Текст книги "Избранное. Рассказы и миниатюры"

– Не хотите ли купить цветы? – предложил он. Его голос был низким, тяжелым и невыразительным.

«Цветы? – подумал я. – Кристина обрадовалась бы букету цветов».

Но, взглянув на цветы, я с удивлением и некоторым разочарованием обнаружил, что все они искусственные. Стебли и редкие листочки, и даже бутоны из пластика были покрыты грязью.

– Они не настоящие, да и на вид не особенно симпатичные, – сказал я.

Дать более строгую оценку товару я не решился – торговец мог бы обидеться, а ведь обида – мерзкий монстр, оставляющий после себя в сердце гниль и распад.

– А вы всё равно купи́те, – настаивал торговец.

– Нет, спасибо, да и денег с собой у меня нет.

На самом деле у меня в кошельке имелась пара купюр, однако отдавать их именно за эти цветы я не собирался. Я солгал. Обычная ложь способна временами превратиться из яда в лекарство. Моя ложь была деликатной, вежливой, учтивой и потому она оказалась подобна влаге, которая в состоянии потушить постепенно разгорающееся пламя обиды, ссоры.

– Понимаю, – с плохо скрываемым разочарованием выдавил торговец.

Я пошел дальше.

Постепенно посветлело, и вновь свет заполнил всё, и опять повсюду заструились солнечные лучи.

Я оказался на пересечении двух узких пешеходных дорожек. Пора переместиться. Я закрыл ладонью глаза. Между пальцами – просветы, сквозь которые видны только пятна, блики и обрывки образов, – а потом убрал руку от лица.

Новый пейзаж, новая местность. Я за чертой города – позади остались трущобы окраин, и в прошлом теперь их теснота, ограниченность, скупое пространство улиц. Передо мной нагромождение небоскребов, словно правильной формы горы из темного непрозрачного хрусталя, опущенные в голубоватые волны смога.

Я увидел множество частных домиков – небольшой поселок, почти впритык примыкавший к городу.

Я падаю в бездну, но это не что-то физическое, материальное, что приводит к распаду и исчезновению плоти. Я падаю в бездну неуверенностей, страхов и неспособности сделать первый шаг, я просто не могу осознать весь механизм: с чего следует начать, чем закончить. Поэтапный процесс – моя логика буксует в попытках осмыслить его природу. Вот пару недель назад я собирался перейти дорогу. Один из трех стеклянных глаз светофора мигал зеленым зрачком.

Казалось бы – иди. Но нет, я не мог сообразить, с какой ноги надо начать движение – с правой или с левой. Я никогда не обращал внимания на такие мелочи и всегда просто шел, куда мне нужно было. Но теперь я стоял, и ветер завывал надо мной, изредка проезжали машины. А я стоял, словно приклеенный. На меня что-то нашло, я как будто увидел себя со стороны. Но это только минутное замешательство, потерянность. Потом, когда я все-таки понял, на какую ногу мне следовало сперва опереться, чтобы сдвинуться с места, я вдруг понял, что не знаю, идти ли мне по намеченной белыми полосами разметке пешеходного перехода или перейти в ином месте, где ее нет. Эти нанесенные белой краской полосы на асфальте сбили меня с толку, я почувствовал тошноту от запаха выхлопных газов автомобилей. Чёрт! Этот запах – от него хочется в обморок упасть. Однако не здесь, не рядом с дорогой, в каком-нибудь другом месте. Не хватало еще, чтобы моя одежда пропиталась мерзким смрадом. Моя обострившаяся чувствительность ужасна, ужасна, прежде всего для меня самого, ибо я никогда не реагировал так остро, так сильно, так болезненно на подобные вещи. Переносил их легко и просто, а в этот раз всё было наоборот.

Я всё же пересилил себя, не знаю уж, как мне это удалось. Я быстро перебежал на другую сторону дороги, перебежал чуть ли не с закрытыми глазами, одним большим вдохом наполнив легкие воздухом до отказа, правда вперемешку с неприятными, но не убийственными испарениями асфальта.

Я смотрел на поселок – другой мир, иная система жизни. Но как отличаются формы, размеры, цвета и вся организация узкой прослойки окружающего каждый дом мира, частного пространства. Это кажется, что они легкодоступны, но попытайся пересилить себя и вторгнуться хотя бы в один из них – тебе не позволят.

Мне не нужны были все дома, и сам я не был нужен их хозяевам. Дом моей девушки – цель, к которой я проложил, в данный момент пролагаю, и еще не раз буду пролагать путь.

Я прошел еще несколько десятков метров, поменял один поворот на другой, сменил один переулок на другой и оказался прямо перед домом Кристины.

На стене рядом с дверью кто-то приклеил две рекламные черно-белые листовки. Первая предлагала ритуальные услуги. На второй был изображен мужчина, очень худой, с квадратными плечами и одетый в длинное пальто без рисунка и узоров. Оно скрывало его всего полностью. Мужчина держал на ладони квадратную музыкальную шкатулку. Над ней была надпись «Музыкальные шкатулки – Китай» А рядом: «Цена – 300 рублей. Спрос большой, но товар в наличии есть». И правее – номер телефона.

Вот последнюю листовку я и сорвал, аккуратно сложил ее пополам и сунул в карман рубашки – потом как-нибудь Кристине куплю такую шкатулку.

Я позвонил в дверной звонок, две или три минуты провел в ожидании – всегда есть две или три минуты пустоты бездействия – всё преодолено, но еще не сделано главное. Наконец, железная калитка отворилась и вышла Кристина. Мы обнялись, поцеловались – некоторые ритуалы так приятно повторять вновь и вновь. Затем она повела меня в дом.

Перед моим приходом Кристина смотрела по телевизору передачу про животных. Она еще продолжалась, и потому я тоже смог посмотреть окончание. Отвлеченность? Нет – ненавязчивое сопровождение беседы и мыслей. Показывали зверей, заснятых в своих естественных условиях. Группа натуралистов следила за парой бурых медведей, ловивших в реке рыбу. Вдруг в кадр попало росшее невдалеке дерево, по самой массивной и длинной ветке которого беспокойно перемещался большой красивый орел – он то оживленно взмахивал крыльями, будто пытаясь взлететь, то складывал их и замирал. Ветка под ним то сгибалась, то выпрямлялась.

О чём думал орел, глядя на медведей? И о чём думали медведи помимо того, как поймать и съесть рыбу? Возможно, они игнорировали птицу, или просто не подозревали о ее присутствии, впрочем, вряд ли, ведь орел был большим и всячески старался привлечь к себе внимание. Быть может, медведи и попытаются добраться до орла когда-нибудь потом, после того как насытятся, правда когда звери наедятся, им уже будет наплевать на орла. Их, наверное, сморит сон. Однако орел не станет нападать на медведей и тогда, когда они будут меньше всего этого ожидать. Птица ничего им не сделает даже если те уснут. Зачем? Разве медведи хотели его поймать? К слову, мы – зрители по эту сторону экрана – не знаем этого, но предположим, что ни орел, ни медведи не притесняли друг друга, не конфликтовали за еду и территорию, за солнечный свет и воздух!

Если бы у медведей возникло желание избавиться от птицы, то они все равно ничего бы ей не сделали. Медведи слишком неуклюжие, чтобы с ловкостью кошки вскарабкаться на дерево, где находился орел. Мохнатые звери очень тяжелы, и потому ни одна ветка не выдержит их. К тому же у орла есть острые когти, которыми он может серьезно ранить. Я отвлекся…

А теперь подарок…

Я преподнес любимой обручальное кольцо в знак серьезности моих намерений. Девушка была в восторге, она удивилась и обрадовалась. Для двух любящих с кольца́ начинается семья.

Созидать мир лучше усилиями двоих.

Кристина поцеловала меня.

О существовании

Он как-то раз сказал:

– Меня нет в блеске славы ваших свершений. Вы не найдете меня в золоте и серебре. Я не скрываюсь в величии ваших империй. Но я есть в жизни, которая возвращается в деревья с наступлением весны. Вы отыщете меня в добродетелях и мельчайших событиях повседневности. Я присутствую в рассветах и рождении всего сущего.

Когда начинается наше существование, мы стараемся проявлять осторожность, так как по нему постоянно ударяют тяжелые кувалды опустошающих трудностей, страха перед неизвестностью перемен, бед и невзгод.

Мы стремимся познакомиться с чем-то, что по своей природе и внешним признакам больше всего того, где мы постоянно находимся. Обычно мы сталкиваемся с чем-то, что имеет в себе несколько истин, смыслов, один или два главных, распространенных, привычных – часто стереотипных, и дюжину второстепенных, малоизвестных, но иногда истинно верных. Наши познания об окружающем пространстве ограничиваются не просто одним помещением, но даже всего лишь одним его углом.

Мы не знаем, что находится в соседних помещениях, есть ли они вообще, а если даже и имеются – то что за их пределами? Там, к слову, может быть пустота. Только Богу известно обо всём, что за пределами нашего угла и за границами самого помещения.

Грандиозность, обширность мира – общие его размеры чаще привлекают наше внимание, чем то, что меньше меньшего и является крупицей, одной из его бесчисленных частей, которую взять так просто, без всяких усилий, практически лежащей у нас перед глазами. Нам стоило бы сначала исследовать то, что внутри и только потом всё остальное.

Вообще, с чего мы решили, что большее быстрее и проще понять, чем малое, и почему мы думаем, что большее гораздо интереснее малого? Может, всё как раз наоборот. Впрочем, и первое, и второе заслуживают того, чтобы их изучали – не важно, в какой последовательности – главное, чтобы ничто не осталось незамеченным.

Благодать Господа.

Сегодня суббота, и я решил пойти в церковь. Сам храм – высокий из белого камня, пропорциональная безупречность и поэтика симметрии как в общих чертах, так и в каждой своей частице, крупинке, что буквально светится на солнце – это не алмазы, не сапфиры, не какие-то другие драгоценные камни, однако всё и вся сверкает и блестит.

Я ступил в обитель божественной святости.

За пределами ее городские улицы, и люди, и машины – мирская суета. Я боюсь мнимой святости людей, которые идут в храм, они не знают этого, и того, что могут заблуждаться в своей глубокой духовности. Или они догадываются об этом, но предпочитают верить в то, что это не так? Все они грешники? Все они праведники? Все они и грешники, и праведники? Многие из них посещают подобные места не по желанию, а потому, что так делает большинство – однородный голос и дух толпы? Грешники, ставшие праведниками, праведники, выбравшие тьму грехов, праведники и грешники, находящиеся где-то посередине, но время от времени выбирающие какую-либо из крайностей, сознательно и бессознательно, с выгодой и без, затем всё вновь и вновь меняется местами.

Они совершают грех – и либо отдают себе в этом отчет, либо нет. Они творят добро – и опять же не всегда понимают этого, зло может прикидываться добром, но обратное невозможно: добру легче быть таким, какое оно есть. Добро и зло, даже воплотившись в миллионах форм, всё равно будут оставаться противоположностями, как и всё, что несет на себе их отпечаток. Зло и добро – как два камня, которыми можно ударить друг о друга, и это предел их взаимоотношений.

Половина прихожан уверены в том, что всякие их свершения и дела абсолютно безразличны, а потому не приводят ни к злу, ни к добру и не порождают ни греха, ни праведности, но это по их мнению – допускаю, есть другие точки зрения, две, три, множество.

Я в церкви.

Высокий и полный черноволосый парень с горбатым носом не спеша подошел к сбившимся в кучу прихожанам и, держа перед собой небольшой квадратный деревянный ящик, учтиво попросил сделать пожертвование. Каждый из людей стал кидать в ящик деньги – кто купюры, а кто горсти мелочи.

Я сделаю пожертвование, когда очередь дойдет до меня – это, так или иначе, случится скоро, если все кроме меня разойдутся, а возможно, чуть позже – смотря по тому, кто и насколько его задержит, а задержать его могут надолго, в зависимости от вопросов и ответов на них. Мы знаем вопросы без ответа; нам знакомы вопросы с неоднозначными, расплывчатыми и большими, развернутыми ответами; мы часто слышим длинные вопросы, на которые даются совсем простые ответы – всего в одно-два слова.

Мне предстоит отдать какую-то часть денег, поступить по-другому – например, отказаться, попросить отсрочку, бросить в ящик не деньги, а что-то другое, или развернутся и уйти, не демонстративно, а пока никто не видит, – я не могу.

Сумма пожертвования?

Она должна быть больше одного, а то и десяти рублей, но, несомненно, в пределах ста, а лучше пятидесяти рублей – у меня немного денег с собой, также сумма пожертвования не должна быть меньше одного рубля, тем более это не должна быть копейка – многие сочтут это жадностью и неуважением, впрочем, им ли судить о жадности и неуважении, когда они и сами никого не уважают и никогда и ничего не подают – без выгоды для себя. Я больше чем уверен в этом, ведь мне в жизни именно такие люди и попадались.

Наконец парень приблизился ко мне. Его улыбка – солнечная, открытая и доброжелательная. Не надо верить мнимой нравственной чистоте, не стоит доверять и спешить с окончательным вердиктом – он человек тебе не знакомый, он тайна, тайны его помыслы, внутренний мир и душа под замком для моего ума, мыслей и суждений. Его лицо и глаза. Он протянул ко мне ящик – тот почти наполовину заполнен деньгами, – да, я вижу благосостояние людей – вот, где их святость, – на дне ящика. Боже – нет, это только мое мнение!

Я запустил руку в карман брюк, чтобы достать несколько монет – у меня только они, как вдруг парня окликнул священник, тот резко обернулся и быстрым шагом направился к нему, унося ящик.

Я провел в церкви еще немного времени, поставил свечки перед иконами, помолился, мысленно исповедался – есть ли причины для исповеди? Они всегда найдутся. После я отправился домой.

На следующий день, проверяя свой почтовый ящик, я обнаружил листовку с приглашением на выставку картин. Мероприятие, которое по своей сути не могло быть плохим и неинтересным, проводилось в местном Доме творчества. Я захотел пойти – живопись меня всегда привлекала – а заодно решил пригласить и Валю – свою любимую девушку.

В нашем городе часто проводятся разные культурные мероприятия, одни рассчитаны на широкую публику, другие – на узкую категорию граждан и наконец, третьи посещаются как первыми, так и вторыми.

Какая-то часть мероприятий – явление желательное в нашем городе, какая-то часть – нет, а некоторые приходится терпеть, ибо нельзя отделить то, что плохо, от того, что хорошо, и как тут сразу поймешь, где тут полезные и просвещающие мероприятия, а где – нет? Как отличить дар Божий от дьявольского проклятия, по каким критериям должно происходить подобное разделение, на основе чего должны вырабатываться эти самые критерии, и кто даст гарантию, что они верны? Возможно, всё гораздо проще – и ни к чему создавать философию святости или скверны всех культурных мероприятий, и незачем тратить время на выведение на ее основе законов, которые помогли бы сразу определить, какое мероприятие накормит ценной духовное пищей, а какое отравит. И всё же есть люди, – слава Господу – не из числа моих знакомых и друзей, хотя я не могу совсем уж за них за всех ручаться, – есть люди, которые станут заниматься проверкой культурных мероприятий, проверкой долгой, с кучей актов, бланков, постановлений и прочих бумаг. Бумаг актуальных сейчас и совершенно бесполезных потом, имеющих силу только в нашем городе и абсолютно бесполезных, бессмысленных в другом, правда культурные мероприятия, проводимые у нас, там вряд ли кому-то понравятся, тем более что есть еще и вышестоящие инстанции. Уж они-то, в силу своих больших полномочий, даже там сумеют запретить культурные мероприятия – это принцип иерархии – если не получилось каким-нибудь образом на что-то повлиять на своем уровне, то нужно просто подняться на один уровень вверх. Или даже на целых два уровня – если есть средства и позволяют возможности.

Парадный вход Дома творчества – высокие дубовые двери, украшенные сложным орнаментом, именно тут, на выложенной мраморной плиткой ромбовидной площадке, мы с Валей и условились встретиться. Я пришел первым – насколько раньше? Я не знал. Без часов это неопределенное время может показаться и неоправданно длинным, и безжалостно коротким. Надо всегда рассчитывать так, чтобы быть на месте не чересчур рано, но и не слишком поздно – постараться прийти к сроку, удобному обоим.

Наконец появилась Валя – высокая и симпатичная, со смугловатым овальным лицом и русой косой. Она подошла ко мне так близко, что я смог без труда разглядеть ее ресницы, брови и магическую лучезарность изумрудных глубин ее глаз. Я сказал:

– Надеюсь, от мероприятия мы получим океан позитивных впечатлений.

– Я тоже, – кивнула она.

Зал Дома творчества – помещение, разбитое пятнами света на более светлые и более темные участки и заставленное на противоположных концах неодинаковым количеством постаментов и стендов, которые все равно не убавляли ощущения некой незавершенности, неполноты обстановки.

На ровных окрашенных голубоватой краской стенах висели на равном расстоянии друг от друга большие и маленькие картины в прямоугольных и квадратных узорчатых бронзовых рамах.

Наше внимание, до этой поры не имевшее привязанности к тому, что составляло наполненность сомкнувшихся вокруг нас исполинов мира, вдруг стало подолгу – по нескольку минут – задерживаться на каждой картине в отдельности: на предметах, изображенных на них, на их деталях и особенностях.

Вот первая картина – белый фон, на нем – точно по центру того, что является ничем – начерчен ромб – под ним треугольник и трапеция – минимализм и отсутствие чего-то дополнительного, каких-то нюансов и подтекстов. Под картиной, на крошечном аккуратном гвоздике висела прямоугольная табличка из плотного черного картона, на которой было написано «Безупречность».

Валя указала на картину.

– Мне вот она нравится.

– Почему? – удивился я.

– Потому что она повествует о порядке, упрощенности и изначальности всего! – воскликнула Валя. – Только я бы назвала ее иначе.

– Как? – поинтересовался я.

– Не знаю, например, «Всё ни в чём», – задумчиво произнесла Валя.

– Автор уже подобрал название для своего творения, – заметил я.

– Да, – согласилась Валя, – однако тут нигде нет приписки, что больше никто не имеет права как-то еще называть картину.

– Наверное, – пожал я плечами.

Человек наречет это безукоризненным совершенством и абсолютом всего: линий, фона, цвета. Нельзя увидеть то, о чём не подозреваешь, либо то, чего пока не придумал. Мысль может всему придать совершенство. Мы склонны верить в идею безупречности линий, цвета и фона – на самом деле всё это пустота, ничто – линий, цвета и фона.

Я вижу рисунок: белый фон, черные линии – тут нет хаоса, а есть порядок. Кто сказал, что этих линий, фона и цвета достаточно для порядка? Может, чистый холст – это порядок, совершенство и гармония того, чего нет, или пребывает на ранних этапах создания, или уже перестало существовать?

Может, хаос линий, цвета и фона рисунка всеобъемлющ? Вдруг он ничтожен? А если наличие хаоса частично? Тогда насколько? Наполовину, на треть, на четверть? Скажу честно, в них и во всем рисунке я не нашел никакого хаоса – судя по тому, в каком порядке нарисованы линии – в нём присутствует логика – мне так кажется. Кто-то, наверное, поспорит со мной, а кто-нибудь другой попытается и его переубедить.

Сюжет этой картины отличался от того, что было изображено на других, эти отличия не бросались в глаза. Имело большое значение, чтобы они угадывались в пределах всей тематики выставки, не выходили за границы авторского замысла, в противном же случае получилась бы сборная солянка.

Геометрические фигуры – квадраты, круги, треугольники и ромбы с трапециями – вот главная и единственная тема всех картин. Мне понравилось выставка, да и Валя призналась мне, что не разочаровалась.

После мероприятия…

– Я хочу проводить тебя до дома, – сказал я.

– Я буду рада, – улыбнулась Валя.

Мы с Валей в парке, на его центральной аллее, которая могла бы показаться для измотанного человека длинной, но для человека полного сил – короткой. Я и моя девушка ничуть не устали, и потому аллея представлялась нам небольшим отрезком.

Мы шли по ней неторопливо, с нередкими остановками для поцелуев и объятий – куда нам было спешить, нас ничто не подгоняло, а впереди не имелось никаких дел, ради которых стоило бы бежать сломя голову.

Мир, окружающий нас, выворачивался наизнанку, обнажая свои внутренности, утыканные звуками, как шипами, моя душа отвечала ему тем же – раскрывалась, выставляя напоказ свои глубины, усеянные чувствами благодати, восторга и трепета, словно шипами. Что происходило, когда они соприкасались? Взрыв радости.

Мы с Валей одни на аллее – где же другие люди? Позади и впереди нас мы не видели и не слышали их, однако знали и понимали, что они были впереди и позади нас, но не рядом, – это главное. Сейчас аллея – ее молчание и пустота – прекрасны.

Для меня Валя – сама чувственность, нежность и красота, а вот у окружающих иное мнение. Одни ненавидят ее, хотя и не высказывают своего отношения прямым текстом – мы всё называем не своими словами. Другие не видят в ней ничего особенного, но почему-то трубят об этом на каждом углу, а третьи равнодушны к персоне девушки и при этом молчат.

Сама же Валя – к первым относится плохо и с пренебрежением, про вторых она говорит чуть лучше, чем про первых, и всегда последних превозносит, а вот к третьим ее отношение и хорошее, и плохое, и среднее, либо вообще никакого – от случая к случаю оно меняется. С тем, что между крайностями, всегда так,

Я люблю свою девушку, и ей приходится игнорировать недоброжелателей: они априори неистребимы. Но в какой момент пренебрежение сменяется ненавистью, до какого момента еще можно закрывать глаза и после чего происходит эмоциональный взрыв? До первого предательства – крупного, не очень или совсем мелкого? Нет – до предательства как такового – самого факта. До ссоры – большой, весьма существенной или незначительной – по пустяку, впрочем, и пустяк может быть для одних огромным, для других заметным, а для третьих просто смешным.

У Вали хватит сил игнорировать недоброжелательность людей как после первой ссоры, так и после второй, третьей и даже четвертой, предательство она может стерпеть не больше двух раз – а если и то, и другое случается одновременно – тогда катастрофа. Сперва скандал, потом рукоприкладство, а после взаимные оскорбления – всё меняется за считанные минуты: сначала оскорбления, затем скандал и как довершение – рукоприкладство. Проходит еще немного времени – мне кажется, вечность, – рукоприкладство, дальше оскорбления и в качестве финала – скандал.

Моя любовь к ней как цветы, которые приносит весна каждый год. Моя любовь к ней – это радужные крылья полярного сияния, что реет в темном лоне космоса и в сердце ледяных просторов бесчисленных теней сущего. Мои чувства к ней словно черная дыра, которая засасывает всё мое нутро. Валя – девушка, ради которой я бы бураны и вьюги завязывал в тугие узлы.

Природа любви мужчины к женщине или женщины к мужчине – и весна, и лето, и осень и даже зима – она сплетена из языков огня и соткана из кристаллов льда. Любовь может стать заморозками между жаром лета и холодом зимы, может превратиться в оттепель между смертоносной лучезарностью зимы и пестрым цветением весны. Время раскрашивает разноцветными красками любви мир мужчины и женщины и наоборот, но оно же в состоянии и постепенно нарядить его в тускнеющие и темнеющие от раза к разу тона.

Я люблю Валю.

Наконец, мы у ее дома. Стоя у подъезда пятиэтажки – девушка жила на самом верхнем этаже, – мы поцеловались – поцелуй, как и полагается поцелуям двух любящих друг друга людей, бурлил страстью, обжигал чувственностью и захлестывал переизбытком нежности. Затем Валя томно и немного возбужденно вздохнула – видимо, мой поцелуй доставил ей удовольствие, развернулась и, кокетливо покачивая бедрами, чинно направилась в подъезд.

И вот мой взгляд беспорядочно шарит по деталям окружающей меня обстановки, новеньким, судя по всему, совсем недавно положенным бордюрам, низкой узорной оградке, обрамляющей палисадник, примыкавший к зданию, одиночные деревья, скамейки с высокими спинками, цветники и кусты.

Мой взгляд, а вместе с ним и мысли, перемещался от образов одних предметов к образам других – от текстур к текстурам, от цветов и оттенков к цветам и оттенкам, устремлялся в неопределенность дали, а потом вновь возвращался к тому, что было у меня под ногами. К одноцветности асфальтового покрытия и пониманию того, что если я вдруг потеряю бдительность и споткнусь, то непременно упаду и ушибусь. Его твердая и грубая шершавая текстура порвет ткань моих брюк и поцарапает кожу или поставит синяк. На руках и ногах? Это уже как упаду.

Но я постараюсь быть бдительным и осмотрительным на каждом этапе своей жизни, и при совершении каждого шага. Ведь постоянно наши ноги спотыкаются о кочки и выбоины, которые не сразу-то и увидишь.