Текст книги "«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века"

Столичные ревизоры настойчиво рекомендовали отправить заключенных фальшивомонетчиков, находящихся на местных казенных заводах, в Восточную Сибирь, подальше от внутренних губерний России, поскольку «размещение сего рода преступников: одних у самых границ Сибири с стороны внутренних наших губерний, а других хотя и не на границе, но не в дальнем расстоянии, само по себе небезопасно с той стороны, чтобы зловредное для государства ремесло вновь не возникло»[201]201
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 61.


[Закрыть]. В качестве примера укоренившегося в местах каторжных поселений «злодейства» Куракин и Безродный упоминали дело каторжного рабочего Боготольского винокуренного завода Феофанова, «который, быв и прежде сужден, и наказан за делание фальшивых ассигнаций, вновь занимался сим злодейством и приготовлено ассигнаций, как можно судить, по его словам, не менее 40 т<ысяч> рублей»[202]202
  Там же. Л. 78 об.


[Закрыть].

Существенное значение в организации преступного промысла на казенных заводах имело участие в нем местных жителей. Тот же Феофанов, как докладывали ревизоры в Сенат, «мог свободно производить делание фальшивых ассигнаций с участием заводских рабочих в промене ассигнаций, в знании и укрывательстве преступления»[203]203
  Там же. Л. 115.


[Закрыть]. В другом рапорте говорилось об открытии фабрики фальшивых ассигнаций в Омской губернии: «Найдено убежище или гнездо злодеев, орудия к оному, участвующие крестьяне трех деревень Бошевой, Шубиной и Литвиновой, и главнейший мастер из беглых каторжных Ливенцов»[204]204
  Там же. Л. 172 об-173.


[Закрыть]. Каторжник Ливенцов, надо отметить, проявлял удивительную настойчивость в своем преступном ремесле. «Злодей Ливенцов, – писали ревизоры в Сенат, – когда был еще поселенцем в Каинском округе, изобличился следствием в делании фальшивых ассигнаций и в выпуске их до значительного количества; по наказании кнутом сослан в Нерчинск, с дороги бежал, возвратился в Каинский округ, возобновил прежнее злодейство, опять открыт, опять наказан, послан в Нерчинск, но опять оттуда бежал и водворился не в иной, а в той же Томской губернии, где прежде упражнялся в сем ремесле и найдя участниками многих крестьян из трех деревень, занялся без помешательства своею работою»[205]205
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 174–174 об.


[Закрыть].

По сведениям, собранным сенаторами во время ревизии, с марта 1823 по февраль 1827 года в Сибирь были «присланы» 271 (из них 9 женщин) «осужденных и наказанных за делание фальшивых ассигнаций, и монеты»[206]206
  Там же. Л. 33–55.


[Закрыть]. Сохранился именной список каторжников Тобольской губернии, которых отправили подальше от границ центральных губерний России в Восточную Сибирь. Большинство из них выходцы из крестьянского сословия в возрасте от 25 до 53 лет, осужденные за «делание» и распространение фальшивых монет и ассигнаций, наказанные кнутом и «с поставлением знаков» отправленные на каторгу.

Криминальный промысел в местах каторжных поселений Сибири, поразивший своим размахом сенаторов Куракина и Безродного, проник и в камеры острогов, расположенных во внутренних губерниях России.

В 1817 году арестованный мещанин А. Кричевский рассказывал следователю, как проживающая в Харькове «жена глазного лекаря Лейбы Сарра Соколовская говорила ему, что делаются ассигнации в тюрьме и она их получает следующим образом: накупит булок или ягод и завяжет в платок, что и относит в тюрьму, отдавая под видом милостыни, и в то же время выдает им хорошие ассигнации, а получает фальшивые ассигнации; делаются же они там русскими, которые давно там содержатся за фальшивые ассигнации и содержатся там очень хорошо»[207]207
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 100. Д. 258-б. Л. 46–46 об.


[Закрыть]. Еще один из фигурантов этого дела крестьянин Иван Беляев, содержавшийся в харьковском остроге, утверждал, что видел, как арестант Кречетов «сам делал ассигнации и у него он видел инструменты и видел, когда он пробовал их делать»[208]208
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 100. Д. 258-б. Л. 97.


[Закрыть].

В августе 1876 года начальник оренбургского губернского жандармского управления донес управляющему III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии А. Ф. Шульцу, что в уездном городе Илецке рядовой местной караульной команды при каторжной тюрьме сбывал фальшивые 3-рублевые билеты. В тюрьме провели обыск, и «хотя фальшивых билетов и не обнаружено, но найденные там баночки с зеленой и красной красками и присутствие в тюремных мастерских хороших слесарей, живописцев и других мастеров, привело лиц, производивших обыск, к убеждению, что подделка билетов при отсутствии к тому же надлежащего надзора за арестантами, действительно производится в тюрьме»[209]209
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 391. Л. 15 об-16.


[Закрыть].

В 1868 году в Казанской палате уголовного суда рассматривали дело «о подделке в Казанском тюремном замке фальшивых кредитных билетов, которое решено 10 июля 1868 года и по решению из подсудимых ростовский купеческий сын Василий Федоров Шмагин 20 лет и 3 месяцев, за делание фальшивых кредитных билетов и отлитие из олова двугривенных, присужден к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на заводах на четыре года и восемь месяцев»[210]210
  Там же. Л. 9–9 об.


[Закрыть]. Василий Шмагин подал апелляцию на решение уголовной палаты в Сенат. Его дело разбиралось в Правительствующем сенате в июле 1869 года. Были изучены имеющиеся в деле улики, а именно донесение смотрителя тюрьмы и его помощника, показания тюремных надзирателей, караульных и сокамерников Шмагина. Согласно показаниям тюремных смотрителей, когда они внезапно вошли для обыска «в ту камеру, в которой содержался Шмагин, как сей последний, стоявший в то время, по объявлению смотрителя, у стола, потушил лампу; а арестант Чупраков, стоявший вместе с ним, бросился к окну, и что затем, как у того стола, так и под тем окном были найдены разные предметы, служившие, по-видимому, для подделки кредитных билетов, и самые билеты»[211]211
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 391. Л. 14 об.


[Закрыть]. В камере «была найдена, между прочим, нарезанная и начатая подкрашиваться бумага для делания рублевых билетов»[212]212
  Там же. Л. 14 об-15.


[Закрыть]. А сокамерники фальшивомонетчика рассказали, что «Шмагин выделывал на тех билетах государственный герб, прикладывая какое-то клеймо, и что когда смотритель замка вошел в камеру для обыска, то Шмагин, занимавшийся пред тем с Чупраковым у стола подделкою билетов, выкинули таковые из окна, а вещи, служившие им для того, спрятали под нары»[213]213
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 147. Д. 530. Л. 15.


[Закрыть]. Дело казалось решенным, но Сенат, рассмотрев имеющиеся в деле показания, заключил, что «находит вышеприведенные улики недостаточными», а посему осужденного Шмагина следовало освободить, возвратить права состояния, но «оставить его по обвинению в подделке кредитных билетов сильном подозрении»[214]214
  Там же. Л. 15 об.


[Закрыть].

Сельские жители часто оказывались фигурантами уголовных дел о подделке денежных знаков, но, конечно, связывать фальшивомонетничество исключительно с крестьянским сословием было бы неверно. Как уже говорилось, подделкой денег грешили люди самого разного происхождения и состояния.

В феврале 1862 года чиновник особых поручений Кельчевский докладывал в министерство финансов о раскрытии в Санкт-Петербурге группы фальшивомонетчиков. В рапорте он писал: «Фабрикацию и сбыт фальшивых билетов 25 и 10 рублевого достоинства производили: титулярный советник Карл Рейснерс, служивший столоначальником в Артиллерийском департаменте, Казимир Кулужский, бывший студент 3-го курса Медико-хирургической академии, отставной коллежский регистратор Аристарх Тистров (председатель конкурса), канцелярский служитель Григорий Гамашвиль, гравер Николай Небельтау – прусский подданный, и литограф Линдберг – шведский подданный, а также участницами с ними были по сбыту мать Рейснерса, вдова провизора София Рейснерс и любовница Гамашвиля Виктория Сизорская»[215]215
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 146. Л. 26–26 об.


[Закрыть]. Такой вот «разночинный Петербург», успевший изготовить фальшивок на 35000 рублей.

Свою лепту в дело фальшивомонетничества вносило и купечество. Люди с состоянием, как правило, являлись организаторами преступных групп либо занимались распространением партий фальшивок. В 1818 году в Полтаве был арестован купец 1-й гильдии Соломон Венгеров с сыновьями. Купец содержал питейные заведения, поставлял провиант на почтовые станции и занимался распространением фальшивок. «Венгеровы суть первые виновники продажи фальшивых ассигнаций чрез полтавских евреев шкловским, а чрез сих выпуск оных в разные губернии и даже в Санкт-Петербург»[216]216
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 100. Д. 258-а. Л. 51 об.


[Закрыть], говорилось в рапорте Полтавского суда в Сенат в 1820 году. Венгеров был как «самоважнейший преступник посажен в особую секретную казарму»[217]217
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 100. Д. 258-а. Л. 9.


[Закрыть], в которой и содержался вплоть до суда в апреле 1821 года. В августе 1863 года в III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии поступили сведения о подделке фальшивых кредитных билетов в Псковской губернии. Сведения подтвердились, и шайка фальшивомонетчиков, возглавляемая «главным руководителем делания фальшивых ассигнаций купцом Высоцким»[218]218
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 212. Л. 2–2 об.


[Закрыть], была арестована. В августе 1864 года министр финансов М. Х. Рейтерн докладывал государю о направленных в Москву полицейских чинах «для удостоверения в сделанном полиции показании, будто купец Петр Дометов наживает себе огромное состояние подделкою кредитных билетов»[219]219
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 478. Л. 1.


[Закрыть]. В ходе этого расследования была раскрыта целая шайка, занимающаяся подделкой и переводом фальшивых кредитных билетов. Были выявлены тридцать три пособника Петра Дометова, за которыми следили в Москве, в Старой Руссе, в Дмитровском, Коломенском и Богородском уездах Московской губернии[220]220
  Там же. Л. 2–2 об.


[Закрыть]. В 1884 году из Воронежской губернии в министерство финансов пришло сообщение, что «в доме временно проживающего Усманского купца Николая Андреева Бунина обнаружена полицеею подделка фальшивых кредитных билетов двадцати пяти рублевого достоинства. Подделкой этой занимался сам Бунин и называющий себя его племянником Алексей Федоров Соколов»[221]221
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 209. Л. 1 об.


[Закрыть]. По приговору Острогожского окружного суда Бунин был признан виновным «в приобретении орудий и припасов для подделки государственных кредитных билетов», лишен «всех прав состояния, прежних семейственных и прав собственности» и сослан в каторжные работы сроком на четыре года, а затем навсегда на поселение в Сибирь[222]222
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 209. Л. 8 об.


[Закрыть].

Участием в фальсификации денежных знаков отметились и лица духовного звания. В 1820 году в г. Обояни Курской губернии дьячок Смоленской церкви Григорий Петров был пойман за изготовлением фальшивых 10-рублевых ассигнаций[223]223
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 100. Д. 258-а. Л. 82 об.


[Закрыть]. Другой дьяк, правда бывший (лишенный сана за кражу церковных денег), Владимир Кибардин, «вошел в сговор» с некоторыми крестьянами Елабужского уезда Вятской губернии, купил необходимые материалы и инструменты, сделал «гравюры для 3-х рублевых билетов» и показал, как их делать. В июне 1873 года губернатор Вятской губернии В. И. Чарыков сообщил министру финансов: «Всех более приспособилась делать фальшивые билеты грамотная дочь крестьянина Трифона Лужина Прасковья, у которой найдены правила о подделке билетов, писанные ею под диктовку Кибардина»[224]224
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 352. Л. 8.
  Чарыков, Валерий Иванович (1818–1884) – вятский (1769–1875) и минский (1875–1879) губернатор, т. с. (с 1876).


[Закрыть]. Такие же «правила», написанные рукой бывшего дьяка, были обнаружены и в доме крестьянина Василия Шутова. Рукописное пособие «Руководство к познанию искусства подделки билетов»[225]225
  Там же. Л. 16–24 об. См. Приложение.


[Закрыть] содержало рекомендации: по приготовлению необходимых компонентов («Взять старого льняного масла (которое должно быть хорошо отстояно и чисто), варить и при кипячении жир вымакивать мягким хлебом или булкою, и варить до тех пор пока получит клейкость»[226]226
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 352. Л. 16. См. Приложение.


[Закрыть]); по изготовлению досок («Медные доски из зеленой меди, а стальные из продольной или поперечной пилы английской, а русские пилы ужасно нехороши и ноздреваты»[227]227
  Там же. Л. 17.


[Закрыть]); по нанесению на доску краски («Краску натирают на доску шпателем и другим острым обдирают с доски чисто и взявши листок писчей бумаги положа на ладонь протирают доску чисто»[228]228
  Там же. Л. 16 об.


[Закрыть]) и многие другие практические советы. Рукопись сопровождалась рисунками, иллюстрирующими устройство печатных станков.

В ведомственной переписке имеется упоминание даже об изготовлении фальшивок в монастырских стенах. А. Ф. Шульц в ноябре 1877 года известил Д. Ф. Кобеко об аресте жителя Эривани мещанина Вартанова: «Следствием, произведенным в Эриванской губернии, обнаружено, что подделка фальшивых кредитных билетов производилась в Эчмиадзинском монастыре – в подвалах церкви св. Рипсилии – помянутым жителем г. Эривани Вартановым и двумя монахами означенного монастыря»[229]229
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 391. Л. 19.


[Закрыть]. В церкви были найдены фальшивые кредитные билеты 25-рублевого достоинства, инструменты и «множество материалов для подделки фальшивых билетов». Помимо этого, «монахи, сознавшиеся в подделывании этих билетов, вместе с Вартановым, показали, что в сентябре месяце сего года они убили в помянутой церкви одного человека, принимавшего участие в их работах – по словам их русского, – за намерение открыть правительству их преступную деятельность»[230]230
  Там же. Л. 19.


[Закрыть].

Нередко преступные сообщества носили «внесословный» характер. Сообщниками в криминальном ремесле, особенно в крупных межрегиональных сообществах, могли быть выходцы из разных социальных слоев. Открытая в 1820-х годах преступная группа «фабрикантов» и распространителей фальшивых ассигнаций и звонкой монеты, действовавшая на территории нескольких губерний, включала в себя крестьян, рабочих, мещан, солдат-дезертиров, офицеров, священнослужителей[231]231
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 391. Л. 17 об-33.


[Закрыть]. В 1866 году был арестован и заключен под стражу отставной поручик П. С. Гаврилов, уездный предводитель дворянства, обвиняемый в подделке билетов государственного казначейства – «серий» – в Изюмском уезде Харьковской губернии. В числе его сообщников значились и были привлечены к суду отставной штаб-ротмистр С. А. Сонцов, «прокутившийся местный чиновник» И. У. Шипчинский, мещанин Н. В. Гудков (печатник) и «браунгшвейгский подданный» Э. Зебе (литограф). В Милане был задержан и доставлен в Россию еще один подозреваемый – отставной подполковник А. Н. Беклемишев. По этому делу также в качестве обвиняемых проходили мещане И. Н. Масленников, А. О. Юрченко, И. П. Спесивцев, отставной чиновник титулярный советник В. О. Виттан, купец В. Ф. Быстровский, прапорщик Блинов, подпоручик Житинский, нахичеванский купец 2-й гильдии П. А. Коротков. В ходе следствия выяснилось, что изготовление фальшивок велось с 1861 года. Первый выпуск был осуществлен на 20 000 рублей серебром, следующий – на 89 000 рублей серебром[232]232
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 146. Д. 613. Л. 99.


[Закрыть]. Как видно, преступное сообщество вело дело с размахом. При этом подельники чувствовали себя в относительной безопасности, поскольку, как говорил один из подсудимых на следствии, «мы поймали такого туза, что никто его не заподозрит»[233]233
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 146. Д. 613. Л. 190.


[Закрыть]. «Тузом» являлся Иван Абрамович Шахов – отставной штаб-ротмистр, потомственный дворянин, крупный поставщик провианта в провиантские магазины и войска, расположенные в Харьковской губернии. Суд признал изобличенными и приговорил лишить всех прав состояния и сослать: Гудкова и Зебе на 4 года в каторжные работы, Щипчинского на 4 года на заводы, Сонцова на 6 лет на заводы, Беклемишева, Гаврилова, Виттана, Короткова, Житинского на 9 лет в крепости, Блинова (за недонесение) сослать на житье в Томскую губернию[234]234
  Там же. Л. 343–343 об.


[Закрыть]. Приговор был представлен «на Высочайшее соизволение» и, согласно рапорту Харьковской палаты уголовного суда в Сенат, оставлен без изменений, за единственным исключением: по «Высочайше утвержденному мнению Государственного совета» поручика Павла Гаврилова и подполковника Александра Беклемишева освободили без наказания[235]235
  Там же. Л. 350–350 об.


[Закрыть].

Впрочем, и небольшие группы фальшивомонетчиков нередко состояли из лиц разного происхождения. Так, например, соучастниками фальшивомонетчиков Петра и Григория Лутовских – дворян, отставных поручиков, братьев жены Херсонского губернатора – были три дворянина, семь мещан и три крестьянина. Все они были привлечены к суду в сентябре 1877 года за сбыт фальшивых кредитных билетов двадцатипятирублевого достоинства[236]236
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 397. Л. 1–4.


[Закрыть].

Как уже отмечалось, крестьянское правосознание отличалось своеобразным бытовым взглядом на проблему фальшивомонетничества. Материалы судебного процесса над группой братьев Лутовских свидетельствуют о том, что у некоторых представителей дворянства были не менее своеобразные соображения по тому же вопросу. Газета «Голос», следившая за процессом, писала: «Петр Лутовской довольно обстоятельно рассказал свои похождения, о том, как он однажды, при покупке какого-то фиктивного наследства вымышленного болгарского князька, потерял все свое состояние и вошел в долги. Эти-то долги и заставили его взяться за фабрикацию денег. Ведь не мог же я, в самом деле, допустить, чтобы моя дворянская честь была запятнана неплатежом долгов – заметил подсудимый»[237]237
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 397. Л. 14. Голос от 23 мая 1879, № 141.


[Закрыть].

Отдельной строкой в истории российского фальшивомонетничества стоят хищения кредитных билетов и ценных бумаг из государственных учреждений.

В январе 1870 года судебный следователь Московского окружного суда Николай Реутский писал заведующему секретной частью канцелярии министра финансов А. Н. Юревичу о краже оплаченных билетов Московской сохранной казны на 500 000 рублей из архива Московской конторы Государственного банка для «переделки и нового выпуска в обращение»[238]238
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 313. Л. 4 об.
  Юревич, Антон Николаевич (1811–1889) – управляющий секретной частью канцелярии министра финансов, т. с. (с 1873).


[Закрыть]. Пока шло следствие, банкирский служащий Филантьев поджег хранящиеся в архиве билеты, «те самые, – писал Реутский Юревичу в феврале 1870 года, – о которых я производил следствие. Вероятно, он предполагал сжечь все оставшееся билеты, чтобы не было возможности поверить, сколько их было похищено»[239]239
  Там же. Л. 8–8 об.


[Закрыть]. Замести следы преступления таким радикальным способом Филантьеву не удалось – его, естественно, арестовали и судили.

Таким же неуклюжим вором оказался и подмастерье Экспедиции заготовления государственных бумаг Максимов, похитивший в 1884 году 300 экземпляров 10-рублевых кредитных билетов. Управляющий Экспедицией Ф. Ф. Винберг 2 апреля сообщил министру финансов о том, «что на одном из железных шкафов, в которых хранятся оттиски кредитных билетов на настоящей бумаге, печать г. смотрителя не цела». Ревизия, писал Винберг, показала «недостаток 300 экземпляров билетов 10 руб. достоинства», при пересчете всей наличности в мастерской кредитной типографии «недостающих билетов не отыскано», а «подмастерье Максимов, которому г. смотритель доверял ключ от вышеозначенного шкафа, при дознании давал сбивчивые и противоречивые показания, чем навлек на себя подозрение»[240]240
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 80. Л. 3.
  Винберг, Федор Федорович (1820–1891) – управляющий Экспедицией заготовления государственных бумаг (1861–1889), т. с. (с 1877).


[Закрыть].

Были случаи, когда работников Экспедиции пытались уговорить на кражу инструментов. В марте 1886 года Ф. Ф. Винберг доложил министру финансов, что «22 марта сего года, при выходе рабочих из Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг, какой-то неизвестный человек намеревался подкупить одного из них на кражу шрифта, которым печатаются кредитные билеты 25 руб. достоинства. С этою целью неизвестный водил рабочего два раза в портерную и дал ему задаток в 25 руб., но рабочий этот донес о случившемся смотрителю мастерской, и принятыми мерами удалось заманить неизвестного в Экспедицию, где при содействии полиции он был задержан вместе со своим товарищем и отправлен в местный полицейский участок»[241]241
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 494. Л. 2.


[Закрыть]. Задержанные лица, Иоган Труль и Карл Ризон, оказались запасными рядовыми.

Все эти эпизоды не отличались особой выдумкой, чего не скажешь о краже кредитных билетов, организованной работниками Экспедиции заготовления государственных бумаг на исходе ХIX века. В августе 1900 года нарвский мещанин Генрих Кивер, владелец граверной мастерской, обратился в местную полицию с заявлением, что ему был сделан необычный заказ. Неизвестный человек просил гравера изготовить клише с подписью управляющего государственным банком Э. Д. Плеске[242]242
  Плеске, Эдуард Дмитриевич (нем. Eduard Theodor Pleske; 1852–1904) – управляющий Государственным банком Российской империи (1894–1903), министр финансов (1903–1904), член Государственного совета (с 1904); т. с. (с 1896).


[Закрыть]. Просьба показалась подозрительной, и Генрих Кивер отправился в полицию. Помощник начальника полиции барон Вреде направил двоих агентов в мастерскую дожидаться появления незнакомца, и тот, явившись за заказанным факсимиле, был задержан. При первом допросе оказалось, что зовут его Николай Иванов и работает он подмастерьем в Экспедиции заготовления государственных бумаг. При обыске же обнаружилось, что подмастерье имеет при себе восемьдесят четыре экземпляра 50-рублевых кредитных билетов. Самой интригующей деталью было то, что эти кредитные билеты не имели подписей управляющего Государственным банком и кассира.

Дальнейшее расследование показало, что подмастерья типографии машин Орлова Николай Иванов и Оскар Зильбернагель и рабочий кредитной типографии Иван Фирсов, «по предварительному между собою уговору», придумали почти идеальную схему воровства кредитных билетов из стен Экспедиции заготовления государственных бумаг. В технологической цепочке деятельные рабочие обнаружили слабое звено. В докладной записке министру финансов об этом происшествии говорилось, что в мае 1900 года Иванов, Зильбернагель и Фирсов заготовили сорок восемь листов так называемой «картографической» бумаги, «употреблявшейся на приправку и пробные оттиски при печатании кредитных билетов»[243]243
  РГИА. Ф. 583. Оп. 5. Д. 9. Л. 11.


[Закрыть]. Из этой бумаги «в течение июня и июля месяцев Зильбернагелем делались на машинах Орлова первой печатью отпечатки кредитных билетов 50 рублевого достоинства». Затем Николай Иванов «наложением макулатурного штемпеля» обозначал эти листы как бракованные, выносил их из мастерской и передавал рабочему кредитной типографии Фирсову. В свою очередь Фирсов, во время работы «на выборке», в пачках с отпечатанными кредитными билетами заменял годные листы приготовленной «макулатурой» – лист за лист – и возвращал их Иванову и Зильбернагелю, которые потом выносили почти готовые билеты из стен Экспедиции[244]244
  Там же.


[Закрыть]. На этих билетах не хватало только нумерации и «гриффа» (т. е. подписей). «Таким образом, – говорилось в докладе министру, – в течение июня, июля и по 12 августа (день ареста означенных выше лиц) было выкрадено всего 46 листов и 92 экземпляра кредитных билетов»[245]245
  Там же. Л. 11 об.


[Закрыть]. Вынос похищенных билетов за пределы Экспедиции не представлял трудности, поскольку по общему положению подмастерьев при выходе не обыскивали. Кража готовых кредитных билетов, отмечали в Экспедиции заготовления государственных бумаг, могла остаться нераскрытой, «найдись еще одно лицо, подходящее для их преступной цели в нумерационной и гриффовальной мастерской Экспедиции, где уже производятся окончательные операции по изготовлению кредитных билетов, то все дело фабрикации излишних билетов значительно упростилось бы, и преступникам не представлялось бы необходимости в изготовлении клише для нумерации и гриффования выкраденных билетов в Нарве или иных местах»[246]246
  РГИА. Ф. 583. Оп. 5. Д. 9. Л. 15 об.


[Закрыть]. К сказанному остается только добавить, что Николай Иванов и Оскар Зильбернагель были осуждены на четыре года, а Иван Фирсов к двум годам и восьми месяцам каторжных работ.

К концу XIX столетия выпуск и распространение фальшивых денежных знаков в Российской империи приобрели характер хорошо налаженного производства. Этот теневой сектор российской экономики имел специфические особенности и проблемы. В частности, помимо организации процесса изготовления фальшивок (выбора места, оснащения его необходимыми инструментами и материалами, подбора исполнителей) перед производителями нелегальной продукции стояла проблема сбыта («перевода») поддельных денег. При значительном объеме выпускаемых подделок реализовать их мелкими партиями было слишком затруднительно. Поэтому продукция подпольных мастерских сбывалась проверенным перекупщикам, которые распределяли ее мелким сбытчикам, а те, в свою очередь, находили покупателей.

В июле 1864 года агенты министерства финансов расследовали дело о производстве фальшивых кредитных билетов в Вышнем Волочке. Расследование показало, что «фабрикаторы не занимаются сами разменом своих произведений, но имеют тайных покупателей, коим сбывают изготовленные билеты за наличные 45 % под рубль и менее, смотря по сумме требования»[247]247
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 227. Л. 6.


[Закрыть]. Далее фальшивые билеты расходились мелкими партиями. «Кредитные билеты такого свойства, – отмечалось в донесении, – по временам развозятся по линии Николаевской железной дороги от Москвы до Петербурга, где на некоторых станциях передаются тайным агентам, заклеенными внутри переплетов разных книг»[248]248
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 227. Л. 6.


[Закрыть]. Об этом же докладывал в министерство финансов чиновник особых поручений Малыгин, расследовавший осенью 1864 года аналогичное дело в Костроме. «Везде я удостоверялся, – писал чиновник, – что размен фальшивых билетов производится значительно, но этот сбыт так раздроблен между мелкими сбытчиками, что преследовать его почти невозможно <…> в особенности замечательны сбытчики фальшивых билетов из разносчиков мелких товаров в коробках, как то: тесемков, иголок и проч<ее>»[249]249
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 225. Л. 19.


[Закрыть].

Идеальным местом для сбыта фальшивых денег были ярмарки. Ярмарка – это всегда много людей, товаров и денег. Там всегда можно было найти простоватых продавцов и расплатиться поддельными билетами за товар. Там можно было открыть временный трактир и давать сдачу подвыпившим посетителям фальшивками. А можно было открыть передвижную меняльную лавку, чтобы обменивать настоящие деньги на продукцию нелегальных мастерских. И после закрытия ярмарки исчезнуть с деньгами. Мошенники широко пользовались предоставляемыми возможностями, и, судя по донесениям правительственных агентов, фальшивые деньги в ярмарочные дни – явление устоявшееся, привычное, неискоренимое.

Штаб-капитан Сташевский, командированный в марте 1872 года в Пермскую губернию на ярмарку в Ирбит под видом торговца золотыми и серебряными вещами, докладывал начальству, что подпольные продавцы золота «тщательно дознавали от меня, какими деньгами будет платеж? – казенными или своими? Когда недоразумение мое по этому поводу разъяснилось, то оказалось, что “казенными” они называют настоящие деньги, а “своими” – фальшивые, а при расспросах моих по этому поводу выразили, что охотно примут и “свои”, но только по особому условию – без обмана, т. е. предупредить их, а не сдавать им своих вместо казенных. При этом вообще удивлялись, что в эту ярмарку что-то нигде еще не слыхать о своих деньгах»[250]250
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 342. Л. 10 об.


[Закрыть].

Вообще места с большой проходимостью случайных людей пользовались повышенным вниманием фальшивомонетчиков. Например, трактиры или железнодорожные станции. В мае 1870 года заведующий секретной частью канцелярии министра финансов А. Н. Юревич писал управляющему Ковенской казенной палатой И. И. Гаффенбергу: «До сведения г. министра дошло, что содержатель буфета на Ковенской станции железной дороги Рудольф занимается издавна сбытом фальшивых кредитных билетов, получаемых из-за границы, и что обмену этому подвергаются преимущественно пассажиры, разменивающие деньги в кассе буфета»[251]251
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 318. Л. 1.


[Закрыть]. И это далеко не единственное свидетельство распространения фальшивых кредитных билетов через станционные буфеты.

Поддельные деньги часто сбывались малограмотному населению на окраинах Российской империи. Так, крестьянин Зарайского уезда Иван Суслин, арестованный со ста семьюдесятью семью фальшивыми кредитными билетами 25-рублевого достоинства, рассказывал следователю, что собирался сбывать подделки «в степи, скупая там скот, хохлам и казакам, как людям малограмотным»[252]252
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 453. Л. 21.


[Закрыть]. Другой распространитель фальшивок Леопольд Нафтали, арестованный в 1878 году в Познани, говорил, что сбыт подделок был «для него делом весьма легким, по невежеству русских крестьян»[253]253
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 409. Л. 13.


[Закрыть].

Многие распространители под предлогом торговли перемещались между селами и деревнями в пределах одной или нескольких губерний. В августе 1912 года участники шайки для сбыта подделок предприняли «круговую» поездку по городам европейской части России, Сибири и Средней Азии. Поддельные пятисотрублевые билеты сбывались в Челябинске, Оренбурге, Ташкенте, Самарканде и Новой Бухаре. Затем подельники отправились через Астрахань и Красноводск в Баку, а оттуда в Астрахань и по Волге в Самару и Сызрань. В Сызрани пути сбытчиков разошлись – один из них отравился в Москву, один в Пермь, а двое через Уфу в Красноярск[254]254
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 497. Л. 9.


[Закрыть].

В целях конспирации «сбытчики» нелегальной продукции могли менять место жительства. Петр Видрикс из Лифляндской губернии в 1870-х годах арендовал имение, затем почтовую станцию Куркунде в Перновском уезде. Впоследствии он перебрался в Эстляндскую губернию и купил там почтовую станцию Кегель. В 1876 году Видрикс ее продал и приобрел в той же губернии два имения. В 1880 году, сбыв с рук недавно приобретенные имения, мошенник отправился в столицу. В Петербурге он купил лавку колониальных товаров на углу улиц Караванной и Итальянской, а затем сменил ее на торговое предприятие в Гатчине. В 1882 году аферист содержал в Петербурге фруктовую лавку на углу улиц Малой Садовой и Итальянской и здесь, наконец, навлек на себя подозрение полиции в сбыте фальшивых денег. Однако задержать его не удалось, поскольку он и его приказчики «исчезли бесследно, передав свою фруктовую лавку другому лицу»[255]255
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 193. Л. 7–7 об.


[Закрыть]. Попался Видрикс спустя два года в Германии и был осужден на 6 лет[256]256
  Там же. Л. 15.


[Закрыть].

Сбыт фальшивых денег велся и через кредитные учреждения с помощью недобросовестных сотрудников. Тот же Леопольд Нафтали сообщал следствию, что неоднократно менял фальшивки «в разных банкирских конторах, из коих могу запомнить контору Гиршфельда и Вольфа в Познани, на настоящие деньги»[257]257
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 409. Л. 12 об.


[Закрыть]. В 1879 году чиновник особых поручений Федор Васильевич Сераковский сообщал из Лондона, что один из подозреваемых в сбыте поддельных российских денег, имеющий «близкие знакомства в Одесском банке», закупил «несколько тысяч фальшивых рублевых и 10 рублевых бумажек (отчетливой подделки), намереваясь выменять эти деньги в банке на хорошие, при содействии тамошнего кассира»[258]258
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 404. Л. 41.
  Сераковский, Федор Васильевич – в службе с 1859 года, чиновник особых поручений министерства внутренних дел, д. с. с. (с 1889).


[Закрыть].

Каким образом осуществлялся подобный обмен, видно из дела чиновника Государственного банка С. А. Заволоцкого. В августе 1882 года директор департамента государственной полиции В. К. Плеве писал петербургскому обер-полицмейстеру, что по полученным в департаменте сведениям «житель г. Витебска, Балтер, несмотря на то, что ему по судебному приговору, воспрещен приезд и проживание в столицах, каждый раз перед уничтожением в Государственном Банке пришедших в ветхость кредитных билетов приезжает в С. Петербург и <…> привезенные же им фальшивые деньги он передает чиновнику Государственного Банка Заволоцкому, который их обменивает на подлежащие по ветхости уничтожению настоящие кредитные билеты, каковые затем Балтером вновь представляются для обмена в Банк на новые кредитные билеты»[259]259
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 479. Л. 4–4 об.
  Плеве фон, Вячеслав Константинович (1846–1904) – директор департамента государственной полиции (1881), министр внутренних дел и шеф корпуса жандармов (1902), сенатор (1884), статс-секретарь (1895), д. т. с. (1899).


[Закрыть]. Сам процесс подмены осуществлялся следующим образом: «Негодные по ветхости бумажки, поручаются Заволоцкому, который негодные бумажки выбирает, а вместо их кладет фальшивые, искусственно приведенные в ветхость; затем назначенные к уничтожению билеты клеймятся и тут же чрез членов Городской управы поверяются, но поверка идет суммы и счета бумажек, а не того, какие деньги подвергаются уничтожению. Взятые Заволоцким бумажки передаются Балтеру, а тот сам и через своих агентов переданные ему негодные в обращении бумажки представляет вновь в банк, отколь за негодную такую получает новые деньги, и так одна и та же бумажка по несколько раз появляется в обмене в банке и в ущербе остается лишь одна казна»[260]260
  Там же. Л. 6 об.


[Закрыть]. Судя по всему, дело это было весьма прибыльным. Мелкий банковский служащий с окладом в 75 рублей в месяц, не имеющий никакой собственности, после знакомства с Балтером обзавелся в Басковом переулке Петербурга съемной 12-комнатной квартирой за 1600 рублей в год, съемной дачей на летний период на Поклонной горе, и кроме того, как написано в документе, приобрел на имя жены «на углу Слоновой и 5 улицы Песков деревянный дом с двумя флигелями, стоющий более 20 тысяч рублей, а на углу Мало-Царскосельского проспекта и Подольской улицы выстроил дом в пять этажей – по проспекту 12 саж., а по Подольской улице 16 саж., над воротами которого имеется надпись «в 1881 и 1882 г. С. А. Заволоцкий», дом этот по своей величине, архитектуре и отделке стоит более 150 тысяч рублей»[261]261
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 479. Л. 6 об-7.


[Закрыть].