Текст книги "Аляска золотая"

Айна понятливо закивала головой и рукой указала на одинокий вигвам, после чего пристроила свою черноволосую голову на сложенные вместе ладони, прикрыла бойкие глаза и старательно изобразила сладко спящего человека:

– Хры! Хры!

– Ага, понятно! – усмехнулся Егор. – А вас с Иваном, похоже, ночью состоялась пышная индейская свадьба – с громким боем тамтамов, долгими ритуальными танцами и усердным поеданием жареной и варёной лосятины.… Потом уставшие родственники и гости отправились восвояси, а новобрачные, то есть – вы с Иваном, приступили к усердному выполнению супружеских обязанностей. Ваня сильно устал и теперь крепко спит. Верно?

– Устал, сильно устал! – с довольным видом подтвердила девушка. – Очень!

– Тогда пойдём, разбудим! – Егор приглашающе махнул рукой в сторону вигвам.

Айна послушно соскочила со своего валуна и грациозной походкой пошла в сторону расщелины.

Егор шёл следом за индианкой и не без здорового, но чисто теоретического мужского интереса рассматривал её фигуру.

«Ещё бы этот интерес – был бы не теоретическим!», – нагло и беспардонно заявил язвительный внутренний голос. – «Наша Александра Ивановна совершенно не та девушка, с которой стоит шутить шутки. Для неё двуствольный пистолет – саксонской работы – любимая игрушка…. А так, если сугубо теоретически, то Ванькина индианка – само совершенство. Высокая, фигуристая, а стройная – офигеть можно запросто…».

В расщелине были вырублены широкие ступени, по которым Егор и Айна легко спустились на ритуальную площадку атабасков. Не доходя до одинокого индейского вигвама метров пять-шесть, девушка остановилась и нежно позвала:

– Ваня! Муж! Ваня!

Но наглый Ухов-Безухов и не думал просыпаться, через откинутый полог вигвама до посетителей долетал только размеренный храп и недовольное, совершенно неразборчивое сонное ворчанье.

– Подполковник Ухов, так тебя растак, подъём! – дружески подмигнув Айне, негромко, но чётко скомандовал Егор.

Многолетняя привычка к воинской дисциплине – вещь великая, мои высокородные дамы и господа! Пред ней даже знаменитый обряд – каждое утро класть бесчисленные земные поклоны (даже и не важно, какому конкретному Божеству!), меркнет – бесцветно и смущённо….

Короче говоря, уже через двенадцать-пятнадцать секунд заспанный молодой муж замер перед Егором по стойке «смирно» и дисциплинированно доложил:

– Подполковник Иван Ухов к выполнению любой боевой задачи готов!

Айна громко и восторженно прыснула, но уже через пару секунд, спрятав своё и без того розовое личико в ладошки, отвернулась в сторону и покаянно опустилась на колени, смущённо уткнувшись головой в высокий кустик цветущего вереска.

Да, картинка была ещё та! Нет, Ванька был не полностью голый, на мускулистом торсе присутствовала какая-то мятая замшевая тряпка, игравшая, очевидно, роль набедренной повязки. Но его толстенная шея и широченные плечи были покрыты многочисленными следами свежих и жарких засосов.

«Смотри-ка ты, этот бесстыжий русский хват свою зазнобу уже и целоваться научил!», – восхитился внутренний голос. – «Насколько мне известно, у северо-американских индейцев целоваться было не принято. То бишь, они совершенно не владели этим высоким искусством…».

Ухмыльнувшись, Егор весело велел:

– Вольно, подполковник! Ты бы успокоил свою молодую женушку, а то она очень уж сильно засмущалась. Давай, действуй! Потом поговорим…

Ухов-Безухов тут же присел на корточки рядом с индианкой, нежно приобнял за плечи, что-то горячо зашептал ей на ухо, бестолково мешая русские и индейские слова. Но уже буквально через полторы минуты новобрачные дружно засмеялись, поднялись на ноги и с чувством потёрлись носами.

«Тереться такими разноразмерными носами, наверное, очень неудобно», – не удержался от очередной колкости насмешливый внутренний голос, пребывающий в отличном настроении. – «У нашего Ваньки-то носяра – раза в три длинней и мясистей будет…».

Иван, смущённо посмотрев на Егора, счёл нужным пояснить:

– У атабасков носами не принято тереться, это такой старинный эскимосский обычай. Но у Айны отец – вождь атабасков, а мать – из племени северных морских эскимосов. Вот ей, бедной, и приходится соблюдать и те и другие обычаи…. Александр Данилович, а у нас с Айной – оно всё как получилось…

– Отставить, подполковник! – устало попросил Егор. – Потом расскажешь, чтобы все наши соратники слышали. Зачем одно и тоже повторять помногу раз? А сейчас давай-ка двигаться к Александровску…

– К к-какому Александровску? – удивлённо переспросил Ванька.

– К самому обычному, братец! Решил я наше поселение – под западным склоном Чилкутского перевала – Александровском назвать. А чего, спрашивается, лишний раз ломать голову? Вот вернёмся к океанскому берегу, соберём на столы нехитрую снедь, гостей позовём с «Орла» да «Александра», хмельного выпьем…. Отметим, во-первых, образование славного посёлка Александровска. Во-вторых, вашу свадьбу, любезный мой подполковник. Вот за праздничным столом, ты, Иван, всё и расскажешь правдиво. В смысле – историю своей женитьбы…

Ухов коротко, умело используя мимику лица и общепринятые жесты, производимые при помощи рук, рассказал юной жене о мудром плане командора. Айна озабоченно нахмурилась и, в свою очередь, тоже попыталась, используя свой крохотный запас русских слов и красноречивые жесты, объяснить супругу что-то важное.

– А где в Александровске будет стоять наш с Айной вигвам? – минут через пять-шесть спросил Ванька.

– Да, где хотите! – лениво зевнул Егор. – На ваше усмотрение, молодожёны…

– А можно рядом с нашим вигвамом установить и другие вигвамы?

– Какие это – другие?

– Айне – как дочери вождя атабасков – до самой её смерти полагается надёжная охрана, состоящая из тридцати крепких воинов. Отслужив в охране два года, воины возвращаются в племя, а на их место заступают другие. Впрочем, этих охранников можно использовать и в качестве обычных слуг, озабочивая самыми разными поручениями и задачами.

– Очень хороший и полезный обычай! – похвалил Егор. – Пусть воины ставят свои вигвамы рядом с вашим…

«Наша несравненная Александра Ивановна может не одобрить это скоропалительное решение!», – принялся нашептывать предусмотрительный внутренний голос. – «Она же помешана на чистоплотности! А тут – тридцать непонятных и совершенно непроверенных туземцев…. Вдруг, у них в нечёсаных волосах обнаружатся какие-либо насекомые? Блохи, к примеру, или, не дай Бог, вши? Скандала не оберёшься. Прогонит всех – к такой-то матери, деталями не интересуясь…. Впрочем, у Айны вроде всё в порядке: волосы блестящие и пышные, и никаких насекомых в них не наблюдается. Ладно, потом разберёмся…».

Айна, широко и радостно улыбнувшись всему свету, ловко забралась на обрыв, вскочила на камень, на котором её впервые увидел Егор, и, поднеся ко рту сложенные ковшиком ладони, громко прокричала – какой-то печальной и неведомой птицей.

– Подаёт условный сигнал своим воинам, – охотно пояснил Ванька. – Минут через пятнадцать-двадцать они уже будут здесь.

– Ладно, шустрила хренов! – Егор шутливо ткнул Ухова-Безухова кулаком в солнечное сплетение. – Иди-ка ты в свою туземную хижину, оденься что ли, чтобы не смешить честной народ. Потом, когда на зов явятся ваши индейские воины, то дайте им подробные инструкции – как да что дальше. Что можно, чего вовсе нельзя. И за что командор экспедиции – как единоличный начальник – может жизни решить бестрепетно…. А я пока отойду к отряду, подготовлю людей к вашему появлению, чтобы кто на нервной почве не пальнул – от полной неожиданности.… Как будете готовы, так сразу же выходите на западный склон перевала, метров на сто ниже седловины. Мы вас там будем ждать. Только не теряйте времени понапрасну, надо поторопиться. Желательно выйти к берегу океана до заката…. Да, и на шею намотай что-нибудь, чтобы народ не смущать лишний раз. Не у всех же имеются такие симпатичные и страстные зазнобы…

Известие о том, что Ухов-Безухов нынче человек бесповоротно женатый, было встречено соратниками оживлённо и со здоровым мужским юмором.

– Но-но! – Егор погрозил пальцем весёлым шведским охотникам. – Оставьте при себе эти шуточки – насчёт коварного и зверского изнасилования подполковника…. Он человек горячий, и вспылить может. А нам разброд в дружном коллективе нынче ни к чему…. Смотрите у меня, бесстыжие бродяги!

Через полчаса к условленному месту вышли, крепко держась за руки, Ванька и Айна. Причём Ухов был облачён в индейскую одежду: бесформенные коричневые штаны, сшитые из старательно выдубленной шкуры оленя, длинная лосиная рубаха, расшитая цветным бисером, тёмные мокасины, кусок светлой замши, плотно охватывающий его толстую шею.

– Здравствовать всем, соратники! – подчёркнуто вежливо поздоровался подполковник, небрежно поправляя шикарный русый чуб и недоверчиво посвёркивая голубыми глазами по сторонам. – Эта прекрасная женщина – моя жена Айна, прошу любить и жаловать! Только вот, любезные мои…. Если кто слово лишнее позволит себе…. Понятно, да? Сразу также объясню, почему я – в индейской одежде. Потому, что мне в ней очень удобно! Старую же одёжку я не выбросил, а сложил вот в этот узелок. Шея тряпкой обмотана – потому, как простыл немного…. Что ещё вас интересует? Парик свой угольно-чёрный я выбросил в пропасть – за полной ненадобностью: у атабасков отсутствие уха не считается уродством, наоборот, это свидетельство храбрости и доблести…. Ещё будут вопросы?

– А где же обещанные три десятка храбрых индейских воинов? – стараясь не улыбаться и быть бесконечно серьёзным, спросил Егор.

– Атабаски подойдут к нашему лагерю чуть позже, – объяснил Ухов. – Им же надо ещё наш вигвам разобрать, доставить его на новое место, собрать, да и о своих, воинских вигвамах не забыть…

Когда они по надёжному бревенчатому мосту перешли через пропасть, слева, там, где должен был – по расчётам Егора – находиться отряд капитана Йохансена, раздался громкий вопль, полный отчаянья и смертельного ужаса. Ещё через мгновенье зазвучали пистолетные и ружейные выстрелы, громко – один за другим – прогремели два гранатных взрыва…

Глава двенадцатая
Реликтовое чудище и стратегическое планирование

Мгновенно оценив ситуацию, Егор отдал дежурную – на такой случай – команду:

– Рассредоточиться и залечь в кустах! Приготовить оружие, но стрелять только по моей команде. Выполнять!

Краем глаза, уже падая за огромный еловый корень-выворотень, он успел заметить, что бойцы отряда выполнили полученный приказ слаженно и чётко. Мало того, и индианка Айна, явно не понявшая ни единого слова, дисциплинированно последовала примеру Ивана Ухова и спряталась за высоким валуном.

Ружейная и пистолетная канонада вскоре стихла, а вот человеческий голос, полный немыслимой тоски и смертельного ужаса, продолжал, постепенно приближаясь, выкрикивать совершенно непонятные для Егора слова и фразы.

«По-шведски, похоже, орёт», – сообщил лингвистически подкованный внутренний голос. – «Только вот интонации очень уж странные, неприятные такие, много говорящие для опытного уха…».

Минуты через три-четыре из молодого ельника, росшего вдоль пропасти, показался неуклюже бегущий гренадёр из отряда капитана Йохансена. Швед бестолково размахивал длиннющими руками, его пшеничные волосы были ужасно растрёпаны, практически – стояли дыбом, а глаза…. Широко распахнутые глаза гренадёра были, безусловно, безумны…

Из-за толстого ствола берёзы наперерез гренадёру неожиданно, не дожидаясь приказа, рванулся охотник (второй, который «не Свен»), крича что-то успокаивающее на шведском языке.

Безумец, оказавшись в крепких объятиях охотника, тоскливо и обречённо взвыл – словно матёрый волк, попавший лапой в стальной капкан, резко шарахнулся в сторону, и уже через секунду-другую два тела, крепко обнявшись и дружно вопя: – «А-а-а-а-а…», – скрылись в бездне…

Егор подбежал к краю пропасти, нагнулся, заглянул вниз, прислушался.

«То, что ничего не видно – оно и понятно», – мысленно усмехнулся хладнокровный внутренний голос. – «Но почему ничего не слышно? В смысле, а где же звук от падения тел – на дно пропасти? Да, у нас стало ещё на два бойца меньше…»

Он обернулся к подбежавшим соратникам и хмуро, со стальными нотками в голосе, изрёк:

– Теперь все поняли, что бывает, когда без командирского приказа лезешь в пекло? Все поняли, мать вашу, или требуется повторить?

Из молодого ельника выскочили ещё два запыхавшихся гренадёра.

Увидев бойцов из соседней разведывательной группы, шведы остановились, бессмысленно оглядываясь по сторонам и безуспешно пытаясь отдышаться.

– Что у вас произошло? – грозно спросил Егор по-английски. – Извольте доложить чётко и сжато, по установленной форме!

Не дождавшись членораздельного ответа, он повторил вопрос на русском языке, потом – на матросском немецко-голландском. Эффект был тем же: гренадёры только тягуче мычали, изображая своими руками и лицами нечто страшное, ужасное и полностью непонятное…

– Свен, расспроси-ка этих деятелей на родном языке, – велел Егор. – Да не церемонься с ними, можешь и наорать от души – для пользы дела…

Вскоре охотник доложил, непонимающе моргая длинными, ярко-рыжими ресницами:

– Они рассказывают, что на отряд Йохансена напало неизвестное, очень злобное чудовище. Что за чудовище? Гренадёры не знают. Говорят, что совершенно чёрное, большое, с волчьими ушами. Мол, рычало страшно. Несколько человек сразу же смяло и порвало на мелкие кусочки. Крови, мол, было очень много…. Они здорово испугались, выстрелили по чудовищу из своих ружей и побежали – куда глядят глаза…. Врут, наверное. С испуга, скорее всего, палили не по чудищу, а в белый свет – как в копеечку. Ружей, кстати, у них при себе нет, бросили где-то со страха…

– Все побежали? – уточнил Егор.

– Говорят, что все. Хотя, возможно, капитан Йохансен остался на месте. Он, по их словам, бояться не умеет. Отвязанный такой, слегка ненормальный. В это, кстати, я готов поверить, потому как капитан, действительно, полностью отвязанный. Опять, кто-то ведь метал ручные гранаты. Йохансен, больше некому…

На долгие раздумья времени не было, поэтому Егор тут же отдал однозначную команду:

– Следуем на выручку к капитану Йохансену! Всем взять в руки пистолеты и ружья, гранаты держать наготове, разбиться на пары. Первыми идём мы с сержантом Васильевым. Между парами держать расстояние примерно в десять метров…. Свен, а ты проводи-ка гренадёр в лагерь: они совсем ошалели от страха, наверное, даже не понимают, в какой стороне находится океан …

Егор осторожно шёл вдоль кромки пропасти, дулом пистолета отводя от лица в стороны ветви деревьев. Неожиданно до его слуха долетели странные звуки: буквально в двадцати-тридцати метрах – по ходу движения отряда – кто-то увлечённо и беззаботно что-то напевал по-шведски. Причём мелодия была до боли знакомой.

«Очень напоминает финскую польку из двадцать первого века!», – важно объявил внутренний голос, очень даже смутно представляющий, что такое оно есть – музыкальный слух и ноты. – «Помнишь, братец, там ещё есть – в русском переводе – такая замечательная фраза: – «По неведомым тропинкам я к любимому иду…». Помнишь?».

Мысленно произнеся несколько солёных русских фраз в адрес порядком уже надоевшего внутреннего голоса, Егор осторожно выглянул из ельника.

На почти идеально-полукруглой поляне, примыкающей к пропасти, находился обнажённый по пояс драгунский капитан Йохансен. Швед сидел верхом на гранитном валуне, вытянув ноги, облачённые в легендарные ядовито-жёлтые ботфорты, в разные стороны, и, невозмутимо напевая под нос нехитрую песенку, усердно работал большим охотничьим ножом.

– Чем это вы так увлечены, капитан? – поинтересовался Егор на английском языке, выходя на поляну.

– О, сэр командор, приветствую вас! – оживился швед, весело и непринуждённо шевеля длинными чёрными усами («Вылитый капитан Крюк из детского мультфильма про Питера Пена!», – обрадовался необидчивый и компанейский внутренний голос). – И вам, сержант Дмитрий, долгие годы провести в славных боях и кровавых сраженьях! Спрашиваете, чем я тут занимаюсь? Да вот, вожусь с боевым трофеем. Полюбуйтесь-ка, господа, на эту красоту!

Йохансен поднял вверх окровавленную по самый локоть правую руку и Димка Васильев выдохнул с непередаваемым ужасом:

– Господи Боже ты мой! Свят, свят, свят…, – принялся мелко и безостановочно креститься, приговаривая при этом: – Изыди, сатана, изыди! Свят, свят, свят…

– Да, бывает…, – уважительно протянул Егор.

Бравый драгунский капитан демонстрировал им на вытянутой руке, крепко ухватившись кистью за густую чёрную шерсть, отрезанную голову неизвестного чудовища.

Из оскаленной пасти монстра торчали широкие и длинные – сантиметров десять-двенадцать – молочно-белые клыки, уши неизвестного животного были заострёнными и немного напоминали волчьи, только очень большие, вместе с тем в морде чудища угадывалось и нечто обезьянье.

«Помесь гигантского волка и клыкастого орангутанга!», – подсказал невозмутимый внутренний голос. – «Только эти большие, светло-голубые глаза слегка выбиваются из общего образа…».

– У этого гада очень широкие и покатые плечи, а также непропорционально-длинные передние лапы, – пояснил Йохансен. – Живучая попалась сволочь, можно обзавидоваться! Мои-то ребята сразу – как завидели чудище – стали разбегаться кто куда. Но я-то ему всадил в грудь из двух пистолетов?! А этой твари хоть бы что, прёт себе вперёд, зараза, и прёт! Двух моих бойцов подмял и разорвал, ублюдок…. Я тогда ручную гранату – с зажженным шнуром – под него и катнул. Этот дурачок огоньком заинтересовался, уставился – внимательно так…. Оно и рвануло…. Смотрю, подействовала моя граната, кончается монстр, хрипит, бьётся в агонии. Для окончательной правки я метнул и вторую ручную бомбу. Вот и вся история, собственно…. Голову у чудища я отрезал, чтобы в лагерь отнести и показать – разным трусам. А то знаю я людскую породу: начнут сомневаться, мол, это я выдумал всё, чтобы бесстрашного героя корчить из себя…. Кстати, господин командор, у Светлейшей княгини Александры – на борту фрегата «Александр» – имеются запасы спирта, которые она держит под замком и никому не даёт ни капли. Может, поговорите с супругой? Я эту голову заспиртовал бы в маленьком бочонке, раз под рукой нет подходящей стеклянной тары. А потом, когда уже вернёмся в Европу, продал бы эту редкость – за очень большие деньги – какому-нибудь богатому и любопытному чудаку…. Посодействуйте, а? Вам княгиня не откажет…

Вскоре на полянке собрались и все остальные члены отряда, обступили тушу убитого зверя (реликтового чудовища?), восхищённо и чуть испуганно зацокали языками, живо обмениваясь между собой впечатлениями.

– Ньянг! – хладнокровно объявила Айна, осторожно трогая клыки монстра.

Егор подозвал к себе Ухова-Безухова и попросил:

– Иван, поспрашивай-ка у своей красавицы-жены – насчёт этих ньянгов. Ну, какого они роста, про их повадки, численность, рацион питания, про прочее всякое…

Ванька и Айна отошли в сторонку и вступили в диалог, больше напоминавший классическую пантомиму, так как разных жестов и ужимок в нём было гораздо больше, чем слов. Но, судя по всему, с взаимопониманием у супругов Уховых никаких проблем не было, и уже минут через семь-восемь Иван докладывал:

– Ростом взрослые ньянги бывают с очень высокого человека, то есть – на полголовы выше меня. Но при этом очень широкоплечие и сильные. Питаются они всем подряд: любят мясную пищу, но орехами, ягодами, да и съедобными кореньями не брезгуют. На человека ньянги нападают только вблизи своего логова, где находится детёныш. Если взрослый ньянг вступит в схватку с взрослым же медведем-гризли, то совершенно неизвестно, кто из них победит: шансы у соперников будут примерно равны. Ньянги на Аляске встречаются редко, их в десятки раз меньше, чем тех же гризли. Мясо у этих монстров совсем невкусное. Айна пробовала один раз, говорит, что гадость страшная. Зимой ньянги впадают в спячку….

Они добрались до океанского побережья уже на ярко-малиновом закате, поэтому Егором было принято мудрое решение – перенести праздничные мероприятия на следующий день.

Ещё через пятнадцать минут в лагере появились индейские воины. Вежливо покивав черноволосыми головами, молодые атабаски молча и слаженно занялись – на указанных им местах – установкой вигвамов.

– Александр Данилович! – обратился Ухов. – Айна говорит, что у атабасков имеются приручённые волки. Если этих волков спарить с нашими лохматыми собаками, то можно получить очень интересное потомство…

– Хорошо, Ваня, разберёмся потом, – устало отмахнулся Егор. – Извини, но я пойду в палатку, спать очень хочется, устал что-то. Это ты у нас молоденький и выносливый, а я свой сороковник уже года два как разменял…

С самого утра на «Александр» и «Орёл» была отправлена шлюпка с приглашением – для всех желающих, кроме судовых вахт – прибыть на берег. Да и всё хмельное хранилось на кораблях. А какой может быть праздник – без глотка-другого русской духовитой медовухи или ямайского забористого рома?

Уже ближе к обеду на берег бухты высадился большой, шумный и весёлый десант, состоящий из всех пассажиров и половинок команд фрегатов. Санька, крепко ухватившись за руку Егора, ловко выпрыгнула из шлюпки на прибрежные камни, звонко чмокнула мужа в щёку, тщательно выбритую по поводу праздника, и возбуждённо зашептала, изнывая от любопытства и неотрывно всматриваясь в сторону семи высоких индейских вигвамов, расположившихся чуть в стороне от светло-бежевых русских палаток:

– Саша, что случилось? Мы не воюем с атабасками? Заключён вечный мир? Они вернули нашего Ухова-Безухова?

– Нет, не воюем! – улыбнулся Егор. – Более того, атабаски теперь наши друзья и союзники, и даже – не побоюсь этого громкого термина – родственники. Видишь ли, душа моя, индейцы вернули нам Ивана, только – ни одного….

– Как это, дорогой? – непонимающе взметнула вверх густые собольи брови Сашенция. – Теперь у нас несколько Ванек, что ли?

– В том смысле, что вернули – вместе с молодой женой….

– Подполковник Ухов, убеждённый и записной холостяк, женился? – присоединилась к подруге Гертруда Лаудруп. – Не может быть такого! Ты, Данилыч, просто-напросто издеваешься над нами, доверчивыми дурочками…. Честью клянёшься? Это, конечно же, в корне меняет дело…. Тогда надо срочно познакомиться с удачливой индейской красавицей, взявшую коротким, но решительным штурмом такую неприступную крепость…. Кстати, почему высоких туземных шалашей – целых семь штук? Может, подполковник успел жениться на семи индианках сразу? Так сказать, «огаремился» – в срочном порядке?

Узнав, что в самом высоком и солидном вигваме поселились молодожёны, а в остальных шести строениях обитает три десятка индейских воинов, Санька совершенно предсказуемо нахмурилась, и Егор, не дожидаясь строгих вопросов, поспешил объясниться:

– Я, моё сердечко, уже побывал в этих милых индейских домиках. Там всё чисто и благопристойно: никакой антисанитарии, блохи, вши и прочие вредные насекомые отсутствуют. И, вообще, атабаски очень чистоплотны, и прямо-таки обожают умываться – три-четыре раза на дню…

– Хорошо, если так! – недоверчиво прищурилась Сашенция, слегка помешанная на чистоте, и тут же пообещала: – Я потом эти твои сладкие басни, господин командор, проверю! Если всё наврал, то обижусь смертельно и разговаривать не буду!

«Надо её обязательно отвлечь – от греха подальше», – тут же посоветовал внутренний голос, совершенно справедливо опасающийся Санькиного крутого нрава. – «Делом каким-нибудь интересным загрузить, чтобы наша Александра Ивановна прочно позабыла про вигвамы…».

При знакомстве с дамами Айна сперва немного смущалась, с нескрываемым восторгом посматривая на Санькину толстую и длинную платиновую косу, переброшенную на грудь (то есть – с гордостью выставленную на всеобщее обозрение), и только робко улыбалась. Но потом, когда женская компания отошла в сторонку, индианка очень быстро пришла в себя и принялась непринуждённо общаться с новыми знакомыми.

Вернее, полноценным общением это можно было назвать с большой натяжкой: барышни обменивались только одиночными русскими словами и короткими фразами, но при этом бодро размахивали руками, и даже по очереди принимались рисовать берёзовыми прутиками на песке разные заковыристые рисунки. Как бы там не было, но от этого процесса, похоже, вся троица получала немалое удовольствие.

Ещё через некоторое время к дамскому коллективу присоединились Катенька, Петька и Шурик Меньшиковы, Лиза Бровкина и Томас Лаудруп. После этого разговор превратился в один сплошной весёлый и бессмысленный гвалт.

– Тётя Айна такая смешная! – громко заявила Лиза Бровкина. – Она мне очень нравится!

– Правильную и красивую жену отыскал себе дядя Безухов! – поддержал её Шурик.

«Вот так оно всегда: одни веселятся и бездельничают, а другим в это время приходиться заниматься неотложными делами!», – возмутился ворчливый внутренний голос. – «Видимо, братец, планида у тебя такая…».

Егор вздохнул и покорно отправился заниматься неотложными и важными делами, поминая про себя недобрым словом эту неизвестную и коварную планиду…

Из дубовых досок (ещё стокгольмские запасы!), доставленных с «Александра», хваткие крепостные мужики соорудили длинные столы и широкие скамейки, используя в качестве ножек толстые берёзовые и сосновые чурбаки.

– Доски крепите только короткими гвоздями! – велел Егор. – Чтобы разобрать можно было легко, не причиняя доскам вреда. Мы их потом потащим к Клондайку, будем использовать при строительстве зимних домов.

«Ты, братец, становишься махровым демократом!», – противно захихикал приставучий внутренний голос. – «Светлейшие князья садятся за один стол с простыми солдатами, и даже – страшно подумать – с подлым крестьянским быдлом?! Неслыханное дело, неслыханное! Интересно, а как наша прекрасная и гордая Александра Ивановна отнесётся к такому повороту? Она же, наверное, уже позабыла, что и сама когда-то ходила в лыковых лаптях…».

А вот угощенья изобилием не отличались: на гарнир – вьетнамский рис, в качестве холодной закуски фигурировала слегка пованивающая аргентинская солонина, горячее – всевозможные рыбные блюда, приготовленные из трески и лососей, наловленных на рассвете всё теми же трудолюбивыми крепостными.

Неожиданная помощь пришла со стороны атабасков. Молодые черноволосые воины, одетые в замшевые штаны и длинные рубахи, молча доставили к кухонным столам тушу только что убитой молодой лосихи, несколько связок серых куропаток, куски какого-то тёмного мяса – с очень сильным и приятным «копчёным» запахом, а также большую ивовую корзину со слегка недоспелой лесной малиной.

– Тёмное мясо – это копчёная бобрятина! – громко сглатывая слюну, пояснил Ванька Ухов. – Вкуснятина неземная, я уже пробовал – на собственной свадьбе. Александр Данилович, будем разделывать лосиху?

– Разделаем, конечно, – согласился Егор, пробуя остроту охотничьего ножа о ноготь большого пальца. – Кстати, Ваня, мы совсем забыли о молодых индейцах. Придётся срочно удлинять столы….

– Александр Данилович, не беспокойтесь! – попросил Ухов. – Воины прямо сейчас сворачивают свои вигвамы и уходят за Чилкутский перевал, к длинной цепочке озёрам. Дойдут до самого последнего озера, из которого вытекает река Юкон. Кстати, атабаски эту большую реку называют – Юхоо…. Так вот, индейцы встанут там лагерем, будут охотиться на лосей, оленей и бобров, заготовлять мясо впрок, ловить рыбу …. Только у атабасков очень плохо с солью. Дадим им с собой три-четыре бочонка из наших запасов? Ещё они там построят пару дельных коптилен…

– Постой, постой, – перебил Егор говорливого Ваньку. – Я что-то не понял: они припасы будут заготовлять для себя, или для нас?

– И для себя, и для нас. Мы же скоро пойдём вниз по Юкону? В смысле – я-то пойду?

– Конечно же!

– Значит и Айна пойдёт со мной! Следовательно, и эти воины-слуги. Вот, пусть сейчас и занимаются созданием зимнего запаса продовольствия….

– Кстати, подполковник, а могут твои воины захватить с собой не шесть, а, скажем, десять вигвамов? Думаю, что на Клондайке эти сооружения и нам могут пригодиться по поздней осени. Они, как мне кажется, теплей и удобней наших армейских палаток.

– Хорошо, Александр Данилович, я поговорю с Айной.

Пока остальные суетились вокруг праздничных столов, хозяйственный Николай Ухов – с помощью привлечённых крепостных мужиков – водрузил на каменистом мысу высокую деревянную мачту. Так что ещё до начала праздника над лагерем гордо реял флаг князей Меньшиковых (или, уже просто всеобщий флаг экспедиции, выражающий, так сказать, её дух и букву?) – чёрная златоглазая кошка на фоне нежной утренней зари.

Наконец, все расселись за праздничными столами. Причём Сашенция никаких признаков неудовольствия – от соседства с грубыми простолюдинами – не выразила и даже ни разу не поморщилась, что Егора откровенно обрадовало.

«Что ж, молодец наша Александра Ивановна!», – с лёгкими нотками удивления одобрил строгий внутренний голос. – «Излишняя спесь – это как перебор со жгучими специями в мясном блюде. И вкус мяса пропадает, да и во рту всё горит нестерпимо …».

Крепостные мужики, впрочем, также не выказывали какого-либо волнения или смущения. Сидели себе спокойненько, о чём-то негромко переговариваясь между собой, и изредка смешливо перемигивались с сидящими напротив них шведскими усатыми гренадёрами.

Первым делом все выпили за достойное завершение долгого и славного плавания по маршруту: Питербурх – Стокгольм – португальский Синиш – бразильские бухточки с крохотными португальскими поселениями – аргентинский Буэнос-Айрес – Магелланов пролив – чилийское побережье – Новая Зеландия – острова Полинезии – Южный Вьетнам – остров Тайвань – русский Охотск – японская Иокогама – полуостров Аляска.

Дружно покричали, мол: – «Виват храбрым мореходам! Слава великим путешественникам!», прочее всякое. Закусили…

Второй тост был за новый город (город, а не какое-нибудь там вшивое поселение!) Александровск и за его основателя – храбрейшего и непревзойдённого Александра Даниловича Меньшикова, Светлейшего князя Ижерского. Это в том смысле, что пошёл государь Пётр Алексеевич – вместе с его идиотским Указом – куда подальше!

Естественно, что после этого выпили и за супругу вышеозначенного Меньшикова – за несравненную и прекрасную Александру Ивановну…

Следующий тост был провозглашён адмиралом Лаудрупом:

– За наших милых молодожёнов! За Ивана и Айну Уховых-Безуховых! Горько!

– Горько! Горько! Горько! – дружно подключились остальные соратники и соратницы.

Снова выпили-закусили, после чего Егор попросил: