Текст книги "Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина"

Второе возможное объяснение связано с Александром Попемом. Роль его в жизни Локка почти не исследована, однако известно, что он был агентом Карла II, обеспечившим беспрепятственное прибытие последнего в Лондон в 1660 г. Одновременно Попем не мог не знать Антони Ашли Купера, причем в течение долгого времени, поскольку был в свое время депутатом парламента от Уилтшира. Можно предположить, что Попем обратился к королю или что Попем обратился к Феллу, а может быть, оба они обратились к королю с просьбой о диспенсации (освобождении) Локка от посвящения в духовный сан, а к лорду Ашли – с просьбой о том, чтобы молодой и талантливый преподаватель и врач получил его покровительство.

Правдоподобно также и третье объяснение. Идея о королевском указе могла исходить от влиятельного в университете и правительстве лорда Роберта Бойля, в 1660–1664 гг. комиссионера Совета по иностранным плантациям.

Бойль был не только ученым, но и политиком и, как впоследствии и Локк, «светским теологом». Он входил в правление Ост-Индской компании, имел доли в Компании Гудзоновского залива, а также председательствовал в Компании Новой Англии – созданного в 1661 г. миссионерского общества, спонсировавшего перевод Библии на алгонкинский язык и реализовавшего решение парламента 1649 г. – Ордонанс для продвижения цивилизации и христианства среди индейцев (Ordinance for the Advancement of Civilization and Christianity among the Indians), согласно которому было создано Общество по распространению Евангелия в Новой Англии (Society for the Propagation of the Gospel in New England). Целью этих усилий Бойля было, разумеется, не только развитие науки, торговли и колонизация новых территорий, но и обращение язычников-индейцев, которое он, как и другие милленаристы, считал необходимым условием Второго пришествия Христа.

Вскоре после образования Лондонского королевского общества в 1660 г. в его рамках был создан комитет, который должен был заниматься вопросами, касающимися «самых отдаленных частей мира». В него входили Бойль, Уилкинс, Роберт Морей (инициатор и учредитель Лондонского королевского общества), Джон Эвелин и Ольденбург.

Заглянув на пять лет вперед, мы увидим, что в 1673 г. Локк стал преемником на посту секретаря Совета по торговле и зарубежным плантациям многоопытного Бенджамина Уорсли. В 1650 г. Уорсли был секретарем республиканского Совета по торговле, автором плана развития английской экономики через всемерное поощрение торговли, в частности, с колониями. По его убеждению, это позволило бы Англии стать самодостаточной и не зависеть в торговом отношении от Испании, Италии и Турции. Уорсли наверняка был знаком с Шефтсбери, однако их совместная работа началась в 1668 г., когда Уорсли занял, как и Шефтсбери, место члена Совета по торговле, а в 1670 г. стал официальным советником Совета по иностранным плантациям. Уорсли выступал также советником Бекингема и Арлингтона, что делает его связующим звеном между правительством и так называемой невидимой коллегией.

Когда-то Уорсли был наставником Бойля в области алхимии и проводником идей и практики «невидимой коллегии» (или «философской коллегии»[121]121
  См.: Leng Т. Benjamin Worsley (1618–1677): Trade, Interest and the Spirit in Revolutionary England. – Woodbridge: A Royal Historical Society, 2008. P. 27; а также: Leng T. Shaftesbury’s Aristocratic Empire // Anthony Ashley Cooper, First Earl of Shaftesbury, 1621–1683 /Ed. byj. Spurr. – Farnham: Ashgate Publishing, 2011. P. 113.


[Закрыть]) – многочисленных научных собраний, предшествовавших образованию в 1660 г. Лондонского королевского общества. В Англии «невидимая коллегия» появилась благодаря усилиям Самюела Гартлиба, человека огромного, хотя и во многом неофициального влияния в самых разных кругах Европы и Англии, но при этом культивировавшего собственную анонимность. И Гартлиб, и его партнеры по «невидимой коллегии» были вдохновлены идеей общепротестантского церковного единства, базирующегося на фундаментальных положениях (fundamentals) разумной веры (reasonable faith). Аналогичные организации существовали с начала XVII в. и на континенте.

«Невидимая коллегия» должна была заниматься не только распространением информации, но и привлечением к своей деятельности людей особого рода – прежде всего сыновей или родственников лиц благородного происхождения (persons of quality), а также людей простых, на роль «вольных» (free-man) друзей или членов Общества, но при этом отличающихся мастерством в каком-либо деле или хотя бы изобретательностью и доказавших свои добрые намерения. Среди требований к членам общества были верность профессии и «земледелию» (husbandry – в данном контексте одновременно и более широкий термин, под которым понимается приносящая пользу высокопрофессиональная деятельность). Вступавшие в него лица должны были обещать «за подписью и печатью» оставаться «верными соискателями Таинства и Общества» и при этом не вступать в брак[122]122
  Hartlib S. An Essay for Advancement of Husbandry-Learning: or Propositions for the Erecting College of Husbandry. – London, 1651. P. 9–11. Цит. no: Irving S. Natural Science and the Origins of the British Empire. – London: Pickering Sc Chatto, 2008. P. 63–64.


[Закрыть].

По словам Сары Ирвинг, целью Гартлиба было использование такой коллегии как «институционального средства верификации знания»[123]123
  IrvingS. Natural Science and the Origins of the British Empire. – London: Pick ering Sc Chatto, 2008. P. 63.


[Закрыть]. Добавим к этому, что «невидимая коллегия» служила еще одной цели – распространению не всякой, а только достоверной информации, исходящей от заслуживающего доверия источника и непременно полезной (способствующей, по выражению Локка, умножению жизненных удобств, conveniences of life)[124]124
  Добавило это самому Локку жизненных удобств или нет, но он так и не женился, хотя в середине 1660-х гг. был почти согласен сделаться духовным лицом, вступить в брак со своей возлюбленной Элинор Парри, перебраться в Ирландию, стать капелланом ирландского лорда-наместника и продолжать заниматься врачеванием после получения соответствующих степеней и лицензий. По какой причине Локк отказался от этой весьма приятной и выгодной перспективы, неизвестно. Скорее всего, не из-за членства в некоей тайной организации, а вследствие требования устава колледжа Крайст-Чёрч, согласно которому занятие должности даже «факультативного студента» предполагало безбрачие.


[Закрыть].

Благодаря деятельности круга Гартлиба, а затем Лондонского королевского общества правительство удалось убедить в том, что знание может быть полезным, ценным, общественно значимым. По сути дела, это была частичная реализация главной идеи Френсиса Бэкона, выраженной в его «Новой Атлантиде», о «Доме Соломона» на острове Бенсалем. Особенно важными представлялись результаты сбора информации о сельском хозяйстве, о различных методах получения высокого урожая в зависимости от климата, почвы, географического расположения. В качестве полигона для экспериментов Гартлиб предлагал использовать плантации в различных колониях, а успешные эксперименты воспроизводить в самой Англии.

При поддержке Бойля Уорсли продолжил дело Гартлиба. А Локк должен был стать преемником Уорсли.

Стоит упомянуть об одной детали, которая объясняет легкость появления королевского указа, освобождавшего Локка от необходимости посвящения в духовный сан и позволявшего ему остаться в Оксфордском университете. В начале 1665 г. в Лондоне и других английских городах начали проявляться первые признаки эпидемии бубонной чумы, а весной все, кто мог, уже покинули столицу, в том числе король вместе со своим двором. В сентябре Карл обосновался в Оксфорде, где чумы по какой-то причине, кстати, очень интересовавшей Бойля и Локка, не было. Если быть совсем точным, двор располагался в колледже Крайст-Чёрч.

Локк несомненно встретил в коридорах колледжа Уильяма Годольфина, секретаря лорда Арлингтона, а также другого своего знакомого по Вестминстерской школе и первым годам в Крайст-Чёрч – тоже секретаря Арлингтона Джозефа Уильямсона (члена Лондонского королевского общества с 1663 г., президента в 1677–1680 гг.; хорошего знакомого Шефтсбери[125]125
  The Correspondence of John Locke. Vol. I / Ed. by E.S. de Beer. – Oxford: Clarendon Press, 1976. P. 438П.


[Закрыть]). Имея столь влиятельных друзей, Локк мог получить и диспенсацию, подписанную госсекретарем Уильямом Морисом. Кроме того, существует версия, что Локк лично познакомился с самим королем, который, возможно, возложил на него некую миссию. Какую – остается только догадываться.

Последняя версия объясняет, почему Локк отправился осенью 1665 г. в Клеве. Ничто в его жизни не указывало на наличие каких-либо дипломатических способностей. Но, может быть, это была первая проверка кандидата на роль государственного служащего. Клеве, город на границе с Нидерландами, входил в курфюршество Бранденбург, и Локк отправился туда в качестве секретаря английского посланника сэра Уолтера Вейна[126]126
  Э. де Бир отмечает, что этой поездкой Локк был обязан Уильяму Годольфину, а также что Вейн был подотчетен госсекретарю лорду Арлингтону. См.: The Correspondence of John Locke. Vol. I / Ed. by E.S. de Beer. – Oxford: Clarendon Press, 1976. P. 225.


[Закрыть]. Цель этой дипломатической миссии заключалась в том, чтобы уговорить курфюрста сохранить нейтралитет на время второй англо-голландской войны, начавшейся весной 1665 г.

Миссия не удалась, поскольку стороны не смогли договориться о цене вопроса, но по возвращении из Клеве Локку было предложено отправиться с аналогичной миссией в Испанию. Миссия предполагала отсутствие в Англии в течение двух лет, и он отказался. В конце года Локку был предложен пост секретаря посла в Швеции, но он отклонил и это предложение.

В Клеве Локк познакомился с немецким ятрохимиком Иоганном Шардом (или Скардом – Schard) и даже работал в его лаборатории. По возвращении из Клеве Локк вместе со своим другом Дэвидом Томасом, на тот момент преподавателем оксфордского Нью-колледжа, с которым он познакомился на лекциях Шталя, и еще одним врачом организовал собственную ятрохимическую лабораторию, оборудование которой Томас в конце концов забрал с собой, перебравшись из Оксфорда в Солсбери, где до конца жизни занимался ятрохимическими и алхимическими опытами, следя указаниям Бойля и Локка.

Возможно, после того как Локк отклонил предложения, связанные с дипломатической деятельностью, Бойль и сыграл свою роль в его судьбе. Поздней весной 1667 г. Локк переехал из Оксфорда, где провел пятнадцать лет, в Лондон, в дом Шефтсбери под названием «Эксетер-Хаус». Правда, оставил в своей комнате в Крайст-Чёрч большую часть книг.

Первый раз Локк и Шефтсбери встретились летом 1666 г., когда лорд Ашли приезжал в Оксфорд навестить своего четырнадцатилетнего сына, учившегося в Тринити-колледже. Легенда гласит, что Локк, подменяя врача (по «случайности» – своего ближайшего коллегу в ятрохимических опытах Дэвида Томаса), принес для страдавшего печенью лорда казначейства бутылки с минеральной водой из незадолго до этого обнаруженных Лоуэром и Уиллисом источников в Астропе. Локк сразу понравился лорду Ашли, который едва ли не тут же пригласил его в Лондон, чтобы он стал членом семьи и наставником потомства. По другой версии, Локк не смог принести минеральную воду, о чем и сообщил лорду Ашли, однако тот предложил молодому врачу сопроводить его в Астроп. С этой поездки якобы и начались их близкие отношения.

Хотя Локк несомненно был способен давать медицинские советы как самому лорду Ашли, так и многочисленному и разнородному окружению, членам «семьи», или «дома», а лучше сказать, «семьи-домохозяйства» (household), включавшей как родственников, так и слуг, общим числом в 40 человек, – все же он был приглашен не в качестве лечащего врача, а как наставник юного Ашли Купера. В качестве компенсации за эту услугу Локк получал 20 фунтов каждые три месяца вплоть до своего назначения (после того как лорд Ашли занял высокий пост в правительстве) регистратором по акцизам, на должность, которая должна была приносить ему 175 фунтов в год, так никогда и не выплаченных казной.

Что еще ожидалось от Локка, мы не знаем. Можно лишь предположить, что в дополнение к обязанностям наставника ему было предложено работать в химической лаборатории, которая располагалась в Эксетер-Хаусе[127]127
  Anstey P.R. John Locke and Helmontian Medicine //The Body as Object and In strument of Knowledge: Embodied Empiricism in Early Modern Science / Ed. by C.T.Wolfe and O.Gal. – Dordrecht; Heidelberg; London; N.Y.: Springer, 2010. P. 102.


[Закрыть]. В Лондоне находилась еще одна лаборатория, которую мог посещать Локк (в то время в столице существовало множество такого рода лабораторий, поскольку заниматься алхимией было модно; и хотя это запрещалось законом, алхимическая лаборатория имелась даже у короля). Это была лаборатория Бойля, располагавшаяся неподалеку от того места на Палл-Малл, где жил Томас Сиденхем, а именно в доме, который Бойль делил со своей сестрой, влиятельной леди Екатериной Джонс, виконтессой Ранелэ (Ranelagh, ирл. Ранеллах). Екатерина Ранелэ и Роберт Бойль были центром притяжения англо-ирландского протестантского круга, в который входили также братья Арнолд и Герард Боут, Бенджамин Уорсли и другие гартлибианцы. В последующие пятнадцать лет Локк, по природе своей человек малообщительный, приобрел массу совершенно невероятных знакомств в самых разных кругах – научных, церковных и политических.

Известно, что в доме Шефтсбери – как принято считать, под председательством Локка, но, возможно, под председательством Уорсли – собиралась дискуссионная группа, встречи которой проходили под эгидой Лондонского королевского общества: Шефтсбери, ко всему прочему, был, как и Бойль, членом Совета новообразованного научного института[128]128
  Это не означало, что Шефтсбери являлся хотя бы в каком-то самом условном смысле естествоиспытателем. Одним из принципов Лондонского королевского общества было привлечение к своей деятельности представителей власти и влиятельных и богатых людей. В обзоре книги Спрата, напечатанной в очередном выпуске «Философских транзакций», Генри Ольденбург отмечал, что в состав Общества входят «три величайших государя Европы», два архиепископа, четыре епископа, 29 герцогов, маркизов, графов, виконтов и баронов, 35 рыцарей, а также… 14 докторов и бакалавров. См.: Hunter М. Latitudinarians and the “Ideology” of the Early Royal Society: Thomas Sprat’s “History of the Royal Society” (1667) Reconsidered // Philosophy, Science, and Religion in England 1640–1700 /Ed. by R. Kroll, R. Ashcraft, P.Zagorin. – Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 202.


[Закрыть]. Другими членами собиравшейся в Эксетер-Хаусе группы были, возможно, Дэвид Томас, Джон Мейплтофт и Томас Сиденхем – т. е. врачи, однако вполне вероятно, что группа состояла из других членов, обсуждавших вопросы торговли и колониальные дела, что тоже предполагало председательство Уорсли.

В доме лорда Ашли, а может быть, и в доме Бойля в Оксфорде Локк встретил своего пациента (которого он начал лечить, если судить по сохранившемуся письму, самое позднее с декабря 1666 г.)[129]129
  The Correspondence of John Locke. Vol. I / Ed. by E.S. de Beer. – Oxford: Clarendon Press, 1976. P. 300.


[Закрыть]—одного из двенадцати основателей Лондонского королевского общества и знакомого Бенджамина Уорсли сэра Пола Нила, который и предложил Локку стать членом общества[130]130
  В конце 1640-x – начале 1650-х гг. Уорсли стал постоянным покупателем продукции Иоганна Визеля – конструктора телескопов из Аугсбурга. В Англии телескопы Визеля вызвали интерес, в частности, со стороны ценителя науки Пола Нила и «кембриджского платоника» Генри Мора. См.: LengT. Benjamin Worsley (1618–1677): Trade, Interest and the Spirit in Revolutionary England. – Woodbridge: A Royal Historical Society, 2008. P. 41.


[Закрыть]. Нил был сыном Ричарда Нила, архиепископа Йоркского и соратника Уильяма Лода. В ноябре 1668 г. Локка избрали в члены Общества и определили в комитет по обсуждению и проведению экспериментов, который возглавлял Роберт Гук, получивший титул «куратора экспериментов». С 1663 г. Гук был также «смотрителем репозитория» – собиравшейся членами Королевского общества и их многочисленными корреспондентами коллекции неизвестных ранее растений и других редкостей из Старого и Нового Света, а также из Азии. Репозиторий размещался в Грешам-колледже в Лондоне.

Главным вкладом Локка в деятельность Лондонского королевского общества стали два отчета о метеорологических наблюдениях, которые он начал проводить систематически, а не время от времени, лишь в 1690-е гг. Основной задачей при этом было выяснение корреляции между изменениями погоды и распространением эпидемий (как предполагалось, через особые болезнетворные частицы, переносимые по воздуху). Эту задачу Бойль поставил перед Локком летом 1666 г. Помимо Локка и самого Бойля этой задачей занимались Кристофер Рен и Роберт Гук, а в начале 1690-х гг. Чарлз Гудолл[131]131
  См.: Dewhurst К. John Locke, Physician and Philosopher: A Medical Biography. – London: The Wellcome Historical Medical Library, 1963. P. 18–19; Anstey P.R. Locke, Bacon and Natural History // Early Science and Medicine. 2002. Vol. 7. No. 1. P. 77.


[Закрыть].

Одним из близких знакомых и учителей Локка после его переезда в Лондон стал Томас Сиденхем. Локк лично познакомился с ним благодаря своему другу Джону Мейплтофту в 1668 г., но еще в 1666 г. прочитал труд Сиденхема «Метод лечения лихорадок, построенный на основе собственных наблюдений» – краткое практическое руководство, содержавшее помимо процедур лечения заболеваний с высокой температурой (в частности, оспы) критику теории ферментов[132]132
  Sydenham T. Methodus curandi febres, propriis observationibus superstructura. – London, 1666. Издания 1666 и 1668 гг. посвящены Бойлю, однако обязаны высказанными в них идеями скорее Томасу Уиллису, вторая часть труда которого «Diatribae duae» разбирает вопрос о лихорадках. См.: Anstey P. and Burrows J. John Locke, Thomas Sydenham, and the Authorship of Two Medical Essays //Electronic British Library Journal. 2009. Article 3. P. 19.


[Закрыть]. Второе издание этого руководства в 1668 г., включавшее новую главу о чуме и предлагавшее в качестве метода лечения флеботомию, было подготовлено уже при участии Локка. Третье издание, вышедшее в 1676 г. и в два раза превышавшее по объему второе, было переработано настолько серьезно, что получило новое название – «Медицинские наблюдения, касающиеся истории и лечения остро протекающих заболеваний» («Observationes medicae circa morborum acutorum historiam et curationem»).

Влияние Сиденхема, считавшего, что медик должен ориентироваться в своих методах не на теорию, а на практику лечения[133]133
  Сиденхему принадлежит часто цитируемое историками медицины высказывание: «Медицину следует изучать не в университете. <…> В Оксфорд с тем же успехом можно было бы послать для изучения сапожного дела». Или еще: «Анатомия, ботаника – чушь! Сэр, я знаю старуху в Ковент-Гарден, которая разбирается в ботанике лучше всех; что до анатомии, то мой мясник может рассечь сустав не хуже [хирурга]». Цит. по: Meynell G. G. John Locke and the Preface to Thomas Sydenham’s “Observationes medicae” // Medical History. 2006. Vol. 50. No. 1. P. 94.


[Закрыть], привело к тому, что Локк, по сути, забросил свои занятия и ятрохимией, и физиологией дыхания[134]134
  Walmsley J. John Locke on Respiration // Medical History. 2007. Vol. 51. No. 4. p. 474.


[Закрыть]. Однако это произошло не сразу, и еще в ноябре 1667 г. Локк писал Бойлю: обязанности в Эксетер-Хаусе «не позволяют мне проводить дальнейшие химические эксперименты, хотя в пальцах все еще ощущается рабочий зуд»[135]135
  The Correspondence of John Locke. Vol. I / Ed. by E.S. de Beer. – Oxford: Clarendon Press, 1976. P. 315.


[Закрыть].

Под руководством Сиденхема Локк написал два оставшихся неопубликованными трактата: «Anatomia» (1668) «De Arte Medica» (1669) (впрочем, иногда их автором называют не Локка, а Сиденхема, а иногда они считаются плодами их совместного труда[136]136
  Cm .:Anstey P. and Burrows J. John Locke, Thomas Sydenham, and the Authorship of Two Medical Essays //Electronic British Library Journal. 2009. Article 3.


[Закрыть]). Локку, по-видимому, принадлежит предисловие к трактату Сиденхема «Медицинские наблюдения» («Observationes medicae», 1676)[137]137
  Sydenham Th. Observationes medicae circa morborum acutorum historiam et curationern. – London, 1676. См.: Meynell G. G. John Locke and the Preface to Thomas Sydenham’s “Observationes medicae” // Medical History. 2006. Vol. 50. No. 1.


[Закрыть], не говоря уже о том, что он оказал Сиденхему помощь в подготовке этого труда и объединении в единое целое множества записанных ранее фрагментов.

В «Anatomia» Локк осудил применение «анатомических» исследований в медицине, заявив, что выводимые из них заключения являются всего лишь догадками и поводом для нескончаемых дискуссий. Влияние Сиденхема привело также к тому, что Локк полностью отказался от теории ван Гельмонта и гельмонтианской медицины. Ни в одном из набросков будущего «Опыта о человеческом понимании», сделанных в 1671 г., ни разу не упоминаются ферменты или «archei», нет их и в самом «Опыте», вышедшем в 1690 г. И лишь в поздней работе «Начала натуральной философии» он написал, по форме следуя ван Гельмонту, что «все камни, металлы и минералы на самом деле – овощи, организмы, растущие, как и растения, из подходящих семян»[138]138
  The Works of John Locke. Vol. II. – London, 1824. P– 430.


[Закрыть]. Впрочем, у Локка это, по мнению Дж. Милтона, скорее метафора, чем свидетельство некоего тайного гельмонтианства.

По мнению того же Дж. Милтона, «не похоже… что влияние Сиденхема укрепило Локка в механицизме: более вероятно, что это произошло во время его пребывания во Франции. <…> Механическая философия, хотя и не столь достоверная, как считали картезианцы, давала хоть какой-то разумный способ объяснения природных явлений. Во всяком случае, это была точка зрения, которую он был готов публично признать в „Опыте“; если он и сохранил какую-то остаточную склонность к гельмонтианской альтернативе, то держал ее при себе»[139]139
  Milton J.R. Locke, Medicine and the Mechanical Philosophy //British Journal for the History of Philosophy 2001. Vol. 9. No. 2. P. 243.


[Закрыть]. Правда, в последних работах Питера Анстея предлагается рассмотреть возможность более тесной связи гельмонтианства и «Опыта о человеческом понимании», органического корпускуляризма ван Гельмонта и критики механицизма Локком.

На взгляд Джонатана Уолмсли[140]140
  См.: Walmsley J. Sydenham and the Development of Locke’s Natural Philosophy // British Journal for the History of Philosophy. 2008. Vol. 16. No. 1.


[Закрыть], влияние Сиденхема сыграло решающую роль в формировании взглядов Локка. Благодаря Сиденхему Локк смог избавиться и от гельмонтианства, и от механицизма как от надуманных спекуляций, не имеющих ничего общего с практическим опытом. Сиденхем сыграл важнейшую роль в становлении взгляда на опыт, отличающегося от представлений Бойля и всей группы химиков, физиков, фармацевтов и других людей, находившихся в то время в авангарде научных исследований.

Понятие «опыта» у Локка привязано не к «теориям» (фантазиям, гипотезам, законность которых он в дальнейшем принципиально отрицал) или «подтверждающим» экспериментам, а к практике. Опыт, по Локку, как бы встроен в совершенно другую картину мира, на первом месте в которой находится взаимодействие с окружающей человека реальностью, а не созерцательное и в то же время спекулятивное (в негативном смысле, который этот термин приобрел в английской философии XVII в.) восприятие натурфилософа. У Локка мир натуральной философии уступает место миру натуральной истории[141]141
  См.: Walmsley J. The Development of Locke’s Mechanism in the Drafts of the Essay // British Journal for the History of Philosophy. 2003. Vol. 11. No. 3. P. 417–449.


[Закрыть].

В этом плане важная для понимания генезиса конструкции «первичные – вторичные идеи/качества» статья Джонатана Уолмсли, рассматривающая развитие «механизма/ механицизма» в трех последовательных вариантах «Опыта о человеческом понимании» (А, В и С; 1671, 1672 и 1685 гг.), остается в рамках подхода, не учитывающего закрепление Локка на позициях бэконианской программы. Правда, бэконианство Локка особого сорта: он противопоставляет натурфилософии не сбор и коллекционирование фактов с последующим выдвижением правдоподобных гипотез (программа Лондонского королевского общества), но практический опыт, соотносимый с вероятностными (или, иначе, conceivable – мыслимыми) гипотезами.

Согласно Локку, сказать, что теория является осмысленной, не значит сказать, что она является истинной: осмысленность, или мыслимость, теории (conceivability) есть скорее императив, «теоретически должное». Таким образом, история развития локковского «механицизма» заключалась не в переходе Локка (окончательно – в «наброске С» 1685 г.) на позиции механицизма и корпускуляризма, аналогичные бойлевским и декартовским, а в углублении первоначальной позиции – критического анализа познавательных оснований механистическо-корпускулярной экспериментальной натурфилософии с точки зрения медико-практического понимания опытного знания.

В рамках бэконианской программы «Опыт о человеческом понимании» стал, в частности, критикой гипотетического метода натурфилософии с точки зрения медицинской клинической натуристории. Это не значит, что Локк является прямым последователем Бэкона, как, например, Я. А. Коменский, считавший индукцию общедоступным, хотя и трудоемким путем проникновения в тайны природы (при этом его пансофия ставила более общую задачу – проникновение в суть вообще всех вещей). Например, Питер Анстей доказывает, что бэконианская программа реализовывалась в ряде произведений Бойля, применявшего метод натур-истории, тогда как «Опыт о человеческом понимании» не содержит ни одной отсылки к Бэкону. Впрочем, Локк вообще не любил ссылаться и часто не ссылался на чужие работы даже тогда, когда это было бы – с современной точки зрения – просто необходимо. В XVII в. было принято ссылаться на Библию и античных авторов.

В обзорной статье Дж. Милтона показывается, что Локк не использовал и даже не имел в виду в качестве референтной концепции бэконовский индуктивный метод[142]142
  См.: Anstey P.R. Locke, Bacon and Natural History // Early Science and Medicine. 2002. Vol. 7. No. 1. P. 65–92; Milton J.R. Induction before Hume // The British Journal for the Philosophy of Science. 1987. Vol. 38. No. 1. P. 61.


[Закрыть]. Единственное место в «Опыте о человеческом понимании», где говорится об индукции, имеет явную критическую направленность: «Возможно, люди пытливые и наблюдательные и могут, с помощью силы суждения, проникнуть дальше, [основываясь] на вероятностях, взятых из осторожного наблюдения и намеков, основательно сопоставленных, и часто делают верные догадки о том, чего еще не открыл им опыт. Но это все же лишь гадание, равное мнению и не имеющее той достоверности, которая необходима для знания»[143]143
  Locke J. An Essay Concerning Human Understanding / Ed. by P. H.Nidditch. – Oxford: Clarendon Press, 1979. P. 588.


[Закрыть]. Заметим, что для Локка «суждение» противостоит «знанию» и является особой способностью ума – «предполагать, какими являются вещи» (presuming things to be so) на основании вероятностных, но недостаточных, неокончательных свидетельств.

«Получение и улучшение нашего знания о субстанциях исключительно с помощью опыта и истории есть все, чего могут достичь наши слабые способности в состоянии посредственности, в котором мы пребываем в этом мире», а «гипотезы натурфилософии» в лучшем случае представляют собой сомнительные догадки, «каковыми являются по большей части (я едва не сказал все) гипотезы в натурфилософии»[144]144
  Ibid. P. 645, 648.


[Закрыть]. Например, «наблюдая, что простое трение двух тел друг о друга с приложением неистовой силы производит тепло, а очень часто даже огонь, мы имеем основание думать, что то, что мы называем „тепло“ и „огонь“, состоит в сильной ажитации невоспринимаемых мелких частей горящего вещества…»[145]145
  Locke J. An Essay Concerning Human Understanding. P. 665–666.


[Закрыть]. Второй пример: «Наблюдая, говорю я, такие постепенные и плавные нисхождения в тех частях Творения, которые ниже человека, правило аналогии может сделать вероятным, что то же и в вещах выше нас и нашего наблюдения, и что есть несколько чинов интеллектуальных существ, превосходящих нас на несколько порядков совершенства»[146]146
  Ibid. P. 666.


[Закрыть].

Можно даже сказать, что знаменитый принцип исследования «человеческого понимания» Локком, а именно «исторический, простой метод», есть наблюдающий, осторожный и делающий выводы исключительно по аналогии способ изучения ума, который рекомендует ставить диагноз и наблюдать за течением болезни, ориентируясь не на определение причин, а на симптомы, признаки, проявления, и делать это, находясь, говоря языком Сиденхема, «у постели больного» и имея в виду больного, а не общее устройство вселенной. Аналогия может приводить к гипотезе (в отрицательном, спекулятивном смысле), но она должна, по Локку, оставаться в пределах (compass) опыта, чтобы быть полезнои для человека[147]147
  См. также: Yost R. M. Locke’s Rejection of Hypotheses About Sub-Microscopic Events // Journal of the History of Ideas. 1951. Vol. 12. No. 1; Yolton J. Locke and the Compass of Human Understanding: A Selective Commentary on the “Essay”. —Cambridge: Cambridge University Press, 1970; Romanell P. John Locke and Medicine: A New Key to Locke. – N.Y.: Prometheus Books, 1984; Anstey P. R. Locke on Method in Natural Philosophy // The Philosophy of John Locke. New Perspectives / Ed. by P. R. Anstey. – London – N.Y.: Routledge, 2003. Противоположная и доминирующая точка зрения, делающая из Локка выразителя научного мировоззрения своего времени, продолжателя дела Бойля и Ньютона, изложена в классической статье Лоренса Лаудана: Laudan L. The Nature and Sources of Locke’s Views on Hypotheses // Journal of the History of Ideas. 1967. Vol. 28. No. 2.


[Закрыть].

В этом случае чем больше врач (или ученый, или любой человек, занимающийся «пониманием» чего бы то ни было) накапливает описаний разного рода клинических случаев, в том числе и ранее им (или другими учеными) не встречавшихся, тем более «вероятной» становится диагностически верная аналогия. Таким образом, речь идет не об индукции, а о накоплении опыта, само количество которого делает его потенциально все более мощным орудием в аналогической логике вероятностных суждений. В отличие от Бэкона, считавшего накопление опыта «предварительным» этапом в развитии экспериментального метода естествознания, Локк полагал наблюдение, обращение к уже накопленному опыту наблюдений и аналогические выводы единственными и фундаментальными инструментами формулирования полезных для человеческой жизни (неспекулятивных) гипотез.

Это был важнейший поворот в интеллектуальной биографии Локка, определивший все его дальнейшее мышление. Главный его труд «Опыт о человеческом понимании» – не панегирик механицизму, а его критическое изложение. Вся вторая книга этого главного произведения Локка, посвященная «идеям», есть критика спекулятивной гипотезы о наличии в человеческом интеллекте врожденных идей, из которых дедуцируются все возможные истины. По логике Локка, если есть возможность показать генезис идей из опыта, то нет необходимости и, более того, не может быть логического оправдания для предположения о существовании врожденных идей[148]148
  См.: Locke J. An Essay concerning Human Understanding / Ed. by P. H.Nidditch. – Oxford: Clarendon Press, 1979. P. 48.


[Закрыть]. Но даже «идеи», по Локку, не вполне выражают опытный характер знания. Третья книга «Опыта» посвящена языку, этой параллельной, а может быть, и совпадающей с «идеями» реальности и предмету особой науки, которую Локк назвал семиотикой[149]149
  Патрик Романелл замечает, что греческий термин «semeiotike», заменивший для Локка термин «логика», возможно, был взят из галеновской традиции, где «semiotic» означала симптоматологию – науку о признаках или симптомах болезней, а локковская логика (учение о знаках) была аналогична диагностике – в данном случае диагностике болезней ума. См.: RomanellP. John Locke and Medicine: A New Key to Locke. – N.Y.: Prometheus Books, 1984. P. 143. Об основаниях герменевтики Локка в «Опыте» см.: Moore J. Т. Locke’s Analysis of Language and the Assent to Scripture // Journal of the History of Ideas. 1976. Vol. 37. No. 4.


[Закрыть]. Наконец, четвертая книга «Опыта о человеческом понимании» – рассуждение о знании и вере в контексте ключевого для Локка представления об ограниченности человеческого интеллекта и о необходимости своего рода интеллектуального смирения, самоконтроля, отказа от выхода за пределы, границы того, что дано человеку Богом или, точнее, чем ему следует довольствоваться после грехопадения.

«Опыт о человеческом понимании» – попытка обсуждения современных Локку идей о восстановлении совершенного знания и первоначального языка – языка Бога, на котором написана книга природы, в том смысле, что сама природа является языком, знаком, следами промысла Божьего; Адам до грехопадения правильно назвал вещи, соответственно их сути, а после грехопадения этот язык и понимание были утрачены. В конечном счете «Опыт» – это обсуждение возможности возвращения человека к состоянию до грехопадения, обретения счастливой жизни в новом Эдеме.

Все эти идеи обсуждались и в «круге Гартлиба», который рассматривал и «пансофию», и алхимию как программы возвращения самого Творения в его первоначальный статус «чистого листа», когда земля была «бесформенна и пуста». Этот лист был исписан Словом, «которое было в Начале, и которое было с Богом, и которое было Богом», но текст впоследствии оказался испорчен грехом. «Подобно тому как коменианское образование могло формировать неиспорченные умы детей в благочестии и подобно тому, как миссионеры могли строить новый Иерусалим на неоскверненной земле Нового Мира, алхимики переписывали Творение, чтобы оно лучше соответствовало первоначальному божественному намерению. <…> Они верили, что Бог предназначил их к тому, чтобы это делать»[150]150
  Young J. Т. Faith, Medical Alchemy and Natural Philosophy: Johann Moriaen, Reformed Intelligencer, and the Hartlib Circle. – Farnham: Ashgate Publishing, 1998. P. 174.


[Закрыть].

Но только – спрашивает Локк – способен ли человек (а алхимик и пансофист являются людьми), будучи существом ограниченным, в отличие, например, от ангела[151]151
  Локк, разумеется, знал об идеях математика и придворного конца XVI в. Джона Ди, опубликованных в 1659 г. (Dee J. A True Sc Faithful Relation of What Passed for Many Years Between Dr. John Dee… and Some Spirits. Ed. Meric Casaubon. – London, 1659), а именно о том, что Бога можно и даже желательно просить о помощи, которая будет оказана через ангелов, Его служителей в природном мире и «духоводителей». В частности, Ди говорил о «medicina dei», которая, как обещали ему ангелы, когда он беседовал ними с помощью «гадателей» и «через кристалл», излечит природный мир от болезней и несовершенств. О притягательности идей Ди можно судить по тому, что какое-то время ими увлекались многие естествоиспытатели того времени. Бойль, например, верил, что связь натурфилософа с высшими уровнями космоса может помочь в нахождении философского камня, и несколько раз пытался провести опыты, направленные на установление связи с ангелами и обретение «ангельского патрона». С другой стороны, Гук полагал, что Ди был всего лишь шпионом на службе у королевы Елизаветы, а его «разговоры с ангелами» являлись просто зашифрованными донесениями. См.: Harkness D. Е. Alchemy and Eschatology: Exploring the Connections Between John Dee and Isaac Newton //Newton and Religion. Context, Nature, and Influence / Ed. by J. Force and R. Popkin. – Dordrecht; Boston; London: Kluwer Academic Publishers, 1999.


[Закрыть], к таким делам? Или он должен, понимая свою ограниченность и слабость, довольствоваться полнотой предоставленного ему Богом удела, опираясь на выраженное в Священном Писании откровение? В «Опыте о человеческом понимании» эта тема звучит вполне ясно[152]152
  См.: Locke J. An Essay concerning Human Understanding / Ed. by P. H. Nidditch. – Oxford: Clarendon Press, 1975. P. 302–303.


[Закрыть], а ближе к концу жизни Локка получает развернутое изложение в «Парафразе и примечаниях к посланиям св. Павла» (1706).

Сиденхем ввел Локка в мир профессиональной медицинской практики. Период с 1667 по 1671 г. (особенно 1668 г.) наполнен врачебной деятельностью, по своей интенсивности, не сравнимой с другими этапами в жизни Локка. Тесные контакты Локка с Сиденхемом прекратились лишь в 1671 г., когда Локк начал испытывать дефицит времени из-за своих административных обязанностей на службе у Шефтсбери. Это не означало полного отказа от интеллектуальных занятий: в 1671 г. Локк начал работу над будущим «Опытом о человеческом понимании», которая продолжалась до осени 1672 г. Однако затем, вплоть до конца 1674 г. (т. е. почти два года), он отдавал практически все время административной работе, лишь косвенно связанной с деятельностью научного и медицинского сообщества.

Впрочем, в его новые обязанности входила переписка с британскими подданными, живущими за рубежом, от которых он получал массу новой информации. Локк просил своих корреспондентов не только сообщать обо всем новом, но и присылать образцы растений, лекарства, разного рода редкости, которые он отправлял далее своим друзьям в Лондоне и Оксфорде.

На протяжении всей жизни Локк жадно покупал и читал книги, в которых описывались путешествия в экзотические страны, интересовался жизнью, обычаями и верованиями диких племен всего мира, Индией, Китаем и Америкой. В его архиве – тщательно подобранный гербарий[153]153
  См.: Gough J. Ж John Locke’s Herbarium // A Locke Miscellany: Locke Biography and Criticism for All / Ed. by Jean S. Yolron. – Bristol: Thoemmes Antiquarian Books, 1990.


[Закрыть]. Чтение таких книг и составление их рефератов являлись уставными обязанностями всех членов Лондонского королевского общества, а особенно имевшегося в его рамках специального комитета по переписке, который прямо обязывал своих членов изучать труды о путешествиях и обнаруженных новых растениях, животных, минералах и т. п.[154]154
  С точки зрения натурфилософов (в частности, Бойля), растения занимали в этих поисках особое место по очевидной причине: «Ботаники уже давно обнаружили около бооо представителей растительного царства и теперь… открывают многочисленные другие ранее не описанные растения; о главном из которых, я надеюсь, мир скоро узнает» (Boyle R. Some Considerations touching the usefulness of Experimental Natural Philosophy. The Second Tome, Containing the Later Section of the Second Part. – London, 1671. Цит. no: IrvingS. Natural Science and the Origins of the British Empire. – London: Pickering & Chatto, 2008. P. 74). Среди уже сделанных натурфилософами великих открытий Бойль выделял обнаружение магнетита и последующее создание компаса, а также изобретение пороха, значительно повлиявшее на развитие военного искусства. «Полезность» для гартлибианцев, а также для Лондонского королевского общества неизменно включала наряду с применением знаний в различных отраслях деятельности и военные «приложения», а в целом означала восстановление господства над всей природой и всеми земными существами как предназначенным для человека Божьим творением. Главным движителем в этом провиденциальном универсальном процессе реформации, по Бойлю, были реформированные натурфилософы – «христианские виртуозы», опиравшиеся в своих знаниях на достоверные источники и «людей вдохновения». См.: Ibid. Р. 75–78.


[Закрыть]

В конце XVII – начале XVIII в. одним из крупнейших коллекционеров образцов флоры был ирландский врач, натуралист и впоследствии основатель Британского музея (открылся для публики в 1759 г.) и президент Лондонского королевского общества (после смерти Ньютона) сэр Ганс Слоун (член Лондонского королевского общества с 1685 г.), коллекции которого на момент его смерти содержали 71 тысячу единиц. Гигантская коллекция была собрана отцом и сыном Традескантами. Джон Традескант был садовником у Карла I и собрал, не выезжая из Англии, огромное число образцов растений. Его сын Джон Традескант-младший продолжил дело отца, однако занимался коллекционированием растений, отправляясь в экспедиции в Новый Свет. Коллекции Традескантов легли в основу Ашмолеанского музея в Оксфорде, названного в честь построившего его члена Лондонского королевского общества с 1661 г. Элиаса Ашмола. Музей был открыт в 1683 г. герцогом Йоркским, членом Лондонского королевского общества с 1665 г.

В доме Шефтсбери Локк прожил восемь лет (с мая 1667 по ноябрь 1675 г.), и за это время известно лишь о двух случаях его пребывания в Оксфорде – в сентябре 1671 г. и в феврале 1675 г. Об этом периоде и о том, каковы были его обязанности, мы знаем мало, поскольку он начал вести дневник лишь в 1675 г., когда отправился во Францию, тем не менее известно, что летом 1669 г. ему было поручено вести предварительные переговоры о женитьбе сына лорда Ашли, будущего второго графа Шефтсбери, на леди Дороти Маннерс, дочери графа Ратленда, а в 1671 г. он принял роды у Дороти Ашли Купер, подарившей миру будущего третьего графа Шефтсбери. По мнению Дж. Милтона, в период с 1672 по 1675 г. его можно было бы назвать главным секретарем Шефтсбери, однако сам Локк отрицал, что когда-либо занимал такую должность в «домохозяйстве», заявляя, что был скорее одним из «домашних» (domestic) и выполнял множество поручений, иногда мелких, а иногда важных. Среди них, безусловно, покупка книг для библиотеки патрона, составление разного рода меморандумов.