Текст книги "Семь раз за тридцать дней"

Звонок другу

Не успел Жуков разобрать и половину накопившихся с утра дел, ЭсБ, похоже, в последнее время с работой не усердствовал, ему позвонил Караваев:

– Только не волнуйся!

Жукову стало плохо, он даже открыл рот, чтобы дышать.

– Твой отец где-то раздобыл Милашку, они с Ивановым привезли ее сюда. Только сейчас. Так-то ее никто не видел, я уж просто ее знаю, понял, что к чему. Куда она подевалась не пойму, Саня, тебе, наверное, лучше приехать, разорвут они ее здесь.

– Караваев, ты пугаешь меня так зачем? – у него отлегло, – сейчас я приеду.

Проказники

Оба отца стоят на плацу и смотрят, как рота готовится к смотру.

Он подошел к ним и приветствовал обоих.

– Ты что здесь, сынок? – легко так спросил его отец.

Жуков не сразу ответил, снял очки и потер усталые глаза.

– Папа, отпустите Милашку на все четыре стороны и забудем про нее, – прямо изложил он свою позицию.

Папаши застукано переглянулись.

– Караваев сдал, – вычислил Жуков-отец.

Жуков-сын не ответил и взглядом ничего не выразил. И хитрые папаши стояли и молчали. В любом случае ситуация не была такой опасной, как испугал его Караваев. Но и не такой простой. «Этих за так не возьмешь, – вздохнул Жуков, – эти прошли огонь и воду, ничем их не испугаешь, не обманешь и не запутаешь. Сами кого хочешь в дремучий лес заведут».

Папаши продолжали молчать и с такой непробиваемой приятностью смотрели на него.

– Вот у кого я научился молчать и только слушать, – Жуков пытается еще разговорить их.

Конечно, им это понравилось, но этого мало, чтобы они заговорили.

– Вы ее уже убили, все? Думаете, где закопать, молчите, как партизаны? – пробует еще Жуков, может так радикально им будет интереснее.

– Смешно, сынок! – не без улыбки реагирует отец.

Иванов тоже усмехнулся.

– А может ее просто бросить, где подальше, и пусть сама как хочет выбирается? – предложил Жуков сын.

– Совершенно с тобой согласен, сынок! – горячо поддержал его отец. – Просто бросить ее и все! Никакого насилия, одна ее добрая воля! – папа был даже покладист.

– И какая у нее добрая воля? – подозрительно спросил сын.

– Она хочет путешествовать. Страну посмотреть. – Уверенно заявил отец.

– Какую страну, пап? Какую такую страну она хочет посмотреть? Вы че там с ней сделали? – встревожился Жуков, повернулся к ним обоим поближе и смотрел на них строго.

– Нашу большую страну. Она сама хочет ехать, я только сказал ей, что есть такая возможность, она сразу попросилась сама, – объяснял и успокаивал отец.

– Да. А какая же у нее альтернатива, если она так сильно согласна? – сын настойчиво пытался выпытать правду.

– Сынок, она столько всяких дел наделала, у нее альтернатива – следствие и суд, она сейчас куда хочешь поедет без всякого принуждения.

– А сейчас-то вы куда ее подевали? – не унимался любопытный сын.

– Да ничего с ней не случится, Саша. Это фактически шутка, предупреждение о наших границах, – наконец заговорил Иванов, – она должна понимать, есть вещи, которых делать нельзя. Она не понимает этого. Она думает, она будет играть с людьми, использовать их, как ей надо, и у нее все получится? А то, что сдохнет кто-то, ей что за беда? А люди будут только смиренно плакать и гордо ее прощать, благородно позабыв о ней, так она никогда не остановится. С ее-то внешностью сколько будет еще таких разбитых жен СуперБосса? А Ленка? Ленке-то за что? Так, на всякий случай?

– Да где она? – перестав волноваться, уже устало и равнодушно, больше для окончания разговора, спрашивал Саша.

– Она, сынок, уже, – отец смотрит на часы, – взлетит сейчас и полетит в далекий прекрасный город Владивосток. Завтра был транспортный самолет в Хабаровск, это может быть интереснее даже ей было, но она до завтра ждать не захотела, такая вот жажда у нее путешествий!

– Да ей и боевая задача только домой вернуться, самостоятельно определив маршрут и раздобыв средство передвижения. Проявит смекалку и находчивость! Проявила же она ее, отбрасывая Ленку от тебя. А добывая себе СуперБосса? Справилась же. И сейчас справится. Ничего с ней не случится, она опытная стерва.

И уже позабыв о нем, стали переговариваться с майором на плацу.

«Как-то им весело», – подумал Жуков и догадался, они, наверно, приняли по сто грамм. Раза три.

Стояли, вполне довольные своей проделкой, и сейчас так легко было представить их молодыми, когда не было еще не его, ни Ленки…

Жуков махнул рукой, ничего им не сказал, пошел и даже улыбнулся, так это было забавно, их внезапная молодость…

Про Милашку он давно забыл.

Ну, Жук!

Он уже садится в машину, Караваев окликает его, он только приехал.

– Милашку увез я. Улетела, все в лучшем цвете. Пойду сейчас доложу. Что случилось? Столько лет тишина, а тут она объявилась? – Караваев торопился.

– Долго рассказывать.

– А Иванов почему? Судя по всему, это его затея. У них здесь общих интересов вроде нет, – Караваев недоумевает.

– Теперь уже есть.

– Жук, быстрее расскажи сам, почему из тебя клещами все тащить надо, – торопится Караваев.

– У них будет общий ребенок, – быстро он ему и говорит.

– Жук, ну какой ребенок? Говори нормально, времени нет. – Караваев недоволен, вечно он со своими шуточками.

– Нормально говорю. Ребенок у них будет, общий, – повторяет Жук с непроницаемым лицом.

– Ну и кто из них родит, Иванов что ли?

– Иванова.

– Какая… – начал возмущенно Караваев и, недоговорив, остановился от догадки, – дочка его что ли?

И от дикой мысли спрашивал уже в ужасе:

– От кого?

– От меня, – почти улыбаясь, притормозил его грязные мысли Жуков.

– Вот, блин!

Караваев замер оторопело, напряженно думал и не сразу, но улыбнулся:

– Я тебе давно говорил, не верь Милашке, – и уже горячо сожалел, – ой, знал бы, не так ее проводил, гадину.

Задумался дальше, связывал все воедино, уже и дочку, и Иванова.

– Ивановская принцесса! Да ты как смог-то до нее добраться? – недоверчиво, он еще не осознавал.

– Я не знал, что это она. Я ее не узнал.

– А ты ее видел?

– Я видел ее, но маленькой девочкой. Кто же мог подумать, что она в такую красавицу вырастет. Да еще должность мою захочет получить. Это случайность.

– Ничего себе случайность. Ваши папаши – друзья, еще вы не родились, и случайность!

– Я не предполагал, что это может быть. И не думал поэтому, – сам пытается понять, как это случилось.

– Ну а имя-то? – удивляется Караваев.

– У нас только в отделе двое Ивановых. Имя-то здесь как раз не помощник. Вот как я ее внешностью с отцом не сравнил, вот это да.

– Они похожи?

– Они очень похожи. Но у Лены длинные волосы и челка, и вообще она девушка, она похожа, но по-другому.

– Она правда такая хорошенькая, как говорят? – уже позабыв, что торопится, любопытно смотрел на Жукова.

Жуков не стал отвечать, только остерегающе посмотрел на Караваева и закончил разговор:

– Иди уже докладывай, они, похоже, только тебя и ждут.

Караваев улыбнулся.

– А кто будет мальчик или девочка? – уже тепло и по-взрослому спрашивает он Жукова.

– Дурак ты, Караваев, ребенок!

– Сам ты дурак! – улыбается, как опытный отец, – это чужие дети бывают ребенками, а свои мальчиками или девочками.

– Да ну тебя, – отмахивается смущенный и счастливый Жуков и идет к машине, уже открыто улыбаясь.

– Ну, ты, Жук, даешь! – тоже уходя, такой же счастливый махнул ему рукой.

Жук сел в машину, вставил ключ в замок зажигания и на секунду задумался.

С той самой ночи он почти не спал, Лену не видел; не помнил, что ел, только мылся и брился, чтобы ходить на работу. Он почти что еще немного живой.

Может быть, ему даже удастся дотянуть до дома. Он посмотрел на часы.

«Надо еще купить ей новый телефон, на всякий случай», – думает он и выруливает в другую от дома сторону.

Дома

Не так было светло, хотя и девять часов утра, но в ноябре и дни бывают темными.

Девять часов она увидела на таймере плиты. Лена проснулась.

Тихо.

Она уснула в одежде, прикорнув на диване в самой большой комнате, где было и одеяло, и подушки, где, видимо, он и сам спал.

Весь вечер и начало ночи она ждала, что он придет, ничего не трогала, только нашла два забытых им печенья и недопитую бутылку воды.

В домике был абсолютный порядок. Ни одной вещи не на своем месте.

Но у него не было холодильника!

Лена еще не вставала и не спеша раздумывала: «Может быть, он здесь не живет? Невозможно жить без холодильника. Если здесь для него только дача? Так он приедет только летом», – ей стало смешно: она представила, как он приезжает летом и находит ее скелет, умерший с голоду.

Потянулась по-кошачьи и несмело встала.

Ванная комната просто шикарная. Ей показалось, что она видела такой проект в журнале. Фактура и темно-коричневый цвет сруба был отличным фоном для дорогой английской белой сантехники. Плитка на полу роскошная, она и сама выбирала кафельную плитку для своей ванной и сейчас оценила его вкус. Вспомнила, как он рассказывал ей в кафе про этот ремонт, и его вспомнила в этом кафе, и как велел ей вечером сидеть дома, и как на следующий день выговаривал ей за мишку…

«Где там сейчас ее мишка?», – улыбнулась она сама себе в его зеркало.

Ничего не желая трогать до его прихода, она села у окна и смотрела на ворота и дорожку, на которой были видны ее следы на снегу, на снег на газоне, так рано упавший в этом году, на две большие елки в снегу.

В домике было тепло и тихо. Она рассматривала комнату, во всех предметах видела его, представляла, как он здесь ходит, как спит на этом диване.

Вздыхала и снова смотрела в окно: как он придет вечером по этой дорожке, теперь уже только вечером, после работы. Как удивится ей, что скажет, как обнимет ее.

Снова пошел снег, медленный и плавный. И такое же ровное было настроение, и она все сидела, смотрела в окно и ждала его.

Как он ее встретит? Скорее, это она его встретит. Она дома.

До вечера еще далеко. Хочется есть. А вдруг ей нельзя голодать? Малышам нельзя голодать. И она посмотрела на свой живот, не вырос еще? «Где же наш папа?» – спросил малыш, и они вместе ждали папу. Они были голодные.

Выходить из своего надежного домика ей не хотелось, пока не было Жукова.

Но до вечера было еще очень далеко и очень хотелось есть.

Лена все-таки оделась, поискала в ящичке запасной брелок от ворот, нашла его и решилась выходить.

Она никогда не была в этих краях и даже не проезжала мимо, наличных денег было только на такси в один конец, и она дошла пешком до небольшого супермаркета и согревалась первые минуты, раздумывая, что купить.

Сначала она думала купить себе еды и все, но по дороге вспомнила, что нет у него этого и нет того, и вспомнила про голый матрас на кровати, и увлеклась, и остановилась, только сообразив, что не знает, сколько денег у него на карточке.

Но денег хватило, она облегченно вздохнула на кассе и еще кое-что прикупила в других отделах, и вышла уже, и ждала такси, как ее окликнули:

– Лена!

Лена, затаив дыхание, обернулась.

– Лена?

Это вечный помощник ее отца, старый Андрей Андреевич. Если кого-то отец отправит ее искать, то это его. Это ведь он и возил Лену с мамой все детские годы и присматривал за ней в юности и позже, со всех вечерних и ночных мероприятий встречал и вез ее домой.

Лена внутренне вся собралась, она даже изменилась лицом, оно вытянулось и стало, как у отца, непроницаемым.

– Здравствуй, Лена! Никогда не видел тебя здесь, ты одна? – осторожно расспрашивал он ее. Он характер ее знал и не торопился.

– Одна. – Упрямо сказала Лена.

– Ты без машины? – спросил, как будто он этого не знал.

– Без машины. – Не верила ему Лена.

– Я могу тебя подвезти.

– Не надо, – твердо сказала Лена, – не надо, Андрей Андреевич, пожалуйста.

– Что-то случилось Лена?

Лена молчала и только упрямо смотрела на него.

Андрей Андреевич ответил ей прямым, немигающим взглядом, он знал, что случилось.

Он действительно был отправлен ее искать и уже выполнил все поручения на утро и заехал за хлебом, он приехал домой пообедать, он здесь жил. Он уже садился в машину, когда увидел ее.

– Андрей Андреевич, дайте мне только один день. Только до завтра. – Лена спокойно и серьезно посмотрела на него.

Она, как никто, понимала, в каком трудном положении он окажется, если пойдет ей навстречу, не просто скрывать от генерала правду.

– Что-то случилось, Лена? – невозмутимо повторил он свой вопрос. Генерал есть генерал.

Лена не отвечала.

– Садись в мою машину, и мы там поговорим.

«Так всегда делает Иванов, – думал Андрей Андреевич, уже намереваясь взять ее пакеты, – не отвечает, если не хочет».

Лена спокойно остановила его:

– Андрей Андреевич, вы знаете меня с трех лет, но посмотрите, я уже выросла. И какой бы властью не обладал мой отец, как бы Вы от него не зависели, это не значит, что можно сломать мою жизнь только потому, что он так хочет, а Вы не можете ему возразить. Вы тоже отец, и дедушка уже много лет, и вы знаете, что ошибаются не только дети. Родители тоже ошибаются, – Лена замолчала, не хотела многословием растерять свое достоинство.

Андрей Андреевич выслушал ее, помолчал, раздумывая, и коротко спросил:

– Просто скажи мне: безопасно ли твое положение сейчас?

– Абсолютно. – Серьезно и уверенно отвечала она. – Единственная опасность для меня сейчас – это Вы. И Ваше безукоризненное чувство долга, которым Вы собираетесь меня уничтожить. Но подумайте, есть ли у Вас такое право? Кому будет от этого хорошо? Моему отцу? Нет. Меня уже нельзя вернуть к нему, я уже ушла, я выросла и ушла. Пути назад нет. Он обязательно это поймет. Ему нужно немного времени, и он обязательно это поймет. – Она на минуту замолчала и продолжала уже теплее:

– Вы не чужой нам человек, и знаете хорошо и отца, и меня, и мы сами с ним разрешим все наши вопросы. Мы с ним большие друзья, мы не враги с ним, мы сможем договориться сами.

«Как она похожа на своего отца, – думал Андрей Андреевич, – также убедительно говорит и даже теми же словами, и также складывает брови, когда недовольна. Она действительно выросла, она уже не та девочка», – подумал он.

Он помолчал еще, принимая трудное решение, вздохнул:

– Хорошо, Лена. Я уезжаю, я тебя не видел. Просто скажи мне, чтобы я сам был уверен, все ли у тебя сейчас хорошо, ничего тебе не надо? Я окажу сам, без твоих родителей, тебе любую помощь. Не стесняйся, скажи, – уже как обычно, заботливо говорил он ей.

– Спасибо, Андрей Андреевич, спасибо, – она взяла его за руку и благодарно пожала ее. – Мне действительно ничего не надо.

Он ответно покачал головой, похлопал ее по руке и тепло смотрел на нее.

Такси уже подъехало, Андрей Андреевич погрузил ей пакеты, усадил на заднее сидение.

«Как быстро она выросла», – думал Андрей Андреевич, провожая ее взглядом.

Лена закрыла за собой дверь своего маленького надежного домика и облегченно вздохнула, добралась. Как будто всегда здесь жила и вернулась после опасного путешествия.

До вечера был уже недалеко. Она вдруг повеселела и принялась все стирать, и гладить, и стелить, и готовить. И напевать тихонько, как она всегда делала, когда увлекалась. Она вдруг сама себе напомнила Белоснежку, и ей стало смешно: а вдруг вместо Жукова придут семь гномов? Она даже рассмеялась.

И уже все было готово, и уже стемнело, а Жукова все не было, и Лена стала чувствовать себя немного глупо с этим ее порывом благоустройства в его доме без него, и ей стало грустно, и она пригорюнилась от такого долгого ожидания.

Она выключила везде свет, собираясь уснуть, прилегла на новую заправленную кровать, свернулась клубочком и собралась всплакнуть, как услышала шум открывающихся ворот.

Жуков вернулся домой

Смертельно усталый Жуков ехал домой. Он не хотел заснуть в машине, как в прошлый раз. Он держался из последних сил. Лены нигде не было, она как в воду канула. Но он не мог больше стоять на ногах, и он не знал, как ее искать.

Шатаясь, вышел из машины, не уснул, это уже хорошо. У него даже кружилась голова от бессонных ночей.

Включился свет, и он не глядя, нащупывал ключ на полке под ковриком.

Что такое, ключа нет. Еще раз посмотрел, нет, ключа нет. Нахмурился, посмотрел кругом, все в порядке, поднялся на крыльцо, дергает ручку двери, дверь закрыта. Дергает еще раз, сильнее. Закрыто. Что такое еще? Он опирается на перила сзади.

Внутри загорается свет, Жуков замедленно раздумывает: может, он все-таки уснул и видит сон? Ручка поворачивается, и дверь открывается. Жуков смотрит сон дальше.

Лена. Она плачет.

Он щурит глаза, не понимая, а может от усталости и беспокойства он сошел с ума, и это ее приведение?

– Привет, – говорит приведение.

– Привет, – вторит он приведению на всякий случай.

– Где ты был? – так просто спрашивает привидение.

– Я? – не спорит с приведением Жуков.

– Ты. Я-то дома.

У него дома привидение!

– И я дома, – и уже затрудняется дальше: можно ли сказать привидению только у тебя дома. Лучше уточнить:

– Это точно ты?

– Саша, – улыбается, как будто он шутит, – заходи, холодно, – она отступает, давая ему войти.

Так просто: заходи, холодно.

Он пережил за эти дни больше, чем за всю свою жизнь, начиная от самого рождения, и просто заходи, холодно!

Правда, холодно.

– Ну, заходи.

В доме вкусно пахнет, этот запах делает картинку реальной. Он опасливо еще, на всякий случай, делает шаг ей навстречу, она ближе. Посмотрел, потрогал, понюхал – это она. Она в его одежде. Она пахнет его шампунем. Ласково и чуть испуганно смотрит ему в глаза.

Вперед шаг по коридорчику, в спальне тихий свет, заправлена новая кровать, она, видимо, уже ложилась. В ванне напротив тепло и сыро, она все постирала и сушится целая обойма женского белья. Кое-что его тоже сушиться.

Всюду что-нибудь лежит.

– Ты все время была здесь? – он изумлен простотой решения.

Жуков начинает отходить от оцепенения постоянной тревоги и ожидания, измученный и истерзанный Жуков, и освобождающаяся энергия пополняет силу гнева.

Лена видит, что Жуков совсем и не улыбается. Она готова растеряться, но держится.

– Да, – ровно смотрит ему в глаза, читая растущее возмущение, но старается просто не замечать.

Жуков еще дышит поглубже, но уже не может удержаться. Как просто все у тебя, Лена!

– Позвонить! – взрывается он глухим подавленным криком, – просто позвонить ты не могла? Ты думаешь, ты пропала, а я и не заметил? Ты думаешь, ты одна и можешь делать, что хочешь? Мне, мне ты что не могла позвонить?

– Нет. Нет. Телефона нет. Да я и номера твоего не знаю, Жуков и Жуков, – и объяснялась, и защищалась, и оправдывалась, прижимаясь к стене от нависающего над ней Жукова, и догадывалась, что он и прав, пожалуй.

– Ты обо мне подумала?! Я даже искать тебя не могу, я ничего о тебе не знаю, я не могу даже предположить, где ты могла спрятаться, что с тобой могло случиться! А ты сидишь у меня дома и не можешь мне позвонить! Ты не могла найти телефон! – орал он, уже давая себе волю показывать то, что чувствует.

– Я не искала, – призналась Лена. – Я только ждала тебя. Я все время думала, вот-вот ты придешь.

Жуков выдохнул уже, расстегивая ворот рубашки и расслабляя галстук:

– Ты…

Как будто они женаты лет двадцать, и она внезапно растратила весь семейный бюджет, так он кричит на нее! Лена в отчаянии:

– Саша, ты просто не знаешь моего отца, он не должен был меня найти, где бы я не спряталась, меня выдали бы по первому требованию. Только ты бы меня не отдал. Я сразу пришла к тебе. А тебя нет и нет, – хочет она все сразу ему рассказать. – Если бы не мой чемодан, я бы подумала, что забралась в чужой дом, – и прищурилась, – ночевать не пришел.

Жуков уловил эту робкую ревность, и не понятно, почему.

– Раздевайся, – жалобно попросила Лена.

Пальто он снял, посмотрел на нее еще раз внушительно строго, помедлил, успокаиваясь, и повесил рядом с ее курткой. Посмотрел на это, он об этом мечтал, и поправил и пальто, и куртку, это точно не сон? И теперь на Лену, нет, это не сон. Это Лена. Это Лена! Расстроилась, опустила голову, волосы скрыли огорчение обиды, и только бледные пальцы теребят край маечки. И чтобы опять не исчезла, прижимает, наконец-то, ее к себе:

– Я с мишкой твоим спал в твоей кровати, – примирительно успокаивает он ее.

– Да? – вскинула обрадовано голову и была изумлена, но расспрашивать не стала и тоже оправдалась, – а я в твоей.

– Я же женат! – лукаво повел взглядом.

– И двое детей! – смеясь, погрозила ему.

– Догадалась?

Лена молча кивает головой.

«Умница, что тут сказать», – с нежностью уже смотрит на нее Жуков, он понемногу приходит в себя, устало улыбается, долго смотрит на нее.

– Я видела тебя во сне, Жуков, давным-давно, – она легко коснулась его руки, так грустно, так ласково говорит она.

Жуков вспоминает, где она его видела, достает телефон, звонит, ждет ответа и также ласково ее спрашивает:

– У твоего отца, Лена, есть старый друг. Вот как его зовут?

– Дядя Миша? – сразу отвечает Лена.

– А полностью?

– Михаил Александрович. Жуков. – Она потрясена.

Жуков качает головой, да:

– Да. Так что ты видела меня не во сне, Лена. Ты видела меня наяву, – и тянет ее снова к себе, обнимает за плечи и шепчет потише:

– Тебе было 10 лет, ты была плакса, ты не хотела надевать шапку и орала на весь…

Он дозвонился:

– Николай Васильевич, нашлась пропажа, нашлась… У меня дома сидела все время… Нет, все в порядке… Купила еды, купила… Давайте завтра, Николай Васильевич, сегодня поздно уже …Да, да, спокойной ночи! – и прижимает ее покрепче.

– Но сын дяди Миши худой, высокий, молодой, – она все еще сомневается, вопросительно смотрит ему в глаза, желает убедиться точно.

– Сын дяди Миши – не плюшевый мишка, Лена, он живой, и вот он изменился: прибавил 20 килограмм, полысел, очки. Ты все это время росла, а я возмужал на целых 15 лет.

– Но тогда ты был высокий! – это ее последняя надежда.

– Просто ты была маленькая, – успокаивает он свою Лену. – Маленькая плакса, – и целует ее в нос.

Лена успокаивается. Вспоминает:

– Ты мне сказал: «Не плачь». Ты был такой взрослый и высокий, – и замолкает у него на груди: неужели это он?

– Я первый раз тогда надел шинель, – тоже вспоминает Жуков, убаюкивая ее. – Я тогда подумал: какая у Иванова маленькая дочь.

– Ты сын дяди Миши. Как все просто, – взглянула ласково и грустно улыбнулась, и продолжала задумчиво, – ты так изменился, я бы тебя никогда не узнала.

– А ты меня и не узнала, – улыбается Жуков, – и показала себя во всей красе и во всяких выражениях…

Лена смущенно отводит глаза и тут же меняет тему:

– А я видела тебя и позже своих десяти лет, – хвастается она.

И снова задумалась; ожила, коротко посмотрела на него и созналась:

– Когда сказали, что ты женился, я плакала всю ночь, мне было 17 лет.

Лена тепло улыбнулась своим далеким слезам.

– Не пришла ты тогда и не сказала мне об этом, – грустно шутит он, – обрекла меня на такую собачью жизнь. А у нас было бы уже трое детей!

Лена спряталась, прилегла на его руку и молчит.

– Ты будешь есть? – вдруг вспоминает она.

– Я не хочу уже, поздно, я и не голодный, я не съел все, что мама твоя дала. Я бы лучше помылся, – вспоминает он тоже.

Она скользит от него и уже зовет из ванны.

Еще один звонок.

Караваев отвечает, с ним Жуков немногословен:

– Это я… Не поздно… Послушай, хорошо, хорошо, … Ну я понял… Понял! Во сколько завтра ЗАГС открывается? В восемь десять я должен быть уже женат, мне в восемь тридцать на работу… Не говори мне это. У тебя еще целая ночь. Завтра в восемь десять. До завтра, – и быстренько выключает телефон.

Лена уже смотрит из ванны, уснул?