Текст книги "«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века"

В октябре 1882 года начальник Вержболовского пограничного отделения капитан В. П. Бидерман сообщил Е. С. Головину, что сбытчики гербовых марок и акцизных табачных бандеролей «приобретают товар сей, в огромной массе фабрикуемый в Кенигсберге, на пунктах менее наблюдаемых и перепродают его для сбыта в губерниях Эстляндской, Курляндской и Лифляндской, так как в Ковенской губернии и губерниях Царства Польского, куда раньше шла масса фальшивок гербовых марок, и в разных местах открытых теперь очень осторожны; главный сбыт фальшивых гербовых марок 60 и 10 копеечного достоинства идет в таможенные учреждения Остзейского края, в особенности на Либаву, при этом считаю долгом присовокупить, что фабрикация гербовых марок и акцизных бандеролей настолько совершенна по работе, что требует от лица, имеющего дело с марками, особенной опытности»[146]146
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 471. Л. 25–25 об.
  Бидерман фон, Владимир Павлович – капитан, начальник Вержболовского пограничного отделения Виленского жандармского полицейского управления железных дорог.


[Закрыть]. Упомянутые в сообщении В. П. Бидермана акцизные табачные бандероли относятся к виду фискальных марок для оплаты акцизного сбора на отдельные виды товаров, например на вино и табак. В Российской империи применялись акцизные бандероли, напечатанные на узких длинных полосках тонкой, обычно папиросной, бумаги, которыми оклеивались упаковки (коробка, пачка) табака, папирос или махорки.

Как свидетельствуют документы, гербовые и акцизные марки фальсифицировались и распространялись на территории империи достаточно широко. Согласно отношению минского губернатора А. И. Петрова в министерство внутренних дел (14 марта 1882 года), «фальшивые гербовые марки выпущены в Россию будто бы в значительном количестве, причем торговля ими до того прибыльна и, главное, безопасна, так как Правительство наше еще не имеет сведений о подделке сих марок за границей, что некоторые купцы, ведущие заграницею торговлю хлебом, оставили таковую и занялись покупкою фальшивых гербовых марок и сбытом таковых в России»[147]147
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 465. Л. 17-18а.
  Петров, Александр Иванович (1838–1915) – седлецкий вице-губернатор (1874–1878), минский губернатор (1879–1886) и харьковский губернатор (1886–1895), помощник варшавского генерал-губернатора по гражданской части (1895−897), сенатор, д. т. с. (с 1907).


[Закрыть]. К письму прилагались образцы подделок. В свою очередь товарищ министра финансов П. Н. Николаев извещал министра внутренних дел Н. П. Игнатьева, что марки, присланные минским губернатором, давно известны, делались они в Кенигсберге, изготовители этих фальшивок арестованы и уже осуждены, но фабрика «успела распространить произведения своей подделки, по-видимому, в весьма значительном количестве, потому, что марки этой подделки появляются весьма часто в обращении в разных местах, как внутри Империи, так и заграницей»[148]148
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 465. Л. 27.
  Граф Игнатьев, Николай Павлович (1832–1908) – русский посланник в Пекине (1859–1860), посол в Константинополе (1864–1877), министр внутренних дел (1881–1882), генерал от инфантерии (1878), генерал-адъютант.


[Закрыть].

Некоторые предприимчивые личности использовали уже погашенные гербовые марки повторно. Одного такого «предпринимателя», крестьянина Степана Волкова, задержали в Петербурге, где он проживал в качестве временного купца. В июне 1882 года при описи имущества Волкова приставом Санкт-Петербургского окружного суда была найдена пачка гербовых марок, преимущественно пятикопеечного достоинства, всего 1312 штук. Эти марки имели вид бывших уже в употреблении, а потому о найденных марках был составлен протокол и против Волкова возбуждено уголовное дело. По освидетельствованию в Экспедиции заготовления государственных бумаг 1307 гербовых марок из этой пачки оказались фальшивыми, т. е. «с более или менее явными следами погашения»[149]149
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 74. Л. 1–3.


[Закрыть]. Волков, тем не менее, избежал наказания, был оправдан. Он утверждал, что фальшивки принадлежали его бывшему постояльцу, и доказать иное в суде не удалось.

«Злонамеренный промысел» фальшивомонетничества развивался вместе с финансовой системой страны. Подпольные мастерские осваивали новые виды денежных знаков и финансовых документов по мере их появления на рынке. К концу XIX века подпольное производство фальшивых денег охватывало практически все губернии Российской империи, а участниками преступных сообществ являлись представители всех сословий.

Глава 3
Подпольные фабриканты и «переводители»

Введение в денежное обращение в 1769 году бумажных ассигнаций открыло новые возможности для фальшивомонетчиков. Подделывать новые денежные знаки принялись не только крестьяне, мещане или купцы, но, как ни удивительно, и выходцы из дворянского сословия.

5 ноября 1772 года в Петербурге состоялась гражданская казнь двух представителей старинного дворянского рода Пушкиных, братьев Сергея и Михаила. Их обвиняли «в воровском умысле» к фальшивомонетничеству. Следствие установило, «бывшие капитан Сергей и Мануфактур-коллегии член коллежский советник Михайла Пушкины с их сообщниками оказались и сами повинились в воровском умысле к подделыванию под государственныя банковыя подложных ассигнаций, из коих Сергей пойман с приуготовленными к тому уже инструментами»[150]150
  ПСЗ. Т. XIX (1770–1774). Собр. 1. 1830. № 13890.


[Закрыть]. Братья Пушкины намеревались начать изготовление фальшивых ассигнаций. Инициатором аферы являлся Сергей, который брался обеспечить нелегальное предприятие материалами и инструментами. Знакомый ему французский католический священник-расстрига Луи Барро Бротар, скрывающийся в России от суда за подделку документов, обещал ему найти во Франции гравера для изготовления денежного клише. «Особливую» бумагу Сергей предполагал закупить в Амстердаме на мануфактуре, снабжавшей сырьем печатавшую ассигнации столичную типографию Сената. Сбывать подложные деньги должен был Михаил Пушкин, чья должность позволяла ему подменять настоящие ассигнации фальшивками. Для полной уверенности в успехе задуманного предприятия Михаил уговорил участвовать в нем своего непосредственного начальника – вице-президента Мануфактур-коллегии Федора Сукина[151]151
  Сукин, Федор Иванович (1722 – не ранее 1775) – вице-президент Мануфактур-коллегии, с. с. В 1772 г. был сослан на поселение в Оренбург.


[Закрыть]. Это и сгубило «конциссионеров». Федор Иванович поначалу согласился, затем поразмыслил… и сообщил о задуманном преступлении президенту Мануфактур-коллегии Д. В. Волкову[152]152
  Волков, Дмитрий Васильевич (1718–1785) – губернатор Оренбургской губернии (1863), смоленский наместник (1776–1778), президент Мануфактур-коллегии (1764–1777), санкт-петербургский генерал-полицеймейстер (1778–1780), сенатор, т. с.


[Закрыть] и президенту Камер-коллегии А. П. Мельгунову[153]153
  Мельгунов, Алексей Петрович (1722–1788) – президент Камер-коллегии (1765–1777), ярославский (1777–1788) и вологодский (с 1780) генерал-губернатор, сенатор, д. с. с.


[Закрыть]. За Пушкиными был установлен надзор. Сергея арестовали, когда он возвращался из-за границы. В его санях обнаружили набор «везенных им тайно для делания ассигнаций инструментов[154]154
  Осмнадцатый век. Исторический сборник. Сост. П. Бартенев. Кн. I. – М.: Тип. Грачева и комп. 1869. С. 456.


[Закрыть]. Правительствующий Сенат, как высшая судебная инстанция империи, 25 октября 1772 года «во всенародное известие» объявил, что Михаил и Сергей с сообщниками «хотя в самом деле коварного сего умысла не исполнили, однако ж по законам присуждены за сие воровское предприятие к смертной казни, и о том поднесен был ея Императорскому Величеству всеподданнейший доклад»[155]155
  ПСЗ. Т. XIX (1770–1774). Собр. 1. 1830. № 13890.


[Закрыть]. На представленный императрице доклад она, «с обыкновенным своим милосердием к человечеству», наложила резолюцию: «Сергея Пушкина, который для делания штемпеля ездил в чужие края и с оным при обратном пути в границу пойман, следовательно, более других заботился о произведении сего вредного государственному кредиту дела, лишив чинов и дворянства и взвести на эшафот, где над ним преломить шпагу, и поставив на лбу “В.”, заключить его вечно, как вредного обществу человека, в какую ни есть крепость. Михаила, как сообщника сего дела, лишить чинов и дворянства и сослать в ссылку в дальние Сибирские места. Федора Сукина, чрез колебания совести которого сие вредное дело открылось, и Сергей Пушкин пойман был, то смотря более на неокамелость в преступлении, нежели на его действительную вину, повелеваем лишить всех чинов и сослать в ссылку в Оренбургскую губернию»[156]156
   Сборник императорского русского исторического общества. Т. 13. – СПб.: Тип. Императорской Академии наук. 1874. С. 229.


[Закрыть]. Повеление императрицы было исполнено – «все вышеписанное с ними бывшими Пушкиными сего октября 5 числа учинено»[157]157
  ПСЗ. Т. XIX (1770–1774). Собр. 1. 1830. № 13890.


[Закрыть]. Еще указом Сената от 25 октября 1772 года было объявлено, «чтоб обоих сих преступников нигде и ни в каких делах не называть Пушкиными, но бывшими Пушкиными»[158]158
  Там же.


[Закрыть].

Отставной «морских батальонов капитан Фрейденберг и бывший в иностранной службе подпоручик барон Гумпрехт» оказались поначалу удачливее братьев Пушкиных. В 1794 году им удалось наладить выпуск фальшивых ассигнаций. Но вскоре они были пойманы, изобличены и признались. Нашлись и соучастники «в том злодеянии иностранцы Арнольд Гунтлах, Теодор Диргейм, да из иностранцев же отставной из лейб-гвардии Конного полку капрал Иоган Алле»[159]159
  ПСЗ. Т. XXIII (1789–1796). № 17262.


[Закрыть]. По приговору Сената Фрейденберг и Гумпрехт были лишены чинов и дворянского достоинства, «потом публично в Санкт-Петербурге заклеймены им под виселицею каждому обе руки первыми буквами слов: вор и сочинитель фальшивых ассигнаций и вместо смертной казни сосланы вечно в Нерчинск в каторжную работу»[160]160
  Там же.


[Закрыть]. Арнольд Гунтлах и Теодор Диргейм также были наказаны кнутом и «с вырезанием ноздрей и заклеймением указанных литер» сосланы в каторжную работу, а Иоган Алле без наказания выслан за границу[161]161
  Там же.


[Закрыть].

Конечно, не все преступники из дворян мыслили столь масштабно, рассчитывая преумножить свое состояние, хотя и незаконно, но быстро и многократно. Были среди них и фальшивомонетчики «по легкомыслию», деяния которых, попадав в полицейские сводки, ныне вызывают разве что улыбку современного читателя. В ноябре 1802 года в уголовном суде Петербурга рассматривали дело коллежского секретаря Карла Бракера, состоявшего при генерал-майоре Дибиче. Этот молодой девятнадцатилетний повеса вместе со своим знакомым, шведским подданным Вильгельмом фон Шоумбургом, зашел «для непотребства» в гости к «распутного поведения солдатке Егоровой с коею, а также и другою распутной же девкою Петровой, препровождая они время, подчивали их портером, и притом Бракер вышед с Егоровой в особую комнату, отдал ей пятирублевую фальшивую ассигнацию»[162]162
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Д. 650. Л. 20–20 об.


[Закрыть]. Девица тут же послала работницу в винный погреб для размена на серебро. Ассигнация оказалась грубой, нарисованной от руки подделкой, которую погребщик сразу же распознал и объявил об этом квартальному офицеру. Уйти от солдатки юный ловелас не успел, поскольку был «ласкательством другой, жившей с нею девки Петровой, остановлен до тех пор, пока пришел погребщик с квартальным»[163]163
  Там же. Л. 22.


[Закрыть]. Карла Бракера арестовали, и, хотя он утверждал, что все это не более чем шутка, а при обыске в его квартире не было обнаружено ничего запретного, ему грозило лишение дворянства, чинов и ссылка в Сибирь. Приговоры лицам дворянского сословия в обязательном порядке рассматривались в Сенате и направлялись на утверждение императору. За молодого человека заступился гражданский губернатор Петербурга действительный статский советник С. С. Кушников. Он направил в Сенат «доношение», в котором убеждал сенаторов, что ассигнация сделана Бракером «по ветрености и легкомыслию его для шутки», и просил заменить ссылку солдатской службой[164]164
  Там же. Л. 1 об.
  Кушников, Сергей Сергеевич (1765–1839) – петербургский гражданский губернатор (1802–1804), д. т. с. (1827).


[Закрыть]. Итог разбирательству подвел император, наложивший на сенатский доклад об этом деле резолюцию: «Продержать в уважение молодости месяц на хлебе и воде. Александр. 18.11.1802»[165]165
  Там же. Л. 20.


[Закрыть].

Дело еще одного такого же несостоявшегося фальшивомонетчика, служащего Ассигнационного банка коллежского регистратора Владимира Алтмана в том же 1802 году рассматривала Палата уголовного суда Петербургской губернии. Этого восемнадцатилетнего юношу обвиняли в том, что «он из белой бумаги каковая в аглицком магазине употребляется на обертки, расположась делать ассигнации, и сделал одну двадцати пяти рублевого достоинства. Но оная показалась нехороша, которую оставя у себя на квартире в ящике неуничтоженною, начал делать другую. Сие удалось сделать хорошо»[166]166
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Д. 643. Л. 3–3 об.


[Закрыть]. Ассигнации, как показала экспертиза, «были писаны тушью из примерной не фальшивой ассигнации»[167]167
  Там же. Л. 3 об.


[Закрыть]. Добившись некоторого сходства с настоящей 25-рублевой купюрой, молодой человек расплатился фальшивкой за вход в театр и получил сдачу 23 рубля 50 копеек. Столь успешная реализация «рукотворной» ассигнации подвигла начинающего мошенника нарисовать еще одну купюру и вновь отправиться в театр. Но на сей раз «завзятого театрала» разоблачили, задержали и сдали полиции. Как говорилось в судебном деле, В. Алтман «к деланию тех фальшивых ассигнаций приступил не от чего иного, как только по молодости лет и легкомыслию своему, полагая, что в театре за множеством людей не приметят той фальши»[168]168
  Там же.


[Закрыть]. Но молодость в данном случае не спасла обвиняемого от сурового наказания. Тем более, что при обыске его квартиры были обнаружены обрезки настоящей «денежной» бумаги, украденные им из банка. Не нашлось и заступника в высоких чинах. Приговор гласил: «Лиша его чинов и дворянского достоинства и потом, заклепав в кандалы, сослать в работу вечно»[169]169
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Д. 643. Л. 5.


[Закрыть]. Впрочем, император Александр и в этом случае смягчил наказание, начертав на докладе Сената: «Опре-делить вечно в солдаты в полки Сибирской инспекции»[170]170
  Там же. Л. 12.


[Закрыть].

Эти молодые люди – преступники «по ветрености и легкомыслию». Разумеется, не они определяли характерный облик российского фальшивомонетчика. Российский исследователь А. В. Лобов, ссылаясь на данные русской уголовной статистики за 1874–1894 годы, утверждает, что «наиболее широко распространенный образ российского фальшивомонетчика в представленной источниковой и историографической базе – это мужчина средних лет (женщины привлекались крайне редко), выходец из крестьянского сословия, ранее привлекавшийся к уголовной ответственности»[171]171
  Лобов А. В. Образ российского фальшивомонетчика в царской России и за рубежом (1861–1917) // Общество, философия, история, культура. 2019. № 10 (66). С. 69.


[Закрыть].

Действительно, крестьянское фальшивомонетничество «расцвело» в пореформенной России. Множество крестьянских мастерских оборудовалось в деревнях и селах. В сентябре 1863 года чиновник особых поручений Малыгин доложил в министерство финансов, что он с подручными в селе Галузино на границе Псковской и Витебской губерний «окружив дом крестьянина Ивана Савельева Жука воинскою командою сделали внезапный обыск, причем нами найдено: доски с изображением фальшивых кредитных билетов 5-ти рублевого достоинства, литографский станок, иглы, знаки для клеймения нумеров на кредитных билетах, краски, приготовленные для делания кредитных билетов – растертые и в сухом виде, бумага и проч<ее>»[172]172
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 212. Л. 7 об.


[Закрыть]. В 1868 году чиновник особых поручений Н. А. Юревич и штаб-ротмистр Линев в доме старшины Дороховской волости Богородского уезда крестьянина Федора Титова «нашли заделанную в печке, медную гравировальную доску, для делания фальшивых трехрублевых билетов, а также валек с некоторым количеством зеленой краски и других принадлежностей»[173]173
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 299. Л. 4.
  Юревич, Николай Антонович – чиновник особых поручений министерства финансов, в службе и классном чине с 1859, д. с. с. (с 1880).


[Закрыть]. В доме крестьянина Сидора Лукина (дер. Титово Богородского уезда) они же «открыли (на заднем дворе в овине) спрятанный в подполье кулек, в котором оказались: 1) медная, искусно гравированная доска для фальшивых 5-ти рублевых билетов, с лицевой и задней стороны, и 2-е, краски, – синяя и белая, валек, для растирания их, бумага и прочие улики преступления»[174]174
  Там же. Л. 4 об.


[Закрыть]. В июне 1873 года управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии составил записку «для памяти». В ней значилось, что в деревне Алмае Вятской губернии «в доме крестьянина Василия Шустова, местною полицею найдено: 84 начисто отделанные фальшивые кредитные билета 5-ти рублевого достоинства и три такие же недоделанные; образец 3-х рублевого билета; трехрублевый билет с одною водяною сеткою; два станка, краски, мастика и другие вещества, необходимые для подделки кредитных билетов»[175]175
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 352. Л. 1.


[Закрыть]. В следующей такой же записке было отмечено, что в деревне Ревина Саратовской губернии в доме крестьянина Егора Сивохина при обыске нашли «520 экземпляров фальшивых кредитных билетов 3-х рублевого достоинства за № 264133, машину для подделки билетов, доски и другие принадлежности»[176]176
  Там же. Л. 2.


[Закрыть].

Сельские фальшивомонетчики, как правило, включали в свой круг домочадцев, ближайших родственников или хороших знакомых. Как сообщал министру финансов атаман Войска Донского, раскрытая в поселке Ореховское Никольско-Покровской волости преступная шайка состояла из: фальшивомонетчиков братьев Федора и Фомы Пустовойтовых, распространителей поддельных билетов – их родственников – Данилы, Якова, Тимофея, Ульяны Пустовойтовых и Агафьи Кушнаревой, а также знакомых крестьян Степана и Марии Гуковых, живущих в Ростове[177]177
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 210. Л. 1 об-3.


[Закрыть].

Крестьянское фальшивомонетничество было неоднородным. В полицейских рапортах фигурировали как одиночки и небольшие группы, так и сообщества с разветвленной сетью сбыта в нескольких губерниях. И если мелкие провинциальные фальшивомонетчики это в основном представители беднейшей части крестьянства, пытавшиеся через преступную деятельность решить насущные бытовые задачи, то преступные группы регионального масштаба представляли собой сеть сбытчиков по деревням и уездным городам, с одним или несколькими профессиональными производителями во главе[178]178
  Лобов А. В. Образ российского фальшивомонетчика … С. 72.


[Закрыть].

В центральных губерниях России, в Сибири, в Царстве Польском и губерниях Западного края возникали региональные центры производства фальшивых денежных знаков. Одним из таких мест являлось село Красное, расположенное под Костромой. С 1830-х годов село стало широко известно как центр русского ювелирного искусства. Изготовленные красносельскими мастерами недорогие серебряные и медные украшения, штампованные образки, крестики, мелкая серебряная посуда расходились не только по всей России, но и в Персии, и в балканских государствах. Во второй половине XIX века в Красном и его окрестностях насчитывалось около двух тысяч кустарей, занимавшихся ювелирным ремеслом.

Как свидетельствуют документы, деревенские умельцы помимо традиционной продукции поставили на поток и выпуск фальшивых денег. Так, в апреле 1874 года министр финансов М. Х. Рейтерн, отмечая небывалое распространение в Костромской губернии поддельных кредитных билетов, писал: «Центром этой преступной промышленности представляются село Красное (Костромского уезда) и село Вычуга (Кинешемского уезда), откуда фальшивые билеты расходятся в огромных размерах по всем торговым селам как Костромской, так и соседних с нею губерний, а равно на Нижегородскую и другие ярмарки»[179]179
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 364. Л. 4 об.


[Закрыть].

В течение длительного времени агенты министерства финансов и полиция Костромской губернии не могли задержать фальшивомонетчика Серапиона, сына Яковлева Мазова, уроженца села Красное. В сентябре 1864 года его имя впервые упоминалось в служебной переписке губернатора губернии генерал-лейтенанта Н. А. Рудзевича с министерством финансов. Н. А. Рудзевич сообщал, что в ходе расследования о распространении фальшивок в пределах губернии полиции удалось задержать распространителя фальшивых кредитных билетов крестьянина Мазова. И хотя в номере гостиницы, который он снимал, были найдены несколько пачек фальшивых ассигнаций, спрятанных в наволочке тюфяка, задержанного пришлось отпустить. Про найденные фальшивки он заявил, что за чужой номер он не отвечает. А обыск в его доме ничего, кроме запаха жженой бумаги и обгорелого клочка кредитного билета, не дал. Губернатор с сожалением отметил: «При внимательном взгляде на дело, хотя ясно видно, что найденные в номере деньги действительно принадлежат Мазову, что он занимается переводом фальшивых денег довольно давно, на что указывают народная (местная) молва и прежние дела подобного рода, по которым Мазов был судим, но по упорной настойчивости обвиняемых скрыть преступление, Комиссия не находит возможности уличить их фактами, добытыми официальным путем. Почему признала необходимым приостановить формальные действия и добиваться более положительных улик против обвиняемых секретными мерами»[180]180
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 225. Л. 15 об.
  Рудзевич, Николай Александрович (1811–1889) – костромской военный и гражданский губернатор (1861–1866), наказной атаман Кавказского линейного казачьего войска, генерал-лейтенант.


[Закрыть]. Спустя 10 лет, в апреле 1874 года, министр финансов М. Х. Рейтерн направил прокурору костромского окружного суда отношение, в котором указывал, что «сбыт и самая подделка кредитных билетов чрезвычайно распространены в Костромской губернии»[181]181
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 364. Л. 4 об.


[Закрыть]. Во главе этой преступной деятельности, по сведениям властей, находился старый знакомый Серапион Мазов, против которого было заведено уголовное дело. Рассмотрев его, Сенат 27 декабря 1867 года вынес приговор: «Лишив всех прав состояния, сослать в каторжные работы на заводах на шесть с половиной лет, а по прекращении сих работ поселить в Сибири навсегда»[182]182
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 145. Д. 822. Л. 7.


[Закрыть]. Указ об аресте преступника пришел в Кострому под грифом «секретно». Но арестовывать, заключать под стражу и ссылать на каторгу было уже некого. Костромские полицейские власти сообщили в министерство финансов, что Мазов «получив из местного волостного правления годовой паспорт, неизвестно куда скрылся»[183]183
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 364. Л. 15.


[Закрыть]. Потом губернатор выяснял «каким способом сделалось известно сыну преступника Мазова получение в Палате помянутого указа, в следствие огласки которого, вероятно, и скрылся преступник Мазов из места жительства»[184]184
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 145. Д. 822. Л. 14 об.


[Закрыть]. Власти пытались выяснить, почему становой пристав не учредил должного надзора за находящимся «в сильном подозрении» субъектом. Проводились неожиданные обыски в доме сбежавшего мошенника и в домах его предполагаемых сообщников. Но дознаться, кто и как ему содействовал, а главное – где он скрывается, так и не смогли. Впрочем, учитывая размеры личного состояния Серапиона Мазова, нажитого им за годы преступного промысла (а по оценкам властей оно составляло около 100000 рублей серебром), можно предположить, что не обошлось без подкупа должностных лиц. Поиски беглеца затянулись на долгие годы. Как докладывало губернское полицейское начальство в столицу: «Мазов не имеет постоянного места жительства, а переезжает и переходит в разных костюмах из одной местности в другую», и «узнать его весьма трудно, потому что он сбрил себе бороду и иногда носит парик и, как сказывают, был даже один раз в селе Красном переодетый женщиною»[185]185
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 364. Л. 16 об–17.


[Закрыть]. В ведомственных документах говорилось, что «располагая значительными денежными средствами, он успел устроить себе множество приютов не только в Костроме, но и в Нижегородской и Владимирской губерниях; у него есть правильно организованные стойки, или станции, на которых же во всякое время находит свежую и быструю лошадь; не говоря уже о семействе и сообщниках, невольно ему сочувствующих, он встречает опору и защиту в большинстве необразованного населения, которое <…> считает его за человека нужного, от которого легко получить деньги за всякое содействие и даже за одно молчание. С другой стороны, безуспешность мер к открытию местопребывания Мазова приписывается бездействию некоторых исправников и становых, которые по неспособности или по неопытности в подобных делах, полагаются во всем на своих письмоводителей, а между сими последними (как ходят слухи) есть лица двусмысленного поведения, нередко злоупотребляющие оказываемым им доверием»[186]186
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 364. Л. 6 об-7.


[Закрыть].

Представляется, что в последних строках процитированного документа обозначена главная проблема властей в борьбе с подпольными фабрикантами денежных знаков. Жители сел, деревень, местечек и уездных городков в подавляющем большинстве не видели ничего зазорного в изготовлении фальшивых денег и вполне терпимо относились к существованию такого промысла. Это обстоятельство вкупе с бездействием и оплаченной «доброжелательностью» местных должностных чинов создавало вполне комфортную атмосферу для подпольной «фабрикации» денежных знаков. Поэтому расследование и раскрытие преступных сообществ, промышлявших изготовлением подделок, всегда давались с большим трудом. Успех следственных действий в немалой степени зависел от достоверности сведений, которые сообщали доносчики, обращавшиеся в органы власти, а зачастую был и просто делом случая. Так, в конце концов, был пойман в апреле 1874 года неуловимый Серапион Мазов. Во время очередного обыска его дома в с. Красном один из полицейских обратил внимание на половицу, более широкую, чем остальные, и на то, что щели вокруг нее не забиты пылью. Когда половицу подняли, под ней оказалось потаенное помещение, в котором и находился главарь костромских фальшивомонетчиков. Телеграмму о его поимке губернатор направил в Петербург 4 апреля 1874 года.

Еще один известный центр изготовления фальшивок был расположен в западной части Мещерской низменности в урочище Гуслицы, получившем свое название по названию реки. Гуслицы начинались в 30 верстах от Москвы и охватывали по рекам Нерской и Гуслице юго-восточную часть Богородского и Бронницкого уездов Московской губернии, а также земли Егорьевского уезда Рязанской губернии и Покровского уезда Владимирской губернии. С конца XVIII века многие селения Гуслиц входили в состав Богородского уезда Московской губернии. В этом краю, покрытом топкими болотами и густыми лесами, с конца XVII века нашли прибежище раскольники-старообрядцы. Они основывали скиты и селения, в которых жизнь шла в соответствии со стародавними обычаями и своеобычными занятиями. Одним из промыслов, которым прославились Гуслицы, стало фальшивомонетничество. В XIX столетии само название местности ассоциировалось в сознании современников с фальшивыми деньгами. Об этом сообщал известный краевед Москвы В. А. Гиляровский. В книге «Москва газетная» он писал, что Гуслицы «славились печатанием фальшивых денег, которые стали даже нарицательными: “гуслицкими” назывались в Москве все фальшивки. Оттуда вышло много граверов. Печатали у себя серии и много лет печатали купоны от серий в 2 руб<ля> 16 коп<еек>, которыми в 80-х годах наводнили Москву. “Дай-ка купонной машинки, попечатать надо, на базар еду”, – обращались соседи друг к другу»[187]187
  Гиляровский В. А. Собр. соч.: в 4 т. – М.: Полиграфресурсы, 1999. Т. 3. С. 105.


[Закрыть]. О криминальной славе Гуслиц в «Очерках поповщины» писал П. И. Мельников-Печерский: «Гуслица и Вохна исстари носят заслуженную ими репутацию по части делания фальшивой монеты»[188]188
  Мельников П. И. (Андрей Печерский). Собр. соч.: в 8 т. – М.: Правда, 1976. Т. 7. С. 410.


[Закрыть]. Современный краевед Орехово-Зуевского края В. С. Лизунов отмечает, что «фабрикация фальшивых денег, ассигнаций разного достоинства, билетов государственного казначейства, золотой и серебряной монеты обнаружилась в Гуслицах в начале 50-х годов XIX века. Ее “изделия” появлялись на Нижегородской и других ярмарках, в Москве, в Петербурге, в Сибири и на Кавказе, но особенно на юге России. Билеты крупного достоинства монетчики приготовляли в районе восточной границы Гуслиц по соседству с Покровским и Егорьевским уездами». Изделия гуслицких «фабрикантов» скупались приезжими скупщиками по 20–30 копеек за рубль и пользовались большим спросом. Торговцы хлебом сбывали крупные партии фальшивок в Козлове и Моршанске. Продукция подпольных мастерских сбывалась во всех кабаках Гуслиц, а в Ильинском погосте на центральном рынке в базарные дни шла открытая торговля фальшивыми деньгами. Лизунов называет несколько фамилий, особенно прославившихся на ниве фальшивомонетничества: Пуговкины из деревни Завольной, Сергеев (из дер. Титовой), Шерупенков (из дер. Заполицы), Царьков (из дер. Анциферово), Апухтин (из дер. Поминовой) и др. Эти нелегальные монетчики вели разгульную жизнь, не отказывая себе в роскоши. Строили богатые дома «даже с зеркальными окнами», разъезжали на рысаках, устраивали попойки «с доморощенной музыкой». Полиция с ними была на дружеской ноге и протоколы на обыск составляла с неизменным резюме: «Подделка кредитных билетов <…> строгим обыском не подтвердилась» [189]189
  Лизунов В. С. Старообрядческая Палестина (из истории Орехово-Зуевского края). URL: https://www.bogorodsk-noginsk.ru/ (дата обращения 13.05.2022).


[Закрыть].

Реноме гуслицких фальшивомонетчиков подтверждают рапорты полицейских чинов и переписка чиновников министерства финансов. В марте 1868 года начальник петербургской сыскной полиции докладывал обер-полицмейстеру Ф. Ф. Трепову, что «в продолжение десятимесячных самых тщательных поисков, существующая в раскольничьих селениях Московской губернии фабрикация фальшивых кредитных билетов и серий приведена в совершенное разоблачение». Впрочем, продолжал он, «хотя нет сомнения, что открытия эти нанесли сильное поражение помянутой зловредной промышленности, издавна уже вошедшей в обычай у раскольников и принявшей в последнее время небывалые размеры», в Богородском и Коломенском уездах Московской губернии и Егорьевском уезде Рязанской губернии «проживают лица, которые, полагая, что с прекращением розысков опасность миновала, вновь начали производство и сбыт фальшивых бумажных денег и звонкой монеты»[190]190
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 299. Л. 105–106.
  Трепов, Федор Федорович (1809–1889) – санкт-петербургский обер-полицмейстер (1866–1873) и градоначальник (1873–1878), генерал-адъютант (1867), генерал от кавалерии (1878).


[Закрыть].

В рапорте были указаны девятнадцать человек, занимающихся печатанием и сбытом фальшивых кредитных билетов и чеканкой звонкой монеты. Почти все они пользовались досками, гравированными крестьянином села Жажково Семеном Зотовым. «Зотов, – говорилось в рапорте чиновника особых поручений управляющему министерством финансов, – самый первый мастер досок для приготовления денег в Гуслицкой местности, выпустивший безнаказанно громадное количество их, выучивший этому искусству и других, и не пойманный доселе по причине его особенной ловкости»[191]191
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 299. Л. 20 об.


[Закрыть]. «Делателя фальшивых ассигнаций» Зотова выслеживали долго. Первая попытка арестовать его с поличным в августе 1868 года закончилась неудачей. Обыск, проведенный у него в доме, ничего не дал. Как докладывал Н. А. Юревич в министерство финансов, «поиски наши на этот раз оказались тщетными. Впоследствии мы имели случай убедиться, что Зотов был предупрежден одним из числа доносителей (бывшим агентом сыскной полиции), которого хотя и нельзя было обличить в измене, но за ним учрежден секретный полицейский надзор»[192]192
  Там же. Л. 3 об.


[Закрыть]. Злоумышленника удалось уличить в преступных действиях в январе 1869 года. При обыске в его доме были обнаружены начатые гравировкой медные доски для печатания двадцатипятии трехрублевых кредитных билетов, подготовительные прорисовки для гравирования билетов достоинством в три и десять рублей, а также инструменты и материалы[193]193
  Там же. Л. 13–13 об, 15 об-16.


[Закрыть]. В процессе расследования Зотов признался в «продаже им медных досок для подделки 5-ти рублевых и 1 рублевых кредитных билетов старого образца крестьянину деревни Дороховой (Богородского уезда) Феоктисту Никитину Щеголеву (он же Плахов) и о нахождении у него в ученьи граверному мастерству сына Щеголева Федота»[194]194
  Там же. Л. 33.


[Закрыть]. При обыске жилья Щеголевых в колодце были найдены инструменты и медные доски для печатания фальшивых кредитных билетов достоинством в пять и десять рублей.

«Самый первый мастер досок для приготовления денег в Гуслицкой местности» был осужден и сослан на каторгу в Сибирь. Такова была судьба многих уроженцев этих мест. Как отметил В. С. Лизунов, «почти все гуслицкие поселения, а их было до 60 с лишком, разбросанных по берегам рек Гуслицы и Нерской, имели своих выселенцев в Сибири, сосланных туда преимущественно за подделку и сбыт фальшивых ассигнаций. Немало их было и на каторжных работах»[195]195
  Лизунов В. С. Старообрядческая Палестина …


[Закрыть].

Каторжники и ссыльнопоселенцы, попавшие в Сибирь за подделку денег, создавали благоприятную среду для развития фальшивомонетничества за Уральским хребтом. Нередко именно этот контингент являлся костяком организованных групп преступников, промышлявших подделкой денежных знаков. «Ассортимент» производимых ими фальшивок был весьма широк. Подделывали как монеты, так и бумажные деньги, едва те появились в России.

Уже в 1798 году иркутский губернатор генерал от инфантерии фон Трейден рапортовал в Сенат о найденных у работного человека иркутской казенной суконной фабрики Федора Поспелова трех 25-рублевых фальшивых ассигнациях. При этом он писал, что «незадолго пред сим найдены на той фабрике у ссыльных бумага и инструменты к деланию фальшивых ассигнаций»[196]196
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Д. 176. Л. 2.
  Трейден фон, Христофор Андреевич (1735–1809) – иркутский военный губернатор, управляющий гражданской частью (1797–1798), генерал от инфантерии.


[Закрыть].

В 1827 году в Тобольский губернский суд поступило дело «о найденных в Боровлянском винокуренном заводе у казенно-рабочих инструментах и материалах, принадлежащих к деланию фальшивых ассигнаций, золотой и серебряной монеты»[197]197
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 2.


[Закрыть]. Поводившие ревизию Западной Сибири сенаторы Б. А. Куракин и В. К. Безродный в ноябре 1827 года писали Е. Ф. Канкрину, что «находящиеся в Тобольской губернии на винокуренных заводах преступники возобновляют делание фальшивых ассигнаций и монеты, имея легкое удобство сбывать оные на Ирбитской ярмарке во множественном народном стечении»[198]198
  Там же. Л. 78.
  Канкрин, Егор (Georg Ludwig) Францевич (1774–1845) – граф, генерал от инфантерии, министр финансов в 1823–1844 годах.


[Закрыть]. Об этом же они писали губернатору Западной Сибири И. А. Вельяминову: «Работа фальшивых ассигнаций сильно укоренилась и в большом ходу производится каторжными осужденными и наказанными за то же преступление, также посельщиками и даже крестьянами, употребляемые ими к сему ремесла просты и незатруднительны; сбыт легок и особенно удобен в здешнем крае по простоте поселян»[199]199
  Там же. Л. 165 об.
  Вельяминов, Иван Александрович (1771–1837) – генерал от инфантерии, генерал-губернатор Западной Сибири (1827–1834).


[Закрыть]. Подобные сообщения были отправлены тобольскому гражданскому губернатору Д. Н. Бантыш-Каменскому и в Сенат[200]200
  Там же. Л. 61, 125.
  Бантыш-Каменский, Дмитрий Николаевич (1788–1850) – историк, чиновник министерства внутренних дел, тобольский (1825–1828) и виленский губернатор (1836–1838), т. с.


[Закрыть].