Текст книги "Клоуны и Шекспир"

Глава двадцать шестая
Молчаливый

«Голубая гостиная» оказалась вовсе и не голубой, а самой обыкновенной. Высокие белые потолки с изысканной лепниной, наборной паркет, стены, обшитые прямоугольными панелями морёного дуба, массивная средневековая мебель, тусклые венецианские зеркала. Узкие стрельчатые окна не способствовали идеальной освещённости помещения, поэтому в гостиной – на специальных деревянных подставках – наличествовали три зажжённые масляные лампы.

Да и принц (по прозвищу – «Молчаливый»), оказался совсем и не молчаливым. А, наоборот, очень даже разговорчивым.

«Своё нестандартное прозвище Вильгельм Оранский получил, надо думать, за особую манеру вести беседу», – решил Лёнька. – «Говорит сугубо короткими и рваными фразами. Причём, с разноразмерными паузами. То с короткими, то с длинными…. Вообще-то, судя по всему, дяденька он положительный. То бишь, вполне разумный, вменяемый и адекватный. Немного, разве что, манерный. Так, ведь, принц крови. Мать его…. А на меня, морда усатая, почти и не сморит. Всё с Сёрёгой общаются. Горячо обсуждают всякие исторические и географические перипетии, связанные с суверенным французским княжеством – «Оранж»…. Не, так не пойдёт. Разве можно относиться к честному человеку – как к пустому месту? Несогласный я на такое невежливое обращенье…».

Макаров помялся-помялся, да и спросил у принца напрямик, мол: – «Чем заслужил такое непочтительное отношение? Когда, ёлочки зелёные, успел оттоптать любимый мозоль? А, ваше Высочество?».

– Худой человек, он много думает. Всегда и везде. Думает, – выдержав солидную аристократическую паузу, принялся нравоучительно вещать Молчаливый. – И когда ест – думает. Поэтому у него – плохой аппетит. Он и дальше остаётся худым…. Человек толст? Получается, что у него хороший аппетит. Значит, он мало думает. Это очень плохо. Надо думать. Всегда и везде…. Я ответил на твой вопрос, Гудзак?

– Конечно. Ага. Всё понятно, – засмущался Леонид. – Конечно. Беседуйте, господа. Не смею мешать разговору двух умных людей…

– Ты, Уленшпигель, философ? – резко меняя тему разговора, спросил Вильгельм.

– Есть немного, – сознался Даниленко. – Типа – иногда балуюсь на досуге. Когда выпадает свободная минутка.

– Ответь мне тогда, клоун, на один вопрос. На маленький…. Почему шутам всегда хорошо живётся?

«Ну, вот. Только этого нам и не хватало для полной продуктивности разговора», – мысленно огорчился Макаров. – «Сейчас Серегу понесёт, только держись. В смысле, мама не горюй. Он на заданную тему часами может трепаться, не остановишь…».

Лёнька – и на этот раз – не ошибся. Тиль понесло по полной программе, практически без ограничений.

Он, солидно откашлявшись, принялся безостановочно и вдохновенно излагать: про «звонкий ветер странствий», про «зов далёких стран», про «дороги, которые мы выбираем». А ёщё и про «дороги, которые – зачастую – выбирают нас»…

– Иногда, во время долгих странствий, удаётся встретиться и поболтать со всякими неординарными личностями, – неожиданно став бесконечно-серьёзным и мрачным, сообщил Даниленко. – Например, с Пророками, умеющими «заглядывать» в Будущее.

– В Будущее? – тонкие, явно выщипанные брови Оранского, заинтересованно взметнулись вверх.

– Про кровавое и незавидное Будущее нашей прекрасной и неповторимой Фландрии.

– Даже так? Рассказывай, паяц. Не тяни.

– Хорошо. Перескажу речи Пророка, встреченного мной в норвежском Тромсё, – покладисто улыбнулся Тиль. – Итак, пересказываю…. Пятое апреля следующего года, накануне Пасхи. Брюссель. Мимо собора Святого Михаила и Святой Гудулы торжественно выступают, выстроившись в стройные ряды, фламандские дворяне. Гордость нации. Сколько их? Наверное, человек триста. Может, немногим больше…. Дворяне, оставляя знаменитый собор по правую руку, подходят к уродливому дворцу, где обосновалась герцогиня Пармская, правительница Нидерландов[37]37
  – Правительница (наместница) Нидерландов – Маргарита Пармская, побочная дочь императора Карла Пятого, уроженка Нидерландов, воспитанная при дворе. Однако, она выполняла функции «правительницы» только номинально, фактически подчиняясь кардиналу Гранвелле.


[Закрыть], назначенная на эту высокую должность жестокосердным испанским королём Филиппом Вторым. Впереди колонны следуют граф Людвиг Нассауский, графы Кюлембург и Бредероде, а также кутила Геркулес. По четверо в ряд дворяне – в полной тишине – поднимаются по мраморной лестнице дворца. Входят в парадный зал. Людвиг Нассауский передаёт герцогине челобитную, в которой её просят добиться от короля Филиппа отмены Указов о вероисповедании и об учреждении испанской Великой Инквизиции. В бумаге говорится, что упомянутые Указы вызывают в народе недовольство, которое может вылиться в мятеж и повлечь за собой – в конечном итоге – разор и оскудение всей земли фландрийской. Это ходатайство имеет собственное название-наименование. А именно – «Соглашение». В нём значится следующее…

Даниленко, зажмурив глаза, принялся монотонно излагать текст дворянского «Соглашения».

Минуты две-три принц, слегка приоткрыв усатый рот, внимательно слушал, а потом велел:

– Всё. Достаточно. Хватит.

– Замолчал. Как скажете, ваше Высочество. Воля ваша…

– Ничего не понимаю. Ничего и даже меньше, – Оранский выглядел ошарашенным и потерянным. – «Соглашения» писал я. Лично. Завершил только неделю назад. И никому текст не показывал. Никому, – он поднялся со стула, на негнущихся длинных ногах торопливо подошёл к распахнутому настежь окну и, слегка высунувшись наружу, громко прокричал:

– Стражник! Стражник!

«Вот, похоже, и всё», – затосковал Лёнька. – «Сейчас потащат в тюрягу. Типа – на допрос с пристрастием. Мол: – «Колитесь, суки цирковые! Откуда знаете содержание наиважнейшей государственной тайны? Отвечать, когда спрашивают!». Ну-ну, родимые…. Не знаю, как Серёга, а я сдаваться не намерен. Меня юная и симпатичная невеста дожидается…. Тут имеются два дельных варианта. Первый – пробиваться с боями из города. Второй – взять господина Молчаливого в заложники. Какой из них выбрать? Кто бы, блин горелый, подсказал…».

– Я здесь, ваше Высочество! – отозвался из внутреннего дворика звучный баритон. – Чего изволите? Приказывайте!

– Где ван Тролль?

– На дворцовой кухне, ваше Высочество.

– Приведи его сюда. Под это окно. Быстро.

– Слушаюсь!

Через некоторое время знакомый бас дворецкого, старательно борясь с отдышкой, доложил:

– Прибыл, ваше Высочество…. Приказывайте.

– Меня нет ни для кого. Понял, ван Тролль? Ни для кого.

– Понял, ваше Высочество.

– В восточное крыло дворца никого не впускать. У всех дверей выставить усиленные караулы.

– Выставлю, ваше Высочество.

– Выполнять.

Принц вернулся обратно, непринуждённо уселся на стул и, ехидно поглядывая на Лёньку, поинтересовался:

– Что с тобой, Гудзак? Побледнел. Глаза характерно блестят. Воинственно и насторожённо. Небось, подумал о всяких глупостях? Например, о тюремных застенках?

– Дык, э-э-э…, – замялся Макаров.

– Молчи, толстяк, – поморщился Оранский. – Я же и говорю, мол, много кушать – плохо. Мозги заплывают жиром. В голову лезут сплошные глупости. Вернее, бред. Ладно, проехали, – обернулся к Даниленко и продолжил прерванный разговор: – Итак. Текст «Соглашения» я никому не показывал. Ни единой Душе. Наоборот, запер документ в сейф. Мол, пусть вылежится. До нужного момента…. Откуда, шут гороховый, ты узнал его содержание? Причём, почти слово в слово?

– От Пророка, – пожал плечами Тиль. – От кого же ещё?

– Ладно. Пожалуй, поверю…. Что ещё важного напророчил сей норвежский Пророк?

– Хорошо. Пересказываю…. Герцогиня Пармская берёт в руки предложенный документ, почтительно кланяется фламандским дворянам и торжественно обещает, мол: – «Приложу все усилия. Замолвлю перед королём Филиппом словечко. У самой сердце болит – за народ нашей прекрасной Фландрии. За его судьбу непростую…». Дворяне радуются как дети и кричат: – «Маргарита с нами! Ура!». Наместница почтительно разговаривает с Людвигом Нассауским, Кюлембургом и Бредероде. А здоровяку Геркулесу даже многозначительно и игриво подмигивает. Дворяне, радостно перешёптываясь, уходят…. Через полчаса из ворот дворца Маргариты Пармской появляется конный гонец и устремляется – во весь опор – к морскому побережью. Там его уже ждёт надёжный корабль, отправляющийся в Испанию. В кожаной сумке гонца лежит «Соглашение»…. Через месяц с небольшим из Мадрида приходит ответ. Вернее, наиподробнейшие инструкции Филиппа Второго, предназначенные для верных слуг испанской короны…. В начале лета города и городки Фландрии наводняют странные, несимпатичные и оборванные нищие. Чем они странны? Во-первых, очень молчаливые. Даже друг с другом почти не общаются. Во-вторых, не просят милостыню. Некоторое время оборванцы ведут себя тихо и мирно, словно ожидая чего-то. Наконец, незримая тайная команда поступает. Нищие – организовано и слаженно – врываются в соборы и церкви. Они крушат статуи Святых, рвут в клочья религиозные картины великих мастеров. В этот момент, как назло, возле церквей и храмов нет ни единого стражника. Нищие, разгромив и разграбив церковные покои, убегают. Вернее, исчезают навсегда. Никто их больше не видел…. О случившемся докладывают в Мадрид. Через некоторое время король Филипп издаёт следующий Указ: – «Беспорядки, имевшие место быть в Нидерландах, подорвали устои нашей королевской власти, нанесли оскорбления католическим Святыням, и если мы не накажем бунтовщиков, то это будет являться соблазном для других подвластных нам стран…. Под нынешним злом таится грядущее благо. Мы окончательно покорим Нидерланды и по своему усмотрению преобразуем их государственное устройство, вероисповедание и образ правления…». Короче говоря, Филипп Второй обвиняет во всём фламандское дворянство. Мол, это их слуги, коварно переодевшись бродягами, разбивали статуи, а также рвали и жгли картины…. Дальше всё просто. В Нидерланды вторгается огромная испанская армия, возглавляемая бестрепетным герцогом Альбой. Начинается кровавая бойня. Казни, казни, казни…. Смерть косит людей в богатой и обширной стране, лежащей между Северным морем, графством Эмдем, рекою Эме, Вестфалией, Юлих-Клеве и Льежем, епископством Кельнским и Трирским, Лотарингией и Францией. Смерть косит людей на пространстве в триста сорок миль, в двухстах укрепленных городах, в ста пятидесяти селениях, существующих на правах городов, в деревнях, местечках и на равнинах. А достояние казнённых наследует король…. Одиннадцати тысяч палачей, которых Альба именует солдатами, едва-едва хватает. Из Фландрии бегут художники, её покидают ремесленники, её оставляют торговцы. А наследник всего брошенного имущества – король…. В Брюсселе, на Конном базаре, безжалостно казнят сыновей графа Баттенбурга и прочих знатных персон. Несчастного д'Армантьера распинают на пыточном колесе. Получив тридцать восемь ударов железным прутом по рукам и ногам, он умирает…. Ясным и тёплым июньским днём в Брюсселе, на площади Гран-плас, воздвигают эшафот, обитый угольно-чёрным сукном, а по бокам вкапывают в землю два столба, оснащённые железными остриями. На помосте лежат две чёрные бархатные подушки, а на низеньком столике – серебряное распятье. Появляется плечистый палач в ярко-красном колпаке, сжимающий в ладонях огромную секиру. На эшафот поднимаются, становятся на колени и покорно кладут льняные головы на чёрные подушки благородные Эгмонт[38]38
  – Эгмонт Ламораль, граф, один из наиболее родовитых и богатых нидерландских вельмож, отличился как полководец в войне с Францией.


[Закрыть] и Горн[39]39
  – Горн Филипп де Монморанси, граф, известный нидерландский вельможа.


[Закрыть]. Взмах секирой. Второй взмах. Головы славных мужей скатываются на брусчатку площади. Всюду – алая кровь. Помощники палача подбирают головы казнённых и ловко насаживают их на железные наконечники столбов…

– Подожди, лицедей. Остановись, – спрятав лицо в ладони, попросил Молчаливый. – А, как же я? Что будет со мной?

– Вы, проявив осторожность и благоразумие, останетесь в живых, ваше Высочество. Более того, возглавите – с течением времени – силы фламандского сопротивления.

– А, дальше?

– Дальше будет война. Жестокая и кровопролитная. Она может длиться долгие годы…

– Ты сказал – «может длиться»? Я не ослышался?

– Нет, не ослышались, – подтвердил Даниленко. – Пророк говорил, что Будущее можно «исправить». Если в Настоящем, конечно, действовать правильно. То есть, если совершать в Настоящем нужные поступки.

– У тебя, клоун, есть конкретный план? – встрепенулся Оранский. – Впрочем, подожди. Ничего не говори, – обжёг Лёньку недоверчивым взглядом. – Пойдём. Пройдёмся. Поговорим…

Принц и Тиль удалились.

– Жлоб усатый, – вставая со стула, проворчал Макаров. – Вдолбил себе в упрямую голову всякую хрень и теперь выступает, блин. Мол, все толстые и упитанные люди – тупые. Затейник хренов. Хотя, с другой стороны, принц крови. Имеет полное право – на всякие причуды…. Ладно, прогуляемся немного по аристократическим средневековым апартаментам. Когда ещё доведётся в следующий раз? Стеновые панели морёного дуба. Конечно, очень красивый цвет, тёмно-фиолетовый, местами – аметистовый. А, кто это у нас выползает из межпанельной щели? Кругленький такой, упитанный, тёмно-бурый? Классический средневековый клоп, понятное дело. Форсу много, а с клопами справиться не может. А ещё принц, ёлы-палы смолистые…. Так, низенькая неприметная дверка. Что, интересно, за ней? Открываем. Фу, как в нос дерьмом шибануло. Закрываем. Капризный принц, понимаешь, а приличного ватерклозета придумать не может. Фраер усатый…. Ага, книжный шкаф. Что тут у нас? М-м-м…. Похоже, что только религиозная литература. Похождения и подвиги всяких Святых, не более того. Ну-ну. Мнит себя образованным принцем, а на книжных полках нет ни одного романа о любви…

Минут через сорок-пятьдесят Лёньке окончательно надоело бродить по покоям Молчаливого. Он вернулся в Голубую гостиную и устроился возле открытого окна.

Стоял, молчал, дышал полной грудью свежим фламандским воздухом, думал о всякой всячине, грустил о Неле.

Наконец, появились Оранский и Даниленко – повеселевшие и, явно, довольные друг другом.

– Что же, Уленшпигель. Всё весьма дельно. Весьма, – состроив уважительную гримасу, заявил принц. – Может, у тебя всё и получится. По крайней мере, хочется надеяться на это…. Надо бы выпить. В горле пересохло. Открой-ка, вот, тот шкафчик розового дерева. Выставь на стол бутылку и два…. Бутылку и три бокала. До краёв наливай. Полнее…. Этот благородный напиток доставили из Франции. Презент от дальних родственников…. Гудзак, присоединяйся. Так и быть…. Итак. За что пьём, Уленшпигель?

– За Фландрию, – предложил Тиль.

– Согласен. За Фландрию!

«Очень хороший коньяк», – ставя на столешницу опустевший бокал, мысленно отметил Макаров. – «Даже не ожидал…. А Молчаливый-то – не гусар. В том плане, что меленькими глоточками пьёт. Причём, через силу. Практически давясь. Принц, одно слово…. Кстати, Серёгу он больше не обзывает по-всякому. Типа – «клоун», «шут», «паяц», «лицедей», далее строго по списку. Всё «Уленшпигелем» величает. Причём, с почтительными нотками в голосе. Следовательно, проникся, морда усатая и мнительная. Оно и правильно. Знай наших…».

– Будем прощаться, – вздохнув, известил Молчаливый. – У меня дела. Надо готовиться к вечернему приёму. Дворяне из Зеландии приезжают…. Письмо к Филиппу напишу уже потом. Ван Тролль подойдёт к вам и передаст. Ну, и денег добавит. Пригодятся. Что ещё? Корабль в Испанию отправлю прямо сегодня. По торговым делам. Заодно его команда и слухи будет распространять о вас. То бишь, о театральной труппе «Глобус и клоуны». О труппе, наделавшей фурор во Фландрии. А также в Англии, Италии и Франции…. Всё, удач,…э-э-э. Удач вам, соратники!

Они вышли во внутренний дворик «Дома Короля».

– А мы когда отплываем в Испанию? – спросил Макаров.

– Примерно через недельку.

– Почему не на торговом корабле, о котором говорил Оранский? Надо чего-то прикупить? Собраться без спешки?

– Плевать на шмотки и сборы, – презрительно сплюнул в сторону Тиль. – Просто я привык – всегда и везде – выполнять собственные обещания.

– О чём, пардон, речь?

– Об объявлениях, расклеенных по всему Брюсселю. Там значится, мол: – «Будет дано пять спектаклей»?

– Значится, – подтвердил Лёнька.

– Одно представление мы уже дали. Премьера у Оранского? Не в зачёт. Знать не имеет ничего общего с рядовыми жителями Брюсселя. Следовательно, что?

– Что?

– Следовательно, надо отработать ещё четыре полноценных спектакля, – пояснил Даниленко. – Чтобы ни у кого язык не повернулся сказать-ляпнуть, мол: – «Уленшпигель не держит данного слова…». Вот, когда отработаем, тогда и поплывём. Причём, подняв все паруса…

Глава двадцать седьмая
Испанские зарисовки

Они, успешно отыграв обещанные спектакли, тронулись в путь только через неделю.

Куда – в путь? Для начала, в шумный и работящий Амстердам, к порту которого и были приписаны все морские суда, принадлежавшие принцу Оранскому.

Впереди походной колонны неторопливо и важно гарцевали два всадника, чьи стильные чёрные камзолы были украшены многочисленными узкими оранжевыми вставками. Да и на тёмных широкополых шляпах кавалеристов наличествовали пышные перья страусов, выкрашенные в ярко-оранжевый цвет.

– Личные пажи его Высочества, – любезно пояснил при прощании дворецкий ван Тролль. – Мол, дело-то важное и спешное. А всякая сволочь, узрев личных слуг принца Оранского, не решится останавливать вас для допроса.

– Какая – сволочь? – на всякий случай уточнил Лёнька.

– Всякая и разная. Профосы, бургомистры, инквизиторы…. Вот, письмо в адрес достославного короля Филиппа. А это – кошель с испанскими дукатами. Всё, комедианты, прощаемся. Счастливой вам дороги…

Походная колонна состояла всё из тех же стареньких цирковых фургончиков. Только вместо тощих и неказистых лошадок их уверенно влекли вперёд три молодых и крепких коня, взятых из конюшен Вильгельма Оранского.

– Нравится мне принц. Определённо нравится, – тихонько шевеля вожжами, разглагольствовал Даниленко. – Конкретный такой пацан, сообразительный. Всё понимает правильно, практически с первого тычка. С таким кашу можно сварганить. Причём, с взаимным удовольствием…

В амстердамском порту их ожидал приятный сюрприз – плыть в Испанию предстояло на уже знакомом бриге.

– Здорово, Ванроуд, щёголь хренов! – обрадовался Леонид. – Какая приятная и неожиданная встреча!

– Привет, ребята, – хмуро откликнулся шкипер «Короля». – Хорошо выглядите, собаки цирковые.

– Да ты, никак, нам не рад? – возмутился Тиль. – С чего бы это, вдруг?

– Вам, клоунам весёлым, рад. А, вот, этим повозкам – не очень. Лошадей заведём по сходням на палубу и аккуратно спустим в трюм, там имеются специальные стойла. Ничего хитрого. Обычное дело. Сами же фургоны – сплошная головная боль.

– Думаешь, что они создадут определённые проблемы при переходе до Испании? – предположил Макаров. – Мол, их будет качкой нещадно мотать по палубе? Не бери в голову, волчара морской. Я уже всё-всё продумал. В центральном фургончике имеется мешочек со специальными бронзовыми скобами. Закрепим колёса в лучшем виде. Практически намертво.

– Во-во, закрепит он, – окончательно затосковал Ванроуд. – Сперва закрепит, а по прибытию на место – отдерёт. Всю новую палубу мне изгваздает. В досках конкретные выбоины останутся…. Да и избыточно широки ваши дурацкие фургоны. Во-первых, придётся, расширяя проход, сломать часть фальшборта. Во-вторых, вся палуба будет заставлена – сплошное неудобство для парусных матросов. В-третьих, придётся срочно мастерить новые, более широкие сходни…. Ладно. Придумаем что-нибудь, раз высокородному принцу Оранскому так угодно. Ему, кстати, принадлежат три четвёртых «Короля», а одна четверть – моя…. Пардон, а какой из испанских портов вас, то есть, теперь уже нас, интересует?

– Честно говоря, не знаю, – задумался Даниленко. – Нам, по пути в Мадрид, обязательно надо посетить – с краткосрочным визитом – городок Альба-де-Тормес…

– Тогда пойдём до Бильбао, – повеселев, объявил капитан «Короля». – Нормальный и удобный вариант. Как вам, так и мне.

– Когда пойдём-то?

– Как вы, лицедеи, загрузитесь, так и отчалим. Ветер, слава Господу нашему, нынче попутный. А все товары, предназначенные для испанского рынка, уже загружены в трюм.

– Чем торгуем на этот раз? – полюбопытствовал Лёнька.

– Всё тем же. Различные ткани, одежда, обувь, всякие кузнечные изделия, пушечные ядра, арбалеты, пустые бочки и бочонки, деревянная мебель, господские кареты в разобранном состоянии, прочее.

– А, чем загрузитесь в Бильбао?

– Посмотрим, – беззаботно тряхнул кудряшками стильного огненно-рыжего парика Ванроуд. – Уже на месте определимся. Торговля – штука тонкая, не любящая суеты. В том плане, что сезон на сезон не приходится…. Ну, чего встали, морды ленивые? За работу, ротозеи цирковые! Ветер-то – попутный…

Часа через три с половиной погрузка была успешно завершена – кони помещены в корабельный трюм, походные баулы, сундуки и холщовые узлы доставлены в гостевые каюты, а широкие колёса цирковых фургончиков надёжно прикреплены (прибиты с помощью массивных скоб), к палубе «Короля».

Выстроив членов театральной труппы «Глобус и клоуны» в ряд, Тиль объявил:

– Времени зря не теряем и бездарно вдоль бортов, томно вглядываясь в загадочные морские дали, не расхаживаем. Всем учить роли! Не забыли, надеюсь, что последующие спектакли нам предстоит отыграть на испанском языке? Неустанно совершенствовать выговор! Чтобы ни малейшего акцента не наблюдалось! Ни малейшего…. И вы, Иеф и Тит Бибул, ведите себя прилично и не хулиганьте почём зря. Иначе, родимые, в трюм отправлю, типа – заскучавших коняшек веселить.

– Командир, а можно – вопрос? – изображая примерного школьника, поднял вверх правую руку Франк ван Либеке.

– Задавай, молодое театральное дарование.

– Для чего мы плывём в Испанию? Что мы там позабыли?

– Глупый и никчемный вопрос, – отрезал Даниленко. – Конечно, за славой, разлапистыми орденами и звонкой монетой…. Разойтись! Приступить к занятиям! Смотрите у меня, бродяги цирковые. В легенду, как известно, не попадают за красивые глаза…

Прошло несколько суток.

Ранним погожим утром Макаров и Тиль поднялись на капитанский помост.

– Бискайский залив, – объявил Ванроуд. – Подходим к намеченной точке. Вон он, Бильбао.

– Зелёные и бурые холмы, – непонимающе пробормотал Лёнька. – В устье реки наблюдаются какие-то неказистые и разномастные строения. Неужели, Бильбао такой маленький?

– Это, всего лишь, морской порт, – пояснил Даниленко. – Сам город расположен в двенадцати милях выше по течению реки. Она, кстати, называется – «Нервьон». А за холмами возвышаются знаменитые Кантабрийские горы. Вернее, только их восточная часть. Бильбао же был основан – фиг знает сколько лет тому назад – доном Диего Лопесом Пятым де Аро. Непростым таким парнем…

– Это точно, что не простым, – многозначительно усмехнулся шкипер «Короля». – Бандитом с большой дороги был достославный дон Диего. А ещё насильником, извращенцем, убийцей и жестокосердным пиратом. Торговые корабли, проплывающие по Бискайскому заливу, разграблял и, не ведая жалости, сжигал дотла. А пленников и пленниц продавал марокканским маврам. Гнида жадная и позорная…. Вся же местность, которую мы сейчас обозреваем, называется – «провинция Бискайя». Или же – «Страна Басков». Это, уж, кому как нравится.

Ближе к обеду бриг заякорился в двух-трёх метрах от массивного каменного пирса. Рядом с новёхоньким фрегатом «Герцогиня Анна», приписанным, судя по надписи на борту, к английскому Портсмуту.

– Торговые конкуренты, мать их, – зло скрипнул зубами Ванроуд. – Регулярно и планомерно сбивают цены на мануфактуру. Твари дешёвые. Доиграются когда-нибудь, честное слово. Уроды высокомерные.

С борта «Короля» были сброшены широченные сходни, и уже через полтора часа цирковые фургончики – вместе с запряжёнными конями щедрого принца Вильгельма – оказались на испанской земле.

– Идут, ироды, – поморщился Макаров. – Принесла нелёгкая. Уже и шага сделать нельзя без их высокого соизволения. Блин горелый. Суки навязчивые и приставучие.

– Это точно, – согласился шкипер брига. – И что «шага сделать нельзя». И что «суки». Флоринов пятнадцать, не меньше, придётся отстегнуть. В гости к Папе Римскому по средам не ходи…

– И-а, – недовольно помотал длинными ушами Иеф.

– Гав, – поддержал Тит Шнуффий.

К кораблю приближалась целая процессия. Впереди шагали два рослых стражника с солидными алебардами[40]40
  – Алебарда – древковое холодное оружие с комбинированным наконечником, состоящим из игольчатого (круглого или гранёного), копейного острия и лезвия боевого топора с острым обухом.


[Закрыть] на широких плечах. За солдатами следовали три упитанных монаха в чёрных рясах. А за ними – парочка молодых людей самого что ни наесть чиновничьего вида.

Стражники остановились возле сходен.

– По два флорина за каждую повозку, – плотоядно улыбнулся монах, шедший первым. – Если, конечно, хотите получить подорожную.

– Мы не нуждаемся в вашей дурацкой бумажке, – демонстративно глядя в сторону, высокомерным голосом сообщил Тиль. – Извиняйте, Святые отцы, но ничего вам не обломится. Даже крохотной медной монетки.

– Да, как ты смеешь, дрянь белобрысая? Совсем страх потерял? – дружно загалдели монахи. – Еретик поганый! Голытьба фламандская! На костёр его немедленно…

Стражники, переглянувшись, сняли алебарды с плеч.

– Молчать! – достав из-за пазухи светло-зелёный прямоугольный конверт, рявкнул Даниленко. – Видите, святоши, оранжевую кругляшку? Это, олухи царя небесного, личная печать высокородного Вильгельма Оранского. А в конверте находится письмо, написанное принцем собственноручно и адресованное – лично – его Величеству Филиппу Второму, королю Испании и прочих территорий, подвластных испанской короне…. Вопросы?

– Нет вопросов, – торопливо заверил самый тучный монах, являвшийся, судя по всему, главным. – А вы…э-э-э, уважаемые, кто? Неужели…м-м-м, знаменитая театральная труппа – «Глобус и клоуны»?

– Они самые, – горделиво прищурившись, подтвердил Лёнька, а про себя подумал: – «Оперативно отработали люди Молчаливого, ничего не скажешь. Качественно распустили слухи. То бишь, молву…. Прав Серёга. Вильгельм Оранский – парнишка серьёзный. Далеко, чудак усатый, пойдёт. Если, понятное дело, мы ему поможем…».

– Ага, ага. Всё понятно, – меленько и уважительно закивал круглой головой второй монах. – Как же, наслышаны. Действительно, имеете полное право – права качать…. Куда, если не секрет, вы сейчас направляетесь?

– Хотим, чисто для начала, посетить Альба-де-Тормес, – презрительно посматривая в сторону стражников с алебардами, известил Тиль. – Ведь, как мне доложили при отплытии из Фландрии, почтенный Фернандо Альварес де Толедо сейчас находится именно в этом славном городке?

– Да, это верно. Ходят слухи, что герцог по весне немного приболел, и добрый король Филипп отпустил дона Фернандо домой, на излечение. Мол, родимая вотчина должна вернуть силы, растраченные в воинских походах, и укрепить пошатнувшееся здоровье. Да будет Господь наш милостив – и к королю, и к герцогу…

– Пусть будет – милостив, – лениво зевнув, согласился Лёнька. – Ладно, слуги Божьи, недосуг нам языками трепать. Дела…. Кстати, шкипера нашего не обижайте. Он нам – при встрече – всё расскажет, если что не так. Нажалуемся принцу Оранскому. Или даже самому королю Филиппу. Глазом моргнуть не успеете, как окажетесь на жарком костре…. Прощай, Ванроуд! До скорой встречи! Не скучай без нас.

– Не буду, – пообещал капитан «Короля». – Счастливой дороги, ребятишки! Удачи вам – в делах благородных…

Фургоны – один за другим – уверенно тронулись в путь.

Через полчаса, когда была преодолена примерно половина расстояния, отделявшего порт от города, с правой стороны от дороги обнаружилось непонятное и шумное скопленье народа.

– Человек триста, наверное. Если не все четыреста, – натягивая вожжи, предположил Даниленко. – Тпру! Стой, Буцефал…. Интересно, чем это они занимаются?

– Похоже на спортивные соревнования, – доложил зоркий Леонид. – Средневековые спортивные соревнования, я имею в виду. Люди условно разбиты на три группы. Одни стреляют из луков и арбалетов. Другие метают огромные камни. Третьи, увлеченно вопя на все лады, играют в какую-то игру, смутно напоминающую русскую лапту. Или, например, американский бейсбол. Интересные и странные дела.

– Совершенно ничего странного. Научно-популярные книжки надо читать. Хотя бы иногда…. Это же баски. Занимаются, понимаешь, своими исконно-народными забавами. Нормальная ситуация…. Эй, Франк!

– Ну, чего?

– Не нукай, не запряг. Подай-ка мой дорожный баул…. Спасибо. Премного благодарен.

Тиль открыл кожаный сундучок и, покопавшись в нём с минуту, извлёк несколько листов кремовой бумаги, керамический флакон с чернилами и гусиное перо.

– Решил накропать литературное эссе? – подпустив в голос язвительного елея, поинтересовался Макаров. – Типа – про спортивные забавы средневековых басков?

– Географическую карту буду рисовать. Пойду расспрашивать тутошних аборигенов. Мол: – «Посоветуйте, люди добрые, как бедным комедиантам добраться до городка Альба-де-Тормес? Типа – кратчайшим путём?».

– Нам-то что делать?

– Ждите меня здесь, оглоеды. Я скоро. Сиди себе, Ламме, на облучке и стишки сочиняй…. Иеф и Тит Бибул. Не сметь отходить от фургона! Украдут ещё, не дай Бог, таких писаных симпатяг…

Даниленко, спрыгнув на землю, зашагал прочь от повозки и вскоре смешался с толпой.

Прошло пять минут, десять, пятнадцать.

– Куда же он, морда носатая, подевался? – поднимаясь на ноги, пробормотал Лёнька. – Ага, вижу…. Вот же, клоун хренов! В лапту с местными ребятами играет. Затейник…. Франк!

– Ну, чего?

– Не нукай, не запряг…. Перебирайся, дружок, на козлы и присматривай за конём.

– А ты куда, дядя Ламме?

– Пойду, напомню идейному вождю, что у нас имеются и более важные дела, чем носиться, сломя голову, за тряпичным мячиком…

Но до прямоугольной площадки, где шла весёлая игра, Леонид так и не добрался.

Так как не утерпел и, незаметно для самого себя, присоединился к могучим мужикам, соревновавшимся в метании тяжеленных камней на дальность. И мало того, что принял участие, так ещё и занял почётное второе место, уступив только высоченному баску, посередине лба которого красовалось овальное, коричнево-красное родимое пятно размером с полноценный испанский дукат.

В качестве приза Макарову досталась клетка с охотничьим соколом. На глаза птицы была наложена тугая повязка.

– Добытчик ты у нас, – одобрил подошедший Тиль. – Практически кормилец.

– Может, отказаться? – засомневался Лёнька. – На фига нам сдался этот сокол? Печальный такой. Голову вниз опустил. Дышит тяжело.

– Нельзя отказываться. Баски, они жутко-обидчивые. Забирай клетку, благодари, прощайся и пошли. А несчастную птичку мы обязательно выпустим на свободу. Только потом. Например, завтра. Когда отъедем подальше от города…. Смотри, брат, какую подробную карту мне тутошние пацаны нарисовали. Теперь точно не заблудимся.

Вскоре цирковой караван прибыл в Бильбао.

– Охренительная древность, – восхитился Тиль. – И каменные дома смотрятся солидно. А церкви и католические соборы, вообще, полный и окончательный отпад….