Текст книги "Аляска золотая"

– Спущены, Александр Данилович!

– Бойцам взять с собой по ручной гранате! Нет, по две ручные гранаты на каждого! За водой, Емельян лично отправишься! Слушай меня внимательно. На этих островах обитают дикие туземцы, обожающие употреблять в пищу человеческое мясо. Поэтому приказываю – соблюдать максимальную осторожность! К берегу не приставать ни в коем случае! Питьевую воду набирать только непосредственно в устье реки! В случае малейшего шевеления в прибрежных кустах – незамедлительно применять ручные гранаты! Всё ясно?

– Ясно, Александр Данилович!

Тихий поспешил к подчинённым, а Санька, уважительно и ласково посмотрев на Егора, подытожила:

– Действительно, местные туземцы – кровожадные людоеды! По письменным воспоминаниям знаменитого Абеля Тасмана четверо его людей – при первом же посещении этих островов – были безжалостно убиты и съедены местными жителями, которые называют себя – «маори»…. А ты, Саша, откуда знаешь про это происшествие? Ты же у меня редко читаешь умные книжки…. Ой, извини, милый, я всё время забываю, что ты – оттуда…

Шлюпка, в которой кроме Егора находилось ещё шестеро хорошо вооружённых бойцов, медленно завернула за северный мыс. Четыре человека усердно работали вёслами, Егор сидел на руле, ещё два его спутника внимательно наблюдали за окрестностями.

– Господин командор, вижу горящее судно, крепко сидящее на прибрежных рифах! – доложил краснощёкий Дмитрий Васильев. – Давайте мы с вами, Александр Данилович, поменяемся местами? А то я в морских кораблях – совершенно ничего не понимаю…

Егор, забрав из рук Васильева подзорную трубу, пробрался, осторожно переступая через ноги гребцов, на самый нос шлюпки, навёл оптический прибор на тощенький чёрный дымок, видимый впереди.

Корабль, налетевший на коварные береговые рифы, беспомощно полулежал на правом боку. Одна из его двух мачт была сломана почти у самого основания, над почерневшим левым бортом поднимался ленивый дымок, а вот открытого огня нигде не было видно.

«Это «Кристина»!», – тут же определил внутренний голос. – А рядом с бригантиной наблюдаются обгоревшие останки ещё одного корабля. Достаточно свежие, дай Бог, месячной давности. Ошиблась, наша Александра Ивановна, что мы вторые европейцы – после Тасмана – посетившие эти далёкие острова…».

– Ходу, парни, ходу! Навались! – приказал гребцам Егор, уже понимая, что произошло что-то страшное и непоправимое.

Печальное зрелище предстало перед их глазами: совсем ещё недавно быстроходная красавица-бригантина сейчас превратилась в уродливое скопление почерневших досок, которые белопенный океанский прибой продолжал настойчиво и безжалостно молотить об острые камни берегового рифа, обещая в скором времени окончательно перемолоть в самые обыкновенные щепки…

– Кто же это напал на них? – неуверенно спросил сержант Васильев, указывая рукой на оперённые древки стрел и копий, торчащие из левого борта несчастного корабля в тех местах, куда так и не добралось пламя.

– Местные туземцы, – скупо ответил Егор, только неимоверным усилием воли сдерживая слёзы и вопли отчаяния.

«Эх, Людвиг, Людвиг, как же так, брат? Как ты допустил такое?», – неслышно для окружающих взвыл внутренний голос. – Гертруда, Томас…. Наверное, «Кристина» ночью налетела на острые камни, а на самом рассвете беспомощный корабль внезапно атаковали – на своих быстроходных пирогах – проклятые маори. Здесь до берега всего ничего, меньше половины мили, вон и верхушки многочисленных соломенных крыш виднеются, следовательно, там находится большая туземная деревня…. Пока наши заметили атаку, пока открыли по нападавшим огонь. Пушки левого борта, тем более, смотрели в небо и поэтому молчали…. И совершенно напрасно! Надо было, всё же, пальнуть пару раз. Дикари могли испугаться пушечных выстрелов. Ручных гранат, понятное дело, под рукой ни у кого не оказалось: они ведь – на время плавания – хранятся в пороховом погребе, под замком.… Итак, захватили туземцы бригантину, быстренько разграбили её, уходя, подожгли. Почему грабили в спешке? Наверняка их разведчики доплыли до мыса и выяснили, что рядом стоят на якорях и другие корабли. Команда и пассажиры? Часть перебили при штурме, часть захватили в плен. Почему нигде не видно трупов? Так маори же – людоеды, вот трупы и прихватили с собой, и чужие, и свои. Не пропадать же добру…. А потом пожар, слава Богу, потух, так и не добравшись до порохового погреба…».

– Господин командор! – вывел его из скорбной задумчивости чей-то взволнованный голос. – Видите, из того белого буруна – человеческая рука поднимается?

– Править туда! – приказал Егор. – Подойти к самому рифу! Дальше придётся лезть за борт….

Через десять-двенадцать минут на борт шлюпки был доставлен израненный адмирал Лаудруп.

– Данилыч! – едва слышно прохрипел Людвиг, с трудом шевеля запёкшимися губами, на которых пузырилась кровавая пена. – Спаси Гертруду и Томаса! Их живыми забирали в пирогу…. Мы дрались, как могли. Потом меня сбросили за борт…. Ослабел я от полученных ран, ничего не мог поделать…. Лежал в этих белых бурунах и наблюдал, как моих жену и сына, связанных по рукам и ногам, загружали в самую длинную пирогу…. Данилыч, спаси Гертруду и Томаса! Прошу тебя…

Глава девятая
Новозеландские людоеды

Людвиг вдруг поперхнулся и безвольно откинулся назад, его глаза медленно и бесконечно устало закрылись, по подбородку потекла тоненькая струйка крови. Егор торопливо приложил ухо к широкой груди датчанина.

«Стучит сердечко!», – объявил чуткий внутренний голос. – «А вот крови Лаудруп, судя по всему, потерял очень много…».

– Васильев, начинай перевязывать адмирала! – приказал Егор. – Братцы, гребём к «Александру»! Сильно гребём, но слаженно и плавно, чтобы раненого не тревожить лишний раз…

Ран у Лаудрупа обнаружилось целых пять. Из его левого плеча торчал короткий обломок туземной стрелы. Правое бедро датчанина было рассечено рубящим ударом острого клинка. В грудной клетке Людвига зияли две рваные раны, очевидно, следы от ударов-уколов коротким копьём. Да и голова адмирала была сильно разбита, возможно, об острые камни рифа, при падении с борта бригантины.

«Да, плохи дела у Людвига!», – поделился своими впечатлениями внутренний голос. – «Остаётся только уповать на высокое врачебное искусство нашей Александры Ивановны…».

Для нужд раненого адмирала Сашенция тут же, никого не спрашивая, оборудовала под больничную палату каюту Емельяна Тихого, пользуясь тем обстоятельством, что шкипер отправился во второй рейс за свежей питьевой водой.

В ожидании новостей Егор отправился на капитанский помост, прихватив с собой сержанта Васильева.

– Вольно, Дмитрий! – хмуро велел Егор. – Расслабься…. Я ведь уже давно присматриваюсь к тебе. Понимаешь, Илья Солев погиб, подполковник Фрол Иванов пропал, теперь и адмирал Лаудруп…, надолго выбыл из строя…. Короче говоря, не хватает доверенных, шустрых и надёжных людей. Только что и остался – подполковник Иван Ухов. Маловато будет…. Так как, сержант Дмитрий Васильев, хочешь стать – доверенным лицом? Понятное дело, что материальные блага и звания тоже подразумеваются, со временем, конечно же…

– Дык, Александр Данилович, милостивец…, – начал заикаться ошалевший от неожиданности сержант. – Мы завсегда рады…. Тем более что подполковник Ухов тоже при вас начинал с простого сержанта. Как же, известная история…. Уж я расстараюсь, докажу, заслужу, из кожи вылезу…

– Ну, из кожи вылезать пока не стоит! Я имею в виду – без моего отдельного приказа, – неуклюже пошутил Егор и снова стал серьёзным: – Как ты, Дмитрий, отнесёшься к предложению – поучаствовать в рейде по спасению Гертруды и Томаса Лаудрупов? Я бы мог просто приказать, но это – совсем не то, понимаешь меня? Во-первых, предстоящая операция более чем опасна, тащить на неё людей насильно – последнее и неблагодарное дело. А, во-вторых, очень важно, чтобы ты сам, лично, захотел нам помочь.… Ну, так как? Составишь компанию? Я, впрочем, не тороплю, можешь немного подумать…. Почему не идём на штурм деревни маори большими силами? Может, потом и пойдём, но только когда Гертруда и Томас будут в полной безопасности.

Долго думать сержант Васильев, к его чести, не стал, и уже через пять-семь секунд, позабыв о своём недавнем смущении, браво гаркнул:

– Что я должен делать? Приказывайте!

– Сейчас спустишься в пороховой погреб, – Егор протянул сержанту массивный бронзовый ключ. – Из рундуков, что стоят в дальнем правом углу, достанешь двадцать ручных гранат. Восемь сразу же отложи отдельно, мы их возьмём с собой. У остальных двенадцати отрежешь – под самый корень – зажигательные шнуры. Из этих коротких кусков сплетёшь пару длинных. Два бочонка с порохом откати в сторону, тех, который весом по два пуда. Снаряди ещё в наплечные сумки четыре комплекта с солидными запасами пуль и пороха. Всё ясно? Тогда, братец, выполняй!

Из люка, ведущего в трюм, высунулся светловолосый матрос:

– Господин командор! Вас Александра Ивановна кличут!

Санька встретила его у плотно прикрытой двери каюты, сделав строгие глаза, зашептала, предвосхищая вопросы:

– Извини, но ничего пока не могу толком сказать о состоянии Людвига. Всё бы и ничего, если бы не эта подлая стрела в его левом плече…. Наконечник стрелы я уже извлекла из раны, но, возможно, началось заражение. Рука и плечо адмирала как-то странно и нехорошо опухли. Возможно, наконечник стрелы был отравлен. Так что, милый, сам понимаешь…. Всё, иди и не трать время на вопросы. Лаудруп в любой момент может снова потерять сознание. Я в раненого адмирала – для бодрости духа и организма – влила с полпинты ямайского рома, так что Людвиг пока держится …

Белое лицо Лаудрупа заметно похудело и осунулось, нос заострился, а два старых шрама на щеке – некогда светло-розовые – неожиданно приобрели тёмно-фиолетовый цвет.

– Данилыч, спасибо, что пришёл! – лихорадочно блестя захмелевшими глазами, зачастил датчанин, наполняя всё пространство каюты ромовыми парами. – Не перебивай, друг, прошу! Только головой кивай, или там – мотай…. Вы же только поздним вечером отправитесь спасать Гертруду и Томаса? С тобой Иван Ухов пойдёт? Прихватите с собой ещё парочку надёжных людей…. Данилыч! Эти дикари боятся звуков ружейных выстрелов…. Но мы начали стрелять, только когда они были уже на корабле…. Схватка началась, а при виде крови и чувство страха, как известно, притупляется…. Эх, если бы раньше на пару-тройку минут! Если бы ещё и из пушек пальнуть…. Но, не успели. Незаметно они, уроды татуированные, подошли к «Кристине». Слишком поздно мы заметили пироги…. Почти все наши погибли. Я видел, как их туземный вождь, морда страшная, жадно, давясь от удовольствия, пил кровь прямо из прокушенного горла ещё живого Ерика Шлиппенбаха. Только раненого Фрола Иванова да Гертруду с Томасом они живыми загрузили в пирогу…. Потом подошли дополнительные длинные лодки, которые и забрали с собой все трупы…. А теперь самое главное. У дикарей, похоже, нынче какой-то большой праздник. Разодеты они были – как клоуны из бродячего датского цирка, с ног до головы в разноцветных перьях…. Сволочи! Главное, Данилыч, у них какой-то праздник сегодня. Наверняка, расслабятся…. Данилыч, они выстрелов бояться! Вы их – гранатами, гранатами, гранатами…

Приближался вечер, до начала спасательной операции оставалось немногим больше часа, к борту «Александра» ходко приближалась лодка, в которой находились Ухов, его денщик Антипка Ерохин и четверо гребцов.

Егор стоял на носу фрегата и мысленно прокручивал в голове всякие соображения, относящиеся к предстоящему ночному рейду: – «Вообще-то, всё это – откровенное безумие! Причём с самыми минимальными шансами на успешное завершение…. Абсолютно незнакомая страна, противник – местные свирепые жители, знающие каждую тропинку и каждую ложбинку. Это, так сказать, в пассиве…. А что у нас в активе? Во-первых, как следует из школьного учебника по географии за восьмой класс средней школы, который приходилось читать когда-то, в Новой Зеландии начала восемнадцатого века не было никаких ядовитых гадов и хищных животных. Уже – неплохо! Во-вторых, раз здесь нет хищных животных, значит, у маори нет и приручённых сторожевых псов. Что просто – отлично! В-третьих, Лаудруп говорил, что у дикарей намечается большой праздник, следовательно, и бдительность противника будет уже не та, что в будни…. Но ведь что-то ещё есть…. Точно, есть! Вот и мудрый внутренний голос того же мнения…. Только вот – что?

Пришла пора трогаться в путь-дорогу.

– Значится так, шкипер, – Егор строго посмотрел на Емельяна Тихого. – Ветерок у нас налаживается. Поэтому поднимай якоря и следуй к северному мысу, но за него не высовывайся до рассвета. Если нам понадобится помощь, то я запущу в небо яркий китайский фейерверк. Тогда, огибая «Кристину» по широкой дуге, двигайся к берегу. Ближе двухсот пятидесяти метров к бригантине не подходи, если не хочешь налететь на рифы. Станешь метрах в ста пятидесяти от деревушки маори, развернёшься к ней бортом и откроешь беглый пушечный огонь. А после восьми-десяти залпов высадишь на берег крепкий десант. Далее действуй по обстановке. Всё понял? Тогда – до скорой встречи…

Когда он уже был готов перекинуть ногу за борт фрегата, чтобы по штормтрапу спуститься в шлюпку, в проёме трюма – в последних лучах заходящего солнца – показалась Санькина платиновая голова.

«Зачем нам сейчас данное небесное явление?», – возмутился нетактичный внутренний голос. – Ведь уже попрощались, сто раз переговорили обо всём! Нацеловались – на пару тысяч лет вперёд! Только публичных нежностей и горьких слёз нам с тобой, братец, и не хватает – для полного счастья…». У подошедшей к штормтрапу жены глаза были бесконечно печальными, а на нежном плече висела внушительная бухта тонкого каната.

– Саша, ты в вещмешок так и не положил надёжной верёвки, – смущённо объяснила своё появление на палубе Сашенция. – Вот я и принесла…

– Зачем нам – верёвка? – удивился Егор.

– Я не знаю. Но, возьми. Возьми, пожалуйста! Мне сердечко подсказывает…

Егор размеренно грёб, а его внутренний голос продолжал размышлять: – «До деревни маори – от места высадки на берег – мили четыре с половиной, может, и все пять. Ерунда, дошагаем! Первым делом, надо найти дельную смотровую площадку, осмотреться, понять, где туземцы содержат Герду и Томаса. Если, конечно, тьфу-тьфу-тьфу, их ещё не слопали…. Потом на одном краю деревни разместим первую бочку с порохом, на другом краю – вторую. Взорвём их по очереди. Испуганные туземцы кинутся прочь из поселения, позабыв обо всём на свете. Вот тогда-то – полный вперёд к месту заточения узников, скупо и рачительно разбрасывая по сторонам ручные гранаты…. Бухта верёвки, что Александра Ивановна презентовала на прощанье? Да ну, нет для неё места в вещмешке! В лодке, братец, оставь. Потом вернёшь и…. Так, верёвка…. Какая-то простая ассоциация так и напрашивается…. Всё ли мы с тобой учли, ничего не забыли? Давай-ка ещё раз – всё вспомним без спешки.…Итак, шлюпка подплывает к почерневшей «Кристине». Из левого борта бригантины торчат древки оперённых стрел, дротиков и копий. Над белыми бурунами рифа неожиданно поднимается человеческая рука. Через десять-двенадцать минут израненный Лаудруп уже находится в шлюпке и рассказывает о коварном нападении туземцев…. Что происходит дальше? Дальше ты через окуляры подзорной трубы осматриваешь берег, откуда приплыли дикари. До острова всего-то полмили. Длинные пироги, вытащенные на белоснежный песок, тёмно-фиолетовые кусты, некое подобие забора с большими воротами по середине, из-за забора высовываются конусообразные, светло-жёлтые крыши хижин…. Стоп! Ещё раз! Из-за забора высовываются конусообразные, светло-жёлтые крыши хижин – на фоне чёрной скалы, покрытой белыми знаками, напоминающими древние руны…. Ага, уже теплее! Что мы с тобой ещё знаем про маори, кроме того, что они были идейными людоедами? Ага, у маори было такое незыблемое понятие – как «табу». Того – совсем нельзя, сего – совсем нельзя…. Никогда и ни при каких условиях. Под страхом лютой смерти…. И верховные вожди маори этим понятием всегда бессовестно манипулировали для своей личной выгоды. Самая любимая их мулька – метить определённые места вблизи туземных поселений знаком «табу». Мол, на данную территорию простым смертным вход строго запрещён! Очень удобная вещь, для тех, кто понимает, конечно…. На случай неожиданного голода там можно было держать солидные запасы продовольствия, не опасаясь, что на них кто-нибудь покусится. Когда междоусобные войны заканчивались бесславным поражением, то там можно было успешно прятаться, дожидаясь лучших времён. Ну, и так далее.… Причём, чем такое надёжное место ближе к папуасской деревне – тем лучше. Чего бегать-то далеко? Ноги, они же не казённые! А чтобы всякое худосочное быдло случайно не забрело в благословенные оазисы, эти места тщательно помечали – крупными, видными издали знаками. Если я, конечно, не ошибаюсь, то у маори было принято рисовать заветные значки именно белой краской…. О-па! Вот же оно…. Да, Александра Ивановна, раскрасавица и умница наша! Не, братец, тебе супругу, не иначе, сам Господь Бог послал! Всё, планы предстоящей операции кардинально меняются…

Шлюпку они спрятали в прибрежных кустах.

– Передвигаемся максимально бесшумно и внимательно смотрим себе под ноги, – давал последние наставления Егор, перебрасывая через шею бухту Санькиной верёвки. – Я иду первым, за мной следуют Васильев и Ерохин, подполковник Ухов – замыкающим.

Он уверенно зашагал чуть наискосок – относительно побережья, намериваясь выйти к деревне маори в удалении от океана примерно на три четверти мили. Сзади тихонько пыхтели Васильев и Ерохин, за плечами которых – в специальной кожаной упряжи – размещалось по двухпудовому бочонку с порохом.

Через полчаса впереди вырос трёхметровый забор: тщательно вкопанные в землю – с полутораметровым интервалом друг от друга – толстые колья были густо переплетены ветками деревьев, усеянными длинными и острыми шипами. Каждый третий кол был увенчан человеческим черепом. Некоторые черепа были уже серыми от «старости», но попадались и относительно «свежие» – чуть желтоватые, с прядями чёрных волос.

Ухов-Безухов тут же предложил:

– Господин командор, я с собой прихватил отличную шведскую пилу. Спилим сейчас – практически бесшумно – парочку столбов, расчистим проход, да и тронемся дальше. Делов-то!

– Плохая идея! – покачал головой Егор. – Шипов, возможно ядовитых, на горизонтальных планках-ветках слишком много. Кто-нибудь обязательно оцарапается. Короче говоря, есть у меня чёткое ощущение, что этот забор непроходим…. Взорвать его – к такой-то матери? Ладно, Ваня, не суетись, постепенно решим все вопросы….

Изгородь с черепами, как Егор и предполагал, вскоре уперся в чёрную скалу.

«Понятное дело!», – обрадовался внутренний голос. – «Трёхметровый забор ограждает поселение маори с трёх сторон, а четвёртой стороной является чёрная скала-табу. Нормальное такое решение, ёлы-палы! Но со всех ли сторон скала такая отвесная и неприступная?».

Скала оказалась половинкой большого конуса. В том смысле, что когда-то стоял здесь чёрный базальтовый конус, образовавшийся в период очередной вулканической активности. Стоял себе, никому не мешал.… И вдруг, какая-то сука – не иначе, планетарного масштаба – рассекла этот конус (лазером, надо думать) на две совершенно равные части. Одну половинку конуса эта тварь уволокла куда-то – по своей сучьей надобности, а другую благородно оставила на прежнем месте…

Как бы там ни было на самом деле, но взобраться на скалу – со стороны противоположной океану – не составило особого труда. Склон в этом месте был не особенно крут – всего-то градусов сорок пять по отношению к линии горизонта. А его подножие было многократно обведено белыми линиями, украшенными местами белыми же руническими знаками.

Егор лежал на вершине чёрной скалы и внимательно, используя для этого бельгийскую подзорную трубу, наблюдал за всем происходящим в деревне маори. Благо восемь-девять десятков ярких костров, горящих внизу, способствовали этому.

«Территория, обнесённая забором, велика», – комментировал увиденное наблюдательный внутренний голос. – «Порядка двух-трёх квадратных километров. Та сторона поселения, что ближе к океану, явно жилая: сотни две хижин под соломенными конусообразными крышами. За жилой зоной располагается складская: длинные сооружения барачного типа под двухскатными крышами. Ещё имеет место быть что-то вроде «городской площади»: прямоугольник – как полтора футбольных поля двадцать первого века. Сейчас там наблюдается пять-шесть сотен дикарей разного пола и возраста. Орут что-то радостное, некоторые даже пританцовывают, мать их…. Так, а где же здесь располагается местный острог?

Сзади раздалось покашливание, и голос Ваньки Ухова абсолютно невежливо заявил:

– Александр Данилович, вы совсем не туда смотрите, растуды его в качель…. Ниже, ниже глядите! Прямо под нашу скалу, под обрыв – то есть…

Внизу обнаружилась каменистая площадка с большой хижиной по середине. Площадка была отчерчена и ограничена от остальной территории поселения белым полукругом – с радиусом метров в сто двадцать. От хижины до «городской площади», где намечался туземный праздник, было порядка трёхсот пятидесяти метров.

«Белая полоса – знак «табу», наверное», – зашелестел внутренний голос. – «Вот он, реальный шанс!».

– Ладно, лезем вниз! – решил Егор, разматывая бухту верёвки. – Вон там, в обрыве имеется треугольная широкая выбоина, невидимая этим ублюдкам. Тридцать пять метров – и не высота совсем…. Васильев и Ерохин, снимайте с плеч бочки с порохом. Вы, братцы, здесь останетесь. Надо же кому-то будет вытягивать наверх благородную Гертруду Лаудруп…. Эх, знать бы ещё, что там за праздник у маори. Не любопытства ради, а сугубо для пользы дела…

– Дык, массовые людоедские свадьбы, господин командор! – браво доложил Ухов. – Вижу порядка десяти-двенадцати пар брачующихся! Сами посмотрите…

Зрелище, за которым Егор наблюдал через мощные окуляры подзорной трубы, завораживало. Со стороны океана к деревянному помосту, на котором стояли какие-то очень важные, разодетые и упитанные личности, приближались, попарно взявшись за руки, молодые юношей и девушки, щедро украшенные пышными венками из ярких тропических цветов. По углам помоста горело четыре высоких костра, поэтому всё происходящее там было отлично видно. Семь плечистых мужчин ритмично стучали – и ладонями и специальными толстыми палками – в тамтамы, ещё несколько маори отчаянно дули в большие, сильно изогнутые морские раковины. Танцоры обоих полов, украшенные разноцветными птичьими перьями, закружились в вычурных, явно ритуальных танцах…

Егор запихал подзорную трубу за голенище сапога, подошёл к двум бочонкам с порохом, ловко поставил их на попа, с помощью острого ножа проделал в днищах отверстия нужного диаметра, требовательно посмотрел на Васильева:

– Ну, сержант, чего ждёшь? Давай-ка мне свои длинные зажигательные шнуры!

Внимательно осмотрев шнур, Егор вставил его конец в отверстие, а оставшуюся часть шнура расположил спиралью на плоскости дна бочонка. После этого он достал из кармана походного сюртука пригоршню медных гвоздей, с помощью базальтового булыжника аккуратно закрепил гвоздиками шнур на днище.

– Славный получается подарок для новобрачных! – резюмировал Егор результат своей работы.

Покончив с аналогичным оснащением второго бочонка, он подозвал к себе Ухова:

– Иван, ты верёвку уже опустил вниз? Хорошо её закрепил? Тогда бочонок с порохом пристраивай за спину и спускайся по треугольной выемке вниз.

Дожидаясь, пока Ванька окончательно приготовится к спуску, Егор снова принялся наблюдать за праздником маори, который, похоже, уже входил в стадию, которая в русской интерпретации обозначалась примерно так: – «А теперь, дорогие гости, пожалуйте к нашему праздничному столу! Отведайте, что Бог послал сегодня…».

Юноши и девушки, украшенные цветочными венками, разместились на помосте – рядом с пёстрой кучкой вальяжных типов. А из ближайшего складского барака шустрые слуги, одетые в светлые набедренные повязки, стали выносить – под одобрительные вопли остальных туземцев – большие деревянные подносы, заполненные крупно нарубленными кусками ярко-красного мяса и буровато-серыми внутренностями.

К подносам тут же выстроилась длинная очередь, состоящая только из мужчин. Туземец, получивший свою законную долю, тут же отходил к одному из костров, где его уже ждали женщины, старики и дети. Женщины насаживали куски мяса и субпродукты на толстые прутья и размещали их рядом с жарким пламенем. Вот над одним из костров подвесили бледную человеческую ногу….

«Мать их всех!», – запоздало прозрел внутренний голос. – «Это же они поедают утренние трупы! Кстати, тем мордам, которые расположились на помосте, мертвечины что-то не предлагают. Может, эти важные господа ждут свежатины, то бишь – парного мяска?

– Безухов, исчадье ада! Немедленно лезь вниз! – скрипнув от ярости зубами, велел Егор. – Я за тобой…

Он надёжно пристроил за плечами двухпудовый бочонок, успокаивающе подмигнул Васильеву и Ерохину:

– Посматривайте здесь, бродяги! Ага, Ванька уже спустился, дёргает, шустрила, за верёвочку. Ну, с Богом!

Егор осторожно выглянул из-за вертикального ребра скалы: до задней стены хижины было порядка сорока метров. От домика до беззаботно празднующей толпы дикарей вёл слабо понижающийся («Градусов пять-десять – по отношению к горизонтальной плоскости», – тут же на глазок определил зоркий внутренний голос), пологий склон.

– Что будем делать, Александр Данилович? – шёпотом спросил Ухов.

– Хватаем бочки и переселяемся к задней стене хибары. Потом подсадишь меня, я залезу на соломенную крышу и проникну внутрь. Ты будешь находиться здесь, и из-за угла внимательно наблюдать за маори. Если от помоста, где расположились молодожены, в сторону нашей хижины направятся посетители, то сразу же поджигай шнуры у бочонков и по очереди запускай их (бочонки, то есть) вниз по склону.

– А куда направлять бочки-то? – по-деловому уточнил Ухов-Безухов.

– Первую направляй прямо на помост! Молодожёны? А пошли все они – в одно нехорошее мест! Меньше народится новых людоедов. А вторую – в самый длинный склад…

Егор тронул Ухова за плечо и молча показал пальцем на соломенную крышу туземного домика. Ванька понятливо кивнул головой и, чуть присев, сложил ладони рук в специальный замок, готовясь принять в него командирский сапог.

Ещё через две-три секунды Егор был на соломенной кровле, бесшумно прополз к самому её центру. Сжимая в одной руке рукоять ножа, он другой рукой осторожно раздвинул в стороны толстые пучки соломы и заглянул вниз.

В просторной комнате, по углам которой располагались полутораметровые деревянные фигурки идолов-тотемов, горел, немного коптя, большой смоляной факел. В его тусклом свете были хорошо видны все присутствующие: Гертруда и Томас Лаудрупы, Фрол Иванов, перевязанный какими-то окровавленными тряпками, и единственный туземный сторож – личность приметная.

Маори, неподвижно застывший у входной двери со скрещёнными на груди руками, был облачён в светло-зелёный плащ без рукавов. Выражение лица охранника отличалось какой-то мрачной, откровенно нездоровой свирепостью. А, может, всему виной были татуировки, густо покрывающие физиономию туземца: от его рта – в разные стороны, по всему лицу – шли спиралью две чёрные толстые линии, пересекаясь между собой на лбу этого красавчика.

Угрюмый туземец, видимо, что-то почувствовав, резко задрал голову вверх. Егор своим взглядом на десятые доли секунды встретился с ярко-жёлтыми, хищными глазами маори и тут же метнул нож. Сталь клинка послушно пробила грудную клетку дикаря, и он, противно скрипя зубами, медленно сполз по дверному косяку на пол хижины.

Несмотря на произошедшее, никто из узников не издал ни единого звука, что было странным и неправильным. Егор, расширив отверстие в соломенной кровле, спрыгнул вниз.

Израненный Фрол Иванов пребывал в бессознательном состоянии, а вот Гертруда и Томас…. С ними явно было что-то ни так. Томас неподвижно лежал у стены, его глаза были крепко зажмурены, а подбородок мелко-мелко подрагивал. Герда сидела на корточках рядом с сыном, безвольно опустив руки, и неподвижно глядела перед собой.

«Одежда на Гертруде цела и невредима!», – с облегчением подметил внутренний голос. – «Следовательно, эти сукины дети её не насиловали…».

Егор тихонько прикоснулся к тонкой руке женщины и негромко спросил:

– Герда, что с тобой?

– А, Данилыч, – чуть повернув голову, равнодушно протянула датчанка. – Пришёл…. Спасибо, конечно…. Убей нас всех и уходи…

– Почему, Герда, почему?

– Мой Людвиг погиб. У Томаса от пережитого отнялись ноги и язык…. А я? Что я – без Людвига? Как я – без Людвига?! Как??? Отвечай!!!

Гася вспышку женской истерики, Егор отвесил Гертруде парочку полновесных пощечин и громко объявил:

– Жив твой драгоценный Людвиг, жив! Понимаешь меня, дурочка датская? Понимаешь – меня?! Жив!!!

– Ты меня не обманываешь? А, Данилыч? Не обманываешь? – женщина смотрела на Егора с такой безумной надеждой, что на его глазах сами собой невольно навернулись непрошенные слезинки.

«А что было бы с нашей Александрой Ивановной, если бы Наоми-сан удалось вернуть тебя, братец, в Будущее?», – взволнованно спросил растроганный внутренний голос. – «Санька же, наверняка, сразу бы распознала подмену. Зарезала бы она этого очередного потомка Меньшикова Александра Даниловича, в гости не ходи…».

– Не обманываю я тебя, Герда! – заверил Егор. – Подобрали мы твоего мужа в камнях берегового рифа. Пять ран у него, но все не смертельные. Моя Александра говорит, что Людвиг будет жить. Непременно будет!

Гертруда изменилась в считанные секунды: вскочила на ноги и, нетерпеливо сверкая внезапно ожившими глазами, забросала Егора целым ворохом вопросов:

– Где мы сейчас? Куда идти? Где Санька и Людвиг? Кто понесёт Томаса? Надо будет подниматься на скалу, используя канат? Ерунда, поднимемся…

– Папка жив? – неожиданно подал голос парнишка. – Как хорошо-то! Я снова заговорил? Может, и ноги ожили? – он, опираясь на руку Егора, с трудом поднялся на ноги, сделал первый неуверенный шажок, за ним – следующий…

– Какой же ты у меня молодец! – похвалила сына Герда. – В отца пошёл!

Неожиданно она помрачнела и спросила:

– Александр Данилович, а как же быть с Фролом? Раны у него серьёзные, нельзя его поднимать на скалу, помрёт…. Оставить на съедение этим кровожадным дикарям? Или убить парня самим, избавляя от страданий? Что будем делать?