всё пожрет огонь нещадный,
И обратится мир наш в пыль…
 
 
Запомни, друг мой ненаглядный —
Мысль изреченная – фитиль.
 

 

Вариации на тему «фьоренцы»

Примечание: «Фьоренца» – новелла в форме пьесы Томаса
Манна, на сюжет которой я написал оперу.
 
 
Мы много говорили о приоре
И становилось ясно a priori
Какие я выделывал коленца
Со строками божественной «Фьоренцы»…
 
 
Как выросло с тех пор мое брюшкО
Когда дарил завистливый Грушко
Свои вполне божественные вирши
как будто был допущен он до пиршеств
 
 
тех всеблагих,
о коих нам камлал
потомок эфиопов А.С. Пушкин.
Поверьте, одного б я лишь желал —
чтобы никто меня не взял на пушку.
 

 

Долги наши

Он был человек без долгов
Можно сказать «бездолговый»
А друг его был без мозгов
Можно сказать «бестолковый»
 

 

Русско-ивритское

Это было тогда
Я сказал вам «Тода»
Это значит по-русски «спасибо»
Но ответ был суров
Он ответил мне «Тов»
«Хорошо» – перевод. Или прибыль.
 
 
Перевод – как ушиб,
перевод – как загиб,
перевод – это будто фунт лиха.
Я сказал ему Шма!
Я сказал – манишма!
После тихо шепнул ему – слиха!
 

 

Жизнь

Он снова посрёт и снова поссыт
А после он примет ново-пассит,
И ляжет и будет пытаться заснуть.
О да, sic transit, —
человеческий путь!
 

 

Блогерское

В юности, в тесной тиши кабинета
Мы романтично рвались – на север!
Нынче же тихо, – в сетях интернета
Мы повторяем – на сервер! на сервер!
 

* * *

Народная песня

Первая строка

Пойду ль я, выйду ль я да

А вторая строка

Пойду я, вылью яда!

* * *

 
Позади меня – степь, сверху – Родина
Рядом баба моя – сверхуродина!
Закулисные тайны и другие истории
 

 

О, да – вишневскому!

Володя Вишневский, Вишневский Володя,
Любимый, прекрасный и всё в этом роде.
Вишневский Владимир, маэстро Вишневский,
Ты взрослый мужик – но с улыбкой из детства.
 
 
Ты пишешь стихи. Это странная доля.
Эта охота ведь пуще неволи.
Ты со стихами навеки повязан.
А гражданином ты быть не обязан.
 
 
Поэтом легко быть. Да проще простого.
Берешь ты словарь, выбираешь ты слово.
Потом подбираешь к тому слову рифму.
Потом продаешь – по двойному тарифу.
 
 
Но так сочиняет поэт без полета
Они графоманы, они виршеплеты
Поэт настоящий сначала страдает
Гуляет, вздыхает, и даже рыдает.
 
 
Потом, наконец, за перо он берется
Роняет слова просто так, как придется,
И пишет как слышит, и слышит как дышит
И писая – пишет, и какая – пишет.
 
 
Садится он к компу, глядит в монитОр он
И жмет на педаль, то на газ, то на тОрмоз,
И знать не знает, что там родится
Ибо не знает творец, что творится.
 
 
ПЕСНЯ (на мотив «Мы выбираем, нас выбирают»)
Милый Вишневский, Дивный Володя,
Всеми любим ты в нашем народе.
Милый Владимир, Славный Вишневский
Кормишь и поишь нас – по-королевски.
 
 
А мы пришли, чтоб тебя здесь поздравить
Чтобы в стихах и в песнях восславить
Всем нам известны строки поэта.
Мол, «мы тебя любим не только за это»
 
 
да вся страна тебя любит за строчки
ты популярен как синий платочек
но нам повезло узнать тебя близко
И оценить твою бескорыстность.
 
 
мы тебя любим за дружбу и скромность
за пониманье и за весомость
за легкость слога и прочность чувства
за верность дружбе и за искусство.
 
 
Да, за искусство стихосложенья
За поздравленья нас всех с днем рожденья
ты всегда помнишь все наши сроки
храним у сердца мы твои строки.
 
 
Будь же здоров и живи ты богато
И обставляй свою новую хату
И на Бродвее, на Тверской и на Невском
будь с нами вместе,
Мистер Вишневский.
 

* * *

Первые 40 лет

с любимой женой Ириной

 
Я помню этот зимний день
Хоть сорок лет уже прошло
В Москве тогда была метель
И по земле мело, мело
 
 
Полны обманчивых надежд
Мы были счастливы тогда
Я был еще довольно свеж,
А ты прекрасна – как всегда
 
 
Никто из нас тогда не знал
Что уготовано судьбой,
Каких высоких чувств накал
Господь подкинет нам с тобой!
 
 
Но – се ля ви! И сорок лет
Прошли сквозь пальцы как вода
Но я люблю тебя, мой свет,
гораздо больше, чем тогда
 
 
За каждый час благодарю
Судьбу. За каждый день
И каждый миг боготворю
Все остальное – дребедень!
 
 
Лишь об одном богов прошу
Чтоб это длилось без конца
И я еще не раз спишу
МузЫку – с твоего лица
 
 
Ты любишь петь, ты любишь пить
Ты материшься как шпана,
С тобой совсем не просто жить.
Но без тебя – совсем хана.
 
 
Хоть 40 лет – немалый срок
Судьбы не мыслю я иной
Твержу заученный урок:
Не уходи, побудь со мной
 
 
С тобой я – музыку пишу,
То до-мажор, то си-бемоль
А без тебя я – не дышу,
Ведь без тебя я – просто ноль
 
 
Я твой великий афоризм
Запомнил раз и навсегда
С женой жить долго – героизм
К погонам – лишняя звезда.
Тебе как будто орден дан
За то, что шел – и не упал
Был лейтенант – стал капитан,
А был майор – стал генерал.
 
 
Уж 40 лет наша семья
Плывет судьбе наперекор
Считайте, что сегодня я
Примерно генерал-майор
 
 
Быть генералом – это gut!
Но это вовсе не предел
Ведь продолжается маршрут
У нас еще немало дел
 
 
Немного надо принажать
И взять еще один редут
Еще лет 10 проживем
Глядь – в маршалы произведут.
 
 
Вы к свадьбе нашей золотой
Уже готовьтесь, господа!
Всего осталось 10 лет
По сути – просто ерунда
 
 
Сегодня У НАС РУБИНОВЫЕ торжества —
МЫ стали сегодня РУБИНОВОЙ четой…
Любимая, давай засучим рукава
И доживем до Золотой!
 

ИРИНЕ ГИНЗБУРГ от АЛЕКСАНДРА ЖУРБИНА

С ЛЮБОВЬЮ

LOVE ME, TENDER

Что такое тендер – все знают. Это когда борются за какую-то вещь, а эта вещь давно продана кому-то другому.

Не путать с Бендер (Остап) и не путать с Гендер. Не путать с Генделем и с Гайдном.

А вообще-то tender – по-английски это нежность.

 

Итак, нежная песня ире гинзбург

Жизнь есть тендер,
Жизнь творит
Много разных шоу
Love me tender, love me sweet
Never let me go
Для тебя, моя любовь,
Мир я сотворил
For my darling, I love you
And I always will
 
 
Я пою тебе, любя
Something very blue
Ира, я люблю тебя
Я тебе люблю
Совершенно не остыл
Пыл в моей груди
И надеюсь, что еще
Много впереди
 
 
Много лет с тобой, мой друг,
Я уже живу
И старательно держу
Лодку на плаву
Мы прошли сквозь рай и ад
Сквозь огонь и дым
Пусть останется наш брак
вечно молодым
 
 
Мы встречали на пути
и добро и зло
Все же в жизни нам с тобой
Крупно повезло
Был маршрут у нас крутой
Обошли весь свет
Хорошо, что мы с тобой
Вместе 40 лет
 
 
Есть у нас один секрет
Наш чудесный сын
Он – известный на весь свет
Лёвушка Журбин
Он летает высоко
Ах, летят года
Хоть живет он далеко
Рядом он всегда
 
 
Мы стремимся к торжеству
Встреч – сплошной восторг!
Или он летит в Москву
Или мы – в Нью-Йорк
Каждый день звонит нам он
И мы ловим кайф
С нами он через Айфон
Или через Скайп
 
 
Как луч света среди тьмы
Тут явился внук
Стали дедом с бабой мы
Стал светлее круг
Внук прекрасен как звезда
Или херувим
Внука Беньку, господа,
Мы боготворим.
 
 
Ну а жизнь идет вперед
Слышим: тук-тук-тук.
Сладкий словно бутерброд
Йосик – новый внук.
 
 
Он красавец сызмальства
Всей семье под стать
Теперь внуков целых два
О чем еще мечтать?
 
 
Здравствуй, Ирочка моя
Take me to your heart
Буду я любить тебя
And we’ll never part
 
 
Жизни поле мы с тобой
Вместе перейдем
Ничего прекрасней нет
Чем быть с тобой вдвоем.
 
 
Буду старым я, как Ной,
Пыль пойдет и дым
Но коль будешь ты со мной —
Буду молодым.
 
 
…Вот какую я тебе
Песню залудил
Love me tender, I love you
And I always will.
 

 

Флорида, любовь моя

Опять любимая Флорида,
Когда с балкона видно море,
И реют чайки на просторе,
И с моря веет легкий бриз.
Не знаю, как у вас в Тавриде,
Или в расхваленной Колхиде,
Но мы твердим: здесь, во Флориде,
Исполнится любой каприз.
 
 
Здесь много разных искушений,
Разнообразных приглашений,
Здесь не боятся отношений,
И говорят и в глаз, и в бровь
Здесь пальмы нам ветвями машут,
Народ гуляет здесь и пляшет,
И здесь вливают в вены наши
Сладко-кипящую любовь.
 
 
Плывут по морю пароходы,
Летят по небу самолеты,
Немного ниже – вертолеты
Здесь все хотят летать и петь!
Когда с балкона видно море
И реют чайки на просторе,
То хочется забыть о горе,
И громко крикнуть:
ОБАЛДЕТЬ!
 

 

Сложности перевода

То, что невозможно объяснить иностранцу
Заброшенный пейзаж и заброшенный агент.
Завести (дело) и завести (автомобиль), завести (шашни) и завести (аудиторию).
Запаивать (насмерть) и запаивать (наглухо).
Подобрали музыку и подобрали на улице.
 

 

Города и веси

Поехали мы раз в Марокко
Послушать музыку барокко
Да, музыка была барочной,
А наша жизнь была порочной.
 

* * *

 
И вот наконец-то попал я
В страну под названьем Андорра.
И в жизни моей, как мечтал я,
открылся вдруг ящик Пандоры.
 
 
Я падаю, падаю, падаю,
Я падаю в городе Падуя
 

* * *

 
Бар-Кохба идет на баррикады
И яростно стирает все баркоды
 

* * *

 
Мы в городе КарАкас угощались
И наливал нам коньяку сам Уго Чавес
 

* * *

 
однажды мне стало херово
Я взял и поехал в Перово
 

* * *

 
А проще всего петь в октаву
Сказал я, приехав в Оттаву
 

* * *

 
Когда получу много чеков
С друзьями рвану в город Чехов
 

* * *

 
Однажды черт меня попутал
И я отправился в Мапуту
 

* * *

 
Однажды, будучи в Довиле
Мне жутко ногу отдавили
 

* * *

 
Поехал в город я Ареццо
И очень там хотел пригреться (вариант – погреться)
 

* * *

 
Я, по правде, восхищен рекою Арно
Пару дней возле нее провел шикарно
Вариант:
Я, по правде, возмущен рекою Арно
Пару дней возле нее провел кошмарно
 

* * *

 
Ах, удивительно прекрасная Сиена,
Она врывается вам в сердце, как гиена
 

* * *

 
Когда, мой друг, поедете вы в Ниццу
То надо сразу перестать говниться
 

* * *

 
А ведь и правда – смерть красна на миру,
Подумалось мне, когда был я в Перу
 

* * *

 
Здесь все ОК – но жуткий климат!
Нет, не понравилась мне Лима
 

Фразы

Слово «секретарь» означает – тот, кто допущен к секретам…

(Прочитал в журнале «Нью-Йоркер»)

* * *

Журналист – подонок на поводке.

* * *

Статус-«скво» означает: ЖЕНАТ.

* * *

Седина в бороде есть. Где же бес, черт побери?

* * *

ЭКСкурсанты – бывшие курсанты.

* * *

Тутанхамон в переводе с испанского значит «ветчина здесь»: тут он, Хамон.

* * *

Жужжа, прибежала Жужа (венгерское имя).

* * *

И чувства добрые я ЛЕРОЙ пробуждал

(ну, например, Лерой Кудрявцевой или Лерой Ауэрбах).

* * *

Если нет гражданского общества —

не может быть гражданской войны.

* * *

Грушо Маркс сказал, что о себе трудно писать, потому что себя не обманешь…

* * *

Лозунг болельщиков футбольной команды «ИНТЕР»:

Интер НЕТ? Интер ЕСТЬ!

* * *

Антон Долин – известный ирландский танцовщик (настоящее имя Patrick Kay). Интересно, знает ли об этом всезнайка Антон Долин?

* * *

«Что стоишь, качаясь» – это песня про компьютер, который качает новый фильм. Об этом же песня «качает, качает, качает…»

* * *

При работе либреттиста с композитором лучше один раз услышать, чем сто раз увидеть…

* * *

Название организации, контролирующей сексуальную жизнь государства: «ГОС.ТРАХ».

* * *

Мы находимся на пипке развития.

* * *

Разлит МакАллан по бокалам…

* * *

Ложка – маленькая ложь.

* * *

Параша тудей – ежедневная программа на Russia Today.

* * *

Кайфон.

* * *

Микробиолог завел микроблог…

* * *

Дорога в ад вымощена благими намерениями…

А в рай – дурными!!

* * *

Не бороться… Не искать… Не пытаться найти… и немедленно

сдаваться!!!

* * *

Не путайте Собинова (певца), Собинина (героя Ивана Сусанина) и Собянина (мэра).

Они не родственники… и не однофамильцы. Впрочем, происходят от одного корня. От собаки.

* * *

Наконец-то узнал, что такое пинии: это просто сосны, но с зонтичной кроной… а то всё «Пинии Рима», Респиги…

я-то думал, это что-то вроде «Римские барельефы»… а оказывается, этих пиний там, как в России какого-нибудь можжевельника…

Рифмы

 
Сначала пришли полковники
А после пришли паломники
 

* * *

 
Сначала вы полюбите опята,
А позже пристраститесь к опиатам…
 

* * *

 
Пойдешь налево – визажисты
Пойдешь направо – пейзажисты
 

* * *

 
Кто-то из нас тУпит
Но всё же просвет наступит
 

* * *

 
… всё пройдет – сказал царь
Соломон
Ну нет, не всё – возразил
ОМОН
 

* * *

 
… если вас это, братцы, задело
То вы можете браться за дело
 
 
Ну наконец-то! Петр Фоменко
Поставил пьесу в стиле фламенко
 

* * *

 
Однажды мы достали воблу
И выпивать рванули в область
Был страшный звук, страшнее вопля
То я вопил. Кричал я: Во, бля!
 

* * *

 
вы знаете, у меня есть гипотеза —
у вас что-то неладно с гипофизом…
 

* * *

Я был смущённый

Я был с мужчиной…

* * *

 
Хотите я вас попугаю —
Сказал крокодил попугаю
 

* * *

 
Я ненавижу эту гнусь
И никогда пред ней не гнусь!
 

* * *

 
Жена моя плачет и кается,
А мне от этого сильно икается
 

* * *

 
И начал по ночам метаться я:
Так был ли то оргазм? Иль имитация?
 

* * *

 
Что ж, по образу и подобию
Все итоги я здесь подобью
 

* * *

 
Почесал я свою переносицу
И вдруг понял что всё – переносится
На совсем другой день, другой час.
Лишь бациллы легко переносятся
А болезни – с трудом переносятся
И не всё здесь зависит от нас!
 

Некрологи

С Тихоном Николаевичем Хренниковым я познакомился более 30 лет назад при интересных обстоятельствах. Был год примерно 1976, я жил в Ленинграде, а в 1975 году состоялась премьера моей рок-оперы «Орфей и Эвридика». Она вызвала довольно шумные дебаты в композиторской среде, было много поклонников, но много и противников. Среди противников особенно усердствовал Дмитрий Кабалевский, он инициировал несколько разносных статей в центральной прессе и устроил общественное обругание моей оперы на уровне ЦК КПСС.

Я тогда плохо во всем этом разбирался, но чувствовал, что тучи вокруг меня сгущаются.

И вот в Ленинграде происходит какой-то музыкальный фестиваль, на который съезжается высокое московское начальство. Банкет в гостинице Европейской, на банкете присутствует Хренников. Я лично его совершенно не знал, но один доброжелатель сказал, что познакомит нас. Улучшив минутку, когда Хренников стоял окруженный не очень плотной толпой (а обычно толпа вокруг него клубилась огромная и почти все чего-то просили), мой знакомец подвел меня к Хренникову и сказал: Тихон Николаич, а вот это Журбин, тот самый, автор «Орфея и Эвридики».

Хренников как-то по-особенному на меня посмотрел, как бы оценивающе, а потом вдруг улыбнулся и сказал: – А что, совсем не страшный. – И протянул руку. – Ну как дела Александр, что поделываете?

Я, честно говоря, побаивался этой встречи, наслышанный о свирепости Т.Н. во время сталинских чисток 40-х годов и его борьбе с авангардизмом и модернизмом. Знал я об этом, естественно, из передач Голоса Америки и Свободы, которые тогда служили для нас главным источником абсолютно достоверной информации.

По крайней мере, мы так думали.

Но дружеский тон мэтра меня обезоружил, сразу отпало желание жаловаться и скулить, и я промямлил что дела, мол, хорошо, нормально, работаю.

А вы в Москве-то бываете? – спросил Тихон. И в ответ на мое утвердительное кивание сказал: ну вот заходите и всё расскажете…

Зашел я к нему не сразу. Примерно через год мне понадобилась его помощь. Фирма «Мелодия» из-за негативной волны партийной критики не хотела выпускать пластинку Орфея и помочь мог только Хренников.

Я зашел к нему в приемную на улице Неждановой.

Кстати, сделать это было очень просто. Войти к нему в кабинет мог в принципе любой, не было никакой очереди, ни записи, ни приемных дней. Он приходил на работу часа в три и был там допоздна, если не было каких-нибудь комиссий или ленинских комитетов (а он являлся членом бесчисленного числа всяких комитетов), – он принимал всех.

Внимательно меня выслушал и сказал:

– Я готов поддержать, но только в том случае, если мне это действительно понравится. На спектакле не был, музыки не слышал. Как я могу её услышать?

Напомню, это 1976 год, никаких компакт-дисков и компьютеров нет в природе, последнее достижение техники – это кассетный магнитофон, а в основном все пользуются катушечно-ленточными магнитофонами типа в лучшем случае Грюндига, а в худшем Гинтараса. У меня дома был такой старенький Грюндиг, была и запись, сделанная прямо со спектакля. Но как показать её боссу?

– А очень просто, – сказал Т.Н., – приходите ко мне домой завтра вечером, приносите магнитофон и пленку и вместе послушаем.

Домой к Хренникову? Я был поражен.

На следующий день был у него дома на Миусах. Тогда же познакомился с его женой, легендарной Кларой, которая, к слову сказать, устроила потом очень вкусный ужин…

Удивительно было то, что Хренников, композитор уже давно с мировым именем, вершитель судеб и очень занятый человек, потратил целый вечер на прослушивание весьма несовершенной записи малоизвестного молодого композитора. Причем слушал внимательно, делал точные замечания, а когда особенно нравилось – звал жену: Кларочка, иди послушай, вот это место по-моему очень удачно. Это была реакция нормального человека, эмоционального слушателя, привыкшего оценивать музыку – вне зависимости от политического контекста.

В результате кое за что он меня пожурил (в основном за роковые блюзовые интонации, которые, на его взгляд, были чужды древнегреческой теме), но в целом одобрил. И сказал: не волнуйтесь, я помогу.

Через несколько месяцев Орфей вышел двойным диском на фирме «Мелодия»…

Мой столь подробный рассказ нужен в этом некрологе вот почему.

Здесь явно виден человек Тихон Хренников, которого совершенно напрасно пытаются представить гонителем и душителем новой музыки. Напротив, он всегда поддерживал молодых и старался им помочь. Иногда – наступая на горло собственной песне, не запрещал и не ругал то, что ему не нравилось.

А его личные вкусы были действительно весьма консервативными. Это был наследник линии Чайковского, Римского-Корсакова, Мясковского. Может быть, он не обладал таким мощным талантом, как Шостакович или Хачатурян, но его симфоническая музыка достойно слушается и сегодня. Она в меру сложна, в меру диссонантна и ритмически разнообразна, но при этом строга по форме и очень человечна по содержанию.

Я, кстати, внимательно отследил полемику, которая возникла на Западе среди «музыкальных советологов» после смерти Хренникова. Конечно, многие до сих пор повторяют тупо заученные формулы, внушенные им книгой Волкова-Шостаковича «Свидетельство». Тут не время и не место разбирать подлинность или неподлинность этой книги, но в отношении Хренникова она явно несправедлива. Даже если ДДШ говорил что-то плохое о Т.Н. – это вовсе не значит, что так оно и было. ДДШ тоже мог и ошибаться, и не владеть подлинной информацией, и сказать что-то в запале.

Ясно одно – Хренников был сыном своего времени. Поразительная судьба вознесла мальчика из провинциального Ельца к вершинам мировой славы. Совсем юношей он написал первую симфонию, которую тут же исполнили крупнейшие дирижеры того времени – Стоковский, Орманди, Мюнш, при этом Хренников вовсе не был в это время каким-то функционером, а просто рядовым молодым композитором. Его брат погиб в сталинских застенках, хотя юный Хренников пытался его оттуда вызволить.

Когда в 1948 г. Сталин назначил его руководителем Союза композиторов, Хренников сделал всё, чтобы Союз процветал. И ему это удалось. Никого не посадили, никого не расстреляли. Да, ругали, даже поносили. И Тихону приходилось читать с высоких трибун разные фразы о формализме и антидемократических тенденциях (которые, как он потом сознался, писал не сам, а шустрые борзописцы-музыковеды). Но, может, это и был тактический ход хитроумного Тихона. Критиковать – всё-таки не убивать и не сажать в тюрьму. – То, что случилось с Шостаковичем и Прокофьевым, плохо, но лучше того, что случилось с Бабелем, Мандельштамом или Мейерхольдом.

Поразительный финал его жизни. В начале 90-х он ушел от активной деятельности и перестал возглавлять Союз (да и сам Союз композиторов СССР перестал существовать вслед за одноименной страной). Но он не сник и не обиделся, никого не поносил и не ругал (а его поносили многие), оставался мягким и доброжелательным, и главное, продолжал писать музыку. Несколько раз довелось с ним пересечься за эти годы и он неизменно говорил одно – боже, как я счастлив, что наконец-то свободен, что не надо заниматься всем этим бесконечным грузом бюрократии и руководства, что могу отдаться своему любимому делу.

Надо сказать, написал он немало хорошего за эти годы. И театры его ставили, оркестры играли, а певцы пели уже не как первого Секретаря Союза, но просто как очень хорошего композитора.

Впрочем, так было и раньше.

Последнее примечание. На свете было немало великих композиторов, но далеко не от каждого из них остается музыка, некая хитовая мелодия, которую знают все – старые и молодые, интеллигенты и простой народ, музыканты и не-музыканты. Поясню.

Из Моцарта – Турецкий марш и начало соль-минорной симфонии.

Из Бетховена – знаменитое па-па-па-паааа!

Из Шуберта – Серенада.

Из Брамса – Венгерский танец.

Из Чайковского – начало № 1 Ф-п концерта.

Понятно, о чем я. Но это есть далеко не у всех. попробуйте вспомнить что-нибудь из Гайдна? Шумана? Дебюсси? Малера? При том что композиторы они, безусловно, великие и перворазрядные.

А уж у композиторов двадцатого века и вовсе плохо. Напойте-ка что-то из Бартока? Хиндемита, Стравинского, Шенберга?

А из Прокофьева? Шостаковича? Хачатуряна? Губайдулиной? Шнитке?

Нет, у Хачатуряна есть – Танец с саблями и Вальс из «Маскарада».

У Свиридова – музыка к «Метели».

А у Хренникова? При том что он симфонический композитор? И тут мы вспоминаем – это же он написал «Московские окна» и «Давным-давнo», колыбельную Светлане и «Лодочку», «Поезд идет на Восток» и «Друга я никогда не забуду». В любой компании людей, выросших в России (или в СССР), начните это напевать – все вокруг подхватят.

Это и есть главный памятник композитору…

Мир вашему праху, Тихон Николаевич. Россия будет помнить вас вечно. И это не пустые слова. Так будет на самом деле. Вы этого заслужили

Этот текст я написал в 2007 году, сразу после смерти ТХ, и прочитал его на радио Маяк. А в 2012 году в альманахе «7 искусств» появилась статья человека, перед которым я преклоняюсь – пианиста Евгения Кисина.

Вот ссылка: http://lit.lib.rU/k/kisin/text_0020.shtml

Прочтите и убедитесь: ТХ был глубоко порядочный человек и прекрасный музыкант.