Текст книги "Туман мира"

Проработка воспоминаний

Все то время, что Вильям рассказывал про Темные участки памяти, про способы проработки находящихся в них воспоминаний, Альберт, как ему казалось, великолепно понимал, о чем идет речь. Он знал, что такие воспоминания есть у него в изобилии и едва ли даже не чувствовал тяжесть, ими создаваемую. Иногда, еще в утраченном Мире, с Альбертом происходили события, после которых временно опускались руки. Иногда совсем ненадолго, а иногда на довольно длительные периоды. Такие эпизоды сильно сказывались на настроении и какое-то время не давали покоя. Подолгу вертелись в голове, будто требуя некой реакции, способной если не изменить произошедшее, то хотя бы оградить от повторения схожего развития событий. Иногда подходящую реакцию удавалось подобрать и реализовать, и тогда сложная ситуация находила свое разрешение, а сопутствующий ей негатив сменялся ощущением радости или даже триумфа. Но нередко поиск оптимальной реакции требовал слишком больших усилий, а чаще на него просто не находилось времени. Приходилось перешагивать через себя. Воспоминания, в свою очередь, постепенно стихали, появлялись в голове все реже, пока вовсе не исчезали из виду, оставляя после себя на поверхности памяти крошечные поплавки, по которым, казалось, их можно было легко вытащить из самых глубин. До этих поплавков Альберт, и правда, старался никогда не дотрагиваться, несмотря на то, что чем больше их становилось, тем сложнее было между ними маневрировать.

Сейчас подошло время поплавками воспользоваться, но как только Альберт прикоснулся к одному из них, оказалось, что никакой реальной связи с воспоминанием тот уже не имеет. Альберт попытался воспользоваться следующим, а за ним еще, и еще, но выяснилось, что большинство из них – только бесполезные иллюзии, напоминающие о том, что на дне памяти уже практически не осталось свободного места.

Как раз сейчас память, как назло, не хотела отдавать ни одного воспоминания из тех, что можно было бы назвать «простыми», – именно с них рекомендовал начать Вильям. Помимо случившегося в утраченном Мире, Альберт довольно отчетливо помнил массу событий, произошедших с ним уже после попадания в Первичный Мир, но ни одно из них, даже самое опасное, не вызывало ничего похожего на диссонанс. Как объяснил себе это наблюдение сам Альберт, в Первичном Мире с ним не случилось ничего из того, чего произойти не могло. Не потому, что происшествий было мало, а потому, что случиться могло абсолютно все, что угодно. Такой подход, наряду с тщательной работой лектора, да и работой со встраиваемыми идеями самого Альберта, демонстрировал великолепные результаты: не было никаких обид, злости, жалости к себе, словно здесь Альберт был огорожен от подобных эмоций крепкой стеной.

Весьма обстоятельно Альберт помнил самые последние события из утраченного им Мира. Несмотря на то, что все они были неразрывно связаны с неведомой и непреодолимой силой, которой Альберт до сих пор не мог найти подходящего объяснения, каждое из них в отдельности вполне могло послужить эталоном воспоминания, поддерживающего серьезный диссонанс с текстом Мантры. Но вот «простыми» для проработки эти воспоминания назвать было никак нельзя. И Альберт искренне предпочел бы подойти к их проработке в самую последнюю очередь.

После некоторого перелистывания воспоминаний из утраченного Мира память все же начала поддаваться и выдала сначала пару, а затем еще с десяток воспоминаний, при фокусировке внимания на которых Альберт мог почувствовать легкий, но отчетливый укол где-то в районе то ли шеи, то ли груди. Среди этого добра была пара бытовых ссор с подругами жизни, пара мелких дорожных недоразумений и несколько конфликтов с работодателями и подчиненными. Как раз то, с чего можно и нужно было начинать предстоящую работу.

Альберт выбрал воспоминание практически наугад.

Однажды, толкаясь в пробке на одной из пригородных дорог, Альберт размышлял над тем, как легко и непринужденно некоторые водители объезжают участки пробки по обочине. Часть из них после такого маневра уходила в правый поворот – и в этом случае объезд пробки, по мнению Альберта, не доставлял никаких неудобств остальным водителям. Другая же часть в тех местах, где обочина прерывалась, постепенно вклинивалась обратно в основной ряд, что определенно было покушением на время тех водителей, которые предпочитали более цивилизованный стиль вождения.

Альберт вполне допускал присутствие на дороге единичных автомобилей, везущих пассажиров по экстренно важным и срочным делам, водители которых просто не имели другого выбора, кроме как экономить свое время за счет чужого. Допустим, в машине находился человек, нуждающийся в экстренной медицинской помощи. Ел, к примеру, давеча бутерброд и случайно откусил себе палец, который теперь требовалось срочно пришить на место. Здесь все предельно понятно. Но ведь водителей, объезжающих пробку, было немало. Даже не десятки – шли они едва ли не целым потоком, и представить такое количество откушенных пальцев было никак невозможно.

Вторым элементом этого явления, не до конца поддающимся пониманию Альберта, были водители, пропускавшие любителей езды по обочине обратно в основной ряд. Они, скорее всего, тоже испытывали дискомфорт из-за того, что кто-то все время оставляет их позади, но ввязываться в потенциально конфликтную ситуацию не хотели.

Длительное пребывание в пробке никогда не сказывалось позитивно на настроении Альберта, и в определенный момент он пришел к выводу, что настало время внести личный гражданский вклад в становление культурного общества великой страны, где ему приходилось существовать. Кроме того, он определенно не считал себя вправе отнимать время ни у себя, ни у нескольких сотен водителей, следовавших позади, и потому твердо решил, что сегодня перед его автомобилем с обочины никто не встроится. Пусть даже ценой такого решения станут царапины на бампере.

По странному стечению обстоятельств водитель, не менее решительно попытавшийся зарулить перед машиной Альберта, совершенно не предполагал со стороны последнего такого рвения к построению цивилизованного общества на данном участке дороги. И в итоге оказался весьма расстроен появлением сильной притертости на задних двери и крыле с левой стороны своего автомобиля.

Альберту он ничего плохого не сказал. Возможно, из соображений безопасности, возможно, понимая и формальную, и моральную правоту второго участника инцидента. Извиниться, впрочем, тоже нужным не посчитал. Приехали сотрудники правоохранительных органов, зафиксировали происшествие, и все разъехались по своим делам.

Однако неожиданно для главного героя событие это оставило после себя скверное послевкусие.

Разумеется, Альберта не покинуло убеждение в том, что он сделал ценное одолжение водителю с обочины, нарушив его уверенность в безнаказанности и подарив уникальный шанс задуматься над тем, что пренебрежительное и эгоистичное отношение к окружающим не является идеальной линией поведения в обществе. По некоторым косвенным признакам он даже уловил, что урок не прошел даром.

И все же, вопреки ожиданиям, совесть принципиального водителя сразу же начала подавать нехорошие сигналы. В отличие от многих других Альберт вынужден был уделять довольно много внимания угрызениям совести, поскольку те на удивление сильно сказывались на его психическом состоянии. В неблагоприятную сторону. Первоначально, еще в юношеском возрасте, Альберт пробовал разные способы от неприятного чувства скрыться, абстрагироваться, но после долгих и неудачных попыток на это дело плюнул и решил, что лично ему гораздо проще избегать поступков, способных вызывать угрызения совести, нежели самих угрызений.

Прятаться от назойливой совести не имело смысла и после дорожного инцидента. Альберт бегло поразмыслил над произошедшим и предположил, что, несмотря на выполненный, даже несколько перевыполненный гражданский долг, все же несколько переусердствовал. А потому взял с себя обещание больше не строить цивилизованное общество таким спорным способом. Пусть даже и эффективным.

Совесть на этом решении как будто бы поутихла. Но тут же вылез другой вопрос: так все и бросить с пренебрежительным поведением одних водителей по отношению к другим? Появившийся вопрос помаячил в мыслях с минуту, а потом перерос в «так все и бросить с пренебрежительным поведением одних людей по отношению к другим?». Встреча с такой глобальной проблемой никак не входила в планы Альберта, поэтому, слегка опешив от ее размаха, Альберт отложил внезапно возникший вопрос «на тот период своей жизни, когда… когда…». Тут же отвлекшись на что-то менее глобальное, но более насущное.

Примерно то же самое происходило и в последующих случаях, когда Альберт сталкивался с неприемлемым поведением особо выдающихся водителей. Ему было нехорошо, неприятно, и он изо всех сил старался поменьше об этом думать.

Сейчас же оказывалось, что он не просто избегает чуждой и непонятной проблемы, но еще и постоянно кормит ее самим собою. Своей энергией, которой и на полезные-то дела хватало отнюдь не всегда. Более того, возможно даже, именно эта микропроблема, находящаяся в одной куче мусора с другими такими же, может создать абсолютно реальное препятствие для возвращения Альберта назад в свой Мир.

Альберт начал осознавать объем предстоящей работы. Он походил по комнате, на манер Вильяма рассматривая что-то на книжных полках, взял лист бумаги, карандаш и принялся за проработку первого воспоминания.

Итак, в первую очередь предстояло разделить воспоминание на «объективную часть» – то, что было получено непосредственно через органы чувств – и элементы, над которыми постаралось восприятие. Для упрощения задачи Альберт решил перенести на бумагу суть произошедшего… И уже на данном этапе столкнулся с новым нюансом: выбранное им воспоминание, во-первых, являлось лишь одним из нескольких, поддерживающих вызванный проблемой неуважительного поведения на дорогах диссонанс, и во-вторых, оно же одновременно вело еще к одному диссонансу. Связанному со спорным решением Альберта не пропускать перед собой водителей с обочины любыми способами.

Альберт задумчиво повертел карандаш над листом. Усложнять выполнение задания не хотелось, а потому вместо воспоминания решено было описать непосредственно явление, вызывающее и поддерживающее наиболее чувствительный из двух найденных диссонансов.

Описание уложилось в два предложения: «Некоторые люди объезжают автомобильные пробки по обочине. И дальше, когда встраиваются в основной поток, увеличивают время пути тех, кто в этом потоке едет постоянно». Альберт снова повертел карандаш и больше в шутку, нежели всерьез, дополнил написанное собственным объяснением: «…Потому что они – уроды».

В шуточной приписке Альберт сразу узнал ту самую часть, которую, вероятно, предстояло убрать или скорректировать в начале проработки мыслеконструкции. И тут же сделал еще одно интересное открытие: по первым ощущениям, это и была часть, которая генерировала основной поток гнева – именно через эту эмоцию проявлялся диссонанс.

«Я что, правда, считаю, что люди объезжают пробку по обочине только потому, что они уроды? Или могут быть другие причины?» – спросил себя Альберт. И тут же нашел в себе готовый ответ: «Другие причины, конечно, могут быть, только эта – самая распространенная».

Альберт решил вернуться к описанной Вильямом процедуре и «погрузить объективную часть в максимальное количество контекстов, отличных от первоначального», то есть в данном случае все же попытаться найти действиям «уродов» другие возможные причины. Или даже невозможные. Под фразой «Потому что они – уроды» он записал в столбик еще несколько догадок: «Потому что им действительно надо быстрее всех», «Потому что они не понимают, что приносят своими действиями вред стоящим в потоке», «Потому что они не понимают и не пытаются понять, что приносят своими действиями вред…», «А не пытаются понять, потому что уроды». Генерируемая диссонансом эмоция неуклонно вносила свои корректировки в поиск истины. Кроме того, было действительно сложно представить, что кто-то может не осознавать неудобств, создаваемых ездой по обочине водителям из основного потока.

Внезапно в памяти Альберта появилось еще одно, давно забытое, воспоминание. Однажды, около пяти лет назад или даже раньше, ему довелось дискутировать на тему стилей вождения с одним более молодым приятелем, и в процессе беседы они случайно набрели на ту же тему. Приятель был человеком во всех отношениях добропорядочным. Но искренне не понимал, что может быть плохого в езде по обочине. Тем более, когда у тебя машина с высокой посадкой. Альберт вспомнил, что даже слегка опешил от такой недалекой точки зрения. Более того, когда Альберт поделился своим видением проблемы, было заметно, что для собеседника такая трактовка в самом деле является абсолютно новой.

Свежее воспоминание несколько пошатнуло уверенность Альберта в изначальной версии объяснения рассматриваемой проблемы. Однако, судя по ощущениям, на диссонанс это не оказало никакого влияния. Дальше, вероятно, следовало бы перейти к следующему шагу и начать менять непосредственно текст Мантры. Но Альберт явно чувствовал, что это путь в никуда: информация о том, что у существенной части населения целой страны – про другие территории он не мог судить достоверно – отсутствует совесть, никоим образом не походила на то, что можно было бы попытаться успешно втолкнуть в текст Мантры…

Все оказывалось отнюдь не так элементарно, как расписал лектор. Либо была выбрана слишком сложная проблема. Альберт встал и походил по комнате.

…«Уроды» и «не имеют совести». Совсем разные формулировки. Расхаживая вокруг стола, Альберт попытался вспомнить, как строились его собственные взаимоотношения с совестью. И представить, на каком уровне осталось бы его поведение, не приди он давным-давно к выводу, что просто не обладает возможностью заключать со своей совестью взаимовыгодные сделки. Вполне вероятно, кое-что могло измениться. Некоторые привычки не возникли бы. Некоторые убеждения не сформировались. А между тем, Альберт не мог отнести неподкупность своей совести к личным достижениям. Совесть он не тренировал, не воспитывал. Она просто заявила о себе строго определенным образом, и все.

Внезапно между Альбертом и «уродами» исчезла какая-то невидимая прежде черта. Альберт практически увидел себя среди них как будто на одной поляне: эти люди удивленно смотрели на Альберта, а Альберт не менее удивленно смотрел на них. И никакого негатива между ними не было!

Альберт попытался присмотреться к своим чувствам и запомнить их, чтобы узнать вновь, если случится их потерять. А спустя несколько секунд быстро вернулся за стол и начал писать:

«Моя позиция по этому вопросу является более разумной с точки зрения взаимодействия людей между собой. Но появилась она не сразу и даже в некотором смысле… вынужденно. Могла бы не появиться вовсе. И если есть люди с более сговорчивой совестью, можно ли назвать это их личным упущением? Или это что-то сродни…» – Альберт задумался над подходящим сравнением, – «инвалидности?»

Альберт снова задумался, зачеркнул последнее слово и продолжил: «…сродни другому уровню развития? То есть, вне зависимости от того, не понимают ли они, что создают неудобства другим, или понимают, но плюют на это, их поведение – результат ненакопленного опыта? Недостаточно развитого текста Мантры? Совесть в человеке должна вырасти? Почему тогда кто-то рождается уже с окрепшей совестью, а кто-то имеет лишь ее зачатки даже в пожилом возрасте? Одной жизни недостаточно?»

Вопросов возникало не меньше, чем ответов, но Альберт уже точно знал: только что ему удалось найти очень важное звено, соединяющее в целостную структуру конфликтовавшие до этого момента суждения Мантры. Ему не требовалось вглядываться в каждое написанное им слово и размышлять над состоятельностью выработанного объяснения. Ошибки быть не могло – диссонанса уже не существовало. Альберт чувствовал возврат энергии, о котором рассказывал Вильям. Несмотря на все перипетии последнего времени, хотелось широко улыбаться.

Альберт поздравил себя с непростой, но уверенной победой, еще совсем недолго посмаковал хорошее настроение и перешел к следующему воспоминанию…

Решение

Через четыре дня довольно успешного шествия по воспоминаниям Альберт принял решение согласиться на предложение Вильяма и отправиться для проработки воспоминаний непосредственно в Темные участки. Сопутствующее размышлениям о таком путешествии волнение лишь крепло, однако за время пребывания в Первичном Мире Альберт выработал в себе новую способность действовать неуклонно, сквозь страх. В определенный момент он собрал образовавшуюся за прошедшие четыре дня стопку записей и пошел в университет сообщить лектору о своем решении.

– Вильям, у меня получается! – начал Альберт, с трудом отыскав лектора в большом здании, – Думаю, у меня есть хорошие шансы в Темных участках. Страшновато, но, наверное, надо использовать эту возможность.

Вильям взглянул на гостя настолько пристально, что тот почувствовал некое странное движение внутри себя и непроизвольно сделал шаг назад. «Пойдем», – коротко проговорил лектор, после чего собеседники, поднявшись на этаж, зашли в довольно внушительного размера комнату, которая, судя по обстановке, могла являться чьим-то кабинетом или совещательным залом и где Альберту бывать еще не приходилось.

– Расскажи мне, к чему ты пришел в этой работе, – попросил Вильям, когда они сели с краю длинного стола, стоявшего почти в центре комнаты, – и что на листочках?

– Я пришел к тому… что я, оказывается, довольно злой и… тревожный человек, – все свои достижения Альберт попытался уместить в одной емкой фразе, – Ты знал об этом? Я нет.

– Были подозрения. Давай подробнее.

Переходя от одного листа к другому, Альберт последовательно описал все основные воспоминания, которые ему удалость проработать. То и дело Вильям задавал вопросы. Ему не всегда были понятны выводы, к которым приходил Альберт, он просил пояснений и каждый раз спрашивал, по каким именно причинам тот решил, что диссонанс проработан. Удостоверившись, что Альберт ориентировался, в первую очередь, на внутренние ощущения, Вильям, казалось, остался доволен.

– Не могу не оценить твоих стараний. Ты достойно справляешься.

Что касается того, что ты злой и тревожный человек, это наблюдение – результат твоей работы с простыми диссонансами. Когда столкнешься с более тяжеловесными, откроешь в себе и другие качества.

– Почему?

– Разные диссонансы проявляются в разных эмоциях. Например, тип эмоции зависит, среди прочего, от источника или проводника события, вызывающего диссонанс, и от возможности этот источник контролировать. Те диссонансы, с которых ты начал, – что было абсолютно правильно – так или иначе были вызваны другими людьми. Люди, общества, созданные человеком механизмы или алгоритмы – все это проводники, подлежащие контролю. Их поведение можно прогнозировать и, соответственно, менять его или ему противодействовать. Вызванные ими диссонансы, как правило, генерируют обиду, гнев, ненависть. Презрение, если угодно. Контроль в данном случае – понятие, конечно, относительное. Что-то контролировать легко, что-то сложно, но способы существуют.

Диссонансы, вызванные воздействием неконтролируемых источников, порождают, скорее, страх и отчаяние, нежели злость. Злость может идти только следом, как отражение диссонансов, возникающих вследствие. Известный тебе пример неконтролируемого источника – смерть, неминуемо ожидающая каждого.

В отдельную подкатегорию можно вытащить диссонансы, связанные, в первую очередь, с действиями самого человека, в чьей Мантре они образуются.

– В этом случае возникают угрызения совести?

– Все верно. И, конечно, независимо от возможности контроля любые диссонансы могут вызывать и тревогу, и сочувствие, и жалость к себе, и досаду… Поэтому сейчас рано делать выводы о присущих именно тебе эмоциях. Дождись полной картины.

Раз ты принял решение, мы с Элиасом придем к тебе в ближайшие дни. Он, как обычно, сама любезность: все, что связано с тобой, вызывает у него неподдельный интерес. До нашего визита не останавливай работу с воспоминаниями. Чем лучше подготовишься сейчас, тем легче будет взаимодействовать с воспоминаниями, наблюдая и чувствуя их изнутри. А наблюдение изнутри, как ты помнишь, не только облегчит твою задачу, но и значительно усложнит ее.