Текст книги "Настоящая принцесса и Бродячий Мостик"

Глава 13,
в которой добрый волшебник умудряется хорошенько разозлиться, попугай остается попугаем, а Костя теряет голос

Плотный душный воздух внезапно пропорола слитная дробь множества барабанов. Строй мышекрысов раскололся на две колонны. Одинаковые черные крылатые силуэты выстраивались в какие-то сложные фигуры, двигаясь слаженно, как хорошо отрегулированный механизм. Тускло-фиолетовые светильники, висевшие в воздухе, покачивались в такт их движениям. Головы толпы послушно поворачивались вслед перемещению мышекрысов. Барабаны все отбивали зловещую дробь. Мышекрысы начали мерно взмахивать крыльями, от которых по площади, поднимая пыль, летел душный черный ветер. «Шахматы, – подумала Лиза, – мутаборские шахматы на черно-лиловой доске…» Еще секунда – и она почувствовала бы себя маленькой беззащитной пешкой на простреливаемом всеми ферзями поле, но тут…

– Танец маленьких лебедей, – прошипел Филин, и Лиза невольно оглянулась на него. – Игра в ручеек.

Лиза с облегчением перевела дух и посмотрела на толпу. Хорошо, что Филин так разозлился и ехидничает! А то она, Лиза, сейчас бы тоже водила вслед мышекрысам остекленелыми глазами. Бр-р-р, какой ужас!

В это время строй мышекрысов образовал круг, круг превратился в треугольник, а потом крылатые гвардейцы вновь выстроились в каре, оцепив трон, но барабанная дробь не смолкла. Мышекрысы замерли и вскинули черные флаги перепончатых крыльев, изображая приветственный салют. На площадь мелкой россыпью выкатились несколько взлохмаченных гоблинов и шустро раскатали лиловую ковровую дорожку от трона и вниз по ступенькам, а потом не без натуги установили перед троном массивный треножник. Два гоблина торжественно вынесли на бархатных подушках скипетр в виде черной змеи с оскаленной пастью, в которой извивался раздвоенный язык, и круглую державу. Они застыли по обе стороны треножника, выкатив глаза от усердия. «Уху, – снова зашипел Филин. – Китайские церемонии». Шестерка крупных мышекрысов, вооруженных алебардами и возглавляемая Веспертилио, чьи крылья отливали антрацитовым глянцем, выступила вперед. Они сопровождали уже знакомый Лизе ларец на изогнутых деревянных ножках – тот мелко просеменил к помосту. Потоптавшись на месте, ларец вспрыгнул на треножник. Лизе показалось, что ларчик проделал все это неохотно, да и на треножнике ему спокойно не стоялось – он все ерзал и переминался с ножки на ножку, словно подумывая сбежать. «Бедный! – неожиданно для себя пожалела ларчик Лиза. – У него же внутри корона, с Карбункулом. Ой, его придется спалить вместе с камнем, а он так вокруг меня прыгал тогда в Сокровищнице!»

Откуда-то сбоку появились четверо сутулых троллей с закрытыми носилками на плечах. Лиза забыла обо всем на свете, вглядываясь в лиловые занавески с черными кистями, которые мерно качались в такт тяжелым шагам носильщиков – таким тяжелым, что земля дрожала. Лиза поняла, кто скрывается за этими занавесками, и сердце у нее заколотилось. Тролли неуклюже пронесли носилки по дорожке и поставили возле трона. Лиза прикусила губу: лиловые занавески медленно раздернулись и из носилок выбралась горбатая рыжеволосая фигура. «Это не Инго, – твердила себе Лиза, с дрожью глядя, как он слезает на покрытые лиловым ковром ступени. – Это пока еще не Инго… Я не буду называть его Инго. Ни за что. Это… это…» «Правильно, – тихо сказал у нее за спиной Филин. – Это коронуемый». Лиза потихоньку обернулась посмотреть на Филина. Волшебник походил на шаровую молнию. А толпа зрителей по-прежнему стояла неподвижно и безмолвно. «Смотрят и не видят. Слушают и не слышат. Они как манекены. Нет, хуже, они какие-то неживые…» – передернулась Лиза.

Светильники по-прежнему еле мерцали. Коронуемый под конвоем шестерых черных стражников проковылял к трону. Застыл, вцепившись в подлокотник и опустив голову, – неподвижный, как восковая кукла. На сей раз на нем был не черный камзол, а снежной белизны рубашка, которая, в сочетании с рыжей шевелюрой, ярким пятном выделялась на фоне окружающего фиолетового сумрака. И вдруг горбатый карлик с руками, свисавшими ниже колен, поднял голову и поверх толпы посмотрел прямо на Лизу. Она едва не вскрикнула: из-под слипшихся рыжих волос, с морщинистого носатого лица на нее в упор глядели знакомые зеленые глаза, совершенно осмысленные и невыносимо тоскливые. И ей в голову вползла паническая мысль, от которой уж точно впору было разреветься: «А вдруг все совсем плохо? А вдруг это не… ну, не карлик, не ночной Инго, а настоящий?! Такая клетка в сто раз хуже филинской! Вдруг Мутабор запихнул его в это, а он все понимает и сделать ничегошеньки не может?!!» Взгляд зеленых глаз не отпускал ее, и тогда Лиза беззвучно, одними губами зашептала: «Потерпи… пожалуйста, потерпи…» Рыжий карлик опустил глаза и уставился в землю, застланную фиолетовым ковром.

Из-за трона появился нарядный Гранфаллон, утопавший в кружевах (на всякий случай он навертел на себя и верноподданные черно-фиолетовые, и любимые голубые). Под барабанный бой министр двора взбежал на помост. Этот эффектный выход Гранфаллон, конечно же, неоднократно отрепетировал в лазоревых покоях дворца, но теперь дело ему сильно подпортил гоблин, который замешкался на ступеньках – высунулся поправить завернувшийся край ковровой дорожки. Гранфаллон с разбегу споткнулся, едва не растянулся на земле, но чудом удержал равновесие, а гоблин, хрюкнув, укатился в толпу. Министр принял величественную позу, и по мановению его унизанной перстнями руки барабаны смолкли. Филин, который за спиной у Лизы от нетерпения прямо-таки пританцовывал на месте, тихонько кашлянул.

Гранфаллон расправил кружевное лиловое жабо, качнул напомаженным хохолком, сменил одну величественную позу на другую, прочистил горло и заговорил.

– Сограждане! Признаться, с детства более всего люблю я истории с хорошим концом. В самом деле, кто из нас еще месяц, да что там – еще две недели назад мог подумать, что в этот славный погожий вечер… (министр двора простер руку вверх, к черному небу без единой звездочки) … нас ждет такая великая радость! Спустя несколько минут, всего несколько минут, у нас с вами снова будет король!

Карлик, недвижимо стоявший подле трона, казалось, скукожился еще больше. «Какая речь, киты и коты! – тихонько прокомментировал Филин. – Жалко, что никто ее толком не слышит!»

– Вы не поверите, сограждане, – с пафосом воскликнул Гранфаллон, – но у меня просто нет слов…

«Да уж, что-то не верится», – прошептал над ухом у Лизы Филин. Гранфаллон тем временем извлек обшитый рюшами платок и высморкался, изображая полноту чувств. Потом он сделал вид, что взял себя в руки, и продолжал:

– Могли ли мы мечтать… – он снова всхлипнул и бочком отодвинулся от ближайшего мышекрыса. – Могли ли мы мечтать о таком счастливом финале, когда двенадцать лет назад узнали о трагической гибели возлюбленной королевской четы, маленького наследника и крошки-принцессы! Мог ли я, ваш покорный слуга, мечтать о подобном развитии событий, взваливая на себя непосильное, ах, непосильное бремя управления нашим маленьким, но славным Радингленом! Счастье переполняет меня, сограждане, я готов взлететь, будто птица…

«Все может быть», – заметил Филин, которому уже поднадоело слушать.

– А теперь – удаляюсь, господа, удаляюсь. Долг мой исполнен. – И Гранфаллон приложил руку к сердцу.

Филину стало скучно, он негромко бросил: «Ну, я пошел», похлопал Лизу по плечу и двинулся вперед, причем толпа расступилась перед ним, образовав неширокий проход. Вот по этому проходу прямо к помосту и шагал Филин – в черных джинсах и свитере, целеустремленный и очень решительный.

Гранфаллон, от самоупоения не видевший ничего вокруг, воздел обе руки в беззвездное небо и возвысил голос:

– Сегодняшний день – начало эпохи неслыханного процветания, которая – не сомневаюсь! – ждет нас в царствование нашего обретенного монарха и всех его потомков. Я удаляюсь, заверяя его и всех вас, сограждане, в моей безграничной преданности. И пусть великий кудесник Мутабор, представ перед нами во всей своей мощи и славе, возложит на голову юного монарха венец его предков и позволит нам преданно возблагодарить его за все, что он сделал для великого рода королей и для всего Радинглена!

С этими словами Гранфаллон величаво спустился с помоста, благоговейно сложил холеные руки на вздымающемся кружевном жабо и застыл в двух шагах от треножника.

Вновь ударили барабаны. Их дробь сыпалась все быстрее и быстрее, как град, и вдруг мгновенно оборвалась. В наступившей тишине Лизе был слышен только заполошный стук собственного сердца да шаги Филина, который неуклонно пересекал огромную площадь, приближаясь к помосту.

Неподвижная безвоздушная темнота навалилась на площадь, и даже тусклое излучение светильников, замерших в воздухе, было бессильно одолеть ее. И в этой темноте у самого трона внезапно открылась щель во тьму. Издалека прозвучали тяжелые гулкие шаги – как будто кто-то медленно шел по сводчатой галерее. Потом щель неохотно сомкнулась, и там, где она только что щерилась, в воздухе соткался некий бесформенный сгусток мрака, постепенно принимая очертания человеческой фигуры – высокой, худой, в длинном плаще с опущенным на лицо капюшоном.

«Мутабор», – поняла Лиза и огляделась. Толпа, кажется, уже и не дышала. Со всех сторон повеяло нестерпимым холодом, но воздух по-прежнему был тяжелым и неподвижным.

Лизу крепко схватили за плечо.

– Не смотри! – прошипел Левушка, – а это был именно он, – разворачивая ее спиной к площади. – Тебе сейчас играть.

Сам он впился взглядом в площадь и потому видел все.

Фигура Мутабора приподнялась над землей и зависла в воздухе. Полы его черного плаща распростерлись, как крылья, и из-под них потекла во все стороны слабо светящаяся дымка. Она медленно окутывала толпу и оседала на одеждах неподвижных людей слоем зеленоватой плесени, оплетал их пыльной паутиной… С шелестящим шумом, шорохом, склизким чавкающим хлюпаньем на площадь потянулись вереницы жутких призрачных созданий, по сравнению с которыми мышекрысы были все равно что плюшевые мишки. Из прилегающих к площади улиц стелились, плыли, ползли чудовища, сотканные из пыли, из вонючей комковатой грязи, из сажи, чудовища цвета угля и пепла, земли и плесени. В воздухе стлались волны гнилостного зловония, белесый пар, черный дым…

А Филин все шел.

Мутабор медленно поднял костлявую руку и резким движением сдернул с лица капюшон. Гранфаллон, панически озираясь по сторонам, метнулся за трон. Толпа, опутанная паутиной, вздрогнула, как один человек, и подалась назад.

Филин сделал еще два шага вперед и остановился – один на пустом пространстве перед помостом, лицом к лицу с колдуном. Из складок Мутаборова плаща выплыла непроглядно-черная скрипка и такой же смычок.

Филин кашлянул, задрал бороду и подмигнул карлику-принцу, который резко поднял рыжую голову. Потом волшебник весело взглянул в лицо Мутабору и негромко, но очень отчетливо спросил:

– Музыку заказывали?

Лиза, которая ничего этого не видела, но услышала слова Филина, как раз успела вытащить из футляра свою скрипку. Та приветливо засветилась во тьме рыжим лаком и белизной смычка. Сама того не зная, Лиза вскинула инструмент к плечу и занесла смычок одновременно с Мутабором. Сердце у нее колотилось где-то в горле, но все равно до нее донесся голос Филина, коротко и насмешливо бросивший одно-единственное слово:

– Начали.

Скрипка ласково и ободряюще ткнулась Лизе в щеку теплым деревянным подбородником, смычок нетерпеливо вздрогнул в руке. Что происходит перед троном, Лиза не видела, да и ни к чему было. Главное она услышала – над застывшей толпой, полились из-под черного смычка завораживающе медленные звуки страшной колдовской музыки, лившиеся в воздух, как густой яд. И Лиза тоже заиграла.

С первых тактов Лиза слилась со скрипкой в единое целое. Волшебство закружило ее в водовороте, и она закрыла глаза. Черная мелодия Мутабора и светлая мелодия Лизы схлестывались и переплетались, пытаясь побороть друг друга, две скрипки пели на разные голоса: черная скрипка жалила, извивалась, угрожала, несла смерть, а золотисто-рыжая ликовала и смеялась, журчала, как бурный весенний ручей.

Смычок стал продолжением Лизиной руки, превратился в ее крылья, и она безоглядно летела на этих крыльях над бурным морем звуков. Черный остров стремительно рос внизу, и остров этот был музыкой Мутабора, он зубчатыми скалами тянулся вверх, упираясь в самое небо, и на его вершине разверзся огнедышащий вулкан, и черное пламя метнулось вверх из его пасти. Лиза стала морем, и море вышло из берегов и заливало черный остров, поднимаясь все стремительнее и выше… вот веселые и грозные морские волны лизнули вершину вулкана… вот добрались до жерла, изрыгающего кипящую лаву злобы, ужаса, смерти.

Грянул взрыв, который сотряс небо и землю, камни и воду, вулкан раскололся на тысячу пылающих осколков, море вздыбилось и обратилось в соленый пар.

Лиза отбросила разлохмаченный смычок и обернулась. Мутабор корежился от злобы там, у помоста, и черная скрипка горела и обугливалась в его руках, и чудовищные порождения его магии выли и горели тоже! Он уже не был похож на могущественного черного мага, он ссохся и ссутулился, длинные паучьи пальцы злобно дрожали, плащ его опадал клочьями, как хлопья пепла и сажи, тьма вокруг него рассосалась и поредела.

А на ступенях трона сидел принц, скорчившись и обхватив голову руками. Вдруг он вскочил, мгновенно став выше, и Лиза увидела, как Инго распрямляется до себя настоящего и прыгает с помоста вниз, к Филину.

Далее события разворачивались быстро и бурно.

Мутабор выронил обугленные останки скрипки и гигантским прыжком кинулся к треножнику с ларцом, надеясь открыть его. Но чудовищный Карбункул, вправленный в корону, которая была внутри ларца, уже пробудился от колдовской музыки и сам рвался на свободу.

Ларец принялся пухнуть, он стремительно раздулся, как болотный пузырь, и казалось, вот-вот должен был взорваться. Мутабор едва успел протянуть к нему трясущиеся руки, как неведомо откуда черной шелковой молнией метнулся Мурремурр и вцепился колдуну в ногу. В тот же миг из-за трона мячиком выпрыгнул Гранфаллон и тоже скакнул к ларцу.

Яркая вспышка – и ларца не стало.

Взорам собравшихся на площади предстала невыносимо сияющая корона. Но сияние это не разгоняло тьму, а наоборот, превращалось в ее средоточие, потому что посреди короны пульсировал, как нарыв, жуткий сверкающий камень, испускавший волны ослепительно-черного света!

Площадь замерла, и те, кто при звуках Лизиной скрипки начал было шевелиться, вновь застыли. От Карбункула поплыли волны тошнотворного темного ужаса, оцепенелой безнадежности, мертвенного равнодушия… Шорох, шелест, шипение, скрежет, влажное чавкание грязи вновь наполнили площадь, потому что чудовища, почуяв Карбункул, двинулись к нему, словно повинуясь немому приказу.

Филин, недолго думая, схватил преображенного Инго за шиворот и швырнул на землю, а потом упал ничком сам. Левушка, глянув на него, прижал к земле Лизу – носом в пыль. И только Костя в полшаге от них, приоткрыв рот, завороженно смотрел на камень, не в силах отвести глаз, и руки его сами тянулись вперед, и пальцы, шевелясь, крючились, как когти дракона…

– Адъютант! – донесся до Левушки яростный голос Филина. – Забылся?!

И тогда во мраке отличник Левушка Аствацатуров, вскочив, отвесил троечнику Косте Царапкину – в скобках: Конраду – хорошего пинка, вложив в него всю свою солидную массу и очень много личного чувства. Этот пинок навсегда остался их маленькой тайной.

В следующий миг в черное небо взмыл, блеснув чешуей, громадный крылатый змей. Лиза услышала, как зашипел рассекаемый воздух, и прошептала Левушке: «Можно смотреть». Дракон пронесся над самой площадью, так что неподвижный воздух превратился в черный ветер, и изо всех сил ударил тончайшим лучом нестерпимо яркого пламени прямо в Карбункул. Гранфаллон и Мутабор шарахнулись в стороны, но было поздно. Камень вобрал в себя пламя, на миг осветился изнутри янтарным сиянием, ослепительно вспыхнул и исчез!

Корона со звоном упала на помост.

Площадь осветилась – горело дерево, случайно подожженное драконом, который вновь пронесся над помостом.

Оттуда, где только что стоял Мутабор, взлетел в небо крупный черный нетопырь, и в то же мгновение все до единого мышекрысы тоже рванулись вверх, на лету обращаясь в обыкновенных летучих мышей, черным облаком застилая небо и скрыв Мутабора из глаз. Гранфаллона на ступеньках помоста тоже не стало, лишь бился, топорща лазоревые крылья, яркий попугай.

С чиханием и бульканьем выбросил в небо пенную струю воды заглохший фонтан в середине площади. Толпа шарахнулась и зашевелилась, словно этот звук пробудил всех от тяжелого сна. Многие, увидев в небе дракона, предпочли попадать наземь. Гоблины разбегались врассыпную, как тараканы на свету. Бархатные подушки под скипетром и державой давно обратились в кучку угольков. Мышекрысы в панике взмывали в небо один за другим, роняя алебарды. За спиной у Левушки сильно зашебуршало и повеяло сквознячком: рядом с ним расправляла крылья неизвестно откуда взявшаяся Шин. Левушка дернул ее вниз: «Куда? Обалдела?!» Шинни подергалась и затихла, закрыв лицо крошечными ручками.

Между тем дракон ошалело метался над площадью: он полыхнул вслед летучим мышам, и еще, и еще, войдя в азарт… но тут у ящера кончилось пламя. Он только разевал на лету зубастую пасть и шипел.

Тем временем Филин, не обращая внимания на суматоху, рывком поднял Инго на ноги и поставил растерянного принца на колени перед троном, как требовал обычай. Потом подобрал с мостовой забытую всеми корону и быстро, но уверенно возложил ее на рыжую голову.

– Вот теперь действительно все, – сказал волшебник, сел на ступени трона и вытер пот со лба. – Вперед, малыш, царствуй.

И Инго начал царствовать. Он легко вспрыгнул на сиденье трона и сказал:

– Дамы и господа! Подданные! Рад вас приветствовать. Давайте наконец-то познакомимся.

Все головы тотчас повернулись к рыжеволосой фигурке на троне. Король был бледноват, но улыбался, а что руки у него дрожали – так этого почти никто и не заметил.

– Теперь я ваш король, – Инго произнес это совсем не громко – но услышали все. Толпа растерянно переглянулась и вразнобой принялась рукоплескать монарху. Вокруг площади один за другим стали зажигаться веселые желтые фонари.

Инго поднял правую руку – и все вновь утихли. Король удивленно покосился на собственную ладонь, которая оказала на толпу такое удивительное воздействие, и продолжил, поправив корону на пламенных растрепанных волосах:

– Я прошу прощения за то, что коронация произошла несколько беспорядочно, но все равно спасибо, что пришли. Мне тут много нужно сделать … – он поглядел в ясное ночное небо, где горделиво кружил дракон. Ящер ухнулся вниз, на полпути превратился обратно в Костю и пижонски спрыгнул на площадь с высоты собственного роста.

– Так вот, – продолжал Инго. – Я приглашаю всех вас все-таки принять участие в празднике и проследовать во дворец, в Церемониальный Зал. Думаю, что сквозняк и беспорядок – это не беда, правда? В Церемониальном Зале уже накрыты столы, и среди прочего на них вас ждут пирожные, приготовленные мастером Циннамоном. Мне бы очень хотелось, чтобы после всего этого вы повеселились на славу.

Толпа дружно закивала и, как один человек, послушно направилась во дворец. Казалось, радингленцы по-прежнему зачарованы, но только как-то иначе: по лицам блуждали недоуменные улыбки, горожане перешептывались, а разряженные барышни оглядывались на Инго так, что чуть шеи не выворачивали, и почтительно хихикали.

– Ой, как все затекло!

– Похоже, мне отдавили ногу!

– Какая грязища! Завтра же пошлем убрать.

Плюясь и бранясь, горожане на ходу обтирали с себя паутину, которая от смущения превращалась в серпантин и рвалась. «Странные шуточки для коронации…», – пробурчал какой-то почтенный старец.

– А вы видели летучих мышей? – переспрашивали разные голоса.

– Как, и вы тоже? А я думал, мне померещилось!

– А дракон-то был или нет?

– Что вы, это был фейерверк! Волшебник Филин свое дело знает!

– Уверяю вас, полет королевского дракона полагается по церемониалу! Мне отец рассказывал!

– Послушайте, сегодня же День Добрых Дел, а я еще ничего не успел… Как же мы забыли?!

– И правда!

– Может, это все был сон?

– Нет уж, извините, сударь, в чужие сны я не лазаю!

Лиза счастливо засмеялась:

– Вот это да, хоть записывай!

– Идея хорошая, но поймут неправильно, – крикнул ей издалека Инго, спрыгнул с трона и направился к нашей компании.

– Ничего, вот Гарамонда выпустим, он все занесет на скрижали, – подал голос Филин, устало поднимаясь со ступенек. – Он и так все это время вел тайную шифрованную летопись… А ты, юный Конрад, поди-ка сюда!

Костя безоговорочно повиновался.

– Молодец! – от души похвалил его Филин. – Увлекся немножко, ну так мы все увлеклись. Ты чего молчишь?

Юный Конрад развел руками, открыл рот и издал тихое сипение.

– Поня-я-тно, голос сорвал, – заключил Филин. – Ничего, подлечим. Адъютант, – обратился он к Левушке. – С меня именная серебряная шпага.

– Серебряный гномский топор, – поправил его Инго. – С меня.

– Лизавета, – продолжал волшебник. – Ну… ты меня понимаешь.

Лизе показалось, что лучше этой похвалы и выдумать невозможно. Малиновая краска залила ее до ушей, и потирание носа ничуть не помогло.

– Неплохо поработали, – подытожил волшебник, и компания огляделась. Левушка тихо произнес: «Да уж».

В небе появилось множество празднично сиявших звезд и круглая довольная луна.

– Красотища какая! – вырвалось у Лизы.

– А что за День Добрых Дел? – поинтересовался Левушка у Его величества.

– Большой радингленский праздник, – ответил Инго. – Кто в этот день ничего хорошего ближнему не сделает, у того потом целый год пойдет наперекосяк.

– М-да, – буркнул Филин, – сделали так сделали. А кто не спрятался, я не виноват.

И тут все заметили, что часы на башне, которые давно уже остановились, начали подозрительно поскрипывать.

Маленькая крылатая тень пронеслась над головами, тоненько пища: «Осторожнее!»

С часов шумно посыпалась вниз паутина, которая ржавела прямо на глазах, а через миг за ней грохнулся и паук – подергавши лапами, он быстренько превратился в груду металлолома.

Крылатая тень запорхала, спускаясь все ниже.

– Да это наша Шинни! – обрадовался Филин.

Только он и узнал мышекрыску в хрупкой сильфиде с бирюзовыми крыльями и золотистыми кудряшками. Костя бочком подошел поближе, заглядывая ей в лицо.

– Не смущай! – Левушка пихнул его локтем. – Как тебе драконилось?

Костя опять засипел и разнообразно завертел руками, видимо, желая сказать что-нибудь вроде «плющило и колбасило!»

– Да… – уважительно протянул Левушка. – Смотрелся ты мощно!

Ветер деловито летал по площади и взмахами выметал пыль и паутину, скопившиеся за время коронации. Тролли, стоявшие у трона, окаменели.

– И что теперь с ними делать? – спросил Инго в пространство.

– Ох, нелегкая это работа, из болота тащить бегемота… – нараспев сказала ему Лиза. Инго наконец добрался до нее, чмокнул в щечку и подбросил в воздух, отчего Лиза ужасно смутилась.

Брошенные барабаны, которые валялись там и сям, начали громко лопаться, а плиты площади медленно принялись менять цвет из черно-фиолетового на сплошь ярко-синий, так что никакой шахматной клетки не осталось и в помине. По синим плитам суетливо перепархивал лазоревый попугай; он бочком подобрался поближе и остановился ровнехонько посередине между Филином и Инго – видимо, не знал, к кому теперь выгоднее подольститься. Положил наземь звякнувшую связку ключей на массивном стальном кольце, после чего бочком же отошел, скромно потупясь. Король и волшебник дружно расхохотались.

– Полезнейшая вещь, – отсмеявшись, сказал Инго, нагнулся и подобрал ключи. – Что ж, спасибо, господин Гранфаллон. Между прочим, ключи от дворцовой темницы. Надо ее открыть, да поскорее… – он повел компанию по узкой улочке, которая тянулась прямо к подножию дворца. Посреди улочки тоже пенился и булькал фонтан.

– Эй, вы чего так долго? – раздался из-за фонтана сердитый мальчишечий голос.

– Дален! – хором воскликнули Лиза с Левушкой.

– А кто же еще… – хмыкнул сильф.

– Ты все время тут был?

– Ага! – безмятежно подтвердил он. – Дай, думаю, прослежу, а вдруг они без меня не справятся… Да и вообще – интересно было.

Лиза с Левушкой переглянулись и согнулись от хохота, а Дален уперся взглядом в Шин-Шин и вытаращил глаза:

– Это… это ты? Ой, так ты… тебя… ты сильф?

Шин застенчиво пискнула, посмотрела на Далена огромными темными глазами из-под золотистой челки и протянула ему руку. Больше они не расставались ни на миг.

– Где Мурремурр? – оглянулся Филин. Увесистый кот спрыгнул откуда-то ему на плечо, а потом – на землю. Филин охнул от неожиданности и нагнулся почесать кота за ухом.

– Смотрите, – сказал Король, и все оглянулись.

Во дворце одно за другим загорались окна.