Текст книги "Были одной жизни, или Моя Атлантида"
Автор книги: Александра Азанова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
В бурю через Каму
Уже прошёл год, как папа женился. Мама живёт на квартире у соседки Золотихи, наискосок от нашего дома. Скоро ей будет принадлежать одна половина дома, и Рита уйдёт жить к маме. Я приспосабливаюсь к жизни в новых условиях ради папы. Он просит меня остаться с ним, да мне и не хочется жить у мамы: мы с ней не в контакте.
Но год тянулся так долго, после свадьбы была весна, лето, осень и длинная-предлинная зима. Эта зима мне досталась нелегко, хуже всех прошлых. В прошлые зимы я тоже часто оставалась в доме одна, но меня не закрывали на замок. Я хотя и не выходила за дверь, и даже на пол не спускалась, боялась всякой нечисти, так была запугана старшими, но почему-то мне было спокойнее, я в случае чего могла всегда выскочить в сени. Мачеха же, уходя, стала закрывать двери дома на замок, оставляя меня одну. На меня нападал неописуемый ужас, как только ключ убирался из замка. Я спрыгивала с печи, не чувствуя её защиты. Заскакивала на подоконник кухонного окна, спиной прижималась к холодному стеклу и кричала, как будто меня уже драла нечистая сила. Я тряслась и орала до тех пор, пока не стукнет засов ворот. Это значило, что кто-то идёт домой, тогда я убегала на печь, старалась там привести себя в надлежащий вид. Я умоляла мачеху не запирать меня на замок в доме, но ей мои муки были неизвестны, у неё были какие-то дорогие ей вещи, и она боялась воров. Но, слава богу, зима кончилась, пришла и ушла весна, и вот наступило лето, и мне уже шесть лет. Скоро меня отдадут в детский сад, а пока я ещё не знаю, что это за сад, я бегаю по земле!
В самые первые летние дни, погода стояла чудесная, всё кругом зазеленело, целый день солнце не закрывают тучи, мачеха с Ваней, моим старшим братом от первой папиной жены, и всей его семьёй, и меня взяли, отправились в деревню на нашу родину, в Поселье. Я узнала много после, что это моя родина.
Мы – Соня, Геня и я веселились, забегая далеко от старших по лесной дороге от села Пыскор до Поселья. Из Дедюхино в Пыскор лодочная частная переправа. Перевозчики брали сколько-то копеек за человека и бодро работали вёслами. Выйдя из лодки, мы узкой тропочкой поднимались на такую высокую и крутую гору, что оглянуться назад было страшно: кружилась голова! Мне эта гора потом снилась во сне много лет, и я всё падала с неё вниз, просыпаясь в холодном поту. Камская волна билась у самой подошвы горы. Мы гостили в деревне всего один день: завтра Ване на работу. На другой день мы вышли в обратный путь после обеда. Опять был чудный солнечный день, все взрослые в хорошем настроении. И нам, мелюзге, было весело, не терпелось бежать без оглядки по вчерашней лесной тропинке. Трое взрослых и трое малышей с разговорами криками и смехом мелюзги углубились в лесную чащу, по направлению к Каме. Пока шли, солнышко спряталось за тучи, потемнело, лес зашумел. Взрослые поглядывали на небо, ожидая дождь. Беспокоились за переправу. В дождь никто нас не перевезёт через Каму. Дождь пока не спешил, но ветер крепчал, и деревья так шумели, что в их шуме мне слышались сердитые голоса, даже крики, напоминающие ссору людей. Но вот и Кама! На берегу ни одного перевозчика, и лодки все прикованы замками к столбикам. Ваня присмотрел более надёжную, большую лодку, отцепил её от замка, с помощью женщин стащил на воду и жестом, чтобы мы поторопились в лодку, мы все трое бегом и скорёхонько уселись на дне лодки. Анюта села тоже на дно и обняла Соню и Геню. Я обняла спину Анюты. Ветер бушевал, нагоняя волны. Свинцовое небо, свинцовая вода. Соня и Геня завыли. Я сжала рот. Ваня прикрикнул на детей, чтобы замолчали.
Мачеха села на корме с рулевым веслом. Ваня усиленно работал вёслами. Волны с шумом неслись, ударяя лодку со всех сторон, лодка то ныряла, то поднималась на гребень волны. Я смотрела во все глаза, как заворожённая. Я как-то не думала, что лодка может перевернуться, или вал воды от следующей волны опрокинется в лодку. Прогремел сильный раскат грома, небо в нескольких местах разорвали огненные полосы. Соня и Геня, не переставая, выли. Ваня уже не кричал на них, он изо всех сил налегал на вёсла. Мачеха крепко держала весло, она действовала им уверенно, ровно, то выгребала воду из-под лодки, то меняла положение весла, ни разу не достав его из воды. Её действия помогали Ване вести лодку уверенно к нашему берегу. Мы были совсем близко от земли, как с неба на нас обрушился поток воды. Но лодка уже достигла берега, и под дождём, мокрые, но счастливые мы вылезли из лодки. Ваня сказал, что нам повезло. Начнись дождь на средине реки, могли бы не успеть добраться до берега.
Лодку взрослые затащили на берег, сколько смогли. И под ливнем дождя мы пошли к дому. Идти ещё надо было километра полтора, по пустому пространству, спрятаться от дождя было негде. Было не холодно, но ветер продувал. Малыши уже не выли, поняли, что уже не утонем. Дома переоделись, обсушились. Всё обошлось. Никто не заболел. Но долго не могли забыть эту страшную переправу через Каму во время не шуточной бури. Мачеха сказала, что она во время переправы очень боялась, как бы не сломалось рулевое весло, или бы волна не вырвала его из её рук. Я так и не узнала, где она научилась этому искусству? Ведь воды она боялась, как огня. Ни до, ни после в лодку не садилась. Может быть, Ваня перед тем, как сесть в лодку подсказал ей несколько советов, остальное сделало желание жить?
Ночной переполох
Из Карагайского района в Пермь с семьёй мы переехали в 1959 году, в начале мая. В Менделеево была только начальная школа, для дальнейшего обучения детей возили в село Карагай, за тринадцать километров на попутных грузовых машинах. Автобусного сообщения не было. Мой Иван Николаевич нашёл работу на вновь строящемся Пермском нефтеперерабатывающем заводе. Квартиру пообещали через полгода. Он снял жилье у старушки в деревеньке под снос, территория деревеньки относилась к застройке новыми цехами завода. Дома в деревушке в большинстве были старые, лет по сто служившие её жителям. Старушка-хозяйка, ещё крепкая, работящая, приветливого вида пустила Ивана Николаевича на общую площадь. Он произвёл на неё хорошее впечатление. Мы сперва договаривались с ним пожить врозь, он тут, я с детьми в Менделеево, пока дадут ему квартиру.
Я приехала навестить его, посмотреть, как устроился, и моё сердце не выдержало его одиночества: нет горячей пищи, кроме как в заводской столовой, да и он скучал по семье. Я стала уговаривать хозяйку, звали её Мария Васильевна, чтобы она разрешила и мне с ребятишками переехать к ней, к мужу. Бабка долго думала, потом согласилась, сказав: «Ладно, переезжай, где иголка, там и нитка!» И я быстренько нашла в Перми работу, Карагай дал мне добро на перевод, собрала, упаковала пожитки, забрала нашу «святую троицу» и к папе, в Пермь!
Деревушка такая милая, вся в зелени, в сирени, черёмухах, в столетних тополях-великанах. Метрах в ста от дома речка Пыж, как раз в разливе, широкая-широкая. Даже мостик, соединяющий берега в обычное время, прибитый водой к одному берегу против ширины реки теперь казался маленьким-маленьким. Река смущала меня, я боялась за детей: ведь дети всегда лезут к воде, я и сама тонула не однажды. Но делать было нечего, надеялась на старшую, Нинушку. Она была очень серьёзным человечком, и я поручила ей беречь меньших братишек. На Мишу тоже надеялась, он на год моложе Нины, но он первый и потонул в Пыже. Слава богу, спас молодой офицер, неизвестно как появился на счастье. Он вытащил малыша, усадил на травку, день был солнечный и рубашка у мальчика скоро высохла. Служивый раскрыл чемоданчик, достал из него колбасу, консервы, хлеб и вместе весело перекусили. Миша про этот случай с удовольствием рассказывал не однажды. Впоследствии и двухлетний Алёшенька свалился в шалости с моста в речку, по горло в воде, но успел схватить ручонками столбик мостика и громко позвал на помощь. Отец был дома, за ним прибежали ребятишки. Он вытащил малыша из воды, кое-как оторвал его, крепко держащегося за столбик. И старшая наша, умница, тоже один раз попала в эту речку, и тоже папе пришлось её спасать!
Но, слава богу, все наши трое остались в живых, хотя испытали нечто ужасное. Каждое воскресенье мы топили баню, стоящую в глубине бабушкиного огорода. И как нарочно, всегда шёл дождь. Земля в тех местах была чёрная, пухлая, а мокрая – очень скользкая. И Ивану Николаевичу доставалось немало неприятных мгновений соскабливать эту чёрную грязь с обуви, нося воду с речки по два ведра на коромысле через плечи. Да ещё и после, как я вымою детей в бане, он по одному нёс их домой, и при этом нужно было снять грязные доверху сапоги у крыльца. Не тащить же грязь в дом!
А в одну воскресную ночь после бани у нас случился смешной переполох! Чтобы истопить баню и перемыть детей, надо было столько усилий приложить, наносить воды вёдер десять, потом дров в баню унести, и всё это по чёрной скользкой грязи. А как протопится баня, нагреется вода, он приносит мне детей по одному. Я мою, он перетаскивает. Баня старая-старая, вместо пола гнилые доски, а из-под досок вылезает чёрная земля. Я в спешке проваливаюсь ногами между досок, увязаю в грязи чуть не по колено! Так прожили мы два года в такой маете. Но вот я начала рассказывать про ночной переполох после трудного дня. Чистые после бани дети уснули в доме.
Был конец августа, ночи тёплые, но тёмные. Бабушка-хозяйка тоже заснула, упарившись в бане веником. Я и Иван Николаевич, намаявшись за день с баней, тоже уснули в углу двора, под крышей, защищающей дом и двор. Вдруг, я слышу, что кто-то грубыми тяжёлыми шагами часто выходит из дому в сени, снова в дом, стучат тяжёлые сапоги! А в деревне уже несколько раз были воры, даже и у нас, днём, но Нина тогда испугала их. Я прислушалась, немного подождала, гроханье сапог не прекращается! «Воры!» Крикнула я, и сердце моё чуть не остановилось в страхе за детей! «Ваня! Ваня! в дом попали воры, послушай!» Ваня быстро сел на кровати, послушал. Топот сапог на минутку утихнет, и кто-то вновь спешно выскакивает из дому в сени. Зачем?!
В доме чужие, решили мы и выработали план действия: Ваня хватает топор, который на всякий случай мы держали под кроватью, и бежит к окну огородом, т.к. воры могли проникнуть только через него, из него выставлена зимняя рама. Я бегу на крылечко, закрываю дверь дома, вставив в накладку для замка большой гвоздь, толстый, что служил нам, заменяя замок. Когда я уходила на работу утром, оставляя детей спящими, я вкладывала на дверь дома не замок, а этот гвоздь. На замок закрывала ворота. Ниночка, проснувшись и накормив младших, вылезала в окно, через огород выбиралась на улицу и открывала ворота и дверь дома. Тогда они всей тройкой выбегали на свободу.
Приняв план действия, мы быстро претворили его. Ваня босиком по чёрной мокрой грязи с топором убежал под окно, чтобы встретить незваных, я одним прыжком вскочила на крылечко и заблокировала выход из дому. Стою, ожидаю, трясусь в страхе: «Что с детьми?» Опять скрипит дверь, бухают тяжёлые сапоги! «Кто ходит?!» – грозно спрашиваю я. «Я» – стонет в сенях хозяйка. «Почему же такой топот, частый, громкий и незнакомый?» «Шуронька! – жалобно говорит мне старуха, – напал на меня понос, а кроме Борькиных сапог ничего под руку не попало, вот и бегаю, топаю сапогами!» Борька, её внук от погибшего на войне сына, мать его вышла замуж, а Борьку малышкой оставила бабушке, которая любила его больше, чем даже сына. В армию на службу его не отдала, имела такую привилегию от правительства. А парень спился не то с горя, что отстал от сверстников, не то от безделья. В эту ночь, как и во многие другие, дома он не ночевал. Открыла дверь с гвоздя, побежала в дом к окну, дала Ване отбой. Пришлось наливать воду в тазик и после переполоха у кровати отмывать ноги. Дети спокойно спали, не слышали бабкиных шагов. Сон наш был сломан, долго не могли уснуть, а в понедельник вставать рано, приготовить пищу детям на весь день и на работу.
Но случай этот не забылся, долго вспоминались все комичные моменты переполоха. Много и весело смеялись всей семьёй над этим случаем.
Нападение
Надвигалась вторая зима нашего проживания в деревушке Любимово, у бабушки Марии Васильевны. Первую зиму трудно пережили в худой избёнке, вода в чайнике застывала на столе. Миша беспомощный, Алёша мал, хотя не глуп, но слишком шаловлив и выдумщик. Как только мы с папой уйдём из дому, он усыпит бдительность Нины, она чуть от него отвернётся, как он снимет тёплую одежду с Миши. Нина, увидев, – ахнет, и скорее одевает братишку. А то ещё взял, да и выбил стекло из оконной рамы, что было в кухне за печью, в не видном месте, ветер свищет, был конец октября, всё в доме выдуло, холодище. Сам Алексеюшка разделся до нижней рубашки, сел на подоконник и ножками болтает, песенки поёт, кругом битое стекло. Однако, к счастью, не поранился. Ему ещё два с половиной годика не исполнилось! Папа с работы пришёл, стекло нашёл у бабушки в чулане, вставил в раму, на другой день та же история. Пришлось Нину оставить дома, оторвали её от школы из пятого класса. За младшими надо было следить.
И вот вторая зима подкатила, ноябрь месяц, ещё не холодно, но холода не за горами. Избушку летом мы с Иваном Николаевичем залепили чёрной вязкой землёй изнутри и снаружи, выбелили. Брёвна дома совсем прогнили, дыры в человеческую голову не были видны под слоем обоев. Всё зашпаклевали, заштукатурили. Побелка преобразила вид комнаты, прибавила свету, но теплее не стало. Мы надеялись на скорое получение благоустроенной квартиры, но пока нужно было как-то жить с маленькими детьми, и мы жили.
До остановки трамвая нужно пройти длинное безлюдное поле, более километра. Осенью грязь по колено, зимой узкая тропинка по утоптанному снегу. Так мы ходили с мужем на работу. Кроме нас у других жителей тоже жили квартиранты. По дороге мы иногда встречались. И вот, в самом начале ноября, а точнее – пятого, перед празднованием Великой октябрьской революции был у меня в поликлинике торжественный вечер, посвящённый празднику, я задержалась до семи часов вечера. В этот день была получка, и я сошла с трамвая с двумя сумками, гружёными продуктами для праздничных дней. В одной сумке в белой клеёнке я несла говяжьего фарша пять килограмм, я каждый день стряпала пельмени, варёными оставляла детям, Нина их разогревала в горячей солёной воде на электроплитке, для холодного времени самая подходящая пища. Дети были сыты и веселы. Алёшка называл их «пемени» и очень их любил. С вилкой он управлялся с десяти месяцев. Аппетит у всех троих был замечательный, дети с аппетитом ели всякую пищу, какую я готовила, и, конечно же, я старалась.
В другой руке я несла красивую зелёную, купленную в Ленинграде, когда ездили с Мишей, сумку, тоже набитую продуктами, и хлебом. В ней же на самом дне под эмалированной кружкой лежал маленький портмонетик, с оставшимися от покупок четырьмя сотнями рублей.
Мягко кружились крупные снежинки, когда я сошла с трамвая и, оглянувшись, нет ли попутчика до деревни. Прозвонил отходящий трамвай, я одна среди шуршания снежинок. Я была ещё не пуганая явными нападениями хулиганов, были два-три случая, когда меня напугали, но я на них отреагировала слегка, не большим испугом и уже не вспоминала о них.
Вдруг я слышу за собой громкие шаги по уже застывшей земле, чуть припорошенной первым, мягким и чистым снежком. Я подумала, что всё-таки попутчик мне будет, но когда же он слез с трамвая, ведь я сошла одна? Я подумала, что надо остановиться и подождать, но в этот момент кто-то сильный схватил меня сзади за плечи, стараясь опрокинуть меня на спину! Я не успела испугаться, мысль о нападении ещё не пришла мне в голову. Для опоры телу я выставила назад правую ногу, чужие руки крепко держат меня за плечи, давят, тянут к земле. Сопротивляясь всем телом, я спрашиваю: «Кто ты и чего тебе нужно?» «Что нужно?» Мужской пропитой голос отвечает: «Сейчас узнаешь!» Я поняла, что мне, пожалуй, не справиться, силы не равны, я работала на полторы ставки, десять часов в день, да с хлопотами в предпраздничный день не успела поесть. Я закричала громко, по животному, почти прощаясь с жизнью, я решила, что настал мой последний момент, поняла, что криком ничего не сделаешь, в поле пусто, никто не поможет, а крик отнимает силу. Тогда я решила: погибать, так в борьбе! Изо всех сил я стала сопротивляться хулигану. Не сумев бросить меня на спину, он перескочил вперёд, голова его была где-то высоко от моего лица и я не видела, с кем имею дело. Он, не разжимая своих рук на моей шее, давил на плечи, стараясь, все же свалить меня на землю. Сумки выпали из моих рук, я оказалась на коленях на земле, покрытой пухлым белым ковром. Я не потеряла самообладания, выставляла руки в ту сторону, куда он гнул моё тело, чтобы повалить. Я видела его ноги в громадных кирзовых сапогах, но даже мельком не смогла увидеть лица, он все время как-то отворачивался. На мне была длинная, чуть не до пят шуба, китайского меха, низ её зажался у меня под коленями, когда я оказалась на земле. Бандит много раз пытался ухватить огромными ручищами шубу, чтобы, наконец, вырвать её из-под зажатых колен! Руки его скользили по меху, причиняя мне боль. Потом было много синяков на ягодицах и бёдрах. Поняв, что я сильно сопротивляюсь, он одной рукой как кольцом сдавил мне горло, я стала задыхаться! Выручила меня лисья шапочка, завязанная под подбородком, и по ней наброшена была коричневая пуховая шаль, вся заправленная под шубу, кроме того, что было наброшено на шапку. И меховая шапочка и оренбургский платок дали мне возможность выдернуть голову из кольца его руки! Я вскочила на ноги и вздохнула всей грудью! И тогда ещё не было того смертельного испуга, что пришёл позже! Я отскочила от тёмной тени, что распласталась на снегу, не справившись со мной! Он не встал, не погнался за мной, он обнял мои сумки! Это было всё, что я несла для семьи! Я обалдела от мысли, что до получки пройдёт полмесяца, а чем мне кормить детей сейчас? В сумке и деньги, что остались от покупок. Без крика и ругани я попросила у него хотя бы булку хлеба для ждущих меня троих детей. Он зверем зарычал на меня, стал ругать матом, закричал, что убьёт, встанет и поймает. Но я подскочила к сумке, в которой были деньги и хлеб, одна булочка выпала, я схватила сумку, прыжком отпрянула назад, он сделал движение, показывая, что встаёт, я побежала по снежной тропинке к деревеньке, где было моё спасение и моё счастье. Шапочка и шаль бились у меня за затылком, волосы разметал ветер, они лезли мне в глаза. Я бежала изо всех сил.
Ноги дрожали и разъезжались в стороны, мешали высокие каблучки ботиков, сердце раздирала острая боль! Я бежала, не смея оглянуться! Но вот и огород нашего дома, за ним ворота. Я влетела в дом и без сил, почти без сознания упала на пол. Но только на миг. Вся моя милая семья – дети и муж были дома! Но ещё под впечатлением пережитого, хриплым голосом я бросила моему доброму другу: «Ты вот сидишь, а меня убивают!» «Где? Кто?!» Я сказала. Муж быстро оделся, схватил топор и побежал туда. Я тоже схватила топор и за ним, чтоб не дай бог, чтобы тот не одолел один на один! Я не могла допустить даже в мысли, чтобы мой друг пострадал! Я себя считала сильной! Мы прибежали на место борьбы, оно было заметно: снег был стёрт, где я защищала свою жизнь для детей. Валялась буханка белого хлеба, но её мы не взяли. Мясо бандит унёс, чтобы ему подавиться им! Мы вернулись домой. Поужинали и легли спать. Заснули поздно.
Утром, я проснулась, все мои уже одеты, сидят тихо. Алёшенька говорит: «Тихо, ребята, пусть наша мама спит! Она герой! Она боролась со шпаной!» Мне стало так хорошо от мысли, что дети любят меня. Тело моё ныло, всё было больно. Позавтракав с детьми, я всё же ушла на работу. Оставался месяц до получения квартиры, муж встречал и провожал меня на работу. Много лет после этого случая я не могла спокойно ходить по улице, особенно вечером. Ни одному мужчине не позволяла идти сзади меня. Убегала быстрыми шагами.
Проклятый поднос
Я была молода, и, хотя судьба не была ко мне милостива, я все равно не была мегерой, в обществе друзей умела сама посмеяться и других посмешить, повеселить. На работе, стоило мне отлучиться из стен учреждения, без меня уже скучали. А как только появлюсь, сразу же зазвучит смех. Везде я подмечала комичные стороны и умела их передать близким. Так было везде, где бы я ни работала. Во время, о котором пойдёт этот маленький рассказик, я работала в детских яслях № 80, недалеко от нашего дома. Было это в 1963 году.
Заведующая яслями, Зоя Ивановна, фельдшер, знала и любила свои обязанности, да и дочку имела в то время маленькую, полутора лет. Леночку. Девочка ходила в ползунковую группу, была уже и не грудная, а до средней группы ещё не доросла. Старшая сестра, тоже фельдшер, Валентина Александровна. Мы, три фельдшера возглавляли всю работу, я имею в виду – медицинскую работу, в детских яслях, задавали общий тон, общий ход жизни всего коллектива. Была у нас завхоз, Анна Ивановна, очень интересная женщина. О ней можно сказать много и хороших и смешных слов. Она строго следила за своей внешностью, без макияжа лица не выходила за дверь. Одевалась сама и двух дочерей своих одевала модно. Но с маленькой зарплатой не каждой женщине это удавалось. Но Анна Ивановна выход нашла: занимала сотню-другую у одной знакомой, покупала нужную вещь, затем занимала деньги у другой подружки, отдавала долг первой, снова занимала у третьей и так далее, без передышки. И вечно была в заботах, у кого бы занять денег на данный момент. Ещё были у неё большие печали, как бы супруг не обнаружил новый, только что купленный отрез на костюм, или на платье дочерям. «Ой! – вскрикивала она внезапно, – отпусти меня, Зоя Ивановна, сбегаю, перепрячу отрез в другое место, как бы Фёдор Иванович не нашёл!» Зоя Ивановна всегда её в этаком случае отпускала, и мы весело смеялись над проделками Анны. Иногда она не спала всю ночь, всё думала, у кого бы завтра перехватить сотню-другую. Коллектив заведующая подбирала придирчиво, следила, чтобы в коллективе атмосфера была дружелюбная, и надо ей отдать справедливость, ей это удалось. Никто ни с кем не скандалил, работа спорилась, дети были сыты и здоровы, мамы довольны.
У старшей сестры подошёл день рождения. Забыла только: в июле или в августе месяце этот её праздник. Помню, что на дворе стояла жара. Мы от неё тайно, я, заведующая, педагог, бухгалтер и завхоз, сложились по несколько рублей, чтобы купить для старшей недорогой подарок. Думали, думали: «Что купить?» Придумали! Электросамовар с подносиком! Решено – сделано! На мою долю досталось идти в магазин и купить, что задумали. Пошла. В первом же хозяйственном магазине купила маленький, светлый, искусно изготовленный, сверкающий как солнце, самовар, то, что надо! Но ещё нужен поднос, как самовару быть без него? Никакого вида! Картина не закончена, глазу не хватает подноса! И начались мои муки! Уж я ходила, ходила по хозяйственным магазинам, все ноги сбила в мозоли. Сколько знала магазинов в городе, все обошла-объехала! Нет подносов ни в одном! Ну, хоть бы какой-то – никакого! Поехала в ясли, решила, что уж так и будет, может, со временем докупим подарок. В удручённом состоянии сошла с трамвая на остановке «Кассы Ипподрома». Там оказался малюсенький вновь открытый магазинчик, торгующий мебелью и посудой.
И на витрине в единственном количестве стоит, поблёскивая совершенно то, что было необходимо и самовару и мне, уставшей и отчаявшейся! И по цене подходит, и по красоте выполнения. Я с превеликой радостью приобрела поднос, села в вагон трамвая и совершенно без сил от усталости и от боли в смозоленных пятках, прибыла на чествование именинницы. Хромая, захожу в коридор яслей, навстречу, как чёрт из табакерки, неожиданно виновница моих мучений. Да ещё с заговорщическим видом, оглянувшись вокруг, не видит ли кто нас, спрашивает у меня шёпотом: «Ну, как? Купила?» Я совсем из виду выпустила, что купила-то как раз для неё, тоже оглянулась, чтобы убедиться, что мы с ней одни, отвела её к дивану, стоящему у окна и на ушко ей сказала: «Самовар купила сходу, а проклятый поднос пока нашла, пятки сбила в кровь!» И тут поняла свою оплошность! Моя новорожденная упала на диван, сотрясаясь от такого заразительного хохота, что и я упала на неё в приступе смеха. Смеялась над тем, как попалась ей на удочку, ведь такую тайну сохраняли, когда собирали деньги и решали, что купить? И вот я эту тайну так легко нарушила, пропала вся прелесть сюрприза. Но сюрприз, который именинница получила, обведя меня хитростью, оказался сильнее, чем бы она неожиданно получила бы сам самовар вместе с подносом. Она так смеялась, не в силах встать с дивана, и я хохотала над ситуацией, навалившись на неё. Мы тряслись от смеху, пока не подошла завхоз.
Ещё не зная причины такого смеха, но, уже поняв, что произошло что-то, уже готовая тоже смеяться, уже и губы её растянулись в широкую улыбку, спрашивает, над чем мы хохочем? Мы кое-как ей рассказали, она упала на нас, сотрясаясь в приступе здорового смеха. А тут подошла заведующая, мы ещё все хохочем, вытирая слёзы. Разве бы она ушла, не узнав причину такого веселья? И её посвятили в то, как купила меня старшая. Известие и её сразило, а на диване и места уже нет. Навалилась дородная Зоя Ивановна на нас, сотрясая всю «кучу малу». Оставались в неведении только бухгалтер и сестра-хозяйка. Но кабинет бухгалтера и хозяйки были тут же, рядом, они услыхали наш дружный хохот, вышли. Не было смысла от них утаивать то, что знали уже все заговорщики. Смеху хватило и на их долю! Насмеявшись вволю над «проклятым подносом», пошли в кабинет, всё же поздравить именинницу, как приличие требовало. Когда я достала из сумки, протёрла сухой тряпкой самовар и этот поднос, было не стыдно подарить, и приятно получить такой подарок. Смеялись ещё долго, вспоминая комичность происшедшего. Чай пили не однажды из этого самовара, собираясь при досуге в доме старшей по выходным, или праздникам. Года два назад я посетила мою старшую на дому, мы уже обе давно на пенсии, самовар у неё на кухонном столе стоит вместе с «проклятым» подносом, стоит на главном месте стола, хотя уже спесь с него посбита. Чай ещё варит, и на вкус он не хуже, чем тридцать лет назад, но уже не блестит, как прежде: «Укатали Сивку крутые горушки», как говорится в русской пословице. Да ведь не шуточки, тридцать лет прослужить своей хозяюшке! Мне было приятно встретиться с ним не меньше, чем с самой виновницей того смеха.
Много воды утекло в реках с тех пор, она дважды бабушка, а я – трижды, и один раз – прабабушка!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
