Текст книги "Семь раз за тридцать дней"

7.30

Фирма Жукова уже закончила свое собеседование; они вышли, переговорили обо всем, и все уже ушли в гостиницу и по своим делам; и ему лучше бы уйти, а не сидеть здесь, слушая разговоры конкурентов, но он должен прежде с ней поговорить.

Она сидит в холле и весело болтает со своими товарищами, но, впрочем, видит его.

Позвать ее сейчас было бы неудобно, они с ней еще по разные стороны.

Лена незаметно, коротко поглядывала в его сторону, но вида не подавала и не здоровалась, расстояние было большое, и взглядами они не встречались.

Это вдруг стало забавной игрой, она видела, что он ждет, посматривала на него, но никак не реагировала; он ждал и не подходил, ловил ее взгляды. Какое-то время так они приятно переглядывались.

Но стоять здесь больше неудобно, его заметили и другие, придется уходить.

Сейчас он с ней поговорит!

Он отошел еще подальше, позвонил ей и уже прямо смотрел на нее.

Она увидела, кто звонит, нашла его глазами вдалеке, она слегка улыбалась, какой находчивый, сделала знак своим и отошла в сторону, слегка склонила голову набок и ответила. Она тоже смотрела на него.

– Вы прочитали договор, было у вас время вчера?

– Нет, не читала, и времени у меня не было.

– И что же вы делали весь вечер. Кошку гладили?

– У меня нет кошки. У меня мишка, – дразнила его Лена.

– Мишка? – какой еще мишка, Жуков оторвет лапы всем мишкам! Но напрягся слегка и уже с напускным равнодушием на всякий случай, – и давно у Вас этот Мишка?

– Давно. Мы уже 20 лет вместе. Он, конечно, немного облез, но я люблю его и таким! – Лена хочется поиграть с его ревностью, его ревность ей нравится.

Во-от какой Мишка! И что же он не женится на ней, этот Мишка, спит с ней, поди, каждую ночь.

– Вам не с Мишками спать надо, а договор изучать.

Лена улыбнулась: спать с мишкой, она такого не говорила!

– Ну, так когда? – не хватает у него терпения на нее, слишком она долго думает.

– Когда Вам удобно, Вы же начальник, – интересно, смеясь, думает Лена: он не сказал, что делать-то.

– Хорошо. 7.30, – командует он ей. – Это удобно.

Лена от неожиданности чуть не засмеялась.

– Вам удобно? – Лене интересно вот так, ни о чем с ним договариваться.

– Вам удобно.

Хорошо, что хоть он знает, что это – неизвестно что – ей точно удобно. Лена не знает, что это, но честно признается:

– Так рано мне неудобно.

– Почему рано? – Жуков не доволен, если позже, сколько они посидят вместе, час?

– Я сплю еще так рано, – огорошивает его таким ответом Лена.

– Это вечером. Сегодня вечером, – вот бестолковая, он что на завтрак ее приглашает?

– Сегодня? Почему вечером? А днем нельзя? – все– таки ей интересно, что это?

– Днем нельзя. Вы заняты будете до вечера, заказчик капризный, вопросов много, интересуются каждой мелочью. Вечером удобнее, – он подумал за нее уже, что ей сомневаться, пусть соглашается!

– Если бы я знала, что делать вечером или днем, я может быть и согласилась, – хочет поточнее представлять себе предмет разговора Лена.

Ну, сил нет, какая непонятливая коза, все терпение его истратила своими вопросами:

– Я закажу столик на вечер, там мы и подпишем наш договор. 7.30. Удобно?

– Хорошо. 7.30, – так и быть согласилась она, улыбаясь.

А про договор-то они забыли! Жуков сейчас сообразил это:

– Подождите, Лена, а вы договор с собой привезли, не забыли? – спросил и понял, что назвал ее по имени.

– Конечно, – она не ожидала услышать свое имя и так обрадовалась, что решила еще позлить его, – мишка мне утром напомнил.

– Никаких мишек. Договор читайте, – вместо «До вечера» пригрозил ей Жуков.

Лена выключила телефон и запищала про себя от радости: вечером у нее свидание! Первое в жизни, которого она так ждала!

Жуков уходил, это не было мимо нее, уже в дверях он оглянулся, увидел ее, и она его видела, и понятно было обоим – вечером у них будет именно свидание!

Он шел по длинному стеклянному переходу и уносил с собой этот ее взгляд. Он ее любил. Любил, и ничего с этим поделать было нельзя!

Приглашение

В таком прекрасном настроении буквально наткнулся в холле на ЭсБ. Неприятно поразился он, увидев рядом с ним «такую-то» Милашку, как выругался про себя от неожиданности, она-то здесь зачем!

– Жду Вас, Александр Михайлович, – прочитал выражение его лица ЭсБ, и, видя его недовольство, жестом предложил ему отойти для разговора.

Милашка поджала губы и усмехнулась. Показно безразлично посмотрела в сторону.

Подробно расспросив про собеседование, убедившись, что все идет по плану, Сергей Борисович сделал лицо веселее, показывая, что меняет тему:

– Александр Михайлович, я опять приглашаю Вас на ужин сегодня, здесь отличный ресторан, в восемь часов, приходите, отметим такое удачное разрешение всех вопросов: вы назначены, поздравляю Вас, я только что из главного офиса, – он тепло пожал Жукову руку и не забыл про его Иванову:

– По Ивановой я тоже подписал приказ уже. Умница Иванова, благодаря ее находке Профессор оказался повержен своим же оружием, она сегодня будет главным героем вечера. Приходите с ней. Она же наш работник, договор Вы подписали? – спрашивал, уверенный в ответе.

Жуков кивнул. Но смотрел на него взглядом, не выражающим восторга.

– Отказа я не приму, Александр Михайлович, мы хорошо работали с Вами, мне даже жаль уезжать, – искренне признался Сергей Борисович, – давайте посидим и поговорим, обсудим все не спеша, отметим эти события. И обязательно с Ивановой, – сказал и улыбнулся. – Мы должны ее поздравить, она, как и хотела, получила хорошую, высокооплачиваемую работу. Машину купит, такую же, как у Вас! – даже немножко намекнул он.

– У нее уже есть такая, – все также без восторга отвергнуты были его намеки.

– Еще одну купит, – засмеялся Сергей Борисович.

– Это Ваша Жена Вас об этом просила? – подозрительно спросил Жуков.

Сергей Борисович замешкался, Люда действительно его об этом просила, но почему Жуков догадался?

– Она просто спрашивала, кто еще будет за ужином, – смягчил он и, испытывая неловкость за излишнюю настойчивость, старался отвлечь:

– Я слышал, что Профессор Еремеев от такой неудачи расстроился и подумывает, не сменить ли ему место работы. – Эта новость Жукова, пожалуй, заинтересовала, и Сергей Борисович уже радостнее приглашал его опять, он действительно хотел увидеться с ним вечером и еще раз все пообсуждать, поболтать с интересной Ивановой:

– Приходите, ресторан неплохой, с интересной кухней, блюда есть у них особенные, хвалят очень все. Компания хоть и не большая, но дружная. Вам, как генеральному директору, все равно теперь придется со всеми познакомиться.

Милашка все это время жадно цеплялась за них глазами, как будто могла услышать их от этого.

– Я понял Вас, Сергей Борисович, спасибо за приглашение, – вежливо сказал Жуков, – Ивановой я приглашение передам сам, за нее ответить я не могу, я планов ее не знаю.

– Жду Вас, – еще раз радушно сказал Сергей Борисович.

Они простились.

Жуков шел пообедать и присмотреть заодно, здесь рядом, буквально за углом, итальянский ресторанчик, очень уютный, и народу там было много, значит, кормили неплохо, он еще вчера это отметил.

Сразу ему нашли хорошее место у окна, подали меню и оставили одного, выбирать.

Он пытался понять, почему Милашка вдруг стала его злить; все эти годы он даже не видел ее, не замечал.

Эта встреча с Милашкой Жукову не понравилась только потому, понял он, что он все время смотрел, чтобы как-то случайно не появилась Лена. ЭсБ скорее всего сразу бы стал с ней разговаривать, и самое неприятное – ее увидела бы Милашка.

Он не мог это выразить словами, жадный взгляд Милашки и нервный смешок, она вела себя так, когда была поймана за враньем. Он чувствовал от нее опасность для Лены, он не мог этого объяснить.

И точно он не мог допустить этой встречи сейчас, да еще на целый ужин. Позволить весь вечер Милашке цепляться за Лену своим отвратительным, липким взглядом и сказать ей, так, мимоходом, а Милашка обязательно это сделает, что-нибудь, что Лену огорчит; или еще хуже, наговорит ей специально каких-нибудь гадостей. Совершенно точно, что Милашка не останется к ней равнодушной.

Надо увести Лену в другое место. Не дать ей спуститься вниз и попасть на глаза ЭсБ.

Он сам зайдет к ней минут за 15 до назначенного времени и сразу уведет ее сюда, ресторанчик и правда был хороший, и еда вкусная.

Тут он и решил спрятать Лену от Милашкиного жадного взгляда.

Заказал столик в углу и приятно думал о вечере с Ленкой за этим столиком. Вчера они так приятно посидели с ней за обедом. Так хорошо ему становилось, он подробно представлял этот вечер и их разговоры, и как она будет смотреть на него.

А потом можно погулять, еще не так холодно, сразу отпустить ее спать он не хотел. Он вообще не хотел ее отпускать.

Молния

Оставалось 30 минут, ему надоело ждать, он решил идти, надел пиджак, взял пальто, посмотрел на себя в зеркало.

Он в зеркале был старше Лены не на 8 лет, как на самом деле, а на все 18.

Он внимательно посмотрел себе в глаза:

«Не ходи к ней, Жуков, не ходи. Достаться она тебе не достанется, а ты сгоришь зазря», – сказало его отражение в зеркале.

Жуков задумался.

Достал презервативы из кармана брюк и выбросил их, зачем они ему, без нее он умрет все равно.

Жуков в зеркале зорко и холодно остерегал: смотри, что не так, сдохнешь.

– Ну и ладно, – ответил ему Жуков, – поживу напоследок, – и выключил свет.

Он постучал негромко, нетребовательно.

Не сразу открылась дверь. Лена открыла.

Она плакала. Плакала! Голая, захотел сказать он: совершенно готовая на выход, в маленьком темном платье на целую ладонь выше колена, глаз не оторвать, и открытые руки и шея, он не видел ее такой раздетой – и она плакала. Огромным, белым полотенцем вытирала слезы. Ничего не сказала и пошла в комнату, молния на спине была расстегнута, спина была тоже голая.

Он встревожился, пошел за ней и быстро оглядел номер – никого нет. Маленький номер, одноместный, у него в два раза больше.

– Да что случилось-то? – он сильнее забеспокоился: она плакала так горько.

Она всхлипнула пару раз, пытаясь отдышаться и сказать:

– Все, – и всхлипнула еще раз, и опять заплакала.

Жуков уже напрягся и сосредоточился.

– Да что все? – уже твердо выпытывал он.

Она всхлипнула, вытерла слезы гигантским полотенцем, бросила его на кровать и, страдая ужасно, выдала наконец:

– Я не смогу пойти с вами на ужин. Молния эта заела, ткань разорвалась, мне не в чем идти! – и расплакалась опять, открыто, безутешно.

Отчаяние ее было велико: ей так хотелось провести с ним красивый вечер в красивом платье, он практически назначил ей свидание, пусть деловое, но свидание. И даже если расправить молнию, то уже порвались об нее колготки, и Лена их сняла и выбросила, а другие она забыла дома. Все было безнадежно. Рушилась вся ее жизнь.

Жуков даже прислонился к стене. Выдохнул.

«Как хорошо, – подумал он, когда отлегло, – порвать это платье совсем и никуда не ходить».

Теперь он мог рассмотреть ее, короткие платья придуманы точно специально для того, чтобы никуда не ходить; она сидела, облокотилась на сведенные колени, платье еще короче, ноги на высоких каблуках разъехались в разные стороны, положила голову на ладони и поплакивала, всхлипывала, подрагивая плечами. Ему сверху было все очень хорошо видно, платье было не застегнуто, на плечах оно было практически не закреплено. Он, позабыв дышать, на все это смотрел.

Ситуация в корне переменилась, когда еще она такая голая будет сидеть перед ним?

Через минуту она, видимо, догадалась, поправила платье и по-детски строго посмотрела на него, получилось снизу вверх.

Он отодвинул себе стул от стола, поискал, куда положить пальто, положил его на стул рядом и сел:

– Давайте закажем ужин сюда, – убедительно предложил он.

– И опять я зря наряжалась? – подняла плечи, вытянула шею, горестно изогнула брови и снова собралась плакать.

– Почему зря, я вижу, – теперь он говорил мягко и терпеливо, он уговаривал ее не плакать; видя, что не помогает, добавил уже быстро и требовательно, как он умел: – Или вы для кого-то другого наряжались?

– Нет! – тут же слегка возмущенно ответила почти автоматически, застигнутая врасплох такой переменой темпа и провокационностью, и поняла, что он опять ее поймал: она ответила недопустимо прямо. Захотела исправить:

– Я просто так, я собиралась на ужин, – и всхлипнула.

После такого ее откровенного ответа он уверенно продолжал и выдал уже как готовое решение:

– Давайте здесь поужинаем, – нашел на холодильнике меню и уговаривал ее:

– Нам нужно обязательно подписать сегодня договор. Завтра я не знаю, как сложится день, а в понедельник я должен сдать его в отдел кадров. Я и так уже его задержал.

Говорил и видел, что Лена-то про договор не слушает, она только расстроена отмененным вечерним свиданием, и сразу пообещал:

– Потом сходим куда-нибудь, и я куплю вам пирожное, или что Вы захотите. Есть же у вас другая одежда, кроме платья?

Он и правда собирался пойти с ней. Потом. После договора.

Лена кивнула согласно головой и долго еще отвечала ему: что она будет есть, и что не будет, и выпивать ничего не будет, и не будет ничего сладкого, они же пойдут в кафе?

Она стала надеяться исправить вечер и старательно и побыстрее взялась читать договор.

Он же звонил и заказал на ужин всего в два раза больше, на всякий случай, и на девять часов! и выключил телефон, но не убрал его в карман, как он делал всегда, а положил на стол.

Лена, услышав, как поздно, прореагировала, приподняла голову от текста и вопросительно посмотрела.

– Рано? – озабоченно спросил, совершенно серьезно, и тут же заботливо продолжил, – после ужина еще почитаете.

И видя, что ее настороженность нисколько не рассеивалась, он добавил:

– Договор достаточно подробный, я думаю вам понадобится время, – он как будто серьезно ей объяснял, а не прятал хитрость маневра.

Лена, не меняя вопросительности взгляда, медленно опустила голову и как будто дальше читала.

Она теперь уже не читала.

Время ужина сильно насторожило ее, это было слишком поздно для обычного ужина. Она сидела, глядя в договор, и догадывалась, что время для серьезного решения так случайно настало – сейчас.

Она, конечно, уже решилась, но вот так, прямо сейчас, без всяких предисловий?

Это ее стало пугать. Она знала, что бояться не надо, но не знала, как не бояться; она знала, как это должно быть, но не знала, как это будет.

Этот первый раз, его надо было как-то пережить.

Он, понятно, и не может ожидать такого; но как сказать ему о себе… ну что она… ну… в общем, она не знала, как это сказать, и это ее еще добавлялось к ее страху. От страха она уже не могла вообще ничего сказать, никаких слов, а тем более таких. И смотреть боялась в его сторону.

«Может быть, он сам как-нибудь… догадается», – робко понадеялась она на него и взглянула быстро, тихонечко. Жуков смотрел на нее напористо, внимательно и как-то хищно что ли.

Так близко и не на работе, просто мужчина, она как будто увидела его впервые. Он не перестал ей нравится, он нравился ей даже больше; просто она поняла, что не знает его совсем, что они практически не знакомы, и ничего еще между ними и нет, так, пара безобидных шуток.

Она как будто читала, но не шевелясь и не переворачивая страниц.

Жуков внимательно следил за каждым ее еле заметным движением, движений почти не было, только терзала в руках договор, и он пытался догадаться, он не понимал, что с ней; он понимал, о чем она думает, но не понимал, почему так серьезно, и терялся в выборе тона разговора поэтому. Голый ее вид его обнадеживал, молчание и неподвижность настораживали. Это молчание могло обернуться чем угодно.

Это уже длилось. Надо было как-то разрядить обстановку, да и выдержка изменяла ему, ждать еще ему было просто уже трудно, он решил ее подтолкнуть:

– Вам не холодно?

– Холодно. А Вам? – она оторвалась от неподвижного смотрения в страницы, но его так и не увидела.

– Мне не холодно. Мне жарко, – просветил он ее.

Лена удивленно, непонимающе секунду посмотрела на него: в номере действительно было прохладно, она и правда замерзала.

– Может, Вы оденетесь? – намекнул ей Жуков.

– Как? – отчаянно спросила Лена.

– Потеплее, – подсказал Жуков.

– Не могу! – недоумевала на его странное предложение Лена.

– Принципы? Религиозные убеждения. – Угадал ее тайну Жуков.

– Платье снять не могу, – даже не услышала его шуточку Лена и с ужасом посмотрела ему в глаза.

Жуков замолчал, пристально смотря на нее, и отнес ее страх на счет стеснения, они были первый раз вот так, различаясь только на мальчика и девочку.

– Давайте я вам помогу, – вкрадчиво, но уверенно подталкивал ее Жуков.

Этот его заманивающий, влажный голос, убедил и успокоил ее немного; и она решилась. Надо было решаться.

Сглотнула от волнения, медленно посмотрела на него, но даже не в лицо, и решилась:

– Да, – и тут же опять поняла, что ответила слишком прямо и спряталась за вежливость, – если Вам не трудно.

Ему не трудно, и он уже рядом – номер маленький.

Лена, собрав последнюю волю в обреченное вставание, повернулась к нему спиной, опустила голову и затихла. Все. Надеялась только на него.

Между ними, о-очень близко, спина о-очень голая, тонкая шея беззащитна.

«Не хватай ее, Жуков, подожди-и!» – в последний момент ловит он себя за руки.

Жуков думает: так близко в таком виде встала ты напрасно, осталась ты, Лена, без пирожного. Ему действительно стало жарко, и он снял пиджак, не глядя, пристроил его на стуле.

Осторожно дотронулся до ее платья с молнией; сначала он потянул тихонько, чтобы не повредить тонкую ткань, затем дернул посильнее, но все было бесполезно.

Стоя было высоко, и он присел позади нее, получилось на кровать, молния остановилась на самом узком месте, сидя это лучше видно. Но сидя было очень уж близко, так близко, что молнию уже не было видно, а только напряжение на коже, острые локти и тонкие руки.

Он еще пробовал сдвинуть молнию, но уже дотрагивался до ее прохладной кожи, и дотрагивался, и уже совсем не случайно, она не реагировала никак, не излучала никаких эмоций; и это ее белье прямо перед глазами, и ее тонкий запах, и он уже прекратил эти бесполезные попытки, отслонился и прямо спросил: она понимает, чем это кончится?

– Да, – неожиданно сказала она.

Да.

«Лучше очень быстро», – первое, что подумал Жуков, и уже ненавидел короткое черное платье, разорвать бы его совсем. Уговаривать ее он не мог, и раз уж она сама сказала «да», надо успеть, молния стояла на своем, он – на своем, молния цеплялась, он терял терпение, упрямая молния не сдавалась, он уже встал и готов был вырвать из платья целый кусок, по ходу расстегивая рубашку, и уже взялся рвать и дернул, но вдруг молния раз – и разъехалась, внезапно открыв ему всю спину Лены.

Это было так неожиданно… Жуков медлил, дышал ей в затылок; она оказалась ниже, чем он думал, но взял и прислонился к этой распавшейся молнии, его просто притянуло, Лена невольно сжала ноги, но было уже поздно, его было уже не остановить, точно оценив расстояние, лег одним движением, увлекая и ее, двигая ее немного по ходу, и молниеносно двинулся сам. Практически с поворота. Лена не успела моргнуть, как вытянулась, скорее от внезапности, чем от боли, вырваться вдруг захотела она и не смогла: он крепко ее держал. Она выворачивалась в стороны, но он поджал ее локтями, не оставив ни миллиметра для движения, он прижимал ее даже головой. Извиваясь под ним, слегка куснула его за ухо, но он и не заметил; он еще и стонал, как будто это ему, а не ей было больно; она укусила сильнее, даже хрустнул хрящик, он не заметил все равно. И уже в отчаянии, сжала зубы, что есть сил, он остановился, прекратил. Но не отпускал. Дышал прерывисто и терся больным ухом об нее. И даже заревел, как дикий, сытый медведь, и лапами своими дикими пытался сорвать с нее кожу, и так сильно сжал ее ногами… это было даже жестоко, и Лене стало горько и плохо, да еще вся она в его крови…

…но он так не хотел. Он едва перевел дух, приподнялся, увидел, сколько крови: подушка, полотенце, Лена вся в ней; потянулся потрогать рану, Лена оторвала ему ухо? а он и не заметил, всё было как-то, как никогда, он даже потерял ощущение реальности, как утратил горизонталь, и просто держался за нее. А теперь, теперь он и не знал, как оправдаться. Она тут же рванулась из-под него и выкрутилась, отброшенный, он ошалело соображал: она не испугалась, она не от испуга, она от боли рвалась, и на секунду растерялся. Он любил ее, он впервые в жизни кого-то так любил. Он хотел показать ей, как любит ее. Нежно. Хотел сказать, что, когда он увидел ее, кровь его тут же стала другого цвета и состава, блестящей и упругой, как ртуть; он видит ее и умирает от счастья, не видит и тоже умирает от счастья. Что она с ним всегда, каждую минуту, как будто она внутри него, у самого позвоночника, сзади солнечного сплетения, и, чтобы видеть ее, ему не надо открывать глаза. И как бы он хотел сказать ей все это, но не умел. Только, наклонясь, уперся лбом ей в висок и виновато и серьезно, тихо, почти выдохнул:

– Я сам не знаю, почему так держал тебя. Не понимаю, – и добавил, – ты бы мне сказала…