Текст книги "Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина"

«Состояние природы» у Локка есть «состояние свободы», но не «состояние вседозволенности», потому что, даже если люди в этом состоянии и не связаны волей другого человека, они все же должны подчиняться «закону природы», т. е. природным (естественным) моральным предписаниям.

«Природная свобода человека – в том, чтобы быть свободным от любой высшей власти на земле и не находиться под волей или законодательной властью человека, но руководствоваться только законом природы. Свобода человека в обществе—в том, чтобы не быть под какой бы то ни было иной законодательной властью, кроме той, которая установлена, через согласие, в государстве, и не находиться под господством чьей бы то ни было воли, и не быть ограниченным каким-либо законом, кроме того, который будет введен в действие законодательным органом в соответствии с доверием, которое мы ему оказываем. Свобода, следовательно, – это не то, о чем говорит нам сэр Р[оберт] Ф[илмер] <…> [а именно] „Свобода для каждого – делать то, что он пожелает, жить, как ему угодно, и не быть связанным никакими законами“. Свобода людей под властью правительства – в том, чтобы иметь постоянный закон, по которому можно было бы жить, общий для каждого в этом обществе и установленный законодательной властью, созданной в нем; это – свобода следовать моей собственной воле во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не быть подчиненным непостоянной, изменчивой, непредсказуемой капризной воле другого человека. В то время как природная свобода – в том, чтобы не быть ограниченным ничем иным, кроме закона природы»[201]201
  См.: Locke J. Two Treatises of Government / Ed. by P. Laslett. – Cambridge: Cam bridge University Press, 1988. P. 283–284. Ср.: Локк Дж. Сочинения в 3 т. – М.: Мысль, 1988. Т. 3. С. 274–275.


[Закрыть].

Это общее положение Локк применяет к ситуации непримиримого конфликта. «Когда нет правосудия на земле для разрешения конфликтов между людьми, судьей становится Бог на небесах: он один, поистине, является судьей правоты. Но каждый человек сам должен рассудить в этом, как во всех остальных случаях, поставил ли себя другой в состояние войны с ним, и должен ли он воззвать к верховному судье, как это сделал Иеффай»[202]202
  Ibid. Р. 427.


[Закрыть]. Речь в данном случае идет о вооруженной борьбе с властью, поставившей себя своими действиями вне закона, ставшей агрессором. Решение об объявлении войны противоречит человеческим законам, законам общества. Но оно не противоречит закону природы, предписанному Богом. И только Бог, судья строгий и судящий судом праведным, может оправдать крайние меры. К библейской истории об Иеффае Локк неоднократно возвращается во «Втором трактате о правлении», это ключевой момент в его аргументации, опирающейся на представления о законе природы и о свободе человека.

Описывая ситуацию, складывающуюся тогда, когда власть и правитель преступают закон, а в обществе отсутствует правосудие, Локк пишет: «Ибо, где бы это ни происходило, когда любые два человека не имеют ни постоянного правила, ни общего судьи, к которому можно обратиться на земле для разрешения разногласий и определения правоты каждого, там они все еще находятся в состоянии природы со всеми его неудобствами, с одной той лишь прискорбной разницей для подданного или, скорее, раба абсолютного государя: в то время как в обычном состоянии природы он обладает свободой судить о своей правоте и, насколько в его силах, защищать ее, теперь же всегда, когда на его собственность посягают воля и указы его монарха, ему не только некуда обратиться… но он лишен свободы судить о своей правоте и защищать ее, как если бы он был низведен со своего прежнего положения разумного существа на низшую ступень; и, таким образом, оказался подвержен всем лишениям и неудобствам, каких может опасаться человек со стороны того, кто, находясь в ничем не ограниченном состоянии природы, еще и развращен лестью и вооружен властью»[203]203
  Locke J. Two Treatises of Government / Ed. by P. Laslett. – Cambridge: Cambridge University Press, 1988. P. 326–327.


[Закрыть].

«Спрашивать о том, как защититься от вреда или несправедливости с той стороны, где их творит самая сильная рука, значит сегодня присоединиться к голосам раздора и мятежа. Как будто люди, оставив состояние природы и вступив в общество, договорились, что все, кроме одного, должны находиться под ограничениями законов, но что один должен оставить себе всю свободу, которая имелась у него в состоянии природы, а затем была усилена властью и превращена во вседозволенность и безнаказанность. Это все равно что считать людей глупыми и думающими о том, как бы избежать возможного ущерба, причиняемого хорями или лисами, но довольными… нет, убежденными, что безопасность в том и состоит, чтобы их пожирали львы»[204]204
  Ibid. P. 328.


[Закрыть].

Нет никаких свидетельств, что Сидней и Локк вообще когда-либо встречались, хотя это и не исключено, поскольку в 1675–1677 гг., будучи во Франции, Локк находился в тех же местах, где постоянно жил Сидней, а именно на гугенотском юго-востоке страны; в 1683 г. они оказались в центре одного и того же, так или иначе объединившего их политического кризиса. Локк наверняка имел доступ к рукописи «Рассуждений о правлении» Сиднея во время своего почти пятилетнего пребывания в Нидерландах. Библиотека английского квакера Бенджамина Ферли в его доме в Роттердаме содержала самые разнообразные, и прежде всего запрещенные книги и рукописи.

В начале 1683 г., после смерти Шефтсбери, Сидней встал во главе предприятия, объединившего его сторонников и, возможно, остатки команды графа Шефтсбери. Речь шла о заговоре с целью убийства короля и его брата (или их похищения) с последующим всеобщим мятежом, который предполагалось осуществить при помощи отряда шотландцев во главе с графом Аргайлом[205]205
  Арчибальдом Кемпбеллом, девятым графом Аргайлом (1629–1685), членом Лондонского королевского общества с 1663 г.


[Закрыть]. Заговорщики составили «совет шести», в который вошли Монмут, Рассел, Эссекс, лорд Говард Эскрикский, Алджернон Сидней и Джон Хампден (ранее осуществлявший связь между Сиднеем и Шефтсбери). Специальную группу, которая должна была арестовать короля и его брата по их возвращении со скачек в Ньюмаркете, возглавлял Роберт Уэст (после раскрытия заговора и ареста сдавший всех своих товарищей). Переговоры с шотландцами, прибывшими в Лондон под предлогом покупки земель в Каролине, вел Сидней, но «договориться» ему так и не удалось. Мятеж провалился, даже не начавшись.

Дж. Скотт пишет: «Трудно представить себе более опасную книгу, чем „Рассуждения “, или более опасный период в жизни Локка. Его крайнее беспокойство во время процесса над Сиднеем и последовавшей казнью хорошо известно. От человека, не способного признать себя автором собственной книги, трудно было бы ожидать признаний в том, что она имеет что-либо общее с книгой Сиднея»[206]206
  Scott J. Р. The Law of War: Grotius, Sidney, Locke and the Political Theory of Rebellion // History of Political Thought. 1992. Vol. 13. No. 4. P. 584.


[Закрыть]. Блэр Уорден приводит дополнительное объяснение «беспокойства» Локка, как и любого другого сочинителя того времени. В ходе суда в ответ на заявление Сиднея, что человек вправе «записывать, чтобы не забыть, все что ему заблагорассудится, находясь в собственном кабинете, и никто не может быть призван за это к ответу, если это не опубликовано», сторона обвинения настояла на том, что факт преступления имеет место, поскольку «мысли и фантазии по поводу умерщвления короля являются действием ума и изменой сердца»[207]207
  Worden B. The Commonwealth Kidney of Algernon Sidney // Journal of British Studies. 1985. Vol. 24. No. 1. P. 29.


[Закрыть]. И этот довод был признан судом в качестве решающего для признания Сиднея виновным в государственной измене.

Рукопись «Рассуждений о правлении» Сиднея, как и рукопись «Двух трактатов о правлении» Локка, не сохранилась. Не вполне ясна и история публикации «Рассуждений о правлении», осуществленная только в 1698 г. Известно, что издал труд Сиднея Джон Толанд, мало считавшийся с текстами авторов, тем более – умерших, и редактировавший их по своему усмотрению и в соответствии с собственными взглядами. И поэтому каким был исходный авторский текст – мы не знаем.

В своем введении к изданию «Двух трактатов о правлении» Ласлет отмечает, что текст предисловия Локка предположительно написан в августе 1689 г., после подготовки к печати всей рукописи, но до изменения титульных страниц. В то же время, начиная со строки 31, оно «до такой степени напоминает „Предисловие“ Тиррела к „Patriarcha non Monarcha“ 1681 г., что последние пассажи могли быть написаны и раньше»[208]208
  Locke J. Two Treatises of Government / Ed. by P. Laslett. – Cambridge: Cambridge University Press, 1988. P. 137П.


[Закрыть]. Это примечание не было замечено Вуттоном, хотя могло бы стать дополнительным доводом в его аргументации, однако привлекает наше внимание по другой причине. Почему бы не предположить, что написанное «ранее» (т. е., допустим, в 1681 г.) произведение тоже имело предисловие, аналогичное опубликованному в 1689 г.?

«Предисловие», написанное Локком в 1689 г., посвящено Вильгельму III – «нашему великому восстановителю» (по словам Локка). Гипотетическое предисловие 1681 г., не говоря уже о гипотетическом предисловии более раннего времени, а именно 1679–1680 гг., на которых настаивает Ласлет, датируя «Два трактата о правлении», вполне могло быть и даже наверняка было посвящено Карлу II, которого тоже можно было бы назвать восстановителем (Restorer), т. е. автором реставрации. Более того, «Restorer» гораздо больше подходило именно к Карлу II. Что, собственно, «восстанавливал» Вильгельм III? Его скорее можно было бы назвать воителем и реформатором, а не «восстановителем».

Ашкрафт, а за ним и Вуттон исходят из тезиса о радикализации вигов после неудачи их пропагандистской программы под названием «кризис исключения». Однако имела ли место радикализация в случае самого Локка? По гипотезе Дж. Милтона, «если бы Локк намеревался опубликовать „Два трактата“ как свой вклад в революцию, единственным отдаленно правдоподобным временем» для этого мог быть период после ее успешного окончания, когда военный успех необходимо было бы закрепить идеологическим оправданием мятежа. «В конце концов, именно такими были обстоятельства, в которых он наконец опубликовал их [„Два трактата“] в 1689 г.»[209]209
  Milton J.R. Dating Locke’s Second Treatise //History of Political Thought. 1995. Vol. 16. No. 3. P. 385.


[Закрыть]

Однако, по мнению Милтона и ряда других историков, «Два трактата о правлении» никак не напоминали памфлет или манифест, а тем более программу действий, которые предназначались для публикации непосредственно перед переворотом или в первой его фазе. В качестве же оправдания некоего радикального действия наподобие мятежа или цареубийства «Два трактата» о правлении тоже не подходили – в них не хватало радикализма и необходимых для такого рода произведений конкретных деталей, разоблачающих существующую власть. Не было в них и присущей политическим трактатам хлесткости выражений. К тому же их автор не был революционером.

В 1660 г. Локк писал: «Нет никого, кто относился бы к власти с большим уважением и благоговением, чем я. <…> И это, я полагаю, возлагает на меня обязанность… склонять человеческие умы к послушанию правительству, которое принесло с собой спокойствие и порядок»[210]210
  Locke J. Political Essays / Ed. by M. Goldie. – Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 7.


[Закрыть]. Речь шла о реставрации монархии. Прошло двадцать лет, и не было ни одной причины для того, чтобы Локк изменил свои взгляды. Часто используемый довод, что он якобы мог написать свой текст «по заказу», не выдерживает критики. Локк не был профессиональным политическим писателем, таким, например, как Фергюсон. Трудно представить себе Шефтсбери, заказывающего такого рода произведение врачу и натурфилософу, да еще и «студенту» оксфордского колледжа Крайст-Чёрч и доброму другу Джона Фелла.

По одной из версий, объясняющих появление «Письма знатного лица», Локк, якобы принимавший участие в его сочинении, вынужден был даже уехать из страны под страхом ареста и тюремного заключения. Однако достоверных свидетельств, говорящих о связи этих двух событий, не существует, более того – скорее всего, это выдумка, имеющая своим «первоисточником» все тех же Коллинза и Де Мезо. Если бы Локк принимал участие в составлении «Письма», это, конечно, стало бы известно независимо от того, уехал он из страны или нет. Локк направился во Францию, надеясь подлечиться, потому что был твердо уверен в скорой смерти от туберкулеза, в свое время убившего его брата Томаса.

В конце апреля 1679 г., когда Локк вернулся из Франции, кризис был в самом разгаре. По мнению Марка Найтса, именно в контексте напряженной политической борьбы того времени и следует рассматривать известный тезис Локка во «Втором трактате»: «Использование силы против народа в отсутствие на то прав и в противоречии с доверием, оказанным тому, кто это делает, есть состояние войны с народом, который имеет право восстановить законодательный орган своею властью»[211]211
  Locke J. Two Treatises of Government / Ed. by P. Laslett. – Cambridge: Cambridge University Press, 1688. P. 370.


[Закрыть]. Таким образом, заключает Найте, «на большую часть глав 13 и 15 „Второго трактата“, по-видимому, повлияла политика того времени», и Локк мог уже зимой 1679/80 года записать мысли, включенные в трактат.

Однако тезис Локка является простым повторением всем известных афоризмов Гуго Гроция, с которыми знакомился каждый студент, изучавший юриспруденцию. Не имея прямой отсылки к конкретному событию или лицу, приведенный тезис носил абстрактный характер и мог быть как привязанным, так и не привязанным к текущему моменту и контексту.

В одном из писем Джона Хоскинса, стряпчего Шефтсбери, сообщается, что он доставил графу некий трактат от Локка, и тот начал его «жадно пролистывать». Однако в комментарии Эсмонда де Бира отмечается, что, скорее всего, это был трактат о винах и оливковых деревьях[212]212
  Locke J. Observations upon the Growth and Culture of Vines and Olives: the Production of Silk: the Preservation of Fruits // The Works of John Locke. Vol. IX. – London, 1824.


[Закрыть] с посвящением графу Шефтсбери от 1 февраля 1679 г., за написание которого Локк засел, прибыв в Лондон в октябре 1679 г. из Кента, где лечил своего пациента и подопечного Калеба Бэнкса[213]213
  Knights M. Petitioning and the Political Theorists: John Locke, Algernon Sidney and London’s “Monster” Petition of 1680 // Past & Present. 1993. Vol. 138. P. 109. Найте ссылается на второй том переписки Локка: The Correspondence of John Locke. Vol II / Ed. by E.S. de Beer. – Oxford: Clarendon Press, 1976. P. 154П.


[Закрыть]. Ничто не говорит о том, что в это время Локк был занят написанием важной политической работы по заказу Шефтсбери.

Был ли Локк замешан в политической деятельности, которой занимались Шефтсбери и Сидней? Был ли он искренен, когда писал свое известное письмо Пемброку, где утверждал, что уехал из Англии, чтобы поправить здоровье и иметь время для литературной работы? Сегодня благодаря Ашкрафту, а точнее, благодаря критике его фундаментального труда, причислившего Локка к «радикалам» и несомненным «активным участникам заговора», вопрос можно считать закрытым: Локк не принимал ровным счетом никакого участия ни в заговоре 1683 г., ни в восстании Монмута в 1685 г. Неубедительность аргументов Ашкрафта показана в статьях Ф. Милтона[214]214
  Milton Ph. John Locke and the Rye House Plot //The Historical Journal. 2000. Vol. 43. No. 3; Milton Ph. Locke the Plotter? Ashcraft’s “Revolutionary Politics” Reconsidered // Locke Studies. 2007. No. 7.


[Закрыть].

Это не означает, что Локк был политически невинным автором, однако лишает всяких документальных оснований концепцию Ашкрафта о Локке как активисте, тайно переправлявшем в Англию оружие и финансировавшем так называемую экспедицию графа Аргайла в Шотландию (май – июнь 1685 г.) и восстание герцога Монмута (июнь – июль 1685 г.). И тем не менее Джон Локк, «секретарь милорда Шефтсбери», был включен в список разыскиваемых английским правительством лиц, и ему пришлось скрываться и переезжать из города в город во время пребывания в Нидерландах.

Спустя столетие подтверждается оценка Фокс-Борна, который был убежден в политической непричастности Локка к Рай-Хаусскому заговору. Возможно, что он стал жертвой своей фамилии и службы графу Шефтсбери: его приняли за другого человека, а именно за Николаса Локка, лондонского табачника и анабаптиста, который щедро спонсировал Аргайла и Монмута. Автором декларации Монмута, обещавшей ежегодные сессии парламента, роспуск постоянной армии и равные права для всех протестантов, был вовсе не Локк, а Роберт Фергюсон. Еще одна версия заключается в том, что гонения исходили от самого короля, поверившего слухам о причастности Локка к политическому совращению Монмута, а также о том, что он автор трех «подрывных» работ: «Никакого протестантского заговора» («No Protestant Plot», 1681), «Расследование варварского убийства графа Эссекса» («Ап Enquiry into the Barbarous Murder of the Late Earl of Essex», 1684) и «Беспристрастный анализ отправления правосудия в Англии» («Ап Impartial Enquiry into the Administration of Affairs in England», 1684). Агенты короны в Нидерландах сообщали, что Локк встречался с заговорщиками Фергюсоном и лордом Греем.

Локк покинул Англию в конце августа 1683 г., когда еще не был вынесен приговор Сиднею, не желая принимать участия в происходящем. И это была его позиция с того момента, когда он понял, что Шефтсбери в своей пропагандистской кампании, направленной на «исключение» Йорка, перешел грань, вступив в опасный контакт с окружением Сиднея (т. е. с группой настоящих радикалов). Момент этот наступил в конце 1681 г., после того как Шефтсбери был освобожден из Тауэра, но с него еще не были сняты обвинения. Локк принял решение дистанцироваться от «семьи» и «дома» и практически все время проводил не в Лондоне, в доме Шефтсбери, а в своей комнате в Оксфорде. Дистанцирование от «дома» Шефтсбери наблюдалось уже после его возвращения в Англию из Франции в 1679 г.: тогда Локк проводил более половины времени в Оксфорде или в поместье Оукли в нескольких милях к северу от Оксфорда, вместе со своим другом Джеймсом Тиррелом[215]215
  См.: Milton J.R. and Milton Ph. General Introduction // Locke J. An Essay concerning Toleration and Other Writings on Law and Politics, 1667–1683 / Ed. by J.R. Milton and Ph. Milton. – Oxford: Clarendon Press, 2006. P. 9.


[Закрыть], а административной работой занимался, помогая Шефтсбери, другой человек – Самюел Уилсон.

Вполне возможно, что в это время и создавалась первая часть «Двух трактатов», однако в самый критический для заговорщиков период, когда происходили их важнейшие встречи и совещания, с конца сентября по начало декабря 1682 г., Локка не было в Лондоне – он находился в Оксфорде. В тот момент, когда Шефтсбери, после избрания новых шерифов Лондона в конце сентября 1682 г., вынужден был скрыться, Локка рядом с ним не оказалось: он вернулся в Лондон лишь в ноябре, спустя две недели после бегства патрона, переодетого в пресвитерианского пастора, в Нидерланды. Заметим, что Локк не отправился в бега вместе с Шефтсбери, как его ближайшее окружение. Не был он упомянут и в завещании графа.

После внезапной кончины Шефтсбери в конце января 1683 г. начался совершенно новый этап в жизни Локка, освобожденного этой смертью от любых обязательств в отношении своего патрона. Локк переехал из дома Шефтсбери к доктору Чарлзу Гудоллу в Королевскую коллегию врачей, затем пытался обосноваться в Оксфорде, отправив туда свои вещи из Лондона. Однако в июне начался новый виток разоблачений: к властям обратился баптист Джосайя Килинг, сообщивший о планах мятежа. Первоначально его донос был расценен как еще одна провокация, зеркальное отражение дела о «папском заговоре». Все выглядело как месть со стороны «папистов», однако после допросов первых арестованных (в частности, сдавшегося властям Роберта Уэста) выяснилась причастность к подготовке мятежа Сиднея, и делу был дан ход: начались аресты – лорда Рассела, Сиднея, графа Эссекса и других, – судебные процессы и казни. Монмут скрылся в доме любовницы, и, хотя властям было известно, где он, никто его не тронул. В ноябре Галифаксу как будто удалось помирить отца с сыном в обмен на согласие Монмута предоставить информацию о заговоре и мятеже.

Что касается Локка, то, почувствовав опасность, он уладил дела в Сомерсете, встретился с Кларком, перевез одну часть вещей к Тиррелу, другую к Полингу, а затем, заехав по пути к Томасу, пропал из виду. В конце августа в письме к Кларку Локк отдал последние перед отъездом инструкции, касающиеся имущества, рукописей и т. п., в том числе предложил в дальнейшей переписке пользоваться шифром при упоминании графини Шефтсбери, Томаса, Кларка, Полинга, Тиррела и его сомерсетского поверенного Уильяма Страттона.

В сентябре 1683 г. Локк уже был в Роттердаме, а оттуда перебрался в Амстердам, город, известный, как и Утрехт, своим доброжелательным отношением к беженцам. Однако репрессии продолжились и в Нидерландах. Английское правительство составило список разыскиваемых в связи с заговором лиц и развернуло в Голландии целую сеть агентов, сообщавших об обстановке среди политических эмигрантов, об их встречах друг с другом и передвижениях по стране. В число поднадзорных в скором времени попал и Локк.

И Карл II, и оппозиция, настаивавшая на «исключении» Йорка, как выяснилось гораздо позднее, спустя столетие, получали деньги от Людовика XIV и были, в разной степени, марионетками европейской сверхдержавы, хотя сами они, по-видимому, считали марионеткой или, скорее, инструментом французского короля. Карл дал обязательство стать католиком и посадить на трон католика. Первую часть этого обязательства он исполнил перед самой смертью, а для выполнения второй части сделал все возможное в конце жизни, чтобы подавить сопротивление в зародыше, возможно даже зная, откуда оно на самом деле исходит.

Был ли замешан в получении французских субсидий Шефтсбери, мы не знаем. Но что же Локк? Марк Голди в комментарии к избранной переписке Локка отмечает: «К декабрю 1677 г. Локк находился в Париже и был вызван к графине Нортумберлендской, страдавшей воспалением тройничного нерва. Графиня к тому времени была замужем за английским послом Ралфом Монтегю, который служил посредником при передаче секретных субсидий короля Людовика XIV Карлу II, а также членам английской оппозиции. Столетие спустя политические наследники вигов были повергнуты в смятение, когда обнаружилось, что защитники английских свобод виги – точно так же, как монарх-тиран Карл II, – получали деньги от Людовика XIV». «Крайне невероятно, – иронично замечает Голди, – чтобы Локк питал хотя бы малейшие подозрения относительно операций Монтегю»[216]216
  Locke J. Selected Correspondence /Ed. by M. Goldie. – Oxford: Oxford University Press, 2002. P. 54.


[Закрыть].

Факт остается фактом: будучи вовлечен в орбиту политической деятельности Шефтсбери, Локк так или иначе участвовал в политических событиях своего времени. Возможно, что сам он не вполне понимал, что происходит. Это всегда случается с теми, кто вовлечен во что-то, но не видит всей картины в целом. Следует помнить, что Локк не был политиком, он был врачом и ученым. Как следует из уже неоднократно упоминавшегося письма Пемброку, происходившие вокруг него события ему не нравились, и он старался держаться от них как можно дальше. Но это не всегда получалось.

Какова же была общая политическая картина? В рамках всех политических манипуляций задача Алджернона Сиднея, по-видимому, заключалась в том, чтобы вовлечь в «заговор» Монмута, поссорив его с благоволившим к нему отцом. «Кризис исключения» в Англии был на руку Людовику, который даже перестал на время субсидировать Карла, чтобы повысить ставки в политической игре, и усилил финансирование оппозиции. «Заговор» был раскрыт, Карл продемонстрировал, что владеет ситуацией. Субсидии возобновились. Роль и судьба Шефтсбери как лидера оппозиции понятна: он должен был стать главным обвиняемым и главной жертвой. Так и случилось бы, если бы не его неожиданная смерть в самый разгар «заговора».

«Рассуждения о правлении» Сиднея были осуждены как изменнические, Рассела казнили, Эссекс покончил с собой (или был убит) в Тауэре. Сиднею, уже после вынесения вердикта 26 октября/7 ноября 1683 г., был предложен побег, от которого он по неведомой причине – разве только для того, чтобы доказать потомкам, что не в деньгах дело, – отказался, и был казнен через повешение, волочение по земле и четвертование[217]217
  См.: Milton Ph. John Locke and the Rye House Plot // The Historical Journal. 2000. Vol. 43. No. 3; см. также: Pocock J. G. A. England’s Cato: The Virtues and Fortunes of Algernon Sidney // The Historical Journal. 1994. Vol. 37. No. 4.


[Закрыть].

В тот же день Монмут получил формальное помилование и 4 тысячи фунтов в подарок от отца. Однако, когда новости о его «сдаче» королю появились в прессе, Монмут публично заявил, что ничего не знал о заговоре. Спустя несколько дней король попытался заставить его подписать документ, в котором он должен был выразить свое раскаяние, однако Монмут, опасаясь, что это будет использовано в обвинении его друга Джона Хампдена, отказался поставить подпись.

Когда в январе 1684 г. Монмуту пришла повестка в суд как свидетелю по делу Джона Хампдена[218]218
  Джон Хампден был арестован в июле 1683 г., в ноябре был отпущен под залог в 30 тысяч фунтов, в феврале 1684 г. попал под следствие, был осужден, оштрафован на 40 тысяч фунтов и посажен в Тауэр. После возвышения Йорка и восстания Монмута Хампдена вновь судили, на этот раз за государственную измену, и приговорили к смертной казни. После просьбы о помиловании приговор был заменен штрафом в б тысяч фунтов. Хампден отверг предложение Якова II о сотрудничестве. В мае 1689 г., выступая в парламенте, Хампден заявил о необходимости распространения толерантности на всех протестантов, а не только на тринитариев. Хампден был не только политиком, но и талантливым филологом, поддерживавшим тесные связи с выдающимся библеистом, одним из основателей историко-критической школы Ришаром Симоном.


[Закрыть], он бежал на континент, а год спустя, уже после смерти Карла II и возвышения Якова II, высадился с отрядом в Англии, объявил себя королем, был разгромлен и по приказу своего дяди казнен с особой жестокостью: несмотря на немалые деньги, переданные палачу, тому «не удалось» отрубить голову ни с первого, ни со второго раза, и лишь на пятый раз голова Монмута покатилась с плахи.

* * *

Подводя итоги дискуссии о датировке «Второго трактата о правлении», Дж. Милтон подчеркивает, что ни для одной из выдвигаемых гипотез нет «окончательных» свидетельств, которые достоверно подтверждали бы то или иное решение, поскольку не найдены ни рукопись «Двух трактатов», ни подготовительные материалы, ни какие-либо упоминания и следы в архиве Локка, в архиве Шефтсбери и в других архивах.

И все же в исследованиях iggo-х гг. удалось изменить главное – однозначную привязку «Двух трактатов о правлении» к «славной революции» 1688–1689 гг. Заслуга в расшатывании этой историографической догмы принадлежит прежде всего Ласлету, который, по-видимому, именно этого и добивался. В одном из своих интервью Квентин Скиннер вспоминает разговор с Ласлетом в 1962 г. Обсуждая с Ласлетом его книгу и научное открытие (новую датировку «Двух трактатов о правлении»), говорит Скиннер, «я был поражен тем, как он сам оценивает значение [своего открытия]. По его мнению, он показал, что трактат Локка был, по сути дела, партийно-политическим памфлетом. Ласлет считал, что, показав, каким образом он [трактат] вырос из частного политического кризиса, он понизил его в ранге, лишил места в каноне, поставив под сомнение его якобы внеисторический характер и особое значение. Насколько мне помнится, по его словам, он показал, что Локк не должен ставиться в один ряд с такими систематическими авторами, как Гоббс, в отношении которого подобного рода анализ невозможен»[219]219
  Quentin Skinner: On Encountering the Past: Interviewed by Petri Koikkalainen and Sami Syrjamaki // Redescriptions. 2002. Vol. 6. P. 42.


[Закрыть].

Можно понять и Джона Кеньона, писавшего о весьма слабом знании и понимании политической мысли эпохи Вильгельма III и королевы Анны: «Политическая мысль того времени объясняется главным образом в соотнесении с сочинениями Джона Локка, дополняемыми иногда трудами Гоббса, Гаррингтона и Алджернона Сиднея. Предполагается, что политические лидеры виггизма после 1689 г. разделяли детально разработанную „локковскую“ идеологию, дающую народу право смещать королей согласно условиям Первоначального Договора. <…> Трудно понять, почему тогда теории Локка столь редко упоминались на ранних стадиях революции, до 1692 г., и еще реже впоследствии. <…> Трудно также понять, почему виговские политики, которых считают его почтительнейшими учениками, столь неохотно на него ссылались. Его ближайшим другом и патроном среди лидеров „хунты“ был Джон Сомерс. Однако во всех многочисленных политических памфлетах, приписываемых Сомерсу, его [Локка] имя называется всего один раз, и то по специальному поводу. <…> Локк ни разу не упоминается в „Истории моего времени“ Бернета»[220]220
  Kenyon J. P. Revolution Principles: The Politics of Party, 1689–1720. —Cambridge: Cambridge University Press, 1977. P. 1–2.


[Закрыть].

Стремясь опровергнуть одну догму, Ласлет и его последователи породили другую, почти однозначно привязывающую «Два трактата о правлении» к контексту «кризиса исключения». Стремление «отодвинуть» Локка на более раннюю стадию политического процесса, к «кризису исключения», освобождало от фигуры Локка контексты 1690-х гг., но одновременно, вопреки желанию Ласлета, не снижало его возможного значения как политического мыслителя. Если Ласлет стремился, следуя Де Мезо и Коллинзу, сделать из Локка фигуру, близкую к «скользкому политикану» Шефтсбери, то работа Ашкрафта, напротив, делала из него героя-революционера, наследника самых радикальных республиканских традиций. Такая интерпретация, по-видимому, стала для Ласлета неожиданностью. Новая датировка не дала необходимого эффекта, не сработала. Ашкрафт показал возможное значение идей Локка в контексте «кризиса исключения» и подготовки революции.

Неудача с датировкой на самом деле ничего не означала. Похоже, что «Два трактата о правлении» не сыграли приписываемой им политической роли ни в контексте 1690-х гг., как было принято считать ранее, ни в контексте конца 1670-х – начала 1680-х гг., как пытался показать Ашкрафт. И это несмотря на то, что части и фрагменты «Двух трактатов» соотносимы и с этими, и с другими контекстами.

Слишком многое указывает на то, что значение Локка как политического мыслителя принадлежит не его собственному времени, а следующей исторической эпохе. И это несмотря на то, что его фигура сегодня все чаще рассматривается не в контексте раннего Просвещения, а в ряду последних деятелей Реформации.

Кроме того, выявление исторических контекстов не равносильно определению роли политических идей и произведений. В этом смысле проект Ласлета по низведению Локка с пьедестала как таковой не выдерживает критики, хотя, с другой стороны, он стал исследовательской программой целого поколения локковедов. В результате работы этих историков в конечном итоге стало ясно, что «Два трактата о правлении» состоят из фрагментов, соотносимых с множеством контекстов в историческом промежутке 1668–1689 гг.

В ходе дискуссий о датировке был поставлен вопрос о структуре «Двух трактатов», прежде всего о том, насколько единым является это произведение. Несмотря на программный постулат Ласлета о существовании исходного единого произведения, его рассуждения основывались в том числе и на раздельной датировке «Первого трактата» и «Второго трактата». Из этого исходили и другие историки, пытавшиеся предложить иную датировку «Двух трактатов». При этом всегда держалось в уме, что существовала рукопись, в которую входила пропавшая «средняя» часть. Следующим шагом стала начатая Ласлетом раздельная датировка различных частей – глав и параграфов «Второго трактата», поскольку в отношении «Первого трактата» установилось общее мнение о его относительно единообразном характере и датировке, соотносящейся в основном с первой фазой кризиса «исключения» (1679–1680 гг.).

«„Второй трактат“, – пишет Дж. Милтон, – почти наверняка имеет более сложную историю»[221]221
  Milton J. R. Dating Locke’s Second Treatise // History of Political Thought. 1995. Vol. 16. No. 3. P. 363.


[Закрыть]. Далее он замечает, что на это соображение наводит история написания Локком других своих трудов, в частности «Опыта о человеческом понимании», первые наброски которого были сделаны в 1671 г., а публикация серьезно переработанного текста состоялась лишь в 1689 г. В окончательной версии «Опыта» временная неоднородность его различных частей незаметна, в нем нет, по выражению Милтона, «швов», и поэтому «любая попытка выделить различные текстуальные слои во „Втором трактате“ должна начинаться с анализа методов, которые Локк применял при его композиции»[222]222
  Ibid. P. 364.


[Закрыть].

Милтон делит все работы Локка на две категории. Первая – полемические работы, написанные относительно быстро (второе и третье «Послания о толерантности», два оправдания «Разумности христианства» и три письма Стиллингфлиту по поводу «Опыта о человеческом понимании»; сюда следует отнести также и «Первый трактат», хотя значительный промежуток между его написанием и публикацией оставляет возможность того, что некоторые его части были добавлены позднее).

Вторая категория —работы «конструктивные», писавшиеся долго, к которым, наряду с «Опытом» и «Некоторыми мыслями об образовании», принадлежит и «Второй трактат о правлении». Работы, писавшиеся долго, основывались на особом методе организации материала, состоявшем в использовании многочисленных записных книжек и других записей. Содержание последних, согласно придуманному Локком «методу ведения записей», было разбито на тематические единицы, в которые заносились мысли, приходившие Локку в голову при чтении различных книг, а также в ходе обсуждений и дискуссий с друзьями. Разговоры с друзьями он считал ключевым моментом в процессе выражения мысли. Записи Локка организованы таким образом, чтобы иметь возможность хранить информацию, а затем дополнять ее другой, не имея ограничений, накладываемых, например, линейным расположением текста в дневнике или в рукописи будущего трактата[223]223
  См., например: Тео R. John Locke on Conversation with Friends and Strangers // Parergon. 2009. Vol. 26. No. 2; Teo R. Before Memex: Robert Hooke, John Locke, and Vannevar Bush on External Memory // Science in Context. 2007. Vol. 20. No. 1.


[Закрыть]. «С незначительными вариациями это тот способ, с помощью которого Локк написал все свои работы после „варианта А“ „Опыта“, и весьма высока вероятность того, что рукописи как первого, так и второго из „Двух трактатов“ были написаны аналогичным образом»[224]224
  Milton J. R. Dating Locke’s Second Treatise // History of Political Thought. 1995. Vol. 16. No. 3. P. 365.


[Закрыть].