Текст книги "Клоуны и Шекспир"

– Н-ничего, – черноволосый, громко сглотнув слюну, торопливо отступил от берега канала метров на десять, после чего обиженно заблажил: – А, вдруг, циркачи всё врут? Знаю я их, бродяг неприкаянных…. Вон стоит их драный фургон. Может, там ведьма и спряталась?

– Проверьте, уважаемые, – добросердечно улыбаясь, любезно предложил Тиль. – Не вопрос. То есть, Бог вам в помощь. Прошу.

– И проверим. На всякий случай…

Черноволосый и худющий направились к фургончику, а их рыжеватый предводитель остался на месте – стоял в сторонке, картинно опираясь на массивную дубину, и с ярко-выраженным недоверием посматривал на циркачей. То бишь, на всех, включая Иефа и Тита Шнуффия, старательно изображавших из себя молчаливые скульптуры.

– Р-ры! – донеслось от повозки. – Р-ры-ры-ры!

– А-а-а-а! Спасите!

«Фил, он слегка нервный и чуть-чуть пугливый», – мысленно усмехнулся Макаров. – «Терпеть не может, когда возле фургончика появляются – без сопровожденья своих, цирковых – всякие незнакомые личности. То бишь, пугается и, ведомый мудрым звериным инстинктом, незамедлительно переходит в наступление-нападение…. Сейчас, понятное дело, и Иеф подключится. Это у них номер такой цирковой, поставленный старым Яном ван Либеке. Хороший номер. Почтеннейшей публике, по крайней мере, неизменно нравится…».

– И-а-а-а! И-а-а-а! – истошно завопил на всю округу, как и ожидалось, ослик, после чего упал – как подкошенный – на спину, слегка подрыгал ногами-копытами, задранными вверх, и неподвижно замер, искусно притворяясь мёртвым.

– У-у-у! – жалобно завыл Тит Бибул, мол: – «На кого же ты меня оставил, безвременно-почивший друг?», – У-у-у!

Монахи, бежавшие сломя голову со стороны цирковой повозки, в ужасе отшатнулись от «мёртвого» ослиного тела и, издавая нечленораздельные вопли, устремились – через всё те же заросли чертополоха – в сторону Брюгге.

– Что п-происходит? – слегка заикаясь, поинтересовался рыженький премонстрант, не лишённый, очевидно, толики мужественности.

– С нами леопард путешествует, – напустив на физиономию тень вселенской печали, объяснил Даниленко.

– Л-леопард?

– Ага. Такой пятнистый африканский кот. Только очень большой и с острыми зубами…. Вообще-то, он мирный. Только не любит, когда его будят незнакомые люди. Звереет. Впадает в гнев праведный. Рычать начинает. Зубы скалить. Может и с поводка сорваться…. Вот, бедный осёл этого и испугался. Причём, до смерти.

– С-сорваться с поводка?

– Это точно. Сорваться и покусать всех, кто под руку подвернётся. То бишь, под лапы и зубы…

– Пойду я, – заскучал собеседник. – Всех благ, циркачи.

– Как это – пойду? – возмутился Леонид. – Кто разбудил леопарда? Вы и разбудили, богомольные продавцы индульгенций. Фил зарычал? Ещё как. Эхо разлетелось во все стороны. Бедный ослик испугался и помер? Вон лежит, бедняга, задрав вверх копыта…. Короче говоря, с тебя, слуга Божий, три флорина. Типа – плата за погибшее тягловое животное. Так, на мой взгляд, будет по-честному. Индульгенциями, предупреждаю сразу, не берём…. Итак?

– Ладно, уговорили. Вот, кладу монеты на камушек.

Монах развернулся и, отбросив в сторону бесполезную дубину, уныло заковылял вслед за убежавшими товарищами…

Когда рыжеватый премонстрант, расстроено размахивая руками, скрылся из виду, Тиль скомандовал:

– Всё, Иеф, можешь подниматься. Сегодня ты нас славно повеселил. Даже три флорина заработал. Бывает…. Ха-ха-ха!

– Гав-гав-гав! – поддержал хозяина никогда неунывающий Тит Шнуффий, мол: – «Действительно, очень смешно. У тебя, братец Иеф, талант – наконец-таки – прорезался…».

Иеф тут же вскочил на ноги и, радостно потряхивая длинными ушами, принялся увлечённо гоняться, нарезая широкие круги, за нахальным псом.

Из-за прибрежной коряжины раздалось задорное хихиканье.

Лёнька, почему-то засмущавшись, промолчал.

А Даниленко, многозначительно усмехнувшись, предложил:

– Вылезай, нежданная беглянка. Опасность миновала.

Светловолосая девица поднялась на ноги и, старательно отряхивая платье от прибрежного песка, вежливо поблагодарила:

– Спасибо за помощь. Вы, добрые и забавные господа, спасли меня от верной смерти.

– Забавные, говоришь? Нет-нет, милочка, никаких обид…. Действительно, забавные. Глупо, ей-ей, скрывать…. Что было бы, если сердитые монахи поймали бы тебя?

– Бросили бы в воду с обрывистого берега, проверяя мою истинную природную сущность. А я, стыдно признаться, плавать не умею. Потонула бы…. Могли, впрочем, и по-другому поступить. То есть, взяли бы – много-много раз – меня насильно, а потом придушили бы да и закопали в ближайшем овраге. Про премонстрантов рассказывают много гадкого, а вокруг, как назло, было безлюдно…

– С чего, собственно, монахи решили, что ты – ведьма? – продолжил расспросы Тиль. – Не на ровном же месте?

– Нет, не на ровном, – девушка, перестав отряхиваться, подняла голову и робко улыбнулась. – Во-первых, особа женского пола, в одиночестве проводящая ночь у костра, уже вызывает жгучие подозрения. Мол: – «Не колдовством ли она, странная, здесь занимается?». Верно, ведь?

– Не знаю, честное слово. А, что – «во-вторых»?

– Монахи сразу поняли, что я гадала.

– Что из того? Гадала и гадала. Дело житейское.

– У нас во Фландрии принято считать, что гаданьем занимаются только подлые языческие еретички. Ну, и ведьмы, конечно же…. На песчаном холмике была укреплена деревянная кукла, изображавшая Святую Екатерину Александрийскую. Рядом стояла плоская серебряная чаша, до краёв наполненная свежей золой. Цветочных венков было много – и на берегу, и в водах канала. Вот, монахи и завопили, как резаные, мол: – «Гадалка! Ведьма! Колдунья! Держи её!».

– А, чему…э-э-э, было посвящено гаданье? – неуверенным голосом спросил Макаров.

– Извечной девичьей проблеме, – опустив глаза долу, вконец засмущалась незнакомка. – Мол: – «Выйду в этом году замуж? Или же нет? Выйду? Тогда и имя суженого хотелось бы узнать…». Ерунда, конечно. Дурь и детство голоштанное, как говорит моя матушка.

– Ничего и не дурь. Я тоже верю во всякие народные приметы, предания и поверья…. Кстати, про упомянутую Екатерину. Кто она такая?

– Святая Екатерина Александрийская – верная покровительница незамужних женщин, вдов и…м-м-м, и непорочных девиц…

Вредный Даниленко тут же принялся нагло и ехидно подмигивать Леониду, мол: – «Непорочная девица! Редкий продукт по здешним непростым Временам. Смотри, Лёньчик, не упусти своего счастья…».

Вволю намигавшись, он резюмировал:

– Понятное и насквозь знакомое дело. Просто встретились – совершенно случайно, на травянистом берегу фламандского канала – поклонник и поклонница устного народного творчества. Бывает, конечно…. Извини, деточка, за нескромный вопрос. Но, пардон, чем завершилось гаданье? Выйдешь ли ты замуж в этом году?

– Да, выйду.

– А, за кого конкретно? Уже известно имя этого счастливца?

– Нет, к сожалению. И лица – в венках, плавающих по ночной воде – рассмотреть не удалось. Только пепел в серебряной чаше подсказал: – «Твой жених где-то близко. Совсем рядом…».

– Я здесь, честное и благородное слово, не причём, – обманчиво-серьёзным голосом заверил Тиль. – Так как уже обручён с прекрасной рыжеволосой норвежской красавицей. Кто ещё из присутствующих здесь господ может претендовать на роль счастливого жениха? Франк ван Либеке, беззаботно дрыхнущий в фургоне? Нет, не годится, ещё слишком молод. Иеф, Фил и Тит Бибул Шнуффий? Они, конечно, полноценные самцы. Но, вместе с тем, животные, не пригодные для церковного венчания по всем католическим правилам…. Следовательно, что? Остаётся только один подходящий и, безусловно, безупречный кандидат. А именно, мой закадычный друг Ламме Гудзак, – беспардонно ткнул указательным пальцем в Макарова. – Мужчина взрослый и достойный во всех отношениях. Главное, что – на данный конкретный момент – абсолютно холостой.

– Ламме Гудзак? – поднеся к карминным губам сложенные вместе ладошки, тихонько и восторженно охнула светленькая девчушка. – Тот самый, про которого рассказывают…э-э-э…

– Глупые байки и пошлые анекдоты, – печально вздохнув, завершил фразу Лёнька. – Да, это я и есть. Глупо скрывать…. Данный же длинноногий балабол, не умеющий толком шутить и острить, зовётся – «Тиль Уленшпигель». То есть, является, если смотреть правде в глаза, ходячей и живой легендой.

– Это правда?

– Чистейшая, – надувшись гордым мыльным пузырём, заверил тщеславный Даниленко. – Чтоб мне только безалкогольное пиво употреблять…. А с кем мы имеем честь – трепать языками? Если, конечно, не секрет?

– Не секрет, – покачала льняной головой девушка. – Меня зовут – «Неле». Иногда величают – «Нель». Я дочь угольщика Клааса. Проживаю в городке Дамме.

«Как же тесен Мир», – подумал Макаров. – «Вернее, Миры…».

Глава семнадцатая
Неле, Клаас и Сооткин

– Гм, интересный поворот событий, – протянул Тиль. – Очень даже оригинальный…. А, как, симпатичнейшая Неле, зовут твою уважаемую матушку? И чем она занимается?

– Сооткин, – ответила девушка, и её глаза заметно потеплели. – Чем она занимается? Тем же, что и все остальные женщины нашего Дамме. Женщины из небогатых семей, я имею в виду…. Работаёт по дому. Стирает. Готовит еду. Полы моет. Пыль протирает. Ухаживает за скотиной и птицей. Ткёт полотно. Шьёт и штопает одежду. Возится с огородом и маленьким садом. Пашню поднимает вместе с отцом. Ну, и другое всякое. Я ей, конечно, помогаю – в меру сил.

– Понятное дело…. Есть ли у тебя братья и сёстры?

– Нет. Лет десять назад родился братик. Но почти сразу и умер. Ему даже имени дать не успели.

– Ну-ну. А, вот, соседи…. Не проживает ли рядом с вашим домом женщина по имени – «Катлина»? Она ещё всякие полевые травы и цветы сушит?

– Не знаю такой. Извините. Может, раньше жила, а потом переехала в другой город? Так частенько бывает…. Это ваша давняя знакомая?

– Можно и так сказать, – неопределённо передёрнул плечами Даниленко, после чего, задумчиво почесав в затылке, подытожил: – Получается, что в художественных произведениях далеко не всё является авторским вымыслом. Да, главные Герои, как правило, являются «собирательными образами». А второстепенные, зачастую, оказываются самыми «настоящими». Диалектика, блин горелый.

– О чём это вы, господин Уленшпигель? – забеспокоилась Неле. – Говорите как-то непонятно…

– Да, так. Не обращай внимания. Просто немного философствую…. Ещё одно. Перестань «выкать» и называть меня «господином». Только – «Тиль» и, пожалуйста, на «ты». Договорились?

– Хорошо, договорились…. Ой, кошечка!

На полянке появился заспанный Франк ван Либеке, ведший на длинном поводке Фила.

– Р-ры! – заметив незнакомую девицу, отметился леопард.

Именно, что отметился. То бишь, рыкнул безо всякой злобы, сугубо для пущего самоутверждения.

Тем не менее, Леонид счёл нужным сделать строгое внушение:

– Не смей больше, Фил, рычать на эту милую девушку! Она – наш друг. То есть, подруга…. Всё, надеюсь, понял?

– Мяу, – не стал спорить покладистый леопард, мол: – «Как скажешь, уважаемый дядя Гудзак. Тебе, ясный пятнистый хвост, виднее…».

– Что, собственно, у вас здесь происходит? – сладко зевнув, поинтересовался парнишка. – Крики всякие. Фил грозно рычит. Какие-то широкоплечие монахи, сломя голову, бегают по полям…. Девчонка откуда-то появилась. Кто она такая?

– Невеста нашего Ламме, – заговорщицки подмигнув, известил Тиль. – Любовь-морковь до гроба. Это, ребятки, понимать надо.

Макаров только смущённо хмыкнул пару раз. Да и Неле – по неизвестной причине – промолчала…

Даниленко, тем временем, вывалил из мешка на траву пойманную рыбу и объявил:

– Не желаю уродоваться в одиночку! Это, братцы, не по-умному. Предлагаю всем собравшимся – внести посильную лепту. Чешую можно пока не трогать, потом разберёмся. А, вот, выпотрошить рыбин надо обязательно, чтобы не стухли. Денёк-то обещает быть жарким.

– Ничего себе! – удивлённо воскликнул Франк. – Добытчики, однако…. А, зачем нам, спрашивается, столько рыбы? Многовато будет. Всю не съедим. Засолить? Так, соль заканчивается. Половина вашего улова, наверняка, сгниёт.

– Не сгниёт, – заверил Лёнька. – Мы рыбёху презентуем. В качестве платы за постой, – внимательно посмотрел на девушку. – Ведь, твои родители разрешат нам поставить фургончик рядом с вашим домом? Ненадолго, только на несколько дней?

– Ой, какая же я бестолковая! – огорчилась Неле. – Забыла обо всём на Свете, заболталась. Мне же нельзя возвращаться в Дамме. По крайней мере, несколько недель…. Что теперь делать?

– Почему – нельзя возвращаться?

– Ну, как же…. Эти премонстранты, конечно, пришлые. Появились в нашем городке совсем недавно. Сколько пробудут? Трудно сказать. Может, с неделю. Может, и полный месяц. Пока все индульгенции не распродадут. Моего имени они, скорее всего, не знают. Но лицо, наверняка, хорошо запомнили…. Увидят меня в Дамме. Что тогда будет?

– Да, что будет? – заинтересовался Даниленко.

– Ничего хорошего. Схватят и начнут вопить. Мол: – «Ведьма! Мы её загнали в канал. По воде пошли пузыри. Подумали, что девица утонула. Оказывается, всё же, выплыла…. Точно, ведьма!». А после этого поволокут на жаркий костёр. Не хотелось бы, честно говоря.

– А я сразу настраивался – прикончить эту монашескую троицу, – принялся ворчать Макаров. – Чисто на всякий случай. Чтобы окружающий воздух был чище. Так, нет же. Некоторые белобрысые длинноносые типы, строящие из себя высокое начальство, принялись многозначительно покашливать…

– Нам, мой друг Ламме, нельзя рисковать, – поморщился Тиль. – Кто-то мог знать, куда пошли означенные монахи. Организовали бы поиски. Могли обнаружиться случайные свидетели.

– Какие ещё свидетели?

– Обыкновенные. Вон, вдоль противоположного берега, лошадки волокут баржу. Теперь обернись. Что видишь?

– Пастух гонит стадо коров на выпас.

– Вот, я и говорю, мол, случайные свидетели.…Нельзя нам, братишка, рисковать. Спалимся на ерунде свинячьей. Заметут. А, кто за нас дело сладит? Молчишь?

– Куда же мне теперь деваться? – загрустила Неле. – Родственники? Имеются, конечно. Только живут далеко. За Льежем. Считай, неделя пути. По дороге одинокую и беззащитную девушку кто угодно может обидеть. Желающих – без счёта. Да и отец с матушкой…. Что они решат-подумают? Скорее всего, только самое плохое и чёрное. А у мамы, и без того, сердце болит по ночам. Просыпается утром, а лицо – белее свежей льняной простыни…. Как быть?

– И-а? – беспомощно продублировал Иеф, мол: – «Безвыходная ситуация. Всё плохо, мрачно и безысходно…».

– Гав! – не согласился с осликом оптимистично-настроенный Тит Шнуффий. – Гав! Гав!

– Правильно, друг рыженький, всё понимаешь, – поддержал пса Даниленко. – Никогда не надо отчаиваться. Ни раньше времени, ни, вообще…. Из любой, даже самой пиковой ситуации можно найти достойный выход. Причём, всегда и везде…. Франк, у тебя найдётся запасной комплект одежды? Вторая пара башмаков?

– Не отдам! С чего бы это, вдруг? – возмутился понятливый парнишка. – В том плане, что за бесплатно…. Я похож на простака?

– Похож, понимаешь, не похож…. Есть запасной комплект?

– Найдём. Не вопрос – как вы с дядей Ламме любите говорить.

– Три флорина устроят?

– Так отдам. Без денег. За кого вы меня принимаете?

– За честного и нормального пацана, – заверил Тиль. – Тем не менее, денежки-то возьми. Лишними не будут. Накупишь в Дамме себе всяких обновок. И одёжек, и обувок.

– Где взять-то?

– Вон, на камушке лежат. Типа – монетки. Это Иеф заработал сегодня. Не забудь с ним поделиться. Например, купи сочной морковки. Ну, и про Шнуффия с Филом, понятное дело, не забудь. Иначе, в гости не ходи, обидятся и, сговорившись, загрызут бедного осла. Шутка, ясные морские угри…. Ладно, тащи, брат ван Либеке, пацанскую обувь-одежду. Да и мой кожаный дорожный баул прихвати.

– А, как же с рыбой? Когда будем её потрошить?

– Потом. Задачи и проблемы надо решать последовательно, одну за другой. По мере их важности. В строгом порядке.

– Что вы задумали? – насторожилась девушка.

– Ты. Мы же договаривались.

– Хорошо. Что ты задумал?

– Ничего особенного. Побудешь некоторое время мальчиком. То бишь, юношей из бродячей цирковой труппы. В моём бауле имеются дельные ножницы. Сейчас, на скорую руку, сварганим тебе новую причёску…

– Не дам – обрезать волосы! Ни за что.

– Вот же, засада, – огорчился Даниленко. – Уговаривай её теперь…. Гудзак, дружок закадычный. Поговори-ка со своей сердечной зазнобой. Будь так ласков.

– Иди ты в ж…, в жопеньку, – помня о присутствии молоденькой барышни, смягчил фразу Леонид.

– Поговори. Не капризничай.

– Кхы-кхы. Э-э-э…. Неле.

– Что?

– Надо срезать волосы. Уленшпигель прав.

– Хорошо, Ламме. Как скажешь. Надо, так надо.

– Вот, и ладушки, – обрадовался Тиль. – Из послушных девочек, как правило, получаются отличные жёны. Повезло некоторым лысоватым пузанам…. Эй, Франк! Где тебя черти носят?

– Уже иду…

Стрижка заняла минут десять-двенадцать.

– Готово! – громко щёлкая ножницами, объявил Даниленко. – Принимайте работу, господа и дамы!

– Ну, как? – испуганно глядя на Лёньку, спросила Неле.

– Ты и до этого была красавицей, – успокоил Макаров. – А сейчас стала ещё…м-м-м, симпатичней и пикантней.

– Спасибо, Ламме. Хотя, значение последнего слова мне не ведомо. Извини…

– Ладно, голубки белокрылые, прекращайте болтать, – понимающе улыбнувшись, велел Тиль. – Успеете ещё поворковать…. Хватай, юная фламандка, этот узел с одеждой-обувью, следуй вон в те кусты и переодевайся.

Вернувшись (уже в новом обличье), на поляну, Неле, заметно смущаясь, спросила – с кокетливыми нотками в голосе:

– Ну, похожа я на мальчика?

– Не очень, – признался Леонид.

– Почему?

– Э-э-э…

– Сиськи выпирают из-под робы, – бухнул нетактичный Франк. – А, как известно, у мальчишек ничего подобного не наблюдается.

– Я, честное слово, не виновата, – покраснела до корней волос девушка. – Что же теперь делать?

– Не волнуйтесь, ребятки, – лукаво усмехнулся Даниленко. – Добрый дядюшка Уленшпигель уже спешит к вам на помощь. Пожертвую, так и быть, свою праздничную широкую рубаху. Придётся, конечно, немного укоротить по длине. Рукава? Закатаем. Не вопрос…. А после этого начинаем собираться в дорогу. Франк отлавливает и запрягает лошадь. Все остальные – во главе со мной, бравым – занимаются рыбой. Ну, и прочими бытовыми моментами…

Когда с разделкой рыбы было покончено, Лёнька галантно проводил Неле к месту ночного гаданья.

– Ничего нет, – огорчилась девушка. – Ни куклы, ни серебряной чаши, ни венков. Наверное, монахи всё затоптали. Или же выбросили в канал. Жалко…. Ладно, возвращаемся.

Вскоре походная колонна тронулась к Дамме.

Возглавляла её меланхоличная пегая лошадка, влекущая вперёд старенький цирковой фургончик. Иеф и Тит Бибул старательно изображали из себя матёрых разведчиков. То бишь, беспорядочно шастали туда-сюда, нарезая круги, овалы и разнообразные спирали.

Замыкающими следовали, болтая на самые разные темы, Макаров и Неле. Вернее, говорил в основном Лёнька, а девушка, будучи от природы молчаливой, только старательно отвечала на вопросы и скупо рассказывала о повседневной жизни сонного провинциального Дамме.

– Спой песенку, – попросил Леонид. – У тебя очень хорошо получается.

– Какую?

– Ну, не знаю. Например, о любви.

– Хорошо. Как скажешь. Слушай…

 
Сакура где-то в предгорьях росла,
Над тихой – горной – рекой.
Она по поздней весне цвела,
Громкий – нынче – прибой.
 
 
Она – цвела. Восхищались все.
Шелест – лент – на ветру.
Ночью цвела – поклоняясь Звезде.
Тихо цвела – поутру.
 
 
Знойно лето пришло потом.
Жажда – сильный магнит.
Ливни ударили. Снова – потоп.
Осень листвой шелестит.
 
 
За осенью – тихо – входит зима.
Льды сковали прибой.
Тихо и нежно поёт пурга,
Где-то рядом с тобой.
 
 
Чахлое деревце на скале,
Заледенело всё.
И уснуло – в седом феврале,
Словно – сердце моё.
 
 
Но говорят – будет весна.
Сакура вновь расцветёт…
Ветер несёт – пустые слова.
Сердце чего-то ждёт.
 
 
Мне не дано – тебя понять.
Тебе – меня – простить.
Только весна умеет – ждать.
Только шарманка – любить…
 
 
Только весна умеет – ждать.
Только шарманка – любить…
 

– Очень хорошая песенка, – одобрил Макаров. – Красивая. Только я кое с чем не согласен. То есть, с одним утверждением.

– С каким?

– Мол: – «Только шарманка умеет любить…». Я, вот, тоже умею.

– Не уж-то? – притворно удивилась девушка, после чего, коротко улыбнувшись, пообещала: – Обязательно проверю…. Ой, отец с матушкой идут нам навстречу! Наверное, меня ищут. Ругаться будут…

Дорога в этом месте делала широкую замысловатую петлю, поэтому встречные пешеходы были как на ладони.

Черноволосый мужчина (лет сорока с небольшим), невысокий, но очень приземистый и плечистый, был одет в мешковатые тёмно-коричневые штаны и светло-серую холщовую робу. На ногах пешехода наличествовали неуклюжие деревянные башмаки, а на голове красовался бесформенный войлочный колпак.

Стройная женщина (визуально моложе супруга на несколько лет), была облачена в простенькое тёмное платье с оборками и рюшечками. Из-под кружевного чепца выбивались светлые прядки волос, а на ноги были обуты низенькие светло-коричневые замшевые сапожки, украшенные аккуратной чёрной бахромой.

«Клаас, судя по всему, является славным весельчаком и записным балагуром», – решил Лёнька. – «Хотя, сейчас выглядит очень озабоченным. И это понятно – дочка, как-никак, пропала…. Сооткин? Женщина, как женщина. Сразу видно, что очень добрая и покладистая. Только усталая. Видимо, приходится много работать…. Какие из Клааса и Сооткин, если что, получатся тесть и тёща? Поживём – увидим. Если, конечно, это самое – «если что» – случится…».

Через несколько минут повозка остановилась.

– Здравствовать вам, бродячие циркачи! – раздался мужской голос. – Хорошей дороги!

– И вам, мирные горожане, доброго дня, – ответил Тиль.

– Не видали ли вы возле канала молоденькую девушку с очень светлыми, почти белыми волосами?

– С ямочками на выпуклых щеках, как у меня? – дополнил звонкий женский голосок. – Это наша дочка.

– Видали, конечно. Даже разговаривали, – ехидно хихикнул невыдержанный Франк ван Либеке. – Она идёт по дороге. Немного отстав от нашего фургончика. Причём, не одна.

– С кем же?

– Похоже, что нашла себе женишка…

– Пошли, пока противный мальчишка не наболтал лишнего, – Неле втиснула свою крохотную ладошку в огромную Лёнькину ладонь. – Давай, обойдём повозку.

– Здрасте, – появляясь из-за фургона, буркнул Макаров. – Хорошая погода сегодня. Тёплая. Но особой жары пока нет.

– Хорошая, – покладисто согласился черноволосый мужчина, лицо которого было покрыто густой сетью морщин и морщинок. – Рад встрече, парни! Не видали ли вы поблизости молоденькую девушку с очень светлыми, почти белыми волосами? У неё ещё ямочки на щеках?

– Подожди Клаас. Помолчи немного, – пристально вглядываясь в спутницу Леонида (вернее – по сценарию – в спутника), попросила женщина, а ещё через две-три секунды спросила: – Нель, почему ты подстригла волосы? Для чего облачилась в мужскую одежду? Что это за бугай, который держит тебя за руку, словно имеет на это полное право?

– Неле? – запоздало прозрел мужчина. – Что происходит?

– Сейчас, уважаемые горожане, я вам всё объясню, – соскакивая с козел на землю, зачастил Даниленко. – Ничего страшного, клянусь августейшим Папой Римским, не происходит. Молодые люди сцепились ладошками? Не стоит заранее переживать. Это они от волнения. Мол, натерпелись всяких и разных страхов. Или там что другое, связанное с ночным девичьим гаданьем…. По поводу новой причёски и прочих элементах классического маскарада. Рассказываю…

И, понятное дело, рассказал – подробно, увлекательно и складно. То есть, как и всегда. Естественно – для пущей доходчивости – с элементами пантомимы и в лицах. Не забыв и о знаковом предсказании серебряной чаши с пеплом.

Иеф и Тит Шнуффий тоже приняли активное участие в этом красочном спектакле. То бишь, увлечённо бегали, прыгали и строили уморительные рожицы.

Только Франк ван Либеке изображал из себя капризного зрителя-пессимиста – беспрестанно морщился, кривился и изредка сплёвывал в сторону.

«Ему, скорее всего, Неле тоже приглянулась», – предположил Лёнька. – «Влюбился, понимаешь, с первого взгляда, причём, со всем юношеским сердечным пылом. А теперь слегка ревнует. Бывает, ясные венецианские зеркала…».

Наконец, повествование завершилось.

– Премонстранты – сволочи известные, – зло скрипнул зубами Клаас. – Ладно, перебедуем. Не впервой. Через недельку отвезу дочку к моему сводному брату Посту, проживающему на маленьком хуторе под Мейборгом. Он человек не бедный, Неле не будет ему в тягость. Поживёт два-три месяца и вернётся домой…. Спасибо вам, славные циркачи, за помощь! Извините, не знаю ваших имён.

– Я – ван Либеке, – с гордостью сообщил Франк. – А эти два клоуна – Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак. Да, те самые…. Надеюсь, не надо объяснять, кто есть кто?

– Не надо, – понятливо улыбнулась Сооткин и, с интересом посматривая на Макарова, подытожила: – Никогда не думала, что моим зятем станет упитанный ягнёнок, до краёв наполненный добротой…

«Всё верно», – мысленно признал Лёнька. – «Ведь, «Ламме», в переводе с фламандского, означает – «ягнёнок». А «Гудзак» – «мешок доброты»…. В принципе, я не против – быть добрым. Но только по отношению к хорошим и правильным людям. А, вот, местные жестокосердные козлы в рясах и митрах? Не, ребята. Извините, но – в данном конкретном случае – доброта отменяется. Не дождётесь…».