Текст книги "Черная шаль"

Прощание с апарцем

Мы молча и неподвижно стояли у ворот апарца. За нашими спинами навсегда осталось волшебство беззаботного сидения вокруг вокруг костра, посреди кусочка неземного луга, напоенного ароматами нездешних трав и влажными испарениями, поднимавшимися с поверхности выплеснувшегося из какого-то другого мира бездонного озерка. Спины нам продолжало согревать сияние далекого солнца Алялватаски, чья крохотная частица была заключена в хрустальной грозди священной лампы «хиранг», а в полости рта, как будто бы еще сохранялся удивительный вкус оранжево-золотистого мяса неизвестной никому из нас рыбы, выловоенной Аджаньгой. Но, повторюсь еще раз – тепло, свет, запахи и краски безопасного и уютного апарца остались за спиной.

Сейчас мы стояли в совсем другом мире, где не осталось ни тепла, ни уюта, ни безопасности, а под помойным светом мертвой луны со всех сторон притаились смертельные опасности, дикий страх и невыносимая боль.

Аджаньга интенсивно втягивал широкими ноздрями ночной воздух, острые кончики его больших волосатых ушей мелко подрагивали от того напряжения, с каким он вслушивался в кажущуюся полную тишину улочек цыганской слободы, пытаясь уловить малейшую вибрацию на ультра– либо – инфразвуковом уровнях.

Положение гораздо хуже, чем я думал, негромко произнес Анмайгер, задрав кучерявую цыганскую голову кверху и не отрывая пристального взгляда от Луны.

«Почему?» – так же негромко спросил Панцырев.

С одной стороны, это – рефракция, создаваемая в городской атмосфере газообразными продуктами выделения жизнедеятельности румплей. Их очень много, и они продолжают развиваться с бешеной скоростью. Унгард Аджаньга явственно чувствует их присутствие практически повсюду.

А с другой стороны, разложение лунного света вызвано потерей его обычной скорости – триста тысяч километров в секунду!

В смысле?! – полным кретином уставился на Анмайгера Сергей Семенович.

Скорость света или, чтобы подоходчивее вам объяснить, сам свет начинает тормозить в результате серьезного нарушения основных пространственно-временных характеристик вашего мира, по причине присутствия и продолжающегося бурного размножения в нем принципиально чужеродных организмов. Каждый из румплей – частица чужого пространства и времени, причем – чрезвычайно агрессивных пространства и времени. И чем больше будет рождаться румплей в земной атмосфере, тем меньше шансов останется удержаться Параллели Х-40 на скрижалях орбиты самого бытия, по которой она вращается уже несколько миллиардов лет. Вот такие вот у нас обстоят дела, уважаемый господин генерал! – уже с чисто человеческими интонациями добавил к поставленному им диагнозу заболевания лунного света Верховный Унгард Анмайгер.

Словно бы в потверждение мрачного пророчества Верховного Унгарда, издалека, из западной половины города, со стороны речного порта послышался пронзительный вой, переливавшийся многими оттенками ярко выраженых тоски, угрозы и ярости. Даже волки испугались бы такого воя, подумал невольно я, и все мы, кроме Аджаньги вздрогнули, не считая, конечно, унгардовской половины Анмайгера – он не застучал отшлифованными копытами по грешной земле, но его цыганское лицо противно затряслось всеми своими жуликоватыми чертами и Анмайгер со злостью зажал предательски задрожжавшие толстые губы Дюфини, паталогически невезучего по своей короткой и мутной жизни, огромноной когтистой лапой прожившего несколько счастливых столетий Верховного Унгарда из могущественного, в мире Алялватаска, Клана Чермиков.

Отзвуки воя вскоре затихли, и мы успокоились, а главное – перестали трястиь цыганские губы Верховного Унгарда и он получил возможность говорить. Он сразу и сказал:

Эти твари почувствовали Аджаньгу. Пора. Расходимся по направлениям.

Тут, кстати или некстати, в багажном отделении джипа тяжело заворочался Виктор, про которого я совсем забыл, лишь мы покинули гостеприимный двор апарца. Мой несчастный друг ударился обоими ногами о левый борт багажника, издав при этом ужасный металлический грохот, и сразу же после этого первого удара последовал второй – с противоположной стороны автомобиля, нанесенный, как тут ни крути, наверняка, головой.

Мне пришлось объясняться перед генералом. Мое краткое объяснение Панцыреву относительно факта появления в машине постороннего фигуранта, по ходу которого, однако, Виктор успел еще дважды проверить головой и ногами стенки «Лендкрузера» на прочность, внимательно выслушал Анмайгер, и когда я умолк, категорично резюмировал:

Отлично – он вполне может нам пригодиться!

Я неожиданно почувствовал сильное беспокойство за судьбу Виктора и меня почему-то начала мучить совесть перед ним.

Но какие бы переживания не грызли меня в тесекунды, через минуту Виктор сидел уже на траве, прислонившись широкой мясистой спиной к массивным доскам забора апарца, в молчаливом испуганном изумлении таращась на рогатого богатыря аджаньгу, облаченного в ритуальные сверкающие доспехи, захваченные им из далекой Алялватаски специально для возможного боя с румплями.

Генерал по очереди крепко пожал руки Стрельцову и мне. Кисти рук Унгардов для рукопожатий, естественно, приспособлены не были. Вместо прощания Верховный Унгард Анмайгер сделал генералу еще одно словесное напутствие:

Вы хорошо помните – что именно должны потребовать в первую очередь от «этих идиотов из мэрии»?!

Не волнуйтесь, господин Верховный Унгард! – включая зажигание своего служебного «мерседеса-600», заверил Анмайгера панцырев. – С кем, с кем, а с этими скользскими типами я всегда умел находить общий язык – главное вовремя схватить их за жабры! Валька – а это что тутв бутыли?

Я с досадой хлопнул себя по лбу:

Ой спасибо, что напомнили, Сергей семенович! Это же домашняя брусничная настойка – великолепнейшая штука! Как ее не хватало для ухи! Не мог я еще понять – чего нам не доставало для полного счастья в апарце. Эх я – лопух!

Держи! – великкодушно протянул мне бутыль генерал. – Но лучше оставь ее в апарце с Эдиком. Эдик подержит ее у себя до нашего возвращения. Я думаю – мы все вернемся. А иначе и быть не может! Ведь не может же, Валя?! – вдруг спросил он у меня упавшим голосом, каким обращается к лечащему врачу пациент, отчаявшийся узнать правду о своей болезни.

Да вы что, товарищ генерал! – внутри у меня все, образно говоря, опустилось. – Невам мне задавать подобные вопросы – вы же генерал ФСБ, в конце-концов… – я до того растерялся из-за неожиданно посетившего генерала приступа откровенного малодушия, что даже и не нашелся, что вразумительного можно было бы ответить на его странный вопрос.

Генерал захлопнул дверцу «мерседеса», нажал на стартер, и через полминуты черный лакированный красавец «мерседес-600», прощально мигнув нам красными габаритными огнями, исчез за ближайшим поворотом.

Где-то далеко, в районе, кажется, элеватора, гулко простучала длинная автоматная очередь. Почти сразу вслед за нею – еще одна, покороче. Я, Эдик и Анмайгер, не сговариваясь, переглянулись.

Аджаньга неуловимо быстрым движением попеременно облизал раздвоенным языком ритмично раздувавшиеся щеки и низким гортанным голосом на наречии болотных унгардов произнес дежурную уставную фразу, какую принято было в вооруженных силах Клана Чермиков обязательно произносить перед боем. Суть произнесенного Аджаньгой объяснил Анмайгер через пару минут после того, как Аджаньга оторвал от сияющего на его широкой груди «хиранга» одну из «виноградин» и отправил ее прямо в широко раскрывшуюся пасть. Мы хорошо слышали, как капсула, заполненная концентрированным светом настоящего солнца Алялватаски, с громким шуршанием опустилась по длинному пищеводу унгарда, и, как, попав в желудок, ее оболочка с треском лопнула, видимо, растворенная желудочным соком. Аджаньга рухнул на колени, и из его пасти почти сразу вырвался сноп ярчайшего золотистого света и желтого пара, приобретавшего при попадании на сырую траву полужидкую консистенцию. И я, и майор Стрельцов оторопело смотрели на подавившегося куском родного солнца Аджаньгу и нисколько не сомневались уже, что он чего-то напутал и ему приходит конец. Ноцыганское лицо Анмайгера оставалось бесстрастным, и мы с Эдиком успокоились относительно физического состояния Аджаньги, чей могучий организм на самом деле полным ходом заряжал сечас свои основные жизненные системы энергией рассосавшейся в нем капсулы «хиранга». Затем Аджаньга, после заключительного рвотного позыва, сел на корточки, обхватил колени руками, и по колечкам и квадратикам кольчуги унгарда заискрили тысячи крохотных ослепительно-голубых молний. В воздухе сильно запахло озоном, на Аджаньгу стало больно смотреть, я плотно зажмурил глаза и думаю, что то же самое вынуждены были сделать и остальные, включая Анмайгера. Когда мы открыли глаза, то не увидели даже самого малейшего следа от Аджаньги. Лишь витал еще в воздухе слабый запах озона и словно бы едва слышимый и совсем невидимый вихрь на огромной скорости удалялся по улочке вслед за умчавшимся «мерседесом» генерала Панцырева.

Ну вот и все – Аджаньгу при любом исходе операции мы больше никогда не увидим. – несколько печально произнес Анмайгер. – Теперь настала наша очередь выдвигаться, Валентин.

Мне действительно нужно оставаться в апарце? – со слабой надеждой в голосе на то, что услышит отрицательный ответ, спросил майор Срельцов.

Мы, кажется, все уже подробно обсудили – ты обязан оставаться и охранять Колодец Апарца! – нетерпеливо повторил свое прежнее строгое распоряжение Верховный Унгард. Оттуда в любой момент могут вынырнуть самые неожиданные гости, способные значительно осложнить нам и без того почти безнадежную ситуацию.

Слушаюсь, господин Верховный Унгард! – инстинктивно вытянул руки по швам Эдик. – От себя лично желаю вам удачи и очень надеюсь на вас!

Майор Стрельцов крепко пожал мне руку, взял за горлышко оплетенную бутыль с брусничной настойкой и шагнул к приоткрытым створкам ворот крытого двора апарца.

Эдик! Если сильно тяжело сделается на душе, то вмажь настойки – хорошая штука! – не сдержался и посоветовал я ему на прощанье.

Перед тем, как скрыться за воротами, он оглянулся и тепло улыбнулся мне на мои слова.

Мы остались втроем – Верховный Унгард Анмайгер, Виктор и я. И я, и Анмайгер принялись внимательно рассматривать продолжавшего сидеть на траве Виктора, по прежнему находившемуся в состоянии прострации…

Диспуты в мэрии

Антону по прежнему казалось, что наконец-то наступил его долгожданный звездный час – никогда еще ему так легко не говорилось, не складывались до сих пор в голове столь изящно и даже талантливо удивительные по образности фразеологические обороты и никто из многочисленных политических оппонентов не пытался стаскивать его с трибуны или иным способом ограничивать время выступления главы фракции «Любителей зеленых грейпфрутов»…

…Лично я, не знаю, как вы, а я искренне удивляюсь – как и почему эти самые Черные Шали не появились в нашем городе гораздо раньше, если учитывать характер и сами принципы действия тех политических сил, которые уже несколько лет стоят у власти в стране и области. Все вы здесь собравшиеся теряетесь в догадках: кто такие эти самые страшные и кровожадные Черные Шали и из какой дыры они вылетели?!?!?! Что-ж – я могу вам ответить, как от себя лично, так и от имени действительно народной партии «Любителей зеленых грейпфрутов». Черные Шали понаплодили своими языками без костей, антинародные политики, стоявшие и продолжающие стоять у кормила власти. Пустые обещания, ежегодно вылетающие из их безответственных ртов, взяли да и превратились в чудовищ – Черные Шали!!!…

В конференц-зал вбежал запыхавшийся, грязный, растрепанный и потный генерал-майор Панцырев. Не теряя ни секунды, Сергей Семенович бросился к трибуне и вид генерала при этом был настолько страшен и решителен, что никогда, обычно, не терявшийся на трибуне, Антон замолчал в полном замешательстве.

Ты все, надеюсь, сказал?! – коротко и зло бросил Антону неизвестный генерал, – Тогда свободен! – и Панцырев ощутимо помог растерявшемуся и замешкавшемуся Антону освободить трибуну.

Внимание!!! Прошу всех внимательно меня выслушать!!! – не обращая специального внимания на сидевших в президиуме высших чинов ФСБ и МВД страны, генерал Панцырев поднял правую руку и легко завоевал внимание собравшихся в конференц-зале.

Явился – не запылился! – недовольно пробормотал Плейтис Рыжевласову.

Надеюсь, что он сообщит нам сейчас, действительно, ценную информацию! – заступился за своего лучшего офицера Рыжевласов.

Панцырев говорил примерно пятнадцать минут и вся аудитория, включая Плейтиса и Рыжевласова слушала его затаив дыхание, с жадностью ловя каждое слово легендарного «стиксовца»…

… – Что же все-таки нам делать, господа?! Или, как правильно – товарищи?! Прошу всех желающих высказываться по очереди!!! – генерал-армии Плейтис сильно нервничал, как, в общем-то, и все собравшиеся в конференц-зале здания городской мэрии – после доклада генерал-майора Панцырева.

Плейтис стоял за высокой трибуной, на лицевой стороне которой гордо сверкал серебром и золотом витиеватый городской герб. Выражение лица Директора ФСБ очень точно отражало его внутреннее состояние, и он уже практически не мог взять себя в руки.

На сакраментальный вопрос Плейтиса поднял руку и сам поднялся вслед за рукой городской мэр Шлодгауэр. Плейтис с видимым облегчением уступил ему место на трибуне и, усаживаясь на свое удобное кресло за столом президиума, где кроме него сидели Рыжевласов, Панцырев и зам. министра МВД Меркарян. На секунду он едва не потерял сознание, но не потерял, удержался все-таки в этом сошедшем с ума мире, где готовилась генералу-армии скорая египетская казнь.

– Я хотел бы спросить одну вещь у господ генералов из ФСБ, – несколько нетвердым растерянным голосом заговорил Шлодгауэр, – Изучены ли в физиологическом плане данные э… организмы? То есть…

Я понял, что вы хотите сказать, Андрей Витальевич, – нетерпеливо прервал Шлодгауэра Панцырев, резко поднимаясь с места, – Наши люди взяли образцы ткани стрэнгов оставленные ими в двух местах на втором этаже городской больницы, через сорок минут мы будем обладать готовыми результатами анализа, он проводится сейчас нашими специалистами только что прибывшими из Москвы. То есть, менее чем через час мы будем знать: как они сделаны и каким, наиболее эффективным, способом их можно уничтожить…

По пути на Александровское кладбище

Впереди шагал Верховный Унгард Анмайгер с той скоростью, какую позволяли ему развивать неудобные тяжелые копыта и условия рельефа той местности, через которую нам пришлось пробираться на кладбище, где в разрытой могиле нас дожидался, готовый к полету в Алялватаску, ахайсот. Виктор, взбодренный инъекцией «хиранга», доброй порцией «хулитомила» и воскресшей надеждой вернуть сотню породистых гусей, рысцой бежал вслед за Анмайгером, так что я постоянно видел перед собой его сутуловатую квадратную спину и трясущийся от бега жирный затылок. А местность, «через которую нам пришлось пробираться» к спасительному кладбищу (так сильно, во всяком случае, хотелось в это верить! (вто, что оно оказалось бы спасительным!)) оказалась ничем иным, как печально знаменитым в городе Сучьим Лесом, где ежегодно находили свою смерть до сотни наркоманов, намертво связавших свою жизнь с экономическим процветанием Цыганской Слободы. Ну, кроме наркоманов, в густых кустарниках и темных глубоких оврагах Сучьего Леса иногда умирали и люди страдающие отличными от наркомании пороками, например – паталогической тягой к торговле собственным телом и т. д. и т.п., но им, разумеется, когда их настигала неожиданная и, как правило, насильственная смерть, легче от этого (от того, что они не страдают наркозависимостью) не становилось.

Если бы не гроздь капсул священного «хиранга», висевшая на груди Анмайгера, мы не прошли бы Сучий Лес ни при каких обстоятельствах – хотя бы даже в силу прямо-таки паталогического мрака, установившегося здесь с началом ночи Черных Шалей. Каким-то образом, умерший лунный свет безнадежно увязал прямо над верхушками деревьев в тяжелых испарениях, густыми клубами поднимавшихся от гнилых рыхлых почв Сучьего Леса, глубоко пропитанных кровью многих сотен людей, убитых неприкаянными и без покаяния.

Справа и слева от нас, за четкой границей светового коридора, образуемого лучами «хиранга», не прекращались подозрительные суетливые шорохи, как будто тысячи каких-то тварей, вроде мелких зайцев или крупных тарантулов, торопливо перебирали ногами, стараясь не отстать от золотистого светового пятна, вызывавшего у них сильнейшее любопытство. Я точно знал, что Сучий Лес всегда отличался крайне скудной фауной и там не водилось никого, кроме энцефалитных клещей и короедов. Во всяком случае – до сегодняшней ночи. Дальше я старался не фантазировать, а сосредоточил внимание на спине и затылке тяжело дышавшего Виктора. Один раз он оглянулся и сквозь одышку выдохнул:

Долго еще?! – и сразу обо что-то споткнулся, неуклюже рухнув на грязную землю.

Если еще раз оглянешься, то – никогда! – зло сказал я, помогая ему подняться на ноги.

Наш кросс сквозь чащу Сучьего Леса благополучно продолжился. Правда, после злополучного падения Виктора, к подозрительным шорохам, по-прежнему упрямо раздававшимися и справа, и слева, к ним, прямо у меня за спиной, присоединился явственно зазвучавший топот, судя по силе звучания, издаваемый существом, по размерам значительно превосходившем зайца-русака, но явно уступавшему годовалому ослу-переростку. Топот, с момента своего неожиданного возникновения, продолжался уже целую минуту и, кажется, даже начал приближаться, когда я не выдержал и оглянулся. Я увидел метрах в пятнадцати от себя два больших малиновых глаза. Контуры фигуры самого существа совершенно сливались с кромешным мраком. Самым любопытным мне показалось то обстоятельство, что в правом глазе нашего таинственного преследователя хищно и зло пульсировал круглый черный зрачок, а в левом зрачок отсутствовал и поэтому левый глаз смотрелся более диковато, чем правый. А по цвету своему оба глаза сильно напоминали любимый малиновый абажур Вишана и Шиты – я как-то инстинктивно связал глядевшую сейчас на меня тварь с цыганами, чьи стеклянные осколки некоторое время назад лично смел на полу апарца поганым веником в помойное ведро.

Между прочим, мои спутники и не думали меня дожидаться скорее всего, они просто не оглядывались назад, полагая, что у меня все в порядке и за нами никто не гонится. Они убежали уже метров на десять, пока я растерянно топтался на месте, не представляя ясно, что мне нужно делать с обладателем малиновых глаз. «Вроде бы румплей должно было бы хватить с лихвой!» огорченно подумал я, помня строгий приказ Анмайгера соблюдать полное молчание и испытывая искренне сожаление по поводу того, что отказался от предложенного мне генералом Панцыревым короткоствольного десантного автомата.

А на ху-у…! – как-то неопределенно шепотом выругался я, обреченно махнув рукой и не нашел лучшего выхода, чем взять и побежать догонять основную часть нашей, так сказать, спецгруппы. Так, как топот за моей спиной немедленно возобновился, то я решил не просто догнать своих товарищей, но и лучше даже их перегнать. Мне страшно надоело бравировать фальшивым героизмом, и вся эта ночная свистопляска с унгардами и Черными Шалями, начала казаться мне настоящим, никому не нужным, галлюциногенным бредом. Когда я обгонял откровенно задыхавшегося Виктора, причем нечаянно грубо толкнув его при этом локтем в теплый мягкий бок при обгоне, в памяти сами собой появилось лицо Рады – она смотрела на меня грустно и мечтательно, и как будто о чем-то не-то просила, не-то предупреждала…

Валька! … услышал я жалобный голос Виктора, Не бросай меня – за нами кто-то гонится!

Ты, главное – не оглядывайся! – как можно более спокойным голосом посоветовал я ему, К тому же лес скоро должен кончиться, и он от нас отстанет. Ты уж извини, что я тебя обогнал, я, просто так медленно бежать не могу – с ног валюсь, теряя равновесие и нарушая центровку. Ты бы бегал со мной по утрам, сколько лет я тебе об этом твержу – лень все тебе! Не попал бы сейчас в такую тяжелую ситуацию!

А кто это – он?!

Не знаю, чем бы все эта петрушка с малиновыми глазами закончилась, если бы не оплошавший, благодаря невнимательным глазам разгильдяя Дюфини, Анмайгер. Верховный Унгард оплошал в смысле пространственной ориентации – несмотря на неослабевающий свет «хиранга» он не заметил или, может, не понял, что перед ним внезапно раззверзся край глубокого оврага. В общем, мы с Витей на полной скорости, вслед за Анмайгером, кубарем покатились по крутому травянистому склону. Причем, в момент начала падения, за те последние мгновения, пока «хиранг» светил над краем оврага, у меня перед глазами мелькнули персонажами Иеронима Босха робкие, но навязчивые существа, шуршавшие справа и слева от маршрута нашего ночного забега через Сучий Лес – это были обыкновенные черные скорпионы величиной с обычную домашнюю кошку.

Бешеным световым вихрем метался впереди все вниз и вниз неугасающий маяк священного «хиранга», в его сполохах попеременно мелькали то огромные копыта, то кудрявая цыганская голова Великого Унгарда с дико вытаращенными блестящими глазами. Я неудержимо кувыркался через голову вслед за Великим Унгардом и вместе со мною кувыркалась под сводами черепа, бесконечно скорбная, в силу своего полного одиночества среди затуманившихся ущелий мозговых извилин, мысль: «Верховный Унгард Анмайгер оказался, на поверку, обыкновенным бестолковым цыганом и нас сейчас сожрут скорпионы Сучьего Леса!». Однако, несмотря на овладевшее мною глухое отчаяние, я крепко продолжал сжимать лямки баула с канистрами сманьца, в глубине души надеясь на то, что Верховный Анмайгер сохранил содержание своего баула тоже…